— 119 —
тофелемъ и пинту горькаго пива, и съ удивленіемъ увидѣлъ, что нѣкото-рымъ посѣтителямъ были поданы заказанный ими блюда раньше меня, хотя они и пришли позже. Вскорѣ я замѣтилъ, что Одинъ изъ нихъ даетъ лакею взятку.—«Извините меня, сэръ,—сказалъ я ему,—но это несправедливо. Вы подкупаете этого человѣка для того, чтобы онъ отнесся къ вамъ болѣе внимательно, чѣмъ къ другимъ. Вы, вѣроятно, даете также взятки и желѣзнодорожнымъ носшгыцикамъ, а, быть можетъ, и таможеннымъ чиновникамъ?»—«Конечно, даю—отвѣтилъ онъ и затѣмъ продолжалъ:— а вамъ какое дѣло? Не вмѣшивайтесь, пожалуйста, въ чужія дѣла». Я, видно, очень не понравился этому господину, также какъ и другимъ по-сѣтителямъ. Одинъ изъ нихъ жевалъ табакъ и постоянно сплевывалъ его на полъ. Другой ходилъ взадъ и впередъ по комнатѣ въ скрипящихъ са-погахъ, поднося каждую минуту къ носу щепотку табаку. Третій прожорливо уписывалъ кусокъ мяса, выплевывая въ ладонь огрызки хрящей и лишь затѣмъ кладя ихъ на тарелку. Послѣ каждаго глотка портера онъ не безъ чувства собственнаго достоинства давалъ волю своимъ газамъ и завелъ такую канонаду, которая, навѣрно, воскресила бы Лазаря. Нако-нецъ, мнѣ подали заказанный мною порціи. Я готовъ былъ ужъ себя поздравить съ тѣмъ, что, благодаря задержкѣ, я избавился отъ необходимости завтракать въ компаніи этого Эола, который тѣмъ временемъ принялся уже за зубочистку, какъ, къ моему ужасу, онъ досталъ черную глинянную трубку и сталъ набивать ее крѣпчайшей махоркой.—«Въ го-стиницѣ, я думаю, есть курительная комната,—обратился я къ нему съ умо-ляющимъ видомъ,—иначе я попросилъ бы васъ разрѣшить мнѣ окончить свою котлетку до того, какъ вы закурите свою трубку. Не думаете ли вы, что табакъ отбиваетъ аппетитъ?» —Я, кажется, говорилъ очень вѣжливо, но получилъ такой отвѣтъ: «Какой вы важный баринъ! Если вы настолько избалованы, что мой табакъ для васъ недостаточно хорошъ, вамъ бы слѣ-довало отправиться въ ресторанъ Звѣзды и Подвязки».—И, ожидая моего отвѣта съ пренебрежительнымъ и вызывающимъ выраженіемъ лица, онъ подкрѣплялъ свои аргументы отчаяннымъ кашлемъ мнѣ прямо въ лицо, не заботясь даже прикрыть рукою ротъ. Я не очень брезгливъ, но не могу ѣсть того, надъ чѣмъ кто-нибудь кашлялъ. Къ довершенію всего, мой завтракъ исчезъ: его украли. Я искалъ кругомъ сочувствія своему горю, но настроеніе всей компаніи было явно противъ меня. Господинъ въ скрипящихъ сапогахъ смѣялся; а затѣмъ, подойдя къ столу, положилъ на него свою руку, какъ это дѣлаютъ обыкновенно ораторы. Нѣкоторое время онъ не произносилъ ни слова, очевидно, приводя въ порядокъ свои мысли, и я тѣмъ временемъ успѣлъ его внимательно разсмотрѣть. Ногти, обведенные глубокимъ чернымъ трауромъ, одежда, пропитанная тэбакомъ и по-томъ, изо рта несетъ лукомъ и пивомъ; но на широкомъ и красномъ лицѣ выраженіе честности и независимости. Всякій могъ въ немъ съ перваго же взгляда узнать крѣпко-сколоченнаго британскаго фермера. Послѣ полу-минутнаго раздумья, мысли его, наконецъ, вылились ьъ слѣдующія слова. —«Я вамъ скажу, въ чемъ здѣсь дѣло, сэръ Я не знаю, кто вы, но здѣсь
свободная страна, а нынче базарный день,—вотъ и все». Я не могъ опро-