представленіяхъ нашего ума и ничего не познаемъ иначе, какъ принявъ предметъ познанія въ рядъ умственныхъ нашихъ понятій, то Платонъ признавалъ совершенно невозможнымъ, чтобы, наоборотъ, безъ посредства этого умственнаго акта могло что либо принять какую нибудь форму, законъ, оправданіе, и существовать какъ нѣчто конечное, выражающее собою идеальную сущность. Потому-то и высочайшему существу онъ приписывалъ силу все творить и созидать однимъ мышленіемъ и разумѣніемъ. Но между тѣмъ какъ вещи чувственныя и тѣлесныя силою божественнаго ума получаютъ форму и вступаютъ въ свои права, сами идеи, возникающія предъ умомъ, продолжаютъ существовать отдѣльно, представляя собою истинную сущность.
Это положеніе Платона возбуждало сильныя сомнѣнія и разногласія. Одни подъ именемъ идей хотѣли разумѣть такъ называемыя сущности, а другіе выдавали ихъ за чистыя понятія ума. Но и то и другое мнѣніе, какъ намъ кажется, равно далеки отъ подлинной мысли Платона. Съ одной стороны, намъ уже нечего доказывать, что понятіе сущности, въ смыслѣ бытія болѣе или менѣе матеріальнаго, къ идеямъ Платона вовсе не приложимо; съ другой, нельзя разумѣть подъ идеями и одни понятія, не имѣющія никакой реальности во внѣшнемъ мірѣ. Идеи, по разуму Платона, суть какъ бы виды воспринимаемыхъ умомъ понятій, существующіе совершенно независимо, но близкіе и подобные по своей природѣ уму, потому что познается только подобное подобнымъ. Нынѣшніе философы сказали бы, что идеи — это понятія ума, выражающіяся объективно, это тѣ же помыслы духа, поскольку духъ постигаетъ природу вещей, но созерцаемые какъ объектъ и представляющіеся уму какъ бы извнѣ. Установивъ такое понятіе объ идеяхъ, не трудно согласить съ нимъ и то, что говоритъ объ идеяхъ Платона Аристотель. Намъ понятно, что̀ такое эта ὕλη τοῦ μεγάλου καὶ τοῦ μικροῦ, которую находилъ Ари-
представлениях нашего ума и ничего не познаем иначе, как приняв предмет познания в ряд умственных наших понятий, то Платон признавал совершенно невозможным, чтобы, наоборот, без посредства этого умственного акта могло что-либо принять какую-нибудь форму, закон, оправдание, и существовать как нечто конечное, выражающее собою идеальную сущность. Потому-то и высочайшему существу он приписывал силу всё творить и созидать одним мышлением и разумением. Но между тем как вещи чувственные и телесные силою божественного ума получают форму и вступают в свои права, сами идеи, возникающие пред умом, продолжают существовать отдельно, представляя собою истинную сущность.
Это положение Платона возбуждало сильные сомнения и разногласия. Одни под именем идей хотели разуметь так называемые сущности, а другие выдавали их за чистые понятия ума. Но и то и другое мнение, как нам кажется, равно далеки от подлинной мысли Платона. С одной стороны, нам уже нечего доказывать, что понятие сущности, в смысле бытия более или менее материального, к идеям Платона вовсе не приложимо; с другой, нельзя разуметь под идеями и одни понятия, не имеющие никакой реальности во внешнем мире. Идеи, по разуму Платона, суть как бы виды воспринимаемых умом понятий, существующие совершенно независимо, но близкие и подобные по своей природе уму, потому что познается только подобное подобным. Нынешние философы сказали бы, что идеи — это понятия ума, выражающиеся объективно, это те же помыслы духа, поскольку дух постигает природу вещей, но созерцаемые как объект и представляющиеся уму как бы извне. Установив такое понятие об идеях, не трудно согласить с ним и то, что говорит об идеях Платона Аристотель. Нам понятно, что̀ такое эта ὕλη τοῦ μεγάλου καὶ τοῦ μικροῦ, которую находил Ари-
