нимъ съ унтерцерствомъ, а главная причина: срамъ отъ этого моего буйства во хмѣлю.
Бесѣдовали на эту тему съ Акимомъ и нѣкоторые офицеры. Онъ больше отмалчивался съ виноватымъ видомъ неисправимаго человѣка.
Проникнутый добрымъ намѣреніемъ не брать сегодня „четвертаго рифа“, Акимъ нѣсколько секундъ колебался: взять ли съ собой весь долларъ или теперь-же его размѣнять у кого-нибудь изъ товарищей, половину оставить на клиперѣ, а на другую выпить?
Благоразуміе подсказывало поступить именно такъ. И безъ того ужъ онъ былъ оставленъ „безъ берега“ за послѣднее свое безобразіе на мысѣ Доброй Надежды и въ Сингапурѣ просидѣлъ на клиперѣ въ то время, какъ товарищи гуляли на берегу. А онъ любилъ таки посмотрѣть на чужіе города и на чужихъ людей и всегда, бывало, сперва погуляетъ по городу и ужъ потомъ зайдетъ въ кабакъ.
„Не мало ли только будетъ? Джинъ, сказываютъ, здѣсь дорогъ?“ раздумывалъ Акимъ. „Пожалуй, дадутъ всего три стаканчика?“
Изъ затруднительнаго положенія Акима вывелъ подошедшій къ нему Василій Швецовъ. Они были земляки—оба вологодскіе и изъ одной деревни—вмѣстѣ служили на форъ-марсѣ, были между собою пріятели и на берегу обыкновенно гуляли вмѣстѣ. Швецовъ добросовѣстно берегъ товарища и старался удерживать его, когда замѣчалъ, что Акимъ приближается къ „градусу“.
Это былъ здоровый, съ богатырской грудью, средняго роста матросъ, съ пригожимъ румянымъ лицомъ и крѣпкими бѣлыми зубами, сверкавшими изъ-за полураскрытыхъ алыхъ губъ, веселый, бойкій на языкъ, парень, мастеръ побалагурить и посмѣшить матросовъ, спѣть пѣсню и отхватать на бакѣ трепака. Матросъ онъ былъ хорошій, но съ лукавой лѣнцой—любилъ полодырничать. Еще водилась за нимъ слабость: вралъ онъ, несосвѣтимо вралъ, довольно художественно и, такъ сказать, зря, безъ всякаго намѣренія повредить кому-нибудь своимъ враньемъ. Ужъ какъ надъ нимъ ни смѣялись, а онъ не могъ удержаться и при первомъ-же случаѣ вралъ что-
