стократъ въ томъ смыслѣ, что люблю всякое усовершенствованіе, всякое истинное отличіе, а демократъ потому, что въ каждомъ человѣкѣ вижу своего брата. Впрочемъ, какъ вы видите, эти понятія вовсе не разнородны, а напротивъ тѣсно связаны между собой.
«Да онъ, кажется, сдѣлался педантомъ», подумалъ съ удивленіемъ Иванъ Васильевичъ. «Ужь не набрался ли онъ нѣмецкой философіи? на философію мода въ Москвѣ… Видно, и князь сдѣлался мудрецомъ отъ скуки.» Иванъ Васильевичъ продолжалъ разговоръ:
«Какъ же вы, князь, проводите здѣсь время? Скучненько, я думаю. Развѣ ведете большую игру въ лото или въ палки?»
— Что за шутки… возразилъ немного обидѣвшись князь… — У насъ въ карты одни только слуги играютъ, и то мы лишаемъ ихъ мѣстъ за такую гнусную потерю времени. У насъ, слава Богу, есть довольно занятій. Нетрудящійся человѣкъ не достоинъ званія человѣка. Когда же мы устаемъ отъ дѣла, то отправляемся въ клубъ.
«Въ англійскій?»
— Ньтъ, въ русскій. Тамъ собираются наши свѣтлые умы, и, слушая ихъ бесѣду, всегда можно почерпнуть или новое познаніе, или отрадное впечатлѣніе. Повѣрите ли, всѣ наши огромныя предпріятія, всѣ усовершенствованія, которыми мы такъ справедливо гордимся, возникли среди этого дружескаго размѣна мнѣній и чувствъ.
«Такъ вы, князъ, постоянно живете въ Москвѣ?»
