Некрологъ.[править]
А. И. Кошелевъ.[править]
Ударъ за ударомъ и потеря за потерей! И какія потери! Давно ли хоронили мы великаго художника-писателя, безконечно намъ дорогаго тѣмъ, что рядомъ живыхъ образовъ, поэтическимъ пламеннымъ словомъ высказывалъ онъ нашу сердечную боль, наши душевныя мученія о томъ, что недвижна, безотвѣтна на наши запросы, нѣма русская народная жизнь и способна только порождать или безъисходную тоску, подобную тоскѣ Гамлета Щигровскаго уѣзда, или создавать изъ талантливыхъ и честныхъ натуръ людей безрезультатной фразы, подобныхъ Рудину, или вызывать безпощадное отрицаніе, вродѣ Базаровскаго? Давно ли простились мы навсегда съ поэтомъ-художникомъ, который своимъ чарующимъ словомъ будилъ въ насъ духъ дѣятельнаго стремленія впередъ? Давно ли это было? И вотъ, мы покрыли гробовой доской и зарыли въ могилу другаго такого же человѣка, работавшаго на другомъ поприщѣ, на поприщѣ практическаго общественнаго дѣла, — А. И. Кошелева, одушевленнаго тѣмъ же духомъ, который также нравственно страдалъ, видя мертвенную недвижность русскаго человѣка и отсутствіе въ немъ духа иниціативы, и своею неустанною до послѣдней минуты жизни общественной дѣятельностію будилъ въ насъ самодѣятельный духъ, — человѣка, который своимъ богатымъ опытомъ и знаніемъ, своимъ публицистическимъ словомъ освѣщалъ путь, ведущій къ обновленію русской жизни, ставилъ и выяснялъ народные вопросы, требующіе ближайшаго, немедленнаго рѣшенія.
Да, А. И. Кошелевъ былъ, человѣкомъ, отъ природы одареннымъ горячимъ сердцемъ, мощною волей, свѣтлымъ, точнымъ и глубокимъ умомъ, и обладалъ широкимъ, классически-построеннымъ образованіемъ. Онъ былъ одушевленъ пламенною любовью къ русскому народу, принимая это слово въ обширномъ его значеніи, вѣрилъ въ его великую будущность и ожидалъ ея достиженія отъ самостоятельнаго развитія самобытныхъ русскихъ творческихъ силъ, одаренныхъ и укрѣпленныхъ образованіемъ, отъ энергіи ихъ самодѣятельности. Всякій успѣхъ въ этомъ направленіи народной или, въ тѣсномъ смыслѣ, общественной русской жизни, уничтоженіе всякаго препятствія къ тому безконечно его радовали, дѣлали его буквально счастливымъ, всякое противодѣйствіе къ тому мучило его и онъ глубоко страдалъ. И эту пламенную любовь свою къ народу онъ запечатлѣлъ постоянною, безустанною, отъ раннихъ молодыхъ лѣтъ до глубокой старости его, до послѣдняго дыханія его жизни, энергическою дѣятельностію, направленною къ одной и той же, страстно преслѣдуемой, цѣли преуспѣянія народнаго. Кошелевъ работалъ равно энергично на постѣ ли министра въ Царствѣ Польскомъ, въ законодательной ли коммиссіи, или въ губернскомъ земскомъ собраніи, или въ уѣздномъ, какъ бы ни были широки или узки сферы для дѣятельности, не щадя своихъ силъ. Онъ говаривалъ: «Умѣйте работать какъ надо въ маломъ, сдѣлаете и великое. Для настоящаго дѣла нѣтъ ни малаго, ни великаго, — все велико».
Изъ дѣлъ познается любовь, — это слово непосредственно приложимо къ Кошелеву. Многимъ видавшимъ его и даже нѣкоторымъ изъ его знакомымъ покажется, можетъ быть, страннымъ, что мы, говоря объ его чувствахъ и желаніяхъ, опредѣляемъ ихъ словами «пламенный» и «страстный»; но подъ его дѣловою, съ виду спокойною, наружностью билось пламенное сердце, покоренное твердымъ разумомъ, и обнаруживалось тотчасъ, когда рѣчь касалась дорогихъ для него нравственныхъ интересовъ и вопросовъ, или въ дружеской откровенной бесѣдѣ.
Получивъ классическое, философское образованіе, изучивъ въ молодыхъ годахъ основательно политическія и соціальныя науки, подъ руководствомъ и изъ устъ лучшихъ тогдашнихъ профессоровъ въ Россіи и Берлинѣ, будучи роднымъ племянникомъ человѣка, близкаго къ императору Александру I, бывшаго членомъ интимнаго кружка императора, предлагавшаго ему службу при дворѣ, обладая обширными связями въ высшихъ служебныхъ.и аристократическихъ сферахъ и 25 лѣтъ состоя на службѣ по министерству иностранныхъ дѣлъ, въ должности attaché при нашемъ посольствѣ въ Лондонѣ, въ свитѣ кн. Орлова на конгрессѣ по бельгійскимъ дѣламъ, онъ прельстился блестящею карьерой, которая предстояла ему; но отъ всего этого скоро отказался. Душа его рвалась къ иному, голова его была полна иными идеями и цѣлями, и онъ оставилъ службу и удалился въ деревню, въ сердце русской земли, къ настоящему дѣлу, какъ онъ говорилъ.
Въ работахъ по хозяйству, среди народной жизни, его сильнѣе и сильнѣе охватывало желаніе видѣть русскій народъ свободнымъ отъ крѣпостнаго ига, и это желаніе вырасло до гражданскаго мужественнаго подвига. Еще задолго до 19 февраля 1861 года, представилъ онъ Императору Николаю I записку о необходимости освобожденія крестьянъ съ землею, высказавъ открыто то, о чемъ мечтало, чего страстно желало все тогдашнее интеллигентное молодое поколѣніе и о чемъ запрещалось въ то время и говорить, и писать. Мы помнимъ ту бурю вражды и негодованій подавляющаго большинства московскаго дворянскаго общества, какую вызвалъ противъ себя, тогда А. И. Кошелевъ., Графъ Закревскій поспѣшилъ обязать дерзкаго подпиской о невыѣздѣ изъ Москвы впредь до отвѣта государя. Закревскій, а съ нимъ и крѣпостники, ждали изъ Петербурга громовъ и молній, но отвѣтъ отъ государя послѣдовалъ не тотъ, котораго они ждали. Онъ осчастливилъ Кошелева и всю молодую интеллигенцію, окрыливъ ихъ надеждою. Еще со школьной скамьи Кошелевъ соединился дружбою, съ И. Б. Кирѣевскимъ, съ которымъ онъ вмѣстѣ слушалъ лекціи Шеллинга и изучалъ философію, а въ Москвѣ братски неразрывно подружился съ Хомяковымъ и сошелся въ тѣсный союзъ съ тѣми, родственными ему по духу, убѣжденіямъ и идеальнымъ цѣлямъ, замѣчательными людьми, во главѣ которыхъ стояли Хомяковъ, Кирѣевскіе и К. Аксаковъ. Кошелевъ нашелъ свою среду; но онъ не могъ ограничиваться одною отвлеченною работою, — а, согласно своей дѣятельной природѣ, тотчасъ приступилъ къ дѣлу. Онъ началъ издавать и редактировать Русскую Бесѣду, на страницахъ которой должны были высказываться, развиваться дорогія ему идеи, изучаться жизнь русскаго народа и родственныхъ русскому славянскихъ народовъ. Мы не имѣемъ намѣренія ни писать біографическаго очерка жизни А. И. Кошелева, ни описывать всей его общественной практической дѣятельности, ни излагать и формулировать тѣ положенія, которыя онъ проводилъ и защищалъ въ законодательныхъ коммиссіяхъ и земскихъ собраніяхъ. Послѣднее, хотя кратко, исполнено въ рѣчи профессора^. И. Чупрова, сказанной 15 ноября въ засѣданіи статистическаго отдѣленія московскаго юридическаго общества и которую мы ниже сего сообщаемъ нашимъ читателямъ. Мы желаемъ посильно, хотя въ нѣкоторыхъ главныхъ чертахъ, охарактеризовать міровоззрѣнія и убѣжденія покойнаго, на основаніи того, что мы отъ него слышали, и указать, какъ изъ нихъ вытекали или, лучше сказать, съ ними гармонировали его общественная жизнь и характеръ его общественной дѣятельности. Онъ былъ цѣльнымъ человѣкомъ, у котораго мысль не расходилась съ дѣломъ.
А. И. Кошелевъ былъ глубоко вѣрующимъ христіаниномъ, истиннымъ православнымъ. Исполняя въ точности всѣ уставы церкви, онъ не былъ церковникомъ, но исповѣдовалъ православіе въ духѣ вселенскаго его начала. Единеніе всѣхъ въ братской любви и свобода совѣсти были для него идеею, которая не только руководила всѣми его воззрѣніями на жизнь и убѣжденіями, но, такъ сказать, перешла въ инстинкты его души. Насилія не терпѣлъ онъ ни съ какой стороны и не вѣрилъ въ возможность достичь чего-нибудь добраго этимъ путемъ. Онъ говорилъ: «Всякое насиліе только достигаетъ прямо противуположнаго тому, чего добивалось». И доказывалъ это убѣдительно фактами изъ жизни народовъ и фактами изъ частной жизни, которыхъ не мало пришлось ему наблюдать въ продолженіе его многоопытной -и долголѣтней жизни.
Кошелевъ признавалъ, что общинность, коллективность лежатъ въ основѣ русскаго народнаго быта, русскаго народнаго духа, и считалъ это благодатнымъ даромъ Провидѣнія, руководившаго историческимъ развитіемъ русскаго народа, предрасположившимъ послѣдній къ осуществленію въ своей жизни той великой гармоніи личныхъ свободъ, которая и будетъ воплощеніемъ православнаго начала свободы совѣсти и единенія всѣхъ въ братской любви.
Вѣрный своему принципу, онъ считалъ священнымъ и неприкосновеннымъ правомъ каждаго право на свободу его совѣсти, а, слѣдовательно, мнѣній и убѣжденій, и неотклонимымъ долгомъ каждаго быть откровенно искреннимъ и мужественно правдивымъ.
И самъ Кошелевъ никогда не маскировалъ своей мысли, и выражалъ свои мнѣнія, когда въ томъ предстояла надобность, смѣло, прямо и безтрепетно правдиво.
Не имѣя практической возможности публично, печатно выразить своихъ мнѣній, высказать которыя онъ почиталъ необходимымъ, Кошелевъ излагалъ ихъ въ формѣ брошюръ, которыя издавалъ за границей. Высказывая, такимъ образомъ, съ полною откровенностью, смѣлыя и подчасъ горькія истины, онъ никогда не прятался подъ псевдонимъ, но подписывалъ свои брошюры полнымъ своимъ именемъ и разсылалъ ихъ всѣмъ высокопоставленнымъ лицомъ, даже тѣмъ, которыхъ порицалъ.
Выражая отчетливо, точно и ясно свои мнѣнія, при всей твердости своихъ убѣжденій, А. И. Кошелевъ всегда питалъ глубокое уваженіе къ убѣжденіямъ и мнѣніямъ своихъ противниковъ, лишь бы они были искренны. Уваженіе къ мнѣніямъ и убѣжденіямъ другаго есть корень и внутреннее содержаніе уваженія къ личности человѣка и къ его свободѣ. И въ этомъ смыслѣ Кошелевъ былъ въ высшей степени либеральнымъ человѣкомъ. «Не знаемъ, — говоритъ почтенный редакторъ Современныхъ Извѣстій, а за нимъ, конечно, повторятъ всѣ знавшіе покойнаго, — остался ли на Руси кто-нибудь, кто, при отчетливой твердости собственныхъ.убѣжденій, относился такъ спокойно къ мнѣніямъ, противнымъ своимъ. Это не было индифферентизмомъ; напротивъ, А. И. Кошелевъ охотно вступалъ въ полемику, даже любилъ ее, но никогда, ни на единую черту, не выходилъ изъ предѣловъ строгаго приличія; ничего даже похожаго на раздраженіе не сбѣгало съ его пера, не исходило изъ его уютъ. Онъ прекращалъ полемику тотчасъ, когда видѣлъ, что противникъ приходитъ въ раздраженіе, или прибѣгаетъ къ пріемамъ недостойнымъ». Всѣ его знавшіе видѣли, «какъ въ общественныхъ собраніяхъ, послѣ жаркой схватки съ кѣмъ-нибудь по какому-нибудь общественному вопросу, послѣ засѣданія или тутъ же, въ самомъ засѣданіи, Кошелевъ вполнѣ дружественно относился къ своему противнику и бесѣдовалъ съ нимъ».
Что же мудрёнаго, что такой человѣкъ невольно привлекалъ къ себѣ, что, узнавъ его, нельзя было не чувствовать къ нему глубокаго уваженія и не полюбить- его всею душою? Что же мудренаго, что онъ, да еще съ его солиднымъ, обширнымъ образованіемъ, сталъ центромъ, къ которому невольно привлекались честныя, интеллигентныя силы, и на его, всѣмъ извѣстныхъ, вторникахъ, одушевленныхъ радушіемъ хозяевъ, собирались выдающіеся люди всѣхъ направленій, несмотря на различія въ ихъ убѣжденіяхъ, въ дружескій кружокъ, обмѣнивались мыслями, вступали въ пренія и разставались нерѣдко обогащенными новыми мыслями, довольными другъ другомъ и прекраснымъ, умнымъ вечеромъ, чтобы снова сойтись у тѣхъ же хозяевъ въ слѣдующій «вторникъ»? Никто изъ участвовавшихъ на этихъ вечерахъ не забудетъ ихъ.
Начала братскаго единенія и свободы совѣсти А. И. Кошелевъ распространялъ и на цѣлыя отдѣльныя народности, и съ этой точки зрѣнія относился къ родственнымъ намъ славянскимъ народностямъ, смотрѣлъ на славянскій вопросъ. Единеніе между собою славянъ, въ братскомъ союзѣ свободныхъ, самостоятельныхъ, вѣрныхъ своимъ національнымъ началамъ, славянскихъ народностей, — вотъ, но убѣжденію Кошелева, цѣль, къ которой должно стремиться славянство. Всякое посягательство на насильственное уничтоженіе языка или національныхъ особенностей какого-нибудь народа, ради какихъ бы то ни было цѣлей, онъ почиталъ не только безуміемъ, ни къ чему доброму не приводящимъ, но со стороны русскаго измѣной его вѣроисповѣдному началу. Съ этой же точки зрѣнія А. И. Кошелевъ смотрѣлъ и на польскій вопросъ. Будучи убѣжденъ, что Польша, при настоящихъ условіяхъ, не можетъ существовать самостоятельнымъ отдѣльнымъ государствомъ, но въ предѣлахъ славянскаго государства можетъ сохранять свою національность и, при этомъ, признавая за обитателями Царства Польскаго необходимость и обязанность знать русскій языкъ, и вполнѣ сочувствуя, во имя общечеловѣческой правды, освобожденію польскихъ крестьянъ, Кошелевъ почиталъ не политическими и преступными, со стороны русскихъ, всѣ мѣры, клонящіяся къ національному обезличенію поляковъ, къ ихъ такъ называемому, обрусѣнію; всѣ посягательства на ихъ языкъ, нравы, обычаи, не могущими достигнуть цѣли, необходимо безрезультатными и не только для насъ и для поляковъ, но и для всего славянскаго дѣла вредными. «Усмиривъ мятежъ, — говаривалъ нерѣдко покойный, — мы должны привлечь поляковъ къ себѣ справедливостью, гуманностью къ нимъ и заботами объ ихъ благоденствіи».
Призванный на постъ министра финансовъ въ Царствѣ Польскомъ, тотчасъ послѣ усмиренія возстанія поляковъ, Кошелевъ остался вѣренъ своимъ убѣжденіямъ; держась строго и непоколебимо на почвѣ закона и государственныхъ русскихъ интересовъ, онъ не оскорблялъ національнаго чувства и національнаго самолюбія поляковъ, уважалъ ихъ права и національную самостоятельность и настоялъ, хотя и съ большимъ трудомъ, на призваніи мѣстныхъ представителей польскаго населенія къ участію въ коммиссіи но вопросу о налогахъ въ Царствѣ. Поляки сразу увидѣли въ русскомъ сановникѣ не врага себѣ, а, хотя и строгаго, но справедливаго и доброжелательнаго къ нимъ представителя русской власти. Неусыпно заботясь объ экономическомъ благосостояніи края, онъ, принятыми имъ мѣрами, настолько увеличилъ доходы Царства, что, съ тѣхъ поръ, Польша уже не требуетъ больше изъ русскаго казначейства суммъ на содержаніе своего управленія. Разойдясь съ ближайшимъ своимъ товарищемъ, княземъ Черкасскимъ, кореннымъ образомъ въ убѣжденіяхъ и взглядахъ на отношенія русскихъ къ полякамъ, а также съ нѣкоторыми взглядами министра финансовъ Рейтерна, Кошелевъ съ достоинствомъ сложилъ съ себя службу, оставилъ добрыя воспоминанія о себѣ въ полякахъ и положилъ первый камень желательнаго для всѣхъ славянъ примиренія двухъ славянскихъ народовъ.
Дѣятельное участіе Кошелева въ великомъ вопросѣ освобожденія крестьянъ и его труды въ Царствѣ Польскомъ не могутъ быть забыты и не забудутся никогда.
А. И. Кошелевъ былъ истинно государственнымъ человѣкомъ, въ полномъ значеніи этого слова. Остается только сожалѣть, что судьба не поставила его на ту высоту и не открыла для его дѣятельности того простора, на который онъ имѣлъ неотъемлемое право и по своимъ способностямъ, и по своему обширному образованію. Ни одна идея, ни одно начало, служившее; основаніемъ убѣжденій Кошелева, не обращались у него въ доктрины, не замирали въ недвижныхъ, сухихъ и мертвыхъ формулахъ, но жили въ полномъ смыслѣ этого слова, развивались, уяснялись, уточнялись. Въ душѣ его били живыми ключами любознательность, стремленіе къ истинѣ и жажда правды. Каждый дѣльный споръ не оставлялся ннъ безъ дальнѣйшихъ послѣдствій, но побуждалъ его къ новому критическому разсмотрѣнію собственнаго своего мнѣнія и мнѣнія противника. Если случалось, что онъ открывалъ въ своей мысли или неточность, или ошибку, то буквально этому радовался, какъ какой-нибудь, находкѣ, и заявлялъ предъ всѣми открыто справедливость мнѣнія своего противника.
При этомъ, мы не можемъ отказать себѣ въ желаніи сообщить читателямъ одинъ фактъ изъ жизни покойнаго, характеризующій его безпристрастное отношеніе къ собственнымъ своимъ мнѣніямъ, готовность признать свою ошибку и желаніе заявить о томъ.
Редактируя и издавая на деньги А. И. Кошелева, въ началѣ 70-хъ годовъ, журналъ Бесѣду, я помѣстилъ на страницахъ этого журнала статью о Бѣлинскомъ, которая говорила о благородствѣ этой личности и выясняла великое значеніе сочиненій знаменитаго критика въ ростѣ нашего общественнаго сознанія. А. И. Кошелевъ, занятый во время дѣятельности Бѣлинскаго вопросами хозяйственными, экономическими, общественными, изученіемъ русской народной жизни и, въ то-же время, при изданіи журнала Русская Бесѣда, погруженный въ борьбу съ ея противниками, не занимался вопросами объ изящной литературѣ и критикою произведеній въ области послѣдней, почти не читалъ сочиненій Бѣлинскаго, а составилъ о немъ понятіе преимущественно со словъ Шевырева и одного изъ своихъ друзей, Погодина, на которыхъ Бѣлинскій нападалъ съ особою силою и безпощадностью. Когда появилась въ Бесѣдѣ сказанная статья о Бѣлинскомъ, Погодинъ пришелъ въ негодованіе и написалъ А. И. Кошелеву: «Не стыдно ли тебѣ помогать твоими деньгами журналу, который помѣщаетъ на своихъ страницахъ такія статьи о Бѣлинскомъ? Стонутъ всѣ составы твоихъ живыхъ, старыхъ друзей и поворачиваются въ гробу кости умершихъ». Кошелевъ, зная хорошо отношенія Бесѣды къ славянофиламъ, его друзьямъ, и къ ихъ идеямъ, прислалъ мнѣ записку Погодина и предложилъ: не соглашусь ли я напечатать въ журналѣ письмо въ редакцію, имъ написанное, подъ псевдонимомъ «отъ постояннаго читателя Бесѣды», которое, выразивъ сочувствіе направленію журнала, будетъ просить объяснить недоразумѣніе, возбуждаемое помѣщеніемъ на страницахъ журнала статьи о Бѣлинскомъ? При этомъ Кошелевъ предложилъ мнѣ также, рядомъ съ этимъ письмомъ, напечатать и мой отвѣтъ на него.
Я напечаталъ письмо «постояннаго читателя Бесѣды» (единственное, которое Кошелевъ напечаталъ подъ псевдонимомъ) и рядомъ съ нимъ и отвѣтъ. Въ этомъ отвѣтѣ я, Оставаясь при моемъ пониманіи Бѣлинскаго, писалъ, что многое, служившее источникомъ преній между Бѣлинскимъ, уже уничтожено со дня освобожденія крѣпостныхъ, что пора уже забыть и личные счеты, и оцѣнить заслуги противника, что настало время соединиться всѣмъ въ общей, дружной, мирной работѣ, что къ этому обязываетъ и великій нравственный принципъ, на которомъ построено все ученіе Хомякова, Кирѣевскихъ и др. Отвѣтомъ Кошелевъ остался удовлетвореннымъ. Тѣмъ дѣло, казалось, и кончилось; но не кончилось оно для Кошелева. Для него оно послужило источникомъ другаго дѣла, повѣрки собственнаго его мнѣнія. Все это -происходило зимою, а лѣтомъ въ томъ же году я получилъ, находясь въ моемъ имѣніи, письмо отъ Александра Ивановича приблизительно такого содержанія: «Винюсь и каюсь, что о Бѣлинскомъ судилъ болѣе со словъ другихъ, не прочитавъ самъ, какъ слѣдуетъ, его сочиненій. Уѣзжая въ деревню на лѣто, я запасся ими, принялся читать, не могъ оторваться отъ чтенія и прочиталъ все, написанное Бѣлинскимъ. Это была пламенная душа, стремившаяся къ правдѣ, благородный умъ, искавшій истины по всѣмъ направленіямъ. Если ошибался онъ иногда, то сколько благородства было въ самыхъ ошибкахъ, вызванныхъ слишкомъ горячими стремленіями его къ прав. дѣ. А сколько истинъ, и истинъ неопровержимыхъ, высказано и выяснено имъ! Многимъ ему обязано читавшее его поколѣніе». Затѣмъ слѣдовалъ въ письмѣ прекрасный, безпристрастный разборъ нѣкоторыхъ мыслей Бѣлинскаго, — разборъ, который, въ свою очередь, свидѣтельствовалъ о свѣтломъ умѣ и благородствѣ души того, кто писалъ его.
А. И. Кошелевъ, оставаясь до конца жизни строго вѣрнымъ основнымъ своимъ убѣжденіямъ, выработаннымъ силою его мысли, глубокимъ его образованіемъ и вліяніемъ, какъ самъ признавалъ, друга его, Хомякова, — убѣжденіямъ, изъ которыхъ сложилась его мощная личность, постоянно шелъ впередъ, расширяя свой кругозоръ, работая всегда бодрою мыслію, обогащая свои знанія безпрерывнымъ чтеніемъ, уточняя и исправляя свои отдѣльныя мнѣнія накоплявшимся опытомъ многодѣятельной жизни и бесѣдами съ умными и дѣльными людьми всѣхъ направленій. Можно положительно и безошибочно утверждать, что не выходило ни въ Россіи, ни въ Европѣ ни одного сколько-нибудь замѣчательнаго сочиненія, которое бы не было прочитано покойнымъ. И какъ прочитано! О послѣднемъ свидѣтельствуютъ книги, читанныя имъ. Онѣ буквально испещрены сдѣланными имъ замѣтками.
Работая безустанно и практически-дѣятельно, онъ, какъ истинный подвижникъ, умеръ на общественной работѣ, черезъ нѣсколько часовъ послѣ энергическаго труда въ финансовой коммиссіи московской думы. Славная кончина!
Да, повторяемъ, А. И. Кошелевъ былъ выдающимся, высокодаровитымъ государственнымъ человѣкомъ, энергическимъ, честнымъ общественнымъ дѣятелемъ, доблестнымъ гражданиномъ, — человѣкомъ, невольно привлекавшимъ къ себѣ все честное, даровитое, работающее, просвѣщеннымъ христіаниномъ, беззавѣтно преданнымъ благу русскаго народа.