Страница:Тарантас (Соллогуб).pdf/64

онъ ничего твердаго и опредѣлительнаго удержать изъ нея не могъ. Въ головѣ его былъ какой-то туманный хаосъ: имена безъ о̀бразовъ, о̀бразы безъ цвѣта. Онъ припомнилъ и Мономаха, и Всеволода, и Боголюбскаго, и Александра-Невскаго, и удѣльное время, и набѣги Татаръ, но припомнилъ, какъ школьникъ твердитъ свой урокъ: ка̀къ они тутъ жили? что̀ тутъ дѣлалось? — кто можетъ это теперь разсказать? Иванъ Васильевичъ осмотрѣлъ золотыя ворота съ бѣлыми стѣнами и зеленой крышкой, постоялъ у нихъ, поглядѣлъ на нихъ, потомъ опять постоялъ, да поглядѣлъ, и пошелъ далѣе. Золотыя ворота ему ничего не сказали. Потомъ онъ пошелъ въ церкви, сперва къ Дмитріевской, гдѣ подивился необъяснимымъ іероглифамъ, потомъ въ соборъ, помолился усердно, поклонился праху князей… но могилы остались для него закрыты и нѣмы. Онъ вышелъ изъ собора съ тяжелою думою, съ тяжкимъ сомньніемъ… На площади толпился народъ, расхаживали господа въ круглыхъ шляпахъ, дамы съ зонтиками; въ гостиномъ дворѣ, набитомъ галантерейной дрянью, крикливые сидѣльцы вцѣплялись въ проходящихъ, изъ огромнаго зданія присутственныхъ мѣстъ выглядывали чиновники съ перьями за ушами; въ каждомъ окнѣ было по два, по три чиновника, и Ивану Васильевичу показалось, что всѣ они его дразнятъ… Онъ понялъ тогда, или началъ понимать, что сдѣланное сдѣлано, что его никакою силою передѣлать нельзя; онъ понялъ, что старина наша не помѣщается въ книжонкѣ, не продается за двугривенный, а должна пріобрѣтаться неусып-