О, Духъ! прошло лишь десять тысячъ лѣтъ,
Съ тѣхъ поръ какъ въ той пустынѣ дальной,
Гдѣ пьетъ теперь дикарь кровь своего врага
230 И, перенявъ съ сыновъ Европы
Обычай низкій, возглашаетъ
Безбожный крикъ войны,—
Воздвигнутъ былъ величественный городъ,
Столица Западнаго края.
Теперь тамъ дикій мохъ заткалъ
Ряды столбовъ сторожевыхъ,
Иззубренныхъ рукой неумолимой
Властительнаго времени,—межь тѣмъ,
Когда-то были дни, казалось,
240 Все могутъ выдержать они,
Все, лишь не смерть родного края;
Тамъ дикій лѣсъ, тамъ дышетъ красота
Давно запущеннаго сада,
И путникъ, задержавъ случайно
Свой шагъ въ пустынѣ этой дикой,
Глядитъ и думаетъ, что здѣсь все было такъ-же
Всѣ дни, пока земля
Была землей, какъ нынѣ.
Но нѣкогда здѣсь былъ
250 Кипучій, шумный центръ,
Сюда стекались чужеземцы,
Спѣшили корабли, тянулись караваны;
Когда-то этотъ край цвѣтущій
Благословенъ былъ миромъ и свободой;
Но роскошь, бичъ людей, убила
Въ зародышѣ его расцвѣтъ;
Свобода, правда, мудрость, добродѣтель
Бѣжали прочь, чтобъ больше не вернуться,
Покуда человѣкъ безумный не сознаетъ,
260 Что только въ нихъ благословенье
Достойное души, глядящей, ясно въ вѣчность.
Гляди, на той землѣ нѣтъ ни одной пылинки,
Что не была когда-то человѣкомъ,
О, Дух! прошло лишь десять тысяч лет,
С тех пор как в той пустыне дальной,
Где пьет теперь дикарь кровь своего врага
230 И, переняв с сынов Европы
Обычай низкий, возглашает
Безбожный крик войны, —
Воздвигнут был величественный город,
Столица Западного края.
Теперь там дикий мох заткал
Ряды столбов сторожевых,
Иззубренных рукой неумолимой
Властительного времени, — меж тем,
Когда-то были дни, казалось,
240 Всё могут выдержать они,
Всё, лишь не смерть родного края;
Там дикий лес, там дышит красота
Давно запущенного сада,
И путник, задержав случайно
Свой шаг в пустыне этой дикой,
Глядит и думает, что здесь всё было так же
Все дни, пока земля
Была землей, как ныне.
Но некогда здесь был
250 Кипучий, шумный центр,
Сюда стекались чужеземцы,
Спешили корабли, тянулись караваны;
Когда-то этот край цветущий
Благословен был миром и свободой;
Но роскошь, бич людей, убила
В зародыше его расцвет;
Свобода, правда, мудрость, добродетель
Бежали прочь, чтоб больше не вернуться,
Покуда человек безумный не сознает,
260 Что только в них благословенье
Достойное души, глядящей, ясно в вечность.
Гляди, на той земле нет ни одной пылинки,
Что не была когда-то человеком,
