Прутков (Козьма Петрович) — вымышленный писатель, единственное в своем роде литературное явление, лишь внешними чертами напоминающее M. de la Palisse и M. Prudhomme (см. Прюдом), которые слишком элементарны и однообразны в сравнении с П. Два талантливых поэта, граф А. К. Толстой и Алексей Михайлович Жемчужников, вместе с Владимиром М. Жемчужниковым и при некотором участии третьего брата Жемчужникова — Александра М. — создали тип важного самодовольства и самоуверенности петербургского чиновника (директора пробирной палатки), из тщеславия упражняющегося в разных родах литературы. Но сила П. не в этом общем определении, а в той индивидуальной и законченной своеобразности, которую авторы сумели придать этому типическому лицу и воплотить в приписанных ему произведениях. В «Полном собрании сочинений П.» не все произведения в равной мере носят на себе печать его индивидуальности. Собственно прутковскими должны считаться все «Мысли и афоризмы» (кроме вошедших в общее употребление можно еще отметить следующие образчики: «Полезнее пройти путь жизни, чем всю вселенную», «Эгоист подобен давно сидящему в колодце», «Гений подобен холму, возвышающемуся на равнине», «Умные речи подобны строкам, напечатанным курсивом», «Если бы тени предметов зависели не от величины сих последних, а имели бы свой произвольный рост, то, может быть, вскоре не осталось бы на всем земном шаре ни одного светлого места», «Смерть для того поставлена в конце жизни, чтобы удобнее к ней приготовиться», «Ничего не доводи до крайности: человек, желающий трапезовать слишком поздно, рискует трапезовать на другой день поутру», «Камергер редко наслаждается природой», «Душа индейца, верящего в метемпсихозию, похожа на червячка в коконе», «Два человека одинаковой комплекции дрались бы недолго, если бы сила одного превозмогла силу другого», «Поощрение столь же необходимо гениальному писателю, сколь необходима канифоль смычку виртуоза», «Только в государственной службе познаешь истину», «Если на клетке слона прочтешь надпись буйвол — не верь глазам своим», «Доблий муж подобен мавзолею», «Из всех плодов наилучшие приносит хорошее воспитание», «Рассчитано, что петербуржец, проживающий на солнопеке, выигрывает двадцать процентов здоровья», «Спокойствие многих было бы надежнее, если бы дозволено было относить все неприятности на казенный счет», «Если бы все прошедшее было настоящим, а настоящее продолжало существовать наряду с будущим, не было бы в силах разобрать: где причины и где последствия?», «Иные настойчиво утверждают, что жизнь каждого записана в книге Бытия», «Не совсем понимаю, почему многие называют судьбу индейкой, а не какой-либо другой, более на судьбу похожей птицей?», «Издание некоторых газет, журналов и даже книг может принести выгоду»). Далее чисто прутковским характером отличаются все басни, два стихотворения: «Мой портрет» и «Предсмертное», а из драматических произведений — «Фантазия», «Блонды» и «Опрометчивый Турка». Как удобный по краткости образчик прутковских басен можно привести «Пастух, молоко и читатель»:
Однажды нес пастух куда-то молоко
Но так ужасно далеко
Что уж назад не возвращался.
Читатель! он тебе не попадался?
Пародии на поэтов того времени, в высшей степени удачные, не могут, однако, принадлежать П., который был бы другой личностью, если бы умел так верно замечать отрицательные стороны чужой поэзии. Хотя пародии П. представлены как подражания, чтобы указать на бессознательность скрытой в них насмешки, но это не изменяет сущности дела. Сами по себе эти произведения — образцы в своем роде по меткости и тонкости. Между довольно разнообразными пародиями П. — на Шиллера, Гейне, Хомякова, И. Аксакова, Щербину, Фета, Полонского, Бенедиктова, самим П. могли быть написаны разве только пародии на последнего из названных поэтов, бывшего сослуживцем П. и довольно близкого к нему по характеру. К пародиям на Щербину примыкает превосходный «Спор древних греческих философов об изящном», здесь слишком много пластичности и ученых слов для директора пробирной палатки. Один из главных перлов «Полного собрания» — 17 старинных анекдотов, которые представляют мастерскую пародию на «достопримечательности», издававшиеся в XVIII в. в различных сборниках. Конечно, сам П. не мог бы так художественно воспроизвести варварский язык того времени и особую смесь пошлости и нелепости в содержании таких рассказов. Для этой части Прутковского творения создан особый автор — дед П., отставной премьер-майор Федот Козьмич, который под вечер жизни своей достохвально в воспоминаниях упражнялся, «уподобляясь оному древних римлян Цынцынатусу в гнетомые старостью года свои». Веселый фарс «Черепослов сиречь Френолог» имеет недостаточно собственно прутковских черт, и авторы основательно его выделили, приписав его отцу П., Петру Федотычу, дважды вступавшему на литературное поприще. В первой молодости его комедия «Амбиция» вызвала следующую эпиграмму Сумарокова:
Ликуй, Парнасский бог! Прутков уж нынь пиит!
Для росских зрелищей «Амбицию» чертит!
Хотел он, знать, своей комедией робятской
Пред светом образец явить Амбицьи хватской.
Но Аполлон за то, собрав прутков длинняе
Его с Парнаса вон! чтоб был он поскромняе.
Зато произведение старости П.-отца, оперетту «Черепослов», «умный Дмитриев» почтил такой надписью:
«Под снежной сединой в нем музы веселятся
И старости — увы! — печальные года
Столь нежно дружно в нем с веселостью роднятся.
Что — ах! — кабы так было завсегда!»
Мистерия «Сродство мировых сил», хотя насыщена прутковским элементом, отличается, однако, излишней для предполагаемого автора красотой стиха.
Не желая быть только подражателем, П. сочинил образец еще не существовавшего в то время рода драматических произведений — «естественно-разговорное представление» «Опрометчивый Турка, или приятно ли быть внуком» — к сожалению оставшееся неоконченным. Другое мастерское творение — комедия «Фантазия» — имела свою характерную судьбу, о которой сообщается в посмертном к ней объяснении («Полное Собрание», 126—128). Внесенная в театральную дирекцию, она, ввиду общественного положения авторов, была разрешена к представлению, исполнена 8 января 1851 г. актерами императорского Александринского театра в Высочайшем присутствии императора Николая Павловича и тотчас же воспрещена к повторению на сцене. Воспрещение, рассказывает автор, было объявлено словесно во время исполнения пьесы и ранее ее окончания, при самом выходе Государя из ложи и театра. Произведения Козьмы П. печатались первоначально в периодических изданиях, главным образом в «Современнике» начала 50-х и начала 60-х годов, в отделах «Ералаш» и потом «Свисток». Собрание сочинений с портретом Козьмы П., редактированное Алексеем и Владимиром Жемчужниковыми, вышло 3-м изд. в 1883 г. и затем переиздавалось без перемен (6-е изд. — в 1898 г.).
В указанные собрания сочинений П. не вошли «Любовь и Силин» («Развлечение», 1861 г., № 18), «Выдержки из дневника, веденного в деревне» («Искра», 1862, № 32), Проект «О введении единомыслия в деревне» («Современник», 1863, № 4) и некоторые др. мелкие пьесы и афоризмы.