— Да, чорта-съ-два, будешъ тутъ спать!
« Взгляните-ка на дорогу.»
— Чего я тамъ не видалъ?
«Никакъ кто-то ѣдетъ.»
— Купцы вѣрно на ярмарку.
«Нѣтъ; это, кажется, карета.»
— Что̀, что̀?… А, да и въ-самомъ-дѣлѣ Ужь не губернаторъ ли?
Тутъ Василій Ивановичъ поправилъ немного безпорядокъ своего дорожнаго костюма, изъ лежачаго положенія съ трудомъ перешелъ въ сидячее, поправилъ козырекъ картуза, очутившійся на лѣвомъ ухѣ, и поднявъ ладонь надъ глазами, слегка приподнялся надъ пуховикомъ.
— А, да и въ-самомъ-дѣлѣ карета, да и стоитъ еще. Вѣрно изломалось что-нибудь. Рессора опустилась; шина лопнула. Въ этихъ рессорныхъ экипажахъ то-и-дѣло что починка. То ли дѣло, знаешь, хорошій тарантасъ. Не изломается, не опрокинется. Только дорога бы хорошая, такъ даже и не тряско.
Между-тѣмъ, они подвигались къ предмету ихъ любопытства. Въ-самомъ-дѣлѣ, посреди дороги стояла карета, и даже карета щегольская, дорожный дормезъ. Ни сзади, ни спереди не было видно чемодановъ, перевязанныхъ веревками, ни коробовъ, ни кульковъ, употребляемыхъ православными путешественниками. Карета, исключая грязныхъ прысковъ, была устроена какъ для гулянья. Изъ окна выглядывалъ господинъ въ очкахъ и турецкой ермолкѣ, и ругалъ своихъ людей самыми скверными словами, какъ-
