«Аполлонъ», № 5, 1911
Одна изъ задачъ Общества Защиты и Сохраненія въ Россіи Памятниковъ Искусства и Старины — знакомить публику съ произведеніями русскихъ художниковъ и этимъ путемъ развивать интересъ къ нашему искусству. Выставка работъ Венеціанова — первый опытъ такого рода и опытъ весьма поучительный. Если нельзя признать, что Венеціановъ на этой выставкѣ кажется замѣчательнымъ мастеромъ живописи, то во всякомъ случаѣ, наконецъ, подведенъ итогъ его значенію въ русскомъ искусствѣ и выяснена его личность, не только какъ основателя новой школы, но и какъ художника. Видъ до сихъ поръ творчество Венеціанова знакомо, главнымъ образомъ, по тѣмъ образцамъ его живописи, что хранятся въ большихъ общественныхъ музеяхъ. Въ Третьяковской галереѣ, въ музеяхъ Александра III и въ Московскомъ собраніи И. Е. Цвѣткова Венеціановъ представленъ холстами бытового характера; въ нихъ ярко отразились его исканія новыхъ принциповъ въ живописныхъ темахъ и то значеніе, какое имѣлъ онъ на всю русскую живопись XIX вѣка. И поскольку задача музеевъ — отражать роль художника въ общественной эволюціи искусства, постольку «Помѣщица занятая хозяйствомъ», «Лѣто», «Сѣнокосъ», «Спящій пастушокъ» и множество другихъ картинъ характеризуютъ Венеціанова, какъ «отца русскаго жанра». Но отрѣшившись отъ точки зрѣнія историческихъ изслѣдованій и сравненій, всякій кто любитъ живопись изъ за живописи и искусство изъ за искусства, захочетъ посмотрѣть на Венеціанова не только какъ на новатора его времени и родоначальника бытовой живописи, но и какъ на порта жизни и красокъ. Не столько какъ на «бытописателя», какъ на «портретиста природы». И множество изображеній людей его времени, членовъ его семьи и его друзей — всѣ вмѣстѣ составляютъ тотъ тѣсный семейный кругъ, въ которомъ личность Венеціанова пріобрѣтаетъ еще большее обаяніе и своеобразную прелесть. И даже хочется простить ему его промахи, его подчасъ небрежную живопись и неряшливый рисунокъ, когда видишь, какимъ подлиннымъ живописцемъ былъ авторъ портретовъ Бибиковыхъ, «Крестьянки» собранія П. С. Остроухова или романтической «Дамы въ бѣломъ». И при этомъ лишній разъ вспоминается неспособность русскаго человѣка создать какой либо опредѣленный свой стиль, — свою школу, будь то хотя бы бытовая живопись, — и огромный даръ непосредственно черпать изъ жизни ея яркія краски и слова. Эта поэзія лучше всего, выразилась русскими художниками въ портретной живописи, и нельзя не сознаться, что даже «отецъ русскаго жанра» сильнѣе всего какъ портретистъ, особенно въ пастельныхъ работахъ. Вслѣдствіе того, что всѣ оффиціальные холсты мастера находятся въ музеяхъ, а семейные портреты его кисти хранятся еще у потомковъ тѣхъ, кого онъ писалъ, — на выставкѣ вырисовывается еще мало извѣстная сторона творчества Венеціанова. Портреты Путятиныхъ, Бибиковыхъ, Вороновыхъ, дѣтей Панаевыхъ и дочерей художника — такіе превосходные «живописные куски», какихъ мало во всемъ русскомъ искусствѣ. Тѣмъ досаднѣе смотрѣть рядомъ съ этимъ на несомнѣнно подлинныя и несомнѣнно скверныя жанровыя картины мастера, какъ напримѣръ «Дѣвушка съ гармоникой» или ужасающая картина «Предстательство Богородицы за воспитанницъ Смольнаго института».
Если прослѣдить развитіе Венеціанова отъ начала его дѣятельности до конца жизни, то приходится отмѣтить три періода въ его живописной манерѣ.[1] Первый — подражаніе Боровиковскому, ученикомъ котораго онъ былъ съ 1807 года и который, несомнѣнно, имѣлъ на него огромное вліяніе еще до поступленія Венеціанова въ его мастерскую. Пастельные портреты, принадлежащіе С. С. Хрулеву св. Андрей и портреты Путятиныхъ — особенно пейзажные фоны ихъ — свидѣтельствуютъ объ этомъ. Можетъ быть, самая ранняя картина художника это — «Старикъ и молодой»', находящаяся у В. Б. Хвощинскаго въ Римѣ. На первый взглядъ трудно предположить, что этотъ коричнево-сѣрый холстъ съ явными признаками академическихъ вліяній могъ быть написанъ Венеціановымъ. Но если внимательнѣе всмотрѣться въ живописный пріемъ художника, то вполнѣ ясно видишь родственныя черты со св. Андреемъ и съ той картиной «Зима», что въ Румянцевскомъ музеѣ приписана Боровиковскому, а на мой взглядъ именно ранняя работа Венеціанова. Обратите вниманіе на маленькую подробность: въ картинѣ Хвощинскаго, въ св. Андреѣ и въ «Зимѣ» одинаково нарисована и написана столь характерная рука съ растопыренными пальцами. Очень схожи и всѣ три картины по коричневому густому тону, напоминающему Боровиковскаго только на первый взглядъ и очень типичному для Венеціанова, у котораго онъ иногда проглядываетъ даже въ послѣднихъ его работахъ. Разъ признавъ эти три картины за работы Венеціанова и сличивъ ихъ съ портретами членовъ семьи Путятиныхъ — приходится предположить, что и «Петръ Великій подъ Прутомъ» — его кисти. Эта картина академическая программа 1804 года, но которая исполнилась русскими художниками и три года спустя, т. е. тогда, когда Венеціановъ пріѣхалъ въ Петербургъ и поступилъ ученикомъ къ Боровиковскому. Можетъ быть, учитель задалъ ему, въ видѣ опыта, написать картину на академическую тему. Насколько въ это время Венеціаіювъ былъ еще мало «націоналистъ» и еще всецѣло подъ вліяніемъ иностранныхъ традицій академической школы, видно не только по его живописнымъ пріемамъ, но и по маленькой подробности. Портретъ Родзянко, помѣченный 1806 годомъ, подписанъ по французски: Venetianoff, латинскими буквами, которыхъ уже не увидишь на изображеніяхъ разныхъ «Машенекъ», «Пелагей» и «Захарокъ», что будетъ писать Венеціановъ въ глуши своего Тверского «Сафонкова». Но и на картинѣ «Петръ подъ Прутомъ» видны уже индивидуальныя черты художника въ позѣ плачущихъ сентиментальныхъ фигуръ второго плана. Однако, историческіе сюжеты мало привлекали вниманіе художника и, такъ же какъ и его учитель, Венеціановъ скоро отдался портретной живописи и создалъ въ этой области прекрасныя произведенія. Таковы изображенія романтичнаго Бибикова и его жены (1807—09 гг.), два портрета Вороновыхъ и г-жи Балкашиной, написанные столь остро и проникновенно, совѣемъ съ нерусской изысканностью. Второй періодъ дѣятельности Венеціанова (1810—23 гг.) долженъ считаться эпохой его исканій. Въ это время пишетъ онъ столь разныя по духу и настроенію картины, какъ «Автопортретъ» (1810 г.), портретъ «К. И. Гловачевскаго» (1812) и дивный, къ сожалѣнію нѣсколько поздно попавшій на выставку, портретъ Философовой, на которомъ находится знаменательная надпись рукой художника: «Венеціановъ 23 марта 1823 году симъ оставляетъ свою портретную живопись». Причиной этому было увлеченіе художника бытовой живописью, интимнымъ intérieur’омъ, впечатлѣніе, которое произвела на него выставленная въ Петербургѣ въ 1820 г. картина Грапе. {} Однако, это рѣшеніе художника подверглось, повидимому, измѣненію, такъ какъ намъ извѣстны его болѣе поздніе портреты Н. М. Карамзина (1828). Трескиныхъ (1830) и, неизвѣстно гдѣ находящійся, портретъ (1825) Алексѣя Марковича Полторацкаго, представляющій его въ саду, распоряжающимся при посадкѣ кедра на память одного важнаго семейнаго событія. Наконецъ, восхитительный портретъ дѣтей Панаевыхъ (1841 г.) показываетъ, что даже на склонѣ лѣтъ Венеціановъ еще писалъ портреты, впрочемъ придавая имъ характеръ бытовой картины. Въ этотъ послѣдній періодъ (1823—47) дѣятельности художника имъ исполнены произведенія очень неравнаго достоинства, въ красно-коричневой гаммѣ, легкими мазками, а не густыми пластами, какъ въ первое время. Въ эту эпоху имъ, вѣроятно, написана «Балерина», «Мальчикъ въ красной рубашкѣ», «Спящая дѣвушка», столь непріятная по слащавой живописи «Дѣвушка съ гармоникой» и, наконецъ, случайно не попавшая на выставку, находящаяся въ Московскомъ Мѣщанскомъ училищѣ огромная картина «Петръ Великій» (1838 г.). Отдавшись педагогической дѣятельности, обучая множество своихъ учениковъ, Венеціановъ съ меньшимъ жаромъ занимался живописью, но, судя по портретамъ дѣтей Панаевыхъ, онъ въ это время могъ еще прекрасно писать. Вѣроятно къ тому же, довольно позднему, періоду надо отнести и ту любопытную картину «Купальщица», которая поступила на выставку уже послѣ открытія ея изъ собранія П. В. Деларова. Эта картина «русскаго Курбэ» — очень любопытный документъ въ исторіи зарожденія у насъ реализма, и надо отдать справедливость Венеціанову за его смѣлость такъ безцеремонно-правдиво для его времени подойти къ исполненію темы. Реализмъ трактовки женскихъ фигуръ и подчеркнутая уродливость ихъ необычайно смѣлы для автора «Пастушка», «Отправленія» и «Возвращенія солдата». И если бы Венеціановъ всегда такъ правдиво, не угождая времени, писалъ бы свои картины, то быть можетъ его личность въ исторіи русскаго искусства и сохранила бы тотъ ореолъ, который создала ему «Помѣщица, занятая хозяйствомъ» и который такъ меркнетъ отъ безвкусныхъ и прямо слабыхъ по живописи многихъ другихъ его работъ. Венеціанову, какъ и большинству русскихъ художниковъ, нехватало «единства стиля»; у него не было не только художественной традицій (ею онъ намѣренно пренебрегъ), по и своего вполнѣ индивидуальнаго міропониманія, яснаго и твердаго сознанія правоты своихъ взглядовъ на искусство и жизнь. Въ этой робости, въ отсутствіи непреклонной вѣры характерно выразился русскій духъ, не способный на послѣдовательную, систематичную и закономѣрную работу. Но можетъ быть, именно потому и интересенъ, и даже отчасти дорогъ намъ этотъ дѣдушка[2] русскаго реализма, такъ ярко отразившій всѣ наши національныя слабости?