родою умѣренною, то должно переродиться въ дикую жестокость и потерять прежнее достоинство добродѣтели; а скромность и умѣренность, внѣ всякой связи съ мужествомъ и смѣлостію, должны дойти до жалкаго бездѣйствія, безпечности и нерадѣнія. Чтобы въ обществѣ не было ни того, ни другаго, со стороны искусства политическаго требуется много осторожности. И оно предотвратитъ это, если тому и другому роду внушитъ одно и то же понятіе о прекрасномъ, добромъ и честномъ. Въ томъ-то и состоитъ главное его дѣло, чтобы способности, по природѣ несходныя, но хорошія и для добродѣтели пригодныя, съ искусствомъ какъ бы царскаго ткачества, сводить въ одно общимъ согласіемъ понятій, и это согласіе скрѣплять почестями, публичнымъ уваженіемъ, взаимными отношеніями и благоразумнымъ распредѣленіемъ должностей; ибо и правительственныя мѣста должны сохранять тотъ и другой характеръ. И вездѣ, гдѣ требуется одинъ правитель государства, искусство политическое изберетъ его въ лицѣ такого человѣка, въ которомъ соединены кротость и ласковость съ мужествомъ и строгостію. А гдѣ нужно поставить многихъ правителей, тамъ оно велитъ быть тому и другому роду. Вѣдь характеръ начальниковъ тихихъ и умѣренныхъ хотя остороженъ, справедливъ и расположенъ къ сохраненію общественнаго благоденствія, но не долженъ быть лишенъ и нѣкоторой силы и смѣлости, чтобы рѣшенія его были выполняемы; природа же правителей мужественныхъ и стремительныхъ хотя уступаетъ первымъ въ осторожности и справедливости, за то въ дѣйствіяхъ здѣсь больше отваги. И такъ, надобно умѣрять ихъ однихъ другими, чтобы и частная, и публичная жизнь въ обществахъ могла идти хорошо и счастливо. Такъ вотъ что называется настоящимъ ткачествомъ въ дѣлѣ политики: прямымъ сплетеніемъ соединить нравы людей мужественныхъ и разсудительныхъ и чрезъ то произвести великолѣпнѣйшую изъ всѣхъ тканей, чтобы держать ею въ связи всѣхъ рабовъ и свободныхъ (p. 310 B — 311 C).
родою умеренною, то должно переродиться в дикую жестокость и потерять прежнее достоинство добродетели; а скромность и умеренность, вне всякой связи с мужеством и смелостию, должны дойти до жалкого бездействия, беспечности и нерадения. Чтобы в обществе не было ни того, ни другого, со стороны искусства политического требуется много осторожности. И оно предотвратит это, если тому и другому роду внушит одно и то же понятие о прекрасном, добром и честном. В том-то и состоит главное его дело, чтобы способности, по природе несходные, но хорошие и для добродетели пригодные, с искусством как бы царского ткачества, сводить в одно общим согласием понятий, и это согласие скреплять почестями, публичным уважением, взаимными отношениями и благоразумным распределением должностей; ибо и правительственные места должны сохранять тот и другой характер. И везде, где требуется один правитель государства, искусство политическое изберет его в лице такого человека, в котором соединены кротость и ласковость с мужеством и строгостию. А где нужно поставить многих правителей, там оно велит быть тому и другому роду. Ведь характер начальников тихих и умеренных хотя осторожен, справедлив и расположен к сохранению общественного благоденствия, но не должен быть лишен и некоторой силы и смелости, чтобы решения его были выполняемы; природа же правителей мужественных и стремительных хотя уступает первым в осторожности и справедливости, за то в действиях здесь больше отваги. Итак, надобно умерять их одних другими, чтобы и частная, и публичная жизнь в обществах могла идти хорошо и счастливо. Так вот что называется настоящим ткачеством в деле политики: прямым сплетением соединить нравы людей мужественных и рассудительных и чрез то произвести великолепнейшую из всех тканей, чтобы держать ею в связи всех рабов и свободных (p. 310 B — 311 C).
