ложностей, как ядро, как суть диалектики. Указывалось на то, будто ленинская постановка вопроса значительно разнится от энгельсовской, будто Э. не понял, что ядром диалектики является закон единства противоположностей. Такие «попытки» по существу представляют собой повторение известного ревизионистского приема противопоставления Маркса Энгельсу и наоборот, противопоставление их обоих Ленину и т. д. Между тем по всей «Диалектике природы» проходит мысль, что основным законом диалектики является закон единства противоположностей. Какие бы вопросы Э. ни разбирал — вопросы индукции и дедукции, анализа и синтеза, проблему единичности и всеобщности, законы математики или закон равновесия и т. д. — во всех этих проблемах Э. развивает закон единства противоположностей, являющийся базой для единственно правильного их разрешения. Из этого не следует, будто Ленин не внес ничего нового в понимание законов диалектики. Ленин развивает марксистскую философию по всем этим проблемам. Он углубляет учение марксизма, развивает более детально вопрос о соотношении различных законов диалектики и о роли закона единства противоположностей среди них.
Вопрос о законе перехода количества в качество и обратно Э., собрав громадный иллюстрационный материал, разъясняет следующим образом: «…в природе могут происходить качественные изменения — точно определенным для каждого отдельного случая способом — лишь путем количественного прибавления, либо количественного убавления материи или движения (так называемой энергии)» («Диалектика природы», в кн. Маркс и Энгельс, Соч., т. XIV, стр. 526). «…Химию можно назвать наукой о качественных изменениях тел, происходящих под влиянием изменения количественного состава» (там же, стр. 528). «Менделеев, применяя бессознательно гегелевский закон о переходе количества в качество, совершил научный подвиг, который смело можно поставить рядом с открытием Леверрье, вычислившего орбиту еще неизвестной планеты, Нептуна» (там же, стр. 530). «Мы могли бы привести как из природы, так и из жизни человеческого общества еще сотни подобных фактов для доказательства этого закона. Так например, в «Капитале» Маркса, в четвертом отделе (Производство относительной прибавочной стоимости, кооперация, разделение труда и мануфактура, машины и крупная промышленность), упоминается множество случаев, в которых количественное изменение преобразует качество вещей и точно так же качественное преобразование изменяет количество их, так что, употребляя ненавистное для г. Дюринга выражение, „количество переходит в качество и наоборот“» (Маркс и Энгельс, Соч., т. XIV,. стр. 126).
Энгельс рассматривает закон перехода количества в качество как один из важнейших законов природы, общества и человеческого мышления. Он придает ему огромное значение, поскольку он характеризует движение как единство прерывности и непрерывности и выражает революционный характер процессов, протекающих в природе и обществе: скачки, катастрофы, революции. С точки зрения Э. этот закон может быть понят только как одно из конкретных выражений единства противоположностей, взаимного проникновения качества и количества, их перехода друг в друга.
Закону «отрицания отрицания» Э. посвящает специальную главу в «Анти-Дюринге» и ряд отдельных замечаний и высказываний в других своих работах. Дюринг бросал по адресу Маркса обвинение, будто он все свои утверждения в «Капитале», включая и необходимость наступления социализма, доказывал простой ссылкой на гегелевскую триаду (см.), на закон отрицания отрицания. Впоследствии эти же обвинения против Маркса и марксистов повторял у нас Михайловский. Энгельс вскрывает полное непонимание Дюрингом главного труда Маркса. Он показывает, что Маркс, прежде чем делать выводы о применимости закона отрицания отрицания, дает глубочайший исторический и экономический анализ. Другими словами, после того как Маркс доказывает историческую необходимость того или иного процесса, после того как он доказал, что этот процесс совершается или уже частично совершился определенным образом, только после этого Маркс называет этот процесс «отрицанием отрицания», поскольку сама действительность показывает правильность диалектического закона. Для Маркса, как и для Э., диалектика вовсе не представляет собой готового ключа для всякого рода открытий без анализа самой конкретной действительности. «Итак, что такое отрицание отрицания?» — спрашивает Э. и отвечает: «Весьма общий и именно потому весьма широко действующий и важный закон развития природы, истории и мышления; закон, который, как мы видели, проявляется в царстве животном и растительном, в геологии, в математике, в истории, в философии и которому вынужден, сам того не ведая, подчиниться г. Дюринг, несмотря на весь свой форс и важничанье» (там же, стр. 140).
Другие законы диалектики также получают у Энгельса свое теоретическое развитие. Проблема взаимодействия причинности, случайности и необходимости (см.) теоретически развита Энгельсом на богатом материале из естественных и общественных наук. Он рассматривает различные формы причинности, присущие различным формам движения. Он борется против сведения всего комплекса проблем причинности только к механической форме причинности. Применяя закон единства противоположностей, он показывает, какое диалектическое соотношение существует между причиной и следствием, как причина становится следствием и обратно в общем процессе взаимодействия и развития материи. Современное естествознание знает целый ряд различных форм движения материи: механическое движение, различные формы движения материи, изучаемые физикой (свет, электричество, теплота, магнитизм), различные формы химических процессов, органических и т. д. Эти формы движения материи переходят друг в друга, являясь то причиной, то следствием. Э. борется против метафизического разрыва и обособления причины и следствия. Он видит их переход друг в друга в общем процессе развития материи. Но что такое причинность? Э. считает, что в известном смысле прав Юм со своим скептицизмом, который указывал, что правильность следования одного явления за другим не дает еще доказательства, что они находятся в причинно-необходимой связи друг с другом. Но является ли в таком случае причинность только субъективной категорией? Э. дает отпор субъективным, скептическим учениям о причинности. «…Деятельность человека,— пишет он,— дает возможность доказательства причинности. Если, взяв зажигательное зеркало, мы концентрируем в фокусе солнечные лучи и вызываем ими такой эффект, какой дает обыкновенный огонь, то мы доказываем этим, что от солнца получается теплота» (там же; стр. 405—406). Развивая эти мысли, Э. обращает внимание на проблемы практики, являющейся критерием правильности нашего познания ок-
