лок сада, поле или берег реки. Клод Монэ имел редкое для художника счастье — он не испытывал нужды и располагал той обстановкой, которая нужна была для его „производства“. Более того: он имел мировое имя, окружившее его старость ореолом почета.
Однако это не значит, что Клод Монэ родился „в рубашке“, что он был наследником богатых буржуазных родителей и жил как типичный французский рантье, или что слава его была куплена ценою каких-либо заслуг перед сильными мира сего. Напротив того, большую половину, своей жизни этот неутомимый работник искусства провел в борьбе с этой самой официальной Францией. Когда запоздалый успех сделал этого бывшего „непризнанного“ знаменитостью, когда правительство спохватилось, что Монэ — его „национальная гордость“, оно не раз делало попытки наградить художника отличиями и орденами. Но Монэ всякий раз решительно отклонял эти „лестные“ предложения.
— „Надо было наградить меня раньше, — говорил он, — тогда, когда я боролся. А теперь поздно…“
Боролся он за многое — за новое искусство, за обновление художественного миросозерцания, за освобождение его от школьно-академических догм, за приближение его к духу современности. Монэ был
