Помпея (латинск. Pompei) — некогда цветущий город, а ныне знаменитые развалины города в Италии, в окрестностях Неаполя, у южного подножия Везувия. Первое упоминание о П. встречается под 310 годом до Р. Хр., но характер некоторых из ее сооружений заставляет предполагать, что она существовала еще за много лет до этого времени. Основанная осками, она рано усвоила себе элементы греческой культуры. Положение на судоходной реке Сарно, при ее впадении в Неаполитанский залив (вулканические колебания почвы впоследствии удалили от города и реку, и море), способствовало значительным торговым сношениям с городами, лежавшими внутри Кампаньи, и поднимало ее благосостояние. После самнитских войн, в которых она принимала участие, ей пришлось покориться Риму, но во время гражданской войны, она, вместе с другими городами Италии, попробовала отложиться от него. Сулла разбил мятежников и осадил П., но не мог взять ее. По окончании войны, в 82 г. до Р. Хр., он основал здесь колонию воинов-ветеранов, которым горожане должны были уступить треть своей земельной собственности. Мало-помалу П. совершенно латинизировалась. Ввиду ее прекрасного местоположения, многие богатые и знатные римляне, как, напр., Цицерон, приобретали в ней виллы для отдыха от столичного шума и забот. Императоры также покровительствовали городу. По новейшим исследованиям, жителей в П. было от 20 до 30 тыс., когда — в 63 г. до Р. Хр. — произошло страшное землетрясение, причиненное пробудившейся вулканической силой Везувия, перед тем спокойного в течение многих веков. Большая часть города, его храмы, портики, театры, термы и дома были разрушены или пострадали до такой степени, что надо было строиться почти снова. Не успели помпеянцы оправиться после этого несчастия, как их поразило новое, еще более ужасное бедствие. Громадное извержение Везувия, начавшееся 24 августа 79 г. по Р. Хр., длившееся полтора суток и похоронившее под своими продуктами Геркулан, Стабию и менее значительные соседние местечки, засыпало П. вулканическими шлаками (lapilli) и пеплом на высоту 4 — 6 метров и обрушило верхние этажи ее построек. Большинство жителей успело спастись, но некоторые из них, укрывшиеся внутри домов и в подвалах, замедлившие с бегством вследствие страха и нерешительности или хотевшие захватить с собой свои сокровища, погибли вместе с городом, в развалинах которого только с 1861 по 1878 г. найдено 116 человеческих скелетов; всех погибших, как полагают, было до 2000. Очевидец катастрофы, Плиний Младший, красноречиво рассказывает о ней в одном из своих писем (кн. VI, письмо 20). Когда извержение окончилось, прежние обитатели П. не раз возвращались в нее откапывать из пепла ценные вещи из своего имущества; затем ее общественные здания, облицованные мрамором и травертином, долго доставляли окрестным жителям готовый материал для новых построек, наконец, остатки исчезнувшего города были заброшены, как не стоящие того, чтобы производить в них поиски. В эпоху средних веков даже само место, где находилась П., было забыто, и она, в течение полутора тысяч лет, таилась никому не ведомой под засыпавшим ее пеплом и позднейшими почвенными наслоениями. В 1592 г., архитектор Д. Фонтана, проводя существующий доныне подземный канал для доставки воды из реки Сарно в Торре-Аннунциату, наткнулся на помпейские развалины, но на них не было обращено никакого внимания. Только в 1748 г., случайная находка статуй и бронзовых предметов, сделанная одним крестьянином при рытье колодца в местности П., побудила неаполитанского короля Карла III приняться за раскопки на ней. При этом государе и двух его преемниках были открыты амфитеатр, театр, часть улицы гробниц и некоторые другие части города, но вообще работа велась крайне медленно и неправильно: искали только статуи и драгоценности, не заботясь о сохранности расчищенных сооружений и иногда снова заваливая землей то, что было с трудом освобождено от неё. В правление Мюрата (1808—1815) дело пошло было несравненно лучше: расчищены форум, базар, городская стена на всем ее протяжении, остальная часть улицы гробниц с ее виллами и многие частные дома внутри П. По возвращении на неаполитанский престол Бурбонов, работы хотя и продолжались, но все с меньшим и меньшим рвением, беспорядочно; по временам они даже совсем останавливались, лишь мнимо возобновляясь по случаю приезда иностранных высокопоставленных гостей, в виде угощения для них, причем этим посетителям преподносились древности, будто бы отрытые в их присутствии, но на самом деле взятые там и сям и заранее подложенные в пепел. Присоединение Неаполя к королевству Виктора-Эммануила в 1860 г. положило конец прискорбному состоянию раскопок. С этого времени исследование остатков П. вступило в новый период, богатый чрезвычайно любопытными и ценными для науки открытиями. Под руководством энергичного и осторожного археолога Фьорелли, раскопки стали производиться непрерывно, по строгой системе. При них употребляются старания к сохранению отрытых развалин насколько возможно в том виде, в каком они найдены; предметы, погребенные под пеплом, извлекаются из него с величайшими предосторожностями, а те из них, которые истлели (как, напр., дерево и трупы людей и животных), воспроизводятся в слепках посредством остроумно придуманного наполнения гипсовым раствором пустот, оставленных по себе этими предметами в окружавшей их массе. Места и положение находок записываются в журнал и наносятся на чертежи. Предметы, которым не грозит опасность пострадать при перевозке, отправляются, как то водилось и прежде, в Неаполь, в Национальный музей, а прочие либо оставляются на месте, либо поступают в Музей, устроенный у самого входа в П. На раскопках работает средним счетом 80 чел. в день, но, в случаях особой надобности, число рабочих доходит иногда до нескольких сотен. По настоящее время раскопаны приблизительно 0,4 всего города; однако, для полной его расчистки потребуется по крайней мере еще пятьдесят лет, если даже работы будут производиться столь же деятельно, как теперь. Катастрофа 79 г. застигла помпеянцев совершенно врасплох; только немногим удалось при ее начале и впоследствии вынести из города кое-какие вещи, вообще же все на его улицах, в публичных зданиях и в частных домах осталось на тех же местах и в том же виде, как и накануне рокового дня, за исключением того, что находилось в верхних этажах и провалилось, вместе с ними, вниз, на довольно толстый слой пепла, который уже успел образоваться там; но и эти предметы по большей части уцелели. Климат страны и свойства вещества, скрывшего в себе остатки П., способствовали их значительной сохранности. Таким образом, судьба сберегла для нас в высшей степени любопытный образчик римского города, наглядно подтвердивший и объяснивший многое, что мы знали из свидетельств древних писателей, и давший ясное представление о многом таком, что оставалось совсем неизвестным. Перед нами раскрылась живая картина общественной и интимной жизни римлян времен империи, с бездной подробностей, касающихся их нравов, обычаев, костюмов, комнатной обстановки и пр.
В области искусства, открытие П. — хотя это был не более, как провинциальный город, не отличавшийся особенной художественностью — имело последствием ближайшее знакомство новейших артистов с античным декоративным стилем и оказало огромное влияние на успехи стенной живописи, ювелирного мастерства, мебельных и бронзовых изделий и вообще орнаментистики. В плане (см. фиг. 1) П. представляет неправильный овал, длиной приблизительно в 1200 м и шириной в 700 м.
Она окружена каменной стеной с башнями, из которых восемь более или менее сохранились; одна из них, прорезанная воротами, от которых начиналась дорога в Геркулан, изображена на прилагаемой таблице. Все протяжение стены первоначально равнялось 2600 м; потом оно уменьшилось до 2000 м вследствие того, что в последние годы римской республики город утратил значение укрепленного пункта, его ограда с З и ЮЗ была снесена и на ее месте явились частные, постройки.
Улицы в П. по большей части прямые, узкие, снабженные с обеих своих сторон тротуарами; ширина их, вместе с тротуарами, нигде не превышает 7 м. Они мощены крупными глыбами лавы, плотно пригнанными одна к другой; там и сям, особенно на перекрестках улиц, выступают из мостовой камни, позволявшие горожанам переходить в сырую погоду с тротуара на тротуар, не промачивая ног. В мостовой еще видны колеи, образовавшиеся от езды экипажей; на переходных камнях заметны следы ударявшихся о них лошадиных копыт. Кое-где на углах улиц были устроены фонтаны, украшенные скульптурными масками или головами божеств. Самым просторным и оживленным местом в городе был форум (см. план) — площадь, лежавшая в западном его углу. На северной, узкой стороне этой площади стоял храм Юпитера (2); три остальные стороны были окаймлены портиком, и на них выходили храмы Аполлона (1) и «Августовского гения» (по прежнему предположению, храм Меркурия), базар жизненных припасов (macellum [3]; как прежде думали, базилика) и курии. Прочие общественные здания города были рассеяны в разных его пунктах; из них, как на важнейшие можно указать на храмы Изиды (13), Фортуны (11) и трех капитолийских божеств, Юпитера, Юноны и Минервы, амфитеатр (32), два театра (15 и 16) один большой, в котором зрители наслаждались представлениями, сидя под открытым небом, а другой, малый и крытый, двое термов (14) замечательных по превосходно сохранившимся подробностям устройства и украшения, и третьи бани, оставшиеся недостроенными. Вне города, непосредственно за Геркуланскими воротами, тянулась дорога, по сторонам обставленная погребальными монументами и потому названная «улицей гробниц», но между этими мавзолеями было расположено несколько домов и дач; самая большая из этих последних — так наз. вилла Диомеда; тут же находятся остатки виллы, которая, как предполагают, принадлежала Цицерону. Общественные здания П., без сомнения, представляют высокий интерес для археологов и для образованных людей вообще, но не в такой мере, как ее частные дома: древнеримские монументальные сооружения, храмы, театры, термы и пр. встречаются и в других пунктах, тогда как П. единственное место, в котором мы можем видеть и непосредственно изучить, каковы были жилища римлян и как ютились они в них. Между этими жилищами существовало, как и в наши дни, значительное различие, зависевшее главным образом от степени достатка их обитателей, но вообще римские дома были не особенно обширны и приближались более или менее к одному типу, полное развитие которого мы находим в помпейском доме богача Пансы (см. фиг. 2).
Снаружи, дом этот не имел ни фасада, ни окон, ни каких-либо украшений. Сравнительно небольшая дверь вела с улицы в vestibulum (см. фиг. 2, 1) — тесный коридор, игравший роль нашей прихожей. Непосредственно за ним лежал атрий (atrium, 2) — четырехугольный продолговатый двор, со всех сторон окруженный крытой галереей так, что только в его середине оставалось пространство под открытым небом (compluvium); эта середина была занята бассейном (impluvium), в который стекалась дождевая вода с крыши галереи; на заднем краю бассейна стоял алтарь домашних богов или пьедестал для их изваяний. На галерею атрия справа и слева выходили дверями шесть небольших полутемных комнат (cubicula, 3), служивших для приема гостей или для отдыха и занятий членов семейства. Рядом с этими кабинетами, с той и другой стороны, находились два помещения, ничем не отделенные от атрия и составлявшие его придатки или крылья (alae, 4). Между ними, в глубине атрия, помещался tablinum (5) — довольно просторная зала, бывшая, собственно говоря, продолжением атрия и открывавшаяся двумя широкими отверстиями в него и в следовавшую за ним часть дома, так что посетителю последнего, едва он вступал с улицы в vestibulum, открывалась красивая перспектива внутренности здания на всем ее протяжении; впрочем, когда было надо, tablinum закрывался занавесками или ширмами. Это было самое парадное место в доме: здесь хозяин принимал своих гостей, выслушивал клиентов и подчиненных, занимался делами; тут же хранились восковые портретные бюсты его предков и предметы роскоши, которыми он гордился. Атрий и прилегавшие к нему помещения составляли, так сказать, показную, официальную половину жилища, в которой хозяин и его семья соприкасались с обществом; их интимная будничная жизнь сосредоточивалась, главным образом, во втором отделении дома, находившемся позади первого, в которое вел из атрия небольшой коридор (fauces, 6), а иногда вели и два таких прохода. Здесь прежде всего представлялся снова двор (peristyltum, 7), со всех сторон обнесенный крытой галереей на колоннах, с водоемом (piscina) на середине. Около этого двора группировались большая общая зала oecus (8), насколько спален и других небольших комнат и две или три столовые (triclinia, 9), которых у мало-мальски достаточных римлян обыкновенно бывало две: особая для лета и особая для зимней поры. По соседству с oecus устраивалась кухня (culina, 10) с кладовыми, а позади него лежал сад (xystus, 11), из которого имелся черный ход на улицу. Кроме исчисленных частей, в доме Пансы, как и во многих других домах П., были помещения, не имевшие связи с квартирой хозяина и расположенные между ней и улицей; они отдавались в наймы жильцам или ремесленникам и торговцам под их заведения. Одно из таких помещений, которое было занято пекарней и лавкой булочника, обозначено на прилагаемом плане цифрами 12 — 17. Надо заметить, что П. вообще изобиловала магазинами и лавками — обстоятельство, свидетельствующее о значительном развитии в ней мелкой коммерции. Все лавки были открытые со стороны улицы и на ночь затворялись посредством больших деревянных створчатых или опускавшихся сверху дверей; в них у самого тротуара находился каменный прилавок, на котором, как делается и теперь, выставлялся продажный товар. Помпейские дома были по большей части двухэтажные, а иногда и трехэтажные; но многоэтажных домов в П., точно так же как и в других римских городах, по-видимому, не существовало. В верхних этажах помещались комнаты младших членов семьи, детские, женские уборные, конурки слуг и т. п. Этих этажей, свешивавшихся над тротуаром, теперь не существует, потому что они были легкой деревянной постройки и либо обвалились во время гибели города, либо исчезли вскоре после неё, как выступавшие из земли; но о том, что они существовали, свидетельствуют ведшие в них лестницы, сохранившиеся в некоторых домах, равно как и найденные следы их балок и досок. По этим остаткам с большим трудом удалось восстановить из нового материала верхний этаж только одного из домов, так назыв. «дома со свесившимся балконом» (Casa del balcone pensile). В конструкции общественных зданий и частных домов П. мрамор встречается очень редко; их стены и колонны сложены из вулканического туфа и кирпича и оштукатурены. Поверхность штукатурки представляла обширное поле для малярной раскраски и декоративной живописи. Трудно вообразить себе город более пестро-красочный, чем П.: нижняя половина колонн обыкновенно выкрашена в темный или яркий алый цвет, их капители — в различные цвета; стены также сплошь покрывались какой-либо краской, преимущественно красной и желтой, если они не украшены более художественно, фресками. Эти последние представляют орнаментальные расчленения, фантастические архитектурные виды, канделябры, гирлянды плодов, одиночные человеческие фигуры (танцовщиц, летящих гениев и пр.), сложные мифологические и жанровые сюжеты, небывалых животных, пейзажи, предметы неодушевленной природы — все это на одноцветном или на нескольких чередующихся фонах, чаще всего красном, желтом и черном. Хотя стенные картины П. — полуремесленные произведения провинциальных живописцев, однако, они поражают легкостью и уверенностью своего исполнения, весьма оригинальным сопоставлением красок и неисчерпаемым обилием мотивов, порой очевидно скопированных с хороших образцов. Что касается до внутренней обстановки жилищ, то она была гораздо проще нашей; мебель состояла из столов, кресел, диваноподобных седалищ, кроватей и ларцов — предметов преимущественно деревянных и потому дошедших до нас в крайне небольшом числе. Напротив того; помпейские раскопки доставили нам множество изделий из обожженной глины и металлических вещей, каковы: оружие, кухонная и столовая посуда, лампы, канделябры, треножники и др. домашняя утварь. Эти предметы, равно как и ювелирные украшения костюма, дают нам высокое понятие об эстетическом вкусе древних и их потребности сообщать художественную внешность даже ничтожным принадлежностям быта.
Литература: W. Zahn, «Die schönsten Ornamente und merkwürdigsten Gemälde aus Pompei, Herculanum und Stabia» (3 серии, Берлин, 1828—60); его же, «Neuentdeckte Wandgemälde in P.» (Штутгарт, 1828); Mazois, «Les ruines de P.» (4 т., Пар., 1812—38); Ternite, «Wandgemälde aus P. und Herculanum» (Б., 1841—44); Raoul-Rochette, «Choix des peintures de P.» (П., 1841); Roux et Barré, «Herculanum et P.» (нем. изд. Л. Кайзера, 6 т., Гамбург, 1841), А. Левшин, «Прогулки русского в П.» (СПб., 1843); Niccolini, «Le case e i monumenti di P.» (Неаполь, 1854; остал. неоконч.); E. Breton, «P. décrite et dessinée» (П., 1855); В. Классовский, «П. и открытые в ней древности, с очерком Везувия и Геркулана» (СПб., 1856); Fiorelli, «Pompejanarum antiquitatum historia» (2 т., Неаполь, 1860—62); его же, «Descrizione di P.» (Неаполь, 1879); его же, «Р. e la regione sotterrata dal Vesuvio» (Неаполь, 1879); его же, «Gli scavi di P. dal 1868 al 1872» (Неаполь, 1873); Nissen, «Pompejanische Studien» (Лпц., 1877); P. Presuhm, «Р., Ausgrabungen von 1874—81» (1881 и след.); Helbig, «Wandgemälde der von Vesuv verschütteten Städte Campaniens» (Лпц., 1873); Mau, «Pompejanische Beiträge» (Лпц., 1879); Overbeck und Mau. «P. in seiner Gebäuden, Altertümern und Kunstwerken dargestellt» (4-е изд., Лпц., 1884); Mau, «Geschichte der decoraliven Wandmalerei in P.» (Б., 1882); его же, «Führer durch P.» (2-е изд., Лпц., 1896); Furchheim, «Bibliotheca Pompejana» (библиографический труд. 2-е изд., Неаполь, 1892) и мн. др.