вдыхали не освѣжавшій ночной воздухъ. До клипера еще было порядочно далеко, и его два огонька еще не виднѣлись. Катеръ проходилъ совсѣмъ близко отъ какого-то „купца“ съ широкимъ скуластымъ носомъ, какъ вдругъ среди ночной тишины, съ судна, надъ нашими ушами, раздался тихій и скорбный голосъ:
— Братцы, землячки… голубчики!
Всѣ мы невольно вздрогнули отъ этого неожиданнаго молящаго окрика. Одинъ изъ гребцовъ сказалъ:
— Да вѣдь это Акимка Ждановъ!
Между тѣмъ на „купцѣ“ послышалась англійская ругань.
— Братцы, помо…
Рѣчь оборвалась на полусловѣ. Раздался шумъ возни, и все смолкло.
Не ожидая команды, гребцы перестали грести и держали весла надъ водой. Очевидно всѣ ждали распоряженія пристать къ „купцу“.
— Ждановъ!—громко окликнулъ лейтенантъ, оказавшійся старшимъ между нами.
Отвѣта не было.
Тогда тотъ-же офицеръ окликнулъ по-англійски:
— На купцѣ! Кто есть?
Съ „купца“ никто не отозвался, точно на немъ не было живого человѣка.
Послѣ короткаго общаго совѣта, рѣшено было пристать къ борту и взойти на купеческое чтобы освободить нашего матроса.
Нѣсколько взмаховъ веселъ, и катеръ былъ у борта.
— Вамъ что надо?—окликнулъ съ палубы чей-то грубый голосъ по-англійски.
— Русскаго матроса съ военнаго судна…
— Никакого русскаго матроса здѣсь нѣтъ.
— А вотъ увидимъ. Разбудите-ка капитана!—рѣзко проговорилъ лейтенантъ,—и съ этими словами началъ подниматься по трапу. Вслѣдъ за нимъ поднялись и мы, пять офицеровъ, а за нами шесть человѣкъ гребцовъ. Остальные шесть остались на катерѣ.
Человѣческая тѣнь куда-то исчезла, и мы остались одни на палубѣ.
— А если намъ не отдадутъ Жданова?—замѣтилъ кто-то.
