Шелъ съ той поры, какъ ангеловъ полетъ
Быль слышенъ съ гимномъ въ утреннемъ туманѣ
Надъ яслями Христа въ пастушьемъ станѣ,
Годъ тридцать третій дважды девятьсотъ.
Въ святѣйшую изъ всѣхъ въ году субботъ,
Когда въ гробу зрятъ Бога христіане,
Въ десятый часъ я, по церквамъ въ Люблянѣ
Бродя, въ Терново[1] свой направилъ ходъ.
О память мнѣ Тернова роковая!
Мое все горе зародилось тамъ,
Изъ двухъ очей огнистыхъ истекая.
Когда она вошла въ блестящій храмъ,
Мнѣ въ сердце пала искра огневая,
Упорная къ усильямъ и годамъ.
- ↑ См. пред. стр. LX.
Шёл с той поры, как ангелов полёт
Быль слышен с гимном в утреннем тумане
Над яслями Христа в пастушьем стане,
Год тридцать третий дважды девятьсот.
В святейшую из всех в году суббот,
Когда в гробу зрят Бога христиане,
В десятый час я, по церквам в Любляне
Бродя, в Терново[1] свой направил ход.
О память мне Тернова роковая!
Мое всё горе зародилось там,
Из двух очей огнистых истекая.
Когда она вошла в блестящий храм,
Мне в сердце пала искра огневая,
Упорная к усильям и годам.
- ↑ См. пред. стр. LX.
