на душѣ, и вы порадуетесь судьбѣ великой земли. Но лучшій залогъ, лучшій признакъ настоящаго и будущаго величія Россіи, это могучее ея смиреніе. У насъ нетъ, какъ за границей, ни пустыхъ возгласовъ, ни вздорнаго шума изъ пустяковъ, потому-что мы другъ передъ другомъ не должны надуваться, чтобъ придать себѣ важности. Въ насъ спокойствіе и сознаніе силы, отъ-того мы не только иногда кажемся равнодушными къ родинѣ, но какъ-будто совѣстимся передъ Европой и хотимъ извиниться въ своихъ преимуществахъ. Только не трогайте святой Руси. Не то всѣ встанемъ безъ крика, и незваныхъ гостей однѣми шапками закидаемъ.»
— Да, да, да, сказалъ Василій Ивановичъ: — такъ по твоему замѣчательно за границей…
«Прошедшее.»
— А въ Россiи?
«Будущее.»
— Да, да… Нy… Хорошо. Только правду тебѣ сказать… не понимаю я, какъ вашу братью пускаютъ шататься по свѣту… Набираетесь такихъ мыслей и говорите такіе экивоки, что съ разу даже и не поймешь.
«Э, Василій Ивановичъ, путешествія вреда никому не приносятъ. Умный видитъ и становится умнѣе, и тѣмъ уже приноситъ пользу. А дураковъ и въ Россіи не нужно… много и безъ путешествующихъ останется.»
