Анри Бергсонъ. I. Интеллектуальное усиліе. II. Замѣтка о психологическомъ происхожденіи нашей вѣры въ законъ причинности. Пер. съ французскаго В. А. Флеровой. Изданіе М. И. Семенова. СПБ. 64 стр., Ц. 50 к.
Первый изъ) этихъ этюдовъ посвященъ проблемѣ, занимающей одно изъ важнѣйшихъ мѣстъ въ философіи Бергсона. — Уже въ своей большой работѣ о «Матеріи и памяти» Б. устанавливаетъ, что сознаніе наше имѣетъ) нѣсколько «плановъ». Высшимъ его планомъ является какъ бы непротяженная точка «чистаго воспоминанія» (souvenir par), абсолютно цѣлостнаго, несмотря на свою сложность, характеризуемаго полнымъ! взаимопроникновеніемъ частей, не экстенсивнаго, а только интентивнаго. Спускаясь съ этой вершины и проходя черезъ низшіе планы сознанія, чистое воспоминаніе принимаетъ характеръ «образа», въ которомъ, по мѣрѣ того, какъ онъ уясняется для нашего сознанія, все рѣзче обособляются составные элементы, все ярче выступаетъ множественность расположенныхъ другъ къ другу частей. На самомъ низшемъ планѣ сознанія образъ, окончательно конкретизируясь, сливается съ актуальнымъ воспріятіемъ (perception) и теряетъ въ то же время свою познавательную «чистоту», отожествляется съ актомъ. — Въ разсматриваемой статьѣ Б. показываетъ, что всякое «интеллектуальное усиліе», всякая умственная работа, сопровождающаяся напряженіемъ, тѣсно связана съ такимъ развертываніемъ цѣлостнаго, но неопредѣленнаго, представленія (такъ наз., «динамической схемы»), въ опредѣленный, но множественный образъ. Авторъ послѣдовательно вскрываетъ эту сущность интеллектуальнаго усилія въ механизмѣ сознательнаго припоминанія, въ актахъ, направленныхъ къ усвоенію сложныхъ физическихъ упражненій въ дѣятельности изобрѣтателя, — однимъ словомъ вездѣ, гдѣ имѣютъ мѣсто психическіе процессы, требующіе умственнаго напряженія. — Этюдъ написанъ обычнымъ для Бергсона яркимъ художественымъ языкомъ, но не всегда отличается той строгой точностью выраженій, которую Бергсонъ, вообще говоря, умѣетъ соединять съ поразительной образностью. Такъ напр., въ началѣ статьи (стр. 15 русск. пер.) Б. совершенно правильно отмѣчаетъ, что динамическая схема не есть «экстрактъ изъ образовъ, полученный путемъ обѣднѣнія каждаго изъ нихъ, ибо тогда было бы непонятно, какъ схема… позволяетъ намъ находить эти образы въ ихъ цѣлостности». А въ серединѣ статьи (стр. 32—93) авторъ называетъ динамическую схему «абстракціей», поэтическое творчество, идущее отъ схемы къ образу, переходомъ отъ абстрактнаго къ конкретному". Между тѣмъ подъ «абстракціей» принято разумѣть именно логическій «экстрактъ», полученный путемъ «обѣднѣнія образовъ». Далѣе, разбирая (стр. 36—38) технику обученія новому танцу, Б. даетъ поводъ подумать, что первичная схема новаго движенія строится нами путемъ «комбинированія» уже извѣстныхъ намъ элементовъ этого движенія, что схема эта есть «представленіе отношеній между послѣдовательными частями того движенія, которое предстоитъ выполнить» (стр. 3?). Очевидно, это опять таки противорѣчитъ цѣлостности схемы. Въ дѣйствительности, всякаго года комбинированіе относится уже къ пополненію схемы, къ процессу ея «развертыванія въ образъ», а отнюдь не къ) самому ея возникновенію, которое всегда является чисто интуитивнымъ актомъ, предвосхищающимъ въ цѣломъ то, что намъ предстоитъ реализовать по частямъ на практикѣ. Несмотря однако, на эти единичные недостатки, этюдъ въ общемъ поражаетъ своимъ мастерствомъ и долженъ быть признанъ существеннымъ дополненіемъ къ основнымъ работамъ Бергсона.
Вторая статейка изслѣдуетъ происхожденіе нашей наивной «вѣры въ причинность», — той вѣры, которая присуща всякому, не искушенному наукой, сознанію, свойственна не только человѣку, но, повидимому, даже и высшимъ животными Опровергая ходячія воззрѣнія эмпиризма, Бергсонъ въ этой, съ неподражаемымъ изяществомъ написанной, замѣткѣ доказываетъ, что въ основѣ первичнаго переживанія причинности лежитъ согласованность въ показаніяхъ нашихъ различныхъ чувствъ (напр., зрѣнія и осязанія). На этой почвѣ возникаетъ еще не мыслимая, а скорѣе чувствуемая причинность, которую затѣмъ наука преобразуетъ въ логическое и математическое понятіе функціональной зависимости.
Переводъ, вообще говоря, вполнѣ удовлетворенъ; лишь изрѣдка бросаются въ глаза неловкости стиля: на стр. 21 «схема клоните я перейти въ образъ», на стр. 40 «образы сами улаживаются между собой», на стр. 42 «въ реальности (слѣдовало сказать „въ дѣйствительности“) дѣло касается»… Кромѣ того, переводчица напрасно съ такимъ упорствомъ пишетъ по-французски «серіе» вмѣсто вполнѣ соотвѣтствующаго русскаго слова «рядъ», которое къ тому же есть и terminus teehnicus (напр., въ математикѣ).