Баронъ А. Е. Врангель. Воспоминанія о Ѳ. М. Достоевскомъ въ Сибири. СПБ. 1912. Стр. 221.[править]
Литература о Достоевскомъ — очень обширна, одинъ только перечень ея, составленный его женою (Спб. 1906), — громадная книга. Но большая часть написаннаго о Достоевскомъ — критическія оцѣнки его творчества, біографическая же литература — сравнительно незначительна. Нѣкоторые факты изъ его жизни и даже цѣлые періоды до сихъ поръ мало освѣщены, разработаны, у насъ все еще нѣтъ подробной и детальной его біографіи. Въ виду этого, особенный интересъ вызываютъ воспоминанія бар. А. Е. Врангеля, какъ относящіяся къ особенно мало освѣщенной эпохѣ жизни Достоевскаго — службѣ его, послѣ каторги, солдатомъ въ Семипалатинскѣ, и къ тому же принадлежащія человѣку, который, судя по изданнымъ въ 1883 г. О. Ѳ. Миллеромъ и Н. Н. Страховымъ письмамъ Достоевскаго, перепечатаннымъ и въ книгѣ бар. Врангеля, хорошо и близко его зналъ, принималъ непосредственное участіе въ его личной жизни. Ожидаешь найти въ воспоминаніяхъ бар. Врангеля не только цѣнныя свѣдѣнія о жизни Достоевскаго, но и картину душевнаго состоянія его послѣ каторги, въ тяжелую эпоху солдатчины, характеристику душевныхъ переживаній, настроеній, внутренней работы, творческихъ замысловъ. Но знакомство съ воспоминаніями бар. Врангеля разочаровываетъ, не оправдываетъ ожиданій.
Въ лицѣ автора мы видимъ въ высшей степени самовлюбленнаго человѣка, иногда за описаніемъ личной жизни, какъ будто бы забывающаго о непосредственной своей задачѣ — о Достоевскомъ. Въ воспоминаніяхъ выступаетъ стремленіе автора выставить себя въ лучшемъ свѣтѣ, показать благородство и возвышенность своей души. Говоря о первомъ знакомствѣ съ Достоевскимъ, когда бар. Врангель пріѣхалъ на службу въ Семипалатинскъ, авторъ подчеркиваетъ, что онъ, видный чиновникъ, изъ аристократической семьи, бывшій лицеистъ, не боясь испортить себѣ блестящую карьеру, первый протянулъ дружескую руку бывшему «каторжнику» Достоевскому, первый «сердечно разговорился съ нимъ». «Я — говоритъ авторъ, — несмотря на высокое мое званіе „господина областного стряпчаго по уголовнымъ дѣламъ“, какъ-то невольно, недолго думая, бросился на шею стоявшему передо мною съ устремленнымъ на меня грустнымъ, задумчивымъ взоромъ Ѳедору Михайловичу» (стр. 18). Бар. Врангель съ чувствомъ самоудовлетворенія не пропускаетъ ни одного удобнаго случая, чтобы сказать, какъ много ему обязанъ былъ Достоевскій, какія существенныя ему услуги онъ оказывалъ (см. напр. стр. 50, 65). Охотно вѣримъ всѣмъ добродѣтелямъ бар. Врангеля, его благородству, цѣнимъ доброе отношеніе къ Достоевскому, тѣмъ болѣе, что онъ самъ въ письмахъ говоритъ о своемъ расположеніи къ бар. Врангелю, но совершенно не понимаемъ, зачѣмъ понадобилось ему такъ много говорить о себѣ, и притомъ о такихъ эпизодахъ своей жизни, которыене имѣютъ никакого отношенія къ Достоевскому. «Я мало кого посѣщалъ, сидѣлъ болѣе дома, много читалъ, много писалъ, — говоритъ, напримѣръ, авторъ на стр. 38. — Съ кѣмъ только я тогда ни переписывался, даже имѣлъ смѣлость написать знаменитому ученому барону Александру Гумбольду по поводу его писемъ о Сибири». «Выносливость киргизскихъ лошадей изумительная, — пишетъ авторъ на стр. 43, — овса или ячменя онѣ не знаютъ, одно сѣно. Мнѣ большихъ трудовъ стоило пріучить ихъ къ овсу и первое время у нихъ выступала какая-то сыпь отъ новаго корма. Изъ моей четверки двѣ сѣрыя были пріѣзжены въ одиночку, ходили и съ пристяжкой»… Такихъ подробностей, не нужныхъ и не интересныхъ, о собственной жизни, довольно много въ воспоминаніяхъ о Достоевскомъ бар. Врангеля.
Въ книгѣ есть отдѣльныя цѣнныя свѣдѣнія о жизни Достоевскаго въ Семипалатинскѣ, кое-что — безусловно заслуживаетъ вниманія, книга займетъ свое мѣсто среди воспоминаній о Достоевскомъ, является не лишней. Но, удѣливъ слишкомъ много мѣста самому себѣ, выдвигая себя на центральный планъ, дѣлая частыя и ненужныя уклоненія въ сторону, не забывая сообщить о такой, напримѣръ, не имѣющей значенія мелочи, какъ то, что Достоевскій былъ большой охотникъ до фруктовъ и лакомства (стр. 49), бар. Врангель слишкомъ мало удѣлилъ вниманія характеристикѣ душевнаго настроенія писателя, его внутреннихъ переживаній, взглядовъ, затронувъ эту важную сторону только слегка, мимоходомъ.
Нѣтъ основаній сомнѣваться вообще въ достовѣрности сообщеннаго бар. Врангелемъ. Но нѣкоторыя мѣста въ его воспоминаніяхъ позволяютъ думать, что въ нихъ есть, если и не умышленное искаженіе, то субъективное пониманіе и освѣщеніе, что заставляетъ осторожно пользоваться воспоминаніями. Нѣкоторыя свидѣтельства автора не находятъ подтвержденія, являются голословными и лежатъ всецѣло на его совѣсти. Трудно допустить, чтобы Достоевскій, пострадавшій такъ тяжело за такую незначительную «вину», какъ чтеніе письма Бѣлинскаго къ Гоголю, не чувствовалъ бы этого, не сознавалъ бы всей жестокости приговора. А между тѣмъ бар. Врангель передаетъ, что не только «къ императору Николаю Достоевскій никакого злобнаго чувства не имѣлъ», но даже "вину свою признавалъ и ссылку считалъ, какъ ни покажется страннымъ, «дѣломъ справедливости».