чего вытекает необходимость также и здесь когда-нибудь изменить точку отправления и подменить объективный метод субъективным, а, следовательно, и тот самый интеллект, который доселе, в безграничном в себе доверии, с легким сердцем воздвигал свой догматизм и с величайшей развязностью брался a priori судить о мире, о всех вещах в нем и даже о возможности этих вещей, — этот интеллект сделать теперь предметом исследования и проверить его полномочия. Это ведет прежде всего к Локку; затем — к Критике чистого разума и, наконец, — к пониманию того, что светоч природы направлен на внешний мир, так что, если бы он захотел обратиться внутрь и осветить свое недро, то он не был бы в силах это сделать, — не в силах, следовательно, и непосредственно рассеять тьму, там царящую; он получает лишь косвенные сведения о своем собственном механизме и о собственной своей природе, да и то при помощи окольного пути рефлексии, на который ступили вышеуказанные философы, и к тому же с большим трудом. После этого интеллекту становится ясным, что он изначала обречен к воспринятию одних только отношений, вполне достаточных для служения индивидуальной воле, и что поэтому он по самой сущности своей направлен на внешний мир, да и там он не более, как сила плоскостная, подобно электричеству, т. е. схватывает лишь поверхностную оболочку вещей, не проникая вглубь, и оттого он не в силах вполне и в самой основе понять или разгадать ни одно, даже самое ничтожное и наипростейшее существо изо всех представляющихся ему объективно ясными и реальными; самая суть как в совокупности вещей, так и в каждой из них, остается для него тайной. Таким образом, он приходит тогда к более глубокому воззрению, носящему название идеализма, — именно, что этот объективный мир и его порядок, как он постигает его при помощи своих операций, существует не безусловно и, следовательно, не сам по себе, а возникает посредством функций мозга, существует поэтому лишь в нем и, следовательно, в такой форме имеет лишь обусловленное и относительное бытие, в качестве чистого феномена, чистого явления. Если до сих пор человек исследовал мир сообразно с основами своего собственного существования, предполагая при этом, что законы познания, мышления и опыта чисто объективны, что они пребывают сами по себе и абсолютно и лишь благодаря им существует он и все остальное, — то теперь он убеждается, что, наоборот, его интеллект, а следовательно, и его существование, является условием всех этих законов и всего, что̀ из них вытекает. Тогда он прозревает, наконец, и то, что сделавшаяся ему теперь ясною идеальность пространства, времени и причинности оставляет свободным место для порядка вещей,
