Городъ Якутскъ стоитъ на берегу Лены, въ разстояніи около 2.000 верстъ отъ ея устья и имѣетъ около 8.000 жителей, состоящихъ изъ инородцевъ и русскихъ. Среди послѣднихъ до 1.000 душъ насчитывается ссыльнаго элемента. Въ области состоитъ около 270.000 жителей: 230.000 якутовъ, 8000 тунгусовъ, 4.000 ламутовъ, юкагировъ, чукчей и чуванцевъ и 28.000 русскихъ.
Въ 1725 году въ области насчитывалось всего 50.000 жителей; такимъ образомъ населеніе области за 185 лѣтъ увеличилось на 220.000 душъ.
Въ окрестностяхъ Якутска, не далѣе 300 верстъ на сѣверъ жители занимаются хлѣбопашествомъ и скотоводствомъ, а въ самомъ городѣ торговлей, мастерствомъ и рыболовствомъ. Въ городѣ есть: женская гимназія, духовная семинарія, реальное, городское и епархіальное училища. Кафедральный соборъ. Гостиницъ нѣтъ, такъ что пріѣзжающимъ приходится останавливаться на частныхъ квартирахъ.
Въ Якутскѣ экспедиція, пользуясь свободнымъ временемъ, опредѣлила въ оградѣ собора время по соотвѣтствующимъ высотамъ солнца для полученія поправки хронометра и опредѣлила поправки другихъ инструментовъ.
Въ квартирѣ, гдѣ мы помѣстились вмѣстѣ съ экспедиціями Толмачева и Волосовича, царилъ неописуемый хаотическій безпорядокъ: три небольшія комнаты были сплошь завалены ящиками, чемоданами, сундуками, разными одеждами, вонючими шкурами и проч. Тутъ же производилась упаковка, заколачиваніе и зашиваніе всего имущества для долгой предстоящей дороги. Случалось, что пришедшему къ намъ гостю приходилось пробираться съ большой осторожностью среди нашего груза, чтобы не выпачкать свои чистенькія брюки, или, хуже того, не разорвать ихъ о гвозди и торчащія разнаго рода желѣзки. Но какъ бы тамъ ни было, а мы жили хотя и въ такой обстановкѣ, но дружно и счастливо. Въ теченіе дня дѣлали свое нужное дѣло для экспедиціи, а вечеркомъ успѣвали даже побывать въ общественномъ собраніи, гдѣ ставились любительскіе спектакли, а также у новыхъ знакомыхъ въ гостяхъ, которые, кстати сказать, были особенно гостепріимны и сердечны къ намъ. Мѣстныя власти оказывали намъ всякое содѣйствіе по снаряженію экспедиціи, благодаря чему К. А. Волосовичъ уже 5 апрѣля имѣлъ возможность тронуться въ путь къ мѣсту работъ, а 6 апрѣля двинулся за нимъ и И. П. Толмачевъ съ болѣе тяжелымъ караваномъ. Я же, прождавъ нѣкоторое время, пока Толмачевъ продвинется съ своей экспедиціей дальше отъ Якутска и тѣмъ освободитъ мнѣ станціонныхъ оленей, вечеромъ 7 апрѣля въ свою очередь выѣхалъ на 8 нартахъ въ путь-дорогу на Верхоянскъ, съ казакомъ—проводникомъ Николаемъ Дьячковымъ 1, крѣпкимъ и расторопнымъ парнемъ.
Стоялъ небольшой морозецъ, ночь была ясная и тихая. Лошади запряженныя по одиночкѣ въ дровни легко бѣжали по хорошей зимней дорогѣ, пролегавшей большею частью по озерамъ и рѣчкамъ, раскинувшимся на широкой бѣлоснѣжной Якутской равнинѣ.
9 апрѣля мы благополучно прибыли на станцію Сегенкельскую (около 300 верстъ отъ Якутска). Отъ этой станціи слѣдовали дальше уже на оленяхъ, такъ какъ отсюда начинается Якутская тайга при полномъ отсутствіи лошадиныхъ кормовищъ, отчего и ѣзда на лошадяхъ является здѣсь невозможной.
14 апрѣля на ст. Билирской насъ захватила распутица. Дорога окончательно испортилась, представляя собою черную землю, по которой оленямъ не подъ силу было тащить груженыя нарты, отчего они часто падали и пропадали. Здѣсь же догнали мы задніе обозы экспедиціи Толмачева съ капитаномъ Кожевниковымъ, который за неимѣніемъ оленей не могъ двигаться дальше. Мы въ свою очередь этимъ обстоятельствомъ были поставлены въ безвыходное положеніе. Я принужденъ былъ бросить здѣсь съ кладью боцманмата Жукова и казака, оставивъ имъ подробную инструкцію какъ поступать въ дальнѣйшемъ путешествіи, а самъ отправился впередъ съ ямщиками на двухъ нартахъ съ необходимѣйшими инструментами и небольшимъ запасомъ.
Сильная весенняя распутица, отсутствіе на станціяхъ оленей (въ улусахъ тоже ихъ не было) и, частью, незнаніе якутскаго языка сильно стѣснили мое движеніе, но тѣмъ не менѣе я ѣхалъ или, вѣрнѣе сказать, тащился впередъ. Въ виду того, что по станціямъ оленей не было, я ѣхалъ на однихъ и тѣхъ же оленяхъ безъ смѣны по три — четыре перегона. Олени до того уставали, что сначала тащились за нартами, а потомъ падали и совсѣмъ пропадали. Нѣкоторыхъ такихъ оленей, во̀ время замѣченныхъ, удавалось спасти отъ смерти снѣгомъ, который мы заталкивали имъ въ ротъ.
Пропавшихъ оленей бросали по дорогѣ, уплачивая хозяину за каждаго отъ 10 до 15 рублей, а чтобы какъ-нибудь двигаться впередъ на измученныхъ отъ такой ѣзды оленяхъ приходилось останавливаться на кормежку и отдыхъ черезъ каждыя 10—15 верстъ. При подъемѣ на гору мы поступали слѣдующимъ образомъ: на дорогу наносили изъ тайги снѣгъ, впрягались въ помощь оленямъ сами въ разгруженныя частью нарты и такимъ образомъ взбирались на гору, а затѣмъ оставленныя внизу вещи выносили на себѣ. Свѣжихъ оленей добывали у встрѣчныхъ якутовъ, не считаясь иногда ни съ ихъ согласіемъ, ни съ ихъ удобствами. Лишь бы ѣхать и ѣхать къ намѣченной цѣли. Въ концѣ концовъ выходило для всѣхъ хорошо: мы имѣли возможность двигаться впередъ, а якуты эти получали съ насъ большія деньги и рисковали только тѣмъ, что двѣ — три нарты бросали на нѣкоторое время въ пути.
Такое тяжелое положеніе при путешествіи приходится въ концѣ концовъ объяснить слѣдующими причинами: 1) ранней весной и слѣдовательно распутицей, въ которую мы попали благодаря позднему выѣзду изъ Петербурга, 2) путешествіемъ двухъ экспедицій впереди насъ, которыя занимали до 20 нартъ, и 3) неудачнымъ дѣйствіемъ якутской администраціи, выпустившей передъ нашимъ выѣздомъ изъ Якутска партію политическихъ ссыльныхъ и священника на Верхоянскъ.
Такимъ образомъ становится понятнымъ, почему по станціямъ и даже по улусамъ не было оленей, всѣ они были разобраны и утомлены до изнеможенія. Вообще же про оленя можно сказать, что это слишкомъ благодарное, выносливое животное. Здоровый, сильный олень бѣжитъ по хорошей дорогѣ со скоростью отъ 15 до 25 верстъ въ часъ и можетъ свободно выдержать безъ кормежки суточную дорогу. Ямщики же — якуты народъ лѣнивый, трусливый и въ дорогѣ неподвижный. Якутъ мимо поварни не можетъ проѣхать, чтобы не завернуть въ нее попить чаю: «Ямчикъ кушій чай», хотя бы онъ передъ этимъ незадолго и пилъ его.
На этомъ трактѣ, такъ называемомъ Верхоянскомъ, приходилось переваливать черезъ высокій, живописный Верхоянскій хребетъ, покрытый глубокимъ снѣгомъ, и черезъ другія менѣе высокія горы. Переправляться черезъ рѣки Нера, Моюряхъ и др. Эти рѣки къ нашему счастью еще не успѣли разлиться и только образовали наледи (наледную воду), которыя мы здѣсь преодолѣвали успѣшно. Дорога проходила большею частью по долинамъ рѣкъ и горнымъ ущельямъ, изобилующимъ крупнымъ камнемъ, очень вреднымъ для нартъ.
20 апрѣля прибыли благополучно въ г. Верхоянскъ, проѣхавъ такимъ образомъ отъ Якутска въ 13 дней около 900 верстъ. Здѣсь застали мы И. П. Толмачева, который заготовлялъ оленей для своего задняго каравана; онъ былъ отъ неудачъ въ большомъ отчаяніи. О Волосовичѣ я узналъ, что онъ, такъ какъ раньше выѣхалъ изъ Якутска, сравнительно благополучно проскочилъ распутицу и изъ Верхоянска направился къ Усть-Янску, откуда предполагалъ начать свои работы.
Въ Верхоянскѣ нами немедленно же было опредѣлено время и широта мѣста во дворѣ дома казака Климовскаго, гдѣ мы остановились на квартирѣ.
Верхоянскъ небольшой окружной городишко Якутской области, имѣетъ около 400 душъ жителей, церковь, народную школу и метеорологическую станцію. Жители состоятъ изъ якутовъ, верхоянскихъ казаковъ, мѣщанъ и политическихъ ссыльныхъ, которые занимаются скотоводствомъ, охотой и отчасти рыболовствомъ.
Стоитъ городъ въ истокѣ рѣки Яны среди высокихъ снѣжныхъ горъ, охватывающихъ его кольцомъ со всѣхъ сторонъ. Отличается суровостью климата (полюсъ холода). За послѣднія 10 лѣтъ наибольшіе морозы здѣсь доходили до — 65°,9 Ц. (1909 г. 2 декабря).
Къ вечеру 21 апрѣля пріѣхалъ въ Верхоянскъ съ кладью мой Жуковъ, обогнавъ капитана Кожевникова. Своимъ скорымъ появленіемъ въ Верхоянскъ онъ, признаться, меня очень удивилъ, но потомъ, когда выяснилось, что они съ казакомъ додумались приспособить къ вьюкамъ быковъ, коней и все прочее, что только попадалось подъ руку, то мнѣ оставалось только радоваться ихъ энергичнымъ дѣйствіямъ и находчивости. Ну, какъ бы тамъ ни было, а все же въ суммѣ печаль и печаль: дальше вмѣстѣ ѣхать было опять невозможно по той же причинѣ — недостатка животныхъ. Поэтому я и И. П. Толмачевъ рѣшили ѣхать налегкѣ вдвоемъ, съ тѣмъ, чтобы для Кожевникова и Жукова заготовлять впереди лошадей и вообще животныхъ и дать такимъ образомъ возможность и имъ двигаться вслѣдъ за нами. Рѣшено — сдѣлано. Я оставилъ Жукову новую инструкцію для путешествія и деньги и въ этотъ же день 21 апрѣля выѣхали дальше на Средне-Колымскъ, частью на нартахъ, а частью вьюкомъ на лошадяхъ.
Погода стояла теплая, снѣгъ быстро таялъ, температура наружнаго воздуха была +5°,0 Ц. Дорога все больше и больше портилась, несмотря на то, что мы поднимались выше въ сѣверу. На станціи Тастахъ пришлось бросить свои возки и слѣдовать дальше только на вьюкахъ. На этомъ трактѣ — Колымскомъ пришлось переваливать черезъ два высокихъ хребта: Тасъ-хая-тахъ и Алазейскій и черезъ нѣсколько низкихъ переваловъ, а также переправляться черезъ рѣки Тастахъ, Догдо, Селегнякъ, Индигирку и Алазею. Нѣкоторыя изъ этихъ рѣкъ имѣли глубокія наледи, а Алазея успѣла уже наполовину вскрыться.
При переправѣ черезъ незамерзшія наледи приходилось испытывать большія бѣдствія: некованныя лошади скользили по льду и падали съ кладью въ воду, грузъ подмачивался и портился, это обстоятельство причиняло намъ много хлопотъ и огорченій, не говоря уже о томъ, что возня съ упавшей лошадью вообще не являлась для насъ, и безъ того обезсиленныхъ, пріятнымъ занятіемъ. При переходѣ тайгой приходилось пробираться впередъ безъ всякой дороги, такъ какъ дорога лѣтняя еще не была очищена, а зимняя уже пришла въ негодность. Ѣхали какъ попало, наугадъ, иногда попадали въ глубокую грязь, перемѣшанную со снѣгомъ, гдѣ лошади, загрузали по брюхо и останавливались, не имѣя силъ вытащить ногъ. Въ такихъ случаяхъ происходила обыкновенно аварія всего каравана, такъ какъ всѣ лошади, будучи связаны между собой хвостами (поводъ задней лошади привязывался за хвостъ передней и т. д.) не могли быть остановлены сразу и слѣдовательно нѣкоторое время тащили своего застрявшаго товарища. Тутъ въ результатѣ бывало, или поводъ обрывался у какой-нибудь лошади, или часть хвоста, а то разстраивался и весь караванъ; въ послѣднемъ случаѣ обыкновенно лошади «дурѣли» (пугались) и разбивали вьюки. Ямщики же, какъ я уже говорилъ и раньше, страшные трусы, боятся раздурѣвшихъ лошадей и бѣгутъ отъ нихъ прочь съ неистовымъ крикомъ «а-а-а»…
Хронометры я помѣстилъ на отдѣльной отъ каравана смирной лошади и съ отдѣльнымъ ямщикомъ. Уложены они были въ особый ящикъ на пружинахъ, обитый войлокомъ и кожей и въ такомъ видѣ прикрѣплялись на мягкихъ подмосткахъ на спинѣ лошади. Эта лошадь тщательно нами охранялась и поэтому съ хронометрами за весь путь ни одного раза аваріи не было.
Когда лошади уставали, тогда они не только не дурѣли, но и вовсе отказывались идти впередъ.
Случалось намъ ѣхать верхомъ безъ отдыха и безъ сна по трое сутокъ подрядъ и болѣе, тогда ямщики и казакъ-проводникъ нашъ обезсиливали и подъ разными предлогами не хотѣли насъ везти дальше. Что касается меня и Толмачева, то мы оказались гораздо выносливѣе ямщиковъ, потому ли, что мы вообще объ усталости не думали, а заботились только о томъ, чтобы какъ можно скорѣе проскочить рѣки до ихъ вскрытія или потому, что мы дѣйствительно были крѣпче ихъ, во всякомъ случаѣ мы еще кое-какъ держались на лошадяхъ и ѣхать могли. Убивало насъ еще одно обстоятельство: порою тепло вдругъ смѣнялось морозомъ, наледи стягивало тонкимъ льдомъ и подмораживало дорогу, это обстоятельство заставляло насъ бросать некованныхъ лошадей (о ковкѣ здѣсь понятія не имѣютъ), не могущихъ идти по скользкой дорогѣ, и искать оленей. Такая операція обыкновенно продолжалась долго, до тѣхъ поръ, пока проводники не походятъ съ присущей имъ лѣнью по улусамъ столько времени, сколько имъ нужно, для того, чтобы выспаться и наговориться вдоволь съ своими друзьями. Въ этомъ случаѣ ни тройные прогоны, которые мы имъ платили, ни открытыя предписанія высшаго начальства, ни наши грозныя требованія не помогали дѣлу, единственно что насъ тутъ выручало такъ это берданки И. П. Толмачева, которыя онъ везъ съ собой для чукчей. За берданку якутъ съ удовольствіемъ дѣлалъ все и былъ любезенъ до приторности. Купцы здѣсь распространяютъ берданки по 30—40 рублей за штуку, тогда какъ Толмачевъ уступалъ ее съ сотней патроновъ за 10 рублей и даже дешевле.
На этомъ трактѣ станція отъ станціи расположены далеко, отъ 50 до 100 верстъ и болѣе. Благодаря распутицѣ, олени на станціяхъ уже были сняты, какъ зимняя почта, а лошади, составляющія лѣтнюю почту, — еще не были поставлены, да ихъ, кажется, подрядчики и не торопились ставить потому, что: «до начальства далеко, а до Бога высоко».
Вотъ почему намъ и пришлось самимъ рыскать за оленями и лошадьми по улусамъ и наслегамъ. Между станціями есть такъ называемыя «чай-поварни», въ которыхъ путники отогрѣваются отъ холода и пьютъ чай. Такая поварня состоитъ изъ небольшого строенія — чумообразной формы, сложеннаго изъ вертикально стоящихъ бревенъ и обмазаннаго глиной съ землей (новѣйшія поварни строятся теперь изъ толстыхъ бревенъ, лежащихъ горизонтально). Внутри поварни есть камелекъ или очагъ, гдѣ путники готовятъ себѣ чай. Поварни эти обыкновенно бываютъ безъ оконъ и часто безъ дверей, такъ что температура въ нихъ всегда равняется температурѣ наружнаго воздуха, а если добавить при этомъ, что во время растопки очага поварня наполняется ѣдкимъ дымомъ, то станетъ тогда понятно насколько пріятенъ бываетъ въ ней отдыхъ для путника.
Отъ вѣтровъ же и пурги въ поварнѣ укрытіе вполнѣ возможно.
Большая запущенность поварень объясняется тѣмъ, что у нихъ нѣтъ постоянныхъ хозяевъ, никто тамъ не живетъ и никто за ними не смотритъ, а путники бываютъ всякіе: нѣкоторые относятся съ большимъ уваженіемъ къ этому случайному пріюту и обращаются съ ними осторожно, а нѣкоторые не щадятъ его совершенно: рубятъ на дрова двери, койки и даже стѣны, несмотря на то, что лѣсъ подъ бокомъ, а случается, что, бросивъ огонь въ камелькѣ, и совсѣмъ сжигаютъ поварню.
Однимъ словомъ поступаютъ такъ, какъ будто бы этотъ дорогой пріютъ больше ни имъ, и никому другому никогда не понадобится.
На станціяхъ отдыхъ нѣсколько бываетъ лучше, чѣмъ въ поварняхъ, такъ какъ это помѣщенія жилыя и теплыя, хотя и тутъ, нужно сказать, къ сожалѣнію встрѣчается большая непріятность. Якуты живутъ очень нечистоплотно, рядомъ съ собой въ одной и той же юртѣ держатъ и скотъ, и собакъ. Послѣднія составляютъ у нихъ постоянныхъ обитателей юрты, отчего въ ней образуется такая духота, такой тяжелый воздухъ, что съ удовольствіемъ предпочтешь спать на дворѣ на 40-градусномъ морозѣ, лишь бы только дышать чистымъ воздухомъ. Я обыкновенно спалъ въ такихъ случаяхъ въ своемъ крытомъ возкѣ, завернувшись въ доху и теплое баранье одѣяло.
Попадаются станціи иногда и чистенькія, гдѣ болѣе опрятно и зажиточно живутъ сами хозяева. На такихъ станціяхъ мы даже раздѣвались и спали какъ у себя дома, а также охотно ѣли угощеніе хозяевъ, состоящее изъ хояка (замороженное коровье масло), молока и конины, которая очень распространена среди якутовъ, какъ лучшее мясное блюдо. Мы, въ свою очередь, угощали любезныхъ хозяевъ чаркой спирта или кускомъ сахара и сухаремъ. Такое угощеніе для нихъ являлось высшимъ наслажденіемъ, такъ какъ и то и другое и третье они здѣсь очень рѣдко видятъ, а еще рѣже ѣдятъ, а любовь и къ спирту и сахару очень велика.
Великолѣпная природа этого тракта, несмотря на всю тяжесть нашего путешествія, все же не могла не произвести на насъ впечатлѣнія: высокій холмообразный хребетъ Тасъ-хая-тахъ, покрытый вѣчными снѣгами, съ каменными людьми на вершинѣ (кекуры), величественно извивается передъ вами, въ причудливыхъ формахъ и красотахъ. Съ его высоты вы видите подъ собой гладкій безконечный долъ, покрытый бѣлой пеленой снѣга, лишь кое-гдѣ искажающійся или отдѣльно высунувшейся на поверхность конической горкой или прорѣзывающейся глубокой долиной какъ бы не къ мѣсту здѣсь брошенными, но безусловно дополняющими красивое разнообразіе природы.
Грандіозная долина рѣки Догдо, прорѣзывающая хребетъ Тасъ-хая-тахъ, приковываетъ своей величественностью глазъ путника; сравнительно небольшая рѣка, разлившись во всѣ стороны, образуетъ великолѣпный, гладкій, верстъ 20 въ длину и версты 4 въ ширину Тарынъ (замерзшія наледи). При видѣ этого зеркальнаго ледяного поля невольно возвращаешься къ дѣтству и живо представляешь себя съ коньками на ногахъ, несущимся съ захватывающимся дыханіемъ по безконечному простору…
Переправа черезъ такія наледи на оленяхъ представляетъ собою чрезвычайно трудную операцію. Передъ тѣмъ, какъ вступить на наледь, ямщики разгоняютъ быстро оленей и почти что по инерціи ползутъ по ней всѣмъ караваномъ на другую сторону, картина тутъ получается очень тяжелая: олени падаютъ, спѣшатъ подняться и снова падаютъ, разбиваютъ себѣ ноги и все-таки тащатся за караваномъ, такъ какъ нарты всѣ между собой связаны. Олень, который упалъ и не успѣлъ подняться тянется по льду караваномъ до другого берега, такой олень иногда обдираетъ себѣ бокъ до костей и тогда онъ представляетъ жалкаго мученика, а бываетъ иногда и того хуже: при переправѣ черезъ наледи еще недостаточно промерзшія, болѣе грузные олени проваливаются и, не успѣвъ вытащить ногъ, ломаютъ ихъ.
Вообще при переправахъ черезъ наледи вся тяжесть обоза ложится на переднихъ оленей, которые, не останавливаясь, вытаскиваютъ весь караванъ на другую сторону рѣки въ какомъ бы онъ видѣ ни былъ, поэтому напередъ олени выбираются сильные и не усталые. Если же караванъ остановить на наледяхъ, то тогда снова его двинуть съ мѣста ужъ нельзя будетъ, такъ какъ оленямъ не подъ силу бываетъ взять нарты на скользкой поверхности льда. Горе каравану, если ледъ провалится и вода выступитъ на поверхность. Въ этомъ случаѣ весь обозъ рискуетъ очутиться аршина на 1½—2 подъ водою (высота наледей).
12 мая прибыли на Алазею, успѣвъ переправиться черезъ Индигирку, которая насъ очень пугала, по зимнему еще пути. Температура наружнаго воздуха была +19°.0 Ц., рѣка уже наполовину вскрылась отъ льда, поэтому мы своихъ лошадей бросили на этой сторонѣ рѣки, а сами со всей кладью, частью на лодкѣ, а частью по льду, переправились на другую сторону къ станціи Маловской. Отсюда дальше двигались на вьюкахъ сравнительно благополучно и легко, такъ какъ были уже пройдены всѣ горы и рѣки, которыя могли бы затруднить путь.
14 мая мы благополучно въѣхали въ г. Средне-Колымскъ, сдѣлавъ такимъ образомъ за 21 день около 1400 верстъ.
Городъ Средне-Колымскъ имѣетъ около 500 жителей (200 дворовъ), состоящихъ изъ колымскихъ казаковъ, инородцевъ и приписавшихся мѣщанъ, всѣ они занимаются рыболовствомъ и охотой. Въ городѣ есть церковь и народная школа. Стоитъ городъ на лѣвомъ берегу рѣки Колымы около 600 верстъ отъ ея устья. Рѣка въ Средне-Колымскѣ вскрылась въ ночь съ 14 на 15 мая и окончательно очистилась отъ льда 18 мая.
Пользуясь свободнымъ временемъ, пока готовились карбасы, мы здѣсь въ оградѣ церкви опредѣлили время и широту мѣста, то же самое сдѣлалъ и И. П. Толмачевъ, съ которымъ я подѣлился своими хронометрами. Кромѣ того произвели мензульную съемку средне-колымскаго рейда въ масштабѣ 100 саж. въ дюймѣ и сдѣлали для выясненія рельефа дна, галсъ шлюпочнаго промѣра. Было также опредѣлено теченіе рѣки, которое оказалось 4 версты въ часъ. Ширина рѣки оказалась 1 верста и глубина 6½ саженъ на малую воду. Во время ледохода удалось измѣрить толщину проносимыхъ льдинъ, которая оказалась 1½ аршина.
Власти края: исправникъ В. В. Душкинъ, земскій засѣдатель В. И. Мельниковъ и казачій атаманъ В. Н. Березкинъ, а также все населеніе отнеслись къ намъ съ большимъ вниманіемъ и любовью. Съ ними намъ скоро удалось установить самыя сердечныя отношенія, которыя впослѣдствіи не могли не принести намъ большой пользы.
Пока налаживалось наше дальнѣйшее путешествіе, мы съ И. П. успѣли побывать въ гостяхъ у добродушнаго исправника, у престарѣлаго гражданина города М. М. Бережнова и на имянинахъ у уважаемой всѣми матушки, гдѣ встрѣтились съ домашнимъ радушіемъ и щедрымъ хлѣбосольствомъ. Нужно замѣтить, что по колымскому обычаю на праздникъ уважаемаго лица въ городѣ идутъ безъ приглашенія всѣ: и старый, и малый, богачъ и бѣднякъ, знатный и незнатный, и всѣ они находятъ тамъ одинаковый теплый пріемъ и сытный кусокъ хлѣба за однимъ общимъ столомъ.
Вообще колымчане — добрые, хорошіе люди, отличаются безукоризненной честностью и преданностью. Такія ихъ хорошія стороны можно, мнѣ кажется, объяснить тѣмъ, что эти люди, будучи почти совершенно изолированы отъ внѣшняго міра, не сталкиваются съ людскими пороками, которые могли бы быть имъ привиты. Единичные же случаи, заносимые сюда пріѣзжими, не могутъ имѣть успѣха тамъ, гдѣ живетъ во всей своей силѣ старинный обычай, основанный на принципахъ взаимной любви и преданности.
Работая цѣлое лѣто на рыбныхъ промыслахъ и на промыслахъ за звѣремъ и птицей, колымчане зиму проводятъ у себя дома и «сосутъ лапу», и только немногіе изъ нихъ выходятъ зимой на легкую звѣриную охоту и на подледнаго чира и нельму. Такой образъ жизни, приходится къ сожалѣнію сказать, дѣлаетъ колымскаго казака нѣсколько лѣнивымъ и пассивнымъ во всѣхъ проявленіяхъ его жизни. Колымскіе казаки никогда, кажется, ничего не изобрѣтали или проще сказать не выдумывали въ области своей насущной промышленности, да едва ли и выдумаютъ что-либо безъ помощи извнѣ. Какъ сотни лѣтъ назадъ ловили они рыбу, такъ ловятъ ее и теперь, — тѣмъ же примитивнымъ способомъ: неводомъ и мордой. Вообще, говоря, колымчанинъ промышленникъ не культурный, а между тѣмъ промыселъ здѣсь какъ рыбный, такъ и звѣровый богатый, гдѣ открывается большой просторъ для промышленника блеснуть умѣніемъ и находчивостью.
Чтобы судить о томъ насколько здѣсь стоитъ низко промышленная культура, довольно сказать, что промышленникъ осетровую икру выбрасываетъ собакамъ, какъ негодный продуктъ. Здѣсь осетровъ добывается очень мало. Онъ стоитъ на срединѣ рѣки въ глубокихъ котловинахъ, гдѣ поймать его промышленникъ не умѣетъ. Неводами и мордами ловятъ здѣсь муксуна, нельму, чира и сельдятку, послѣдняя идетъ, главнымъ образомъ, для корма собакъ. Въ верховьѣ рѣки ловятъ также и омуля. Запасы рыбы дѣлаются на зиму въ свѣжемъ видѣ, которая сохраняется въ погребахъ и ямахъ. Изъ звѣрей добываютъ медвѣдя бѣлаго и чернаго, песца, лисицу, горностая, бѣлку, зайца, сахатаго и дикаго оленя. Послѣднихъ бьютъ главнымъ образомъ на водѣ, когда они переплываютъ рѣку съ одной стороны на другую.
Плаваютъ олени черезъ рѣку иногда табунами головъ въ 100—200; въ этомъ случаѣ промышленники, заранѣе подкарауливъ табунъ, гдѣ-либо за мысомъ, бросаются на карбасахъ на средину рѣки и безпрепятственно забираютъ оленей столько, сколько позволяетъ имъ ихъ сила. Олень на водѣ очень слабъ и сдается немедленно отъ ножевого укола, не оказывая промышленнику почти никакого сопротивленія, единственное его средство борьбы, это скорость, съ которой онъ уплываетъ отъ промышленника. На водѣ также бьютъ и сахатыхъ, но этотъ звѣрь не безопасенъ для промышленника, онъ своими огромными рогами нерѣдко опрокидываетъ карбасъ и выбрасываетъ охотника за бортъ.
Много добывается здѣсь птицы, въ особенности когда послѣдняя линяетъ. Иногда партіи охотниковъ убиваютъ ее десятками тысячъ; такъ въ 1908 году на Сенкельскомъ озерѣ партія промышленниковъ добыла за одинъ походъ 24.000 птицъ, преимущественно утокъ и гусей. Вообще же изъ птицъ здѣсь водятся: лебедь, гусь, утка разныхъ породъ, чайка (изрѣдка ранней весной встрѣчается розовая чайка), куликъ и др. Способъ такого массоваго улова птицы заключается въ слѣдующемъ: на большихъ озерахъ, гдѣ обыкновенно птица собирается линять, промышленники цѣлыми деревнями устраиваютъ на нее облаву. На небольшомъ участкѣ берега дѣлается деревянный помостъ шириною около 15—20 саж. Помостъ одной стороной прилегаетъ къ водѣ, а другой уходитъ въ глубину берега, постепенно возвышаясь, гдѣ въ 5—10 саж. отъ воды обрывается въ отвѣсную стѣну съ высотою около сажени. Эту стѣну въ свою очередь охватываетъ плотный заборъ. Промышленники на цѣломъ рядѣ стружковъ (лодка для одного человѣка) и частью по берегу пѣшкомъ, съ трехъ сторонъ окружаютъ плавающихъ птицъ и гонятъ ихъ медленно на помостъ. Птица принуждена, такимъ образомъ, идти сначала на помостъ, а затѣмъ, подъ напоромъ массы, сваливается въ загонъ, гдѣ и попадаетъ уже въ руки промышленниковъ.
Птица такъ же, какъ и рыба и олень сохраняется въ запасъ на зиму. Запасы эти большую часть портятся и не являются уже тогда для промышленника здоровымъ и пріятнымъ питаніемъ. Къ сожалѣнію край не имѣетъ соли, поэтому здѣсь и не дѣлаютъ никакихъ засолокъ продуктовъ.
Такими запасами колымчанинъ обезпечиваетъ себя на всю зиму, но обыкновенно ихъ къ веснѣ уже не хватаетъ и тогда почти ежегодно бываетъ здѣсь голодъ. Большинство колымчанъ хлѣбомъ почти не питаются. Хлѣба здѣсь нѣтъ, небольшое количество его въ казнѣ идетъ на казенно-служащихъ и на пайки казакамъ. Случается иногда мука у купцовъ, но она продается по 10—12 рублей за пудъ, — по цѣнѣ совсѣмъ недоступной для бѣднаго населенія. Сахаръ стоитъ здѣсь около рубля фунтъ. Чай кирпичный сравнительно не дорогъ. Такимъ образомъ главнымъ питаніемъ колымчанъ является рыба и чай.
Промыселъ на бѣлаго медвѣдя и песца производится главнымъ образомъ ранней весной въ устьѣ рѣки, куда промышленники отправляются изъ Нижие-Колымска и другихъ селеній, недалеко удаленныхъ отъ океана, партіями на собакахъ на болѣе или менѣе продолжительное время. Песца добываютъ пастями на наживу, а медвѣдя бьютъ въ снѣжныхъ берлогахъ на берегу, куда онъ выходитъ жить на зимнее время. Медвѣжья берлога легко находится собаками. Надъ берлогой медвѣдя всегда имѣется желтоватое пятно съ небольшимъ отверстіемъ, образовавшимся подъ вліяніемъ теплаго воздуха въ берлогѣ. Входъ же въ берлогу находится обыкновенно гдѣ-нибудь въ сторонѣ въ порядочномъ разстояніи отъ нея.
Найдя берлогу, промышленники задѣлываютъ въ нее входъ и бьютъ медвѣдя сверху черезъ расширенное отверстіе.
Охота на чернаго медвѣдя ведется нѣсколько иначе. Охотники выслѣживаютъ медвѣдя обыкновенно въ лѣсу иа полянахъ, примыкающихъ къ берегу рѣки, гдѣ медвѣди иногда встрѣчаются по два, по три и болѣе штукъ вмѣстѣ. Охотникъ, выслѣдившій медвѣдя, скрадываетъ его на ружейный выстрѣлъ и стрѣляетъ безъ промаха. Раненый медвѣдь всегда бросается на охотника и иногда съ такой быстротой, что нѣтъ никакой возможности сдѣлать въ него второй выстрѣлъ, поэтому всякій охотникъ на медвѣдя имѣетъ при себѣ для рукопашнаго боя пальму (широкій большой ножъ съ длинной рукояткой), которая въ послѣднемъ случаѣ и пускается въ ходъ.
Несмотря все же на хорошее вооруженіе, охотникъ не всегда выходитъ побѣдителемъ, черный медвѣдь рѣшительный и отважный звѣрь; когда идетъ на охотника, онъ не останавливается ни передъ чѣмъ и доводитъ свое нападеніе всегда до конца. Такъ казакъ Доуровъ съ пятью якутами выслѣдилъ однажды 3-хъ медвѣдей, пасшихся вмѣстѣ. Казакъ уговорился съ якутами произвести нападеніе съ тѣмъ, что онъ будетъ стрѣлять, а якуты, въ случаѣ надобности, возьмутъ медвѣдей на пальмы.
Будучи хорошимъ охотникомъ, казакъ сдѣлалъ выстрѣлъ изъ берданки, конечно, безъ промаха. Послѣ этого картина получилась такая: сильно раненый медвѣдь кинулся на охотника, а остальные два убѣжали въ лѣсъ. Второго выстрѣла казакъ сдѣлать не успѣлъ, а якуты въ моментъ покинули поле сраженія и удрали на свои лодки, которыя стояли неподалеку въ рѣкѣ. Надо себѣ представить тотъ ужасъ, который обуялъ казака, когда онъ увидѣлъ, что остался одинъ и безъ пальмы и безъ якутовъ. Медвѣдь тутъ же его накрылъ и началъ, какъ говорятъ колымчане, заѣдать. Сначала задралъ кожу на головѣ, начиная съ затылка, чтобы закрыть лицо (медвѣдь ненавидитъ человѣческое лицо), а затѣмъ сталъ хватать за руки и за ноги, чтобы оборвать мышцы и тѣмъ обезсилить врага. На душураздирающіе крики одинъ изъ якутовъ, наконецъ, вернулся съ пальмой и всадилъ ее въ медвѣдя. Послѣдній, бросивъ казака, тотчасъ же свалилъ якута и тоже задралъ. Якутъ молилъ о помощи. Казакъ попробовалъ было помочь, но, будучи сильно самъ раненъ, не доползъ до медвѣдя. На счастіе прибѣжала якутская собака, которая немедленно кинулась на медвѣдя, схвативъ его за заднія лопатки (самое чувствительное мѣсто у медвѣдя), для медвѣдя это нападеніе было такъ неожиданно, что онъ быстро, не такъ отъ боли, какъ отъ испуга, вскочилъ на заднія лапы, а затѣмъ, опрокинувшись на спину, погибъ.
Такимъ образомъ собака спасла двухъ человѣкъ. Якуты большіе трусы вообще, въ охотѣ же на медвѣдя ихъ трусость увеличивается еще тѣмъ, что медвѣдя они считаютъ, по своему крайнему суевѣрію, чуть ли не Богомъ, напримѣръ: говорить гдѣ-нибудь въ юртѣ дурно о медвѣдѣ по ихъ понятію нельзя, потому что медвѣдь-де можетъ услышать и отомстить. Вообще якуты на медвѣдя охотятся рѣдко, а если и дѣлаютъ это, то только въ томъ случаѣ, когда, напримѣръ, голодъ, или иное какое-либо обстоятельство поставитъ ихъ въ безвыходное положеніе. Убивъ медвѣдя, они его ѣдятъ не иначе какъ съ приговариваніемъ: «не я тебя ѣмъ, а воронъ тебя ѣстъ» и при этомъ каркаютъ по вороньи.
25 мая стоялъ теплый, ясный день. Передъ Средне-Колымскомъ серебрилась широкая гладкая поверхность многоводной рѣки Колымы. Городъ былъ празднично настроенъ отъ стараго до малаго. На колокольнѣ церкви звонили безконечно въ колокола. У набережной стояли два карбаса, заваленные сплошь разнымъ дорожнымъ хламомъ, это были наши карбасы, готовые къ отплытію. На одномъ изъ нихъ снарядился И. П. Толмачевъ, а на другомъ мы; какъ у него, такъ и у насъ команда состояла изъ колымскихъ казаковъ, которыхъ намъ любезно предоставилъ ихъ атаманъ В. Н. Березкинъ. Въ 12 часовъ дня, на набережной собралось почти все немногочисленное населеніе города проводить насъ въ «студеное» море.
Семьи казаковъ плакали и благословляли своихъ кормильцевъ въ тяжелую путь-дорогу. Тутъ же были: мѣстный исправникъ, священникъ, городской голова, казачій атаманъ и другіе. Всѣ собравшіеся, какъ одинъ человѣкъ, сердечно напутствовали насъ и просили: «непремѣнно найти борозду» (фарватеръ). При такой обстановкѣ мы подняли на мачтахъ національные флаги и отвалили отъ берега. Казаки дружно заработали веслами, съ берега загремѣло несмолкаемое ура, а затѣмъ выстрѣлы изъ ружей и револьверовъ, мы отвѣчали тѣмъ же. Пока шла стрѣльба «корабли» наши все удалялись и удалялись внизъ во теченію подъ безконечное «ура» славныхъ добрыхъ колымчанъ, оставленныхъ нами уже далеко далеко за кормой.
Для Жукова я также приготовилъ одинъ юкагирскій карбасъ въ Средне-Колымскѣ и оставилъ черезъ исправника инструкцію: «по пріѣздѣ, немедленно двигаться къ океану къ мысу Медвѣжьему». О немъ я не имѣлъ никакихъ свѣдѣній и поэтому ужасно безпокоился какъ и что съ нимъ и съ имуществомъ, отъ котораго зависѣлъ успѣхъ работъ. Толмачевъ также не переставалъ безпокоиться о своемъ помощникѣ М. Я. Кожевниковѣ, который былъ имъ брошенъ по дорогѣ съ тяжелымъ караваномъ.
Рѣка Колыма течетъ очень извилисто и образуетъ много острововъ наноснаго происхожденія, поросшихъ тальникомъ. Правый берегъ рѣки (каменный) возвышенъ, много выдѣляетъ примѣтныхъ мысовъ (камней), среди которыхъ особенно замѣчательны по своей грандіозности: Ханджабой, Мандзиль и Половиновскій. Лѣвый берегъ (земляной), низменный, лишь мѣстами выдѣляетъ возвышенные земляные яры, подмываемые теченіемъ рѣки. Во многихъ мѣстахъ онъ срѣзается водой, отчего образуются въ другихъ мѣстахъ новые наносные острова. Оба берега покрыты густымъ строевымъ лѣсомъ, среди котораго преобладаетъ лиственница, рѣже встрѣчается осина, ольха и кедровникъ. У Нижне-Колымска лѣсъ постепенно пропадаетъ и уже у заимки Край Лѣсовъ (около 70 верстъ отъ устья рѣки) онъ окончательно переходитъ въ бѣдный низкорослый кустарникъ, а ниже этого мѣста пропадаетъ и кустарникъ и по берегамъ рѣки начинается пустынная непривѣтливая тундра, которая и тянется до самаго океана. Среди травы попадается полынь, цвѣтетъ шиповникъ, смородина, голубица, брусника и мѣстами морошка.
2 іюня прибыли благополучно въ крѣпость Нижне-Колымскъ (въ древности острогъ). Колыма здѣсь очистилась окончательно отъ льда 26 мая и теперь представляла собою, вмѣстѣ съ двумя устьями Большого и Малаго Анюевъ, обширный разлившійся во всѣ стороны рейдъ. Въ Нижне-Колымскѣ встрѣтилъ насъ мѣстный земскій засѣдатель В. И. Мельниковъ, который впослѣдствіи былъ очень полезенъ экспедиціи своими опытными совѣтами и вообще содѣйствіемъ.
Экспедиція помѣстилась на квартирѣ мѣстнаго зажиточнаго промышленника Кошелева, симпатичнаго и добраго старика. На другой день, при хорошей и ясной погодѣ, мы опредѣлили въ оградѣ церкви широту, время и магнитное склоненіе, то же самое было сдѣлано и И. П. Толмачевымъ, но для него потребовалось, въ виду того, что онъ наблюдалъ теодолитомъ, врыть столбъ на кладбищѣ неподалеку отъ церкви. Кромѣ того намъ пришлось здѣсь возстановить метеорологическую станцію, которая, за отсутствіемъ наблюдателя, была очень запущена. Послѣ этого мы, разсчитывая на пріѣздъ Жукова, занялись изслѣдованіемъ Нижне-Колымскаго рейда: произвели мензульную съемку и промѣръ въ масштабѣ 100 саженъ въ дюймѣ, а также опредѣлили теченіе рѣки; ширина рѣки здѣсь оказалась около 2 верстъ, а глубина доходитъ до 10 саженъ и скорость теченія 2 версты въ часъ.
Нижне-Колымскъ представляетъ собою селеніе въ 37 домовъ (часть юртъ, а часть домовъ амбаровидной постройки) съ населеніемъ около 150 душъ, которое также, какъ и въ Средне-Колымскѣ, состоитъ изъ колымскихъ казаковъ инородцевъ, и мѣщанъ; всѣ они занимаются рыболовствомъ, скотоводствомъ и охотой. Выговоръ нижне-колымчанъ рѣзко отличается отъ средне-колымчанъ: — они не выговариваютъ буквы л, напримѣръ: вмѣсто сладко говорятъ «сьядко» и т. д. Вмѣсто буквы ш у нихъ слышится с.
Общество крѣпости составляютъ, кромѣ засѣдателя, еще священникъ, псаломщикъ, завѣдывающій казачьей командой, два-три купца и нѣсколько замѣтныхъ промышленниковъ. Въ зимнія долгія морозныя ночи все это маленькое общество собирается у кого-либо въ «ледяномъ» домикѣ (въ домѣ вмѣсто стеколъ вставлены льдины, а самый домъ обложенъ снѣгомъ, который поливается водой, такой его видъ напоминаетъ собою дѣйствительно сказочный ледяной домикъ) и играютъ безъ устали въ карты, это единственное ихъ развлеченіе и утѣшеніе.
Нижне-Колымскъ основанъ якутскимъ казакомъ Михаиломъ Стодухинымъ въ 1644 году. Стоитъ онъ на лѣвомъ берегу рѣки Колымы въ 150 верстахъ отъ ея устья. Низменный берегъ здѣсь постепенно срѣзается льдомъ, такъ что, надо думать, что черезъ какихъ-нибудь 20—30 лѣтъ онъ будетъ срѣзанъ до самой крѣпости.
По окончаніи всѣхъ гидрографическихъ работъ и наблюденій, нами были пополнены запасы провизіи, подправлены карбаса, добавлено еще нѣсколько казаковъ и, въ виду того, что на пріѣздъ Жукова надежды оставалось мало, мы 6 іюня поплыли дальше къ берегамъ океана, а И. П. Толмачевъ одновременно съ нами отправился въ селеніе Пантелѣеху для закупки лошадей для своего Чукотскаго похода.
Въ Колымскомъ округѣ насчитывается населенія какъ постояннаго, такъ и бродячаго въ среднемъ около 10.000 душъ, изъ этого числа на долю якутовъ приходится 3.000 душъ, ламутовъ 500, юкагировъ и чуванцевъ 200, тунгусовъ 300, чукчей 2000 и русскихъ 4000. Русскіе, якуты и юкагиры большею частью сидятъ по рѣкѣ Колымѣ, занимаясь рыболовствомъ и скотоводствомъ, юкагиры же кромѣ того строятъ карбаса. Ламуты и тунгусы кочуютъ въ лѣсахъ и горахъ, занимаются оленеводствомъ и ведутъ охоту на разнаго рода звѣря. Чукчи бродятъ съ оленями по обѣ стороны Колымы въ такъ называемыхъ западной и восточной тундрахъ. Многіе изъ инородцевъ забыли свой родной языкъ и говорятъ только по-русски. Есть случаи и среди русскихъ, которые говорятъ только по-якутски. Юкагиры и чуванцы считаются самымъ захудалымъ народомъ, это племя совершенно вымираетъ, напр. чуванцевъ осталось всего какихъ-нибудь 5—10 человѣкъ. Прогрессируютъ якуты и русскіе, а чукчи, тунгусы и ламуты держатся какъ будто бы въ одномъ положеніи. Въ суммѣ же населеніе края растетъ. Процентное отношеніе женщинъ къ мужчинамъ приходится приблизительно на половину. Женщина здѣсь находится въ нѣкоторомъ рабствѣ у мужчинъ, она не пользуется ихъ уваженіемъ и любовью, ей вообще отводится всюду послѣднее мѣсто.
Намъ приходилось видѣть, какъ мужчины самую грязную работу въ хозяйствѣ взваливаютъ на женщинъ. Это практикуется у всѣхъ инородцевъ и даже у русскихъ. У русскихъ женщина стоитъ на заднемъ планѣ, кромѣ общеустановившагося издавна обычая, еще и потому, что всякій изъ мальчиковъ казачьяго происхожденія отъ рожденія своего включается на казенный паекъ (отъ 1 до 2 пудовъ муки въ мѣсяцъ), тогда какъ дѣвочка этимъ правомъ не пользуется и является, такимъ образомъ, въ семьѣ прямой нахлѣбницей. Мальчикъ считается казакомъ и является вполнѣ законнымъ наслѣдникомъ этого пайка и въ томъ случаѣ, если онъ рожденъ внѣ брака и даже если отецъ его не казакъ, — была бы лишь мать казачка. Отсюда теперь понятно, почему здѣсь всякій мальчикъ дорогъ, а дѣвочка ставится ни во что. Безбрачное сожительство здѣсь очень развито и уважается всѣми одинаково какъ и брачное. Поэтому жизнь дѣвушки здѣсь начинается очень рано. Напр.: казачья дѣвушка въ 14—15 лѣтъ уже подыскиваетъ себѣ мужчину для сожительства, разсчитывая главнымъ образомъ на то, чтобы получить сына-кормильца своей матери. Такая дѣвушка съ 2—3 дѣтьми-мальчиками является здѣсь очень выгодной невѣстой и поэтому ее всегда сватаютъ на расхватъ лучшіе женихи.
Среди населенія очень распространенъ сифилисъ, называемый здѣсь «волотушкой», эта болѣзнь передается семьями изъ рода въ родъ по наслѣдству и не считается здѣсь, видимо, позорной болѣзнью. Есть и проказа, но всѣ прокаженные выдѣлены въ особую колонію (въ 7 верстахъ отъ Средне-Колымска).
Около 15 марта ежегодно жители края, какъ русскіе, такъ и инородцы, собираются на Анюйскую ярмарку, впрочемъ теперь мѣстомъ ярмарки избрано вмѣсто р. Анюя селеніе Пантелѣеха. Это селеніе находится значительно ближе къ чукчамъ и поэтому является безусловно болѣе выгоднымъ въ смыслѣ притока на ярмарку послѣднихъ (около 35—40 верстъ къ NO отъ Нижне-Колымска). На ярмарку пріѣзжаютъ кромѣ промышленниковъ и жителей, ведущихъ хозяйственный образъ жизни, еще и купцы, какъ мѣстные, такъ и пріѣзжающіе сюда изъ Якутска для закупки мѣховъ.
Торговля ведется на ярмаркѣ, главнымъ образомъ, мѣновая и отчасти лишь на деньги, при чемъ въ обмѣнъ на мѣха промышленниковъ идутъ прежде всего предметы первой необходимости, а именно: чай, сахаръ, табакъ, мука, ружья, ножи, чайная и другая посуда, преимущественно мѣдная и т. д.
Спиртъ, ввозъ котораго сюда, между прочимъ воспрещенъ, имѣетъ здѣсь огромное значеніе: за бутылку спирта подвыпившій инородецъ готовъ отдать весь свой промыселъ и даже хозяйство. На деньги же бутылка спирта оцѣнивается здѣсь иногда 25—30 рублей. И вотъ, несмотря на всѣ строгости мѣстныхъ властей, спиртъ сюда все же привозится и дѣлаетъ свое дѣло. Привозятъ его, какъ говорятъ, тайно почтальоны съ почтой и купцы, пріѣзжающіе за мѣхами.
Такимъ образомъ спиртъ съ одной стороны среди промышленниковъ сѣетъ большое зло, но съ другой среди отдѣльныхъ жителей городовъ и селъ какая-нибудь бутылка — другая спирта дѣлаетъ такой праздникъ, доставляетъ такую радость имъ, даетъ такое забвеніе въ тяжелой, суровой ихъ жизни, что они готовы признать себя счастливѣйшими въ мірѣ людьми; тутъ для нихъ и отдыхъ и утѣшеніе.
Интересно отмѣтить нѣкоторыя особенности инородцевъ и въ частности чукчей, проявляемыя ими во время обмѣна мѣховъ на товаръ. Чукча, выѣзжая на ярмарку, впередъ намѣчаетъ, что ему нужно взять за извѣстную, скажемъ, шкурку мѣха. Если, положимъ, онъ намѣтилъ взять за нее чайникъ, то ни за что на свѣтѣ не промѣняетъ ее на ружье, или какой-либо другой предметъ, а тѣмъ паче не продастъ за деньги. Напр.: разсказывалъ Якутскій губернаторъ И. И. Крафтъ: «понадобилось мнѣ на ярмаркѣ купить у чукчи шкурку нерпы; по оцѣнкѣ на деньги шкурка стоила 2—3 рубля, я давалъ ему 5, но потомъ, видя, что чукча не соглашается, предложилъ десять рублей. Чукча упорно стоялъ на своемъ, прося за шкурку чайникъ. Черезъ переводчика ему объяснили, что онъ за 10 руб. можетъ тутъ же купить цѣлыхъ два или три чайника, но онъ все таки не соглашался. Тогда я купилъ у купцовъ за 2 р. 50 коп. чайникъ и вручилъ его чукчѣ, который сейчасъ же охотно отдалъ мнѣ шкурку».
Среди колымскаго населенія очень развито суевѣріе. Причиной этого, мнѣ кажется, съ одной стороны служитъ плохая постановка здѣсь миссіонерскаго дѣла и отсутствіе школъ, а съ другой господство еще среди инородцевъ въ широкой степени шаманства, сила котораго какъ-то невольно распространяется и на русское населеніе, тѣсно связанное жизнью съ инородцами.
Не всякій шаманъ шаманитъ по убѣжденію. Опираясь на силу шаманизма, многіе изъ нихъ самымъ шарлатанскимъ образомъ дурачатъ глупый народъ и обираютъ его до чиста. Напр. разсказываютъ такой случай: у одного зажиточнаго якута (таена) заболѣла жена, тѣло ея было покрыто ранками. Пригласили, какъ водится, шамана исцѣлить ее. Шаманъ, конечно, не задумался пріѣхать и началъ шаманить.
Тутъ же, частью по счастливой случайности, а частью изъ любопытства посмотрѣть шамана, были два новыхъ лица, пріѣхавшіе изъ Якутска за мѣхами. Шаманъ, одѣвшись въ свои шаманскія одежды и взявши въ руки бубенъ, началъ, что называется бѣситься: прыгалъ, вертѣлся, стоналъ, издавалъ какіе-то дикіе вопли, билъ въ бубенъ и танцовалъ, бросался на полъ и хваталъ ртомъ раскаленные угли и выбрасывалъ ихъ обратно, обжигая губы. Нѣсколько разъ подбѣгалъ къ больной, всасывался въ ея раны и снова удалялся отъ нея, при чемъ заранѣе назначенные держать его два якута во время бѣснованія, справиться съ нимъ не могли. Въ концѣ концовъ шаманъ бросается къ больной, впивается ртомъ въ ея рану и послѣ долгой, страдальческой борьбы извлекаетъ оттуда червяка — причину недуга больной. Червяка этого онъ выплюнулъ на бумагу и показалъ всѣмъ присутствующимъ, какъ лучшее доказательство своей побѣды надъ дьяволомъ. На этомъ бы, вѣроятно, все и кончилось, если бы не новые люди. Таенъ далъ бы шаману большую дань, присутствующіе инородцы еще съ большей бы силой увѣровали въ шаманизмъ, а до больной не было бы никому никакого дѣла, она бы по прежнему продолжала чахнуть. Но вотъ новые люди бросаются къ червяку и внимательно его разсматриваютъ и какъ надо было ожидать, дьявольскій червякъ оказался обыкновеннымъ тоненькимъ ремешкомъ, который во все время шаманства, находился у шамана во рту.
На этомъ и кончилось шаманство ловкаго якута.
Другой разъ случилось мнѣ во время путешествія сдѣлать привалъ со своими казаками у «заколдованнаго» дерева. Казаки тутъ же разсказали мнѣ исторію этого дерева. По ихъ словамъ подъ этимъ деревомъ жилъ когда-то шаманъ и вѣшалъ постоянно на него свои доспѣхи, а передъ смертью дѣлалъ у этого дерева свои заклинанія. Такъ, что теперь народъ этого дерева боится какъ огня. Его не только нельзя рубить, но и подходить къ нему близко опасно, и тотъ кто станетъ его рубить будетъ немедленно убитъ громомъ и молніей. Я, выслушавъ таинственный разсказъ казаковъ, взялъ топоръ и чтобы разсѣять въ нихъ глубокое заблужденіе, пошелъ къ дереву. Казаки взмолились и просили меня самымъ искреннимъ образомъ не рубить дерева, такъ какъ-де мы всѣ погибнемъ. Но когда они увидѣли, что я стою на своемъ, бросились въ сосѣднюю избу, заперли крѣпко-накрѣпко двери и попадали на полъ, закрывъ лицо руками. Я началъ рубить дерево. Вмѣсто грома и молніи полетѣли, конечно, щепки. Казаки мало-по малу начали показываться изъ избы, а одинъ изъ нихъ Николай Дьячковъ, видя, что никакой опасности нѣтъ, даже подбѣжалъ ко мнѣ, выпросилъ топоръ и докончилъ дерево. Когда дерево валилось, казаки какъ-то въ страхѣ отступили назадъ и перекрестились, а мнѣ замѣтили: «помните баринъ, васъ шаманъ когда-нибудь за это накажетъ».
Отъ Нижне-Колымска рѣка Колыма значительно расширяется и уже у заимки Сухарной ширина ея доходитъ до 4 верстъ (наибольшая).
Течетъ рѣка менѣе извилисто и теченіе ея уменьшается къ устью до 1—1½ версты въ часъ, при чемъ оно увеличивается при яркихъ солнечныхъ дняхъ, когда происходитъ усиленное таяніе горныхъ снѣговъ и во время дождей; въ это время повышается также и уровень воды въ рѣкѣ иногда до такой степени, что затопляетъ рыбныя тони и тогда колымчанинъ лишенъ возможности промышлять себѣ пропитаніе. Погода во время этого послѣдняго нашего плаванія стояла хорошая, лишь только все время дулъ противный вѣтеръ, который мѣшалъ быстро двигаться впередъ. Я сначала хотѣлъ было произвести попутно по руслу рѣки промѣръ, но впослѣдствіи отказался отъ этой мысли по слѣдующимъ причинамъ: 1) карбасъ нашъ былъ сильно перегруженъ и поэтому плыть посрединѣ рѣки было не безопасно, 2) плаваніе протоками много сокращало путь и скорѣе приближало насъ къ мѣсту главныхъ работъ и 3) незнаніе самаго русла (борозды) и вообще мѣстности ставило меня въ весьма затруднительное положеніе, такъ что работу при такихъ условіяхъ я считалъ мало полезной.
Казаки же, къ моему удивленію, оказались тоже незнающими хорошо мѣстность и съ этой стороны мнѣ были мало полезны.
Почти на половинѣ разстоянія между Нижне-Колымскомъ и устьемъ рѣки, Колыма раздѣляется большимъ островомъ Морхояновскимъ, лежащимъ вдоль рѣки, на двѣ Колымы: на Колыму Западную или Походскую и на Колыму Восточную или Сухарную.
Часто Западную Колыму называютъ еще Колымой Земляной, а Восточную Колымой Каменной. Подойдя сюда, мы были много озабочены соображеніемъ, по какой Колымѣ рѣшиться плыть, чтобы попасть въ цѣль, т. е. угадать какая Колыма глубже и гдѣ былъ болѣе глубокій фарватеръ. Рѣшеніе этого вопроса въ положительную сторону являлось для насъ дѣломъ крайней необходимости тотчасъ же, такъ какъ, попавъ въ мелкую Колыму и не найдя тамъ фарватера, мы потеряли бы дорогое время, не достигнувъ цѣли экспедиціи, перебраться же на другую Колыму и начать новую работу въ одно лѣто, которое было въ нашемъ распоряженіи, не представлялось никакой возможности. Для этого нужно было возвращаться обратно сюда и снова спускаться внизъ по другой Колымѣ, такъ какъ поперечнаго сообщенія между обѣими Колымами въ устьѣ нѣтъ.
Разспросивъ подробно всѣхъ промышленниковъ и казаковъ, а также, принявъ въ расчетъ замѣчаніе прежнихъ путешественниковъ, мы пришли къ заключенію, что болѣе глубокій фарватеръ находится по Колымѣ Сухарной, куда въ виду этого и направились. Предположеніе наше впослѣдствіи, какъ будемъ видѣть ниже, вполнѣ подтвердилось.
Изъ крупныхъ заимокъ, лежащихъ на протяженіи отъ Нижне-Колымска до устья, можно отмѣтить: Коретово, Гладково, Край Лѣсовъ, Крутая Дресва и Сухарная.
8 Іюня мы благополучно прибыли на заимку Сухарную. Заимка Сухарная состоитъ изъ 10 старыхъ избъ, построенныхъ изъ плавника, избы эти, какъ и всѣ вообще дома въ Колымѣ, вѣрнѣе будетъ назвать амбарчиками, такъ какъ онѣ не имѣютъ ни трубъ, ни крышъ, послѣднюю замѣняетъ потолокъ, заваленный сверху толстымъ слоемъ земли. Эта заимка является самой крайней заимкой на Колымѣ (нижней), стоитъ на правомъ берегу рѣки въ разстояніи около 25 верстъ отъ океана. Жители здѣсь живутъ не все время года, они пріѣзжаютъ сюда, главнымъ образомъ, осенью промышлять сельдятку и муксуна, иногда живутъ и лѣтомъ, но это случается тогда, когда найдется кто-нибудь изъ промышленниковъ рискнуть забраться сюда попытать счастья. Я говорю рискнуть потому, что здѣсь лѣтомъ обыкновенно бываетъ рыбы мало, такъ какъ она идетъ вдали отъ береговъ, а при ширинѣ рѣки въ 4 версты ее тамъ промышленникъ взять положительно не имѣетъ возможности, съ другой же стороны выгода здѣсь для промышленника заключается въ томъ, что онъ встрѣчается съ ходомъ рыбы раньше другихъ и можетъ собрать, такъ сказать, первыя сливки.
Возлѣ заимки въ нѣсколькихъ шагахъ къ востоку стоитъ уныло рядъ крестовь, свидѣтельствующихъ о безвременной кончинѣ или отважныхъ путешественниковъ — жертвъ науки, или честныхъ труженниковъ — отцовъ семействъ, промышленниковъ. Здѣсь же нелодалеку отдѣльно на горкѣ стоитъ крестъ экспедиціи Бутурлина съ надписью, свидѣтельствующей о томъ, что члены экспедиціи въ 1905 году хорошо охотились на птицъ.
Вытащили карбасъ на берегъ и расположились ночевать у единственнаго жителя заимки, отставного казака 93 лѣтъ, Федора Котельникова, добраго, радушнаго старика.
Погода тихая, полночное солнце высоко катится по небосклону. Птицы тьма. Въ одной изъ избъ устроили себѣ баню, ибо уже не мылись болѣе мѣсяца и столько же времени не мѣняли бѣлья.
Лѣсовъ нѣтъ, берега покрыты безконечной еще полуснѣжной тундрой, мѣстами видны нарядные цвѣточки. По берегамъ оставшійся рѣчной ледъ. Завтра наконецъ таки будемъ у маяка Лаптева, тутъ по словамъ жителей и есть самый баръ. Начнемъ свою завѣтную работу.
Утромъ выѣхали къ маяку Лаптева, но вскорѣ встрѣтили такой сильный W штормъ со снѣгомъ, что принуждены были укрыться за островомъ Сухарнымъ на другой сторонѣ рѣки, при чемъ по дорогѣ потеряли стружекъ, который былъ на буксирѣ съ нѣкоторыми малоцѣнными вещами. На этомъ переходѣ казаки наши получили первое, такъ сказать, морское крещеніе. Шли подъ парусами, карбасъ сильно кренился и по временамъ принималъ въ себя воду, всѣ мы были мокры и залѣплены снѣгомъ. Нѣкоторые казаки пришли въ отчаяніе и забились подъ банки, а нѣкоторые оставались безмолвными и съ большимъ вниманіемъ слѣдили за управленіемъ карбаса. На островѣ набили много гусей и жили сутки, а 11 іюня, при тихой погодѣ, пробираясь по протокамъ между цѣлой группой острововъ, прибыли на маякъ Лаптева.
Маякъ Лаптева (рис. на стр. 266) построенъ изъ выкидного лѣса лейтенантомъ Дмитріемъ Лаптевымъ въ 1739 году, стоитъ онъ на мысѣ того же имени въ разстояніи около 15 верстъ отъ океана. Высота его 25 футъ, высота креста на немъ 8 футъ, высота мыса 45 футъ, итого высота креста надъ уровнемъ моря 78 футъ. Имѣетъ форму 4-хъ гранной усѣченной пирамиды съ квадратнымъ основаніемъ 12 футъ. Маякъ раньше, вѣроятно, показывалъ подходъ къ бару со стороны океана. Сарычевъ во время плаванія здѣсь съ Билингсомъ въ 1787 году замѣчаетъ: «Лаптевъ и его команда жили у маяка и вытаскивали на берегъ свой ботъ, значитъ раньше здѣсь былъ фарватеръ».
Въ настоящее время, какъ показали работы, рѣчной баръ отодвинулся на 15—20 верстъ въ море и маякъ, оставаясь совершенно въ сторонѣ, потерялъ теперь всякое значеніе для плаванія. Берегъ у маяка окруженъ отмелями и доступенъ лишь для шлюпокъ съ осадкой не болѣе 2—3 футъ. Съ запада маякъ покрытъ зеленымъ налетомъ, а съ востока сухой. Это показываетъ на то, что здѣсь западные вѣтры вѣчно несутъ сырость, а восточные дуютъ при ясной сухой погодѣ.
У подножія мыса Лаптева заброшенно стоятъ нѣсколько полуразвалившихся амбарчиковъ, ихъ называютъ здѣсь казармами. Въ этихъ казармахъ, полагаютъ, жилъ Лаптевъ съ своей командой, а впослѣдствіи въ 1750 году въ нихъ же помѣщались якутскіе воеводы Шестаковъ и Павловскій со своими командами, дѣйствовавшіе противъ непокорныхъ чукчей. Когда эти воеводы были отсюда выбиты чукчами, то они поднялись до Нижне-Колымска и тамъ окончательно укрѣпилась вплоть до полной побѣды надъ чукчами. Отсюда и селеніе Нижне-Колымское получило свое названіе крѣпости.
«12 іюня идетъ мокрый снѣгъ. Строимъ юрту. Выбирали мѣсто для футштока, ничего подходящаго не нашли. Заяцъ сегодня опять къ намъ приходилъ въ гости, возлѣ насъ живутъ его дѣти. Завтра думаемъ направиться дальше, къ мысу Столбовому. Ночью ходили на охоту, убили три гуся. Плохо». (Выписка изъ дневника).
13 іюня въ 12 часовъ дня погода улучшилась. Поплыли до мыса Столбового. Мысъ Столбовой представляетъ собой отвѣсный обрывъ съ высотою 84 фута, отъ него въ 50 саженяхъ разстоянія отдѣляется скала или, какъ здѣсь ее называютъ, столбъ съ высотою 42 фута. Между мысомъ и скалой тянется каменная гряда съ глубиною не болѣе 3 футъ, небезопасная даже для шлюпокъ. Скала съ моря имѣетъ видъ судна, идущаго подъ парусами. На ней мы поставили крестъ съ датой 1909 года. На скалѣ живутъ въ изобиліи чайки, — эти постоянные обитатели далекаго сѣвера.
Обогнувъ мысъ Столбовой, мы вошли въ бухту Амбарчикъ и раскинули свой лагерь на ея берегу у развалинъ стариннаго амбарчика, повидимому принадлежащаго Великой сѣверной экспедиціи. По имени этого же амбарчика и бухта, надо думать, получила свое оригинальное названіе.
Было 13 іюня 4 часа дня.
«Вѣтеръ дуетъ четыре балла съ дождемъ. По берегамъ много снѣга, а льда нѣтъ нигдѣ до самаго Медвѣжьяго мыса, а дальше за мысомъ, кажется, есть.
По дорогѣ въ карбасѣ выдавило водой сукъ. Вода такъ сильно хлынула въ карбасъ, что не успѣвали отливать, задѣлать же дыру не могли, такъ какъ она была завалена грузомъ. Едва успѣли выброситься на берегъ. Казаки всѣ перепугались на смерть. Плавнику по берегу видимо-невидимо, строй, что хочешь. По близости живетъ чукча Чейвинто съ табуномъ оленей и всѣмъ своимъ штатомъ». (Выписка изъ дневника).
Вечеромъ, несмотря на проливной дождь, мы отправились за 12 верстъ на гору Каменку (679 футъ высоты надъ уровнемъ моря) осмотрѣть ледъ въ океанѣ и построить попутно для съемки знакъ. Прежде чѣмъ добраться до горы, намъ пришлось сначала переправиться черезъ сравнительно быструю рѣчку Медвѣжью. Для переправы мы воспользовались чукотской лодкой, къ бокамъ которой для большей устойчивости пришлось подвязать бревна, иначе лодка, при малѣйшемъ шевеленіи, опрокидывалась.
Съ высоты горы мы разсмотрѣли въ бинокль океанъ и произвели глазомѣрную опись прилегающихъ къ берегу льдовъ. Къ W отъ меридіана горы Каменки весь ледъ уже находился въ движеніи и группировался въ 7—8 верстахъ отъ берега, а къ О ледъ стоялъ еще неподвижно, на зимнемъ положеніи. Воды за льдами въ океанѣ нигдѣ не было видно. Все устье рѣки Колымы было совершенно чисто отъ льда, если не считать отдѣльныхъ льдинъ, стоявшихъ изрѣдка на мели. Дальнѣйшее наблюденіе надъ льдами въ теченіе всего лѣта показали, что къ востоку отъ г. Каменки до мыса Большого Баранова ледъ былъ взломанъ лишь 29 іюня, сильнымъ NO вѣтромъ, такъ что съ этого времени весь прилегающій къ устью Колымы ледъ находился въ движеніи, подчиняясь исключительно дующимъ вѣтрамъ. При сѣверныхъ вѣтрахъ ледъ прижимается въ берегу, доходитъ до глубинъ менѣе 5 саженъ, упирается торосами въ грунтъ и останавливается, не доходя до берега, такимъ образомъ, на 4—5 верстъ.
Въ этой, чистой отъ льдовъ, прибрежной водной полосѣ могутъ въ это время свободно плавать не глубокосидящія суда. При южныхъ вѣтрахъ ледъ такъ далеко уходитъ въ океанъ, что его не бываетъ видно даже съ высокихъ горъ въ бинокль.
На другой день команда приступила къ ремонту для своего жилья стариннаго амбарчика, я занялся опредѣленіемъ времени по соотвѣтствующимъ высотамъ солнца, а также опредѣленіемъ магнитнаго склоненія.
Хронометры наши (4 карманныхъ) оказались, къ большой моей радости, въ полной исправности, это, я думаю, надо приписать тому, что они у насъ послѣднее время, т. е. отъ Средне-Колымска, везлись водой и ни одного раза не выносились изъ карбаса, оставаясь, такимъ образомъ, все время въ спокойномъ состояніи, благодаря этому они и сохранили свои сравнительно постоянные хода.
Вскорѣ пришли къ намъ въ гости чукчи со всѣми чадами и домочадцами. Мы ихъ приняли ласково, дали по чаркѣ вина, угостили конфектами и чаемъ съ черными сухарями. Чукчи не забыли упомянуть о своемъ здоровьѣ и кстати замѣтили, что они уже не пили вина 10 лѣтъ. Думаю, что сказали они неправду. Хозяину табора или маленькому корольку, какъ ихъ здѣсь называютъ, я предложилъ вмѣсто спирта чарку хорошаго краснаго вина, а остальнымъ спиртъ. Онъ взялъ въ ротъ вино и тутъ же, стараясь скрыть это отъ меня, выплюнулъ его вонъ, завидуя въ то же время товарищамъ, которые пили спиртъ. Пришлось и ему налить чарку спирта, которую онъ сразу осушилъ до дна. Далѣе пили чай, при чемъ нѣкоторые изъ нихъ пили стакановъ по 10 и болѣе, казаки прямо-таки не успѣвали подогрѣвать чайники. Послѣ этого нѣкоторые чукчи расположились у насъ спать, а хозяинъ велѣлъ пригнать табунъ оленей — свою гордость и показалъ намъ, какъ знакъ высшаго вниманія къ рѣдкимъ гостямъ тундры. Это было первое знакомство и начало, такъ сказать, дружбы съ нашими сосѣдями, съ которыми намъ хотѣлось поддерживать самое доброе отношеніе.
Спустя нѣсколько дней я съ двумя казаками и переводчикомъ отправился къ чукчамъ отдать визитъ и получить кое-какіе свѣдѣнія относительно льдовъ.
Чукчи насъ встрѣтили очень привѣтливо и пригласили въ главную юрту. Въ юртѣ было тѣсно и душно, посрединѣ теплился костеръ (очагъ), отъ котораго по всей юртѣ разносился ѣдкій дымъ. Собаки были тутъ же. Въ нѣсколькихъ углахъ были спальныя отдѣленія, завѣшанныя шкурами, на полу лежали тоже шкуры. Кругомъ видна грязь и чувствовалась какая-то зловонная сырость. Хозяева не менѣе грязны, чѣмъ сама юрта. Впечатлѣніе сразу получается весьма тяжелое, тѣмъ болѣе, что на ряду съ этимъ вы видите довольно чистенькихъ оленей и собакъ (гораздо чище своихъ хозяевъ). Мы размѣстились на шкурахъ и разговорились (я говорилъ черезъ своего переводчика — казака). Отъ нихъ мы узнали много интересныхъ свѣдѣній относительно льдовъ, погоды, промысловъ, жизни чукчей и вообще объ обстановкѣ — зимней и лѣтней этого далекаго края. На вопросъ видали ли они когда-нибудь у Колымы американскія шхуны, намъ отвѣтили, что у Колымы никогда не видѣли, а у губы Чаунской видѣли.
Вскорѣ появилась хозяйка, старуха лѣтъ подъ 60 и стала на нашихъ глазахъ вынимать изъ запазухи оленьи сырые мозги, которые успѣли уже отъ ея тѣла достаточно принять на себя грязи. Затѣмъ намъ предложили ихъ ѣсть. Сырые оленьи мозги сами по себѣ великолѣпное блюдо и я въ другой обстановкѣ навѣрное не отказался бы отъ нихъ, но здѣсь все пропало — и аппетитъ и настроеніе и любовь къ нимъ какъ къ рѣдкому, хорошему блюду, — положительно все, даже начало тошнить. Подъ разными предлогами я отъ угощенія отказался, а казаки съ удовольствіемъ ѣли и мозги, и сырое мясо. Посидѣвъ еще немного, мы поблагодарили радушныхъ хозяевъ за угощеніе и ушли домой. По словамъ чукчей, ихъ на чукотской землѣ, считая отъ Колымы до Берингова пролива, кочуетъ около 10 тысячъ душъ (точныхъ свѣдѣній добыть не удалось), при чемъ къ западу отъ Чаунской губы чукчи живутъ оленные, т. е. такіе, которые занимаются оленеводствомъ и передвигаются на оленяхъ, къ востоку же отъ нея — собачьи или морскіе, т. е. такіе, которые культивируютъ собакъ и занимаются морскимъ промысломъ. Эти чукчи передвигаются на собакахъ.
По странному своему обычаю, оленные чукчи, при переборкѣ на новое мѣсто, производятъ всегда слѣдующую церемонію: убиваютъ одного или двухъ оленей, затѣмъ горячей кровью ихъ хозяйка мажетъ, начиная со старшаго (хозяина), лицо и грудь всѣмъ членамъ семьи и рабочимъ; послѣ этой операціи, картина получается такая: всѣ ходятъ въ крови, какъ ни въ чемъ не бывало и занимаются своимъ дѣломъ. Эта кровь на нихъ съ теченіемъ времени засыхаетъ и обращается потомъ въ излюбленную ими грязь на тѣлѣ. Чукчи народъ лѣнивый и неподвижный, женщины находятся въ полномъ рабствѣ у мужчинъ, напр. пережевываютъ имъ твердую пищу, дѣлаютъ самую грязную работу и т. д.
Чукчи никогда не умираютъ естественной смертью, такую смерть они считаютъ позорной. Если чукча заболѣлъ или сталъ такъ старъ, что можетъ умереть, его до этого не допускаютъ и придушиваютъ. Хоронятъ чукчу на поверхности земли, завернувъ его въ шкуры. На него взваливаютъ все его имущество, какъ-то: нарты, шкуры, мѣха, одежды и проч., такимъ образомъ получается чукотская могила состоящая изъ разнаго хлама. Трупъ покойника на мерзлой тундрѣ не разлагается, да ему, впрочемъ, некогда и разложиться, такъ какъ песцы сейчасъ же являются къ его услугамъ. Могила же сохраняется долго.
Чукчи боятся очень колымскихъ казаковъ и въ особенности ихъ красныхъ фуражекъ. Вѣроятно, памятенъ имъ еще и теперь 1750 годъ.
У насъ въ лагерѣ все время развѣвались два флага: національный и Андреевскій. Чукчамъ мы объяснили значеніе этихъ флаговъ и кому они принадлежатъ. Послѣ этого было отрадно видѣть съ какимъ уваженіемъ они относились къ флагамъ. Проходя мимо лагеря иногда за нѣсколько сотъ саженъ, они снимали шапки и не одѣвали ихъ пока не миновали окончательно лагерь.
26 іюня прибылъ съ кладью Жуковъ, мы ему были рады, какъ родному, тѣмъ болѣе, что у него были всѣ наши запасы и инструменты, безъ которыхъ мы не могли начать нашихъ работъ. Ѣхалъ онъ сравнительно благополучно, я говорю сравнительно потому, что многіе запасы и бѣлье были подмочены и уже успѣли испортиться.
Жуковъ прямо-таки оказался героемъ: его поймала распутица и онъ, несмотря на это, все-таки скоро пріѣхалъ и сохранилъ въ цѣлости экспедиціонное имущество. Отъ души хочется сказать ему и теперь еще свое спасибо. Онъ былъ также полезенъ и И. П. Толмачеву. До его пріѣзда мы ничего не могли дѣлать, пришлось ограничиться рекогносцировкой мѣстности и постройкой знаковъ.
На другой день прибыла экспедиція И. П. Толмачева въ составѣ его самого, капитана М. Я. Кожевникова, астронома Э. Ф. Вебера и нѣсколькихъ казаковъ и проводниковъ. Они расположились лагеремъ у рѣки Медвѣжьей у подножія горы Каменки, гдѣ дѣлали запасы и снаряжались дальше къ Чукотскому носу. Я побывалъ у нихъ въ лагерѣ и сличилъ наши и ихъ хронометры, а 28 іюня мы разстались съ дорогими спутниками, пожелавъ другъ другу полнаго успѣха. Здѣсь же былъ и В. И. Мельниковъ — колымскій засѣдатель, провожавшій экспедицію Толмачева до мѣста работъ.
Съ пріѣздомъ Жукова работа у насъ закипѣла: въ бухтѣ Амбарчикъ установили футштоки для наблюденія высоты воды и начали правильныя метеорологическія и гидрологическія наблюденія. Для этой цѣли я обучилъ казака Попова, который все скоро понялъ и съ этой стороны явился для меня вполнѣ полезнымъ помощникомъ. Затѣмъ приступили къ отысканію бара.
Этотъ вопросъ, однако, долго не задержалъ насъ, такъ какъ баръ намъ удалось скоро обнаружить и выяснить приблизительно направленіе фарватера.
Базисъ длиною въ 1369,5 саж. измѣрили въ центрѣ работъ, на мысу Столбовомъ. Построили много знаковъ (здѣсь ихъ называютъ маяками), на всѣхъ мысахъ и на горкахъ и произвели мензульную съемку отъ мыса Малаго Баранова до Заимки Шалауровой въ масштабѣ 500 саж. въ дюймѣ. Знаки строили изъ плавника, — хорошій очень лѣсъ (главнымъ образомъ лиственница), да только очень тяжелый, вѣроятно отъ того, что долго плавалъ въ водѣ. Приходилось съ большими усиліями поднимать толстыя бревна на горы. Казаки сердились и страшно бранились. Когда была закончена съемка, приступили къ промѣру.
Промѣръ производили на легкомъ карбасѣ юкагирской постройки. Обшивка карбаса состояла изъ досокъ толщиною менѣе ½ дюйма. Случалось такъ, что если по неосторожности станешь прямо на обшивку, то она проламывалась и вода немедленно попадала въ карбасъ. Къ счастью ихъ было у насъ два. Гвозди въ карбасѣ совершенно отсутствуютъ, вмѣсто нихъ карбасъ скрѣпленъ тальникомъ, пазы законопачены мохомъ съ землей и залиты сѣрой. При волненіи сѣра отваливается, мохъ вылетаетъ и для воды открывается свободный путь въ карбасъ.
Однажды утромъ при хорошей погодѣ отправились мы верстъ за 8—9 въ море искать подходъ къ бару. Сначала все было какъ будто бы хорошо, и работа дѣлалась ладно, и казаки были веселы, и карбасъ какъ-то побѣдоносно справлялся съ небольшими волнами; но вотъ подулъ SO (здѣсь этотъ вѣтеръ называютъ шалонникомъ), покатились отъ берега барашковыя волны, на ясномъ небѣ Богъ вѣсть откуда появились темныя тучи. Прекратили промѣръ и стали спѣшить къ берегу, но оказалось поздно. Карбасъ не выгребалъ и насъ мало-по-малу относило назадъ. Я подбадривалъ казаковъ — усердныхъ гребцовъ. Всѣ дружно навалились, но увы, неуклюжій карбасъ не шелъ впередъ. Изъ пазовъ то и дѣло вылеталъ мохъ и въ карбасъ лилась вода. Пустили въ ходъ всѣ платки у кого какіе были и даже рубашки для задѣлыванія трещинъ. Иногда вода попадала черезъ бортъ, но это насъ не такъ пугало, воду отливать успѣвали, главнымъ образомъ боялись того, чтобы не развалился карбасъ, такъ какъ тальникъ мѣстами уже началъ лопаться.
Человѣкъ оказался безсильнымъ бороться съ природой. Рѣшили, чтобы не быть оторванными окончательно отъ берега, укрыться за ледяной горкой, стоявшей неподалеку на мели.
Простоявъ нѣсколько часовъ за льдиной и не видя никакихъ признаковъ перемѣны погоды въ нашу пользу, мы со свѣжими силами погребли къ мысу Малому Баранову. Вѣтеръ дулъ въ правую скулу. Работа была намъ почти не подъ силу и опасность надвигалась на насъ съ каждой новой волной. Намъ грозила гибель, но кто-то изъ насъ былъ, видимо, безгрѣшнымъ, все обошлось благополучно. На другой день прибились къ берегу западнѣе мыса и домой добрались уже по берегу бичевой. Съ этого времени мы всѣ полюбили этотъ карбасъ и назвали его «штормовымъ», впрочемъ, ему больше не пришлось имѣть дѣла со штормомъ, такъ какъ впредь мы гораздо осторожнѣе стали относиться въ вѣтру и предпочитали всегда заблаговременно удирать, чѣмъ бороться съ нимъ.
Когда былъ оконченъ промѣръ на барѣ и поставленъ створъ на мысѣ Медвѣжьемъ, показывающій направленіе фарватера, мы перебрались на маякъ Лаптева для работъ во второй части устья или у второго бара. Здѣсь пришлось заняться постройкой новыхъ знаковъ и ввести ихъ въ сѣть тріангуляціи. Приходилось иногда надолго отлучаться изъ лагеря и работать на «шабашъ» цѣлыми сутками, чтобы не тратить даромъ цѣннаго времени на переѣзды въ лагерь и обратно. Съ этой стороны хронометры связывали меня, что называется по рукамъ и ногамъ. Имѣя заводъ на 24 часа, они не давали мнѣ никакой возможности отлучиться изъ лагеря болѣе, чѣмъ на сутки.
Какъ-то разъ я съ командой на карбасѣ уѣхалъ верстъ за 12 строить знакъ, разсчитывая къ 9 часамъ (къ заводу хронометровъ) вернуться въ лагерь, но работа такъ затянулась долго, что я, желая во что бы то ни стало докончить постройку знака, оставилъ казаковъ съ карбасомъ работать, а самъ пѣшкомъ пустился по берегу въ лагерь. Времени оставалось у меня до завода хронометровъ около 2 часовъ.
Бѣгу это я и радуюсь за свою изобрѣтательность, что и знакъ будетъ построенъ и хронометры будутъ во время заведены, но вотъ на пути рѣчка. Я пускаюсь въ бродъ, — глубоко. Я пробѣжалъ вверхъ версты 2—3, а конца все не видно и глубина не уменьшается. Я кинулся назадъ, къ устью, чтобы по бару перейти, и тутъ глубина, а теченіемъ чуть не оторвало меня отъ берега. Что дѣлать! Скатилъ въ рѣчку 2 бревна, связалъ ихъ толстымъ шнуркомъ отъ часовъ (другого ничего не было), вскинулъ ружье на плечо, верхнія одежды и сапоги взялъ въ лѣвую руку, а въ правую взялъ длинный шестъ, сѣлъ на бревна верхомъ и поплылъ на другой берегъ. Вскорѣ шестъ не досталъ дна. Бревна понесло по теченію. Шнурокъ лопнулъ и я со всѣмъ своимъ скарбомъ очутился въ водѣ. Уцѣпившись одной рукой за бревна и придерживая ею же одежды, второй рукой я выгребалъ къ берегу. Такимъ образомъ мнѣ удалось причалить къ желаемому берегу у самаго устья, зацѣпившись за песчаную косу.
Отсюда я бѣжалъ, какъ угорѣлый, домой и волею судьбы спасъ свое дорогое «время».
По окончаніи и этой части работъ, мы 16 августа собрали лагерь и поплыли въ Нижне-Колымскъ, производя попутно маршрутную съемку обоихъ береговъ рѣки. Дѣлали также, насколько было возможно и промѣръ. Нѣсколько ранній отъѣздъ нашъ обратно вызванъ съ одной стороны тѣмъ, что заданная намъ работа здѣсь уже была фактически кончена и намъ, если и былъ смыслъ сидѣть еще въ устьѣ, то только развѣ для метеорологическихъ наблюденій, а съ другой стороны, мы не знали сколько потребуется времени для описи самой рѣки до Нижне-Колымска и какая вообще выпадетъ погода на долю этой работы, такъ какъ по словамъ казаковъ рѣка становится иногда уже въ началѣ сентября. Намъ же предстояло, кромѣ того, еще подняться вверхъ по рѣкѣ отъ крѣпости до Средне-Колымска около 500 верстъ.
Въ результатѣ изслѣдовали первый баръ, такъ называемый морской, средина котораго находится въ 2½ верстахъ къ сѣверу отъ оконечности Медвѣжьяго мыса, съ наименьшею глубиной на самую малую воду 13½ футъ, съ грунтомъ жидкій илъ съ пескомъ. Длина бара 1¾ версты.
Второй баръ или рѣчной (противъ заимки Сухарной) обслѣдованъ также промѣромъ, здѣсь глубина на малую воду не встрѣчается менѣе 19—20 футъ, грунтъ илъ съ пескомъ и песокъ. Обслѣдованъ также фарватеръ между обоими барами и отъ рѣчного бара до рейда Шалаурова.
Произведены съемка и промѣръ устья и самой рѣки отъ рейда Шалаурова до кр. Нижне-Колымскъ[1]. Карты всѣхъ работъ составлены въ масштабѣ 500 саженъ въ дюймѣ.
Опредѣлено въ шести мѣстахъ магнитное склоненіе. Наблюденія дѣлались помощью вывѣрительной стрѣлки.
Опредѣлено девять астрономическихъ пунктовъ; наблюденія дѣлались секстаномъ при четырехъ хронометрахъ.
Опредѣлены высоты горъ и мысовъ помощью анероида или непосредственно линемъ.
Произведены безпрерывныя метеорологическія и гидрологическія наблюденія въ теченіе 2½ мѣсяцевъ навигаціоннаго времени.
Склоненіе компаса въ устьѣ рѣки Колымы было опредѣлено капитаномъ Билингсомъ въ 1787 году равное 17°20′ восточное. Тоже лейтенантомъ барономъ Врангелемъ — въ 1821 году, равное 12°30′ восточное. Отсюда годовое уменьшеніе склоненія приблизительно получается 8′. Изъ наблюденій Врангеля и нашихъ годовое уменьшеніе склоненія также равняется около 8′. Такимъ образомъ въ настоящее время, при плаваніи у устья рѣки Колымы, можно довольствоваться для опредѣленія истиннаго курса судна въ достаточной степени склоненіемъ компаса нашихъ наблюденій 1909 г. и годовымъ уменьшеніемъ его 8′.
Несмотря на многочисленность въ Колымѣ бухтъ, разныхъ протокъ и високъ, зимовать здѣсь судну положительно негдѣ. Бухты всѣ мелкія, почти осушныя, а мало-мальски глубокія завалены бываютъ весною движущимся льдомъ. По протокамъ тоже идетъ ледъ, который свободно можетъ срѣзать судно. Виски по большей части имѣютъ мелкія устья и поэтому въ нихъ завести судно не всегда возможно. На Нижне-Колымскомъ рейдѣ едва ли возможно судну зимовать. Ледоходъ здѣсь бываетъ сильный и продолжительный. Впрочемъ въ Нижне-Колымскѣ можно судно на зимовку устроить слѣдующимъ образомъ: осенью, когда еще рѣка не стала, нужно завести судно въ устье Малаго или Большого Анюевъ, смотря по тому, гдѣ глубина окажется болѣе подходящей. Весной же, когда пройдетъ Колыма, поспѣшить сейчасъ же вывести судно на чистую ея воду и тѣмъ избавиться отъ льдовъ Анюевъ, которые обыкновенно вскрываются позднѣе Колымы. Также точно слѣдуетъ зимовать и на Средне-Колымскомъ рейдѣ, гдѣ для этой цѣли можно использовать рѣчку Анкудинку. Изъ високъ удалось намъ обслѣдовать только одну — Лабую, находящуюся на правомъ берегу Колымы около 12 верстъ ниже города Средне-Колымска.
Это виска глубокая, тихая и вполнѣ удобная для зимовки судовъ. Ледохода въ ней не бываетъ. Ледъ таетъ на мѣстѣ. Одинъ ея недостатокъ это то, что она слишкомъ далеко находится отъ моря. Весьма возможно, что фарватеръ самой Колымы въ этихъ мѣстахъ окажется гдѣ-нибудь недостаточно глубокимъ (намъ удалось изслѣдовать фарватеръ только до Нижне-Колымска).
Во время лѣтняго пребыванія судовъ въ Колымѣ, якорной стоянкой для нихъ можетъ вполнѣ служить Шалауровскій рейдъ, находящійся въ разстояніи около 25 верстъ отъ устья рѣки, по южную сторону косы Шалауровой съ глубиною 14—15 футъ и хорошимъ грунтомъ. Берегъ здѣсь песчаный, приглубый и вообще очень удобенъ для приставанія шлюпокъ и выгрузки груза. На косѣ Шалауровой стоятъ старинныя казармы 1762 года, построенныя купцомъ Шалауровымъ. Это первая и единственная надо считать якорная стоянка, въ районѣ устья Колымы. Далѣе вверхъ по рѣкѣ можно спокойно становиться на якорь прямо на срединѣ рѣки, а также на хорошихъ рейдахъ у заимки Край лѣсовъ и въ Нижне-Колымскѣ.
На обратномъ пути, во время описи рѣки, у насъ окончательно израсходовался хлѣбъ и сахаръ. Достать было негдѣ; у кочующихъ промышленниковъ не имѣлось ни того, ни другого, всѣ они питались только одной рыбой и чаемъ безъ сахара. Пришлось намъ сѣсть въ нѣкоторомъ родѣ на голодовку. Ѣда наша состояла исключительно изъ юкалы (вяленая рыба). Казаки, какъ привыкшіе къ такого рода питанію, чувствовали себя великолѣпно, но я по правдѣ сказать очень скучалъ безъ хлѣба и безъ сахара, а подъ конецъ почувствовалъ даже какую-то слабость и безсиліе. Утромъ, бывало, садишься ѣсть, тебѣ даютъ сначала юкалу просто, а потомъ юкалу съ чаемъ. Обѣдъ и ужинъ — та же исторія. Въ концѣ концовъ и юкалы не хватило. Счастье наше, что мы скоро добрались до одного амбарчика, гдѣ хранилась собачья юкагала (рыбьи кости), принадлежащая дядѣ одного изъ нашихъ казаковъ. Амбарчикъ былъ разломанъ медвѣдями и юкала на половину растаскана. За остальной половиной медвѣдямъ, конечно, лишнее было ходить въ амбарчикъ, такъ какъ мы — непрошенные гости вполнѣ ихъ въ этомъ случаѣ замѣнили. Этой юкалой питались мы кое-какъ, подкрѣпляя свои силы иногда ягодой (голубицей), на которую набрасывались, какъ голодные звѣри.
10 августа была получена первая почта на заимкѣ Крутая Дресва, куда привезъ ее спеціально посланный изъ Ниже-Колымска добрыми мѣстными властями казакъ съ инородцами. Нужно ли говорить о томъ, что тутъ было все забыто: и холодъ, и голодъ, и усталость, и слабость; всѣ мы воспрянули духомъ и радовались какъ дѣти. Эта почта была для насъ, не имѣвшихъ около полугода никакихъ вѣстей изъ родного края, настоящимъ свѣтлымъ праздникомъ, тѣмъ болѣе, что она принесла намъ дѣйствительно поздравительныя письма съ праздникомъ Пасхи. Въ этотъ день мы устроили себѣ праздникъ. Остановились здѣсь ночевать и ѣли свѣжую пищу, которую въ небольшомъ количествѣ достали у почтальоновъ. Въ этотъ же день я отправилъ казака обратно, снабдивъ его въ свою очередь необходимымъ донесеніемъ начальству о ходѣ работъ экспедиціи.
На другой день двинулись дальше къ Нижне-Колымску. Карбасы противъ теченія тащили бичевой собаки — это незамѣнимые работники, такъ мало требующіе для себя отъ своего хозяина и такъ много дающіе ему. Я шелъ съ частью казаковъ все время пѣшкомъ, измѣряя разстояніе берега рѣки шагами.
На пути попадалась великолѣпная охота; помимо всякаго рода птицы, еще медвѣдь, сахатый, олень и заяцъ. Вскорѣ мы убили сахатаго и такимъ образомъ получили и себѣ, и собакамъ чудный кормъ.
18 августа довели маршрутъ рѣки до Нижне-Колымска и на этомъ работу покончили. На другой день экспедиція отслужила въ церкви благодарственный молебенъ по случаю благополучнаго окончанія работъ и счастливаго плаванія по океану на утлыхъ карбасахъ. На молебенъ собралось все небольшое населеніе крѣпости. Послѣ молебна былъ сдѣланъ фотографическій снимокъ группы во главѣ со священникомъ отцомъ Николаемъ и засѣдателемъ В. М. Мельниковымъ.
Въ Нижне-Колымскѣ мы замкнули хронометрическій рейсъ, произведя для этой цѣли необходимыя наблюденія и послѣ этого сдали на храненіе мѣстнымъ властямъ наши инструменты, въ которыхъ надобность для насъ уже миновала, да кромѣ того и везти ихъ обратно не на чемъ было. Сами ѣхали кое-какъ: продавали по дорогѣ ненужное имущество и на эти деньги жили.
10 сентября прибыли въ Средне-Колымскъ.
Здѣсь мы произвели также наблюденія для опредѣленія времени и неоднократно измѣряли скорость теченія рѣки, при чемъ она получилась 1,8 версты въ часъ. Измѣрено также пониженіе уровня воды отъ вешняго, которое выразилось въ 13 футъ.
13 сентября въ 2 ч. ночи наблюдали полярное сіяніе, освѣщавшее небо въ сѣверной и восточной частяхъ. Преобладающіе цвѣта: фіолетовый и зелено-розовый. Зарево большими снопами падаетъ прямо отъ зенита къ горизонту на N, перемѣщаясь затѣмъ на О и OSO.
На улицѣ было такъ свѣтло, что можно было читать книгу. Штиль. Морозу 2 градуса.
Въ ночь съ 29 на 30 сентября стала Колыма. 15 октября уже лежалъ достаточно глубокій снѣгъ и прибывшая въ Колымскъ почта сообщила, что дорога по Колымскому тракту уже установилась, поэтому мы на четырехъ нартахъ въ этотъ же день выѣхали на Верхоянскъ.
Весь городъ провожалъ насъ съ добрыми пожеланіями. Всѣ просили, какъ одинъ человѣкъ, передать кому слѣдуетъ ихъ просьбу: прислать на будущій годъ въ Колыму пароходъ съ провизіей и рыболовными снастями и вообще избавить край отъ постоянной голодовки.
Дорога стояла хорошая. Олени были свѣжіе. Ѣхали быстро и хорошо, такъ что 27 октября мы благополучно прибыли въ гор. Верхоянскъ. Здѣсь стоялъ морозъ — 45° Ц. Весь городъ былъ въ дыму, это усиленно топились юрты. Сдѣлали астрономическія наблюденія во дворѣ дома казака Климовскаго. Во время наблюденій ртуть въ искусственномъ горизонтѣ кристаллизовалась и этимъ затемняла отраженіе свѣтила. По неосторожности я обжегъ инструментомъ правую бровь и пальцы рукъ. Отсчеты дѣлать было ужасно трудно, такъ какъ малѣйшее неосторожное дыханіе замерзало на лимбѣ, вслѣдствіе чего нельзя было читать дѣленій. На улицѣ было настолько тихо, что при наблюденіяхъ намъ свѣтила открыто обыкновенная стеариновая свѣчка.
Получивъ въ Верхоянскѣ новыхъ оленей и заручившись содѣйствіемъ исправника, 30 октября выбыли дальше въ Якутскъ, куда и прибыли 7 ноября. Здѣсь застали членовъ Ленско-Колымской экспедиціи: Е. Ф. Скворцова и Н. А. Юдина, которые ждали денегъ изъ Петербурга. Въ Якутскѣ, такъ же какъ и въ Верхоянскѣ, съ большимъ трудомъ наблюдали время при 40 градусномъ морозѣ. Наблюденія дѣлали во дворѣ дома г‑жи Киструцкой. Здѣсь мы продали все лишнее имущество и, получивъ свѣдѣнія, что трактъ по Ленѣ открылся, 15 ноября выѣхали изъ Якутска и въ Петербургъ прибыли благополучно 15 декабря.
- ↑ Въ устьѣ произведена мензульная съемка, а по рѣкѣ маршрутная.