Простите, дорогая тетушка, что такъ долго Вамъ не писала, но съ этимъ переѣздомъ всѣ совершенно потеряли голову; теперь все устраивается понемногу, и вчера уже повѣсили вывѣску; папаша все хлопочетъ самъ, сердится и бранится на насъ и вчера дошелъ до того, что надѣлъ жилетъ задомъ напередъ. Мамаша Вамъ очень кланяется; у меня отдѣльная комната отъ нея, но рядомъ, и двери на ночь я оставляю открытыми, продолжая быть все такой же трусихой. У папаши, кромѣ Жана и Пьера, еще только мальчикъ и потомъ еще недавно поступившій Жакъ Моберъ, здѣшній, кажется, обыватель. И такой чудакъ — пришелъ наниматься совсѣмъ ночью, когда мы уже собирались спать; папаша чуть не прогналъ его прямо безъ разговоровъ, но потомъ все обошлось. Работы, слава Богу, много, такъ что папаша довольно утомляется; но что же дѣлать, надо же жить какъ-нибудь. Что Вамъ сказать о Лашезъ-Дье? Это совсѣмъ маленькій городокъ со старымъ, въ родѣ крѣпости, монастыремъ, вдали видны горы Не знаю, не будетъ ли намъ тутъ очень скучно, хотя мы и познакомились уже кое съ кѣмъ. Покуда еще ничего дѣлать некогда за устройствомъ. Прощайте, милая тетя; простите, что мало пишу — ужасно некогда и къ тому же такая жара, что у меня вся шея мокрая. Цѣлую Васъ и пр.
Благодарю Васъ, милая тетушка, за присланную Вами шубку. Право, Вы слишкомъ предусмотрительны, приславши Вашъ милый подарокъ теперь, когда мы всѣ гуляемъ еще въ однихъ платьяхъ. Узнаю милую тетушку Розалію и въ этой внимательности и въ выборѣ матеріи! Гдѣ Вы отыскали такой чудный штофъ? Главное, съ такимъ рисункомъ. Эти столь яркія розы съ зелеными в листьями на золотисто-желтомъ фонѣ — предметъ удивленія всѣхъ нашихъ знакомыхъ, которые спеціально заходятъ смотрѣть Вашъ подарокъ, и я съ нетерпѣніемъ жду холодовъ, чтобы обновить это чудо. Мы всѣ здоровы, хотя живемъ скромно и нигдѣ не бываемъ. Дома насъ очень забавляетъ Жакъ; это очень веселый, милый молодой человѣкъ, способный и работящій, такъ что папаша имъ не нахвалится. Матушкѣ не нравится, что онъ не ходитъ въ церковь и не любитъ благочестивыхъ разговоровъ. Конечно, это дурно, но молодости можно простить этотъ недостатокъ, тѣмъ болѣе, что Жакъ — юноша въ общемъ очень скромный: не гуляка, не игрокъ, не пьяница. Еще разъ благодарю Васъ, милая тетя, за шубку, и остаюсь любящая Васъ племянница
Дорогая тетушка, поздравляю Васъ отъ души съ днемъ Вашего рожденія (вѣдь это въ 69 годъ Вы вступаете!) и желаю встрѣтить его въ менѣе смутномъ, менѣе смѣшанномъ состояніи, чѣмъ нахожусь я. Ахъ, тетя, тетя. Я такъ привыкла Вамъ все писать, что признаться Вамъ мнѣ гораздо легче, чѣмъ отцу Виталію, нашему духовнику, котораго я знаю всего нѣсколько мѣсяцевъ. Какъ мнѣ начать? съ чего? Я трепещу какъ дѣвочка, и только воспоминанія Вашего милаго, добраго лица, сознаніе, что для тети Розаліи я — все та же маленькая Клара, придаютъ мнѣ смѣлость. Помните, я Вамъ писала о Жакѣ Моберъ, ну, такъ вотъ, тетя, я его полюбила. Вспомните вашу юность, Регенсбургъ, молодого Генриха фонъ Моншейнъ и не будьте строги къ Вашей бѣдной Кларочкѣ, которая не устояла противъ очарованія любви… Онъ обѣщаетъ открыться отцу и жениться на мнѣ послѣ Рождества, но дома никто ничего не подозрѣваетъ и вы пожалуйста меня не выдайте. Какъ мнѣ стало легче послѣ того, какъ я открылась вамъ. Я особенно люблю его глаза, которые такъ огромны во время поцѣлуевъ, и потомъ у него есть манера тереться бровями о мои щеки, что очаровательно пріятно. Простите меня, милая тетя, и не сердитесь на Вашу бѣдную
Кстати, Жакъ совсѣмъ не здѣшній и въ Лашезъ-Дье никто его не знаетъ, мы совершенно напрасно это вообразили. Въ сущности, не все ли это равно? Не правда ли?..
Правда, что несчастья ходятъ всегда толпою! Мамаша вчера, замѣтивъ мою талію, стала разспрашивать, и я во всемъ созналась. Можете представить горе матушки, гнѣвъ папаши. Онъ ударилъ меня по лицу и сказалъ: «никогда не думалъ имѣть въ дочери потаскушку», ушелъ, хлопнувъ дверью. Мамаша, плача, сама меня утѣшала, какъ могла. Какъ мнѣ не хватало васъ, милая тетя, Вашей ласки, Вашего совѣта. Теперь я никуда не выхожу и не придется мнѣ обновить Вашей шубки. Но ужаснѣе всего, что Жакъ насъ покинулъ. Я увѣрена, что онъ отправился въ свой городъ просить благословенія своихъ родителей; Но какъ бы тамъ ни было, его нѣтъ какъ нѣтъ, и моя скука, моя тоска еще усиливаются его отсутствіемъ. Мнѣ кажется, что всѣ знаютъ о моемъ позорѣ, и я боюсь подойти къ окнамъ; я шью не покладая рукъ, хотя теперь и трудновато долго сидѣть наклонившись. Да, тяжелое время настало для меня. Какъ въ пѣснѣ поется:
|
«Любви утѣхи длятся мигъ единый, |
Вы вѣроятно думали, тетя, что я уже умерла, не получая отъ меня писемъ столько мѣсяцевъ. Къ несчастью, я жива. Разскажу спокойно все, что произошло. Жака нѣтъ, пусть Богъ простить ему его зло, какъ Онъ насъ избавилъ отъ козней сатаны. 22 мая я разрѣшилась отъ бремени ребенкомъ, мальчикомъ. Но, праведный Боже, что это былъ за ребенокъ: весь въ шерсти, безъ глазъ и съ ясными рожками на головѣ. Боялись за мою жизнь, когда я увидала свое дитя. Свое дитя, какой ужасъ! Тѣмъ не менѣе рѣшили его окрестить по обряду святой католической церкви. Во время св. таинства вода, приготовленная для поливанія, вдругъ задымилась, поднялся страшный смрадъ и когда служащіе могли открыть глаза послѣ ѣдкаго пара, они увидѣли въ купели вмѣсто младенца большую черную рѣдьку. Козни сатаны насъ да не коснутся. Можете вы представить всю горесть, весь ужасъ и радость, что мы не до конца погублены. Когда мнѣ разсказали все происшедшее въ церкви, я сдѣлалась какъ безумная. У насъ отслужили молебенъ и каждый день кропятъ святой водой. Мнѣ читали молитвы на изгнаніе злого духа. Отецъ Виталій совѣтовалъ очистить мой организмъ отъ злого сѣмени…
Вы бы меня не узнали, милая тетя, такъ я измѣнилась за это время. Не всякому на долю выпадаетъ такое несчастье. Но Богъ сохранитъ всѣхъ на Него уповающихъ. Прощайте и пр., любящая Васъ
Пишу вамъ опять, милая тетя, думая, что Вы очень безпокоитесь нашими дѣлами. Послѣ моего очищенія жители стали искоренять и у себя остатки слѣдовъ злого духа. Припомнили всѣ работы, которые дѣлалъ Жакъ Моберъ (хотя лучше бы его звать чортомъ Вельзевуломъ): сапоги, полусапожки, туфли, ботфорты, и, сложивши все на площади у аббатства, сожгли ихъ. Лишь старый часовщикъ Лимозіусъ отказался дать свои сапоги, говоря, что ему важнѣе прочные сапоги, чѣмъ глупое суевѣріе. Но, конечно, онъ былъ еврей и безбожникъ, не заботящійся о спасеніи безсмертной души. Прощайте, милая тетя, и пр.
