коллегу, пришедшаго въ себя и рычавшаго, какъ раздавленнная собака, другіе успокаивали меня и схватили молодого человѣка. Я хотѣлъ разсказать имъ, что произошло, но я остановился съ первыхъ же словъ. Зачѣмъ? Ихъ убѣжденія уже сложились. Они бросали на насъ укоризненные взгляды и качали головой. Развѣ я не былъ ихъ врагомъ?
— Завтра я объясню все директору. Сказалъ я имъ и подходя къ Варрэ, произнесъ:
— Пока пойдемъ ложиться, мой мальчикъ!
Я вызвался проводить его до комнаты. Они не ждали этого. Несмотря на мои протесты, они настаивали на томъ, чтобы снова посадить его въ тотъ же карцеръ, откуда «обойщикъ» извлекъ его только для своихъ новыхъ инквизиціонныхъ выдумокъ.
Они потащили насъ каждаго, въ разную сторону. Одно и то же предчувствіе охватывало наши сердца. Увидимся ли мы гдѣ-нибудь? Намъ такъ хотѣлось поцѣловать другъ друга, въ первый и единственный разъ. Наши уста ждали другъ друга. Мои, въ особенности, рвались запечатлѣть на устахъ опозореннаго юноши прощальный поцѣлуй.
Мы протянули другъ другу руки. Тюремщики быстро унесли Варрэ подъ своды, ведущіе къ арестантскому помѣщенію. Мы обмѣнялись взглядомъ, въ который мы вложили все, что мы чувствовали по части ненасытной человѣческой солидарности.
коллегу, пришедшего в себя и рычавшего, как раздавленнная собака, другие успокаивали меня и схватили молодого человека. Я хотел рассказать им, что произошло, но я остановился с первых же слов. Зачем? Их убеждения уже сложились. Они бросали на нас укоризненные взгляды и качали головой. Разве я не был их врагом?
— Завтра я объясню все директору. Сказал я им и подходя к Варрэ, произнес:
— Пока пойдем ложиться, мой мальчик!
Я вызвался проводить его до комнаты. Они не ждали этого. Несмотря на мои протесты, они настаивали на том, чтобы снова посадить его в тот же карцер, откуда «обойщик» извлек его только для своих новых инквизиционных выдумок.
Они потащили нас каждого, в разную сторону. Одно и то же предчувствие охватывало наши сердца. Увидимся ли мы где-нибудь? Нам так хотелось поцеловать друг друга, в первый и единственный раз. Наши уста ждали друг друга. Мои, в особенности, рвались запечатлеть на устах опозоренного юноши прощальный поцелуй.
Мы протянули друг другу руки. Тюремщики быстро унесли Варрэ под своды, ведущие к арестантскому помещению. Мы обменялись взглядом, в который мы вложили все, что мы чувствовали по части ненасытной человеческой солидарности.
