человѣкъ , Пустовцевъ , родной брагъ и двойникъ Базарова по характеру , по убѣжденіямъ , по безправственности , даже по небрежности въ пріемахъ и туалетѣ . « Есть люди на свѣтѣ , говорить авторъ, которыхъ любитъ свѣтъ и ставитъ на степень образца и подражанія . Онъ лю), какъ аттестованныхъ поклонниковъ своихъ, какъ строгихъ вить изгелей законовъ духа времени , духа льстиваго , обманчиваго и мятежнаго » . Такимъ былъ Пустовцевъ , онъ принадлежалъ къ тому поколѣнію , « которое вѣрно очертилъ Лермонтовъ въ своей « Думѣ » . «Онъ уже встрѣчался читателямъ , говоритъ авторъ, и въ Онѣгинѣ— Пушкина , и въ Печоринѣ—Лермонтова , и въ Петрѣ Ивановичѣ — Гончарова (и конечно въ Рудинѣ—Тургенева) ; только тамъ они выглаҗены , убраны и причесаны, словно на балъ . Любуется ими человѣкъ, не зря страшнаго растлѣнія являемыхъ ему типовъ , и не нисходя до сокровеннѣйшихъ изгибовъ ихъ души » ( стр . 10 ) . « Было время , когда человѣкъ отвергалъ все , не трудясь даже надъ анализомъ того , что отвергаль (подобно Базарову ) ; смѣялся надъ всѣмъ священнымъ потому только , что оно не доступно было узкому и тупому уму. Пустовцевъ не этой школы : отъ великой тайны мірозданія до послѣднихъ явленій силы Божіей, бывающихъ и въ наше скудное время, онъ все подвергалъ критическому обзору , требуя одного лишь знанія и знанія; что же не укладывалось въ узенькія клѣточки человѣческой логики , онъ все отвергалъ , какъ сущій вздоръ » ( стр . 105) . И Пустовцевъ и Базаровъ принадлежатъ отрицательному направленію; но Пустовцевъ всетаки выше , по крайней мѣрѣ гораздо умнѣе и основательнѣе Базарова. Базаровъ , какъ помнитъ читатель , отрицалъ все безсознательно , неразумно , вслѣдствіе ощущенія , « нравится мнѣ отрицать-и баста » . Пустовцевъ же , напротивъ , отрицаетъ все вслѣдствіе анализа и критики, и даже не все отрицаетъ , а только то , что не соотвѣтствуетъ человѣческой логикѣ . Какъ угодно , по г. Аскоченскій болѣе безпристрастенъ кѣ отрицательному направленію и лучше его понимаетъ , чѣмъ г. Тургеневъ : онъ находитъ въ немъ смыслъ и вѣрно указываетъ на его исходную точку — критику и анализъ . Въ другихъ философскихъ воззрѣніяхъ Пустовцевъ совершенно сходится съ дѣтьми вообще и съ Базаровымъ въ частности . « Смерть , разсуждаетъ Пустовцевъ , это общій удѣлъ всего существующаго ( « старая штука смерть » — Базаровъ) ! Кто мы , откуда , куда пойдемъ и чѣмъ будемъ—кто это знаетъ? Умрешь —похоронятъ , наростетъ лишній слой земли— и кончено ( «послѣ смерти изъ меня лопухъ расти будетъ » — Базаровъ) ! Проповѣду— ютъ тамъ о какомъ-то безсмертіи , слабыя натуры вѣрятъ этому, нисколько не подозрѣвая , какъ смѣшны и глупы претензій куска земли на вѣчную жизнь въ какомъ то надзвѣздномъ мірѣ » . Базаровъ : « я лежу здѣсь подъ стогомъ . Узенькое мѣстечко , которое я занимаю , кро хотно въ сравненіи съ остальнымъ пространствомт , и часть времени ,
