обеих половин вибрирующего столба воздуха, разделенного узлом колебания, тогда как при грудных звуках и в нижней октаве флейты вибрирует только цельный и нераздельный столб воздуха. Отсюда становится понятной и характерная оригинальность гения, столь очевидно запечатленная как в произведениях, так и на физиономии одаренного им человека; точно так же становится ясным, что такой двойной интеллект должен, по большей части, служить препятствием к служению воле, чем и объясняется упомянутая выше неприспособленность гения к практической жизни. Особенно, недостает ему трезвости, характеризующей обыкновенный, простой интеллект, — безразлично, проницательный или тупой.
Подобно тому как мозг, этот паразит, питаемый организмом, непосредственно ничем не способствуя внутренней его экономии, ведет самостоятельную и независимую жизнь у себя наверху, в своем надежном и хорошо защищенном помещении, — так и высокоодаренный духовно человек, помимо общей всем, индивидуальной жизни, ведет еще и другую, чисто интеллектуальную, которая состоит в непрестанном накоплении, исправлении и увеличении не просто знания, а связного истинного познания и уразумения вещей, и остается неприкосновенной для личной судьбы человека, поскольку эта последняя не нарушает ее хода; это-то и возносит человека над превратностями судьбы и делает его неуязвимым. Жизнь эта слагается из непрерывного мышления, изучения, опытов и упражнения и мало-помалу становится главным существованием, которому личная жизнь подчиняется как средство — цели. Пример независимости и обособленности такой интеллектуальной жизни дал нам Гете, который наблюдал, среди боевой сутолоки на полях Шампани, явления, пригодные для теории цветов, и тотчас же принялся за рукопись этой теории, как только ему, после ужасных бедствий этой войны, удалось отдохнуть на короткое время в Люксембургской крепости. Так завещал он нам образец, которому мы должны следовать, — мы, соль земли, непоколебимо отдаваясь во всякое время своей интеллектуальной жизни, какие бы мирские бури ни потрясали жизни личной, и всегда помня, что мы — сыны свободной, а не рабыни. Нашей эмблемой или фамильным гербом я предложил бы сильно потрясаемое бурей дерево, которое однако на всех своих ветвях являет зрелые плоды, с надписью: dum convellor mitescunt: или же: conquassata, sed ferax.
Такой чисто-интеллектуальной жизни личности соответствует совершенно такая же жизнь всего человечества, реальное существование которого тоже коренится в воле, как по эмпирическому, так и по
