«Эриксіасъ», иногда озаглавливаемый также именемъ другаго разговаривающаго лица — Эрасистрата, — довольно слабый по формѣ разговоръ на тему о полезномъ и о пріобрѣтеніи богатства, денегъ (χρήσιμον, χρήματα). Въ немъ развивается извѣстное положеніе Сократа, что самый богатый человѣкъ тотъ, кто знаетъ и умѣетъ употреблять въ дѣло истинно доброе и полезное. Изложеніе «Эриксіаса» мѣстами весьма запутанно (p. 396 B, C, D; 398 A — E; 402 C, D; 403 B), мѣстами же, надо признаться, не лишено остроумія (напр., p. 406). Но иронія его не имѣетъ нисколько характера платоническаго (p. 399 C; 403 C; 405 B): видно только одно, что писатель, раскрывая свою тему, ближе всего присматривался къ «Хармиду» и подражалъ ему. — Любопытны между прочимъ приводимыя подробности относительно матеріала и формы денегъ у карѳагенянъ, спартанцевъ и другихъ народовъ (p. 400 A, B, C).
Не смотря на то, что «Эриксіасъ» очень живо напоминаетъ нѣкоторыя мѣста подлинныхъ сочиненій Платона, этотъ разговоръ, ни по содержанію, ни по языку, не можетъ быть приписанъ самому Платону, такъ что еще древніе критики и филологи относили его прямо къ числу діалоговъ подложныхъ (Diog. Laërt. III, 62). Но когда и кѣмъ
«Эриксиас», иногда озаглавливаемый также именем другого разговаривающего лица — Эрасистрата, — довольно слабый по форме разговор на тему о полезном и о приобретении богатства, денег (χρήσιμον, χρήματα). В нём развивается известное положение Сократа, что самый богатый человек тот, кто знает и умеет употреблять в дело истинно доброе и полезное. Изложение «Эриксиаса» местами весьма запутанно (p. 396 B, C, D; 398 A — E; 402 C, D; 403 B), местами же, надо признаться, не лишено остроумия (напр., p. 406). Но ирония его не имеет нисколько характера платонического (p. 399 C; 403 C; 405 B): видно только одно, что писатель, раскрывая свою тему, ближе всего присматривался к «Хармиду» и подражал ему. — Любопытны между прочим приводимые подробности относительно материала и формы денег у карфагенян, спартанцев и других народов (p. 400 A, B, C).
Не смотря на то, что «Эриксиас» очень живо напоминает некоторые места подлинных сочинений Платона, этот разговор, ни по содержанию, ни по языку, не может быть приписан самому Платону, так что еще древние критики и филологи относили его прямо к числу диалогов подложных (Diog. Laërt. III, 62). Но когда и кем
