Старикъ, какъ прежде, въ часъ привычной
Сидѣлъ за книгою обычной,
Но не тревожила слегка
Страницъ безсильная рука;
Взоръ устремленъ былъ, но безъ цѣли,
Уста какъ бы шептать хотѣли,
Но мысль не находила словъ…
Старушка, глядя сквозь очковъ,
Въ оцѣпенѣньи отупѣломъ
Съ чулкомъ сидѣла у окна
И не вязала… Въ домѣ цѣломъ
Была нѣмая тишина.
Межъ-тѣмъ давно ли здѣсь, бывало,
Все свѣжей жизнію дышало,
И дѣвушка въ восьмнадцать лѣтъ
Вносила мирно въ домъ старинный
Даръ звонкихъ пѣсенъ, смѣхъ невинный
И милый, ласковый привѣтъ?
И что жь? Такъ просто, такъ ничтожно:
Морозъ дохнулъ неосторожно —
И вотъ горячка! Ей вослѣдъ
Томящій жаръ, тяжелый бредъ,
Потомъ и кровь чуть бьётся въ жилахъ,
Потомъ и грудь дышать не въ-силахъ,
Потомъ и блескъ въ глазахъ потухъ —
И блѣдный трупъ и нѣмъ и глухъ…
И старики остались оба,
Какъ-будто тяжкой жизни нить
Пресѣчена, а ихъ сложить
Забыли въ мирный холодъ гроба…
И въ домѣ царствуетъ одна
Теперь нѣмая тишина;
И если есть хоть что живое,
Такъ развѣ солнце золотое,
Когда играетъ здѣсь и тамъ,
И на полу и по стѣнамъ,
Да бродитъ мѣрно, какъ живая,
По кругу стрѣлка часовая.
Н. ОГАРЕВЪ.