Страница:Тарантас (Соллогуб).pdf/87

образованныхъ и радушныхъ, которыхъ такъ много въ Москвѣ, но остался въ кругу извѣстной шайки, такъ-что наконецъ,въ одинъ прекрасной вечеръ, сѣлъ я играть по маленькой съ бѣлокурымъ хохломъ и съ черными усами. Само собою разумѣется, что они объиграли меня на чистоту, и сдѣлались тотчасъ со мной весьма фамильярны, трепали меня по плечу, называли меня братцомъ, скотиной, фефелой, словомъ, оказывали мнѣ самые милые знаки дружбы. Это было досадно… Когда я вздумалъ ихъ остановить, — они разсердились и начали уже ругаться. Хохолъ назвалъ меня шпіономъ, а усы вздумали поносить поведеніе жены моей самымъ мерзкимъ образомъ. Ты знаешь, я человѣкъ горячій. Правой рукой вцѣпился я въ хохолъ, а лѣвой въ усы, и началась настоящая драка. Насъ розняли; мы положили, какъ водится, стрѣляться на другой день въ Марьиной-Рощѣ, и я съ отчаяніемъ поѣхалъ домой. И что̀ же, братецъ? Я вдругъ понялъ, что люблю жену отъ души и что еслибъ она и я были иначе воспитаны, то могли бы быть очень счастливы; души наши были неиспорченныя, но испорчены были наши привычки; словомъ, недостатокъ твердыхъ правилъ, необходимость свѣтскаго развлеченія ввергали насъ въ ужасную пропасть. Жена моя недурна собой, петербургская дама. Ее приняли въ Москвѣ съ восторгомъ и завистью, превозносили въ глаза и терзали заочно. Впрочемъ, это вездѣ такъ дѣлается. Она не думала остерегаться. Какъ-то протанцовала она нѣсколько мазурокъ сряду съ однимъ офицеромъ. Двѣ, три барыни перемигнулись, два, три