служба! Прости Господи! Вездѣ побывалъ. Всего насмотрѣлся.»
— Да! — подхватилъ разскащикъ немного, какъ казалось, подгулявшій на веселомъ храмовомъ праздникѣ. — Не вашему брату чета. Не сидѣлъ съ бабами вѣкъ за печью. И молотилъ горохъ, да покрупнѣе вашего. Слава Богу, и Хранцуза видѣлъ, и подъ Турку ходилъ.
«Ой ли! и подъ Турку ходилъ?»
— Ходилъ. Ей-Богу ходилъ. Въ двадцать восьмомъ году ходилъ. Да еще какъ задали нехристу на калачи, такъ просто ой-ой-ой…
«Да отъ-чего же, дядя, война-то у насъ была съ Туркой?»
— Отъ-чего? Извѣстное дѣло отъ-чего! Турецкой салтанъ, это, по ихъ нѣмецкому языку, вишь, государь такой значитъ, прислалъ къ нашему Царю грамоту. Я хочу-де, чтобъ ты посторонился, а то мѣста не даешь, Да изволь-ка еще окрестить всѣхъ твоихъ православныхъ въ нашу языческую поганую вѣру.
«Ахъ онъ безбожникъ!» воскликнулъ въ толпѣ старичекъ.
— Вѣстимо что безбожникъ. Да еще какой. Безъ всякой субординаціи. Прислалъ посла такого азарднаго. Къ Вашему, молъ, Императорскому Величеству отъ турецкаго салтана присланъ, да и только. Да еще разсказывали ребята, что принесъ-то онъ съ собой горсть маку. — А сколько, говоритъ, зеренъ, столько у насъ полковъ, такъ не прикажете ли, чтобъ было по нашему?
