кимъ умомъ, такою мудростію, чтобы правильно разумѣлъ, что̀, при данныхъ внѣшнихъ условіяхъ и обстоятельствахъ, будетъ полезно всему государству, и, не спрашиваясь съ существующими законами, приводилъ это въ исполненіе. Такъ говоритъ Платонъ и въ книгахъ Государства, что общества тогда только будутъ блаженствовать, когда станутъ подъ управленіе мудрецовъ. Съ этимъ, конечно, соединяется у него и политическое благоразуміе, которое, по его мнѣнію, не есть орудное начало пріобрѣтенія могущества, имѣній, богатства, а есть средство внѣшнія обстоятельства направлять къ благоденствію и пользамъ общества. Это ученіе Платона ближайшимъ образомъ сошлось и съ мнѣніемъ пиѳагорейцевъ, которые обыкновенно полагали, что вѣчный законъ или правильный умъ есть отецъ и владыка законовъ писанныхъ, есть царь, достойный высочайшаго, благоговѣйнаго почитанія, и называется закономъ одушевленнымъ, νόμος ἔμψυχος[1]. Этимъ объясняется то, что̀ думалъ Платонъ о постановляемыхъ публично законахъ. Его мысль такова, что общество, которымъ управляетъ мудрецъ, не имѣетъ надобности въ законодательствѣ внѣшнемъ; царское его благоразуміе такъ основательно и твердо, что легко можетъ обойтись безъ нихъ; да и неприлично такому царю, стоящему далеко выше законовъ гражданскихъ, связываться ими въ своихъ распоряженіяхъ. И это говоритъ философъ
- ↑ Valkenar. ad Herodot. III, 38. См. прекрасное мѣсто у Лактанція, Institt. Divv. VI, 8, гдѣ, перифразируя извѣстныя слова Цицерона, онъ говоритъ: «Est quidem vera lex recta ratio, naturae congruens, diffusa in omnes, constans, sempiterna: quae vocet ad officium jubendo, vetando a fraude deterreat, quae tamen neque probos frustra jubet aut vetat, neque improbos jubendo aut vetando movet. Huic legi nec abrogari fas est, neque derogari ex hoc aliquid licet, neque tota abrogari potest; nec vero aut per senatum aut per populum solvi hac lege possumus; neque est quaerendus explanator aut interpres ejus alius; nec erit alia lex Romae, alia Athenis, alia nunc, alia posthac: sed et omnes gentes et omni tempore una lex et sempiterna et immutabilis continebit, unusque erit communis quasi magister et imperator omnium Deus; Ille legis hujus inventor, disceptator, lator; cui qui non parebit, ipse se fugiet, ac naturam hominis aspernatus, hoc ipso luet maximas poenas, etiamsi cetera supplicia, quae putantur, effugerit.
ким умом, такою мудростию, чтобы правильно разумел, что̀, при данных внешних условиях и обстоятельствах, будет полезно всему государству, и, не спрашиваясь с существующими законами, приводил это в исполнение. Так говорит Платон и в книгах Государства, что общества тогда только будут блаженствовать, когда станут под управление мудрецов. С этим, конечно, соединяется у него и политическое благоразумие, которое, по его мнению, не есть орудное начало приобретения могущества, имений, богатства, а есть средство внешние обстоятельства направлять к благоденствию и пользам общества. Это учение Платона ближайшим образом сошлось и с мнением пифагорейцев, которые обыкновенно полагали, что вечный закон или правильный ум есть отец и владыка законов писанных, есть царь, достойный высочайшего, благоговейного почитания, и называется законом одушевленным, νόμος ἔμψυχος[1]. Этим объясняется то, что̀ думал Платон о постановляемых публично законах. Его мысль такова, что общество, которым управляет мудрец, не имеет надобности в законодательстве внешнем; царское его благоразумие так основательно и твердо, что легко может обойтись без них; да и неприлично такому царю, стоящему далеко выше законов гражданских, связываться ими в своих распоряжениях. И это говорит философ
——————
- ↑ Valkenar. ad Herodot. III, 38. См. прекрасное место у Лактанция, Institt. Divv. VI, 8, где, перифразируя известные слова Цицерона, он говорит: «Est quidem vera lex recta ratio, naturae congruens, diffusa in omnes, constans, sempiterna: quae vocet ad officium jubendo, vetando a fraude deterreat, quae tamen neque probos frustra jubet aut vetat, neque improbos jubendo aut vetando movet. Huic legi nec abrogari fas est, neque derogari ex hoc aliquid licet, neque tota abrogari potest; nec vero aut per senatum aut per populum solvi hac lege possumus; neque est quaerendus explanator aut interpres ejus alius; nec erit alia lex Romae, alia Athenis, alia nunc, alia posthac: sed et omnes gentes et omni tempore una lex et sempiterna et immutabilis continebit, unusque erit communis quasi magister et imperator omnium Deus; Ille legis hujus inventor, disceptator, lator; cui qui non parebit, ipse se fugiet, ac naturam hominis aspernatus, hoc ipso luet maximas poenas, etiamsi cetera supplicia, quae putantur, effugerit.
