Правда-ль это, пѣсня, даръ мой драгоцѣнный,
Что остылъ я сердцемъ и что вдохновенный
Пылъ мнѣ измѣняетъ въ омертвѣвшемъ тѣлѣ,
Какъ цвѣткамъ увядшимъ бабочка? Ужели
Въ жизни я останусь словно храмъ безъ крыши,
Гдѣ гнѣздятся совы и шныряютъ мыши?…
На людскую милость положиться, что ли?
Охъ, ужь эта милость!… Растравитъ до боли,
Молніей ударитъ нѣсколько разъ съ ряду
И въ недвижный камень обратитъ въ награду…
Пусть такое счастье и врагу не снится…
Нѣтъ, желаю жить я и съ судьбою биться,
Чувствовать хочу я жизни трепетанье,
Радости и муки, счастье и страданье;
Даже путь терновый предъ собою чуя,
Въ міръ, какъ рыба въ воду, броситься хочу я.
Да, хочу бороться!… Или юность скрылась?
Ложь! — Во мнѣ, вѣдь, пламя только притаилось
Кто сказалъ, что старъ я? Или всѣ ослѣпли?
Хмуръ мой видъ?… Такъ знайте: это — лава въ пеплѣ;
Голову склоню я на одно мгновенье:
Это только дума, или мигъ забвенья;
Мои пѣсни стихли, но молчанье это
Нужно, какъ священный отдыхъ для поэта.
Люди зашумѣли, — чѣмъ я такъ смутилъ ихъ? —
И кричатъ, что дряхлъ я и ужь пѣть не въ силахъ.
Нѣтъ, не правда!… Пѣсня, докажи ты міру,
Что мою напрасно онъ позоритъ лиру!…
Пѣсня, будь вѣрна мнѣ! Радуясь, страдая,
Какъ пѣвецъ, продажнымъ не былъ никогда я,
Золотомъ не пачкалъ рукъ своихъ преступно
И поэта слово было неподкупно.
Рабски я не ползалъ въ людяхъ ради хлѣба
И спокойно, гордо могъ смотрѣть на небо.
Не растлилъ я мысли, не игралъ свободой,
Не терялъ я связи съ Богомъ и природой…
Презираю грязь я и порокъ до нынѣ,
Въ красотѣ и правдѣ вижу блескъ святыни, —
Для чего же буду собственныя силы
Убивать молчаньемъ, или сномъ могилы?
Нѣтъ, еще не старъ я, — сердце не устало…
Пѣсня, приходи же: грянемъ, какъ бывало…
Громкимъ звукамъ волю дать я побоюсь ли?
Пусть не стройны гусли, — я настрою гусли,
Запою и — пѣсня разноситься будетъ
По горамъ и нивамъ и сердца разбудитъ,
Эхомъ пронесется по густому бору…
Пѣть такія пѣсни старикамъ не въ нору
И такіе звуки — пусть узнаютъ люди —
Вылетать не могутъ изъ разбитой груди.
Но одна ли юность такъ нужна поэту?
И пѣвцовъ въ день судный призовутъ къ отвѣту,
Гдѣ съ того, кто много подучилъ отъ Бога,
Спрошено предъ цѣлымъ свѣтомъ будетъ много.
"О, поэты! — грянетъ голосъ въ это время, —
На какую почву вы бросали сѣмя?
Иль оно упало на скалу безплодно,
Выжженное солнцемъ, иль взошло свободно
На зеленомъ полѣ? Тамъ колосья зрѣли,
Или только куколь вы взростить умѣли?
Плакали ли камни вмѣстѣ съ вашей пѣсней?
И когда брели вы по лѣсной тропѣ съ ней,
Потеряли-ль сады злобу вмѣстѣ съ ядомъ
И къ ручью ягненокъ шелъ ли съ волкомъ рядомъ?
«Пѣсня человѣка — развѣ щебетанье
Птички? Даръ поэта — высшее призванье.
Не копье, не стрѣлы мѣткія Нимврода —
Творческую силу вамъ дала природа
И оружье это, въ сердце проникая,
Страшно, — не сравнится сталь съ нимъ никакая.
Данное вамъ Богомъ свято назначенье:
Онъ вдохнулъ вамъ въ душу чары вдохновенья
И лучами славы озарилъ путь жизни.
О, пока не конченъ подвигъ вашъ въ отчизнѣ,
На минутный отдыхъ лишены вы права…
А межь тѣмъ, игрушка черни и забава,
Для ея потѣхи жили вы позорно,
Разбросавши даромъ вдохновенья зерна,
И питались хлѣбомъ, политымъ слезами, —
Политымъ слезами, добытымъ не вами…
Прочь! Рабамъ наемнымъ ждать нельзя прощенья:
Пусть въ аду сожгутъ васъ совѣсти мученья…»
О, впередъ я слышу этотъ голосъ свыше…
Отъ стыда горю я… Бейся, сердце, тише!
Страшно быть поэтомъ, страшно дѣло наше…
Пусть меня минуетъ, Боже, эта чаша,
Съ этой страстью къ пѣснямъ, съ жгучей ихъ тоскою!…
Нѣтъ, пойду ходить я лучше за сохою
И пасти быковъ я лучше буду въ полѣ,
Гдѣ привыкну скоро самъ къ ихъ жалкой долѣ.
Что сказалъ я?!… Ужасъ мой не повторится.
Горе тѣмъ, въ чьемъ сердцѣ тайный страхъ гнѣздится…
Взявшись разъ за гусли, пропаду и сгину,
Вынесу и кару, но гуслей не кину, —
Жить нельзя безъ пѣсни, безъ живаго слова.
Боже, помоги мнѣ!… Пѣть начну я снова:
Пѣсня!… Передъ нами столько дѣла въ мірѣ,
Что дремать нельзя намъ, давши волю лирѣ,
И пока горитъ въ насъ пламя вдохновенья, —
Отдадимъ ему мы всѣ души движенья,
И хотя бы сжегъ насъ тотъ огонь, — кто знаетъ? —
Лёдъ сердецъ холодныхъ можетъ-быть растаетъ.
Съ честною любовью, съ ненавистью честной
Громомъ загрохочетъ пѣсни звукъ чудесный, —
Даръ поэта станетъ даромъ всемогущимъ
И вѣнецъ блестящій ждетъ его въ грядущемъ.