==II. БЕРЕГОВЪ и КАШИЦЫНЪ.==
Къ инженеру Берегову зашелъ знакомый — Иванъ Иванычъ. Посидѣлъ немного, покурилъ, а потомъ спросилъ:
— Кашицынъ—пріятель вамъ?
— Пріятель.
— Погибаетъ.
— Чепуха. Отъ чего Кашицыну погибать?..
— Отъ глупости.
— Вы были у него?
— Вчера. Цѣлыми днями валяется въ постели нечесаный, а въ комнатѣ кругомъ — выгребная яма.
— У Кашицына?
— У него.
— Не можетъ быть. У васъ, навѣрное, вчера былъ тифъ, и вамъ почудилось.
— Глупости! Вчера былъ тифъ, а сегодня куда онъ дѣвался?
— Да, это конечно… резонно. Надо будетъ сходить къ нему.
— Сходите, сходите.
Стукъ въ дверь.
— Кашицынъ, можно къ вамъ?
— А зачѣмъ?
— Привѣтливо, нечего сказать.
— Ну, входите ужъ. Подавитесь моей благосклонностью.
Береговъ вошелъ въ большую комнату, меблированную двумя столами, креслами и диваномъ. Въ углу стояла кровать, съ грязными подушками, а на кровати лежалъ въ брюкахъ и ночной сорочкѣ самъ хозяинъ Кашицынъ… На всемъ, включая и хозяина, былъ значительный налетъ пыли, грязи и запустѣнія. Преддиванный столъ, покрытый бывшей бѣлой скатертью, украшался разбитымъ стаканомъ съ высохшими остатками чаю, коробкой изъ-подъ сардинокъ, набитой окурками, отекшей свѣчей, приклеенной прямо къ скатерти, и огрызкомъ копченой колбасы, напоминающей отрубленный задъ крысы. Этому сходству способствовалъ кусочекъ веревки на спинкѣ огрызка, очень похожій издали на крысиный хвостъ. Всюду валялись объѣдки окаменѣлаго хлѣба, крошки и пепелъ, пепелъ — въ ужасающемъ количествѣ, пепелъ — будто хозяинъ былъ однимъ изъ рѣдкихъ счастливцевъ, дешево отдѣлавшихся при гибели Геркуланума.
Воздухъ въ комнатѣ виселъ какимъ-то сплошнымъ плотнымъ покровомъ, насыщеннымъ старымъ табачнымъ дымомъ и всѣми міазами непровѣтриваемой комнаты.
Береговъ огляделся, сбросилъ со стула старую запыленную газету, грязный воротничекъ и, усѣвшись противъ лежащаго хозяина, долго и пристально глядѣлъ на его угрюмое, заросшее, щетинистое лицо.
Такъ они съ минуту, молча глядѣли другъ на друга.
— Хорошъ, — укоризненно сказалъ Береговъ.
— Да-съ.
— Глядѣть тошно.
— А вы отвернитесь.
Береговъ прошелся по комнатѣ и, энергично повернувшись къ Кашицыну, спросилъ въ упоръ:
— Что съ вами случилось?
Кашицынъ отвѣтилъ безцвѣтнымъ, полинявшимъ голосомъ:
— Настроеніе плохое.
— Только?
— А то что же.
— Сегодня обѣдали? — А то какъ же?
— Вотъ этакимъ крысинымъ огрызкомъ?
— Что вы! Мнѣ каждый день приносятъ изъ ресторана.
— Гм… ну, ладно. Вы меня чаемъ угостите?
— Чаемъ… это бы можно, да дѣло въ томъ, что сахару нѣтъ. То есть, не у меня, а въ нашей проклятой мелочной лавочкѣ. Я уже посылалъ, говорятъ, только завтра будетъ.
— Ну, Богъ съ нимъ! Вы знаете какое число?
— 18-е, что ли? — 24-е, пустынникъ вы анаѳемскій — 24е декабря!!! Завтра Рождество, понимаете?
— Да неужели,— пробормоталъ хозяинъ, но смыслъ словъ не вязался съ тономъ, лѣнивымъ и безразличнымъ.
— Ну, довольно мямлить! Первымъ долгомъ, — какъ зовутъ вашу рабыню?
— Горничную? Устя.
— Устяяя! — дикимъ голосомъ заоралъ Береговъ, пріоткрывъ дверь. — Пойди сюда, Устя; здравствуй, Устя. Какая ты красавица, Устя… Пошлетъ же Господь… Устя, сходи и немедленно же приведи парикмахера.
— Постойте, — привскочилъ Кашицынъ. — Зачѣмъ парикмахера?!
— Ну, можно ли быть такимъ недогадливымъ…
— Послушайте, Береговъ, — зашепталъ Кашицынъ, склонивъ къ своему рту ухо Берегова. — Лучше не надо парикмахера.
— Почему?
— Да такъ. Онъ тутъ еще что-нибудь разобьетъ, безпорядокъ надѣлаетъ.
— Тутъ? Вотъ тутъ? Въ этой комнатѣ?! Кашицынъ… Не надо вилять. Въ чемъ дѣло?
— Дѣло въ томъ, что, вѣдь, ему рублей пять платить надо, а у меня…
— Пять? Рубль его обезпечитъ на всѣ праздники. — Да дѣло въ томъ, что…
— Ну?
— У меня и рубля нѣтъ!!!
Онъ упалъ на и подушку и стыдливо зарылся въ нее съ головой.
— Устяяя! У тебя поразительный цвѣтъ лица и, вообще, фигура… Сходи за парикмахеромъ.
— Да чортъ съ нимъ, — слабо запротестовалъ Кашицынъ, выглядывая изъ за угла подушки.
Береговъ пожалъ плечами и, молчаливо подойдя къ окну, открылъ обѣ форточки.
— Ой, холодно! — завопилъ хозяинъ.
— Что вы говорите! Вотъ не подозрѣвалъ. А помните, я въ маѣ открывалъ эту же форточку и тогда не было холодно. Вы помните май, Кашицынъ? Помните, я у васъ былъ въ гостяхъ… Это было 7 мѣсяцевъ тому назадъ… Помните, вы тогда пришли домой возбужденный, к стали выбрасывать изо всѣхъ кармановъ деньги… Тысячу рублей, еще тысячу, пачку въ пять тысячъ, еще такую же пачку. Что-то, помнится мнѣ, всего было около 15 тысячъ?!
— Да, около этого,— прогудѣлъ въ подушку хозяинъ…
— Помнится, тогда же вы послали Устю за какимъ-то особеннымъ портнымъ и заказали ему всякой чепухи тысячи на полторы… вы позвонили въ экипажное заведеніе и наняли себѣ мѣсячный экипажъ, вы…
— Да, я это все помню, — перебилъ хозяинъ съ легкимъ нетерпѣніемъ. — Теперь, если бы у меня была одна десятая, сотая этихъ денегъ, — я бы уже не былъ такимъ дуракомъ.
— Это меня радуетъ, — сказалъ Береговъ, глядя на него загадочными глазами. — Вы сдѣлались мудры… А вотъ и парикмахеръ! Устя! Умыться барину! Чистую сорочку, Устя! Такая красивая женщина, какъ вы, — не можетъ не быть доброй. О, не смѣйтесь такъ увлекательно, а закроите лучше форточку. Такъ… Теперь эту скатерть со всѣмъ, что на ней — къ чорту! Пока барина бреютъ, принесите свѣжую, накроите столъ, перемѣните наволочки, приберите постель и затопите печь… Когда барина постригутъ и побреютъ, подметите полъ, сотрите со всего пыль и наладьте намъ самоварчикъ. Устя, да что вы, въ самомъ дѣлѣ, дѣлаете, что у васъ такой чудесный цвѣтъ лица? Ничего? Поразительно. Ну, дѣйствуйте!
Когда Устя, сметая со стола, взялась за знаменитый огрызокъ колбасы, напоминавшій заднюю часть крысы, Кашнцынъ поглядѣлъ на происходящее испуганными глазами и уже раскрылъ ротъ съ цѣлыо протеста, но парикмахеръ пригрозилъ:
— Не шевелитесь, а то обрѣжу.
Черезъ полчаса чистенькій, умытый и переодѣтый Кашицынъ сидѣлъ за самоваромъ противъ Берегова, жадно прихлебывалъ горячій чай и, въ одну изъ паузъ, окинувъ взглядомъ комнату, засмѣялся и сказалъ:
— А, дѣйствительно, точно праздпикъ. Чего вы молчите?
— А ужъ не знаю, — усмѣхнулся Береговъ, — каяться мкѣ передъ вами или нѣтъ? Духу не хватаетъ.
— Въ чемъ каяться?
— Скажите: у васъ сейчасъ денегъ совсѣмъ нѣтъ?
— Есть. Четыре копѣйки.
— А какая сумма васъ устроила бы?..
— Да мнѣ бы рубликовъ двѣсти. Прожилъ бы я скромненько праздники, а послѣ Крещенія — пріискалъ бы и мѣсто. Господи! Вѣдь, я три языка знаю, коммерческую корреспонденцию могу вести, ужъ не такое же я чудовище, въ самомъ дѣлѣ… — Двѣсти рублей, — задумчиво повторілъ Береговъ.
— У васъ я не возьму, — сказалъ, нахмурившись, Кашицынъ. — Я знаю, вы живете въ обрѣзъ…
— Въ обрѣзъ, — усмѣхнулся Береговъ. — А вы знаете, я васъ обокралъ.
— Что?!
— Скажите, вы хорошо помните послѣдине наше свиданіе въ этой комнатѣ?
— Въ маѣ? Помню.
— Вы пришли тогда отъ нотаріуса съ этимъ дурацкимъ наслѣдствомъ, и деньги, какъ я уже говорилъ торчали у васъ нелѣно, не по дѣловому, изо всѣхъ кармановъ… Помните?
Кашицынъ усмѣхнулся.
— Теперь, если у васъ память хорошая, — вы должны вспомнить и послѣдующее: снявъ пальто, вы стали выгружать деньги: часть бросили на комодъ, тысячъ десять сунули въ комодъ, пачку положили въ боковой карманъ, а кромѣ того, у васъ было всюду понатыкано: и въ жилетныхъ карманахъ, и въ брючныхъ. И вы даже не замѣтили, какъ изъ жилетнаго кармана упала на полъ двадцатипятирублевая бумажка. Хехе. Я ее поднялъ, конечно. Теперь — помните, когда я уходилъ — я вамъ передавалъ чтонибудь?
— Да… да, кажется, помню. Запечатанный конвертъ. И просили запереть въ шкатулку до вашего востребованія.
— Вѣрно. Такъ слушайте: когда вы пошли къ телефону насчетъ мѣсячнаго экипажа и оставили меня одного — я открылъ ящикъ комода, вынулъ изъ ящика одну пятисотрублевку, приложилъ къ ней поднятыя на полу и, запечатавъ въ копвертъ, передалъ вамъ.
Изумленный хозяинъ привсталъ съ мѣста.
— За… чѣмъ же вы это сдѣлали?
— Изъ симпатіи къ вамъ. Я, вѣдь, видѣлъ, что при вашемъ отнощеніи къ депьгамъ, ихъ вамъ ненадолго хватить. И былъ увѣренъ, что пересчитывать не будете. Теперь-то вы, кажется, исправились?
— Да, вѣдь, конвертъ этотъ до сихъ поръ въ шкатулкѣ валяется, — ахнулъ хозяинъ.
— Ну, вотъ и пользуйтесь краденымъ. — усмѣхнулся Береговъ.
— Георгій Иванычъ, милый… Да, вѣдь, это чтожъ такое!! Вѣдь, я спасенъ! Я возрожденъ. Гдѣ этотъ конвертъ?.. Вотъ! Глядите — вотъ онѣ!! Одна бумажка и другая… Пятьсотъ двадцать пять рублей! Ну, я васъ нынче такъ не отпушу. Нѣѣтъ… Мы встрѣтимъ пріздничекъ… Устяя! Устя! Пойди къ хозяйкѣ и заплати ей за мѣсяцъ…
— За два, красавица,— крикнулъ Береговъ.
— Что? Ну, за два, такъ за два… Деньжищъ-то все равно уйма… Потомъ, Устя! Сходи къ Сидорову, купи тамъ ты вотъ чего… гм!.. Окорокъ ветчины, телятинки купи, икорки паюсной… впрочемъ, можно и свѣжей. Ну, сардинъ, колбасы, конечно… фруктовъ. Да постой! Вотъ тебѣ записочка съ адресомъ. По этой запискѣ дадутъ тебѣ вина краснаго и бѣлаго… да и что ужъ тамъ толковать… возьми парочку шипучаго…
Хозяинъ совсѣмъ оживился; онъ чуть не прыгалъ на мѣстѣ, потиралъ руки, причмокивалъ, смѣялся, и глаза его блистали, какъ алмазы…
Подперши голову руками, молча сидѣлъ Береговъ и глядѣлъ, глядѣлъ на хозяина, не сводя глазъ.
Весь столь былъ уставленъ бутылками, стаканами и тарелками съ закуской…
Хозяинъ смѣялся, подмигивалъ и трепалъ пріятеля по плечу.
— Вотъ это праздникъ, я понимаю! Комната чистенькая, свѣжая, всего вдоволь…
И вдругъ вскочилъ хозяинъ, какъ ужаленный. — Что съ вами? — испугался Береговъ.
— Вспомнилъ… Скажите, магазины еще не заперты?
— Нѣть, нынче до одиннадцати.
— Ну, слава Богу. Чуть не забылъ. Вѣдь, у меня нѣтъ ни капли: ни одеколону, ни духовъ…
— Да, это, конечно, большой ударъ.
— Смѣйтесь, смѣйтесь. А я все-таки пойду сейчасъ, позвоню по телефону, чтобы прислали…
Онъ рѣзво выскочилъ изъ комнаты.
Оставшись одинъ, Береговъ разгладилъ усы, подошелъ къ комоду, на которомъ лежала принесенная Устей сдача, вынулъ изъ кучи скомканныхъ бумажекъ пятьдесятъ рублей, открылъ крышку шкатулки и всунулъ деньги въ пачку какихъ-то старыхъ пожелтѣвшихъ писемъ.
Когда хозяинъ вернулся, Береговъ сидѣлъ у стола, задумчиво прихлебывая изъ бокала вино…
— Кашицынъ, — сказалъ онъ, улыбаясь печально и ласково, — а не поступите ли вы и съ этими деньгами такъ, какъ съ тѣми пятнадцатью тысячами?
— Что вы, что вы, — кричалъ Кашицынъ, заливаясь смѣхомъ, — нѣтъ ужъ, знаете, я, спасибо, поумнѣлъ съ тѣхъ поръ. Да! Какая удача! Въ томъ магазинѣ, гдѣ одеколонъ, оказались и англійскіе галстуки... Я велѣлъ себѣ прислать штучки три... Всетаки, какъ-ни-какъ, такой праздникъ!!! Какъ вы думаете? . . . . . . . . . . . . . . . .
— Мѣсяца черезъ полтора я къ вамъ зайду, — уклончиво отвѣтилъ Береговъ.
