д) Я перехожу теперь къ доказательству реальной объективности явленія матеріализаціи посредствомъ фотографіи. Если бы фотографія была еще неизвѣстна, то приведенныя мною до сихъ поръ доказательства представили бы все, что только возможно желать для констатированія явленія, о которомъ идетъ рѣчь; можно поэтому сказать, что фотографія является теперь въ ряду представляемыхъ доказательствъ уже роскошью; по достоинству своему она далеко не можетъ соперничать съ формами и отливками, которые представляютъ намъ точное воспроизведеніе цѣлаго матеріализованнаго органа, между тѣмъ, какъ фотографія дастъ только изображеніе одной изъ его поверхностей. Я удивляюсь, что Гартманъ находитъ абсолютное доказательство помянутаго явленія только въ фотографіи; онъ могъ видѣть въ „Psych. Studien“, что способъ констатированія этого явленія посредствомъ снятія парафиновыхъ формъ уже существовалъ; и подобно тому, какъ онъ для фотографіи потребовалъ нѣкоторыхъ условій, чтобы дать этому способу доказательства полную достовѣрность, онъ могъ бы точно также и относительно опытовъ съ парафиновыми формами указать на тѣ условія, которыя, по его мнѣнію, абсолютно необходимы, чтобы доказательство этого рода было вполнѣ безспорнымъ. Какъ бы то ни было, Гартманъ находитъ это абсолютное доказательство не въ снятіи формъ, а въ фотографіи, и именно отъ нея требуетъ его. Поэтому мы и займемся имъ.
Здѣсь на первомъ мѣстѣ я позволю себѣ замѣтить, что требованіе подобнаго доказательства представляется мнѣ со стороны Гартмана логической непослѣдовательностью. Это требованіе не находится въ согласіи съ тѣми гипотезами, которыя онъ уже пустилъ въ ходъ для объясненія другихъ пребывающихъ результатовъ, вызванныхъ медіумическими явленіями того-же рода. Если для отпечатковъ, произведенныхъ матеріализованными органами на какомъ-нибудь веществѣ, онъ могъ рѣшиться предложить гипотезу, что эти отпечатки ничто иное какъ „динамическія дѣйствія медіумической, нервной силы“, то онъ долженъ былъ, на основаніи той же логики, идти далѣе и утверждать, что даже фотографія матеріализованнаго тѣла не доказываетъ реальнаго, объективнаго существованія этого тѣла, — что она есть только результатъ „нервной силы, дѣйствующей на разстояніи“. Не надо забывать, что эта нервная медіумическая сила есть, по Гартману, сила физическая, подобно свѣту или теплу, и что, слѣдовательно, объективъ фотографическаго снаряда могъ бы направить на чувствительную пластинку лучи этой силы; что же касается до ихъ химическаго дѣйствія, необходимаго для фотографіи, то г. Гартманъ не долженъ бы, казалось, нисколько затрудняться признать и это дѣйствіе. Вспомнимъ также, что нервная сила одарена, по Гартману, чудесною способностью производить всякаго рода отпечатки, смотря по фантазіи медіума; слѣдовательно, и въ фотографіи „распредѣленіе линейныхъ силъ“ было бы произведено „фантастическимъ представленіемъ сомнамбулическаго сознанія медіума“, причемъ „эта система линейныхъ силъ была бы направлена только на требуемую для отпечатка поверхность“, то есть на чувствительную пластинку; и это могло бы быть произведено или непосредственнымъ дѣйствіемъ на негативъ, или образованіемъ передъ объективомъ „динамическаго аналога какой-либо поверхности безъ находящагося позади ея тѣла“ — какъ г. Гартману угодно допустить это для отпечатковъ. Но не мнѣ развивать здѣсь эту гипотезу, послѣ того какъ я доказалъ, сколь мнѣ кажется, всю ея несостоятельность, когда рѣчь шла объ отпечаткахъ. Я утверждаю только, что если галлюцинація можетъ, по мнѣнію г. Гартмана, производить съ помощью нервной силы какіе бы то ни было пребывающіе отпечатки, соотвѣтствующіе этой галлюцинаціи „безъ всякаго присутствія какой-либо органической формы въ матеріальномъ образѣ“ (стр. 64), — то эта самая галлюцинація могла бы при помощи нервной силы произвести также и на фотографическомъ негативѣ пребывающій отпечатокъ, соотвѣтствующій формѣ этой галлюцинаціи, нисколько не доказывая присутствія находящагося позади ея тѣла. Разъ первое предположеніе будетъ допущено, второе является только его естественнымъ развитіемъ и отрицаніе его, съ логической точки зрѣнія, не имѣло бы достаточнаго основанія. Такимъ образомъ фотографія матеріализованной формы, требуемая Гартманомъ, какъ абсолютное доказательство этого явленія, была бы, согласно его собственной гипотезы, ничто иное какъ нервно-динамо-графія.
Основываясь на этой аргументаціи, я могъ бы воздержаться отъ представленія доказательствъ посредствомъ фотографіи. Но такъ какъ самъ Гартманъ не рѣшился идти такъ далеко въ своей гипотезѣ нервной силы и ему угодно видѣть въ фотографіи неоспоримое доказательство явленія матеріализаціи, то мы и перейдемъ теперь къ этимъ доказательствамъ.
Условіе sine qua non, требуемое Гартманомъ, состоитъ въ томъ, чтобы фотографія изображала на одной и той же пластинкѣ матеріализованную фигуру вмѣстѣ съ медіумомъ. Это доказательство было бы легко и давно представлено, если-бы физическія условія тому не препятствовали. Извѣстно, что фотографія требуетъ яркаго свѣта; явленіе же матеріализаціи требуетъ, напротивъ, темноты или слабаго свѣта. Ни медіумъ, ни матеріализованная форма не выносятъ дѣйствія свѣта, поэтому, чтобы легче получить это явленіе и наблюдать его хотя бы при слабомъ свѣтѣ, приходилось уединять медіума въ совершенно темное помѣщеніе — обыкновенно за занавѣску, или въ шкафъ (въ кабинетъ), построенный съ этой спеціальной цѣлью; причемъ свѣтъ въ комнатѣ болію или менѣе убавляется, смотря по степени развитія и силы матеріализаціи, происходящей въ темномъ помѣщеніи и имѣющей потомъ явиться при такомъ свѣтѣ, какой она въ состояніи вынести. При необходимости подчиниться такимъ условіямъ для полученія явленія, приходилось весьма естественно принимать всякія мѣры противъ обмана, вольнаго и невольнаго со стороны медіума, и вотъ передъ нами безконечный рядъ мѣръ предосторожностей, принимаемыхъ противъ медіума, чтобы лишить его всякой возможности поддѣлать явленіе; такимъ образомъ мы неизбѣжно очутились передъ вопросомъ о запираніи медіума, годность котораго для подобныхъ наблюденій Гартманъ признавать не хочетъ, основываясь на слѣдующей аргументаціи: „Вѣрно то, что если допустить у медіумовъ способность проницать сквозь вещество, то нужно не матеріальное запираніе или связываніе медіумовъ, а совсѣмъ другія средства для того, чтобы доказать нетождественность медіума съ явленіемъ“ (стр. 111).
Прежде чѣмъ перейти къ этимъ „совсѣмъ другимъ средствамъ“, требуемымъ Гартманомъ для доказательства этого явленія, я не могу не остановиться на такой его аргументаціи.
Подобно тому какъ я протестовалъ противъ этой аргументаціи, когда рѣчь шла о „приносахъ“, точно также и здѣсь я долженъ протестовать по поводу запиранія или связыванія медіума. Что значитъ въ устахъ Гартмана фраза: „если разъ допустить у медіумовъ способность проникать сквозь вещество“. Кто допускаетъ? Надо полагать, что это самъ г. Гартманъ, такъ какъ онъ въ своихъ объясненіяхъ опирается на это. Какъ онъ условно допустилъ всѣ прочія физическія явленія медіумизма, чтобъ объяснить ихъ по своему, т. е. способомъ естественнымъ, такъ онъ допускаетъ, одинаково условно, тѣ явленія, которыя спириты объясняютъ проникновеніемъ матеріи; но разъ онъ ихъ допускаетъ, онъ обязанъ представить и для этихъ явленій естественное объясненіе. Ибо я не перестану повторять, что Гартманъ взялся за перо, чтобы доказать, что въ спиритизмѣ нѣтъ ничего сверхъестественнаго — „нѣтъ ни малѣйшаго повода для переступанія естественныхъ объясненій“ (133), и чтобъ научить спиритовъ, какимъ образомъ надо «обходиться естествеи- ными причинами” (147). И вотъ, для явленій такъ называемаго проникновенія матеріи, онъ не даетъ никакого объясненія. Слѣдовательно, онъ допускаетъ ихъ какъ таковыя, какъ явленія трансцендентальныя, и разъ онъ сдѣлалъ эту уступку для одного только рода явленій, вся его натуралистическая система рушится. Этотъ пунктъ гораздо важнѣе, чѣмъ кажется, и я удивляюсь, что критика не воспользовалась имъ для побѣды. Ибо тутъ именно ахиллесова пята всей тщательно выработанной теоріи г. Гартмана, и достаточно одного удара по этому уязвимому мѣсту, чтобы опрокинуть всю его систему.
Итакъ, если Гартманъ хочетъ оставаться вѣрнымъ своему исходному пункту, то онъ не имѣетъ права допустить въ своей теоріи спиритизма никакого объясненія спиритическихъ явленій на основаніи принципа проникновенія матеріи. Для него веревка есть веревка и клѣтка есть клѣтка; и когда медіумъ хорошо привязанъ за шею веревкой съ припечатанными узлами, или хорошо запертъ въ клѣтку — это такія условія, которыя Гартманъ долженъ признать вполнѣ достаточными для обезпеченія „матеріальнаго запиранія медіума“. Допустить, что медіумъ можетъ пройти сквозь завязки, которыми онъ завязанъ, сквозь мѣшокъ или клѣтку и вернуться въ эти завязки и въ эту клѣтку, проходя сквозь нихъ, это значитъ допустить фактъ трансцендентальный, чего Гартманъ не можетъ сдѣлать, не переступая самъ извѣстныхъ методологическихъ основъ — въ чемъ именно онъ обвиняетъ спиритовъ.
И г. Гартманъ не имѣетъ права сваливать грѣхъ подобнаго утвержденія на головы спиритовъ. Мало-ли что спириты утверждаютъ: для нѣкоторыхъ явленій они допускаютъ вмѣшательство духовъ, для другихъ — матеріализацію, хотя и временную, но реальную и объективную, для третьихъ, наконецъ — проникновеніе матерій. А г. Гартманъ взялся за перо именно для того, чтобы научить ихъ, какъ надо разсуждать, не выходя изъ границъ естественныхъ объясненій, и чтобы показать имъ, что нѣтъ ни духовъ, ни матеріализаціи, ни проникновенія матеріи. Но разъ онъ вмѣстѣ со спиритами допускаетъ послѣднюю гипотезу, онъ кладетъ оружіе.
Всего удивительнѣе, что Гартманъ могъ допустить такую нелѣпость (будто человѣкъ можетъ входить и выходить сквозь запертую клѣтку, какъ ни въ чемъ не бывало), когда ему даже не было никакой необходимости дѣлать подобную уступку, имѣя въ своемъ распоряженіи для всѣхъ трудныхъ случаевъ готовое объясненіе посредствомъ галлюцинаціи.
Прежде чѣмъ идти далѣе, мнѣ слѣдовало бы указать г-ну Гартману, что даже и при допущеніи принципа проникновенія матеріи, есть все-таки средства для абсолютнаго убѣжденія въ присутствіи медіума позади занавѣски (напр. связавъ его гальваническимъ токомъ, или даже простой тесьмой, концы которой въ рукахъ одного изъ присутствующихъ; или когда волосы медіума — какъ бывало съ миссъ Кукъ — пропущены сквозь маленькое отверстіе въ кабинетѣ и остаются на виду присутствующихъ; см. „Spiritualist“ 1873 г., стр. 133, и пр. и пр.); но будетъ излишне останавливаться на этихъ подробностяхъ, ибо, какъ я только что сказалъ, разъ присутствіе медіума въ кабинетѣ положительно доказано — пускается въ ходъ галлюцинація.
Наконецъ, я могъ бы еще сказать, что, къ счастью, явленія матеріализаціи достигли мало-по-малу такого развитія, что завязки вышли совершенно изъ употребленія, а секвестрація медіума сдѣлалась только временнымъ или второстепеннымъ условіемъ, такъ какъ процессъ матеріализаціи или дематеріализаціи уже довольно часто происходитъ въ присутствіи медіума и зрителей, или если медіумъ уединенъ, то на глазахъ самихъ зрителей. Но будетъ безполезно приводить и это высшее доказательство, ибо для г-на Гартмана именно глаза-то и не годятся никуда для констатированія явленія. Поэтому намъ остается только вернуться къ нашему предмету и искать „другихъ средствъ“, чтобы возстановить значеніе коллективнаго свидѣтельства человѣческихъ чувствъ, столь неожиданно сведеннаго г. Гартманомъ къ нулю.
Доказательства явленія матеріализаціи посредствомъ фотографіи могутъ быть подведены, относительно условій, при которыхъ они получаются, подъ слѣдующія пять рубрикъ.
I) Медіумъ на виду — матеріализованная фигура невидима для обыкновеннаго зрѣнія, но проявляется на фотографической пластинкѣ.
II) Медіумъ невидимъ — фигура видима и фотографирована.
III) Медіумъ и фигура видимы, — фигура одна фотографирована.
IV) Медіумъ и фигура видимы и оба одновременно фотографированы.
V) Медіумъ и фигура невидимы: фотографія получается въ темнотѣ.