Страница:Тарантас (Соллогуб).pdf/88

шалуна съострили на ея счетъ и вотъ — пылинка раздулась горой. На другой день, на Тверской разсказывали, что жена моя явно живетъ съ любовникомъ; на Дмитріевкѣ, что у ней два любовника; на Арбатѣ, что у ней три любовника. Черезъ недѣлю, вѣсть эта дошла и до Замоскворѣчья и до Красныхъ-Воротъ, но тамъ уже любовники жены моей расплодились до числа баснословнаго. Московскія барыни возили съ собою поддѣльныя письма, разсказывали съ чувствомъ и негодованіемъ совершенно невозможные случаи, притомъ каждая придумывала какое-нибудь слово. Слово дѣлалось при повтореніи анекдотомъ, анекдотъ — романомъ, и московская чудовищная сплетня принялась широко и размашисто разгуливать по матушкѣ-бѣлокаменной на счетъ жены моей. Когда пріѣхалъ я къ себѣ, посль гадкой драки, мы объяснились съ женой. Она плакала и жаловалась на гнусныя сплетни; я также плакалъ, ибо чувствовалъ, что всему виноватъ, что промоталъ все до копейки, и что мы остаемся нищими. Странно: въ эту минуту, мы съ женой помирились, все другъ другу простили, другъ друга поняли и полюбили, но жить намъ вмѣстѣ не было никакой возможности. Вдругъ стучатся въ двери. Это что? Квартальный и жандармы. Меня велѣно взять сейчасъ и отправить во Владиміръ. У воротъ стояла телега. Посадили меня, грѣшнаго, и повезли. — Жена уѣхала къ отцу въ Петербургъ, а я живу здѣсь, братецъ, подъ присмотромъ полиціи, гуляю на бульварѣ, смотрю на виды и вотъ тебѣ конецъ моей простой и глупой исторіи. Да пойдемъ-ка ко мнѣ выкурить трубочку.