»Какъ нечего? а другимъ же вы пишете что-нибудь.«
»Пишутся особыя примѣты, муги́рь[1]!« облаялъ меня Захаревичъ. »А у него какія примѣты? Совершенно такой же человѣкъ, какъ и всѣ.«
»Да за это и слава Богу, что на людей мы похожи«, отвѣтилъ я.
Такъ нѣтъ, да и нѣтъ; нѣту особыхъ примѣтъ—нечего писать!
Мучились мы, мучились, а кончилось тѣмъ, что дали ему два рубля съ полтиной. Тогда онъ и примѣты особыя нашелъ, и живо на бумагѣ настрочилъ, и опять веселый такой сталъ, какъ и былъ сначала.
Проводилъ онъ насъ, да и говоритъ: »Не бойтесь, все будетъ какъ слѣдуетъ. На то голова и прія́тельство. Мы и маленькимъ подарочкомъ довольны, по пословицѣ: Съ міру по ниткѣ—голому сорочка.«
»Какъ бы самому-то міру оголѣть не пришлось!« говорю я ему. »Вѣдь вы—дай вамъ Господь всякаго здоровья—больно ужъ много тѣхъ нитокъ тянете, да и со всѣхъ сторонъ.«
- ↑ Муги́рь—мужикъ, въ оскорбительномъ, бранномъ смыслѣ.
«Как нечего? а другим же вы пишете что-нибудь.»
«Пишутся особые приметы, муги́рь[1]!» облаял меня Захаревич. «А у него какие приметы? Совершенно такой же человек, как и все.»
«Да за это и слава Богу, что на людей мы похожи», ответил я.
Так нет, да и нет; нету особых примет — нечего писать!
Мучились мы, мучились, а кончилось тем, что дали ему два рубля с полтиной. Тогда он и приметы особые нашел, и живо на бумаге настрочил, и опять веселый такой стал, как и был сначала.
Проводил он нас, да и говорит: «Не бойтесь, всё будет как следует. На то голова и прия́тельство. Мы и маленьким подарочком довольны, по пословице: С миру по нитке — голому сорочка.»
«Как бы самому-то миру оголеть не пришлось!» говорю я ему. «Ведь вы — дай вам Господь всякого здоровья — больно уж много тех ниток тянете, да и со всех сторон.»
- ↑ Муги́рь — мужик, в оскорбительном, бранном смысле.
