Трое в одной лодке (кроме собаки) (Джером; Энгельгардт)/Глава V/ДО

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
[43]
ГЛАВА V.

Мистриссъ П. будитъ насъ. — Джорджъ-соня. — Лживость „предсказаній погоды“. — Нашъ багажъ. — Испорченность маленькаго мальчика. — Толпа собирается вокругъ насъ. — Мы катимъ въ Ватерлоо. — Невинность должностныхъ лицъ юго-западной дороги въ отношенія такихъ вещей, какъ поѣзда. — Мы плывемъ, плывемъ въ открытой лодкѣ.

Утромъ меня разбудила мистриссъ Попперсъ.

Она сказала:

— Извѣстно ли вамъ, сэръ, что теперь уже девять часовъ?

— Сколько? — воскликнулъ я, вскакивая.

— Девять часовъ, — повторила она въ замочную скважину. — Я боялась, что вы проспите.

Я разбудилъ Гарриса и сообщилъ ему эту новость.

— Да вѣдь вы хотѣли встать въ шесть часовъ, — сказалъ онъ.

— Я хотѣлъ, — отвѣчалъ я. — Отчего вы меня не разбудили?

— Какъ я могъ разбудить васъ, пока вы не разбудили меня? — возразилъ онъ. — Теперь мы не выберемся раньше двѣнадцати. Удивляюсь, какъ вы вообще-то рѣшились встать.

— Счастье для васъ, что я всталъ, — отвѣчалъ я. — Если бы я не разбудилъ васъ, вы бы проспали двѣ недѣли.

Мы грызлись такимъ манеромъ минуты три, пока насъ не остановилъ вызывающій храпъ, раздавшійся съ постели Джорджа. Тутъ только мы вспомнили о его существованіи. Вонъ онъ лежитъ, человѣкъ, спрашивавшій, въ которомъ часу насъ разбудить, лежитъ на спинѣ, разинувъ ротъ и согнувъ колѣни. [44] 

Не знаю почему, но видъ спящаго человѣка бѣситъ меня. Такъ гадко видѣть, что драгоцѣнные часы человѣческой жизни, драгоцѣнныя минуты, которыя уже никогда не возвратятся, тратятся въ глупомъ снѣ.

Вотъ, напримѣръ, Джорджъ, теряющій драгоцѣнное время въ отвратительной лѣни: какъ безплодно проходитъ его жизнь, за каждую секунду которой ему придется дать отвѣть впослѣдствіи. Онъ могъ бы набивать желудокъ яйцами и ветчиной, дразнить собаку или ухаживать за горничной вмѣсто того, чтобы валяться въ тяжеломъ забытьѣ.

Ужасная мысль. Она мелькнула у насъ обоихъ одновременно. Мы рѣшились спасти его, и это благородное рѣшеніе заставило насъ забыть о собственной размолвкѣ. Мы кинулись къ нему и стащили съ него одѣяло, и Гаррисъ шлепнулъ его туфлей, а я крикнулъ ему въ ухо, такъ что онъ проснулся.

— Аварава… — заявилъ онъ, поднимаясь.

— Вставайте, колода! — вопилъ Гаррисъ. — Четверть десятаго!

— Что! — воскликнулъ онъ, соскакивая съ постели и попадая ногами въ тазъ. — Какой чортъ подсунулъ сюда эту штуку?

Мы сказали ему, что нужно быть олухомъ, чтобы попадать ногами въ тазъ.

Одѣваясь, мы вспомнили, что наши зубныя щеточки уложены, также какъ головная щетка и гребень (моя зубная щеточка погубитъ меня, я ужъ знаю). Пришлось спускаться внизъ и доставать ихъ изъ чемодана. Когда же все было кончено, Джорджъ объявилъ, что ему нуженъ бритвенный приборъ. Но мы сказали ему, что не станемъ опять распаковывать чемоданъ ради него.

— Что за глупости! — отвѣчалъ онъ. — Не могу же я итти въ такомъ видѣ въ Сити.

Дѣйствительно, у него былъ довольно шершавый видъ для Сити, но что значили для насъ [45]человѣческія страданія! Какъ выразился Гаррисъ на своемъ вульгарномъ жаргонѣ, Сити можетъ раздѣлываться съ нимъ какъ знаетъ.

Мы сошли внизъ завтракать. Монморанси пригласилъ къ себѣ въ гости двухъ собакъ, и тѣ все время выли и царапались въ дверь. Мы успокоила ихъ зонтикомъ и принялись за котлеты и холодную говядину.

— Съ завтракомъ нужно распорядиться умѣючи, — заявилъ Гаррисъ и отвалилъ себѣ пару котлетъ, замѣтивъ, что ихъ нужно ѣсть горячими, тогда какъ говядина можетъ подождать.

Джорджъ взялъ газету и прочелъ вслухъ о несчастныхъ случаяхъ на водѣ и о „вѣроятномъ состояніи погоды“. На сегодня значились „дождь, холодно, туманъ, мѣстами бури съ грозой, восточный вѣтеръ, общее пониженіе надъ средними графствами (Лондономъ и Каналомъ). Барометръ падаетъ“.

Я думаю, что нѣтъ такой досадной, раздражающей чепухи, какъ эти обманныя „вѣроятныя состоянія погоды“. Они предсказываютъ именно то, что было вчера или третьяго дня, и какъ разъ противоположное тому, что случится сегодня.

Я помню, какъ излишнее вниманіе къ „вѣроятному состоянію погоды“, напечатанному въ одной провинціальной газетѣ, испортило намъ осеннюю поѣздку. „Сегодня ожидается проливной дождь и мѣстами бури съ грозою“, гласила она. Это было въ понедѣльникъ, и мы рѣшились отложить поѣздку и просидѣть дома весь день въ ожиданіи ливня. Утро было прекрасное, солнечное; на небѣ ни облачка; мимо нашего дома то и дѣло проѣзжали разные народы въ телѣжкахъ и коляскахъ, и все такіе веселые и оживленные.

— И вымочитъ же ихъ! — говорили мы, глядя изъ окна на проѣзжающихъ.

И мы усмѣхались, представляя себѣ, какъ они промокнутъ, и приказывали топить печи, и брались [46]за книги, и приводили въ порядокъ наши раковины и засушенныя морскія водоросли. Въ полдень солнце пекло невыносимо, и мы недоумѣвали, когда же начнется проливной дождь и бури съ грозою.

— А, они начнутся послѣ обѣда! — говорили мы другъ другу. — О, какъ эти господа промокнутъ! Вотъ будетъ потѣха!

Около часа зашла хозяйка и спросила, намѣрены ли мы ѣхать, такъ какъ погода прекрасная.

— Нѣтъ, нѣтъ, — возразили мы, подмигивая другъ другу, — мы не поѣдемъ. „Мы“ не хотимъ промокнуть, нѣтъ.

Прошло и послѣобѣденное время, а дождя еще и капли не выпало. Мы утѣшались надеждой, что онъ хлынетъ разомъ именно въ ту минуту, когда всѣ отправятся домой, такъ что имъ некуда будетъ укрыться, они промокнуть сильнѣе, чѣмъ когда-либо. Но дождя не было, и день кончился прекраснымъ вечеромъ, за которымъ наступила ясная, теплая ночь.

На слѣдующее утро мы прочли въ газетѣ, что сегодня будетъ „ясная погода; жарко“, и вотъ мы одѣлись въ легкое платье и отправились, а полчаса спустя хлынулъ дождь и поднялся холодный вѣтеръ, и продолжались они цѣлый день, такъ что мы вернулись домой съ насморками и ревматизмами.

Вообще погода для меня вещь непостижимая. Я никогда не могу понять ея. Барометръ безполезенъ; онъ приводитъ къ такимъ же недоразумѣніямъ, какъ „вѣроятное состояніе погоды“.

Я помню барометръ въ Оксфордѣ, въ гостиницѣ, гдѣ я остановился прошлой весной. Когда я поселился въ ней, онъ показывалъ „хорошую погоду“. На дворѣ же цѣлый день лилъ дождь, такъ что я не могъ носа высунуть на улицу. Я потрясъ барометръ, и онъ поднялся и остановился на „сухо“. Бутсъ завернулъ ко мнѣ въ [47]этотъ день и предположилъ, что барометръ, вѣроятно, указываетъ погоду на завтра. Я возразилъ, не имѣетъ ли онъ въ виду погоду, которая стояла недѣлю тому назадъ, но Бутсъ отвѣчалъ:

— Нѣтъ, врядъ ли.

На слѣдующее утро я снова потрясъ его, и онъ поднялся еще выше, а дождь лилъ какъ изъ ведра. Въ пятницу я снова взялся за барометръ, и стрѣлка послѣдовательно указывала: „ясная погода“, „сухо“, „сильный зной“, пока не остановилась, задѣвъ за штифтикъ, такъ что не могла итти дальше. Она пошла бы и дальше, но аппаратъ былъ такъ устроенъ, что стрѣлка не могла двинуться, не сломившись. Она, очевидно, хотѣла пойти впередъ и предсказать засуху, безводіе, солнечные удары, самумъ и тому подобныя вещи, но штифтикъ помѣшалъ ей и заставилъ ее удовольствоваться простымъ „сухо“.

Тѣмъ временемъ дождь лилъ какъ изъ ведра, и нижняя часть города была затоплена водой, такъ какъ рѣка вышла изъ береговъ.

Бутсъ сказалъ, что когда-нибудь, навѣрно, наступить продолжительная хорошая погода, при чемъ указалъ надпись на верхушкѣ барометра:

Задолго предсказано, долго продлится,
Наскоро предсказано, скоро кончится.

Хорошая погода такъ и не наступила въ то лѣто. Должно быть, аппаратъ имѣлъ въ виду слѣдующую весну.

Теперь пошли въ ходъ барометры другого фасона, длинные какіе-то. Мнѣ они не по силамъ. На одной сторонѣ обозначено десять часовъ утра сегодня, на другой — десять часовъ утра вчера, но вѣдь не встаешь же всякій разъ въ десять часовъ. Онъ поднимается и опускается смотря по погодѣ и вѣтру, и на одномъ концѣ стоитъ „Nly“, на другомъ „Ely“. (Какая Эли? При чемъ тутъ Эли?). А если его потрясти, то ничего не выходитъ. Да [48]нужно еще дѣлать поправку на уровень моря и переводить на Фаренгейта, но, и продѣлавъ все это, я не знаю, чтобы вышло.

Да и зачѣмъ предсказывать ненастье? Скверно, когда, оно наступаетъ; къ чему же еще лишняя непріятность: знать напередъ объ этой скверности? Вотъ какой пророкъ намъ но вкусу: какой-нибудь почтенный старикъ, который въ пасмурное ненастное утро, когда вамъ особенно хочется, чтобъ наступила хорошая погода, обводитъ горизонтъ испытующимъ окомъ и говоритъ:

— О, нѣтъ, сэръ, это ничего не значитъ. Вотъ увидите, еще прояснѣетъ.

— Ну, онъ-то знаетъ, — говорите вы, поблагодаривъ старика и отправляясь дальше. — Удивительная наблюдательность у этихъ людей!

И ваше расположеніе къ старику ничуть не уменьшается отъ того обстоятельства, что небо не проясниваетъ и дождь мороситъ цѣлый день.

— Что жъ, — говорите вы, — онъ сдѣлалъ, что могъ.

Напротивъ, человѣкъ, предсказавшій дурную погоду, возбуждаетъ въ васъ злыя и мстительныя мысли.

— Какъ вы думаете, вѣдь прояснѣетъ? — спрашиваете вы мимоходомъ.

— Ну, нѣтъ, сэръ; кажется, обложило надолго, — отвѣчаетъ онъ, покачивая головой.

— Старый дуракъ! — ворчите вы. — Точно онъ можетъ знать это! — И если его предсказаніе оправдывается, ваша злоба ростетъ, и у васъ является смутное подозрѣніе, что тутъ не обошлось безъ его участія.

На этотъ разъ утро было слишкомъ ясное и солнечное, чтобы на насъ могли подѣйствовать возмутительныя сообщенія, прочитанныя Джорджемъ, насчетъ „паденія барометра“, „атмосферическаго возмущенія, направляющагося [?] линіи черезъ южную Европу“, и [?] [49]давленія“[1]. Убѣдившись, что не въ силахъ разстроить насъ и только понапрасну теряетъ время, онъ стибрилъ папироску, которую я тщательно свернулъ для себя, и ушелъ.

Тогда Гаррисъ и я, покончивъ съ остатками завтрака, вытащили багажъ на подъѣздъ и стали поджидать кэбъ. Поклажи оказалась изрядная груда, когда мы собрали всѣ вещи. Тутъ были чемоданъ и маленькій ручной саквояжъ, двѣ корзины, большой свертокъ одѣялъ, четыре или пять непромокаемыхъ плащей и пальто, нѣсколько зонтиковъ, дыня въ корзиночкѣ, такъ какъ никуда больше не удалось ее помѣстить, другая корзиночка съ виноградомъ, японскій зонтикъ, сковородка, которую тоже не удалось никуда всунуть, такъ что мы просто обернули ее смоленой бумагой.

Мы съ Гаррисомъ немножко конфузились этой груды, хотя, право, не знаю, почему. Кэбъ, какъ на зло, не показывался, но уличные мальчишки явились откуда-то и, видимо, очень заинтересовались нами.

Прежде всѣхъ появился Биггсовъ мальчикъ. Биггсъ — нашъ зеленщикъ и отличается умѣньемъ подбирать въ свою лавку самыхъ отчаянныхъ сорванцовъ-мальчишекъ, какихъ только порождаетъ наша цивилизація.

Если по сосѣдству является особенно безобразный экземпляръ этой породы, будьте увѣрены, что это новый мальчикъ Биггса. Мнѣ говорили, что послѣ убійства въ Гретъ-Корамъ-Стритѣ вся наша улица заподозрѣла Биггсова мальчика (тогдашняго), и если бы ему не удалось доказать свое alibi на строгомъ перекрестномъ допросѣ, которому подвергъ его № 19 утромъ послѣ преступленія (въ присутствіи случайно подвернувшагося № 21), то ему пришлось бы круто. Я не зналъ въ то время Биггсова мальчика, но, познакомившись съ нимъ впослѣдствіи, не могу съ своей стороны придавать особеннаго значенія этому alibi. [50] 

Итакъ, какъ я уже сказалъ, Биггсовъ мальчикъ вынырнулъ откуда-то изъ-за угла. Онъ, очевидно, очень торопился, но, увидѣвъ Гарриса, меня, Монморанси и вещи, остановился и уставился на насъ. Мы сердито взглянули на него. Этотъ взглядъ могъ бы подѣйствовать на болѣе чувствительную натуру, но Биггсовы мальчики вообще не отличаются чувствительностью.

Онъ отошелъ на аршинъ отъ подъѣзда и продолжалъ разсматривать насъ, жуя соломинку. Очевидно, онъ рѣшилъ оставаться до конца.

Минуту спустя на другой сторонѣ улицы показался мальчикъ изъ колоніальной лавки. Биггсовъ мальчикъ крикнулъ ему:

— Эй, изъ 42-го тронулись!

Мальчикъ изъ бакалейной лавки перешелъ черезъ улицу и остановился по другую сторону подъѣзда. Затѣмъ появился молодой джентльменъ изъ сапожной лавки и помѣстился рядомъ съ Биггсовымъ мальчикомъ, тогда какъ юный разливатель пива изъ „Голубыхъ Столбовъ“ занялъ независимую позицію на тумбѣ.

— Имъ не придется голодать, а? — заявилъ джентльменъ изъ сапожной лавки.

— Ну, да вѣдь и ты захватилъ бы съ собой припасовъ, если бы тебѣ пришлось переплывать Атлантическій океанъ въ простой лодкѣ, — возразилъ „Голубые Столбы“.

— Они не переплывутъ черезъ океанъ, — вмѣшался Биггсовъ мальчикъ, — они отправляются отыскивать Стэнли.

Тѣмъ временемъ собралась порядочная толпа зѣвакъ, спрашивавшихъ другъ у друга, что случилось. Одни (болѣе молодая и вѣтреная часть толпы) говорили, что это свадьба и указывали на Гарриса, какъ на жениха, тогда какъ солидные и степенные зрители больше склонялись къ предположенію, что это похороны и что я братъ покойника. [51] 

Наконецъ, показался свободный извозчикъ (вообще въ этой улицѣ свободные извозчики проѣзжаютъ примѣрно по три въ минуту, когда въ нихъ нѣтъ надобности), и мы, уложивъ вещи и отогнавъ обоихъ друзей Монморанси, очевидно, давшихъ клятву не разставаться съ своимъ пріятелемъ, усѣлись и поѣхали, напутствуемые шутками толпы и морковью, которую Биггсовъ мальчикъ швырнулъ намъ вдогонку на счастье, вмѣсто башмака.

Къ одиннадцати часамъ мы были у Ватерлоо, и начали розыскивать поѣздъ, который долженъ былъ отправиться въ пять минутъ двѣнадцатаго. Оказалось, что никто не знаетъ, гдѣ стоитъ поѣздъ, ни куда онъ идетъ, ни вообще какихъ бы то ни было подробностей на этотъ счетъ. Носильщикъ, взявшій наши вещи, полагалъ, что онъ отходитъ отъ платформы номеръ второй, тогда какъ другой носильщикъ, съ которымъ первый вступилъ въ бесѣду по этому вопросу, объявилъ, что, по слухамъ, поѣздъ отходитъ отъ платформы номеръ первый. Съ своей стороны, начальникъ станціи былъ убѣжденъ, что онъ все-таки отходитъ съ какого нибудь мѣста.

Желая покончить съ этимъ вопросомъ, мы вошли въ вокзалъ, и справились насчетъ поѣзда у смотрителя багажнаго отдѣленія, который сказалъ намъ, что сейчасъ только встрѣтился съ человѣкомъ, видѣвшимъ этотъ поѣздъ у платформы номеръ третій. Мы отправились къ платформѣ номеръ третій, но здѣсь служащіе сказали намъ, что это, по всей вѣроятности, вестминстерскій курьерскій поѣздъ или виндзорскій малой скорости. Во всякомъ случаѣ они были увѣрены, что это не кингстонскій поѣздъ, котораго мы искали, хотя, почему они были въ этомъ увѣрены, врядъ ли бы могъ кто-нибудь изъ нихъ объяснить.

Наконецъ, нашъ носильщикъ сообщилъ, что поѣздъ, по всей вѣроятности, стоитъ у верхней [52]платформы; тутъ ми увидѣли машиниста и спросили его, не въ Кингстонъ ли онъ отправляется. Машинистъ отвѣчалъ, что навѣрно не знаетъ, но кажется — туда. Во всякомъ случаѣ, если это не одиннадцатичасовой поѣздъ въ Кингстонъ, то десятичасовой на островъ Уайтъ или куда-нибудь въ томъ же направленіи. Мы сунули ему въ руку полкроны и просили его отправиться въ одиннадцать часовъ пять минутъ въ Кингстонъ.

— Никто здѣсь не знаетъ, — сказали мы, — что это за поѣздъ и куда онъ идетъ. Вы знаете дорогу, что вамъ стоитъ отправиться въ Кингстонъ?

— Хорошо, я не скажу навѣрное, джентльмены, — отвѣчалъ этотъ славный малый, — но я думаю, что нѣкій поѣздъ отправится въ Кингстонъ, и, съ своей стороны, похлопочу объ этомъ.

Такъ мы отправились въ Кингстонъ изъ Лондона по юго-западной желѣзной дорогѣ.

Впослѣдствіи намъ сообщили, что поѣздъ, на которомъ мы отправились, былъ эксетерскій почтовый, и что на станціи Ватерлоо его разыскивали цѣлые часы, но никто не могъ сказать, куда онъ дѣвался.

Лодка ожидала насъ въ Кингстонѣ подлѣ моста; мы направились къ ней, сложили въ нее багажъ и вошли сами.

— Готово, сэръ? — спросилъ лодочникъ.

— Готово, — отвѣчали мы и, усѣвшись, я у руля, Гаррисъ у веселъ, Монморанси, въ самомъ мрачномъ и подозрительномъ настроеніи духа, на носу — отплыли по водамъ, которыя въ теченіе двухъ недѣль должны были служить нашимъ жилищемъ.


Примѣчанія[править]

  1. Из-за загнутого угла страницы не видны несколько слов. — Примѣчаніе редактора Викитеки.