Бельтонское поместье (Троллоп)/ДО

Бельтонское поместье
авторъ Энтони Троллоп, переводчикъ неизвѣстенъ

Оригинал: англ. The Belton Estate, опубл.: 1866. — Источникъ: az.lib.ru • Издание Е. Н. Ахматовой. Санкт-Петербург, 1971.

БЕЛЬТОНСКОЕ ПОМѢСТЬЕ

РОМАНЪ

ЭНТОНИ ТРОЛЛОПА.

ИЗДАНІЕ Е. Н. АХМАТОВОЙ. С.-ПЕТЕРБУРГЪ. ПЕЧАТАНО ВЪ ТИПОГРАФІИ Е. Н. АХМАТОВОЙ. ДМИТРОВ. ПЕР., д. № 17.

1871.

ОСТАТКИ ЭМЕДРОЗСКОЙ ФАМИЛІИ.

Мистриссъ Эмедрозъ, жена Бернарда Эмедроза, владѣтеля Бельтонскаго Замка, и мать Чарльза и Клэры Эмедрозъ, умерла, когда этимъ дѣтямъ было только восемь и шесть лѣтъ, подвергнувъ ихъ величайшему несчастью, какое только дѣти, рожденныя въ этой сферѣ жизни могутъ претерпѣть. Несчастье этого мальчика и этой дѣвочки увеличивалось еще странностями отцовскаго характера. Эмедрозъ не былъ дурнымъ человѣкомъ въ томъ смыслѣ, какой свѣтъ придаетъ этому слову; онъ не былъ пороченъ, не былъ игрокомъ или пьяницей, не потакалъ своимъ слабостямъ до такой степени, чтобы навлечь на себя упрёки, и не былъ не внимателенъ къ своимъ дѣтямъ, но онъ былъ лѣнивый и расточительный человѣкъ, который, шестидесяти семи лѣтѣ отъ роду, когда читатель знакомится съ нимъ, еще не сдѣлалъ никакого добра въ свѣтѣ. Онъ даже сдѣлялъ yжасное зло, потому-что сынъ его, Чарльзъ, умеръ, погибъ отъ собственной руки, и обстоятельства, бывшія причиною этого горестнаго событія, были вызваны небрежностью отца.

Бельтонскій замокь былъ прекраснымъ деревенскимъ домомъ; онъ стоялъ въ небольшомъ, но красивомъ лѣсистомъ паркѣ, подъ самой Контокской горой въ Сомерсетширѣ, и маленькій городокъ Бельтонъ пріютился около воротъ парка. Немногимъ англичанамъ хорошо извѣстно мѣстоположеніе Англіи, а красота Сомерсетшира изъ такихъ, которыя наименѣе извѣстны. Но Контокскія горы очень красивы съ своими богатыми долинами, степями не плоскими, какъ въ Сэлисбери, но перерѣзываемыми оврагами и глубокими ручейками.

Между горами, нѣсколько вдали отъ большой дороги изъ Мингэда въ Таунтонъ, миль за пять отъ моря, стоятъ городокъ, или деревня, Бельтонъ и домъ мистера Эмедроза, называемый Бельтонскимъ замкомъ. Въ деревнѣ — потому-что въ сущности это ни что иное, какъ деревня — находится около двухъ тысячъ человѣкъ. Эта деревня и весь бельтонскій приходъ принадлежали, и не очень давно, Эмедрозской фамиліи. Она получила это въ наслѣдство отъ Бельтоновъ: одинъ изъ Эмедрозовъ женился на наслѣдницѣ этой фамиліи. Такъ какъ приходъ великъ, простираясь до Иксмура со одной стороны и почти до моря съ другой и заключая въ себѣ деревушку Редикотъ, лежащую на Таунтонской большой дорогѣ — Редикотъ гдѣ находится почтовая контора, почти городъ и нынѣ гораздо болѣе зажиточный, чѣмъ Бельтонъ, такъ какъ имѣніе, доставшееся первому Эмедрозу, имѣло такія границы, то эта фамилія была значительна въ графствѣ. Но эти границы уменьшились при жизни дѣда и отца Бернарда Эмедроза, и когда онъ женился на миссъ Уинтерфильдъ Тоунтонской, считалъ себя очень счастливымъ, выкупивъ имѣніе деньгами жены на столько, чтобы остаться владѣльцемъ помѣстья, которое давало ему двѣ тысячи фунтовъ стерлинговъ въ годъ.

Такъ какъ Эмедрозъ не имѣлъ богатыхъ сосѣдей, такъ какъ мѣсто это уединенно и, слѣдовательно, жизнь дешева, и такъ какъ съ этимъ доходомъ не могло быть и рѣчи объ ежегодныхъ поѣздкахъ въ Лондонъ, мистеръ и мистриссъ Эмедрозъ могли жить очень хорошо съ тѣмъ, что досталось имъ на долю. И если бы жена осталась жива, такъ, вѣроятно, и было бы, потому-что Уинтерфильды слыли людьми благоразумными. Но мистриссъ Эмедрозъ умерла въ молодости и дѣла Бернарда Эмедроза пошли дурно.

Впрочемъ, не такъ дурно какъ его негоднаго сына. Отцу было около сорока лѣтъ, когда онъ женился. Онъ не сдѣлалъ тогда ничего хорошаго; но такъ какъ онъ не дѣлалъ и вреда, то друзья фамиліи имѣли хорошее мнѣніе о его будущей карьерѣ. Послѣ его смерти, если онъ не оставитъ сына, между Кантонскими горами не останется Эмедрозовъ; а по распоряженіямъ объ уинтерфильдскихъ деньгахъ, доставшихся ему, когда онъ женился, — такъ какъ Уинтерфильды давно были въ родствѣ съ Бельтонами — Эмедрозское имѣніе было укрѣплено во время брака Бернарда за дальнимъ родственникомъ Уиллемъ Бельтономъ, котораго никто не видалъ давно, но который по родству былъ ближе къ сквайру, если бы у него не было своихъ дѣтей, чѣмъ всѣ другіе его родственники. Итакъ Уилль Бельтонъ сдѣлался наслѣдникомъ Бельтонскаго замка, потому-что Чарльзъ Эмедрозъ, двадцати-семи лѣтъ нашолъ, что несчастья этого свѣта слишкомъ для него тяжелы и прекратилъ ихъ самъ.

Чарльзъ былъ умёнъ, очень умёнъ въ глазахъ своего отца. Бернардъ Эмедрозъ зналъ, что онъ самъ былъ не очень умный человѣкъ и поэтому восхищался своимъ сыномъ, и когда Чарльза исключили изъ Гэрроу за какую-то шалость, онъ, изъ мщенія сосѣднему фермеру, который донёсъ въ школу о поврежденіяхъ, сдѣланныхъ на его землѣ школьниками, Чарльзъ срѣзалъ верхушки всѣхъ деревьевъ на сосновой плантаціи. Отецъ его гордился этимъ подвигомъ. Когда его исключили во второй разъ изъ Тринити и отца увѣдомили, что лучше будетъ совсѣмъ исключить имя его сына изъ коллегій, сквайру было не такъ пріятно, но даже и тогда онъ восхищался исторіями, доходившими до него о шалостяхъ сына; а когда молодой человѣкъ началъ довольно развратную жизнь въ Лондонѣ, отецъ ничѣмъ не сдерживалъ его. Потомъ пошла старая исторія: долги, безконечные долги, ложь, безконечная ложь. Два года передъ его смертью отецъ заплатилъ за него около десяти тысячъ фунтовъ, пожертвовавъ застрахованіемъ своей жизни, что могло обезпечить его дочь, пожертвовавъ до нѣкоторой степени своимъ собственнымъ пожизненнымъ доходомъ, пожертвовавъ всѣмъ, чтобы Чарльзъ Эмедрозъ былъ блестящѣе и извѣстнѣе всѣхъ другихъ Эмедрозовъ, было гордостью отца. Въ послѣдній пріѣздъ Чарльза въ Бельтонъ отецъ заставилъ его дать торжественное обѣщаніе, что сестра не пострадаетъ отъ того, что было сдѣлано для него. Черезъ мѣсяцъ послѣ этого онъ застрѣлился въ Лондонѣ, заставивъ такимъ образомъ Бельтонское помѣстье перейти къ Уиллю Бельтону по смерти своего отца. При послѣднемъ устройствѣ своихъ дѣлъ съ отцомъ и нотаріусомъ отца Чарльзъ не упомянулъ о долгахъ, почти столько же значительныхъ, какъ и тѣ, въ которыхъ онъ признался; тутъ были также долги чести, о которыхъ онъ не говорилъ, надѣясь, что при первомъ случаѣ въ Ньюмаркетѣ онъ исправится. Слѣдующій случай въ Ньюмаркетѣ разстроилъ его еще болѣе и такимъ образомъ Чарльзъ Эмедронъ положилъ всему конецъ.

Это случилось весною и огорчонный отецъ — огорчонный двойнымъ горемъ: страшной смертью сына и разореніемъ дочери — объявилъ, что онъ повернётся лицомъ къ стѣнѣ и умрётъ; но здоровье стараго сквайра, хотя совсѣмъ не крѣпкое, было крѣпче, чѣмъ онъ думалъ, и его чувства, довольно сильныя, были не такъ сильны, какъ онъ воображалъ. Когда прошолъ мѣсяцъ, онъ увидѣлъ, что лучше остаться жить для того, чтобы его дочь имѣла кусокъ хлѣба и свой собственный домъ. Хотя онъ теперь обѣднѣлъ, всё-таки у него остались средства содержать старый домъ, и онъ сказалъ себѣ, что онъ долженъ, если возможно, откладывать ежегодно нѣсколько фунтовъ для Клэры. Старыя лошади были проданы, паркъ былъ отданъ въ наймы фермеру до самыхъ дверей замка. Это сквайръ могъ сдѣлать; но намѣреніе откладывать нѣсколько фунтовъ было, мы должны сказать, весьма не надёжно.

Бельтойскій замокъ собственно не былъ замкомъ. Тотчасъ передъ парадной дверью, такъ близко къ дому, что только было мѣсто для дороги, стояла старая башня, давшая названіе резиденціи, — старая квадратная башня, на которую Омедрозскіе мальчишки три поколѣнія сряду могли карабкаться посредствомъ плюща и разрушенныхъ камней. Эта башня была остаткомъ настоящаго замка когда-то возвышавшагося надъ Бельтонской деревней. Домъ былъ не красивъ, въ три этажа, и выстроенъ въ царствованіе Георга II, съ низкими комнатами, длинными корридорами и безчисленнымъ множествовъ дверей, это былъ большой не привлекательный домъ, не привлекательный самъ-по-себѣ, но интересный отъ красоты небольшого парка, въ которомъ онъ стоялъ. Въ Бельтонскомъ паркѣ заключалось, можетъ-быть, не болѣе ста десятинъ, но земля была такъ разбита на холмы и долины, въ столькихъ мѣстахъ изъ подъ зелени виднѣлись скалы, столько было старыхъ дубовъ, столько прелестныхъ мѣстъ для любителя мѣстоположенія, что никто не повѣрилъ бы, что это очень значительное помѣстье. Фермеръ Стови, нанявшій паркъ, былъ первый изъ этого званія пріобрѣтшій право пасти своихъ овецъ въ Бельтонскомъ паркѣ.

Въ Бельтонѣ было лѣто и четыре мѣсяца уже прошло послѣ того, какъ ужасныя извѣстія были получены въ замкѣ. Было лѣто и поселяне опять занимались своими обыкновенными дѣлами. Судьба молодого наслѣдника произвела большое впечатлѣніе въ деревнѣ. Молодого Эмедроза не любили: онъ былъ гордъ, много дѣлалъ вреда своей развратной жизнью и не одна семья имѣла огорченіе черезъ него; но подумать, что онъ самъ лишилъ себя жизни и что миссъ Клэра сдѣлается нищею, когда умрётъ старый сквайръ! Всѣ знали исторію укрѣпленія наслѣдства за Уиллемъ Бэльтономъ, а Уилль былъ не джентьмэнъ, такъ по-крайней-мѣрѣ говорили бельтонцы, слышавшіе, что наслѣдникъ былъ фермеръ гдѣ-то въ Норфолькѣ. Уилль Бельтонъ былъ въ замкѣ лѣтъ пятнадцать назадъ, и между нимъ и кузеномъ возникла большая ссора. Уилль, который быть грубъ и большого роста, больно отколотилъ маленькаго мальчика; ссора эта приняла большіе размѣры, чѣмъ бываетъ обыкновенію съ ссорами дѣтей, и Уилль сказалъ, что-то такое, показывавшее, какъ хорошо онъ понималъ свои отношенія къ помѣстью — и Чарльзъ возненавидѣлъ его. Итакъ Уилль уѣхалъ и его больше не видали въ имѣніи, котораго имя онъ носилъ. Поселяне, несмотря на его имя, считали его самозванцемъ. Почему миссъ Клэра не получитъ наслѣдства? Миссъ Клэра никогда никому не дѣлала вреда.

На третій мѣсяцъ сквайръ опять показался на старой фамильной скамьѣ въ церкви. Онъ былъ высокаго роста и когда-то очень красивъ, и даже теперь, въ преклонныхъ лѣтахъ, сохранилъ слѣды нѣкоторой мужественной красоты. Онъ носилъ волосы и бороду длинные передъ смертью сына; они были съ просѣдью, а теперь совершенно бѣлы; хотя онъ горбился, въ его медленной походкѣ было еще достоинство — достоинство, доставшееся ему скорѣе отъ природы, чѣмъ отъ усилій. Это былъ человѣкъ, который въ сущности дѣлалъ мало или вовсе ничего на свѣтѣ, жизнь котораго была очень безполезна, но онъ былъ одарёнъ такой наружностью, что казался однимъ изъ благороднѣйшихъ созданій Господа. Хотя всегда исполненный достоинства, онъ всегда былъ ласковъ и бѣдные любили его больше чѣмъ можетъ-быть любили бы, если бы онъ проводилъ жизнь, узнавая ихъ нужды и удовлетворяя ихъ. Они гордились своимъ сквайромъ, хотя онъ ничего не сдѣлалъ для нихъ: для нихъ значило что-нибудь имѣть человѣка, который такъ умѣлъ держать себя на фамильной скамьѣ приходской церкви. Они знали, что онъ бѣденъ, но увѣряли, что онъ никогда не былъ скупъ. Онъ былъ настоящій джентльменъ — этотъ послѣдній Эмедрозъ, и они кланялись низко, когда онъ являлся между ними и выказывали всѣ признаки благоговѣйнаго почтенія, которые свойственны бѣднымъ въ присутствіи высшаго лица.

Клэра была съ нимъ, но она уже сидѣла на фамильной скамьѣ недѣль за пять предъ этимъ. Её не было дома, когда страшныя вѣсти достигли Бельтона. Она гостила у одной дамы, которая жила на дальней сторонѣ графства, въ Перивэлѣ, у мистриссъ Уинтерфильдъ, урождённой Фолліоттъ, вдовы, которая считалась тёткой миссъ Эмедрозъ, а на самомъ дѣлѣ была сестрою человѣка, женившагося на тёткѣ Клэры. У этой дамы въ Перивэлѣ, который, по моему мнѣнію, самый скучный городокъ во всей Англіи, гостила миссъ Эмедрозъ, когда отецъ получилъ ужасное извѣстіе и когда она сама получила его изъ Лондона. Она тотчасъ поторопилась домой и ѣхала со всевозможной скоростью хотя ея сердце разрывалось въ груди. Она нашла отца пораженнаго до изнеможенія и, слѣдовательно для нея было необходимѣе собраться съ усиліями воли. Не годилось и ей также поддаться желанію смерти, которая вызываетъ иногда ужасныя несчастья.

Клэра Эмедрозъ, когда узнала извѣстіе объ участи брата, почувствовала, что она потеряла всё; она знала очень хорошо какую жизнь вёлъ ея братъ, но не ожидала и не боялась такого конца его карьеры къ ужасному огорченію всѣхъ близкихъ къ нему. Она почувствовала прежде всего, также какъ и ея отецъ, что она уничтожена относительно свѣта не только горемъ, но и безславіемъ, которое никогда не позволитъ ей опять поднять голову. И много лѣтъ это чувство не оставляло её, даже сильнѣе чѣмъ ея отца; но она имѣла силы примѣтить, даже прежде чѣмъ доѣхала до дома, что долгъ предписываетъ ей преодолѣть чувство стыда и горя на сколько это возможно. Братъ ея былъ слабъ и въ слабости прибѣгнулъ къ трусливому исходу отъ несчастій, окружавшихъ его. Она не должна поддаться трусости; какъ ни печальна можетъ быть предстоящая ей жизнь, она должна переносить её съ такою твёрдостью, съ какою только можетъ собраться. Съ такою рѣшимостью воротилась она къ отцу и была способна слышать его сѣтованія съ твёрдостью, которая была чрезвычайно полезна и ему и ей самой.

— Оба! говорилъ несчастный отецъ. — Несчастный мальчикъ уничтожилъ и тебя, такъ какъ себя!

— Нѣтъ, сэръ отвѣчала она съ терпѣливостью, которую, какъ ни ужасно было усиліе, она принудила себя выказать для отца: — такая мысль не должна увеличивать ваше горе. Мой бѣдный братъ не сдѣлалъ мнѣ вреда въ томъ смыслѣ, какъ думаете вы.

— Онъ разорилъ насъ всѣхъ, сказалъ отецъ: — корень и вѣтвь, мущину и женщину, старика и молодую, домъ и землю. Онъ положилъ конецъ фамиліи — и какой конецъ!

Послѣ этого имя того, кто самъ отнялъ себя отъ нихъ, не упоминалось между отцомъ и дочерью и Клэра посвятила себя обязанностямъ новой жизни, стараясь жить такъ, какъ-будто вокругъ нея не было великаго горя, какъ-будто гроза не разразилась надъ ея головой.

Фамильный нотаріусъ, жившій въ Тоунтонѣ, сообщилъ извѣстіе о смерти Чарльза мистеру Бельтону, а Бельтонъ письмомъ выразилъ обычное сожалѣніе, Стряпчій намекнулъ на наслѣдство, говоря, что невѣроятно, чтобы мистеръ Эмедрозъ имѣлъ другого сына. На это Бельтонъ отвѣчалъ, что для своей кузины Клэры онъ надѣется, что жизнь сквайра будетъ на долго сохранена. Стряпчій улыбнулся, читая это желаніе, а думалъ про-себя, что, по счастью, никакое желаніе Уилля Бельтона не можетъ имѣть вліянія на его стараго кліента, ни къ хорошему, ни къ дурному, Какой человѣкъ, даже кромѣ нотаріуса, повѣритъ искренности такого желанія, выраженнаго наслѣдникомъ имѣнія? а между тѣмъ какой человѣкъ не станетъ увѣрять себя, что при подобныхъ обстоятельствахъ таково будетъ его желаніе?

Въ это время Клэра Эмедрозъ была уже не очень молода, ей пошолъ уже двадцать-шестой годъ, и по наружности, обращенію и привычкамъ она была не моложе своихъ лѣтъ. Она не имѣла притязанія на молодость, говорила о себѣ какъ о дѣвушкѣ, отъ которой обстоятельства требовали казаться старше своихъ лѣтъ. Она одѣвалась не какъ молодая дѣвушка, не жила съ молодыми людьми, не переписывалась съ другими дѣвушками, не пользовалась удовольствіями молодости. Жизнь ея всегда была серьёзна; но теперь мы можемъ сказать, послѣ ужасной трагедіи въ семействѣ, жизнь эта должна быть не только серьёзна но и торжественна. Воспоминаніе о братѣ всегда должно быть съ нею, также какъ и воспоминаніе о томъ обстоятельствѣ, что отецъ ея теперь бѣденъ и что для него она обязана заботиться, чтобы каждый шиллингъ въ домѣ не быль истраченъ по-напрасну. Во всёмъ этомъ была смѣсь глубокой трагедіи и мелочныхъ заботъ, которая уничтожала для нея поэзію и удовольствіе жизни. Поэзія и трагедія могли бы идти рука-объ-руку, также какъ и удовольствія и заботы жизни, еслибы не было чорнаго горя, о которомъ Клэра должна была всегда помнить. Но ей досталось на долю повѣрять счотъ мясника въ то время, какъ она думала объ участи брата, и трудиться ежедневно надъ мелкими домашними хлопотами, когда трупъ ея брата постоянно находился передъ ея глазами.

Надо сказать нѣсколько словъ въ объясненіе того, какимъ образомъ жизнь миссъ Эмедрозъ была серьёзна болѣе обыкновеннаго, прежде чѣмъ эта трагедія случилась въ семействѣ. Мы уже упоминали о дамѣ, которая заступала Клэрѣ мѣсто тётки. Когда у дѣвушки есть мать, ея тётка мало или ничего не значитъ для нея; но когда мать умерла, если есть тётка, не имѣющая другихъ семейныхъ обязанностей, тогда она энергически примется за нихъ. Такъ было и съ мистриссъ Уинтерфидьдъ. На свѣтѣ можетъ быть не было женщины съ болѣе добросовѣстными понятіями о своихъ обязанностяхъ, какъ мистриссъ Уинтерфильдъ, жившая въ Перивэлѣ, на Проспектной площади. Въ моихъ словахъ не заключается никакой насмѣшки противъ этой превосходной женщины. Она дѣйствительно была превосходная женщина, безкорыстная, великодушная, благочестивая, старавшаяся найти въ религіи надёжный путь въ жизни. Она очень боялась другихъ, но также боялась и за себя, стараясь держать свой домъ богобоязненно, ненавидя грѣхъ и усиливаясь, при слабости своей человѣческой натуры, не возненавидѣть грѣшниковъ; но свою ненависть къ грѣху она считала себя обязанной провозглашать во всякое время. Тётка такого рода, когда принимаетъ обязанность относительно сироты-племянницы, способна сдѣлать жизнь серьёзною.

Но надо сказать, что Клэра Эмедрозъ могла бы возмутиться, а отецъ Клэры былъ такъ созданъ, что къ повиновенію тётки она не была бы принуждена родительской властью. безъ сомнѣнія, Клэра возмутилась бы противъ тётки. Я даже не знаю была ли она до-сихь-поръ очень послушна, но съ этими Уинтерфильдами были связаны такіе семейные факты, которые дѣлали труднымъ для Клэры оставить безъ вниманія свою тётку, даже еслибы она этого и желала. Мистриссъ Уинтерфильдъ имѣла тысячу двѣсти фунтовъ годоваго дохода и она была единственная родственница Эмедрозской фамиліи, отъ которой Эмедрозъ имѣлъ право ожидать наслѣдства для дочери. Клэру въ нѣкоторой степени потребовала эта дама; отецъ призналъ эти требованія и Клэра сознавалась, что она обязана посвятить часть своей жизни требованіямъ изъ Перивэля. Эти-то требованія несомнѣнно сдѣлали жизнь ея серьёзною.

Жизнь въ Перивэлѣ была очень серьёзна. Что касается удовольствій, обыкновенно такъ называемыхъ, они не признавались въ домѣ на Проспектной площади; пища и одежда признавались необходимыми для человѣчества, и сообразно правиламъ этого дома, она была въ изобиліи и хорошаго качества. Такія дамы, какъ мистриссъ Уинтерфильдъ обыкновенно держатъ хорошій столъ. Мистриссъ Уинтерфильдъ всегда носила чорное, толстое шолковое платье, отдавая по секрету, какъ скрытную благотворительность, свои старыя платья другой дамѣ одного съ нею сорта, которой судьба не дала тысячу двѣсти фунтовъ въ годъ. Мистриссъ Уинтерфильдъ держала маленькій фаэтонъ въ одну лошадь, въ которомъ она разъѣзжала между перивэльскими бѣдными, имѣя кучеромъ торжественнаго грума, въ бѣломъ сюртукѣ и въ бѣлыхъ бумажныхъ перчаткахъ; она ѣздила по пяти миль въ часъ и эта ѣзда была для нея удовольствіемъ въ жизни.

По наружности мистриссъ Уинтерфильдъ была высока и худощава, съ тоненькими косичками фальшивыхъ волосъ. Она была слабаго здоровья, глаза ея были впалы и лицо ея имѣло такое плачевное выраженіе, что какъ-будто разсказывало ея собственныя горести на этомъ свѣтѣ и горести другихъ. Недоброжелательство было написано на ея лицѣ, но въ этомъ ея лицо говорило неправду. Она имѣла обращеніе сердитой и злой женщины, но и ея обращеніе не говорило правды, и не подавало надлежащаго понятія о ея характерѣ, но всё-таки она дѣлала жизнь очень серьёзною для тѣхъ, кто долженъ былъ жить съ ней.

Мнѣ не нужно говорить, что такая молодая дѣвушка, какъ миссъ Эмедрозъ, даже если она достигла двадцати-пяти лѣтъ и была не молода для своихъ лѣтъ, не составляла для себя плана, въ которомъ деньги ея тётки играли главную роль. Она поѣхала въ Перивэль, когда была очень молода, потому-что ей приказали, и продолжала ѣздить отчасти изъ повиновенія, отчасти изъ привычки и отчасти изъ привязанности. Власть тётки, когда она установилась въ ранніе годы, не легко сбросить совсѣмъ, даже хотя молодая дѣвушка имѣетъ свою собственную волю. А Клэра Эмедрозъ имѣла сильную волю и по-крайней-мѣрѣ въ послѣднее время не принадлежала къ той школѣ, въ которой ея тётка сіяла почти какъ професорша; это обстоятельство также увеличивало серьёзность ея жизни. Но относительно денегъ тётки она не питала никакихъ надеждъ, и когда тётка объяснилась съ нею на счотъ этого за нѣсколько дней до полученія роковыхъ извѣстій въ Перивэлѣ, Клэра, хотя была нѣсколько удивлена, не била, однако, обманута въ ожиданіи. Тутъ былъ замѣшанъ капитанъ Эйльмеръ, о которомъ необходимо сказать нѣсколько словъ въ этой первой главѣ.

Капитанъ Фредерикъ Фолліоттъ Эйльмеръ былъ собственно племянникъ мистриссъ Уинтерфильдъ, между тѣмъ какъ Клэра Эмедрозъ не была собственно ея племянницей. Капитанъ Эйльмеръ былъ также депутатомъ въ парламентѣ отъ Перивэля и отличался рвеніемъ къ Нижней церкви. Эти обстоятельства не мало способствовали къ вліянію мистриссъ Уинтерфильдъ въ Перивэлѣ и придавали важность кабріолету въ одну лошадь, которую иначе онъ бы не имѣлъ. Но капитанъ Эйльмеръ былъ только второй сынъ сэра Энтони Эйльмера, женившагося на миссъ Фолліоттъ, сестрѣ нашей мистриссъ Уинтерфильдъ. За Фредерикомъ Эйльмеромъ было укрѣплено имѣніе его матери, которое вмѣстѣ съ имѣніемъ мистриссъ Уинтерфильдъ находилось въ окрестностяхъ Перивэля; и въ томъ случаѣ, о которомъ я говорилъ, мистриссъ Уинтерфильдъ сочла нужнымъ сказать Клэрѣ, что оба имѣнія должны находиться въ однѣхъ рукахъ. Она думала объ этомъ, сомнѣвалась на счоть этого, молилась объ этомъ и теперь думаетъ, что долгъ предписываетъ ей распорядиться такимъ образомъ.

— Я увѣрена, что вы правы, тётушка, сказала Клэра.

Она знала очень хорошо, какъ сильно надѣялся ея отецъ на деньги мистриссъ Уинтерфильдъ.

— Надѣюсь; но я сочла справедливымъ сказать тебѣ. Я считаю себя обязанной сказать Фредерику: я много сомнѣвалась, но думаю, что я права.

— Я въ этомъ увѣрена, тётушка. Что подумалъ бы онъ обо мнѣ, если бы современемъ узналъ, что я ему помѣшала?

— Это время не далёко теперь, душа моя.

— Надѣюсь, что далеко; но далеко или нѣтъ, а такъ лучше.

— Я такъ думаю, другъ мой, я такъ думаю. Я думаю, что это мой долгъ.

Надо знать, что капитанъ Эйльмеръ былъ депутатомъ отъ Перивэля для того, чтобы поддерживать интересы Нижней церкви и, слѣдовательно, когда онъ находился въ Перивэлѣ, онъ былъ ея усерднымъ членомъ. Мнѣ неизвѣстно, придерживался ли онъ этой особенности въ Эйльмерскомъ замкѣ въ Йоркширѣ или между своими друзьями въ Лондонѣ, но въ этомъ не было лицемѣрства, сообразно понятіямъ свѣта. Женщины въ подобныхъ вещахъ рѣшительно фальшивы, если онѣ не искренни; но мущинамъ, съ ихъ политическими видами и съ будущими надеждами въ виду, позволено одѣваться различно для различныхъ сценъ. Для какого бы особеннаго интереса ни поступилъ человѣкъ въ Парламентъ, разумѣется, онъ долженъ выказывать этотъ интересъ въ своемъ мѣстечкѣ; но этого не требуется отъ него въ клубѣ. Никто не имѣлъ права жаловаться на неискренность капитана Эйльмера; но если бы тётка знала всю исторію жизни ея племянника, я сомнѣваюсь, чтобы она сдѣлала его своимъ наслѣдникомъ.

Всю исторію жизни своей племянницы она знала и знала также, что сердце и душа Клэры не была съ нею. Если бы Клэра оставила старуху въ сомнѣніи на этотъ счотъ, она была бы лицемѣрка. Капитанъ Эйльмеръ не часто проводилъ воскресенье въ Перивэлѣ, но если проводилъ, то три раза ходилъ въ церковь и покорялся игу своей тётки. Онъ думалъ о собраніи голосовъ столько же, сколько и о деньгахъ тётки и вёлъ свои дѣла по способу всѣхъ мущинъ. Но Клэра считала себя обязанной выдерживать борьбу, хотя и она ходила также въ церковь три раза но воересеньямъ. Была еще причина, для которой мистриссъ Уинтерфильдъ сочла нужнымъ упомянуть о капитанѣ Эйльмерѣ своей племянницѣ при этомъ случаѣ?

— Я надѣялась, сказала она: — что кому бы ни оставила я свои деньги, это не составитъ разницы.

Клэра очень хорошо поняла, что это значило, какъ, вѣроятно, поймётъ и читатель.

— Не могу сказать, чтобы это не сдѣлало разницы, отвѣчала, она улыбаясь: — но я всегда буду думать, что вы поступили справедливо. Зачѣмъ мнѣ стоять поперегъ пути капитана Эйльмера?

— Я надѣялась, что ваши пути могутъ быть одинаковы, сказала старуха.

— Но они не могутъ быть одинаковы.

— Нѣтъ, ты смотришь на предметы не такъ, какъ онъ. Предметы, серьёзные для него, для тебя очень легки. Милая Клэра, еслибы я могла видѣть тебя болѣе усердною къ единственному предмету, достойному нашего усердія.

Миссъ Эмедрозъ не слышала ничего объ усердіи капитана, хотя, можетъ быть, ея понятія объ этомъ были правильнѣе понятій мистриссъ Уинтерфильдъ. Она не сказала ничего и тётка ея также молчала.

Какое право, въ самомъ дѣлѣ, имѣла Клэра надѣяться на наслѣдство отъ мистриссъ Уинтерфильдъ? Когда она думала объ этомъ въ своей комнатѣ въ этотъ вечеръ, она говорила себѣ, что странно, зачѣмъ ея тётка заговорила съ ней о такомъ предметѣ и такимъ образомъ? Но такъ много было говорено ей объ этомъ ея отцомъ и такъ много, безъ сомнѣнія, дошло до ушей ея тёгки о надеждѣ, что ея положеніе къ богатой перивэльской вдовѣ можетъ быть полезно ей, разсуждалось такъ часто въ Бельтонѣ, что она призналась самой себѣ, что тётка должна была сообщить ей это.

— Она изъ честности не хотѣла оставить мнѣ ложныя надежды, сказала Клэра самой себѣ.

И въ эту минуту она полюбила тётку за ея честность.

На другой день послѣ этого разговора пришло ужасное извѣстіе о смерти ея брата. Капитанъ Эйльмеръ, бывшій тогда въ Лондонѣ, поспѣшилъ въ Перивэль и первый сказалъ миссъ Эмедрозъ о томъ, что случилось. Словъ между ними было сказано немного, но Клэра узнала, что капитанъ Эйльмеръ былъ къ ней добръ; и когда онъ предложилъ проводить её въ Бельтонъ, она поблагодарила его съ признательностью, въ которой почти подразумѣвалось болѣе чѣмъ Клэра захотѣла бы признаться самой себѣ. Но въ такія минуты можно говорить нѣжныя слова и пожимать руку безъ всякаго значенія, которое имѣютъ вообще нѣжныя слова и пожиманья рукъ. Капитанъ Эйльмеръ проводилъ миссъ Эмедрозъ до Таунтона и тамъ они разстались; онъ поѣхалъ въ Лондонъ, а она въ огорчонный домъ отца въ Бельтонъ.

НАСЛѢДНИКЪ ПРЕДЛАГАЕТЪ ПОСѢТИТЬ СВОИХЪ РОДСТВЕННИКОВЪ.

Въ Бельтонѣ было лѣто и нѣжный запахъ новаго сѣна наполнялъ благоуханіемъ крыльцо стараго дома. Клэра сидѣла тамъ одна съ работою. Передъ дверью, между нею и старой башней, стояла телега фермера Стови, теперь пустая. За башней работники накладывали сѣно на другую телегу, а женщины и дѣти загребали остатки. Было одиннадцать часовъ и Клэра ждала отца, который еще не выходилъ изъ своей комнаты. Она относила къ нему чай въ постель, по обыкновенію, потому-что онъ сталъ лѣнивъ и больше всего любилъ нѣжиться въ постели. Черезъ нѣсколько времени онъ пришолъ къ дочери съ распечатаннымъ письмомъ въ рукѣ. Клэра видѣла, что отецъ намѣренъ показать ей письмо, или поговорить съ ней о нёмъ и спросила его съ участіемъ отъ кого оно; но Эмедрозъ былъ разсержонъ въ эту минуту и вмѣсто того, чтобы отвѣчать ей, началъ жаловаться на своего фермера.

— Зачѣмъ онъ притащилъ сюда свою телегу? Я не отдавалъ ему въ наймы дорогу до передней. Теперь не достаётъ только того, чтобы онъ принёсъ свои вещи къ намъ въ гостиную.

— Мнѣ это нравится, папа.

— Нравится? Я могу только сказать, что ты счастлива въ своихъ вкусахъ, а мнѣ это не нравится.

— Мистеръ Стови здѣсь. Попросить его велѣть отъѣхать подальше?

— Нѣтъ, душа моя, нѣтъ. Я долженъ это переносить какъ переношу всё. Что это за бѣда? это скоро всё кончится. Онъ платитъ арендныя деньги и имѣетъ право поступать какъ хочетъ, но не могу сказать, чтобы это мнѣ нравилось.

— Прочитать мнѣ письмо, папа? спросила Клэра, желая отвлечь его мысли отъ телеги съ сѣномъ.

— Ну да. Я принёсъ тебѣ прочитать, хотя, можетъ быть, мнѣ лучше слѣдовало бы сжечь это письмо и ничего о нёмъ не говорить. Это самое безстыдное, самое бездушное, очень бездушное письмо.

Клэра привыкла къ такимъ жалобамъ: всё, что дѣлали окружащіе его, онъ называлъ бездушнымъ. Этотъ человѣкъ такъ жалѣлъ о себѣ, что ожидалъ жить въ атмосферѣ сожалѣнія другихъ, и хотя, конечно, сожалѣніе существовало, онъ всё сомнѣвался въ нёмъ. Онъ думалъ, что фермеръ Стови поступалъ жестоко въ томъ отношеніи, что поставилъ телегу съ сѣномъ около дома, и оскорбилъ его зрѣніе, напоминая ему, что онъ уже не хозяинъ земли, находящейся передъ дверью его передней. Онъ думалъ, что женщины и дѣти поступали жестоко, болтая такъ близко его ушей. Онъ почти обвинялъ свою дочь въ жестокости за то, что она сказала ему, что ей нравится близость сѣнокоса. При такихъ обстоятельствахъ, какія окружали его и её, не бездушно ли было съ ея стороны находить удовольствіе въ чомъ-нибудь? Ему казалось, что весь бельтонскій міръ долженъ быть когружонъ въ горе, потому-что несчастенъ онъ.

— Отъ кого это письмо, папа? спросила она.

— Можешь прочесть. Можетъ быть тебѣ и лучше знать, кѣмъ это письмо было написано.

Она прочла письмо, заключавшееся въ слѣдующемъ:

«Замокъ Плэстоу, іюля — 186—.»

Хотя Клэра никогда не видала этого почерка, она тотчасъ догадалась отъ кого это письмо, потому-что она часто слышала о замкѣ Плэстоу — такъ называлась ферма, въ которой жилъ ея дальній родственникъ Уилль Бельтонъ, и отецъ ея не разъ долженъ былъ объяснять, ей, что хотя это мѣсто называлось замкомъ, но этотъ домъ былъ ни что иное какъ ферма. Онъ никогда не видалъ замка Плэстоу и никогда не бывалъ въ Норфолькѣ, но постоянно увѣрялъ, что «тамъ называютъ замками всѣ фермы». Неудивительно, что онъ терпѣть не могъ своего наслѣдника и, можетъ быть, естественно, что онъ выказывалъ отвращеніе посвоему. Клэра, когда прочила адресъ, посмотрѣла на отца.

— Теперь ты знаешь отъ кого это письмо, сказалъ онъ.

Она продолжала читать:

"Любезный сэръ,

"Я не писалъ вамъ прежде думая, что лучше подождать нѣсколько послѣ вашей потери; но я надѣюсь, что вы не сочтёте меня бездушнымъ, за это. и не предположите, что я невнимателенъ къ вашей горести. Теперь я взялся за перо, надѣясь, что я могу дать вамъ понять какъ глубоко я огорченъ случившимся; кажется, я теперь вашъ ближайшій родственникъ по мужской линіи и очень бы желалъ быть вамъ полезенъ, если это возможно. Если сообразить близость нашего родства и моё положеніе относительно имѣнія, кажется нехорошо, что мы никогда не видимся. Я могу увѣрить васъ, что вы найдёте меня очень дружелюбнымъ, если мы можемъ устроить такъ, чтобы намъ сойтись.

"Я счолъ бы за ничто съѣздить въ Бельтонь, еслибы вы приняли меня въ вашемъ домѣ. Я могъ бы очень хорошо пріѣхать передъ сѣнокосомъ, еслибы это не обезпокоило васъ, и остался бы у васъ недѣлю. Прошу васъ засвидѣтельствовать моё сердечное уваженіе кузинѣ Клэрѣ, которую я помню очень маленькой дѣвочкой: она была у своей тётки въ Перивэлѣ, когда я былъ въ Бельтонѣ мальчикомъ. Она найдётъ во мнѣ друга, если нуждается въ другѣ.

"Любящій васъ кузенъ

"У. БЕЛЬТОНЪ.

Клэра прочла письмо медленно такъ, чтобы удостовѣриться въ тонѣ и смыслѣ прежде чѣмъ отецъ пригласитъ её выразить свои чувства относительно этого письма. Она знала, что онъ ожидаетъ, чтобъ она обвинила писавшаго это письмо въ пошлости, дерзости и жестокости, но она уже научилась, что она не должна позволять себѣ уступать всѣмъ фантазіямъ своего отца. Для его пользы было необходимо, чтобы она не соглашалась съ нимъ и даже противорѣчила ему. Еслибы она этого не дѣлала, онъ впадалъ бы въ сѣтованія и жалобы, которыя преувеличились бы до идіотства. Было необходимо, чтобы она во многомъ высказывала своё мнѣніе, почти не обращаясь къ отцу. Она знала въ какой совершенной бѣдности останется она, если онъ умрётъ. Онъ въ первые дни своего горя выплакалъ всѣ угрызенія о ея разореніи; но даже въ то время онъ утѣшался воспоминаніемъ о деньгахъ мистриссъ Уинтерфильдъ и привязанности ея къ его дочери; а тётка, когда объявила о своёмъ намѣреніи Клэрѣ, говорила себѣ что отецъ достаточно обезпечилъ Клэру. Никому изъ нихъ Клэра не говорила о своемъ положеніи; она не могла сообщите тёткѣ что отецъ отдалъ бѣдному отверженнику, который самъ лишилъ себя жизни, всё, что было отложено для нея. Еслибы она это сдѣлала, она просила бы тётку о состраданіи. Не могла она также рѣшиться увеличить горесть отца, разрушивъ надежды еще поддерживавшія его. Она никогда не говорила о своёмъ положеніи относительно денегъ, но она знала, что обязанностью ея сдѣлалось вести осторожную, экономную жизнь, брать многое на себя въ ихъ обѣднѣвшемъ хозяйствѣ и придерживаться своего мнѣнія противъ мнѣній отца, когда это оказывалось необходимо. Она молча окончила письмо и не заговорила въ ту минуту, когда движеніе ея глазъ объявило, что она окончила читать.

— Ну что? сказалъ отецъ.

— Я не думаю, чтобы у кузена было дурное направленіе.

— Ты не думаешь? а я думаю. Мнѣ кажется у меня намѣреніе очень дурное. Съ какой стати онъ написалъ ко мнѣ о своёмъ положеніи?

— Я не вижу въ этомъ ничего дурного, папа. Я думаю, что онъ желаетъ выказать дружелюбіе. Это имѣніе будетъ принадлежать ему современемъ и я не вижу почему объ этомъ не упомянуть при случаѣ.

— Честное слово, Клэра, ты удивляешь меня; но женщины никогда не понимаютъ деликатности относительно денегъ; имъ такъ мало приходится имѣть дѣло съ деньгами, онѣ такъ мало думаютъ о нихъ, что не имѣютъ случая для подобныхъ деликатностей.

Клэра не могла удержаться отъ мысли, что ей этотъ предметъ представлялся достаточно часто для того, чтобы желать деликатности, если только она была возможна. Но объ этомъ она не сказала, ничего.

— Какой отвѣть пошлёте вы ему, папа? спросила она.

— Совсѣмъ никакого. Зачѣмъ я стану безпокоиться писать ему?

— Я сниму съ васъ это безпокойство.

— А что ты ему напишешь?

— Я попрошу его пріѣхать сюда, какъ онъ предлагаетъ.

— Клэра!…

— Почему же, папа? Онъ наслѣдникъ этого имѣнія и почему же ему нельзя позволить посмотрѣть его? Его содѣйствіе во многомъ могло бы успокоивать васъ. Я не могу говорить вамъ хорошо ли поступаютъ съ вами арендаторы и поселяне, а онъ можетъ, и сверхъ того, мнѣ кажется, у него намѣреніе хорошее. Я не вижу почему намъ ссориться съ нашимъ кузеномъ за то, что онъ наслѣдникъ вашего имѣнія? Это сдѣлалъ не онъ самъ.

Это разсужденіе не имѣло никакого дѣйствія на Эмедроза, но рѣшимость дочери одержала верхъ надъ его безразсудствомъ. Письмо не было написано ни въ этотъ день, ни на другой, но на слѣдующей формальное письмо было послано Клэрой. Отецъ сидѣлъ съ нею пока она писала письмо и чуть не свёлъ её съ ума, обдумывая каждое слово и каждую фразу; наконецъ Клэрѣ такъ опротивѣло ея собственное произведеніе, что она чуть-было не рѣшилась написать другое письмо безъ вѣдома отца; но формальное письмо было отправлено.

"Любезный сэръ,

"Отецъ мой поручилъ мнѣ сказать вамъ, что онъ будетъ радъ принять васъ въ Бельтонскомъ замкѣ въ то время, которое назначили вы сами.

"Искренно вамъ преданная

"КЛЭРА ЭМЕДРОЗЪ".

Это короткое письмо произвело, однако, желаемое дѣйствіе и съ первой почтой былъ полученъ отвѣтъ, что Уилль Бельтонъ будетъ въ замкѣ пятнадцатаго августа.

"Безъ меня могутъ обойтись десять дней, прибавлялъ онъ въ постскриптумѣ, написанномъ фамильярнымъ тономъ, который, повидимому, не сдержала холодность письма кузины, «такъ какъ наша жатва будетъ поздняя; но я долженъ воротиться для работъ за недѣлю передъ охотой за куропатками».

— Бездушно, совершенно бездушно! говорилъ Эмедрозъ, читая это письмо: — говорить о куропаткахъ въ такое время.

Клэра, однако не созналась, что она согласна съ отцомъ, но не могла преодолѣть чувства съ своей стороны, что добродушная веселость кузена къ ней и къ отцу должна бы сдерживаться тономъ ея письма. Впрочемъ, этотъ человѣкъ пріѣдетъ и она не хотѣла судить о нёмъ пока не увидитъ.

Въ одномъ сосѣднемъ домѣ, и только въ одномъ, у миссъ Эмедрозъ была пріятельница, съ которой она былъ коротка, но эта кроткость была скорѣе слѣдствіемъ обстоятельствъ, чѣмъ истинной привязанностью. Клэрѣ нравилась мистриссъ Эскертонъ и она видѣласъ съ нею почти каждый день, но она не могла сказать даже себѣ, что она любитъ свою сосѣдку.

Въ маленькомъ городкѣ Бельтонѣ, возлѣ самой церкви, стоялъ хорошенькій маленькій домикъ, называвшійся Бельтонскимъ коттэджемъ; онъ стоялъ такъ близко къ церкви, что пріѣзжіе всегда принимали его за пасторатъ, но пасторатъ находился за городомъ, за полмилю на дорогѣ въ Редикотъ, и былъ большой домъ въ три этажа, очень безобразный. Тамъ жилъ старый холостой ректоръ лѣтъ семидесяти, очень любившій надолго отлучаться, когда это ему удавалось, и никогда не находившійся въ хорошихъ отношеніяхъ съ своимъ епископомъ. Его два пастора жили въ Редикотѣ, гдѣ была вторая церковь.

Бельтонскій коттэджъ, занимаемый полковникомъ Эскертономъ съ женой, находился на землѣ Эмедроза и былъ нанятъ два года назадъ полковникомъ, который былъ тогда пріѣзжимъ въ этой сторонѣ и совсѣмъ неизвѣстенъ бельтонцамъ. Онъ пріѣхалъ охотиться и причина пріѣзда его была понятна всѣмъ. Даже два года назадъ не находилось ни полезнымъ, ни приличнымъ сохранять охоту только для сына сквайра и она была отдана въ наймы вмѣстѣ съ коттэджемъ полковнику Эскертону. Никто въ окрестностяхъ ничего не зналъ о полковникѣ Эскертонѣ и его женѣ. Эмедронъ съ дочерью сдѣлалъ имъ визитъ и постепенно между Клэрой и мистриссъ Эскертонъ возродилась короткость. Изъ сада Бельтонскаго коттэджа былъ ходъ въ паркъ, такъ что дружескія сношенія были легки, а мистриссъ Эскертонъ была женщина, умѣвшая сдѣлаться пріятной для такой другой женщины, какъ миссъ Эмедрозъ.

Читатель можетъ узнать тотчасъ же, что слухи, неблагопріятные для Эскертоновъ, дошли до бельтонцевъ, когда не прошло еще и шести мѣсяцевъ послѣ ихъ пріѣзда. Въ Таунтонѣ, который былъ въ двадцати миляхъ отъ Бельтона, эти слухи были очень распространены и тамъ находились люди, знавшіе достовѣрно — хотя, вѣроятно, безъ малѣйшей доли правды въ этой достовѣрности — каждую подробность въ исторіи жизни мистриссъ Эскертонъ. Нѣчто тоже дошло до ушей Клэры отъ старика Райта ректора, который очень любилъ сплётни и былъ очень золъ.

— Очень милая женщина, говорилъ ректоръ: — но о ней почти ничего неизвѣстно.

— Извѣстно, что у ней есть мужъ, отвѣчала Клэра съ негодованіемъ, потому-что она никогда не любила Райта.

— Да, кажется, у ней есть мужъ.

Клэра обвинила ректора во лжи, въ злости и клеветѣ и увеличила дружелюбіе къ мистриссъ Эскертонь, но она услыхала нѣчто болѣе объ этомъ въ Перивэлѣ.

— Прежде чѣмъ ты вступишь въ большую короткость съ этой дамой, мнѣ кажется, тебѣ бы слѣдовало узнать кое-что о ней, сказала Клэрѣ мистриссъ Уинтерфильдъ.

— Я знаю, что у ней обращеніе и образованіе порядочной женщины, что она живётъ въ большой любви съ своимъ мужемъ, который преданъ ей. Что же болѣе должна я знать?

— Если ты дѣйствительно знаешь это, ты знаешь многое, отвѣчала мистриссъ Уинтерфильдъ.

— А вы знаете что-нибудь противъ нея, тётушка? спросила Клэра послѣ нѣкотораго молчанія.

Наступило новое молчаніе прежде чѣмъ мистриссъ Уинтерфильдъ отвѣчала:

— Нѣтъ, другъ мой, не могу сказать, чтобы я знала, но мнѣ кажется, что молодыя дѣвицы, прежде чѣмъ вступать въ короткую дружбу, должны быть очень увѣрены въ своихъ друзьяхъ.

— Вы уже сознались, что я знаю многое о ней, отвѣчала Клэра.

На томъ разговоръ и кончился. Клэра знала, что ея тётка не позволитъ себѣ повторить слухи, въ справедливости которыхъ она не увѣрена. Она поняла, что слабость предостереженій ея тётки происходила отъ чувствъ милосердія и нелюбви къ злословію. Клэра продолжала свою короткость съ мистриссъ Эскертонъ, хотя въ разговорѣ этой дамы и въ ея образѣ мыслей не всё удовлетворяло понятію миссъ Эмедрозъ о другѣ.

Полковникъ Эскертонъ былъ пріятный, спокойный мущина, повидимому довольный жизнью, которую онъ вёлъ. На шесть недѣль въ апрѣлѣ и мнѣ онъ отправлялся въ Лондонъ, оставляя мистриссъ Эскертонъ въ коттэджѣ, и это отсутствіе не возбуждало никакого неудовольствія въ его женѣ. Перваго сентября въ коттэджъ пріѣзжалъ другъ и оставался шесть недѣль для охоты, а зимою полковникъ съ женою всегда уѣзжали въ Парижъ на двѣ недѣли. Такова была ихъ жизнь послѣдніе два года и такимъ образомъ — такъ говорила мистриссъ Эскертонъ Клэрѣ — они намѣревались жить пока могутъ оставаться въ Бельтонскомъ коттэджѣ. Общества въ Бельтонѣ они не имѣли и, какъ они говорили, не желали имѣть. Между ними и Райтомъ было знакомство только на словахъ. Женатый пасторъ въ Редикотѣ не позволилъ своей женѣ сдѣлать визитъ мистриссъ Эскертонъ, а неженатый пасторъ нигдѣ не бывалъ, кромѣ какъ въ домахъ бѣдныхъ. Самъ Эмедрозъ не принималъ гостей и не бывалъ въ гостяхъ. Иногда онъ останавливался у калитки сада полковника и повторялъ списокъ своихъ жалобъ, пока его сосѣдъ выслушивалъ ихъ. Но въ Бельтонѣ общества не было и Клэра была единственною особой, съ которой мистриссъ Эскертонъ имѣла сношенія, кромѣ тѣхъ особъ, съ какими она могла имѣть сношенія во время своихъ краткихъ ежегодныхъ поѣздокъ въ Парижъ.

— Разумѣется, вы правы, сказала она, когда Клэра сообщила ей объ ожидаемомъ пріѣздѣ Бельтона. — Если онъ окажется хорошимъ человѣкомъ, вы выиграете многое, а будь онъ дурнымъ человѣкомъ, вы не потеряете ничего. Въ томъ и другомъ случаѣ вы его узнаете и сообразите въ какихъ отношеніяхъ находится онъ къ вамъ, а это уже пріятно само-по-себѣ.

— Но если онъ надоѣстъ папа?

— Въ положеніи нашего папа, душа моя, пріѣздъ всякаго надоѣстъ ему, по-крайней-мѣрѣ онъ такъ скажетъ, хотя я нисколько не сомнѣваюсь, что это развлеченіе будетъ для него пріятнѣе, даже чѣмъ для васъ.

— Не могу сказать, чтобы для меня это было большое развлеченіе.

— Не развлеченіе въ пріѣздѣ молодого человѣка? Не оскорбляя ваше чувство приличія, позвольте мнѣ сказать, что это невозможно. Разумѣется, онъ ѣдетъ посмотрѣть не можетъ ли онъ устроить дѣло, женившись на васъ.

— Какой вздоръ, мистриссъ Эскертонъ!

— Очень хорошо, пусть это будетъ вздоръ, но почему ему не думать этого? Онъ именно долженъ это сдѣлать. У него нѣтъ жены и, на сколько мнѣ извѣстно, у васъ нѣтъ жениха.

— Конечно, жениха у меня нѣтъ.

— Въ нашемъ благочестивомъ племянникѣ въ Перивэлѣ, кажется, нѣтъ никакого толку.

— Я желала бы, мистриссъ Эскертонъ, чтобы вы не говорили о капитанѣ Эйльмерѣ такимъ образомъ. Я не знаю ни одного человѣка, который нравился бы мнѣ столько или по-крайней-мѣрѣ болѣе капитана Эйльмера, но я терпѣть не могу, что ни одна дѣвушка не можетъ быть знакома съ неженатымъ мущиной безъ того, чтобы его не считали женихомъ и чтобы не слышать злыя замѣчанія такого рода.

— Я надѣюсь, что вамъ понравится этотъ гораздо больше. Подумайте, какъ было бы мило остаться хозяйкой прежняго дома и опять носить старинное фамильное имя! Будь я на вашемъ мѣстѣ, я рѣшила бы непремѣнно не отпускать его отсюда до-тѣхъ-поръ, пока не положу его къ моимъ ногамъ.

— Если вы будете продолжать такимъ образомъ, я никогда не буду говорить съ вами о нёмъ…

— Или, лучше сказать, не къ моимъ ногамъ — потому-что мущины бросили этотъ смиренный способъ объясняться въ любви по-крайней-мѣрѣ уже двадцать лѣтъ — но я не знаю, не выиграли ли женщины этой перемѣною въ мущинѣ.

— Такъ какъ я знаю, что васъ ничто не остановить, такъ какъ, вы разъ принялись за это, то я уйду, сказала Клэра. — И пока этотъ человѣкъ не пріѣдетъ и не уѣдетъ, я не упомяну его имя при васъ.

— Пусть будетъ такъ, отвѣчала мистриссъ Эскертонъ: — но такъ какъ я обѣщаю ничего не говорить о нёмъ болѣе, то вамъ не нужно уходить.

Однако Клэра встала и ушла.

УИЛЛЬ БЕЛЬТОНЪ.

Бельтонъ пріѣхалъ въ замокъ и о его пріѣздѣ болѣе не говорилось въ коттэджѣ. Клэра часто видѣлась съ мистриссъ Эскертонъ въ это время, но эта дама сдержала своё обѣщаніе почти къ досадѣ Клэры, потому-что она — хотя ей дѣйствительно не нравилось предположеніе, что ея кузенъ пріѣзжаетъ съ видами на неё однако чувствовала достаточно любопытства относительно его, чтобы желать говорить о нёмъ. Отецъ часто говорилъ о Бельтонѣ при дочери; разъ двѣнадцать повторялъ онъ, что это человѣкъ бездушный, когда вздумалъ пріѣхать къ нимъ въ такое время и всегда говорилъ о своёмъ родственникѣ въ такихъ выраженіяхъ, какъ-будто этотъ человѣкъ былъ виноватъ въ большой несправедливости тѣмъ, что былъ наслѣдникомъ имѣнія. Но тѣмъ не менѣе онъ хлопоталъ о комнатѣ, въ которой Бельтонъ долженъ былъ спать, о пищѣ, которую Бельтонъ долженъ былъ ѣсть, и особенно о винѣ, которое Бельтонъ долженъ былъ пить. Что онъ сдѣлаетъ съ виномъ? Запасъ вина въ бельтонскомъ погребѣ былъ весьма не великъ. Самъ сквайръ выпивалъ каждый день рюмки двѣ портвейна и у него оставалось довольно стараго и дорогого вина на всю остальную его жизнь, и время отъ времени изъ Таунтона выписывался хересъ, но Эмедрозъ думалъ, что Уилль Бельтонъ захочетъ шампанскаго и клэрета, и онъ продолжалъ повторять безпрестанныя жалобы, что этотъ человѣкъ ничѣмъ не лучше обыкновеннаго фермера.

— Я не сомнѣваюсь, что онъ любитъ пиво, сказала Клэра.

— Пиво! повторилъ ея отецъ и остановился какъ бы сомнѣваясь, что лучше: презирать ли родственника за такой низкій вкусъ или поднять на смѣхъ мнѣніе дочери, что домашнее затрудненіе могло такъ удобно разрѣшиться.

Наконецъ насталъ день пріѣзда и Клэра пришла въ волненіе, хотя твёрдо рѣшилась не волноваться. Она сообщила теткѣ въ письмѣ о предполагаемомъ посѣщеніи, а мистриссъ Уинтерфильдъ выразила своё одобреніе, говоря, что она надѣется, что это поведётъ къ хорошимъ послѣдствіямъ. О какихъ хорошихъ послѣдствіяхъ могла думать ея тётка? Единственное хорошее послѣдствіе, конечно, будетъ то, что такіе близкіе родственники познакомятся другъ съ другомъ. Къ чему суетиться для такого гостя? Но всё-таки Клэра, хотя не суетилась наружно, знала, что внутренно она была не такъ спокойна, какъ желала бы быть.

Онъ пріѣхалъ въ пять часовъ въ гигѣ изъ Таунтона. Въ Бельтонѣ обыкновенно обѣдали въ пять, по въ этотъ день обѣдъ былъ отложонъ до шести, въ надеждѣ, что кузенъ по-крайней-мѣрѣ явится къ этому часу. Эмедрозъ произносилъ различныя жалобы на бездушіе своего гостя, зачѣмъ онъ не написалъ въ которомъ часу пріѣдетъ, и очевидно имѣлъ намѣреніе жаловаться еще больше, если онъ не явится прежде шести, но это было прервано стукомъ колёсъ. Эмедрозъ съ дочерью сидѣли въ маленькой гостиной, которая выходила къ передней сторонѣ дома, и Эмедрозъ сидя на своемъ обыкновенномъ креслѣ около окна, могъ видѣть пріѣздъ. Минуты двѣ онъ оставался спокойно на своемъ креслѣ, какъ-будто не позволяя такому незначительному обстоятельству, какъ пріѣздъ Бельтона, безпокоитъ его; но онъ не могъ выдержать этого надменнаго равнодушія, и прежде чѣмъ Бельтонъ вышелъ изъ гига, онъ выбѣжалъ въ переднюю.

Клэра почти безсознательно послѣдовала за отцомъ и скоро пожимала руку высокому мущинѣ, съ широкими плечами, съ блестящими, быстрыми, сѣрыми глазами, большимъ ртомъ, зубами почти слишкомъ совершенными и красивымъ носомъ, съ густыми, короткими темно-русыми волосами и небольшими бакенбардами, которые доходили только до половины щекъ — мущинѣ, положительно красивымъ, съ румянымъ лицомъ, но всё-таки можетъ быть съ грубоватостью фермера. Но Клэра тотчасъ почувствовала, что она никогда не видала болѣе добродушной физіономіи.

— Такъ вы та дѣвочка, которую я помню, когда былъ мальчикомъ у Фолліота?

Голосъ его быль чистъ и нѣсколько громокъ, но звучалъ очень пріятно въ этомъ старомъ домѣ.

— Да, я та дѣвочка, отвѣчала Клэра, улыбаясь.

— Боже, Боже! и этому уже двадцать лѣтъ! сказалъ онъ.

— Но вамъ не слѣдуетъ напоминать мнѣ объ этомъ, мистеръ Бельтонъ.

— Не слѣдуетъ? Почему же?

— Потому-что это показываетъ какъ я стара.

— Ахъ, да! конечно; но здѣсь нѣтъ никого. Какъ хорошо я помню эту комнату и эту старую башню! Это ни крошечки не перемѣнилось.

— Для наружныхъ глазъ можетъ быть, сказалъ сквайръ.

— Я это и хочу сказать. Итакъ, у васъ еще косятъ сѣно. А нашъ сѣнокосъ кончился уже три недѣли назадъ. Я не зналъ, что у васъ въ паркѣ есть луга…

Тутъ онъ дотронулся до больнаго мѣста мистера Эмедроза, но не примѣтилъ этого; а когда сквайръ пробормоталъ что-то объ арендаторѣ и о неудобствѣ держать землю въ своихъ рукахъ, Бельтонъ продолжалъ бы говорить объ этомъ предметѣ, если бы Клэра не перемѣнила разговоръ. Сквайръ горько жаловался на это Клэрѣ, когда они остались одни, говоря, что это было очень бездушно.

У ней былъ свой планъ, чтобы сказать нѣсколько словъ кузену при первомъ случаѣ, когда они будутъ вдвоёмъ, и она устроила такъ, чтобы это случилось черезъ полчаса послѣ его пріѣзда, когда онъ шолъ черезъ переднюю въ свою комнату.

— Мистеръ Бельтонъ, сказала она: — я увѣрена, что вы не примете въ дурную сторону, если я тотчасъ воспользуюсь родственнымъ преимуществомъ и объясню вамъ нашъ образъ жизни. Мой милый батюшка не очень крѣпкаго здоровья.

— Онъ очень измѣнился съ тѣхъ поръ, какъ я видѣлъ его въ послѣдній разъ.

— О, да! Подумайте обо всёмъ, что онъ перенёсъ! Дѣло въ томъ, мистеръ Бельтонъ, что мы не такъ богаты, какъ прежде, и принуждены жить очень тихо. Вамъ это всё равно?

— Кому? мнѣ?

— Вы очень добры, что пріѣхали навѣстить насъ издалека…

— Я проѣхалъ бы въ три раза дальше.

— Но вы должны примириться съ нашимъ образомъ жизни. Дѣло въ томъ, что мы очень бѣдны.

— Вотъ именно, что я хотѣлъ знать. Нельзя же въ письмѣ дѣлать такой вопросъ; но я былъ увѣренъ, что я узнаю это, когда пріѣду.

— Вы видите, что вы это уже узнали.

— А бѣдности я не приписываю большой важности для молодыхъ людей, но оно неудобно, когда человѣкъ становится старъ. Теперь я желаю знать, нельзя ли что-нибудь сдѣлать?

— Одно, что можно сдѣлать, это — быть ласковымъ съ нимъ. Онъ долженъ былъ отдать паркъ въ аренду мистеру Стови и не любить говорить объ этомъ.

— Но если объ этомъ не говорить, какъ же это поправить?

— Это нельзя поправить.

— Мы посмотримъ. Но я буду съ нимъ ласковъ — вы увидите. И я вотъ что вамъ скажу: я и съ вами буду ласковъ, тоже, если вы мнѣ позволите. У васъ нѣтъ теперь брата…

— Да, сказала Клэра: — у меня нѣтъ теперь брата.

Бельтонъ смотрѣлъ прямо ей въ лицо и видѣлъ, что глаза ея туманились слезами.

— Я буду вашимъ братомъ, сказалъ онъ: — вы увидите. Я всегда говорю то, что думаю. Я буду вашимъ братомъ.

Онъ ласково взялъ ея руку и показывалъ ей, что онъ нисколько её не боится. Онъ былъ нѣсколько грубоватъ въ своёмъ обращеніи, говорилъ такія вещи, которыя отецъ ея назвалъ бы неделикатными и бездушными, какъ-будто это не стоило ему никакихъ усилій, и тотчасъ поставилъ себя почти въ высшее положеніе. Клара думала, что ея кузенъ-фермеръ, несмотря на превосходство своихъ надеждъ, какъ наслѣдника имѣнія, подчинится ея намёкамъ съ безмолвнымъ согласіемъ; но вмѣсто того онъ повидимому приготовился взять на себя главную роль въ пьесѣ, которая должна была разыгрываться между ними.

— Такъ это будетъ? говорилъ онъ, всё держа её за руку.

— Вы очень добры.

— Я буду болѣе чѣмъ добръ, я буду нѣжно любить васъ, если вы позволите. Кровь гуще воды, а у васъ теперь нѣтъ никого ближе меня. Я не вижу, почему влмъ быть бѣдными, когда долги заплачены.

— Папа долженъ былъ занять денегъ на свой пожизненный доходъ съ этого имѣнія.

— Вотъ это нехорошо! Нужды нѣтъ. Мы посмотримъ, не можемъ ли мы сдѣлать что-нибудь, а пока не обращайтесь со мною какъ съ чужимъ. Для меня всё годится. Господи помилуй! вы увидите какъ я бываю иногда неприхотливъ! Я могу ѣсть ветчину съ бобами; мало того, я могу и обойтись безъ нихъ, если ихъ нѣтъ.

— Намъ лучше теперь приготовиться къ обѣду. Я всегда одѣваюсь, потому-что папа это любитъ.

Она сказала это для того, чтобы кузенъ её понялъ, что онъ долженъ переодѣться, потому-что отцу ея было бы непріятно, если бы его гость сѣлъ обѣдать такъ безцеремонно. Уилль Бельтонь не очень былъ догадливъ на намёки, но это онъ понялъ и сдѣлалъ необходимую перемѣну въ своёмъ тоалетѣ.

Вечеръ былъ длиненъ и скученъ и ничего не случилось достойнаго замѣчанія, кромѣ удивленія, обнаруженнаго Эмедрозомъ, когда Бельтонъ назвалъ его дочь по имени, это онъ сдѣлалъ безъ малѣйшей нерѣшимости, какъ-будто это было самое естественное дѣло на свѣтѣ. Она была его кузина, а родственники, разумѣется, должны называть другъ друга такимъ образомъ. Зоркіе глаза Клэры немедленно примѣтили неудовольствіе отца, но Бельтонъ ничего этого не примѣтилъ. Сквайръ воспользовался первымъ случаемъ назвать его мистеромъ Бельтономъ съ особеннымь выраженіемъ; но это было потеряно для Уилля, который пять разъ въ слѣдующія пять минутъ называлъ «Клэру», какъ-будто они были уже въ самыхъ короткихъ отношеніяхъ. Она отвѣчала бы ему такимъ же образомъ и охотно назвала бы его Уиллемъ, если бы не боялась оскорбить отца.

Эмедрозъ объявилъ о своемъ намѣреніи приходить къ утреннему чаю во время пребыванія кузена и въ половинѣ десятаго былъ уже въ столовой. Клэра еще прежде была тамъ, но не видала кузена. Онъ вошолъ въ комнату немедленно тотчасъ послѣ ея отца, держа въ рукѣ шляпу и отирая потъ со лба.

— Вы гуляли, мистеръ Бельтонъ? сказалъ сквайръ.

— Всё обошонъ кругомъ, сэръ. Я не остаюсь въ постели послѣ шести часовъ ни зимой, ни лѣтомъ. Какая польза лежать въ постели когда выспался?

— Въ этомъ-то и вопросъ, сказала Клэра: — если успѣешь выспаться до шести часовъ.

— Женщинамъ, разумѣется, нужно больше спать, чѣмъ мущинамъ: Мущина, если хочетъ извлечь пользу изъ своей земли, долженъ выходить рано. Трава ростётъ сама по ночамъ, но какъ только разсвѣтаетъ за ней необходимъ присмотръ.

— Не думаю, чтобы здѣшней травѣ это принесло большую пользу, плачевно сказалъ сквайръ.

— Здѣсь столько же, какъ и вездѣ. Я хотѣлъ бы сказать кое-что объ этомъ.

Онъ сѣлъ за столь и игралъ ножомъ и вилкою.

— Я думаю, сэръ, что вы не извлекаете изъ вашего парка всей пользы, какую могли бы извлечь.

— Лучше не говорить объ этомъ, сказалъ сквайръ.

— Конечно, я не буду, если вы не желаете; но, честное слово, вамъ слѣдовало бы быть осмотрительнѣе, право такъ.

— Въ какомъ отношеніи? спросила Клэра.

— Если отецъ вашъ не хочетъ самъ держать землю, онъ долженъ отдать её въ аренду такому человѣку, который бы сберегалъ её, а не истреблялъ каждый годъ, какъ этотъ. Я говорилъ съ Стови и онъ хочетъ дѣлать такъ.

— Здѣсь никого нѣтъ кто могъ бы положить деньги на землю, сердито сказалъ сквайръ.

— Такъ вамъ нужно поискать въ другомъ мѣстѣ кого-нибудь — вотъ и всё. Я вотъ что скажу вамъ, мистеръ Эмедрозъ, я самъ за это возьмусь.

Въ это время онъ положилъ себѣ два куска холодной баранины и ѣлъ и разговаривалъ съ равной энергіей.

— Объ этомъ нечего и говорить, сказалъ сквайръ.

— Я не вижу почему. Это было бы лучше для васъ и лучше для меня, если это помѣстье современемъ будетъ моимъ.

Услышавъ это, сквайръ задрожалъ, но не сказалъ ничего. Этотъ страшный человѣкъ былъ такъ ужасно говорливъ, что бѣдный старикъ рѣшительно не поспѣвалъ возражать ему, даже повторить о своёмъ желаніи, чтобы объ этомъ болѣе не говорить.

— Я скажу вамъ что я сдѣлаю, продолжалъ Бельтонъ: — здѣсь всего-на-всего полтораста десятинъ. Я дамъ вамъ одинъ фунтъ и шесть пенсовъ за десятину и не стану косить травы въ паркѣ, да и за паркомъ тоже не болѣе того, сколько потребуется на кормъ скота зимой.

— И бросите замокъ Плэстоу? спросила Клэра.

— Сохрани Богъ! нѣтъ. Тамъ у меня девятьсотъ десятинъ и почти всѣ подъ плугомъ. Я разсчиталъ, что мнѣ будетъ стоить тысячу фунтовъ удобрить здѣшнюю землю. Я буду пріѣзжать сюда раза два въ годъ и по-крайней-мѣрѣ ворочу свои деньги, если не съ прибылью.

Эмедрозъ былъ удивлёнъ. Этотъ человѣкъ провёлъ въ его домѣ только одну ночь и предлагалъ избавить его отъ всѣхъ хлопотъ. Это предположеніе совсѣмъ ему не нравилось. Онъ не хотѣть, чтобы его обвиняли, что онъ самъ не умѣлъ такъ хорошо устроить свои дѣла, какъ другіе могутъ устроить для него. Онъ не желалъ дѣлать никакой перемѣны, хотя вспомнилъ тотчасъ свой гнѣвъ противъ фермера Стови на счетъ сѣнокоса. Онъ не желалъ, чтобы наслѣдникъ немедленно получалъ выгоды съ помѣстья, но онъ не имѣлъ достаточно твёрдости, чтобы принять это предположеніе рѣшительнымъ отказомъ.

— Я не могу освободиться отъ Стови такимъ образомъ, сказалъ онъ жалобнымъ тономъ.

— Я уже всё устроилъ съ Стови, сказалъ Бельтонь: — онъ будетъ радъ отказаться за двадцать фунтовъ, которые я ему заплачу. Онъ не имѣетъ средствъ положить деньги на эту землю и не получитъ никакой выгоды — онъ это знаетъ. Съ Стови не будетъ никакихъ затрудненій.

Въ двѣнадцать часовъ въ этотъ день Стови пришолъ въ домъ и отказался отъ земли. Она была отдана въ аренду Уилльяму Бельтону съ прибавочной платой сорока фунтовъ въ годъ, и онъ уже сдѣлалъ распоряженіе на счотъ своего арендаторства. Стови заплатилъ двадцать фунтовъ и сдѣлка была кончена. Эмедрозъ сидѣлъ на своёмъ креслѣ въ изумленіи, въ смятеніи — и какъ онъ самъ объявлялъ — оскорбленный, оскорбленный вполнѣ поспѣшностью молодого человѣка. Можетъ быть это было къ лучшему — онъ не зналъ; онъ совсѣмъ не былъ увѣренъ. Но такая торопливость въ такомъ дѣлѣ, при настоящихъ обстоятельствахъ, была очень неделикатна, чтобы не сказать болѣе. Онъ сердился на себя за то, что уступилъ, сердился на Клэру за то, что она допустила его сдѣлать это.

— Конечно, это немного значитъ, сказалъ онъ наконецъ: — разумѣется, скоро всё это достанется ему.

— Но, папа, мнѣ кажется и для васъ это лучше: у васъ будетъ больше денегъ.

— Деньги не значатъ всё, моя милая.

— Но вамъ пріятнѣе имѣть здѣсь мистера Бельтона, нашего родственника, чѣмъ мистера Стови.

— Не знаю. Мы посмотримъ. Дѣло теперь сдѣлано и не къ чему жаловаться. Я долженъ сказать, что онъ не выказалъ большой деликатности.

Въ этотъ день Бельтонъ просилъ Клэру пойти съ нимъ гулять. Онъ опять обошолъ всё, сдѣлалъ планъ, разсчиталъ свои выгоды и невыгоды.

— Если вамъ не непріятно потаскаться вездѣ, сказалъ онъ: — я покажу вамъ всё, что я намѣренъ сдѣлать.

— Но я не желаю имѣть здѣсь никакихъ перемѣнъ, мистеръ Бэльтонъ, сказалъ Эмедрозь, стараясь придать достоинство своему обращенію: — я не желаю, чтобы передвигали заборъ или что-нибудь въ этомъ родѣ.

— Ничего не будетъ сдѣлано, сэръ, безъ вашего одобренія. Я буду дѣйствовать такъ, какъ вашъ… управляющій.

Онъ хотѣлъ сказать «сынъ», но вспомнилъ о судьбѣ своего кузена Чарльза во-время, чтобы не произнести мучительнаго слова.

— Я желаю, чтобы ничего не было сдѣлано, сказалъ Эмедрозъ.

— И ничего не будетъ сдѣлано. Мы только поправимъ заборы для скота, а другое всё оставимъ какъ есть. Но можетъ быть Клэра всё-таки пойдетъ со мною.

Клэра была готова идти и уже надѣла шляпу и взяла зонтикъ.

— Вашъ отецъ немножко раздражителенъ, сказалъ Бельтонъ, когда они вышли изъ дома.

— Можете ли вы этому удивляться, когда вспомните всё, что онъ вынесъ?

— Я не удивляюсь этому нисколько, я не удивляюсь и тому, что онъ терпѣть не можетъ меня.

— Я этого не думаю, мистеръ Бельтонъ.

— О да! Разумѣется, онъ меня терпѣть не можетъ. Я наслѣдникъ этого имѣнія вмѣсто васъ: естественно, что онъ не полюбилъ меня; но я это перенесу — вы увидите. Я заставлю его такъ полюбить меня, что онъ всегда захочетъ видѣть меня здѣсь. Маленькое нерасположеніе сначала для меня не значитъ ничего.

— Вы удивительный человѣкъ, мистеръ Бельтонъ!

— Я желалъ бы, чтобы вы не называли меня мистеромъ Бельтономъ; но, разумѣется, вы должны поступать въ этомъ какъ хотите. Если мнѣ удастся заставить его называть меня Уиллемъ, я полагаю, вы тоже будете называть меня такъ?

— О, да! тогда я буду.

— Это все равно какъ называютъ человѣка — не правда ли? только пріятно находиться въ дружескихъ отношеніяхъ съ своими друзьями. Я полагаю, вамъ непріятно зачѣмъ я называю васъ Клэра?

— Теперь, когда вы начали, вамъ лучше продолжать.

— Я такъ и намѣренъ. Я поставилъ себѣ за правило никогда не пятиться назадъ. Отецъ вашъ жалѣетъ зачѣмъ онъ согласился отдать мнѣ землю; но теперь я не допущу его отказаться. И вотъ что я вамъ скажу. Несмотря на то, что онъ говоритъ, я всё устрою иначе въ нынѣшнемъ же году. Здѣсь бездна лѣса, который надо вывезти изъ плантаціи, во многихъ мѣстахъ надо вырвать корни совсѣмъ: эти вещи всегда оплатятся сами, если умѣешь за нихъ взяться. Всякое добро, сдѣланное на этомъ свѣтѣ, всегда оплачивается.

Клэра часто вспоминала эти слова впослѣдствіи, когда думала о характерѣ своего кузена.

— Но вы не должны оскорблять моего отца даже и для пользы, сказала она.

— Понимаю. Я не стану наступать ему на ноги. Откуда вы достаёте молоко и масло?

— Покупаемъ.

— Вѣрно у Стови.

— Да, отъ мистера Стови, въ счетъ арендной платы.

— Жить въ деревнѣ и покупать молоко! Я скажу вамъ что я сдѣлаю. Я подарю вамъ корову — это будетъ мой маленькій подарокъ вамъ.

Онъ не сказалъ ничего болѣе о важномъ подаркѣ, къ которому поведётъ этотъ — о травѣ для коровы; но Клэра поняла и сказала:

— О мистеръ Бельтонъ! намъ лучше оставить это.

— Но мы не оставимъ. Я обязался не дѣлать ничего напротивъ вашему отцу, но я не давалъ такого обѣщанія относительно васъ. Черезъ нѣсколько дней у васъ будетъ корова. Какое это хорошенькое мѣстечко! Мнѣ такъ нравятся эти скалы, это такъ пріятно послѣ плоской мѣстности.

— Это красивое мѣсто.

— Очень красиво. Вы не можете себѣ представить какъ безобразенъ Плэстоу. Теперь тамъ болотъ нѣтъ, а прежде были, и совсѣмъ плоская равнина. И есть большой ровъ двадцать футовъ ширины, и множество маленькихъ рвовъ. А поля всѣ квадратныя. Заборовъ нѣтъ и почти ни одного дерева.

— Какую картину нарисовали вы! Я совершила бы самоубійство, если бы жила тамъ.

— Нѣтъ, если бы у васъ было столько дѣла, сколько у меня.

— А домъ каковъ?

— Домъ довольно хорошъ — старинный замокъ съ высокими кирпичными трубами и огромными квадратными окнами. Домъ довольно хорошъ, только онъ стоитъ посреди хуторнаго двора. Я сказалъ, что деревьевъ нѣтъ, однако есть аллея.

— Это уже что-нибудь.

— Это былъ старинный фамильный замокъ и въ то время бывали аллеи, только она не ведётъ теперь къ дому, а идётъ бокомъ ко двору, такъ что прежде вѣрно всё было иначе. Въ царствованіе Елисаветы замокъ Плэстоу принадлежалъ какимъ-то католикамъ, которые разорились и потомъ Гоуарды купили его. Вотъ вся исторія. Только я не очень интересуюсь подобными вещами.

— И теперь это имѣніе ваше?

— Моё и моего дѣда; я плачу ему аренду за его часть. Онъ пасторъ и живетъ въ Линкольнширѣ и недалеко.

— И вы живёте одинъ въ этомъ большомъ домѣ?

— Я живу съ своей сестрой. Вы слышали о Мэри?

Клэра вспомнила, что была миссъ Бельтонъ, бѣдное болѣзненное существо съ искривленной спинной костью и горбатое, о которой ей слѣдовало бы освѣдомиться.

— О да, разумѣется! сказала Клэра: — надѣюсь, что ей лучше, чѣмъ было въ то время, когда мы слышали о ней.

— Ей никогда не будетъ лучше, но и не гораздо хуже. Мнѣ кажется, что она становится слабѣе. Она старше меня двумя годами; но вамъ она покажется старухой, когда вы взглянете на неё.

Цѣлые полчаса говорили они о Мэри Бельтонъ, осматривая каждый уголокъ въ паркѣ. Бельтонъ, разговаривая, не выпускалъ изъ вида дѣла и Клэра примѣтила сколько палокъ отбросилъ онъ дорогою, сколько камней швырнулъ на одну сторону и какъ внимательно примѣчалъ проломы въ заборѣ. Но онъ всё говорилъ о своей сестрѣ, клянясь, что она настоящее золото, и наконецъ отёръ слёзы, навернувшіяся на глазахъ, когда онъ говорилъ о ея болѣзни.

— А мнѣ кажется ей лучше, чѣмъ намъ, сказалъ онъ, потому что она такъ добра.

Клара начала жалѣть зачѣмъ она съ самаго начала не называла его Уиллемъ, потому что онъ очень ей нравился. Онъ именно былъ такой человѣкъ, какого пріятно имѣть кузеномъ — истиннымъ любящимъ кузеномъ, твёрдымъ, самоувѣреннымъ, немножко тираномъ, какъ слѣдуетъ быть мущинѣ съ своими родственниками, и съ которымъ, сверхъ того, она могла позволить себѣ обращаться фамильярно, не подвергаясь опасности, что онъ станетъ ухаживать за рею. Она ясно видѣла его характеръ и говорила себѣ, что понимаетъ его вполнѣ. Онъ былъ сокровище-кузенъ и она начала называть его Уиллемъ такъ скоро, какъ только возможно.

Наконецъ они подошли къ калиткѣ, которая вела въ садъ полковника Эскертона, и тутъ въ саду у самой калитки они нашли мистриссъ Эскертонъ: должно быть она поджидала ихъ, или по-крайней-мѣрѣ поджидала Клэру, чтобы узнать, какъ ея пріятельница обращается съ своимъ кузеномъ. Она тотчасъ подошла къ калиткѣ и была представлена Клэрой мистеру Бельтону. Мистеръ Бельтонъ поклонился и неловко что-то пробормоталъ; онъ какъ-будто потерялъ на минуту своё самообладаніе. Мистриссъ Эскертонъ была очень любезна съ нимъ; а она умѣла быть и любезной и нелюбезной. Она говорила о мѣстоположеніи и красотѣ стараго парка, о скучныхъ людяхъ, окружавшихъ ихъ, такъ что, наконецъ, мистеръ Бельтонъ опять оправился.

— Здоровъ ли полковникъ Эскертонъ? спросила Клэра.

— Онъ дома. Хотите видѣть его? Онъ, по обыкновенію, читаетъ французскій романъ; онъ только этимъ и занимается лѣтомъ. А вы читаете когда-нибудь французскіе романы, мистеръ Бельтонъ?

— Я вообще очень мало читаю и только по-англійски.

— А! стало быть у васъ есть занятіе въ жизни.

— Кажется… то есть если подъ занятіемъ вы подразумѣваете доставать насущный хлѣбъ. Человѣкъ, имѣющій на рукахъ тысячу десятинъ земли, не имѣетъ много времени для французскихъ романовъ, даже если онъ умѣетъ читать по-французски, а я не умѣю.

— Но вы не всегда же на работѣ на вашей фермѣ?

— Почти постоянно, мистриссъ Эскертонъ; потомъ я бываю на охотѣ?

— Вы охотникъ?

— Всѣ, живущіе въ деревнѣ, охотники болѣе или менѣе.

— Полковникъ Эскертонъ много охотится. Ему отдана бельтонская охота. Я увѣренъ, что онъ будетъ въ восторгѣ, если вы пріѣдете сюда въ сентябрѣ. Но послѣ Норфолька вамъ не понравится охота за куропатками въ Сомерсетширѣ.

— Я не вижу почему охота не можетъ быть и здѣсь также хороша.

— Полковникъ Эскертонъ находитъ, что здѣсь очень много дичи.

— Я думаю дичь сберечь легко, если умѣютъ за это взяться.

— У полковника Эскертона очень хорошій смотритель и онъ много истратилъ съ-тѣхъ-поръ, какъ пріѣхалъ сюда.

— Я самъ главный смотритель, сказалъ Бельтонъ: — и былъ бы имъ, если бы это мѣсто принадлежало мнѣ.

Что-то въ тонѣ мистриссъ Эскертонъ не понравилось ему и оскорбило его, или можетъ быть онъ находилъ, что она слишкомъ важничала тѣмъ, что бельтонская охота была отдана ея мужу за тридцать фунтовъ въ годъ.

— Я надѣюсь, что вы не намѣреваетесь насъ выгнать, сказала мистриссъ Эскертонъ, смѣясь.

— Я не имѣю права ни выгонять, ни впускать никого, сказалъ онъ. — Мнѣ нѣтъ до этого никакого дѣла.

Клэра, примѣтивъ, что дѣло идётъ не весьма пріятно между ея старымъ и новымъ другомъ, подумала, что лучше уйти. Бельтонъ, уходя, приподнялъ шляпу и Клэра не могла удержаться отъ мысли, что онъ не только очень хорошъ собой, по что онъ очень похожъ на джентльмэна, несмотря на своё фермерское занятіе.

— Приходите ко мнѣ завтра, Клэра, душечка, сказала мистриссъ Эскертонъ. — Не забывайте какую скучную жизнь я веду.

Клэра сказала, что она придётъ.

— Я буду очень рада видѣть мистера Бельтона, если онъ придётъ прежде чѣмъ оставитъ васъ.

На это Бельтонъ опять приподнялъ шляпу и пробормоталъ нѣсколько вѣжливыхъ словъ; но это послѣднее бормотанье не походило на первое, потому что онъ совершенно возвратилъ присутствіе духа.

— Вы какъ-будто не совсѣмъ хорошо сошлись съ моей пріятельницей, сказала Клэра смѣясь, когда они повернули отъ коттэджа.

— Ну нѣтъ, то есть не особенно хорошо и не особенно дурно. Сначала я принялъ её за другую даму, которую я зналъ давно и думалъ объ этой другой въ то время.

— А какъ звали эту другую даму?

— Я даже теперь не могу вспомнить.

— Мистриссъ Эскертонъ была миссъ Олифантъ.

— Ту звали не такъ. Но, независимо отъ этого, она не можетъ быть та. Та другая дама вышла за мистера Бердмора.

— Мистера Бердмора!

Повторяя это имя, Клэра была убѣждена, что она слышала его прежде вмѣстѣ съ именемъ мистрцссъ Эскертонъ, или она слышала какъ произносили имя Бердмора, или видѣла его написаннымъ, или какимъ-то образомъ о нёмъ говорили при мистриссъ Эскертонъ, но болѣе она не могла припомнить,

— Да, сказалъ Бельтонъ: — за мистера Бердмора. Я зналъ его больше чѣмъ её, хотя и его зналъ очень мало. Это была дѣвушка довольно вѣтреная и друзья ея очень сожалѣли о ней. Но, кажется, они оба умерли или развелись, или съ ними сдѣлалось какое-то другое несчастье.

— А мистриссъ Эскертонъ похожа на ту вѣтреную дѣвицу?

— Нѣсколько. Я не помню какова была эта вѣтреная дѣвица, но что-то въ этой женщинѣ напомнило мнѣ о ней. Её звали Виго; теперь я вспомнилъ — миссъ Виго. Этому уже лѣтъ девять или десять, я былъ тогда почти еще мальчикъ.

— Её звали Олифантъ.

— Не думаю, чтобы онѣ имѣли какое-нибудь отношеніе другъ къ другу. Мнѣ было досадно зачѣмъ она говорила такъ объ охотѣ. Платятъ какіе-нибудь тридцать или сорокъ фунтовъ въ годъ, а воображаютъ будто это то же самое, что имѣть свою собственность. Я зналъ человѣка, который говорилъ о своёмъ замкѣ, потому что купилъ право на охоту въ лѣсу и маленькую ферму около замка. Это всё какіе-нибудь лавочники изъ Лондона, водочники, пивовары и тому подобное.

— Ну, мистеръ Бельтонъ, я не знала, что вы можете быть такъ сердиты!

— Ужъ когда я разсержусь, такъ разсержусь! Но я еще не разсердился.

— И надѣюсь, что этого не будетъ, пока вы останетесь въ Сомерсетширѣ.

— Я за это не поручусь. Вотъ пустая телега Стони стоитъ тамъ, гдѣ стояла вчера, а онъ обѣщалъ взять её сегодня до трёхъ часовъ. Я разсержусь на него, если онъ будетъ такъ неосмотрителенъ.

Было около шести часовъ, когда они воротились домой и Клэра удивилась, узнавъ, что она три часа гуляла съ своимъ кузеномъ. Конечно, это было очень пріятно. Обыкновенной спутницей въ прогулкахъ Клэры, когда она имѣла спутницу, была мистриссъ Эскертонъ; но мистриссъ Эскертонъ не любила ходить пѣшкомъ, она обыкновенно гуляла по саду часъ или два, но даже и такая спутница была лучше для Клэры, чѣмъ совершенное одиночество; а теперь её таскали по всему парку черезъ кустарникъ калитки до того, что она устала и проголодалась и была счастлива.

— О папа; сказала она: — какъ славно мы гуляли!

— Я думалъ, что мы должны были обѣдать въ пять часовъ, отвѣчалъ онъ тихимъ, жалобнымъ голосомъ.

— Нѣтъ, папа, право вы сказали въ шесть.

— Это было вчера.

— Вы сказали, что мы будемъ обѣдать въ шесть, пока мистеръ Бельтонъ здѣсь.

— Очень хорошо; если такъ должно быть, то пусть будетъ.

— Надѣюсь, что это не для меня, сказалъ Уилль. — Я буду обѣдать, сэръ, въ тотъ часъ, въ какой вы дадите мнѣ обѣдъ. Если во мнѣ есть что сильное, то это мой аппетитъ.

Когда Клэра пошла въ комнату отца въ этотъ вечеръ, она разсказала ему что мистеръ Бельтонъ говорилъ объ охотѣ, зная, что чувства ея отца будутъ согласны съ тѣми чувствами, какія выразилъ ея кузенъ. Разумѣется, это подало поводъ Эмедрозу опять заворчать и сказать, что Бельтонъ хочетъ взять себѣ и охоту, такъ какъ взялъ ферму. Но всё-таки дѣйствіе, которое Клэра намѣрена была произвести, было произведено, и прежде чѣмъ она оставила его, онъ рѣшительно объявилъ, что и охота и земля должны быть въ однѣхъ рукахъ.

— Я увѣрена, что мистеръ Бельтонъ совсѣмъ не имѣлъ этого намѣренія, сказала Клэра.

— Мнѣ нѣтъ никакого дѣла до этого намѣренія, возразилъ сквайръ.

— Не хорошо будетъ поступить такимъ образомъ съ полковникомъ Эскертономъ, сказала Клэра.

— Я поступлю съ нимъ какъ хочу, отвѣчалъ сквайръ.

БЕЗОПАСНОСТЬ ПРОТИВЪ ЛЮБВИ.

«Милый кузенъ и нѣтъ опасности, чтобъ онъ ухаживалъ за мной!» Это былъ приговоръ Клэры Уиллю Бельтону, когда въ эту ночь она думала о нёмъ, лёжа въ постели. Почему этотъ приговоръ казался добродѣтелью въ ея глазахъ — я объяснить не могу. Но всѣ молодыя дѣвушки говорятъ себѣ подобныя фразы о мущинахъ, съ которыми случай поставитъ ихъ въ короткія отношенія. Какъ-будто ухаживанье само-по-себѣ вещь оскорбительная и враждебная счастью, а не то, что оно есть на самомъ дѣлѣ — настоящая соль жизни. Нѣтъ опасности, чтобы онъ ухаживалъ за нею! А между тѣмъ мистрисъ Эскертонъ, ея пріятельница, говорила о вѣроятности такого ухаживанья какъ о самой большой выгодѣ въ его пріѣздѣ. И не могло быть разногласія относительно удобства брака между нею и ея кузеномъ съ свѣтской точки зрѣнія. Сверхъ того, Клэра уже примѣтила, что это былъ человѣкъ способный руководить женой, очень весёлый и добродушный, любившій доставлять удовольствіе другимъ, человѣкъ энергическій и предусмотрительный, который навѣрно будетъ имѣть удачу въ свѣтѣ и держать голову высоко между себѣ подобными — такой хорошій мужъ, какого только можетъ имѣть дѣвушка. А всё-таки Клэра поздравляла себя съ тѣмъ, что онъ не станетъ за ней ухаживать! Можетъ быть, что пожатіе рукъ въ Таунтонѣ было такъ нѣжно, а послѣднія слова, сказанныя съ капитаномъ Эйльмеромъ, были такъ пріятны, что Клэрѣ восхитительно было думать, что ея кузенъ не будетъ ухаживать за ней.

А что думалъ о своей кузинѣ Уилль Бельтонъ, застрахованный, какъ предполагали, отъ опасностей любви? Онъ также не спалъ долго въ эту ночь, думая объ этой новой дружбѣ. Только онъ думалъ о ней, ходя по комнатѣ и выглядывая изъ окна на ствѣтлую луну, потому что для него лежать въ постели значило спать. Онъ садился, ходилъ, выглядывалъ изъ окна на прохладный ночной воздухъ; дѣлалъ нѣкоторыя сравненія въ умѣ, нѣкоторые разсчоты; думалъ о своёмъ домѣ, о своей сестрѣ, о своихъ будущихъ надеждахъ относительно стараго замка, въ которомъ онъ теперь находился, и представлялъ себѣ въ умѣ голову, лицо, фигуру и ноги Клэры, и рѣшилъ, что она будетъ его женой. Онъ никогда не видалъ дѣвушку, которая нравилась бы ему до такой степени. Хотя онъ провёлъ съ ней только одинъ день, онъ клялся себѣ, что онъ можетъ полюбить её. Онъ даже клялся, что онъ её любитъ. Потомъ, когда онъ совершенно рѣшился, онъ бросился на постель и заснулъ черезъ пять минутъ.

Миссъ Эмедрозъ была красивая молодая женщина, высокая, стройная, дѣятельная и здоровая. Она держала себя такъ, какъ будто думала, что ея члены были созданы для пользы, а не для того, чтобы покоиться на диванѣ. Ея голова и шея хорошо держались на плечахъ, а станъ не выказывалъ тѣхъ осиныхъ размѣровъ, которыми дѣвицы гордились прежде болѣе чѣмъ теперь, при большемъ развитіи знанія и вкуса. Она во многомъ походила на своего кузена, какъ-будто родственная кровь дала имъ обоимъ равные размѣры и равное пригожество. Волосы ея были такого же темнорусаго цвѣта, какъ и его. Глаза были нѣсколько темнѣе его глазъ, но можетъ быть не такъ исполнены постояннаго движенія, но они были также блестящи и обладали тою быстрою способностью выражать нѣжность, которая принадлежала имъ. Носъ ея былъ очень тонко обрисованъ, также какъ и подбородокъ и овалъ лица; но она имѣла тотъ же большой выразительный ротъ и такіе же безподобные зубы, бѣлые какъ слоновая кость. Какъ было сказано прежде, Клэра Эмедрозъ, которой было теперь около двадцати-шести лѣтъ, была на видъ не моложава. Въ глазахъ многихъ мущинъ это было бы ея недостаткомъ, но въ глазахъ Бельтона это не было недостаткомъ. Онъ не былъ разборчивъ въ женщинахъ, потому что не имѣлъ много дѣла съ ними и расположонъ былъ думать, что та, которая должна была сдѣлаться его женою, должна быть получше дѣвочки, недавно вышедшей изъ дѣтской. Онъ имѣлъ состояніе и могъ вывозить жену въ экипажѣ со всѣмъ приличнымъ великолѣпіемъ, но онъ хотѣлъ, чтобы его жена была ему полезной помощницей. Она должна была не считать унизительнымъ заботиться о земледѣліи и коровахъ. Онъ былъ увѣренъ, что Клэра не имѣла ложной гордости, а между тѣмъ въ этомъ онъ также былъ увѣренъ: она могла во всѣхъ отношеніяхъ сдѣлать честь экипажу и великолѣпію. И такой бракъ положитъ конецъ всѣмъ хлопотамъ, которыя онъ предвидѣлъ относительно наслѣдства. Онъ зналъ, что онъ будетъ владѣльцемъ Бельтонскаго помѣстья и, разумѣется, находилъ въ этомъ сознаніи удовольствіе, какое находятъ люди въ сознаніи своего будущаго благоденствія. Это въ нёмъ увеличивалось сильнымъ сочувствіемъ къ стариннымъ фамильнымъ предразсудкамъ. Онъ будетъ Бельтономъ Бельтонскимъ; а Бельтоны Бельтонскіе существовали такъ давно, что онъ даже не могъ сосчитать сколько лѣтъ. Но всё-таки эта перспектива была не безъ непріятной примѣси, и онъ чувствовалъ истинное огорченіе при мысли выгнать кузину изъ дома ея отца. А такой бракъ, о какомъ онъ теперь думалъ, поправитъ всё.

Когда онъ всталъ утромъ, намѣреніе его было также твёрдо какъ и вечеромъ; и чѣмъ болѣе онъ объ этомъ думалъ, тѣмъ твёрже становилось его намѣреніе. Наканунѣ вечеромъ, когда онъ высунулся изъ окна, стараясь рѣшить въ умѣ какъ ему слѣдуетъ поступить, и сообразилъ, что не слѣдуетъ дѣлать предложеніе тотчасъ. Онъ долженъ былъ остаться въ Бельтонѣ недѣлю, и такъ какъ недѣля не слишкомъ длинный періодъ знакомства, онъ разсудилъ, что было бы хорошо положить фундаментъ для любви, какой онъ будетъ въ состояніи построить во время настоящаго пребыванія, а потомъ воротиться и окончить зданіе до Рождества. Но когда онъ брился, обыкновенное нетерпѣніе его характера одержало верхъ и онъ началъ думать, что откладывать будетъ безполезно, а можетъ быть и опасно. Очень можетъ быть, что Клэра будетъ не въ состояніи дать ему рѣшительный отвѣтъ такъ скоро, чтобъ дать ему возможность воротиться домой женихомъ; но если такое сомнѣніе останется, то оно дастъ ему предлогъ вскорѣ воротиться въ Бельтонъ. Онъ не выпустилъ изъ вида и то, что, весьма вѣроятно, онъ не будетъ имѣть успѣха совсѣмъ. Онъ не былъ способенъ къ самоувѣренности, что въ любви ему можетъ удасться всё. Но въ этомъ дѣлѣ какъ и во всѣхъ другихъ, требовавшихъ отъ него личныхъ усилій, онъ приготовился употребить всѣ старанія, предоставляя послѣдствіямъ идти своимъ чередомъ. Когда онъ сажалъ пшеницу съ такимъ земледѣльческимъ искусствомъ и трудолюбіемъ, какія его капиталъ и опытность позволяли употребить, онъ предоставлялъ высшему могуществу дать ему или не дать вознагражденіе за его труды. Онъ находилъ всегда, что награда давалась, когда трудъ былъ честенъ; и теперь приготовился слѣдовать тому же плану, съ тѣми же надеждами въ своей любви.

Послѣ большихъ соображеній — очень большихъ, которыя заняли всё его время, когда онъ чесалъ волосы и чистилъ зубы — онъ рѣшилъ, что прежде всего онъ поговоритъ съ Эмедрозомь. Онъ не имѣлъ намѣренія, чтобы отецъ пріобрѣлъ ему сердце дочери. Ему хотѣлось самому сдѣлать это для себя, но онъ думалъ, что старому сквайру будетъ пріятнѣе, если онъ спроситъ прежде его согласія. Настоящій день былъ воскресенье и Бельтонъ не хотѣлъ говорить объ этомъ до понедѣльника. Этотъ день онъ посвятитъ тому, чтобы пріобрѣсти доброе мнѣніе своего будущаго тестя, этому — и молитвамъ.

И дѣйствительно онъ въ этотъ день пріобрѣлъ большое расположеніе Эмедроза. Передъ нимъ какъ-будто исчезали всѣ затрудненія и всё дѣлалось такъ, какъ онъ хотѣлъ, просто потому, что онъ привыкъ трудиться для этого. Онъ такъ смягчилъ тонъ сквайра къ нему, что о будущемъ устройствѣ земли говорилось между ними съ чѣмъ-то похожимъ на энергію съ обѣихъ сторонъ. Эмедрозъ далъ согласіе безъ всякаго затрудненія выстроить новый зимній сарай для скота. Клэра сидѣла, слушала и примѣчала, что Уиллю Бельтону скоро позволятъ поступать въ имѣніи какъ ему будетъ угодно. Отецъ ея говорилъ такъ, какъ она не слыхала, чтобъ онъ говорилъ послѣ смерти ея бѣднаго брата, и совсѣмъ одушевился, когда рѣчь зашла о лѣсѣ.

— Мы ничего не понимаемъ о лѣсничествѣ, сказалъ Уилль: — потому-что у насъ совсѣмъ нѣтъ деревьевъ.

— Я вамъ покажу, сказалъ старикъ. — Я занимался лѣсомъ самъ послѣдніе сорокъ лѣтъ.

Уилль Бельтонъ, разумѣется, не сказалъ ни слова о дурномъ управленіи, которое было замѣтно даже для него. Какой онъ кузенъ! думала Клэра. Какой кладъ между кузенами! и не было никакой опасности, чтобъ онъ сталъ ухаживать за ней! никакой опасности до такой степени, что онъ только любилъ говорить о лѣсѣ, быкахъ, заборахъ, зимнемъ фуражѣ! Но такъ и слѣдовало быть; и если отецъ еще долго не будетъ называть его Уиллемъ, то она первая начнётъ. Настоящій образецъ кузеновъ!

— Какой вы льстецъ, сказала она ему въ этотъ вечеръ.

— Льстецъ? я?

— Да, вы. Вы такъ льстили папа, что онъ уже забылъ своё нерасположеніе къ вамъ. Я скоро буду ревновать, потому-что онъ будетъ думать больше о васъ, чѣмъ обо мнѣ.

— Я надѣюсь, что онъ будетъ думать о насъ обоихъ какъ и равно близкихъ ему, сказалъ Бельтонъ тономъ полусерьёзнымъ, полунѣжнымъ. Теперь, когда онъ рѣшился, онъ не могъ не приняться тотчасъ же за дѣло. Но Клэра также рѣшила и её нельзя было заставить думать, что ея кузенъ имѣетъ намѣренія болѣе родственныя.

— Честное слово, сказала она, смѣясь: — это очень дерзко съ вашей стороны.

— Я пріѣхалъ сюда, рѣшившись сдѣлаться его другомъ во что бы ни стало.

— И вы сдѣлали это не думая обо мнѣ! Но вы сказали, что вы будете моимъ братомъ и я не забуду вашего обѣщанія. Право я не могла выразить вамъ какъ я рада, что вы пріѣхали — и для папа и для меня. Вы сдѣлали ему такъ много пользы, что я только боюсь думать, что вы уѣзжаете такъ скоро.

— Я скоро ворочусь. Для меня ничего не значитъ пріѣзжать сюда изъ Норфолька. Вы увидите меня часто до будущаго лѣта.

Вскорѣ послѣ завтрака наслѣдующее утро онъ вывелъ Эмедроза въ паркъ, подъ предлогомъ показать ему мѣсто для новаго сарая; но о сараѣ не было сказано ни слова. Онъ тотчасъ же приступилъ къ дѣлу.

— Я имѣю сказать вамъ нѣчто особенное, сэръ, началъ Бельтонъ.

Эмедрозь былъ такого мнѣнія, что его кузенъ съ самаго пріѣзда постоянно говорилъ нѣчто особенное и нѣсколько испугался перспективы приступить къ новому предмету.

— Ничего дурного не случилось? спросилъ онъ.

— Ничего, по-крайней-мѣрѣ я надѣюсь, что нѣтъ ничего дурного. Не было ли бы хорошо, сэръ, еслибы я женился на моей кузинѣ Клэрѣ?

Какой ужасный молодой человѣкъ! Эмедрозъ чувствовалъ, что у него захватило духъ, такъ что онъ не могъ отвѣчать ни слова; онъ даже не могъ пошевелиться, а стоялъ на одномъ мѣстѣ, куда его пригвоздила жестокая внезапность предложенія, сдѣланнаго ему.

— Разумѣется, я не знаю ничего, какъ она думаетъ объ этомъ, продолжалъ Бельтонъ. — Я нашоль лучшимъ обратиться къ вамъ прежде чѣмъ сказалъ ей слово объ этомъ. Я знаю, что во многихъ отношеніяхъ она выше меня: она лучше воспитана, больше читаетъ и всё такое. Можетъ-быть она предпочтётъ выдти за лондонскаго жителя чѣмъ за человѣка, который всю жизнь проводитъ въ деревнѣ; но она не можетъ найти никого другого, кто любилъ бы её болѣе или обращался бы съ нею ласковѣе. А что касается имѣнія, вы должны признаться, что это было бы хорошимъ планомъ. Вамъ было бы пріятно знать, что оно перейдётъ къ вашей дочери и къ вашему внуку — не правда ли, сэръ? И я не бѣденъ; не считая совсѣмъ этого имѣнія, я могу доставить ей всё, что ей нужно. Но я не знаю захочетъ ли она выдти за фермера.

Эти послѣднія слова онъ сказалъ меланхолическимъ тономъ, какъ-будто ему было извѣстно, что онъ сознаётся въ своёмъ собственномъ безславіи.

Сквайръ выслушалъ всё это и не сказалъ еще ни слова. А когда Бельтонъ пересталъ, онъ не зналъ что ему сказать. У него были рыцарскія и, можетъ быть, нѣсколько старинныя понятія о женщинахъ. Разумѣется, когда мущина намѣревается жениться, онъ не можетъ сдѣлать ничего лучше, ничего благороднѣе, какъ спросить согласія отца невѣсты прежде всего. Но онъ чувствовалъ, что даже къ отцу слѣдуетъ обращаться о такомъ предметѣ съ большою деликатностью. Въ такомъ дѣлѣ должны быть околичности. Мущина, рѣшившійся на это, долженъ выступить вперёдъ съ затрудненіемъ — съ большою недовѣрчивостью; онъ долженъ скрываться почти какъ подъ маской и долженъ говорить о своёмъ честолюбіи сомнительнымъ, дрожащимъ голосомъ. Онъ долженъ приближаться къ завоевываемой цитадели подъ прикрытіемъ — пробираться медленно и съ трудомъ. Но этотъ молодой человѣкъ, еще не пробывъ въ домѣ и трёхъ дней, высказалъ всё безъ малѣйшаго трепета въ голосѣ, и очевидно ожидалъ получить отвѣтъ о дочери сквайра такъ же скоро, какъ получилъ его о сквайровой землѣ.

— Вы очень удивили меня, сказалъ наконецъ старикъ, переводя духъ.

— Я говорю очень серьёзно. Клэра кажется мнѣ именно такою дѣвушкой, изъ которой выйдетъ добрая жена для такого человѣка, какъ я. Она имѣетъ всё, чтё женщина должна имѣть — ей-богу такъ.

— Она добрая дѣвушка, мистеръ Бельтонъ.

— Настоящее золото, съ ногъ до головы.

— Но вы недавно её узнали, мистеръ Бельтонъ.

— Довольно давно для моихъ намѣреній. Я вѣдь зналъ заранѣе кто она такая и откуда. Этого уже много.

Эмедрозъ задрожалъ при этихъ выраженіяхъ. Ему прискорбно было слышать, что о его дочери говорятъ, кто она такая и откуда. Дочь такой фамиліи, разумѣется, всѣ вѣжливые люди должны были знать.

— Да, сказалъ холодно Эмедрозъ: — это вы знаете о ней, конечно.

— И она знаетъ столько же обо мнѣ. Теперь вопросъ состоитъ въ томъ: имѣете ли вы что-нибудь противъ этого?

— Право, мистеръ Бельтонъ, вы такъ меня удивили, что я неспособенъ отвѣчать вамъ сейчасъ.

— Не отложить ли на одинъ часъ, сэръ?

На одинъ часъ! Эмедрозъ, еслибы ему предоставлено было на волю, нашолъ бы, что для этого погребенъ цѣлый мѣсяцъ.

— Я полагаю, вы желаете, чтобы я поговорилъ прежде съ Клэрой? сказалъ Эмедрозъ.

— О нѣтъ! я предпочолъ бы спросить её самъ, если только получу ваше согласіе на это.

— И вы ничего ей не сказали?

— Ни слова.

— Я очень этому радъ. Вы поступили бы дурно, какъ мнѣ кажется, еслибы сдѣлали это, находясь у меня въ домѣ.

— Я думалъ по-крайней-мѣрѣ, что лучше прежде обратиться къ вамъ. Но такъ какъ я долженъ воротиться въ Плэстоу черезъ недѣлю, я не могу терять время. Итакъ, если вы подумаете объ этомъ сегодня…

Эмедрозъ, очень удивлённый, обѣщалъ, что онъ постарается, и дѣйствительно принудилъ себя дать отвѣтъ на слѣдующее утро.

— Я думалъ объ этомъ всю ночь, сказалъ онъ.

— Я очень вамъ обязанъ, сказалъ Бельтонъ, которому стало нѣсколько стыдно своей собственной безпечности, когда онъ вспомнилъ какъ крѣпко онъ спалъ.

— Если вы совершенно увѣрены…

— Въ томъ, что её люблю? Я твёрдо увѣренъ въ этомъ.

— Но мущины такъ легко перемѣняютъ свои фантазіи.

— Я не очень знаю свои фантазіи, но я не часто перемѣняю мои намѣренія, когда принимаю ихъ серьёзно. Въ такомъ дѣлѣ я не могу перемѣниться. Я могу сказать это о себѣ, хотя это можетъ показаться смѣло.

— Разумѣется, относительно денегъ такой бракъ былъ бы выгоденъ для моей дочери. Я не знаю, извѣстно ли вамъ это, но я не могу дать ей ничего — буквально ничего.

— Тѣмъ лучше, сэръ. Что касается меня, я не изъ тѣхъ, которые желаютъ избавиться отъ работы состояніемъ жены.

— Но многіе мущины любятъ получить что-нибудь, когда женятся.

— Мнѣ не нужно ничего — ничего. Если Клэра сдѣлается моей женой, я никогда не попрошу у васъ ни шиллинга.

— Я надѣюсь, что ея тётка сдѣлаетъ для нея что-нибудь.

Старикъ сказалъ это плачевнымъ голосомъ, какъ-будто выраженіе такой надежды было прискорбно для него.

— Если она сдѣлается моей женою, мистриссъ Уинтерфильдъ можетъ оставить свои деньги другимъ.

Между Бельтономъ и мистриссъ Уинтерфильдъ были старыя причины къ нерасположенію, и даже теперь мистриссъ Уинтерфильдъ почти обижалась, зачѣмъ мистеръ Бельтонъ гоститъ въ Бельтонскомъ замкѣ.

— Но всё это такъ ненадёжно, продолжалъ Эмедрозъ.

— И вы позволяете мнѣ говорить съ Клэрой самому?

— Ну да, мистеръ Бельтонъ, я такъ думаю. Я не вижу, почему вамъ не говорить съ ней. Но я боюсь, что вы слишкомъ торопитесь. Клэра знаетъ васъ такъ недавно, что вы едва-ли, имѣете право надѣяться, что она смотритъ на васъ такъ, какъ вы желаете чтобы она смотрѣла.

Когда Бельтонъ услышалъ это, лицо его вытянулось и сдѣлалось печально. Онъ привыкъ думать, что онъ можетъ избавиться отъ отсрочки до Рождества, которую онъ сначала назначилъ себѣ, и тотчасъ же можетъ выступить на арену и выиграть битву съ перваго раза.

— Три дня — время очень короткое, сказалъ сквайръ.

— Конечно короткое, отвѣчалъ Бельтонъ.

Получивъ позволеніе отца и вооружившись имъ, Бельтонъ рѣшилъ, что по-крайней-мѣрѣ онъ всё-таки сдѣлаетъ нѣсколько предварительныхъ шаговъ въ сватовствѣ прежде чѣмъ воротится въ Плэстоу. Въ чомъ состояли предварительные шаги такого человѣка, читатель, вѣроятно, можетъ предположить.

ОПАСНОСТЬ ЕСТЬ.

— Зачѣмъ вы не называете его Уилль, сказала Клэра отцу вечеромъ въ тотъ понедѣльникъ, когда Эмедрозъ далъ своё согласіе на бракъ.

— Называть его Уилль! зачѣмъ?

— Вы его называли такъ, когда онъ былъ мальчикомъ.

— Разумѣется, называлъ; но это было сколько лѣтъ назадъ. Теперь онъ сочтётъ это дерзостью.

— Право нѣтъ; ему это понравится; онъ такъ мнѣ сказалъ. Ему, кажется, такъ холодно, что родственники называютъ его мистеромъ Бельтономъ.

Отецъ посмотрѣлъ на дочь, какъ-будто на минуту почти подозрѣвалъ, что дѣло уже устроено между нею и ея будущимъ женихомъ безъ его содѣйствія и прежде полученія его согласія. Но если на минуту подобная мысль пробѣжала въ головѣ его, то она не долго тамъ оставалась: онъ довѣрялъ Бельтону, а въ дочери былъ увѣренъ вполнѣ. Для нея было бы возможно скрывать отъ него тайну даже на полдня. А между тѣмъ какъ это было странно! Вотъ человѣкъ въ три дня влюбился въ его дочь, а дочь его повидимому также готова влюбиться въ этого человѣка. Какъ могла она, обыкновенно такая осторожная и почти холодная въ своёмъ обращеніи съ посторонними — и по обстоятельствамъ и по характеру совершенно вравдебная волокитству — какъ могла его Клэра такъ скоро перемѣнить свой характеръ? Сквайръ этого не понималъ, но готовъ былъ думать, что это было къ лучшему.

— Я буду называть его Уилль, если ты хочешь, сказалъ онъ.

— Называйте, папа, тогда и я могу называть его такъ. Онъ такой добрый человѣкъ и я очень его люблю.

На слѣдующее утро Эмедрозъ очень неловко назвалъ своего гостя по имени. Клэра уловила глаза кузена и улыбнулась, и онъ улыбнулся также. Въ эту минуту онъ былъ влюблёнъ больше прежняго. Могло ли что-нибудь быть очаровательнѣе этого? Тотчасъ послѣ завтрака онъ отправился въ Редикотъ увидѣться съ подрядчикомъ, который жилъ тамъ и котораго онъ хотѣлъ нанять строить сарай для скота; но онъ жалѣлъ о потерѣ времени, съ такимъ нетерпѣніемъ желалъ онъ начать сватовство! Но планъ его былъ сдѣланъ и онъ желалъ слѣдовать ему.

— Я думаю, что возвращусь къ трёмъ часамъ, сказалъ онъ Клэрѣ: — и тогда мы пойдёмъ гулять.

— Я буду готова и вы можете зайти за мною къ мистриссъ Эскертонъ. Я должна идти къ ней, а вамъ будетъ но дорогѣ зайти за мною въ коттэджъ.

Клэра обѣщала скоро быть въ коттэджѣ и очень желала видѣть мистриссъ Эскертонъ. То, что она слышала отъ кузена о какой-то миссъ Виго, заинтересовало её, также какъ и то, что она слышала о мистерѣ Бердморѣ. Для нея было очевидно, что ея кузенъ мало думалъ объ этомъ. Сходство о женщинѣ, которую онъ видѣлъ теперь, съ женщиной, которую онъ видѣлъ прежде, сначала поразило его; но когда онъ узналъ, что обѣ эти женщины не одно и то же лицо, онъ остался доволенъ и тѣмъ дѣло кончилось для него. Но съ Клэрой было не такъ. Ея женское воображеніе занялось этимъ дѣломъ серьёзнѣе и ея ясный умъ увидалъ возможность, которая не приходила въ голову Бельтону. Но только, когда она шла черезъ паркъ въ коттэджъ, вспомнила она, что разспросы о ея прежней жизни могутъ быть непріятны мистриссъ Эскертонъ. Она думала было спросить свою пріятельницу прямо знакомы ли ей имена Виго и Бердмора, но онъ вспомнила, что ходили разные слухи и что тутъ могла быта тайна. Мистриссъ Эскертонъ иногда говорила о своей прежней жизни, но какимъ-то туманнымъ и неяснымъ языкомъ, упоминала о горестяхъ своей юности, но не обозначала ихъ точныя свойства, рѣдко упоминая имена и никогда не называя тѣхъ, кто былъ ближе къ ней въ дѣтствѣ. Клэра видѣла незамужнее имя своей пріятельницы Мэри Олифантъ и заговорила о нёмъ. При этомъ случаѣ мистриссъ Эскертонъ сказала, что она была урожденная Олифантъ и такимъ образомъ Клэра узнала объ этомъ. Но теперь, когда она шла къ коттэджу, она вспомнила, что она болѣе ничего не знала о прежней жизни мистриссъ Эскертонъ. Она не знала какъ ей сдѣлать вопросы объ упомянутыхъ двухъ именахъ, а между тѣмъ почему же ей не сдѣлать этихъ вопросовъ? Почему ей сомнѣваться въ мистриссъ Эскертонъ? А если она сомнѣвается, почему ей не разрѣшить своихъ сомнѣній?

Она нашла полковника Эскертона и жену его вмѣстѣ и, конечно, не хотѣла сдѣлать подобнаго вопроса въ его присутствіи. Полковникъ былъ худощавый мущина лѣтъ пятидесяти, съ сѣдоватыми волосами и бородой — который повидимому не имѣлъ никакихъ непріятностей въ жизни и не желалъ имѣть большихъ удовольствій. Ничто не могло быть правильнѣе его образа жизни и ничего лѣнивѣе. Онъ завтракалъ въ одиннадцать часовъ, курилъ и читалъ до полудня, выѣзжалъ верхомъ часа на два, потомъ обѣдалъ, опять читалъ, опять курилъ и ложился спать. Въ сентябрѣ и октябрѣ онъ охотился и два раза въ годъ, какъ было уже говорено, отправлялся искать развлеченій въ другомъ мѣстѣ. Онъ повидимому былъ совершенно доволенъ своею участью и никто не слыхалъ, чтобы онъ кому-нибудь сказалъ сердитое слово. Никто не чувствовалъ къ нему большого расположенія, но и онъ не заботился о чужихъ дѣлахъ. Онъ никогда не бывалъ въ церкви и не пилъ и не ѣлъ ни въ одномъ домѣ, кромѣ своего собственнаго съ-тѣхъ-поръ какъ пріѣхалъ въ Бельтонъ.

— О Клэра, негодная дѣвочка! сказала мистриссъ Эскертонъ: — зачѣмъ вы не пришли вчера? Я ждала васъ цѣлый день.

— Я была занята. Право мы сдѣлались необыкновенно трудолюбивы съ-тѣхъ-поръ, какъ пріѣхалъ кузенъ.

— Мнѣ сказали, что онъ берётъ землю, сказалъ полковникъ.

— Да, точно; онъ собирается строить сарай, покупать скотъ, и мало ли еще что онъ намѣренъ предпринять, такъ что мы опять оживимся!

— Надѣюсь, что ему не нужна моя охота.

— У него есть своя охота въ Норфолькѣ, сказала Клэра.

— Такъ сюда онъ врядъ ли захочетъ ѣздить для охоты. Когда я услыхалъ о его поступкахъ, я началъ бояться.

— Я не думаю, чтобъ онъ захотѣлъ сдѣлать вамъ какое-нибудь неудовольствіе, сказала Клэра съ энтузіазмомъ. — Я никогда не встрѣчала человѣка, въ которомъ было бы такъ мало эгоизма.

— Онъ имѣетъ полное право отнять отъ меня охоту, если захочетъ, то-есть, если вашъ отецъ согласится на это.

— Они теперь согласны во всёмъ. Онъ совсѣмъ обезоружилъ предубѣжденіе папа, и какъ-будто теперь рѣшено, что онъ можетъ поступать въ имѣніи какъ хочетъ. Но я не думаю, чтобы онъ вмѣшался въ охоту.

— Онъ не вмѣшается, душа моя, если вы не будете его просить, сказала мистриссъ Эскертонъ.

— Я попрошу его сейчасъ, если полковникъ Эскертонъ этого желаетъ.

— О нѣтъ! возразилъ онъ: — это значило бы навести его на эту мысль. Можетъ быть онъ и не подумалъ объ этомъ.

— Онъ думаетъ обо всёмъ, сказала Клэра.

— Я желала бы знать, думаетъ ли онъ о…

Мистриссъ Эскертонъ не договорила и замолчала. Полковникъ Эскертонъ посмотрѣлъ на Клэру съ злою улыбкою, а Клэра почувствовала, что она краснѣетъ. Не жестоко ли было, что она не могла сказать ни слова въ пользу друга и кузена — кузена, который обѣщалъ быть братомъ для нея, безъ того, чтобы ей говорили такія слова и бросали на неё такіе взгляды? Но она рѣшилась не поддаваться.

— Я совершенно увѣрена, сказала она: — что кузенъ не сдѣлаетъ ничего несправедливаго или неблагороднаго.

— Въ этомъ ничего не будетъ ни несправедливаго ни неблагороднаго. Я вовсе не разсержусь на это, но просто раскланяюсь и уѣду отсюда. Пожалуста скажите ему, что я надѣюсь имѣть удовольствіе увидѣться съ нимъ до его отъѣзда. Я заходилъ вчера, но не засталъ его.

— Онъ скоро будетъ здѣсь: онъ зайдётъ сюда за мною.

Но лошадь полковника Эскертона была уже подведена къ дверямъ и, слѣдовательно, онъ не могъ ждать, чтобъ познакомиться съ мистеромъ Бельтономъ теперь.

— Какой фениксъ вашъ кузенъ! сказала мистриссъ Эскертонъ, какъ только уѣхалъ ея мужъ.

— Онъ отличный человѣкъ; право, въ нёмъ такъ много жизни! Онъ всегда дѣлаетъ что-нибудь: онъ говоритъ, что сдѣланное добро всегда вознаграждается впослѣдствіи. Не правда-ли какая прекрасная доктрина?

— Совершенно практическій фениксъ!

— Какъ много пользы принёсъ его пріѣздъ папа! Теперь онъ гуляетъ гдѣ-нибудь и думаетъ о томъ, что дѣлается, вмѣсто того, чтобы хандрить дома. Для него была нестерпима мысль о пріѣздѣ Уилля, а теперь онъ начинаетъ жаловаться зачѣмъ онъ уѣзжаетъ.

— Уилль, вотъ-какъ!

— Почему же не Уилль? Онъ мой кузенъ.

— Да — въ десятомъ колѣнѣ. Но тѣмъ лучше, если онъ долженъ быть болѣе чѣмъ кузеномъ.

— Онъ не будетъ ничѣмъ болѣе, мистриссъ Эскертонъ.

— Вы въ этомъ увѣрены?

— Совершенно. И я не могу понять, почему должно быть такое подозрѣніе оттого, что мы поставлены съ нимъ въ короткія отношенія и любимъ другъ друга. Будь онъ кузенъ въ шестомъ, въ восьмомъ или въ десятомъ колѣнѣ — это не составитъ разницы. Онъ мой ближайшій родственникъ и послѣ смерти моего бѣднаго брата онъ наслѣдникъ папа. Это такъ естественно, чтобъ онъ былъ моимъ другомъ. И какъ утѣшительно имѣть такого друга! Признаюсь, мнѣ кажется жестоко, что при подобныхъ обстоятельствахъ можетъ существовать подозрѣніе.

— Подозрѣніе, душа моя, подозрѣніе въ чемъ?

— Впрочемъ, мнѣ всё равно. Я готова любить его какъ родного брата. Я считаю его однимъ изъ отличнѣйшихъ существъ, какихъ когда-либо я знала — можетъ быть самымъ лучшимъ изъ всѣхъ. Его энергія и добродушіе именно такія качества, которыя могутъ сдѣлать мущину самымъ лучшимъ человѣкомъ на свѣтѣ. Я горжусь имъ какъ другомъ и кузеномъ, а теперь вы можете подозрѣвать что хотите.

— Но, душа моя, зачѣмъ ему не влюбиться въ васъ? это было бы самое удобное и самое приличное обстоятельство на свѣтѣ.

— Я терпѣть не могу говорить о любви, какъ-будто женщинѣ не о чомъ больше думать, когда она видитъ мущину.

— Женщинѣ дѣйствительно не о чомъ больше думать.

— Я мнѣ есть о чомъ другомъ думать, и даже о многомъ, также какъ и ему.

— Стало быть съ его стороны объ этомъ нѣтъ и рѣчи?

— Совершенно. Я увѣрена, что онъ любитъ меня — я это вижу по его лицу, слышу въ его голосѣ и такъ рада этому! но это не въ такомъ отношеніи, какъ думаете вы. Богъ знаетъ не понадобится ли мнѣ другъ когда-нибудь; а я чувствую, что могу положиться на него. Его чувства ко мнѣ будутъ всегда чувствами брата.

— Можетъ быть. Я видала эту братскую любовь прежде при подобныхъ обстоятельствахъ, и она всегда кончалась такимъ же образомъ.

— Я надѣюсь, что она не кончится никакимъ образомъ между нами.

— Но дѣло въ томъ, что это подозрѣніе, какъ вы его называете — которое, приводитъ васъ въ такое негодованіе — есть просто предположеніе, что случится то, что было бы самымъ лучшимъ обстоятельствомъ для обоихъ васъ.

— Но этого не случится, стало быть надо положить этому конецъ. Я терпѣть не могу болтовню о любви, о себѣ и о другихъ. Это заставляетъ меня стыдиться за женщинъ, когда я вижу, что я не могу разговаривать о себѣ съ другой женщиной безъ того, чтобъ меня не подозрѣвали или въ томъ, что я влюблена, или думаю о любви, или ищу её, или избѣгаю её. Когда она наступитъ, и наступитъ благополучно, любовь очень хорошая вещь; но я по крайней-мѣрѣ могу обойтись и безъ нея, и чувствую себя оскорблённой, когда такое положеніе дѣла предполагается невозможнымъ.

— А всё-таки стоитъ раздражить васъ, потому-что ваше негодованіе такъ прелестно.

— Для меня оно не прелестно, потому-что послѣ мнѣ всегда стыдно моей пылкости. А теперь, если вы позволите, мы не будемъ больше говорить объ Уиллѣ Бельтонѣ.

— Не-уже-ли я не могу говорить о нёмъ даже какъ о предпріимчивомъ кузенѣ?

— Конечно; и во всякомъ другомъ видѣ, въ какомъ только вамъ угодно. Знаете ли, ему кажется, что онъ зналъ васъ много лѣтъ назадъ.

Клэра, сказавъ это, не взглянула прямо въ лицо своей пріятельницѣ, но всё-таки она могла примѣтить, что мистриссъ Эскертонъ смутилась; потомъ по лицу ея разлилась блѣдность и минуты двѣ она не отвѣчала.

— Зналъ меня? сказала она потомъ. — Когда же это было?

— Кажется, въ Лондонѣ. Но, впрочемъ, я думаю это были не вы, а кто-то похожая на васъ. Онъ говоритъ, что эту дѣвицу звали миссъ Виго.

Произнося это имя, Клэра отвернулась, чувствуя инстинктивно, что съ ея стороны это будетъ добротой.

— Миссъ Виго! тотчасъ сказала мистриссъ Эскертонъ и въ тонѣ ея голоса было что-то такое, заставившее Клэру почувствовать, что ея пріятельница разстроена: — я помню, что были какія-то миссъ Виго, кажется двѣ. Я не знала, что онѣ похожи на меня.

— Онъ говоритъ, что одна вышла замужъ за мистера Бердмора.

— Вышла замужъ за мистера Бердмора!

Тонъ голоса былъ тотъ же самый и очевидно была борьба, какъ-будто эта женщина дѣлала усиліе говорить своимъ натуральнымъ голосомъ. Тогда Клэра посмотрѣла на неё, чувствуя, что если она этого не сдѣлаетъ, то это будетъ замѣтно. На лицѣ миссъ Эскертонъ выражалось страданіе и щоки ея были еще блѣдны, но она улыбалась, продолжая говорить:

— Мнѣ очень лестно, я помню, что ихъ обѣихъ считали красавицами. Онъ узналъ о ней еще что-нибудь?

— Нѣтъ, ничего болѣе.

— Стало быть это было случайное сходство.

Мистриссъ Эскертонъ была женщина умная и въ это время почти возвратила своё самообладаніе. Вдругъ у парадной двери раздался звонокъ и черезъ минуту Бельтонъ вошолъ въ комнату. Мистриссъ Эскертонъ чувствовала, что она должна сдѣлать намёкъ на разговоръ, только-что происходившій, и тотчасъ же приступила къ этому предмету:

— Клэра говоритъ мнѣ, что я похожа на какого-то вашего стараго друга, мистеръ Бельтонъ.

Онъ посмотрѣлъ на неё пристально, отвѣчая ей:

— Я не имѣю права говорить, что она была моимъ другомъ, мистриссъ Эскертонъ, мы даже не можемъ назваться знакомыми; но вы чрезвычайно похожи на ту миссъ Виго, которую я помню.

— Я часто удивляюсь, что не чаще встрѣчаются такія сходства, сказала мистриссъ Эскертонъ.

— Бываютъ сходства, возразилъ Бельтонъ: — но не такимъ образомъ, чтобъ подать поводъ къ ошибкамъ относительно личности. А васъ я остановилъ бы на улицѣ и назвалъ бы мистрисъ Бердморъ.

— Не видала ли я или не слыхала ли имя Бердмора въ этомъ домѣ? спросила Клэра.

Выраженіе страданія вернулось. Мистриссъ Эскертонъ успѣла возвратить обыкновенное выраженіе своей физіономіи, но теперь она смутилась опять.

— Мнѣ кажется я знаю это имя, сказала она.

— Мнѣ кажется, что я видѣла это имя въ этомъ домѣ, сказала Клэра.

— Гораздо вѣроятнѣе, что вы слышали его, душа моя. У меня память очень плохая, но, сколько мнѣ помнится, полковникъ Эскертонъ зналъ какого-то капитана Бердмора очень давно, прежде чѣмъ онъ женился, и вы можетъ быть слышали это имя отъ него.

Это не совсѣмъ удовлетворило Клэру, но она ничего не сказала больше. Если была тайна, которой мистриссъ Эскертонъ не желала разъяснять, зачѣмъ ей развѣдывать?

Вскорѣ послѣ этого Клэра собралась идти и мистриссъ Эскертонъ, сдѣлавъ новое усиліе къ весёлости, имѣла почти успѣхъ.

— Итакъ вы возвращаетесь въ Норфолькъ въ субботу, Клэра сказала мнѣ. Не долго же вы пробыли у насъ!

— А для меня очень долго это отсутствіе изъ дома. Фермеры почти не могутъ оставлять своей работы. Но, несмотря на мою ферму, я опять будь здѣсь на Рождество.

— Вѣдь вы и здѣсь устроиваете ферму?

— Это не значитъ ничего. Клэра будетъ смотрѣть за меня — не правда ли?

Они ушли и Бельтонъ началъ соображать какъ ему приняться за дѣло. Онъ думалъ, что слишкомъ большая поспѣшность можетъ быть для него вредна, но онъ не зналъ какъ начать, не тотчасъ приступивъ къ дѣлу. Когда они вышли въ паркъ, онъ воротился сначала къ мистриссъ Эскертонъ.

— Я почти поклялся бы, что это та самая женщина, сказалъ онъ.

— Но вы видите, что это не такъ.

— Не только сходство въ лицѣ, но и голосъ. Мнѣ случилось видѣть эту миссъ Виго въ большихъ непріятностяхъ. Я встрѣтилъ её съ однимъ человѣкомъ, который былъ… который былъ пьянъ, и долженъ былъ помочь ей.

— Боже мой, какъ это непріятно!

— Это было уже давно и теперь говорить объ этомъ никому не сдѣлаетъ вреда. За этого человѣка она вышла замужъ.

— Какъ, это былъ мистеръ Бердморъ?

— Да; онъ часто бивалъ въ такомъ видѣ, и мистриссъ Эскертонъ была сейчасъ такъ похожа на ту миссѣд Виго, что я не могу отдѣлаться отъ этой мысли.

— Это не можетъ быть она, она вѣдь была миссъ Олифантъ, и вы слышали также что она сказала.

— Да, я слышалъ что она сказала. Давно вы её знаете?

— Два года.

— И коротко?

— Очень коротко: она наша единственная сосѣдка и ея присутствіе здѣсь для меня большое утѣшеніе. Грустно не имѣть поблизости женщину, съ которой можно бы поговорить, и притомъ она мнѣ очень нравится.

— Нѣтъ никакого сомнѣнія, что она женщина хорошая.

— Да, сказала Клэра.

Послѣ этого ничего болѣе не было говорено о мистриссъ Эскертонъ и Бельтонъ принялся за дѣло. Они вышли изъ коттэджа черезъ паркъ къ большой скалѣ, далеко выдавшейся вперёдъ, откуда можно было видѣть море съ одной стороны, а съ другой — обширныя окрестности. Когда они дошли до этого мѣста, они сѣли.

— Я нахожу это мѣсто самымъ красивымъ во всей Англіи, сказала Клэра.

— Я не видалъ всей Англіи, возразилъ Бельтонъ,

— Не будьте такимъ прозаическимъ, Уилль. Я говорю, что это мѣсто самое красивое во всей Англіи и вы не можете противорѣчить мнѣ.

— А я говорю, что вы самая хорошенькая дѣвушка во всей Англіи, и вы не можете противорѣчить мнѣ.

Это раздосадовало Клэру и почти заставило её почувствовать, что ея хвалёный кузенъ совсѣмъ не такое совершенство, какимъ она представила его.

— Я вижу, сказала она: — что если я говорю вздоръ, то я должна быть наказана.

— Развѣ это наказаніе для васъ знать, что я нахожу васъ очень хорошенькой? спросилъ онъ, обернувшись и смотря прямо въ лицо Клэры.

— Для меня непріятно, очень непріятно говорить о такомъ предметѣ. Что подумали бы вы, если бы я начала говорить вамъ глупые комплименты?

— То, что я говорю, не глупо, Клэра, я люблю васъ болѣе, чѣмъ всё на свѣтѣ.

Она посмотрѣла на него, но всё еще не вѣрила. Возможно ли, чтобы, послѣ всѣхъ ея похвалъ, она сдѣлала такую грубую ошибку?

— Надѣюсь, что вы любите меня, сказала она: — вы обязаны любить меня, потому-что вы обѣщали быть моимъ братомъ.

— Но это неудовлетворительно теперь, Клэра. Я хочу быть вашимъ мужемъ.

— Уилль! воскликнула она.

— Теперь вы знаете всё, и если я слишкомъ поторопился, я долженъ просить у васъ извиненія.

— О Уилль! забудьте, что вы сказали это, не продолжайте до-тѣхъ-поръ, пока всё будетъ кончено между нами.

— Зачѣмъ всё должно быть кончено между нами? Почему съ моей стороны дурно любить васъ?

— Что скажетъ папа?

— Мистеръ Эмедрозъ уже всё знаетъ и далъ мнѣ своё согласіе. Я спросилъ его тотчасъ какъ только рѣшилъ, и онъ мнѣ сказалъ, что я могу обратиться къ вамъ.

— Вы спрашивали папа? О Боже, Боже! что я должна дѣлать?

— Развѣ я такъ вамъ противенъ?

Говоря это, онъ приподнялся съ своего мѣста и сталъ передъ ней. Онъ былъ высокій, стройный, красивый мущина и могъ принимать выраженіе и осанку, которыя были почти величественны, когда онъ былъ взволнованъ такъ, какъ теперь.

— Противенъ! развѣ вы не знаете, что я любила васъ какъ кузена, что я уже научилась довѣрять вамъ какъ моему родному брату? Но это разрушило всё.

— Стало быть вы не можете любить меня какъ жена?

— Нѣтъ.

Когда она произнесла это слово, онъ отошолъ отъ нея, какъ-будто оно рѣшило для него этотъ вопросъ навсегда. Онъ отошолъ отъ нея можетъ быть шаговъ на двѣсти, какъ-будто свиданіе кончилось и онъ оставляетъ её. Она, увидя, что онъ уходитъ, желала, чтобы онъ воротился для того, чтобы она могла сказать ему нѣсколько утѣшительныхъ словъ. Хотя она не могла сказать того единственнаго слова, которое утѣшило бы его. При первомъ намёкѣ на его желаніе она на него разсердилась Онъ разочаровалъ её и она пришла въ негодованіе; но гнѣвъ ея уже смягчился и перешолъ въ жалость. Она не могла любить его по родственному болѣе того, какъ она любила, по не могла любить его той любовью какой онъ желалъ.

Но онъ не оставилъ её. Отойдя на разстояніе, упомянутое нами, онъ воротился и подошолъ къ ней медленно. Онъ имѣлъ привычку стоять и ходить засунувъ пальцы въ петли жилета, между тѣмъ какъ его большія руки покоились на груди. Онъ всегда принималъ эту позу, когда былъ увѣренъ, что онъ правъ въ своихъ воззрѣніяхъ и энергически желаетъ достигнуть цѣли. Клэра уже понимала, что эта поза означаетъ его намѣреніе распоряжаться самовластно. Онъ подошолъ близко къ ней и ностоялъ прежде чѣмъ заговорилъ.

— Милая моя, сказать онъ: — я говорилъ съ вами слишкомъ грубо и скоро и прошу извинить моё незнаніе обращенія.

— Нѣтъ! нѣтъ! нѣтъ! воскликнула она. — Но въ дѣлѣ, такомъ важномъ для насъ обоихъ, вы не позволите неловкому обращенію внушить вамъ предубѣжденіе противъ меня.

— Это не то, право не то.

— Выслушайте меня, моя дорогая. Правда, я обѣщалъ быть вашимъ братомъ, но я не зналъ какъ нѣжно буду я васъ любить. Отецъ вашъ, когда я сказалъ ему объ этомъ, просилъ меня не торопиться, но я поторопился, я не умѣю ждать. Скажите мнѣ, что я могу пріѣхать къ Рождеству за отвѣтомъ и я до-тѣхъ-поръ не скажу ни слова, которое могло бы быть непріятно вамъ. Я буду вашимъ братомъ по-крайней-мѣрѣ до Рождества.

— Будьте моимъ братомъ всегда.

Тёмная туча пробѣжала по его лицу при этой просьбѣ. Клэра тревожно смотрѣла ему въ лицо, наблюдая за каждой перемѣной въ выраженіи его физіономіи.

— Вы не позволите мнѣ подождать до Рождества? спросилъ онъ.

Она подумала, что было бы жестоко отказать въ его просьбѣ, а между тѣмъ она знала, что ожиданіе не принесётъ ему никакой пользы. Онъ былъ неловокъ въ своёмъ сватовствѣ и зналъ это. Онъ долженъ былъ самъ подождать, онъ не долженъ былъ дѣлать предложеніе, но оставить её въ увѣренности, что это предложеніе наступитъ. Въ такомъ случай она могла бы ждать и можетъ быть это было бы для него полезно. Но въ томъ видѣ, какъ ей былъ теперь представленъ вопросъ, она не могла согласиться ждать. Дать такое согласіе значило всё равно, что принять его женихомъ, слѣдовательно она принуждена быть жестокою.

— Не къ чему откладывать мой отвѣтъ, когда я знаю каковъ онъ долженъ быть. Зачѣмъ оставлять васъ въ неизвѣстности?

— Вы хотите сказать, что для васъ будетъ невозможно полюбить меня?

— Не такимъ образомъ, Уилль.

— Почему же?

Наступило молчаніе.

— Но съ моей стороны глупо дѣлать такой вопросъ и я былъ бы еще глупѣе, если бы настаивалъ, стало быть это должно считаться рѣшонымъ?

Она встала и уцѣпилась за его руку.

— О Уилль! не смотрите на меня такимъ образомъ

— Это должно считаться рѣшонымъ? спросилъ онъ.

— Да, Уилль, да. Пожалуйста считайте это рѣшонымъ.

Онъ опять сѣлъ на скалу, а она сѣла возлѣ него — возлѣ, но не такъ близко, какъ прежде. Она смотрѣла на него, но не говорила съ нимъ, и онъ также нѣсколько времени не говорилъ ни слова, потупивъ глаза въ землю.

— Я полагаю, мы можемъ воротиться домой? сказалъ онъ наконецъ.

— Дайте мнѣ вашу руку, Уилль, и скажите мнѣ, что вы еще любите меня — какъ сестру.

Онъ протянулъ ей руку.

— Если вамъ когда-нибудь понадобится братская заботливость, вы получите её отъ меня, сказалъ онъ.

— Но не братская любовь?

— Нѣтъ. Какъ могутъ обѣ эти любви слиться вмѣстѣ? Я не перестану васъ любить оттого, что любовь моя напрасна. Вмѣсто того, чтобы сдѣлать меня счастливымъ, она сдѣлаетъ меня несчастнымъ. Вотъ вся разница.

— Я отдала бы мою жизнь для того, чтобы сдѣлать васъ счастливымъ, еслибъ это было возможно.

— Вы не отдадите мнѣ вашу жизнь такимъ образомъ, какъ я бы желалъ.

Послѣ этого они молча дошли до дома, и когда онъ отворилъ для нея дверь, онъ остался одинъ на крыльцѣ, думая о своёмъ несчастьи.

ОПЯТЬ БЕЗОПАСНОСТЬ ОТЪ ЛЮБВИ.

Довольно долго Бельтонъ стоялъ на крыльцѣ, думая о томъ, что съ нимъ случилось и стараясь укрѣпить себя противъ удара, получоннаго имъ. Я не знаю, былъ ли онъ увѣренъ въ успѣхѣ. Можетъ быть онъ не дѣлалъ себѣ увѣреній на этотъ счотъ. Но это былъ такой человѣкъ, для котораго неудача сама-по-себѣ была нестерпима. Во всякомъ другомъ обстоятельствѣ онъ сказалъ бы себѣ, что онъ не ослабѣетъ, что онъ будетъ настаивать и побѣдитъ. Онъ не могъ вообразить никакого другого положенія, въ неудачѣ котораго онъ могъ бы удостовѣриться тотчасъ. Но относительно этого плана было такъ. Она сказала, что не можетъ полюбить его, никогда, и онъ повѣрилъ ей. Онъ сдѣлалъ попытку и потерпѣлъ неудачу, и думай объ этомъ, когда онъ стоялъ на крыльцѣ; онъ убѣдился, что вся жизнь его перемѣнилась и что онъ, до-сихъ-поръ бывшій такъ счастливъ, теперь долженъ быть несчастливъ.

Онъ всё еще стоялъ, когда Эмедрозъ пришолъ въ переднюю, одѣтый къ обѣду, и увидалъ его въ открытую дверь.

— До обѣда остаётся только пять минутъ, сказалъ онъ, подходя къ нему.

Бельтонъ вздрогнулъ и отряхнулся, какъ бы сбрасывая съ себя летаргію, и объявилъ, что онъ готовъ, потомъ онъ вспомнилъ, что онъ долженъ одѣться и бросился наверхъ, разомъ черезъ три ступени, въ свою комнату. Когда онъ сошолъ внизъ, Клэра и отецъ ея были уже въ столовой.

Эмедрозъ, хотя не очень быстро читалъ факты изъ обращенія тѣхъ, съ кѣмъ онъ жилъ, былъ увѣренъ, что дѣло пошло дурно между Бельтономъ и его дочерью. Онъ еще не успѣлъ поговорить съ Клэрой, но былъ увѣренъ, что это такъ. Дѣйствительно, нельзя было не прочесть ужаснаго разочарованія и глубокой горести въ обращеніи молодого человѣка. Онъ не старался скрывать этого, хотя не говорилъ объ этомъ. Во весь вечеръ, хотя онъ оставался одинъ съ сквайромъ и глазъ на глазъ съ Клэрой, онъ ни разу не упомянулъ и даже не намекнулъ на отказъ, получонный имъ. Но онъ держалъ себя такимъ образомъ, какъ-будто и онъ и они и всѣ на свѣтѣ знали, что онъ получилъ отказъ. Однако онъ не молчалъ. Онъ говорилъ о своёмъ имѣніи и о своихъ планахъ и объяснялъ какъ дѣла должны идти въ его отсутствіе. Только однажды онъ сдѣлалъ что-то похожее на намёкъ на своё горе.

— Но вѣдь вы будете здѣсь на Рождество? сказалъ Эмедрозъ въ отвѣтъ на то, что Бельтонъ говорилъ о работахъ, которыя должны были производиться въ его отсутствіе.

— Я право не знаю, какъ это будетъ теперь, сказалъ Бельтонъ и потомъ всѣ замолчали.

Это былъ ужасный вечеръ для Клэры. Она старалась говорить, но нашла это невозможнымъ. Вся весёлость послѣднихъ дней исчезла и свѣтъ показался ей еще печальнѣе и еще торжественнѣе прежняго. Она не думала, когда отказывала ему, что онъ такъ приметъ это къ сердцу. Вопросъ быль предложенъ ей для разрѣшенія такъ внезапно, что она не имѣла времени подумать объ этомъ, когда давала отвѣтъ. Она могла только почувствовать, что не можетъ быть для него тѣмъ, чѣмъ онъ желаетъ, чтобъ она была. Даже теперь она еще не спрашивала себя, зачѣмъ она такъ упорствуетъ въ своёмъ отказѣ. Но она упорно отказала ему и ни на минуту не подумала смягчить твёрдость своего намѣренія. Ей казалось очевиднымъ изъ его настоящаго обращенія, что онъ никогда опять не сдѣлаетъ ей этого вопроса; но она была увѣрена, что какъ бы часто онъ ни дѣлалъ ей этотъ вопросъ, она не могла бы дать другого отвѣта.

Эмедрозъ, ничего не зная, сдѣлался угрюмъ и придирчивъ и разбранилъ свою дочь; и съ Бельтономъ также онъ былъ придирчивъ и сердито отвѣчалъ ему. Это отвергнутый женихъ принималъ чрезвычайно терпѣливо, какъ-будто такая ничтожная непріятность не могла увеличить его огорченія; онъ всё держался намѣренія ѣхать въ субботу и также прилежно занимался дѣломъ, которое должно было кончиться передъ его отъѣздомъ; но казалось, что онъ исполняетъ теперь всё какъ обязанность, а что удовольствіе отъ этихъ занятій, которое до-сихъ-поръ было такъ очевидно, кончилось.

Наконецъ они разошлись и Клэра, но обыкновенію, пошла въ комнату отца.

— Папа, что всё это значитъ, на счотъ мистера Бельтона?

— Что такое, другъ мой? что ты хочешь сказать?

— Онъ просилъ меня быть его женой и сказалъ, что онъ получилъ ваше согласіе.

— Почему же ему не получить моего согласія? Зачѣмъ тебѣ не выйти за него, если ты ему нравишься? Мнѣ казалось, что ты была къ нему очень привязана.

Это удивило Клэру болѣе всего. Она сама не знала почему, но думала, что подобное предложеніе кузена должно было разсердить ея отца, безразсудно разсердить за то, что онъ осмѣлился имѣть такую идею; но теперь казалось, что онъ разсердится на неё, зачѣмъ она сейчасъ не приняла предложенія кузена.

— Да, папа, я привязана къ нему, но не въ такомъ родѣ. Я не ожидала, что онъ будетъ думать обо мнѣ такимъ образомъ.

— Но почему же ему не думать о тебѣ? это было бы очень хорошей партіей для тебя, относительно денегъ.

— Вы не захотите, чтобы я по этой причинѣ вышла за кого бы то ни было, вѣдь вы не захотите, папа?

— Но онъ, кажется, тебѣ нравится. Ну, разумѣется, я не могу заставить тебя полюбить его; я думалъ устроить всё къ лучшему; а когда онъ обратился ко мнѣ, я нашолъ, что онъ поступаетъ очень хорошо и какъ настоящій джентльменъ. Если бы я могъ думать, что этотъ домъ будетъ твоимъ когда я умру, я былъ бы очень счастливъ, очень счастливъ.

Клэра подошла къ нему и взяла его за руку.

— Я надѣюсь, папа, что мы не тревожитесь обо мнѣ. Мнѣ будетъ хорошо, вы навѣрно не желаете, чтобы я оставила васъ.

— Какъ же тебѣ будетъ хорошо? я право не знаю. И если твоя тётка Уинтерфильдъ намѣрена обезпечить тебя, ей слѣдовало бы дать мнѣ это знать для того, чтобы это не тяготило меня постоянно.

Клэра знала очень хорошо, какъ тётка распорядится съ своимъ состояніемъ, но она не могла сказать объ этомъ отцу теперь; она теперь чувствовала, что она обязана это сдѣлать, но не могла рѣшиться на это, она только просила его не безпокоиться за нея, дѣлая неопредѣленное увѣреніе, что ей будетъ очень хорошо.

— И ты рѣшилась не перемѣнять намѣренія насчетъ Уилля? сказалъ онъ наконецъ.

— Конечно, я не перемѣню моего намѣренія, папа, отвѣчала она.

Тогда онъ отвернулся отъ нея и она увидѣла, что онъ недоволенъ.

Оставшись одна, она была принуждена спрашивать себя: почему она такъ въ этомъ увѣрена. Увы! въ ея душѣ не могло быть объ этомъ ни малѣйшаго сомнѣнія; когда она сѣла, рѣшившись дать себѣ отвѣтъ, сомнѣнія не было. Она не могла любить своего кузена Уилля Бельтона потому, что ея сердце принадлежало капитану Эйльмеру.

Но она знала, что она не получила ничего взамѣнъ своего сердца. Онъ былъ ласковъ къ ней въ этомъ путешествіи изъ Таунтона, когда горе о смерти брата почти подавило её. Онъ былъ часто ласковъ къ ней и прежде этого, такъ ласковъ, такъ нѣженъ въ обращеніи, что мысль смотрѣть на него какъ на влюблённаго невольно вкоренилась въ ней. Но ни въ чомъ не заходилъ онъ далѣе этой нѣжности, которая не должна непремѣнно значить что-нибудь, хотя часто значитъ такъ многое. Минуло два года съ тѣхъ поръ, какъ она подумала въ первый разъ, что капитанъ Эйльмеръ былъ самый совершенный джентльмэнъ, какого она когда-либо знала, и около двухъ лѣтъ съ-тѣхъ-поръ, какъ мистриссъ Уинтерфильдъ выразила ей надежду, что капитанъ Эйльмеръ можетъ быть ея мужемъ, она отвѣчала, что это невозможно, какъ отвѣчала бы каждая дѣвушка, и вслѣдствіе этого обращалась съ капитаномъ Эйльмеромъ съ холодностью, какую только въ состояніи была принять, когда находилась съ нимъ въ присутствіи тётки. Неестественно было для нея быть особенно любезной съ какимъ бы то ни было человѣкомъ при такихъ непріятныхъ обстоятельствахъ, даже когда тутъ не было мистриссъ Уинтерфильдъ. Такимъ образомъ шло дѣло. Капитанъ Эйльмеръ иногда старался очень ей угождать, но изъ этого угожденія ничего не вышло и Клэра сказала себѣ, что капитанъ Эйльмеръ не имѣетъ къ ней никакого особеннаго чувства; она сказала себѣ это и послѣ путешествія съ капитаномъ изъ Перивэля въ Таунтонъ, но до-сихъ-поръ не признавалась она себѣ въ своихъ чувствахъ.

Она сдѣлала сравненіе между этими двумя людьми. Кузена своего, Уилля, она находила болѣе великодушнымъ, болѣе энергичнымъ и, можетъ быть, болѣе талантливымъ; наружностью онъ несравненно былъ лучше; онъ былъ исполненъ благородныхъ качествъ, безкорыстенъ, трудолюбивъ, находчивъ, способенъ распоряжаться, старателенъ трудиться для пользы другихъ и для своей, человѣкъ совершенно незарожонный холодностью и эгоизмомъ внѣшняго міра. Но онъ былъ грубъ, неловокъ, поверхностно воспитанъ и не имѣлъ тѣхъ наклонностей, которыя были восхитительны для Клэры Эмедрозъ. Онъ не могъ читать ей стиховъ, не могъ говорить ей о томъ, что дѣлается въ литературномъ мірѣ теперь и что дѣлалось прежде. Онъ не зналъ ничего о внутреннемъ мірѣ міровъ управляющемъ свѣтомъ. Клэра сомнѣвалась, могъ ли онъ сказать ей кто составлялъ теперь министерство, или назвать хоть одного епископа, кромѣ той эпархіи, въ которой находился его приходъ. Но капитанъ Эйльмеръ зналъ всѣхъ, всё читалъ и понималъ, какъ бы по инстинкту, всѣ движенія свѣта, въ которомъ онъ жилъ.

Но кчему вело такое сравненіе? Даже если бы Клэра могла доказать себѣ безъ малѣйшаго сомнѣнія, что ея кузенъ Уилль достойнѣе быть любимымъ, такое доказательство не могло бы измѣрить ея положенія. Любовь измѣряется не достоинствами, она не любила своего кузена какъ должно любить человѣка, которому отдаёшь свою руку, и — увы! она любила другого.

Я сомнѣваюсь, чтобы въ эту ночь Бельтонъ спалъ съ тѣмъ крѣпкимъ спокойствіемъ, которое было свойственно ему; по-крайней-мѣрѣ прежде чѣмъ онъ вышелъ утромъ, онъ имѣлъ время обдумать и принялъ рѣшительное намѣреніе. Онъ не хотѣлъ считать битву проигранной. По его мнѣнію, было что-то слабое и почти низкое въ томъ, чтобы отказаться отъ задуманнаго плана. Онъ поступилъ неловко и преувеличивалъ передъ собою свою неловкость; онъ поторопился и можетъ быть этимъ уничтожилъ возможность на успѣхъ. Но, какъ онъ говорилъ себѣ: «онъ никогда не скажетъ, что онъ умеръ, пока въ нёмъ осталось хоть малѣйшее дыханіе жизни». Онъ не будетъ хандрить, не повѣситъ голову, не надѣнетъ трауръ: такое положеніе дѣла не клеится съ суровостью и трудолюбіемъ его жизни — нѣтъ! Онъ перенесётъ, какъ мущина, неудачу, которая случилась съ нимъ въ этомъ отношеніи, и воротится на Рождество еще разъ попробовать счастье.

За завтракомъ туча сбѣжала съ его лица. Когда онъ пришолъ въ столовую, онъ нашолъ Клэру одну и просто пожалъ ей руку по своему обыкновенію. Онъ ничего не сказалъ о вчерашнемъ днѣ и почти успѣлъ принятъ такой видъ, какъ-будто вчерашній день вовсе не быль днёмъ достопамятнымъ. Клэра совсѣмъ не была такъ непринужденна, но она также нѣсколько утѣшилась его обращеніемъ. Эмедрозъ пришолъ почти тотчасъ и Бельтонъ скоро воспользовался случаемъ сказать, что онъ воротится на Рождество, если мистеръ Эмедрозъ примемъ его.

— Конечно, сказалъ сквайръ: — я думалъ, что это рѣшено.

— Это и было рѣшено; но я сказалъ вчера слово, которое всё переиначило. Но я опять обдумалъ и нашолъ, что я могу съ этимъ справиться.

— Мы такъ будемъ рады видѣть васъ! сказала Клэра.

— И я буду очень радъ пріѣхать. Сарай уже строятъ, сэръ.

— Да, я видѣлъ телеги съ кирпичомъ, проходя мимо, сказалъ сердито сквайръ. — Я не зналъ, что будутъ кирпичныя работы. Вы сказали, что вы велите сдѣлать сарай изъ сосновыхъ досокъ съ дубовыми столбами.

— Надо же имѣть фундаменты, сэръ. Я намѣренъ сдѣлать кирпичный фундаментъ на полтора фута выше земли.

— Конечно, вы знаете лучше. Только вещь такого рода очень безобразна.

— Если вы найдёте это безобразнымъ послѣ того, какъ это будетъ сдѣлано, я велю сломать.

— Нѣтъ, этого невозможно будетъ сломать.

— Можно, и будетъ сломано, если вамъ не понравится. Такія перемѣны для меня ровно ни почомъ.

— Мнѣ кажется, что это будетъ очень красиво, сказала Клэра.

— Навѣрно такъ, прибавилъ сквайръ: — по-крайней-мѣрѣ для меня это не составитъ большой разницы. Я не долго здѣсь буду, чтобы видѣть это.

Слова эти были печальны, но Бельтонъ перенёсъ даже и это, говоря весёлыя слова и выражая пріятныя надежды, такъ что и Клэрѣ и ея отцу показалось, что онъ почти преодолѣлъ разочарованіе вчерашняго дня. Вѣроятно, это былъ человѣкъ неспособный къ глубокой чувствительности на долгое время въ подобныхъ вещахъ. Времени прошло немного, а между тѣмъ Уилль Бельтонъ опять оживился.

Немедленно послѣ завтрака случилось небольшое обстоятельство, которое произвело дѣйствіе на всѣхъ. На дорожкѣ передъ парадной дверью явилась корова, которую вёлъ мальчикъ. Это была ольдернейская корова и всѣ, понимавшіе въ коровахъ толкъ, тотчасъ примѣтили бы, что эта корова была совершенствомъ въ своёмъ родѣ. Глаза ея были кротки, нѣжны и блестящи, ноги ея походили на ноги оленя и всею своею наружностью она почти опровергала своё названіе, доказывая, что она произошла отъ какого-нибудь болѣе благороднаго рода, чѣмъ обыкновенный домашній коровій родъ — животное полезное, но тяжолое по наружности, на которое съ большимъ удовольствіемъ смотришь издали, чѣмъ вблизи. Но эта корова была граціозна въ своихъ движеніяхъ и на неё почти хотѣлось смотрѣть какъ на отдалённаго потомка лося, или сайги.

— Это что такое? сказалъ Эмедрозъ, который, не имѣя собственныхъ своихъ коровъ, былъ недоволенъ, что къ его парадной двери привели корову. — Чья-то корова пришла сюда.

Клэра поняла всё въ одно мгновеніе, по она была огорчена и не сказала ничего. Еслибы корова явилась безъ вчерашней сцены, она дружелюбно приняла бы это животное и поклялась бы кузену, что она будетъ обожать эту корову ради его; но послѣ того, что случилось, было другое дѣло. Какъ она могла теперь принять отъ него подарокъ?

Но Бельтонъ разрѣшилъ это затрудненіе безъ всякой застѣнчивости и безъ всякаго очевиднаго сожалѣнія.

— Я вамъ говорилъ, что я подирю вамъ корову — вотъ и она.

— Къ чему ей корова? спросилъ Эмедрозъ.

— Я увѣренъ, что она ей очень нужна, по-крайней-мѣрѣ она не откажетъ принять этотъ подарокъ отъ меня — не правда ли, Клэра?

Что она могла сказать?

— Если папа позволитъ мнѣ держать.

— У насъ нѣтъ мѣста, сказалъ сквайръ: — у насъ нѣтъ травы…

— Травы много, отвѣчалъ Бельтонъ. — Я забралъ себѣ въ голову достать эту корову для Клэры, и вы не должны, мистеръ Эмедрозъ, мѣшать моему удовольствію

Разумѣется, ему удалось и, разумѣется, Клэра поблагодарила его со слезами на глазахъ.

Слѣдующіе два дня прошли безъ особенныхъ происшествій и кузенъ собрался ѣхать. Онъ не видалъ полковника Эскертона, не видалъ опять и мистриссъ Эскертонъ. Онъ былъ разъ въ коттэджѣ съ тѣмъ, чтобы заплатить визитъ полковнику, но хозяина не было дома, а хозяйка его не пригласила. Онъ больше ничего не говорилъ Клэрѣ о ея друзьяхъ, но думалъ объ этомъ не разъ и ему хотѣлось узнать, была ли тутъ тайна и въ чомъ состояла она. Мистриссъ Эскертонъ ему не нравилась и онъ чувствовалъ, что онъ ей не нравился. Ему было непріятно потому, что въ дѣлѣ, такъ для него важномъ, мистриссъ Эскертонъ могла можетъ-быть имѣть значительное вліяніе на Клэру.

Въ эти дни ничего особеннаго не было говорено между нимъ и Клэрой. Послѣдній вечеръ прошелъ безъ всякихъ достопамятныхъ приключеній. Эмедрозъ по-своему, безстрастно и слегка задорливо жалѣлъ, что Бельтонъ оставляетъ его, такъ какъ кузенъ служилъ средствомъ къ новому развлеченію для него, но онъ ничего не сказалъ объ этомъ; и когда настало время ложиться спать, онъ простился съ своимъ гостемъ съ унылымъ намёкомъ на удовольствіе, которое онъ будетъ имѣть видѣть его на Рождество, Бельтонъ долженъ былъ отправиться рано утромъ, до шести часовъ и, разумѣется, хотѣлъ проститься также и съ Клэрой, но она сказала ему очень тихо, такъ тихо, что отецъ ея не слыхалъ, что она встанетъ напоить его кофе передъ отъѣздомъ.

— О нѣтъ! сказалъ онъ.

— Однако я встану. Я хочу проводить васъ.

На слѣдующее утро она встала прежде него. Она сама не понимала зачѣмъ она дѣлаетъ это. Она знала, что ей слѣдовало бы избѣгать разговора о томъ предметѣ, о которомъ разсуждалось между скалами. Она знала, что не можетъ его утѣшить. Онъ повидимому былъ готовъ забыть объ этой сценѣ, какъ-будто её никогда не было; и конечно ужъ не ей слѣдовало разстроивать такое полезное намѣреніе. А всё-таки она встала, чтобы пожелать ему благополучнаго пути передъ отъѣздомъ. Она не могла вынести мысли — такъ она извинялась передъ собой — чтобы онъ считалъ её неблагодарной. Она знала всё, что онъ сдѣлалъ для нихъ; она примѣтила, что аренда земли, постройка сараевъ, жизнь, которую онъ успѣлъ въ такое короткое время внести въ старый замокъ — в.ё это происходило отъ желанія съ его стороны сдѣлать пользу тѣмъ, которымъ онъ мѣшалъ по фамильнымъ распоряженіямъ, сдѣланнымъ почти до его рожденія, и она желала сказать ему нѣсколько признательныхъ словъ. А онъ не говорилъ ли ей — даже въ жару своего разочарованія — не говоривъ ли ей, что когда она будетъ нуждаться въ попеченіяхъ брата, то она получитъ ихъ отъ него? Не была ли она обязана сдѣлать то, что сдѣлала бы для брата?

Она собственными руками принесла кофе въ столовую и подала ему чашку. Гигъ, пріѣхавшій въ ночь изъ Таунтона, еще не былъ у дверей и имъ оставалось нѣсколько минутъ говорить другъ съ другомъ. Кто не видалъ такой дѣвушки, когда она выходила изъ своей спальной рано утромъ, не въ полномъ утреннемъ тоалетѣ, но милѣе, свѣжѣе, красивѣе чѣмъ въ болѣе щегольской ь нарядѣ? И какой мущина, которому такъ посчастливится, не полюбитъ ту, которая доставила ему то счастье, даже еслибъ онъ прежде не былъ такъ сильно влюблёнъ, какъ бѣдный Уилль Бельтонъ?

— Вы очень добры, сказалъ онъ.

— Я желала бы знать, какъ мнѣ показать вамъ доброту, отвѣчала она, не имѣя намѣренія касаться опаснаго предмета, но чувствуя по мѣрѣ того, какъ слова вырывались у неё, что она эхо сдѣлала.

— Вы были такъ добры къ намъ, такъ добры къ папа, что мы вамъ всѣмъ обязаны. Я такъ благодарна вамъ за то, что вы обѣщали воротиться на Рождество.

Онъ рѣшилъ, что не будетъ ухаживать за нею до зимы, но находилъ, что очень трудно воздержаться, когда къ нему обращаются такимъ образомъ. Взять её въ объятія, расцаловать двадцать разъ и поклясться, что онъ не выпуститъ её никогда — свирѣпо предъявить надъ ней свои права — вотъ какъ поступить побуждало его искушеніе. Какъ могла смотрѣть на него такъ нѣжно, какъ могла стоять она передъ нимъ со всѣми своими милыми прелестями, не имѣя намѣренія возбудить къ себѣ его любовь? Но онъ воздержался.

— Кровь гуще воды, сказалъ онъ: — вотъ настоящая причина моего пріѣзда.

— Я совершенно это понимаю и это то чувство внушаетъ вамъ такую доброту; но я боюсь, что вы тратите здѣсь много денегъ — и всё для насъ.

— Совсѣмъ нѣтъ! Я опять ворочу мои деньги, а если и не ворочу, такъ что жь такое? у меня денегъ много. Мнѣ нужны не деньги.

Она не могла спросить его: что же ему нужно, и была принуждена начать опять:

— Папа такъ будетъ теперь ждать зимы!

— И я также.

— Но вы должны остаться тогда подольше; вы не уѣдете черезъ недѣлю? Скажите, что вы не уѣдете.

— Я посмотрю; теперь я еще не могу сказать. Вы напишете мнѣ нѣсколько строкъ, когда сарай будетъ конченъ?

— Непремѣнно напишу и скажу вамъ здорова ли Бесси.

Бесси была корова.

— Я буду очень любить её. Она уже приходитъ ко мнѣ за яблоками.

Бельтонъ подумалъ, что онъ пошолъ бы къ ней, гдѣ бы она ни была, даже еслибы онъ не получилъ яблокъ.

— У нихъ любовь корыстная, сказалъ онъ: — я скажу вамъ что я сдѣлаю. Когда я пріѣду, я привезу вамъ собаку, которая будетъ ходить за вами, не думая о яблокахъ.

Послышался стукъ гига на дорожкѣ передъ дверью и Бельтонъ принуждёнъ былъ ѣхать. Съ минуту онъ размышлялъ не долженъ ли онъ поцаловать её какъ кузепъ, но потомъ онъ рѣшилъ, что если ужь поцаловать её, то не въ этомъ родѣ, и потому опять воздержался.

— Прощайте, сказалъ онъ, протягивая ей свою большую руку.

— Прощайте, Уилль. Богъ да благословитъ васъ!

Я почти думаю, что онъ готовъ былъ поцаловать её, не дѣлая себѣ вопроса въ какомъ родѣ это будетъ сдѣлано. Онъ увидалъ слёзы въ ея глазахъ, и когда, сѣлъ въ гигъ, думая объ этихъ слезахъ, на глазахъ его также выступили слёзы. Онъ всё-таки добьётся ея любви! Онъ мало читалъ романовъ: для него всѣ воображаемыя таинства страсти не были знакомы посредствомъ чтенія любовныхъ исторій; но онъ всё-таки зналъ, что женщинъ можно пріобрѣсти вопреки имъ самимъ. Онъ зналъ, что онъ не можетъ насильно увезти её, но всё-таки онъ могъ побѣдить ея волю своею волею. Вспоминая слёзы въ глазахъ ея, тонъ ея голоса, пожатіе руки и признательность, сдѣлавшуюся нѣжной въ своёмъ выраженіи, онъ не могъ думать, что было бы благоразумно продолжать её любить. Благоразумно или глупо, а онъ всётаки её любилъ, и не его будетъ вина, если она не сдѣлается его женой. Онъ не видалъ богатыхъ сомерсетширскихъ пастбищъ, величественныхъ Кантокскихъ горъ, ранней красоты августовскаго утра; онъ не видалъ ничего, кромѣ ея глазъ, увлажнённыхъ блестящими слезами, и прежде чѣмъ доѣхалъ до Таунтона, упрекалъ себя за то, что на прощаньи не поцаловалъ её.

Клэра стояла у двери и смотрѣла пока гигъ не скрылся изъ вида, смотрѣла, на сколько позволяли ей слёзы. Какой великолѣпный кузенъ былъ онъ! Не жалко ли было, что этотъ печальный эпизодъ испортилъ братскую любовь, родственное довѣріе, которое безъ этого было бы такъ полно между ними? Но можетъ быть еще всё будетъ хорошо. Клэра знала, или по-крайней-мѣрѣ думала, что мущины и женщины не одинаковымъ образомъ оцѣниваютъ любовь. Она, полюбившая разъ, перемѣниться не могла — въ этомъ она была увѣрена. Ея любовь могла быть счастлива или несчастлива; она могла быть взаимна, или уничтожить всю надежду ея на счастье на землѣ. Но она думала, что съ мущинами бываетъ не такъ. Ея кузенъ, безъ сомнѣнія, былъ искрененъ, когда дѣлалъ ей предложеніе. Еслибы она приняла это предложеніе — еслибы она была въ состояніи принять его — она думала, что онъ любилъ бы её искренно и постоянно. Такова была его натура. Но Клэра вѣрила также, что его любовь безъ взаимности не будетъ продолжительна, и что онъ уже рѣшился, съ равномѣрнымъ мужествомъ и благоразуміемъ растоптать подъ ногами эту кратковременную страсть. Одной ночи было достаточно для этого. Когда Клэра думала объ этомъ, слёзы текли по ея щекамъ; она ушла въ свою комнату и плакала до-тѣхъ-поръ, пока настало время отереть слѣды слёзъ, чтобъ идти къ отцу.

Но она была очень рада, что Уилль такъ хорошо это перенёсъ — очень рада! Ей опять не было опасности отъ любви кузена.

МИССЪ ЭМЕДРОЗЪ ѢДЕТЪ ВЪ ПЕРИВЭЛЬ.

Уже давно было рѣшено, что миссъ Эмедрозъ поѣдетъ въ Перивэль на нѣсколько дней въ ноябрѣ. Это было какъ-бы призванной обязанностью въ ея жизни, что она будетъ ѣздить изъ Бельтона въ Перивэль и обратно. Это въ нѣкоторой степени было для нея трудно, такъ-какъ визиты къ тёткѣ доставляли ей мало удовольствія. Еслибъ мистриссъ Уинтерфильдъ имѣла намѣреніе обезпечить её, то это было бы понятно согласно обыкновеннымъ условіямъ, какія дѣлаются въ свѣтѣ о подобныхъ вещахъ; но мистриссъ Уинтерфильдъ едва-ли имѣла право требовать отъ своей племянницы почтительнаго вниманія послѣ того, какъ она рѣшила по совѣсти, что ея состояніе должно перейти къ племяннику; но Клэра и не думала возмущаться; она соглашалась сдѣлать обыкновенную поѣздку въ ноябрѣ на счотъ своей тётки, какъ всегда.

Передъ ея отъѣздомъ только два обстоятельства нарушили ея спокойствіе. Мистеръ Райтъ, пасторъ, явился въ Бельтонскій замокъ и въ разговорѣ съ Эмедрозомъ повторилъ злые слухи, распространившіеся о мистриссъ Эскертонъ. Клэра его не видала, но слышала потомъ всё отъ отца.

— Ужь не значитъ ли это, папа, сказала она почти съ гнѣвомъ: — что вы хотите, чтобъ я бросила мистриссъ Эскертонъ?

— Какъ можешь ты быть такъ жестока, чтобы дѣлать мнѣ подобный вопросъ? возразилъ онъ. — Ты знаешь, какъ я не люблю, чтобъ мнѣ досаждали. Я говорю тебѣ что я слышу, а ты можешь рѣшить сама.

— Но вѣдь это не совсѣмъ справедливо, папа. Этотъ человѣкъ приходитъ сюда…

— Этотъ человѣкъ, какъ ты его называешь, ректоръ прихода и я знаю его сорокъ лѣтъ.

— И никогда не любили его папа.

— Я право не знаю, люблю ли я кого-нибудь, душа моя, меня никто не любитъ, такъ зачѣмъ же мнѣ безпокоить себя?

— Но, папа, это всё происходитъ отъ того, что кто-то сказалъ, будто Эскертоны совсѣмъ не Эскертоны и называются какъ-то иначе. А мы знаемъ, что онъ служилъ капитаномъ и маіоромъ Эсксртономъ семь лѣтъ въ Индіи, и въ сущности всё это не значитъ ничего. Я знаю только, что онъ полковникъ Эскертонъ.

— Но знаешь ли ты, что она его жена? Вотъ объ этомъ-то спрашиваетъ мистеръ Райтъ. Я ничего не говорю; я думаю, что говорить о такихъ вещахъ очень неделикатно.

— Если меня спросятъ: видѣла ли я ея брачное свидѣтельство, конечно я его не видала и, вѣроятно, вы не видали брачнаго свидѣтельства ни одной знакомой вамъ дамы. Но я знаю, что она жена своего мужа, такъ-какъ мы всѣ знаемъ подобныя вещи. Я знаю, что она была съ нимъ въ Индіи: я видѣла ея вещи съ мѣткою ея имени, вещи, которыя она имѣетъ уже десять лѣтъ.

— Я ничего объ этомъ не знаю, моя милая, сердито сказалъ Эмедрозъ.

— Но мистеръ Райтъ долженъ знать что-нибудь прежде чѣмъ говорить подобныя вещи. И теперь онъ говоритъ не то, что говорилъ прежде.

— Я не знаю что онъ говорилъ прежде.

— Онъ говорилъ, что они оба носятъ чужое имя.

— Для меня всё равно, какое имя они носятъ; я желалъ бы только, чтобы они не пріѣзжали сюда, если мнѣ надоѣдаютъ ими такимъ образомъ, сначала Райтъ, а потомъ ты.

— Они были очень хорошими жильцами, папа.

— Тебѣ не нужно говорить мнѣ этого, Клэра, и напоминать объ охотѣ, когда ты знаешь, какъ это непріятно для меня.

Послѣ этого Клэра не сказала ничего болѣе и рѣшила, что мистеръ Райтъ и его сплетни не будутъ имѣть никакого вліянія на ея короткость съ мистриссъ Эскертонъ; но тѣмъ не менѣе она продолжала помнить, что ея кузенъ сказалъ о миссъ Виго.

Во второй разъ её разстроили нѣкоторыя замѣчанія, которыя мистриссъ Эскертонъ сдѣлала о ея кузенѣ или, лучше сказать, маленькіе намеки, вырывавшіеся въ разныхъ случаяхъ. Было ясно, что мистриссъ Эскертонъ не любила Бельтона и желала возстановить Клэру противъ него.

— Какъ жаль, что онъ не можетъ быть вашимъ женихомъ! говорила она: — это быль бы такой чудный примѣръ Красавицы и Звѣря.

Разумѣется, мистриссъ Эскертонъ не было сказано о сдѣланномъ предложеніи.

— Не-уже-ли вы хотите сказать, что онъ не хорошъ собой? возражала Клэра.

— Я никогда не примѣчаю хорошъ собою мущина или нѣтъ, но я вижу очень хорошо, умѣетъ ли онъ владѣть своими руками и ногами и знаетъ ли прилично управлять своимъ голосомъ при дамахъ.

Клэра помнила нѣсколько словъ, сказанныхъ кузеномъ ей, при произношеніи которыхъ онъ очень прилично употребилъ свой голосъ.

— Я знаю, когда мущина держитъ себя непринуждённо, какъ джентльменъ, и когда онъ неловокъ какъ…

— Какъ что? говорила Клэра: — докончите, что вы хотѣли сказать.

— Какъ пахарь, хотѣла я сказать, отвѣчала мистриссъ Эскертонъ.

— Вы кажется сердитесь на него за то, что онъ сказалъ, что вы похожи на какую-то миссъ Виго, колко возразила Клэра.

Мистриссъ Эскертонъ замолчала и ничего болѣе не говорила о Бельтонѣ до-тѣхъ-поръ, пока Клэра вернулась изъ Перивэля.

Путешествіе само-по-себѣ изъ Бельтона въ Перивэль было всегда непріятно, а въ ноябрѣ непріятнѣе обыкновеннаго. Въ маленькой гостинницѣ въ Редикотѣ держали старую карету — такъ называемую, которая обыкновенно отправлялась изъ Таунтона на желѣзную дорогу, запряженная старой сѣдой лошадью и управляемой старымъ сѣдымъ кучеромъ. Эта карета обыкновенно дѣлала по пяти миль въ часъ, но старый сѣдой кучеръ никакъ не хотѣлъ удовольствоваться временемъ, назначеннымъ ему для переѣзда. Могло случиться какое-нибудь несчастье, что же онъ тогда сдѣлаетъ, спрашивалъ онъ жалобно: какъ онъ будетъ гнать лошадь? Онъ всегда пріѣзжалъ въ Бельтонъ часомъ ранѣе, и хотя Клэра это знала, она ничего не могла сдѣлать. Отецъ ея суетился и выходилъ изъ терпѣнія, кучеръ суетился и выходилъ изъ терпѣнія, и ей не оставалось ничего больше, какъ ѣхать. Теперь она должна была ѣхать цѣлымъ часомъ ранѣе и послѣ четырёхъ скучныхъ часовъ, проведенныхъ на дорогѣ, очутилась на Таунтонской станціи съ страшно продолжительнымъ временемъ передъ собой, прежде чѣмъ опять будетъ продолжать путь.

Этотъ часъ въ Таунтонѣ былъ для нея ужасенъ. Я не знаю часовъ ужаснѣе проводимыхъ такимъ образомъ. Минуты не уходятъ. Мущина ходитъ взадъ и вперёдъ по платформѣ и такимъ образомъ по-крайней-мѣрѣ пользуется моціономъ; но женщина обязана сидѣть въ скучной залѣ. Нѣкоторыя, можетъ быть, при подобныхъ обстоятельствахъ могутъ читать, но такихъ не много. Мысль отказывается отъ дѣятельности, а тѣломъ овладѣваетъ какая-то тревога, для которой невыносимо замедленіе и спокойствіе. Объявленія на стѣнѣ разсмотрѣны, носильщики входятъ и выходятъ до того, что каждый носильщикъ опротивѣетъ для глазъ. Всё кажется отвратительно, грязно и непріятно, и голова предаётся соображеніямъ, почему станціонные смотрители не часто совершаютъ самоубійство. Клэра Эмедрозъ уже перешла черезъ всё это и начала думать о себѣ, а не о станціонномъ смотрителѣ, когда, наконецъ, въ ея ушахъ раздался обѣтованный звонокъ и она узнала, что поѣздъ приближается. Прежде чѣмъ она успѣла спокойно сѣсть въ вагонъ, она примѣтила, что подъѣхалъ другой поѣздъ изъ Лондона и путешественники изъ другого поѣзда перемѣняли мѣста. Черезъ нѣсколько минутъ она увидала капитана Фредерика Эйльмера, появившагося на платформѣ; немедленно она отодвинулась назадъ и не смотрѣла болѣе. Разумѣется, онъ ѣхалъ въ Перивэль; но зачѣмъ же тётка не сказала ей что она встрѣтится съ нимъ тамъ. Разумѣется, она будетъ жить съ нимъ въ одномъ домѣ и ея теперешнее усиліе избѣгнуть его, стало быть, безполезно. Усиліе было сдѣлано но всё-таки Клэрѣ было пріятно, когда она узнала, что оно было сдѣлано напрасно. Капитанъ тотчасъ подошолъ къ вагону, въ которомъ она сидѣла, и положилъ всѣ свои вещи около этого вагона, прежде чѣмъ узналъ кто будетъ его спутницей.

— Здоровы ли вы, капитанъ Эйльмеръ? сказала она, когда онъ садился.

— Миссъ Эмедрозъ! Боже мой, какъ это странно! Я никакъ не ожидалъ встрѣтить васъ здѣсь. Разумѣется, тѣмъ болѣе удовольствія.

— И я также не ожидала увидѣть васъ. Мистриссъ Уинтерфильдъ не писала мнѣ, что вы будете въ Перивэлѣ.

— Я самъ этого не зналъ до вчерашняго дня. Я ѣду отдавать отчотъ добродушнымъ перивэльцамъ, отправившимъ меня въ Парламентъ. Я буду обѣдать завтра у мэра, и такъ-какъ у него обѣдаетъ какое-то важное лицо, всё это случилось какъ-то скоро. Но я очень радъ, что вы будете съ нами.

— Я всегда ѣзжу къ тётушкѣ въ это время.

— Это очень добродушно съ вашей стороны.

Потомъ онъ спросилъ о ея отцѣ и она разсказала ему о посѣщеніи Бельтона, разумѣется, не упомянувъ о его предложеніи. Такимъ образомъ постепенно разговоръ ихъ принялъ тонъ короткости.

— Я очень радъ за вашего отца, сказалъ капитанъ симпатическимъ голосомъ, всё еще говоря о посѣщеніи Бельтона.

— Разумѣется, и я тоже.

— Такъ ему и слѣдовало при его положеніи относительно имѣнія. Пріятный онъ человѣкъ?

— Пріятный — не настоящее слово для него. Онъ — совершенство!

— Боже мой, это ужасно! Помните, какъ ненавидѣли какого-то стараго греческаго патріота, когда не могли найти въ нёмъ недостатка?

— Вы навѣрно не возненавидите моего кузена Уилля.

— Какой онъ наружности?

— Чрезвычайно хорошъ собой — по-крайней-мѣрѣ я такъ нахожу.

— Такъ я непремѣнно долженъ его возненавидѣть. И умёнъ?

— Ну, не то, что вы бы назвали умнымъ человѣкомъ. Онъ очень умёнъ на счотъ полей и скота.

— Вотъ въ этомъ есть нѣкоторое облегченіе.

— Но вы не должны ошибочно понимать меня. Онъ умёнъ въ томъ отношеніи, что успѣваетъ всё дѣлать по-своему. Вы чувствуете совершенную увѣренность, что онъ сдѣлается повелителемъ всего.

— Но я совсѣмъ не чувствую увѣренности, чтобы я полюбилъ его за это.

— Но онъ не вмѣшивается въ такія вещи, которыхъ онъ не понимаетъ; притомъ онъ такъ великодушенъ. Онъ истратилъ столько денегъ для того, чтобы сдѣлать замокъ пріятнѣе для папа.

— У него много денегъ?

— Много! по-крайней-мѣрѣ я такъ думаю и онъ самъ это говоритъ.

— Вотъ какъ! самъ признаётся, что у него много денегъ. Какой счастливый смертный! И хорошъ собой, самовластенъ и понимаетъ толкъ въ скотѣ и поляхъ! Слѣдуетъ стараться, подражать ему, а не завидовать.

— Вы можете смѣяться надъ нимъ, но вы полюбили бы его еслибы знали.

— Въ этомъ нельзя быть увѣрену по разсказамъ дамъ. Когда мущина говоритъ мнѣ о другомъ мущинѣ, я вообще могу сказать полюблю я его или нѣтъ, особенно, если я знаю того, кто дѣлаетъ это описаніе; но совсѣмъ другое дѣло, когда описываетъ женщина.

— Вы хотите сказать, что вы не повѣрите моему слову.

— Мы видимъ разными глазами въ подобныхъ вещахъ. Я не сомнѣваюсь, что вашъ кузенъ человѣкъ достойный, но, вѣроятно, если мы съ нимъ встрѣтимся, мы не найдёмся сказать слова другъ другу.

Клэра почти возненавидѣла капитана Эйльмера за эти слова, а между тѣмъ она знала, что онъ говоритъ правду. Уилль Бельтонъ не былъ человѣкомъ образованнымъ, и если бы капитанъ и фермеръ встрѣтились при ней, она чувствовала бы, быть можетъ, что ей пришлось бы краснѣть за кузена, но всё-таки онъ былъ лучше капитана. Она знала, что онъ былъ лучше, хотя знала также, что не можетъ любить его, какъ любила того.

Потомъ они перемѣнили предметъ разговора и разсуждали о мистриссъ Уинтерфильдъ, какъ часто дѣлали прежде. Капитанъ Эйльмеръ сказалъ, что онъ воротится въ Лондонъ въ субботу — это было, во вторникъ, и Клэра обвинила его въ томъ, что онъ всегда ускользнётъ отъ самаго непріятнаго дѣла въ его положеніи.

— Я примѣчаю, что вы никогда не остаётесь по воскресеньямъ въ Перивэлѣ, сказала она.

— Да, не часто. Зачѣмъ оставаться мнѣ? Воскресенье такой день, когда всѣ любятъ быть дома.

— Я думала бы, что для холостого человѣка это не дѣлаетъ большой разницы.

— Но воскресенье всякій любитъ проводить по-своему.

— Именно, и вотъ почему вы не остаётесь съ тётушкой. Я совершенно это понимаю.

— Какъ вы злы!

— Я только говорю, что я сама не люблю воскресенья въ Перивэлѣ и поступала бы точно такъ, какъ вы, еслибы могла. Но женщины — то-есть женщины моихъ лѣтъ — такія невольницы! Мы принуждены повиноваться тому, чему не видимъ причины и не понимаемъ необходимости. Я не могу сказать тётушкѣ что намѣрена уѣхать въ субботу.

— У васъ нѣтъ дѣла, отъ котораго зависѣло бы ваше время.

— Это значитъ, что у меня нѣтъ мнимыхъ предлоговъ; но настоящая причина состоитъ въ томъ, что мы находимся въ зависимости.

— Я полагаю, что дѣйствительно это такъ.

— Хотя отъ нея я не завишу, но моё положеніе вообще зависимо и я не могу помочь сама себѣ.

Капитанъ Эйльмеръ нашолъ труднымъ отвѣчать на это. Онъ естественно считалъ себя наслѣдникомъ состоянія своей тётки и всякая доля, которая будетъ отдѣлена для Клэры, уменьшить то, что должно достаться ему. Пожалуй, мистриссъ Уинтерфильдъ можетъ и всё оставить своей племянницѣ. Старушка не была откровенна съ тѣмъ, кого она хотѣла сдѣлать своимъ наслѣдникомъ, какъ была откровенна съ тою, которую не дѣлала наслѣдницей. Но капитанъ Эйльмеръ зналъ положеніе дѣлъ въ Бельтонѣ и ему было извѣстно, что миссъ Эмедрозъ не имѣла никакого обезпеченія въ будущемъ, кромѣ того, что могла сдѣлать для нея тётка. Она теперь увѣряла, что не зависитъ отъ этой дамы и капитанъ Эйльмеръ чувствовалъ, что она была несправедлива. Онъ былъ человѣкъ свѣтскій и не имѣлъ намѣренія отказываться отъ правъ, принадлежавшихъ ему; но ему казалось, что онъ почти обязанъ сказать нѣсколько словъ, чтобы показать, что, по его мнѣнію, Клэра должна считать себя обязанной повиноваться требованіямъ тётки.

— Зависимость слово непріятное, сказалъ онъ: — и никогда нельзя знать что оно значитъ.

— Если бы вы были женщиной, вы знали бы. Это значитъ, что я должна оставаться въ Перивэлѣ по воскресеньямъ, между тѣмъ какъ вы можете ѣздить въ Лондонъ и въ Йоркширъ — вотъ что это значитъ.

— Мнѣ кажется, вы хотите сказать, что вы должны исполнять обязанность относительно вашей тётки и исполненіе это для васъ несовсѣмъ пріятно. Всё-таки съ вашей стороны было бы безразсудно не исполнять…

— Не то, совсѣмъ не то. Это было бы не безразсудно, а нехорошо. Тётушка была добра ко мнѣ и, слѣдовательно, я обязана повиноваться ей. Но она и къ вамъ также добра, а между тѣмъ вы не обязаны — вотъ на что я жалуюсь. Вы уѣзжаете подъ ложными предлогами, а между тѣмъ думаете, что вы исполняете вашу обязанность. Вы должны видѣть вашего стряпчаго, это значитъ, что вы отправляетесь въ клубъ, или навѣстить вашихъ арендаторовъ — это значитъ отправляться на охоту.

— У меня нѣтъ арендаторовъ.

— Вы знаете очень хорошо, что вы могли бы оставаться по воскресеньямъ, не сдѣлавъ ущерба никому; только вы не хотите бывать въ церкви три раза и слушать какъ тётушка читаетъ проповѣдь потомъ. Почему бы вамъ не остаться, а мнѣ отправиться въ клубъ?

— Я очень былъ бы радъ, еслибы вы могли это устроить.

— Но я не могу: намъ не позволяютъ имѣть клубы и ходить на охоту, или поступать какъ мы хотимъ въ чомъ бы то ни было, ссылаясь на предлоги о стряпчихъ.

— Я, пожалуй, останусь, если вы попросите меня.

— Ужь навѣрно я этого не сдѣлаю, во-первыхъ, вы заснёте и она обидится, и ваши страданія не сдѣлаютъ легче мои. Я не намѣрена измѣнять привычки свѣта, но чувствую, что имѣю право ворчать на нихъ иногда.

Мистриссъ Уинтефильдъ жила въ большомъ кирпичномъ домѣ, въ серединѣ города, имѣвшемъ длинный фасадъ на улицу, потому-что тутъ былъ не только самый домъ съ тремя квадратными окнами, съ каждой стороны двери, и семью окнами надъ ними и опять съ семью окнами въ верхнемъ этажѣ, но и конецъ каретныхъ сараевъ также выходилъ на улицу, съ фамильными часами, столь же уважаемыми въ Перивэлѣ, какъ и городскіе часы; а между каретнымъ сараемъ и домомъ былъ широкій входъ на дворъ и также входъ къ задней двери. Ни одинъ перивэлецъ не осмѣливался сомнѣваться, что домъ мистриссъ Уинтерфильдъ былъ самымъ важнымъ домомъ въ городѣ; ни одинъ пріѣзжій не сомнѣвался въ этомъ, смотря на фасадъ; напротивъ мистриссъ Уинтерфильдъ жили главный докторъ и отставной архитекторъ, такъ что глаза этой дамы не оскорблялъ видъ лавокъ. Лавки начинались за нѣсколько шаговъ отъ ея дома съ каждой стороны; но такъ-какъ эти лавки принадлежали ей, то, разумѣется, видъ ихъ былъ сносенъ. Еслибы я жилъ тамъ, то для меня былъ бы нестерпимъ видъ травы, пробивавшейся между камней на дорогѣ. Нѣтъ ни одного признака наступающаго упадка, который былъ бы такъ печаленъ для глазъ, какъ тотъ, который говоритъ объ упадкѣ среди тѣсноты людской. Отъ людей или лошадей никогда не было тѣсно на этомъ концѣ Перивэля. Эта улица составляла часть главной линіи дороги отъ Сэлисбери въ Таунтонъ; дилижансы, телеги и почтовые экипажи часто проѣзжали по ней, но теперь она была пуста; даже омнибусы съ желѣзной дороги Никогда не проѣзжали тутъ, если имъ не приказывали останавливаться у двери мистриссъ Уинтерфильдъ. Для самой мистриссъ Уинтерфильдъ эта пустота имѣла, я думаю, какую-то меланхолическую привлекательность. Она шла къ настроенію ея души и къ ея религіознымъ воззрѣніямъ, напоминая каждый день, что предметы міра сего проходятъ и разрушаются.

Позади дома былъ квадратный щегольской садикъ, разбитый параллелограммами; каждое дерево соотвѣтствовало другому дереву въ каждомъ углу, и по этому садику мистриссъ Уинтерфильдъ любила прогуливаться когда позволяла погода. Бѣдная Клэра! сколько совѣтовъ получала она въ этихъ прогулкахъ и какъ часто слушала нравоученія дѣтямъ садовника! мистриссъ Уинтерфильдъ всегда была несчастлива съ своими садовниками. Степенныхъ лакеевъ множество, и даже кучеровъ можно найти, которые за извѣстную плату обѣщаютъ читать полезныя книги; но классъ садовниковъ считаетъ себя въ правѣ имѣть свободу совѣсти и не хочетъ покоряться домашнему деспотизму по воскресеньямъ. Они живутъ въ своихъ коттэджахъ и хотятъ имѣть своё мнѣніе въ церковныхъ дѣлахъ. Мистриссъ Уинтерфильдъ знала, что она обязана давать большое жалованье такому садовнику, какого она желала имѣть. Слѣдуетъ платить хорошо человѣку, который будетъ покоряться ежедневнымъ разспросамъ о душеспасительныхъ чувствахъ его самого, его жены и его семейства. Но даже, хотя она давала большое жалованье, ни одинъ садовникъ не хотѣлъ оставаться у нея. Одинъ добросовѣстный человѣкъ пытался выторговать свободу на шесть неважныхъ дней въ недѣлю; онъ былъ твёрдъ и охотно соглашался отказаться отъ дня отдохновенія; но и этой свободы ему не предоставили и онъ также ушолъ. Онъ говорилъ, что онъ не можетъ оставаться, потому-что предпочиталъ, выкурить трубку табаку и держать на колѣнахъ своего ребёнка вмѣсто того, чтобы слушать по вечерамъ скучнѣйшее чтеніе.

Бѣдная мистриссъ Уингерфильдъ! она была ревностна въ своей молодости и слушала чтеніе съ твёрдостью, котораго другіе не могли достигнуть. И въ старости она была также ревностна, покоряясь терпѣливо скукѣ нестерпимой для тѣхъ, у кого нѣтъ душеспасительной твёрдости. Перивэльскія проповѣди не были ни блестящи, ни краснорѣчивы, ни поощрительны. Всё, что говорили старый викарій и молодой пасторъ, она слышала разъ сто; она знала всё наизусть и могла бы сказать имъ проповѣди гораздо лучше, чѣмъ они говорили ей. Она не могла научиться изъ нихъ ничему, а между тѣмъ слушала ихъ по три раза въ день, страдая отъ холода зимою, отъ кашля весною, отъ жара лѣтомъ и отъ ревматизма осенью; а теперь, когда докторъ запретилъ ей ходить въ церковь больше двухъ разъ, совѣтуя ходить только одинъ разъ, она считала это запрещеніе большимъ огорченіемъ.

Племянникъ и племянница пріѣхали къ ней вмѣстѣ. Щегольской грумъ, въ бѣлыхъ бумажныхъ перчаткахъ и въ низкомъ четырёхколёсномъ кабріолетѣ былъ посланъ на встрѣчу Клэрѣ. Мистриссъ Уинтерфильдъ считала неприличнымъ, чтобы ея племянница — хотя только пріёмная — пріѣзжала къ ней въ омнибусѣ.. Капитанъ Эйльмеръ сталъ править кабріолетомъ вмѣсто грума, а поклажу отдали въ дилижансъ.

— Это очень счастливо, что вы пріѣхали вмѣстѣ! сказала мистриссъ Уинтерфильдъ. — Я не знала, когда ожидать тебя, Фредъ. Ты не напишешь въ которомъ часу ты пріѣдешь.

— Я нахожу безопаснѣе предоставлять себѣ большую свободу, тётушка, когда имѣешь столько дѣла.

— Съ мущинами всегда такъ бываетъ, сказала мистриссъ Уинтерфильдъ.

Клэра посмотрѣла на капитана Эйльмера, но не обнаружила своихъ подозрѣній.

— Но я знала, что Клэра пріѣдетъ съ этимъ поѣздомъ, продолжала старушка: — и послала Тома встрѣтить её. Дамы всегда могутъ быть пунктуальны: это онѣ могутъ по-крайней-мѣрѣ.

Мистриссъ Уинтерфильдъ принадлежала къ числу тѣхъ женщинъ, которыя всегда думаютъ, что ихъ полъ во всѣхъ отношеніяхъ ниже мужского.

КАПИТАНЪ ЭЙЛЬМЕРЪ ВСТРѢЧАЕТЪ СВОИХЪ ДОВѢРИТЕЛЕЙ.

Въ первый вечеръ своего пріѣзда капитанъ Эйльмеръ былъ очень внимателенъ къ тёткѣ; онъ очень хорошо понималъ необходимость и пользу такого вниманія, и Клэрѣ было забавно наблюдать за нимъ, когда онъ сидѣлъ возлѣ тётки цѣлый часъ, отвѣчая на вопросы и дѣлая замѣчанія, согласовавшіяся съ настроеніемъ духа старушки. Клэру почти не приглашали присоединиться къ разговору въ этотъ вечеръ. Она сидѣла и слушала и не могла не думать, что Уилль Бельтонъ былъ бы не такъ ловокъ, но выказалъ бы больше прямоты. Однако почему же капитану Эйльмеру не разговаривать съ своей тёткой? Уилль Бельтонъ также разговаривалъ бы съ своей тёткой, еслибы она у него была, но онъ вёлъ бы свой разговоръ, а не тёткинъ. Клэра никакъ еще не могла рѣшить искренній человѣкъ былъ капитанъ Эйльмеръ или нѣтъ. На слѣдующій день Эйльмера не было дома цѣлое утро: онъ дѣлалъ визиты своимъ довѣрителямъ и въ три часа долженъ былъ говорить рѣчь въ ратушѣ. Особыя мѣста въ галереѣ были оставлены для мистриссъ Уинтерфильдъ и ея племянницы, и старушка непремѣнно рѣшилась быть тамъ. По мѣрѣ того, какъ время приближалось, она приходила въ тревожное состояніе и наконецъ стала опасаться неудобства подниматься на лѣстницу ратуши, но всё-таки не оставляла своего намѣренія и безъ десяти минутъ въ три сидѣла на своёмъ мѣстѣ.

— Я полагаю, начнутъ молитвой, сказала она Клэрѣ.

Клэра, не знавшая, какимъ образомъ происходятъ такіе митинги, сказала, что и она тоже полагаетъ. Жена совѣтника, сидѣвшая по другую сторону мистриссъ Уинтерфильдъ, начала объяснять, что такъ-какъ капитанъ станетъ говорить о политикѣ, то молитвы не будетъ.

— Однако въ парламентѣ бываютъ молитвы, сказала мистриссъ Уинтерфильдъ съ большимъ гнѣвомъ.

На это жена совѣтника, испуганная гнѣвомъ знатной дамы, сказала, что она не знаетъ. Послѣ этого мистриссъ Уинтерфильдъ продолжала надѣяться до-тѣхъ-поръ, пока платформа наполнилась и дѣло началось. Тутъ она объявила, что перивэльцы безбожники и выразила большое сожалѣніе, что ея племянникъ имѣетъ съ ними дѣло.

— Никакого добра не можетъ выйти изъ этого, душа моя, сказала она.

Клэра съ самого начала боялась, что никакого добра не выйдетъ изъ поѣздки ея тётки въ ратушу.

Капитанъ Эйльмеръ сказалъ свою рѣчь, которую всѣ мы слышали и читали такъ часто, особенно приспособленную къ перивэльцамъ. Онъ былъ консерваторъ и, разумѣется, говорилъ своимъ слушателямъ, что наступаетъ хорошее время: онъ и его семейство прилежно примутся за дѣло, и что перивэльцы услышатъ такія вещи, которыя удивятъ ихъ. Такса на солодъ будетъ уничтожена, фермеры будутъ производить свободную торговлю пивомъ и Старая Англія опять дѣлается Старой Англіей. Онъ исполнилъ это довольно хорошо, какъ обыкновенно исполняютъ подобные господа, и Перивэль былъ доволенъ своимъ членомъ, за исключеніемъ одного перивэльца. Для мистриссъ Уинтерфильдъ, слушавшей всѣми ушами, казалось, что онъ упустилъ изъ вида единственный предметъ, о которомъ стоило упоминать. Наконецъ онъ сказалъ нѣсколько словъ о бракѣ и разводѣ, осуждая настоящій законъ, которому перивэльцы сильно противились и просьбами и митингами. Услышавъ это, мистриссъ Уинтерфильдъ стукнула своимъ зонтикомъ и закричала ура своимъ слабымъ, старымъ голосомъ, но перивэльцы услышали восклицаніе и оно повторилось по всей комнатѣ, пока тётка члена подумала, что племяннику ея предназначено уничтожить беззаконный парламевскій актъ и возстановить супружескія узы Англіи въ ихъ прежней строгости. Когда капитанъ Эйльмеръ вышелъ посадить её въ кабріолетъ, она обласкала его, поблагодарила; а возвратясь домой, поздравляла себя передъ Клэрой, что она оставитъ вмѣсто себя такого племянника.

Капитанъ Эйльмеръ обѣдалъ у мэра въ этотъ день и слѣдовательно мистриссъ Уинтерфильдъ могла наговориться о нёмъ вдоволь.

— Разумѣется, я вижу мало молодыхъ людей, сказала она: — но я даже не слышу о такихъ, которые похожи на него.

Опять Клэра подумала о своёмъ кузенѣ Уиллѣ: онъ совсѣмъ не былъ похожъ на Фредерика Эйльмера, но не былъ ли онъ лучше? А между тѣмъ, думая такимъ образомъ, она вспомнила, что она отказала своему кузену Уиллю оттого, что любила этого самаго Фредерика Эйльмера, котораго въ душѣ осуждала.

— Я увѣрена, что онъ очень хорошо исполняетъ свою обязанность какъ членъ парламента, сказала Клэра.

— Этого одного было бы недостаточно; но если къ этому присоединяется то, что гораздо лучше — это много значитъ. Мнѣ говорили, что многіе изъ членовъ Парламента безбожники.

— О тётушка!…

— Объ этомъ страшно подумать, другъ мой.

— Но, кажется, они должны принимать присягу или что-то въ этомъ родѣ, чтобы показать, что они христіане.

— Не теперь, другъ мой; это всё прекратилось съ-тѣхъ-поръ, какъ у насъ членами жиды. Теперь и атеистъ можетъ поступить въ Парламентъ, и мнѣ говорили, что большая часть изъ нихъ атеисты. Я помню, когда въ Парламентѣ не могъ засѣдать папистъ. Но теперь, кажется, уничтожаютъ всё хорошее. Для меня очень утѣшительно, что Фредерикъ таковъ, какой онъ есть.

— Я увѣрена, что это должно быть утѣшительно для васъ, тётушка.

Наступило молчаніе, въ продолженіе котораго мистриссъ Уинтефильдъ не подавала знака, что разговоръ долженъ считаться конченымъ. Клэра такъ хорошо знала привычки тётки, что была увѣрена, что она будетъ продолжать и ждала терпѣливо, не думая брать свою книгу.

— Я говорила съ нимъ о тебѣ вчера, сказала наконецъ мистриссъ Уинтерфильдъ.

— Это не можетъ его интересовать.

— Почему же? Не-уже-ли ты полагаешь, что онъ не интересуется тѣми, кого я люблю? Это очень его заинтересовало и онъ сказалъ мнѣ то, чего я не знала и что ты должна была мнѣ сказать.

Клэра покраснѣла, сама не зная почему и пришла въ волненіе.

— Онъ говорилъ, что сумма, которою обезпечилъ тебя отецъ, вся промотана.

— Если онъ употребилъ это выраженіе, онъ былъ очень жестокъ, сердито сказала Клэра.

— Я не знаю, какое выраженіе онъ употребилъ, но онъ не былъ жестокъ; онъ никогда не бываетъ жестокъ. Я нахожу, что онъ очень великодушенъ.

— Мнѣ не нужно его великодушія, тётушка.

— Это вздоръ, душа моя! Если онъ сказалъ мнѣ правду, на что ты можешь надѣяться?

— Мнѣ ни на что не нужно надѣяться, я терпѣть не могу слышать объ этомъ.

— Клэра, я удивляюсь, какъ ты можешь говорить такимъ образомъ! Еслибы тебѣ было только семнадцать лѣтъ, это было бы глупо; по въ твои лѣта это неизвинительно. Когда я умру и отецъ твой умрётъ, кто тебя обезпечитъ? Сдѣлаетъ это твой кузенъ, мистеръ Бельтонь, которому достанется имѣніе?

— Да, сдѣлаетъ — если я ему позволю; о, разумѣется, я ему не позволю. Но, тётушка, пожалуста не продолжайте! Я лучше готова умереть съ голода, чѣмъ говорить объ этомъ.

Наступило новое молчаніе; но Клэра опять знала, что разговоръ не кончился: она знала также, что напрасно было бы стараться перемѣнить предметъ разговора. Она даже не могла придумать о чомъ говорить другомъ — такъ она была взволнована.

— Что заставляетъ тебя предполагать, что мистеръ Бельтонь будетъ такъ щедръ? спросила мистриссъ Уинтерфильдъ.

— Я не знаю, я не могу сказать. Онъ мой ближайшій родственникъ и изъ всѣхъ, кого я знала, онъ самый лучшій, самый великодушный и самый безкорыстный. Когда онъ пріѣхалъ къ намъ, папа былъ непріязненно расположенъ къ нему — терпѣть не могъ даже его имени, но когда настало время его отъѣзда, папа не могъ перенести объ этомъ мысль, потому что онъ былъ такъ добръ.

— Клэра…

— Что такое, тётушка?

— Я надѣюсь, ты знаешь мою привязанность къ тебѣ.

— Разумѣется, я знаю, тётушка, надѣюсь, что вы также вѣрите и моей къ вамъ.

— Есть между тобою и мистеромъ Бельтономъ что-нибудь, кромѣ родственной привязанности?

— Ничего.

— Потому что, еслибы я знала это, то разумѣется, мои заботы прекратились бы.

— Нѣтъ, ничего. Но пожалуста не заботьтесь обо мнѣ.

Клэра думала-было разсказать всё тёткѣ, но она вспомнила, что разсказать о ея отказѣ кузену значило бы поступить съ нимъ дурно.

Наступило краткое молчаніе и потомъ мистриссъ Уинтерфильдъ продолжала:

— Фредерикъ думаетъ, что я должна обезпечить тебя въ моёмъ завѣщаніи. Это, разумѣется, то же самое, какъ-будто онъ предложилъ сдѣлать это самому. Я сказала ему это, прочла ему моё завѣщаніе вчера. Онъ совѣтовалъ мнѣ прибавить припись къ духовной. Я спросила его: сколько мнѣ дать тебѣ, и онъ сказалъ полторы тысячи фунтовъ. Послѣ моихъ похоронъ останется столько, не обременяя имѣнія. Ты должна признаться, что онъ былъ очень щедръ.

Но Клэра въ душѣ вовсе не благодарила капитана Эйльмера за его щедрость. Она охотно приняла бы отъ него всё или ничего. Прискорбно было думать, что она обязана ему содержаніемъ, которое избавитъ её отъ необходимости попасть въ богадѣльню — ему, который два раза чуть-было не предложилъ ей раздѣлить съ нимъ всё. Она не любила своего кузена Уилля такъ, какъ любила его, но увѣренія ея кузена Уилля, что онъ будетъ обращаться съ нею съ заботливостью брата, было для нея гораздо пріятнѣе, чѣмъ совѣты Фредерика Эйльмера тёткѣ въ ея пользу. Въ ея настоящемъ расположеніи духа ей ненужно было ничьей заботливости, она не желала никакого обезпеченія; для нея было утѣшеніе въ чувствѣ, что когда она останется одна на свѣтѣ, что всѣ друзья поступили съ нею дурно. Въ этой перспективѣ было какое-то очарованіе, которого она не желала лишиться увѣреніемъ, что, по милости капитана Эйльмера, она будетъ получать семьдесятъ фунтовъ въ годъ.

— Ну что же, другъ мой? продолжала мистриссъ Уинтерфильдъ когда Клэра не отвѣчала на эту похвалу.

— Мнѣ очень трудно сказать что-нибудь объ этомъ, тётушка. Что я могу сказать, кромѣ того, что я не желаю быть въ тягость никому.

— Этого положенія достигаютъ очень немногія женщины — то есть очень немногія незамужнія женщины.

— Мнѣ кажется, было бы хорошо, еслибы всѣхъ незамужнихъ женщинъ задушали, когда имъ минетъ тридцать лѣтъ, сказала Клэра съ свирѣпой энергіей, испугавшей ея тетку.

— Клэра, какъ ты можешь говорить такія нечестивыя вещи — такія ужасныя и нечестивыя вещи!

— Всё было бы лучше, чѣмъ слышать такіе попрёки. Чѣмъ я виновата, что я не мущина и не могу заработывать себѣ хлѣбъ? Но я не сочту для себя унизительнымъ пойти въ горничныя и капитанъ Эйльмеръ это увидитъ. Я скорѣе пойду въ горничныя, не имѣя ничего, кромѣ моего жалованья, чѣмъ возьму деньги, которыя онъ хочетъ мнѣ подарить; это будетъ безполезно, тётушка, потому что я ихъ не возьму.

— Эти деньги я оставляю тебѣ. Это подарокъ не отъ Фредерика.

— Это всё равно, тётушка. Онъ говоритъ, что вы должны это сдѣлать, и вы сейчасъ мнѣ сказали, что это будетъ выдано изъ его кармана.

— Я сама сдѣлала бы это давно, если бы ты сказала мнѣ правду о дѣлахъ твоего отца.

— Какъ я могла вамъ сказать? я скорѣе откусила бы себѣ языкъ. Но я скажу вамъ правду теперь, если бы я знала, что всё это будетъ говорено обо мнѣ и что вы будете разсуждать о нашей бѣдности съ капитаномъ Эйльмеромъ, я совсѣмъ не пріѣхала бы въ Перивэль; я предпочла бы, чтобы вы разсердились на меня и подумали, что я забыла васъ.

— Ты не сказала бы этого, Клэра, если бы вспомнила, что это будетъ твоё послѣднее посѣщеніе ко мнѣ.

— Нѣтъ, нѣтъ! это будетъ не послѣднее. Но не говорите объ этихъ вещахъ. Было бы гораздо лучше, чтобы я была здѣсь когда его нѣтъ.

— Я надѣялась, что когда я умру, вы оба будете со мною какъ мужъ и жена.

— Такія надежды никогда не сбываются.

— Я думала бы, что онъ этого желаетъ.

— Это вздоръ, тётушка, право такъ, потому что никто изъ насъ этого не желаетъ.

Ложь по такому поводу отъ женщины, при подобныхъ обстоятельствахъ, едва-ли можетъ считаться ложью. Она говорится не съ низкой цѣлью и служитъ единственнымъ оплотомъ, которымъ женщина можетъ прикрыть свою слабость.

— Судя по тому, что онъ сказалъ вчера, продолжала мистриссъ Уинтерфильдъ: — мнѣ кажется, ты сама въ этомъ виновата.

— Пожалуста, пожалуста не говорите такимъ образомъ! Никто не виноватъ, если двое людей не желаютъ сдѣлаться мужемъ и женой.

— Разумѣется, я не дѣлала ему положительныхъ вопросовъ! даже съ моей стороны было бы неделикатно это сдѣлать. Но онъ говорилъ такъ, что какъ-будто онъ имѣетъ о тебѣ самое высокое мнѣніе.

— Въ этомъ нѣтъ никакого сомнѣнія. Я также имѣю высокое мнѣніе о мистерѣ Посситтѣ.

— Мистеръ Посситтъ превосходный молодой человѣкъ, серьёзно сказала мистриссъ Уинтерфильдъ.

Посситтъ былъ ея любимымъ пасторомъ въ Перивэлѣ и всегда обѣдалъ у ней но воскресеньямъ между обѣдней и вечерней и мистриссъ Уинтерфильдъ особенно заботилась, чтобы онъ выпивалъ двѣ рюмки ея лучшаго портвейна для поддержанія его здоровья.

— Но у мистера Посситта нѣтъ ничего, кромѣ его пасторскаго мѣста, прибавила она.

— Увѣряю васъ, тётушка, нѣтъ никакой опасности.

— Я не знаю, что ты называешь опасностью; но Фредерикъ какъ-будто думаетъ, что ты всегда рѣзко отвѣчаешь ему. Надѣюсь, ты не намѣрена ссориться съ нимъ за то, что я люблю его болѣе всѣхъ на свѣтѣ?

— О тётушка! какія жестокія вещи вы говорите мнѣ, не думая о нихъ.

— Я не имѣю никакихъ жестокихъ намѣреній и ничего болѣе не скажу о нёмъ. Я говорила тебѣ прежде, что я не находила нужнымъ лишать Фредерика моего маленькаго состоянія, такъ какъ я думала, что деньги, отложенныя для тебя отцомъ, еще цѣлы; теперь тебѣ лучше знать, что я наконецъ узнала правду и тотчасъ же поговорю съ моимъ нотаріусомъ объ этой перемѣнѣ.

— Милая тётушка! разумѣется я васъ благодарю.

— Мнѣ не нужно благодарности, Клэра. Я смиренно стараюсь исполнять то, что считаю моею обязанностью. Я считала себя не болѣе какъ управительницею моихъ денегъ. Я знаю хорошо, что я часто дурно исполняла мою управительскую обязанность, потому что, есть ли какія обязанности, въ исполненіи которыхъ мы были бы непогрѣшимы?

Она откинулась на спинку кресла, закрыла глаза и крѣпко сжала въ рукахъ молитвенникъ, который она читала, когда начался разговоръ. Клэра знала, что теперь ничего уже не будетъ болѣе говорено и что теперь она не должна прерывать свою тётку. По ея позѣ, по ея зажмуреннымъ глазамъ мистриссъ Уинтерфильдъ можно бы принять за спящую, но Клэра могла видѣть по тихому движенію губъ, что тётка ея услаждается молитвою.

Клэра сердилась на себя, сердилась на всѣхъ. Она знала, что старушка, сидѣвшая передъ нею, была очень добра и что всё сказанное ею было сказано изъ чистой доброты и желанія исполнить строгую обязанность, и Клэра сердилась на себя за то, что не выразила съ большей готовностью своею любовь и признательность. Мистриссъ Уинтерфильдъ была женщина любящая и добрая, и холодность ея племянницы, какъ она это знала, должна сильно её оскорбить. Но всё-таки что могла Клэра сказать или сдѣлать? Она говорила себѣ, что громко расхваливать капитана Эйльмера было бы свыше ея силъ; а мистриссъ Уинтерфильдъ именно такой признательности желала. Клэра не была признательна капитану Эйльмеру и не желала ничего имѣть отъ его великодушія. Потомъ ея мысіи обратились на другую часть рѣчи ея тётки: возможно ли, чтобъ этотъ человѣкъ дѣйствительно былъ привязано къ ней и чтобъ его отталкивало ея собственное обращеніе? Она знала, что она взяла привычку спорить съ нимъ о предметахъ постороннихъ и оспоривать его поведеніе полушутливо, полусерьёзно. He-уже-ли это была правда, что она такимъ образомъ лишала себя того, что было бы для нея — какъ она откровенно признавалась себѣ самой — единственнымъ сокровищемъ, какого она желала? Два раза, какъ было сказано прежде, на губахъ его дрожали слова, которыя могли бы навсегда рѣшить для нея вопросъ, и въ обоихъ случаяхъ, какъ она знала, она сама смѣхомъ перебивала драгоцѣнныя слова. Но еслибъ онъ имѣлъ серьёзное намѣреніе, никакой смѣхъ не отвлёкъ бы его отъ цѣли. Могла ли она смѣхомъ помѣшать объясненію Уилля Бельтона?

Наконецъ губы перестали шевелиться и Клэра узнала, что ея тётка заснула. Бѣдная старушка почти не спала по ночамъ, но натура, требовавшая своихъ правъ, дала ей успокоеніе въ креслѣ у камина. Онѣ сидѣли въ большой двойной гостиной наверху, въ которой зимою всегда топилось два камина; свѣчи стояли въ задней комнатѣ, а обѣ дамы сидѣли въ той, которая выходила на улицу. Это мистриссъ Уиптерфильдъ дѣлала для того, чтобы сберечь глаза и вмѣстѣ съ тѣмъ, чтобъ быть близко отъ огня если онъ понадобится. Такимъ образомъ Клэра сидѣла неподвижно въ темнотѣ, заботясь, чтобъ не разбудить тётку и желая быть возлѣ нея, когда она проснётся. Капитанъ Эйльмеръ объявилъ о своёмъ намѣреніи воротиться домой рано съ обѣда мэра и дамы ждали его пріѣзда, прежде, чѣмъ будетъ поданъ чай. Клэра почти сама заснула, когда дверь отворилась и капитанъ Эйльмеръ вошолъ въ комнату.

— Шш! сказала она тихо приподнимаясь съ кресла и прикладывая палецъ къ губамъ.

Онъ увидѣлъ Клэру при тускломъ свѣтѣ камина и заперъ дверь безъ шума. Тогда Клэра прошла въ заднюю комнату и онъ послѣдовалъ за нею тихими шагами.

— Она совсѣмъ не спала прошлую ночь, сказала Клэра: — а теперь она устала отъ непривычнаго волненія, и мнѣ кажется лучше не будить её.

Комнаты были большія и они могли помѣститься на такомъ разстояніи отъ спящей, что ихъ тихія слови не могли разбудить ее.

— Очень она устала, когда воротилась домой? спросилъ онъ.

— Не очень. Она много говорила послѣ того.

— Говорила она вамъ о своёмъ завѣщаніи?

— Да, говорила.

— Я такъ и думалъ.

Потомъ онъ замолчалъ, какъ-будто ожидалъ, что она опять заговоритъ объ этомъ; но Клэра не желала разсуждать съ нимъ о завѣщаніи тётки, и для того, чтобы прервать молчаніе, сдѣлала пустой вопросѣ:

— Вы, кажется, воротились домой ранѣе чѣмъ хотѣли?

— Тамъ было очень скучно и не о чемъ большё говорить. Я воротился рано и можетъ быть оскорбилъ этимъ хозяина. Надѣюсь, вы примете комплиментъ, заключающійся въ этомъ.

— Ваша тётушка приметъ, когда проснётся. Она будетъ очень рада найти васъ здѣсь.

— Я проснулась, сказала мистриссъ Унитерфильдъ. — Я слышала какъ вошолъ Фредерикъ. Это очень хорошо, что онъ пріѣхалъ такъ рано. Клэра, душа моя, будемъ пить чай.

За чаемъ капитанъ Эйльмеръ долженъ былъ разсказать объ обѣдѣ мэра: какъ ректоръ прочелъ молитву передъ обѣдомъ, а мистеръ Посситъ послѣ обѣда, и какъ супъ былъ дурёнъ.

— Боже мой! сказала мистриссъ Уинтерфилдъ: — а вѣдь его жена была прежде ключницей въ семействѣ, которое жило очень хорошо.

Всѣ мистриссъ Уинтерфильдъ на этомъ свѣтѣ позволяютъ себѣ маленькія злобныя удовольствія такого рода, безъ сомнѣнія, раскаяваясь въ нихъ въ тѣ минуты, когда гогіорятѣ съ своими друзьями о своихъ ужасныхъ нечестіяхъ. Капитанъ Эйльмеръ разсказавъ потомъ, какъ пили за его здоровѣе и тётка пожелала узнать, сказалъ ли онъ что-нибудѣ еще, когда благодарилъ, противъ нечестиваго Парламентскаго Акта о разводѣ. На это племянникъ былъ принуждёнъ отвѣчать отрицательно и такимъ образомъ шолъ разговоръ во время чая. Мистриссъ Уинтерфильдъ желала слышать каждое слово, какое онъ могъ только сказать о его поступкахъ въ Парламентѣ и о его поступкахъ въ Перивэлѣ, и показывала къ нему ту удивительную привязанность, которую старые люди съ тёплымъ сердцемъ чувствуютъ къ избраннымъ ими фаворитамъ. Клэра видѣла всё это и убѣдилась; что ея тётка обожаетъ капитана.

— Я теперь лягу спать, друзья мои, сказала мистриссъ Уинтерфильдъ, когда выпила чай. — Я устала отъ этой утомительной лѣстницы въ ратушѣ и лучше отдохну въ своей спальной.

Клэра предложила идти съ нею, но тётка отказалась, какъ она отказывалась всегда. Позвонили въ колокольчикъ и старая горничная ушла съ своей госпожой, а миссъ Эмедрозъ и капитанъ Эйльмеръ остались вдвоёмъ.

— Не думаю, чтобъ она прожила долго, сказалъ капитанъ Эйльмеръ, когда дверь затворилась.

— Мнѣ было бы грустно думать это; но она дѣйствительно много измѣнилась.

— Её поддерживаетъ большая твёрдость и чувство, что она не должна ослабѣвать, а нснолпять свою обязанность до конца. Несмотря на всё это, однако, я вижу какъ она перемѣнилась съ лѣта. Подумали ли вы, какъ грустно ей будетъ, если она останется одна; когда наступитъ время?

— У ней есть Марта, которая для нея теперь важнѣе всѣхъ другихъ — кромѣ васъ.

— Вы не можете остаться съ ней Рождество, я полагаю?

— Кто? я? Что же будетъ дѣлать мой отецъ? Папа почти такъ же старъ, какъ тётушка.

— Но онъ крѣпкаго сложенія.

— Онъ очень одинокъ. Онъ будетъ болѣе одинокъ чѣмъ она, потому что у него нѣтъ такого слуги, какъ Марта. Мнѣ кажется, что женщины могутъ справиться съ собою лучше чѣмъ мущины, когда дойдутъ до лѣтъ тётушки.

Послѣ этого они перешли къ разговору о характерѣ той дамы, съ которой они находились въ такихъ короткихъ отношеніямъ, и несмотря на всѣ усилія Клэры, капитанъ Эйльмеръ постоянно загсінарййѣіъ о деньгахъ мистрисъ Уинтерфильдъ и ея завѣщаніи и о необходимости приписки къ этому завѣщанію. Наконецъ, Клэра принуждена была сказать:

— Капитанъ Эйльмеръ, этотъ предметъ такъ для меня непріятенъ, что я должна просить васъ не говорить о нёмъ.

— Въ моёмъ положеніи я принуждёнъ объ этомъ думать.

— Разумѣется, я не могу помѣшать вашимъ мыслямъ, но могу увѣрить васъ, что онѣ безполезны.

— Мнѣ кажется такъ тяжело, что между вами и мною должна быть такая бездна.

Онъ сказалъ это послѣ непродолжительнаго молчанія, и говоря это смотрѣлъ, не на Клэру, а на огонь въ каминѣ.

— Я не знаю какая же это особенная бездна?

— Вы сами этому виною. Когда я стараюсь заговаривать съ вами какъ другъ, вы отодвигаетесь отъ меня. Я знаю, что это не отъ ревности.

— Отъ ревности, капитанъ Эйльмеръ!

— Отъ ревности къ тётушкѣ, хочу я сказать.

— Право нѣтъ.

— Вы слишкомъ горды для этого; но я увѣренъ, что посторонній, видя это, непремѣнно подумалъ бы, что это такъ.

— Я не знаю что я дѣлаю или что я должна дѣлать. Во всю мою жизнь, всё, что я дѣлала въ Перивэлѣ, всегда было дурно.

— Намъ съ вами было бы такъ естественно быть друзьями.

— Если мы враги, капитанъ Эйльмеръ, я этого не знаю.

— Но если я осмѣливаюсь говорить о нашей будущей жизни, вы всегда меня отталкиваете, какъ-будто вы рѣшились дать мнѣ знать, что я не долженъ объ этомъ заботиться.

— Именно это я и рѣшилась дать вамъ знать. Вы теперь богатый человѣкъ, или будете богатымъ, и вы имѣете всё, что свѣтъ можетъ вамъ дать, а я всегда буду очень бѣдной женщиной.

— Причина ли это, чтобы я не принималъ участія въ вашемъ благосостояніи?

— Да, лучшая причина на свѣтѣ. Мы не родня, хотя имѣемъ общую связь въ милой мистриссъ Уинтерфильдъ, а по моему мнѣнію ничего не можетъ быть неприличнѣе, чтобы женщина моихъ лѣтъ зависѣла отъ мущины вашихъ лѣтъ, такъ какъ между нами нѣтъ родства. Я говорю очень откровенно, капитанъ Эйльмеръ, потому-что вы принудили меня къ этому.

— Очень откровенно, сказалъ онъ.

— Если я сказала что-нибудь оскорбительное для васъ, прошу васъ извинить меня; но я была принуждена объясниться.

Она встала и взяла свѣчу, чтобы идти въ свою спальную.

— Вы меня не оскорбили, сказалъ онъ и также всталъ.

— Спокойной ночи, капитанъ Эйльмеръ.

Онъ взялъ ея руку и удержалъ её въ своихъ рукахъ.

— Скажите, что мы съ вами друзья.

— Почему же намъ не быть друзьями?

— Никакой нѣтъ причины съ моей стороны, чтобы мы не были нѣжнѣйшими друзьями, сказалъ онъ. — Еслибы вы не лишали меня надежды, я сказалъ бы: самыми нѣжнѣйшими друзьями.

Онъ всё держалъ её за руку и смотрѣлъ ей въ лицо, когда говорилъ. Съ минуту она стояла перенося его взглядъ какъ-будто ожидала, что онъ скажетъ еще нѣсколько словъ; потомъ она отняла руку и опять сказавъ звучнымъ голосомъ: «спокойной ночи, капитанъ Эйльмеръ», она ушла изъ комнаты.

ОБѢЩАНІЕ КАПИТАНА ЭЙЛЬМЕРА ТЕТКѢ.

Что подразумѣвалъ капитанъ Эйльмеръ сказавъ ей, что они могутъ быть нѣжнѣйшими друзьями, сказавъ столько, а потомъ не говоря ничего болѣе. Разумѣется, Клэра задала себѣ этотъ вопросъ, какъ только осталась одна въ своей спальной, оставивъ капитана Эйльмера внизу. Она дала два отвѣта себѣ — два отвѣта, которые совершенно противорѣчили одинъ другому. Сначала она рѣшила, что онъ не сказалъ болѣе, потому-что онъ былъ обманщикъ, потому-что тщеславіе побуждало его возбуждать надежды, которыя онъ не имѣлъ намѣренія исполнить, потому-что онъ любилъ говорить нѣжности безъ всякаго значенія. Это ея первый отвѣтъ себѣ. Но во второмъ она обвиняла себя столько же, сколько прежде обвиняла капитана. Она была холодна съ нимъ, недружелюбна и сурова. Такъ какъ тётка сказала ей, она говорила ему рѣзкія слова и отталкивала доброе расположеніе, которое онъ предлагалъ ей. Какое право имѣла она ожидать отъ него объясненія въ любви, когда нарочно останавливала его при каждой попыткѣ приблизиться къ этому объясненію? Она почти знала, что отъ нея зависѣло поправить всё; но мысль объ этомъ огорчала её — даже была ей противна. Поправить дѣло долженъ онъ. Было довольно очевидно, что если онъ и имѣлъ сильное желаніе, то не умѣлъ взяться за это. Ея кузенъ Уилль Бельтонъ умѣлъ лучше приниматься за дѣло.

На слѣдующее утро, однако, всѣ ея мысли о капитанѣ Эйльмерѣ разсѣялись извѣстіемъ, которое принесла къ ней Марта: тётка ея была больна. Марта боялась, что ея госпожа очень больна; она не смѣла сама послать за докторомъ, потому-что мистриссъ Уинтерфильдъ имѣла особенныя чувства насчотъ докторскихъ визитовъ и въ это самое утро рѣшительно не хотѣла, чтобы пріѣхалъ докторъ. На слѣдующій день докторъ пріѣдетъ самъ-по-себѣ, потому-что уже нѣсколько лѣтъ мистриссъ Уинтерфильдъ имѣла годового доктора, но она желала, чтобы ничего не дѣлалось внѣ обыкновеннаго порядка. Марта, однако объявила, что еслибы она одна была съ своей госпожой, то за докторомъ было бы послано непремѣнно. Теперь она просила помощи отъ Клэры. Разумѣется, Клэра черезъ нѣсколько минутъ была у постели тётки и еще черезъ нѣсколько минутъ тамъ былъ и докторъ.

Было десять часовъ, когда капитанъ Эйльмеръ и миссъ Эмедрозъ встрѣтились за завтракомъ, и они прежде были уже вмѣстѣ въ комнатѣ мистриссъ Уинтерфильдъ. Докторъ сказалъ капитану Эйльмеру, что его тётка очень больна — опасно больна. Напрасно она была въ такомъ сыромъ, непровѣтренномъ мѣстѣ, какъ ратуша, да еще въ ноябрѣ; усталость также была свыше ея силъ. Мистриссъ Уинтерфильдъ тоже созналась Клэрѣ, что она сама знаетъ какъ она больна.

— Я по чувствовала это вчера, когда разговаривала съ тобою, и почувствовала еще сильнѣе, когда оставила васъ послѣ чая. Я пожила довольно долго. Да будетъ воля Божія!

Въ ту минуту, когда она говорила, что пожила довольно, она забыла о своёмъ намѣреніи относительно завѣщанія; но она вспомнила это прежде чѣмъ Клэра ушла изъ комнаты.

— Скажите Фредерику, чтобъ онъ сейчасъ послалъ за мистеромъ Пальмеромъ.

Клэра знала, что Пальмеръ былъ стряпчій и рѣшилась не передавать этого порученія капитану Эйльмеру; но мистриссъ Уинтерфильдъ послала за племянникомъ, который только-что ушолъ отъ нея, и сама ему приказала. Утромъ изъ конторы Пальмера прислали извѣстіе, что онъ уѣхалъ изъ Перивэля и воротится завтра, и что, разумѣется, по возвращеніи онъ немедленно явится къ мистриссъ Уинтерфильдъ.

Капитанъ Эйльмеръ и миссъ Эмедрозъ не разсуждали ни о чомъ кромѣ о здоровьи своей тётки въ это утро за завтракомъ. Разумѣется, при подобныхъ обстоятельствахъ въ домѣ не было никакихъ намёковъ о нѣжнѣйшей дружбѣ. Для обоихъ ихъ было ясно, что докторъ не надѣется, чтобы мистриссъ Уинтерфильдъ встала съ постели, и для Клэры было ясно, что ея тётка была такого же мнѣнія.

— Теперь я едва-ли буду въ состояніи поѣхать домой, сказала она.

— Было бы хорошо съ вашей стороны, еслибы вы могли остаться.

— А вы?

— Я останусь до воскресенья. Если до того времени ей будетъ лучше, я съѣзжу въ Лондонъ и возвращусь въ концѣ недѣли. Я знаю, что вы этому не вѣрите, но право мущина имѣетъ дѣла, которыми онъ долженъ заняться.

— Я вѣрю вамъ капитанъ, Эйльмеръ.

— Но вы должны писать ко мнѣ каждый день.

На это Клэра не дѣлала возраженія; она должна также написать кому-то другому: она должна написать кузену Уиллю какъ мало имѣетъ она надежды быть дома на Рождество и объяснить въ то же время, что его визитъ къ ея отцу будетъ тѣмъ пріятнѣе.

— Вы теперь идёте къ ней? спросилъ капитанъ, какъ только Клэра встала послѣ завтрака: — я останусь дома цѣлое утро и если вамъ я буду нуженъ, пришлите за мной.

— Ей можетъ-быть будетъ пріятно видѣть васъ.

— Я буду приходить время отъ времени. Я совсѣмъ остался бы у ней, только я буду мѣшать.

Онъ взялъ газеты и спокойно усѣлся у камина, а Клэра пошла къ своей утомительной обязанности въ комнату тётки.

Стряпчій не пріѣхалъ ни на этотъ, ни на слѣдующій день и мистриссъ Уинтерфильдъ умерла въ воскресенье утромъ. Въ субботу вечеромъ Пальмеръ прислалъ сказать, что его задержали въ Таунтонѣ, но что онъ будетъ у мистриссъ Уинтерфильдъ утромъ въ понедѣльникъ. Въ пятницу бѣдная старушка говорила много объ этомъ, но её утѣшило увѣреніе племянника, что всё будетъ исполнено какъ она желала, будетъ прибавлена припись къ завѣщанію или нѣтъ. Клэрѣ она не сказала ничего болѣе объ этомъ, и въ такое время капитанъ Эйльмеръ чувствовалъ, что онъ не можетъ дѣлать Клэрѣ никакихъ увѣреній на этотъ счотъ. Но Клэра знала, что завѣщаніе не перемѣнено, и хотя въ это время она не много думала о деньгахъ, однако она твёрдо рѣшила какъ она должна поступить. Ничто не заставитъ её принять въ подарокъ полторы тысячи фунтовъ, и даже пенсовъ, отъ капитана Эйльмера. Во время этой болѣзни въ домѣ они много бывали вмѣстѣ и никто не могъ быть ласковѣе къ ней, какъ былъ онъ. Онъ началъ называть её Клэрой, какъ это дѣлается, когда люди раздѣляютъ вмѣстѣ подобныя обязанности, и былъ очень пріятенъ и дружелюбенъ въ обращеніи съ ней. Ей казалось, что и онъ также желаетъ взять на себя заботы и любовь пріёмнаго брата. Но она не хотѣла имѣть его пріёмнымъ братомъ. Оба человѣка, которыхъ она любила больше всего на свѣтѣ, хотѣли занять ненадлежащее мѣсто, и она чувствовала, что между ними обоими она останется одинокою.

Въ субботу передъ вечеромъ они оба догадались о положеніи мистриссъ Уинтерфильдъ, и капитанъ Эйльмеръ сказалъ Пальмеру о своёмъ опасеніи, что его приходъ въ понедѣльникъ будетъ безполезенъ. Онъ объяснилъ также въ чомъ дѣло и объявилъ, что онъ будетъ готовъ дополнить пропускъ въ завѣщаніи. Пальмеръ повидимому думалъ, что это было бы даже лучше чѣмъ сдѣлать припись къ завѣщанію въ послѣднія минуты жизни мистриссъ Унитерфильдъ, и вслѣдствіе этого, онъ и капитанъ Эйльмеръ, успокоились на этотъ счотъ.

Почти весь вечеръ въ субботу Клэра и капитанъ Эйльмеръ оставались съ тёткой; когда приближалось утро, а вмѣстѣ съ нимъ и послѣдній часъ, мистриссъ Уинтерфильдъ сказала нѣсколько словъ, понятныхъ обоимъ, и въ которыхъ она умоляла своего милаго Фредерика имѣть братскую заботливость о Клэрѣ Эмедрозъ. Даже въ эту минуту Клэра отвергала въ сердце наслѣдство, чувствуя, что Фредерику Эйльмеру извѣстно какого рода заботливость долженъ онъ имѣть. Онъ обѣщалъ тёткѣ, что онъ исполнитъ всё по ея желанію и Клэрѣ было невозможно вслухъ отказаться отъ этого; но она не сказала ничего, а только оставила свою руку лежать вмѣстѣ съ его рукой подъ худою сухою рукой умирающей. Тёткѣ, однако, когда онѣ остались на минуту однѣ, Клэра выказала всевозможную любовь, съ признательностью и слезами, съ горячими поцалуями и съ просьбами о прощеніи за всё, въ чомъ она была передъ тёткой виновата.

— Моя милочка — дружокъ мой!… сказала старуха, положивъ руку на голову склонившейся дѣвушки, которая скрывала на постели свои заплаканные глаза.

Тётка ея никогда не была при жизни въ такомъ любящемъ расположеніи духа, какъ теперь, когда оставляла её. Потомъ съ горячими, съ страстными словами, въ которыхъ она высказала свои понятія о религіозныхъ обязанностяхъ женщины, мистриссъ Уинтерфильдъ простилась съ своею племянницей, потомъ она имѣла болѣе продолжительное свиданіе съ племянникомъ, а потомъ покончила со всѣми мірскими заботами.

Воскресенье прошло въ горести, которая рѣшительно необходима въ подобныхъ случаяхъ. Нельзя сказать, чтобы Клэра или капитанъ Эйльмеръ были поражены такимъ горемъ, которое возбуждаетъ въ насъ смерть тѣхъ, кого мы любили до такой степени, что не можемъ покориться разлукѣ съ ними. Они оба искренно жалѣли о тёткѣ, но горесть ихъ была того преходящаго рода, отъ котораго сердце не цѣпенѣетъ и страждущій не чувствуетъ, что лекарства нѣтъ. А всё-таки эта горесть требовала грустной физіономіи, молчаливости, словъ, сказанныхъ почти шопотомъ, отсутствія всякихъ развлеченій и почти всякихъ занятій. Капитанъ и Клэра жили вдвоёмъ въ большомъ домѣ, не имѣя другихъ собесѣдниковъ, садились вмѣстѣ за обѣдъ и за чай; но въ этотъ день едва они произнесли словъ двѣнадцать, и то безъ всякаго значенія. Въ поцедѣльникъ капитанъ распорядился на счотъ похоронъ, а потомъ уѣхалъ въ Лондонъ, обѣщавъ воротиться наканунѣ послѣдней церемоніи. Клэра почти обрадрвалась, что онъ уѣхалъ, хотя боялась одиночества въ большомъ домѣ. Она была рада, что онъ уѣхалъ, находя невозможнымъ говорить съ нимъ непринужденно. Она знала, что онъ готовъ принять видъ покровителя, или нѣчто въ родѣ опекуна надъ нею, сообразно желанію, выраженному ея тёткой, и твёрдо рѣшилась, что она не покорится такому опекунству отъ него. Стало быть чѣмъ короче будетъ періодъ для подобныхъ разсужденій, тѣмъ лучше.

Похороны назначены были въ субботу и въ четыре промежуточные дня Посситтъ сдѣлалъ Клэрѣ два визита. Посситтъ былъ остороженъ въ своихъ словахъ и Клэра сердилась на себя за то, что его слова не имѣли вѣса въ ея глазахъ. Она говорила себѣ, что слова его были пошлы, но она говорила себѣ также послѣ перваго его визита, что она не имѣетъ права ожидать чего-нибудь другого, кромѣ пошлыхъ словъ. Часто ли находятся люди, которые умѣютъ говорить въ подобныхъ случаяхъ не пошлости, а слова, трогающія душу и приносящія истинное утѣшеніе слушателямъ? Смиренный слушатель можетъ извлечь утѣшеніе даже изъ пошлыхъ словъ; но Клэра была не смиренна и упрекала себя за свою гордость.

— Это печальная потеря для меня, говорилъ Посситтъ, посидѣвъ съ Клэрой полчаса.

Посситтъ былъ слабый, блѣдный, низенькій человѣкъ, такъ трудившійся въ приходѣ, что каждый день, включая и воскресенье, онъ ложился въ постель съ такой усталостью во всѣхъ костяхъ, какъ подёнщикъ, работающій въ полѣ. — Очень большая потеря продолжалъ онъ. — Теперь немногіе понимаютъ что долженъ выдержать пасторъ, какъ понималъ нашъ дорогой другъ.

Если онъ жалѣлъ о друхъ рюмкахъ портвейна, которыя онъ выпивалъ по воскресеньямъ, кто можетъ порицать его?

— Она была очень добрая женщина, мистеръ Посситтъ.

— Да, дѣйствительно, и такая внимательная! Вѣроятно, не извѣстно кто будетъ жить въ этомъ домѣ, миссъ Эмедрозъ?

— Неизвѣстно.

— Капитанъ Эйльмеръ не оставитъ его за собой?

— Ничего не могу сказать; но онъ принуждёнъ жить въ Лондонѣ для парламента, а въ Йоркширъ пріѣзжаетъ всегда осенью, такъ что ему врядъ ли будетъ нуженъ этотъ домъ.

— Я полагаю. Но печально будетъ, очень печально видѣть этотъ домъ пустымъ. Ахъ! я никогда не забуду ея доброту ко мнѣ. Знаете ли, миссъ Эмедрозъ, что она всегда присылала мнѣ десять гиней къ Рождеству: она понимала какъ тяжело для джентльмэна жить семидесятью фунтами въ годъ.

Для джентльмэна тяжело жить семидесятью фунтами въ годъ, и для женщины тяжело жить ничѣмъ, а эта доля предстояла миссъ Эмедрозъ.

Въ пятницу вечеромъ капитанъ Эйльмеръ воротился и Клэра была очень рада видѣть его. Она встрѣтила его съ нѣкоторой пріятностью въ обращеніи, и онъ тоже былъ любезенъ съ ней, разсказывалъ ей о своихъ планахъ и говорилъ съ нею какъ-будто она была въ числѣ тѣхъ особъ, которыхъ онъ желалъ заинтересовать своимъ будущимъ благосостояніемъ.

— Когда я ворочусь завтра, сказалъ онъ: — надо распечатать и прочесть завѣщаніе. Это лучше сдѣлать здѣсь.

Они сидѣли у камина въ столовой послѣ обѣда и Клэра знала, что возвращеніе, на которое онъ намекалъ, значило возвращеніе съ похоронъ; но она не отвѣчала на это, такъ какъ не желала ничего говорить о завѣщаніи тётки.

— А послѣ этого, продолжалъ онъ: — вамъ надо позволить мнѣ вывести васъ на воздухъ.

— Я совсѣмъ здорова, сказала Клэра: — мнѣ не особенно нуженъ воздухъ.

— Но вы сидѣли взаперти цѣлую недѣлю.

— Женщины привыкли къ этому и не чувствуютъ этого такъ, какъ вы. Впрочемъ, я пойду съ вами гулять, если вы меня возьмёте.

— Разумѣется, я возьму, а потомъ мы должны рѣшить наши будущіе планы. Вы назначили день вашего отъѣзда. Разумѣется, чѣмъ дольше вы останетесь, тѣмъ будете добрѣе.

— Я никому не сдѣлаю пользы если останусь.

— Вы сдѣлаете пользу мнѣ; — но вѣрно я не значу ничего желалъ бы я знать, что мнѣ дѣлать съ этимъ домомъ. Милая, добрая старушка! я знаю она желала, чтобы я оставилъ его за собой; она думала, что я буду жить здѣсь когда-нибудь, но, разумѣется, я никогда не буду здѣсь жить.

— Почему же?

— А вы желали бы жить здѣсь?

— Я не членъ Парламента за Перивэль и не буду главною особою въ городѣ. А вы были бы здѣсь нѣчто въ родѣ короля, и потомъ когда-нибудь, получите имѣніе вашей матушки также какъ и тётушкино, и будете возлѣ вашихъ арендаторовъ.

— Но это не отвѣтъ на мой вопросъ. Могли ли бы вы рѣшиться жить здѣсь, даже если бы это былъ вашъ собственный домъ?

— Почему же нѣтъ?

— Потому-что здѣсь такъ ужасно скучно — потому-что здѣсь нѣтъ никакой привлекательности. Въ провинціальномъ городѣ должны жить только тѣ, кто такимъ способомъ достаётъ себѣ деньги.

— А что же дѣлать жонамъ и дочерямъ такихъ людей, особенно ихъ вдовамъ? Я не сомнѣваюсь, что я могла бы жить здѣсь очень счастливо, если бы возлѣ меня былъ кто-нибудь, кого я любила бы. Я не желала бы пользоваться обществомъ одного мистера Посситта.

— И вы нашли бы его однимъ изъ лучшихъ здѣсь.

— Мистеръ Посситтъ былъ у меня два раза послѣ вашего отъѣзда, и онъ тоже спрашивалъ: что вы намѣрены дѣлать съ домомъ?

— Что же вы сказали?

— Что я могла сказать? Разумѣется, я сказала, что я не знаю. Я полагаю, онъ размышлялъ будете ли вы здѣсь жить и приглашать его обѣдать по воскресеньямъ!

— Мистеръ Посситтъ очень хорошій человѣкъ, серьёзно сказалъ капитанъ.

Капитанъ Эйльмеръ, сообразно своимъ правиламъ, всегда говорилъ серьёзно обо всемъ, что относилось къ перивэльской церкви.

— И совершенно достоинъ приглашенія обѣдать по воскресеньямъ, сказала Клэра. — Но я не подала ему никакой надежды — какъ могла я? Разумѣется, я знала, что вы не будете здѣсь жить, хотя не сказала ему этого.

— Нѣтъ, не думаю, чтобы я жилъ. Но я вижу ясно, что вы думаете, что я долженъ здѣсь жить…

— Я имѣю старинныя идеи относительно того, что мущина долженъ жить возлѣ своего имѣнія — вотъ и всё. Безъ сомнѣнія, и для другихъ перивэльскихъ жителей, кромѣ мистера Посситта, было хорошо, что милая тётушка жила здѣсь; и если домъ будетъ запертъ или отданъ въ наймы кому-нибудь, они тѣмъ болѣе будутъ чувствовать ея потерю. Но, разумѣется, вы не обязаны жертвовать собою для нихъ.

— Если я женюсь, сказалъ капитанъ Эйльмеръ очень медленно и тихимъ голосомъ: — разумѣется, я долженъ думать о желаніяхъ моей жены.

— Но если ваша жена, принимая ваше предложеніе, будетъ знать, что вы живёте здѣсь, она едва-ли возьмётъ на себя требовать, чтобы вы оставили мѣсто вашего жительства.

— Оно можетъ показаться ей очень скучнымъ.

— Она должна сообразить это прежде чѣмъ приметъ ваше предложеніе.

— Безъ сомнѣнія; но я не думаю, чтобы какая-нибудь женщина вышла за человѣка, который связанъ съ Перивэлемъ. Что дѣлаютъ люди, живущіе въ Перивэлѣ?

— Заработываютъ пропитаніе.

— Да; я именно это и говорилъ. Но я не буду заработывать здѣсь своё пропитаніе.

— Я имѣю то чувство, о которомъ вы говорилм, къ помѣстью папа, сказала Клэра, вдругъ перемѣнивъ разговоръ: — и очень часто думаю о будущей судьбѣ Бельтонскаго замка послѣ смерти папа. У кузена есть свой домъ въ Плэстоу и не думаю, чтобы онъ жилъ въ Бнльтонѣ.

— А вы куда переселитесь? спросилъ капитанъ.

Какъ только Клэра высказалась, она пожалѣла о своемъ неблагоразуміи, что рѣшилась говорить о своихъ дѣлахъ. Ее было пріятно слушать планы капитана и она твёрдо рѣшилась не говорить о своихъ, но теперь oна сама заставила его сдѣлать ей вопросъ о ея будущей жизни. Она сначала не отвѣчала на этотъ вопросъ, но онъ его повторилъ:

— Гдѣ же вы будете жить?

— Надѣюсь, что мнѣ не придётся думать объ этомъ еще долго.

— О подобныхъ вещахъ нелѣзя не думать.

— Могу увѣрить васъ, что я о нихъ не думала, но постаpaюсь… Право я не знаю что я постараюсь сдѣлать.

— Захотите вы жить въ Перивэлѣ?

— Почему же именно здѣсь?

— Въ этомъ домѣ — я хочу сказать.

— Я боюсь, что мистеръ Посситтъ не найдётѣ меня доброй. Сказать по правдѣ, я думаю, что каждая дама, живущай здѣсь одна, должна быть старѣе меня. Перивэльцы не будутъ показывать молодой женщинѣ то уваженіе, которое они всегда чувствовали къ этому дому.

— Я не говорю одна, сказалъ капитанъ Эйльмеръ.

Клэра встала подъ какимъ-то предлогомъ и оставила его, и между ними ничего не было сказано болѣе, по-крайней-мѣрѣ въ этотъ вечеръ. Клэра растревожилась, когда капитанъ спросилъ её, захочетъ ли она жить въ этомъ домѣ въ Пэривэлѣ. Но когда онъ намекнулъ, что она будетъ тутъ не одна, она почувствовала себя принуждённой прекратить разговоръ: она знала, что всегда такъ бываетъ и съ нимъ, и съ нею. Онъ говорилъ вещи, которыя какъ-будто обѣщали, что еще черезъ минуту онъ будетъ у ея ногъ, и потомъ не шолъ далѣе. А она, когда, слышала эти слова — хотя, по правдѣ сказать, она хотѣла бы имѣть его у своихъ ногъ, если бы могла — уклонялась и отступала и какъ бы запрещала ему продолжать. Но Клэра продолжала дѣлать сравненіе и знала хорошо, что ея кузенъ Уилль продолжалъ бы, несмотря на подобныя запрещенія.

Въ эту ночь, однако, когда она осталась одна, она утѣшала себя мыслью, какъ хорошо поступила она. Въ этой спальной, дверь которой находилась противъ ея комнаты, съ запертыми ставнями, въ ужасной торжественности еще лежало безжизненное тѣло ея тётки! Что подумала бы она о себѣ, если бы въ подобную минуту могла слушать слова любви и обѣщать свою руку, когда въ домѣ такой жилецъ? Она не знала, что въ этой самой комнатѣ онъ обѣщалъ той, которая теперь лежала тутъ, ожидая; что её перенесутъ въ послѣднее убѣжище — обѣщалъ, ровно семь дней назадъ, сдѣлать предложеніе, котораго она всегда и надѣялась и опасалась, когда онъ разговаривалъ съ нею!

Онъ не могъ имѣть другого намѣренія, когда говорилъ ей, чтобы она жила въ большомъ домѣ въ Перивэлѣ не одна. Она не могла не думать этого, несмотря на то, что подобныя мысли были неприличны въ настоящую минуту. Возможно ли, чтобы она не дѣлала соображеній на этотъ счотъ, какъ бы ни твёрды были ея намѣренія противъ подобныхъ соображеній? Она признавалась себѣ, что любила этогоі человѣка и чего болѣе могла она пожелать какъ не того, чтобы и онъ также полюбилъ её? Но ей овладѣвало слабое подозрѣніе — проблескъ; почти похожій на сонъ, что въ этомъ отношеній имъ скорѣе руководитъ обязанность, чѣмъ любовь. Можетъ быть онѣ считаетъ себя вынужденнымъ предложить ей свой руку — вынужденъ особенностью своего положенія въ отношеніи ея. Если такъ, если она откроетъ подобныя причины, не можетъ быть сомнѣнія въ какомъ родѣ будетъ ея отвѣтъ.

КАКЪ КАПИТАНЪ ЭЙЛЬМЕРЪ СДЕРЖАЛЪ СВОЕ ОБѢЩАНІЕ.

Слѣдующій день былъ по необходимости печаленъ. Клэра объявила о своемъ намѣреніи проводить тётку до кладбища и сдѣлала это вмѣстѣ съ Мартой, старой служанкой. Было три или четыре траурныхъ кареты; друзья пріѣхали изъ Таунтона и нѣкоторые должны были присутствовать при чтеніи завѣщанія. Какъ печально было это обстоятельство и какъ хорошо всё было исполнено, какъ сытенъ и какъ торжествененъ былъ завтракъ, поданный послѣ похоронъ для мущинъ, и какъ завѣщаніе было прочтено безъ всякихъ замѣчаній Пальмеромъ — объ этомъ не стоитъ и говорить. Въ завѣщаніи заключались нѣкоторыя назначенія слугамъ; сумма, отказанная старой горничной, Мартѣ, была такъ велика, что была даже причиною обморока, послѣ котораго старая горничная объявила, что ея покойная барыня была ангелъ. Господину, сдѣланному душеприкащикомъ вмѣстѣ съ капитаномъ Эйльмеромъ, было отказано двѣсти фунтовъ, другихъ никакихъ пунктовъ въ завѣщаніи не было, кромѣ одного главнаго пункта, въ которомъ завѣщательница отказывала своему возлюбленному племяннику, Фредерику Фолліотту Эйльмеру, всё, что она имѣла. Это завѣщаніе было написано въ то время, когда духъ независимости Клэры оскорбилъ ея тётку и ея имени не упоминалось въ завѣщаніи. Родственники изъ Таунтона удивились только тому, что Клэрѣ не было оставлено ничего; но такъ-какъ они очень сомнѣвались относительно размѣровъ, въ которыхъ имѣніе должно было бы раздѣлиться между племянникомъ и пріёмной племянницей, упущеніе имени миссъ Эмедрозъ возбудило значительное волненіе не безъ нѣкоторой доли удовольствія. Когда люди жалуются на какой-нибудь жестокій планъ не лично до нихъ касающійся, жалоба вообще сопровождается невыраженнымъ и безсознательнымъ чувствомъ удовольствія.

Когда завѣщаніе было прочтено и сложено, капитанъ Эйльмеръ, стоявшій на коврѣ близь камина, сказалъ, что его тётка желала прибавить припись къ завѣщанію, содержаніе которой было извѣстно мистеру Пальмеру. Она выразила желаніе оставить полторы тысячи фунтовъ своей племянницѣ, миссъ Эмедрозъ, но смерть застигла её такъ быстро, что она не могла выполнить своего обѣщанія. Это намѣреніе мистриссъ Уинтерфильдъ было извѣстно и мистеру Пальмеру, и онъ, капитанъ Эйльмеръ, теперь упоминаетъ объ этомъ только для того, чтобы сказать, что, разумѣется, сумма эта должна принадлежать миссъ Эмедрозъ точно также, какъ бы припись была сдѣлана. Относительно законнаго права подобнаго вопроса не могло быть и рѣчи, по онъ понималъ, что законное, право миссъ Эмедрозъ при подобныхъ обстоятельствахъ было такъ же законно, какъ и его собственное, слѣдовательно, съ его стороны не было никакого великодушія. Между присутствующими послышался говоръ одобренія и собраніе разошлось.

Одна старая дама, мистриссъ Фолліоттъ, родственница мистриссъ Уинтерфильдъ, пріѣхала изъ Таунтона посмотрѣть въ чомъ дѣло. Она всегда была въ несогласіи съ мистриссъ Уинтерфильдъ, такъ какъ она любила карты и ужины и всю жизнь держалась мнѣній, противоположныхъ мнѣніямъ исривэльской дамы. Эта мистриссъ Фолліотть первая сказала Клэрѣ о завѣщаніи. Клэра, разумѣется, совершенно была равнодушна. Она давно уже знала, что тётка не намѣрена оставить ей ничего и ея единственною надеждою было то, чтобъ её избавили отъ соболѣзнованій и замѣчаній на этотъ счотъ. Но мистриссъ Фолліоттъ, качая головою, сказала Клэрѣ, какъ тётка забыла упомянуть о ней въ завѣщаніи, а потомъ сказала ей также о великодушіи капитана Эйльмера.

— Мы всѣ думали, прибавила мистриссъ Фолліотть: — что она сдѣлаетъ для васъ что-нибудь получше этого, или не оставить васъ въ зависимости отъ него.

Капитанъ Эйльмеръ придерживался мнѣній Нижней Церкви и мистриссъ Фолліоттъ имѣла къ нему большое нерасположеніе.

— Мы съ тётушкой совершенно понимали другъ друга, сказала Клэра.

— Навѣрно такъ. Но, стало быть, вы одна понимали её, конечно то, что она сдѣлала совершенно справедливо, такъ какъ она считалась праведницей; но мы, грѣшницы, считали бы такое завѣщаніе дѣломъ очень дурнымъ, также какъ и то, чтобъ оставить одну особу въ зависимости отъ великодушія другой послѣ нашей смерти.

— Но здѣсь нѣтъ никакой зависимости отъ чужой щедростй, мистриссъ Фолліоттъ.

— Онъ не долженъ дать вамъ ни шиллинга, если не захочетъ.

— У него и не попросятъ ни одного шиллинга.

— Я не думаю, чтобъ онъ отступился отъ своихъ словъ, сказанныхъ публично.

— Любезная мистриссъ Фолліоттъ, серьёзно сказала Клэра: — пожалуста не будемъ говорить объ этомъ. Это совершенно безполезно. Я никогда не ожидала наслѣдства послѣ тётушки и знала давно, что оно достанется капитану Эйльмеру, который и по закону наслѣдникъ мистриссъ Уинтерфильдъ. Она не была моею тёткою и я не имѣла на неё никакихъ правъ.

— Но всѣ полагали, что она васъ обезпечитъ.

— Такъ какъ я не принадлежала къ числу всѣхъ, то это ничего не значитъ.

Мистриссъ Фолліоттъ отретировалась, исполнивъ, какъ она думала, свою обязанность относительно Клэры, и удовольствовалась тѣмъ, что бранила завѣщаніе мистриссъ Уинтерфильдъ въ своёмъ кругу, въ Таунтонѣ.

Въ этотъ день вечеромъ, когда всѣ гости разъѣхались и въ домѣ опять стало тихо, капитанъ Эйльмеръ счолъ нужнымъ объяснить Клэрѣ завѣщаніе своей тётки относительно денегъ, которыя мистриссъ Уинтерфильдъ имѣла намѣреніе отказать ей. Когда Клэра пришла въ нетерпѣніе и не хотѣла его слушать, онъ началъ спорить съ нею и доказывать, что это разговоръ дѣловой, который она непремѣнно должна выслушать.

— Можетъ быть, сказалъ онъ: — и я надѣюсь, что такъ будетъ, что изъ этого не выйдетъ никакой разницы, кромѣ тоо, что вамъ пріятно будетъ знать, какъ она заботилась о насъ въ свои послѣднія минуты. Но вы обязаны узнать ваше положеніе; а я, какъ душеприкащикъ, обязанъ объяснить его вамъ. Но можетъ быть вы предпочтёте разсуждать объ этомъ съ мистеромъ Пальмеромъ.

— О нѣтъ! избавьте меня отъ этого.

— Поймите же, что я выплачу вамъ полторы тысячи фунтовъ, какъ только завѣщаніе будетъ засвидѣтельствовано.

— Я ничего не хочу понять. Я знаю очень хорошо, что если я возьму эти деньги, то это будетъ подарокъ отъ васъ, а на это я согласиться не могу.

— Но, Клэра…

— Это нехорошо, капитанъ Эйльмеръ. Хотя я немного понимаю въ законахъ, я знаю, что я не имѣію никакого права на то, о чомъ не упомянуто въ завѣщаніи; а я не хочу имѣть того, на что я не имѣю права. Я твердо рѣшилась, и надѣюсь, мнѣ не станутъ этимъ надоѣдать. Ничего не можетъ быть непріятнѣе, какъ разсужденіе о денежныхъ дѣлахъ.

Можетъ быть капитанъ Эйльмеръ думалъ, что разсужденія не о денежныхъ дѣлахъ могли быть еще непріятнѣе.

— Я могу только просить васъ посовѣтоваться съ кѣмъ-нибудь, на кого вы можете положиться. Спросите вашего отца, или мистера Бельтона, и я не сомнѣваюсь, что оба скажутъ вамъ, что вы имѣете на эту сумму точно такое же право, какъ если бы она была упомянута въ завѣщаніи.

— Въ такомъ дѣлѣ, капитанъ Эйльмеръ, я не хочу спрашивать никого. Вы не можете заплатить мнѣ деньги, когда я не хочу ихъ брать, а я, конечно, ихъ не возьму.

Услышавъ это, онъ улыбнулся, принявъ видъ спокойнаго превосходства. Клэрѣ казалось, что онъ имѣетъ привычку иногда принимать такой видъ, а потомъ перестала объ этомъ говорить.

Но Клэра знала, что она должна разсуждать объ этомъ подробно съ своимъ отцомъ и опасенія этого разсужденія дѣлали её несчастной. Она уже обѣщала, что воротится домой черезъ день послѣ похоронъ и сказала капитану Пальмеру о своемъ намѣреніи. Такой благоразумный человѣкъ, какъ онъ, разумѣется, не считалъ приличнымъ, чтобы молодая дѣвушка оставалась у него въ домѣ какъ гостья, и не сдѣлалъ никакого возраженія на это ея рѣшеніе. Она теперь очень жалѣла, что она не назначила свой отъѣздъ на слѣдующій день послѣ похоронъ, но ей было непріятно ѣхать въ воскресенье: она опасалась этого дня и была бы очень рада, если бы капитанъ оставилъ её и уѣхалъ въ Лондонъ; но онъ сказалъ, что намѣренъ оставаться въ Перивэлѣ всю слѣдующую недѣлю. Клэра желала бы пригласить мистера Посситта къ обѣду, но не смѣла сдѣлать это предложеніе хозяину дома. Хотя капитанъ Эйльмеръ объявилъ, что мистеръ Посситтъ весьма достойный человѣкъ, Клэра предполагала, что онъ не захочетъ начать воскресные обѣды такъ скоро послѣ смерти тётки. Впрочемъ, дѣло шло объ одномъ только днѣ и Клэра рѣшилась перенести его въ хорошемъ расположеніи духа.

Капитанъ Эйльмеръ далъ положительное обѣщаніе тёткѣ на ея смертномъ одрѣ предложить свою руку Клэрѣ Эмедрозъ и также мало имѣлъ намѣренія нарушить своё слово, какъ и отказаться отъ наслѣдства, оставленнаго ему. Онъ сомнѣвался, приметъ ли Клэра его предложеніе. Онъ вовсе не былъ человѣкомъ блистательнымъ и самоувѣреннымъ; нельзя сказать, чтобы онъ обладалъ правилами высокаго разряда, но онъ былъ умёнъ въ обыкновенномъ значеніи этого слова, понималъ собственныя свои выгоды, зналъ также, что эти выгоды зависятъ отъ другихъ вещей, кромѣ денегъ, и былъ человѣкъ справедливый сообразно обыкновеннымъ правиламъ справедливости на свѣтѣ. Онъ не думалъ дѣлать предложеніе Клэрѣ въ первый разъ, когда сидѣлъ у постели своей умирающей тётки. Хотя онъ до-сихъ-поръ не рѣшался на это, хотя онъ до-сихъ-поръ не имѣлъ намѣренія сдѣлать такой важный шагъ, онъ часто размышлялъ объ этомъ и зналъ, что онъ очень любитъ Клэру. Онъ даже на столько былъ влюблёнъ въ неё, на сколько это было въ его характерѣ. Онъ не былъ способенъ сокрушаться по женщинѣ, ни даже выдержать сильную борьбу для того, чтобы имѣть жену, какъ приготовлялся Бельтонъ. Если бы ему отказали, можетъ быть онъ сдѣлалъ бы предложеніе еще разъ, имѣя понятіе, что первый отказъ иногда не имѣетъ большого значенія, и, вѣроятно, попытался бы и въ третій разъ, побуждаемый какими-нибудь разсчотами такого же рода. Но можно было сомнѣваться, вложитъ ли онъ много страсти въ свои слова при первомъ, при второмъ и при третьемъ случаѣ; и тѣ, которые знали его хорошо, не ожидали, чтобъ онъ умеръ когда-нибудь отъ разбитаго сердца, если бы онъ совсѣмъ не имѣлъ успѣха.

Когда онъ первый разъ вздумалъ жениться на миссъ Эмедрозъ, онъ воображалъ, что она раздѣлитъ съ нимъ состояніе тётки, и онъ это думалъ до послѣдней болѣзни мистриссъ Уинтерфильдъ. Слѣдовательно этотъ бракъ казался ему столько же благоразумнымъ, сколько и пріятнымъ; и хотя тётка никогда не говорила ему объ этомъ, онъ понималъ ея желаніе. Когда она сказала ему дня за четыре передъ смертью, что ея состояніе оставлено одному ему и услышавъ, что ея.племянница не имѣетъ никакой надежды на обезпеченіе отъ отца, выразила желаніе отказать Клэрѣ денежную сумму, она откровенно высказала своё желаніе, но не просила у капитана обѣщанія. Впослѣдствіи же, узнавъ, что она при смерти, она спрашивала его на счотъ его чувствъ, а онъ, желая исполнить ея послѣднія желанія, далъ ей обѣщаніе, которое она съ такимъ нетерпѣніемъ желала слышать. Онъ сдѣлалъ это безъ всякаго затрудненія. Это было его собственное желаніе, также какъ и ея. Въ денежномъ отношеніи, конечно, онъ могъ имѣть невѣсту лучше; но деньги не всё значили. Онъ очень любилъ Клэру и чувствовалъ, что если она, приметъ его предложеніе, то онъ будетъ гордиться своею женою. Она была хорошаго происхожденія и хорошо образована, а именно это и было ему нужно. Безъ сомнѣнія, онъ чувствовалъ, видя, какъ устроились дѣла, что онъ дастъ больше, чѣмъ получитъ и, можетъ быть, на его предложеніе имѣло вліяніе это соображеніе; но, несмотря на это, онъ всё-таки не былъ увѣренъ будетъ ли принято его предложеніе. Клэра Эмедрозъ была дѣвушка гордая — можетъ быть слишкомъ гордая. Это было ея недостаткомъ. Если ея гордость помѣшаетъ ей устроить свою судьбу, то въ этомъ будетъ виновата она, а не онъ. Онъ исполнитъ свою обязанность къ ней и къ тёткѣ: онъ сдѣлаетъ это настойчиво и ласково; а если она ему откажетъ, то виновата будетъ она.

Таково было расположеніе духа капитана Эйльмера, когда онъ всталъ въ воскресенье утромъ, рѣшившись, что онъ исполнитъ въ этотъ день своё обѣщаніе. Надо вспомнить, что онъ приготовился бы для этого съ большимъ одушевленіемъ, еслибы ему была подана большая надежда. До-сихъ-поръ всѣ его усилія понравиться Клэрѣ отвергались и онъ не имѣлъ никакого понятія о ея чувствахъ. Еслибы онъ зналъ, что она чувствовала, онъ былъ бы довольно оживлёнъ и сдѣлалъ бы своё предложеніе съ радостью и съ счастьемъ. Но онъ былъ недовѣрчивъ къ себѣ, хотя достаточно сознавалъ цѣнность преимуществъ, которыми онъ обладалъ, и можетъ быть немножко боялся Клэры, признавая ее умнѣе себя.

Онъ обѣщалъ идти съ ней гулять въ субботу, послѣ прочтенія завѣщанія, намѣреваясь провести её по саду къ фермѣ, теперь принадлежащей ему и находившейся съ задней стороны города, которую содержала старая вдова, бывшая по лѣтамъ старѣе своей покойной хозяйки; но эта прогулка оказалась невозможною, потому-что стемнѣло прежде чѣмъ уѣхали гости изъ Таунгона. За завтракомъ въ воскресенье онъ опять предложилъ гулять.

— Я полагаю, вы не пойдёте въ церковь? сказалъ онъ.

— Сегодня нѣтъ, я не рѣшаюсь на это сегодня.

— Вы правы. А я пойду. Мущина можетъ скорѣе рѣшиться на подобныя вещи. Но послѣ вы пойдёте гулять?

На это она согласилась и цѣлое утро оставалась одна. На прогулку она не обращала вниманія. Она могла гулять съ капитаномъ Эйльмеромъ. Они, вѣроятно, гуляли бы вмѣстѣ и при жизни мистриссъ Уинтерфильдъ. Она опасалась длиннаго вечера послѣ прогулки — длиннаго зимняго вечера, когда она должна будетъ сидѣть съ нимъ какъ его гостья, и сидѣть одна. Не могла же она не говорить съ нимъ, а она чувствовала, что не можетъ говорить съ нимъ непринуждённо и легко. Впрочемъ, это будетъ только одинъ разъ и она это перенесётъ.

Они пошли вмѣстѣ въ домъ къ мистриссъ Партриджъ, арендаторшѣ фермы. Она уже знала, что капитанъ Эйльмеръ былъ ея хозяинъ; но такъ какъ до-сихъ-поръ она видѣла Клэру Эмедрозъ больше чѣмъ капитана, и считала её, какъ племянницу хозяйки, наслѣдницей имѣнія, она обращалась къ нимъ обоимъ въ такихъ выраженіяхъ, какъ-будто они были наслѣдниками мистриссъ Уинтерфильдъ.

— Я не долго буду васъ безпокоить, миссъ Клара, сказала старуха.

— Навѣрно капитанъ Эйльмеръ будетъ очень жалѣть, лишившись васъ, отвѣчала Клэра, говоря громко и у самаго уха бѣдной женщины, потому что она была глуха.

— Я никакъ не думала пережить её, миссъ Клэра! никакъ не думала. Грустно! грустно! Я полагаю, вы теперь будете жить въ большомъ домѣ?

— Большой домъ принадлежитъ капитану Эйльмеру, мистриссъ Партриджъ.

Она была принуждена кричать и это вовсе ей не нравилось. Капитанъ Эйльмеръ сказалъ что то, но словъ его нельзя было разслышать.

— Принадлежитъ капитану? Мнѣ говорили, что такъ сказано въ завѣщаніи; но мнѣ кажется, что это всё равно.

— Да, это всё равно, весело сказалъ капитанъ.

— Не совсемъ всё равно, сказала Клэра, стараясь засмѣяться и всё громко крича.

— А я не понимаю, но я надѣюсь, что вы оба будете жить вмѣстѣ и будете добры къ бѣднымъ такъ, какъ была покойница. Хорошо, хорошо; я не думала, чтобы я еще была жива, когда она лежитъ подъ камнемъ старой церкви!

Капитанъ Эйльмеръ рѣшилъ, что онъ сдѣлаетъ предложеніе, воротившись съ фермы, а теперь рѣшилъ, что онъ можетъ начать намёками на слова мистриссъ Партриджъ о домѣ. День былъ ясный и холодный переулокъ, который вёлъ къ фермѣ, былъ высушенъ вѣтромъ, такъ что прогулка пѣшкомъ была пріятна.

— Намъ лучше пойти къ мосту, сказалъ капитанъ, когда они вышли съ фермы. — Я всегда думалъ, что перивэльская церковь красивѣе съ моста Криви, чѣмъ со всякаго другого мѣста.

Перивэльская церковь стояла въ центрѣ города на воззышеніи и была украшена шпицемъ, который перивэльцы предпочитали сэлизбёрійскому по размѣрамъ, хотя онъ былъ ниже его по высотѣ. Маленькая рѣчка Криви, протекавшая по предмѣстьямъ города, извивалась позади Криви-Грэнджъ, какъ называлась ферма мистриссъ Партриджъ, и черезъ эту рѣчку былъ перекинутъ небольшой деревянный мостъ, съ котораго былъ видъ не только на церковь, но и на всю сторону горы, на которой стоялъ большой кирпичный домъ мистриссъ Уинтерфильдъ. На мосту Криви капитанъ и Клэра, облокотившись на парапетъ, смотрѣли на городъ.

— Какъ хорошо знакомъ мнѣ каждый домъ съ того мѣста, на которомъ я здѣсь стою!

— Многіе дома принадлежатъ вамъ — или будутъ принадлежать когда-нибудь, и слѣдовательно вамъ должно ихъ знать.

— Я помню, когда я приходилъ сюда мальчикомъ удить рыбу, я думалъ, что домъ тётушки Уинтерфильдъ самый большой во всёмъ графствѣ.

— Онъ не могъ быть такъ великъ, какъ домъ вашего отца въ Йоркширѣ.

— Кенечно, нѣтъ. Замокъ Эйльмеръ большой домъ, но онъ не стоитъ на горѣ, такъ что его размѣры не очень замѣтны. Когда я былъ мальчикомъ, я имѣлъ больше уваженія къ дому моей тётки въ Перивэлѣ, чѣмъ къ Эйльмерскому замку.

— А теперь это ваша собственность.

— Да, теперь это моя собственность — и всё моё уваженіе къ нему исчезло. Я прежде думалъ, что Криви лучшая рѣка въ Англіи для рыбной ловли, но теперь я не дамъ и шести пенсовъ за всѣхъ окуней, пойманныхъ здѣсь.

— Можетъ быть вашъ вкусъ къ окунямъ также прошолъ.

— Да, и мой вкусъ къ ветчинѣ. Я никогда не думалъ, чтобы кладовая въ Эйльмерскомъ замкѣ была такъ обильно снабжена, какъ кладовая тётушки здѣсь.

— Я не сомнѣваюсь, что она и теперь полна.

— Я думаю; но у меня не хватитъ даже любопытства спросить. Ахъ, Боже мой! желалъ бы я знать, что мнѣ дѣлать съ домомъ.

— Вы не продадите его, я полагаю?

— Нѣтъ. Если могу жить въ нёмъ или отдать его въ наймы, зачѣмъ оставлять его пустымъ?

— Но вамъ не зачѣмъ рѣшать тотчасъ.

— Напротивъ, я именно хочу рѣшить тотчасъ.

— Когда такъ, я не могу посовѣтовать вамъ. Мнѣ кажется невѣроятно, чтобы вы пріѣхали жить сюда. Вѣдь это не загородный домъ.

— Конечно, я не буду жить здѣсь одинъ. Вы слышали, что сказала мистриссъ Партриджъ.

— Что она сказала?

— Она желала знать обоимъ ли онъ намъ принадлежитъ и не всё ли это равно. Не сдѣлать ли такъ, чтобы было всё равно, Клэра?

Она перевѣсилась черезъ перилы моста въ то время, когда онъ говорилъ, устремивъ глаза на медленно движующуюся воду. Услыхавъ слова капитана, она подняла глаза и прямо посмотрѣла на него. Она въ нѣкоторой степени приготовилась для этой минуты, хотя несправедливо сказать, что она теперь ждала её. Безсознательно она приняла рѣшеніе, что если этотъ вопросъ будетъ предложенъ ей капитаномъ Эйльмеромъ, она не будетъ застигнута врасплохъ; теперь, когда этотъ вопросъ былъ ей предложенъ, она была въ состояніи сохранить спокойствіе. Первое ея чувство было торжество, какъ и должно быть въ такомъ положеніи каждой женщины, которая уже призналась себѣ, что она любитъ человѣка, который проситъ её быть его женою. Она посмотрѣла въ лицо капитану Эйльмеру и его глаза почти дрогнули подъ ея взоромъ.

— Что всё равно? спросила она.

— Чтобы этотъ домъ былъ и вашимъ и моимъ? Можете вы сказать мнѣ, что вы полюбите меня и будете моею женою?

Она посмотрѣла на него и онъ повторилъ свой вопросъ.

— Клэра, можете вы полюбить меня на столько, чтобы выйти за меня замужъ?

— Могу, сказала она.

Зачѣмъ ей было колебаться и разыгрывать роль застѣнчивой дѣвушки, выказывая мнимыя сомнѣнія, которыя не существовали въ ея душѣ? Она любила его и говорила это себѣ съ большой серьёзностью. Когда онъ какъ-будто въ шутку ухаживалъ за нею, она не обнаруживала ему своей привязанности. Она такъ держала себя передъ нимъ, чтобы заставить его сомнѣваться возможенъ ли для него успѣхъ. Но теперь — теперь зачѣмъ ей было колебаться? Случилось то, на что она надѣялась или, лучше сказать, на что она едва смѣла надѣяться. Онъ любилъ её.

— Могу, сказала она; а потомъ, прежде чѣмъ онъ успѣлъ заговорить, она повторила свои слова съ большей выразительностью: — могу отъ всего моего сердца.

Еслибы Клэра знала болѣе задушевныя чувства мущинъ и женщинъ вообще, она не такъ поспѣшно выказала бы свои чувства. Есть ли что-нибудь, чего желаетъ мущина или женщина, не теряющее половины своей цѣны, когда доступъ къ этому и обладаніе этимъ оказывается легко? Отворите вашу дверь свободно Джонсу и Смиту и Джонсъ и Смитъ не захотятъ войти въ неё. Заприте ваши двери для этихъ же самыхъ господь и они употребятъ всевозможныя маленькія хитрости, чтобы войти въ нихъ. Капитанъ Эйльмеръ, услышавъ искренній тонъ отвѣта Клэры, почти началъ уже сомнѣваться, благоразумно ли съ его стороны оставлять самый лучшій ларь въ своёмъ погребѣ для вина, которое такъ дёшево. Однако ему и въ голову не пришло отступиться отъ воихъ словъ. Правила, если не любовь, не допускали этого.

— Итакъ, вопросъ о домѣ рѣшонъ, сказалъ онъ, подавая Клэрѣ руку.

— Я ни крошечки не забочусь теперь о домѣ, отвѣчала она.

— Вотъ это нехорошо!

— Я думаю гораздо болѣе о васъ — о васъ и о себѣ. Какая можетъ быть нужда до стараго дома?

— Онъ будетъ поправленъ, сказалъ капитанъ Эйльмеръ.

— Вы не должны насмѣхаться надо мной, возразила она.

Но онъ и не думалъ насмѣхаться надъ ней.

— Я хочу сказать только то, что вопросъ о домѣ теперь ничего не значитъ для меня: я теперь получила всё, чтё желала имѣть на свѣтѣ. Это дурно, что я такъ говорю?

— О Боже мой, нѣтъ! какъ это можетъ быть дурно?

Онъ не сказалъ ей что и онъ также получилъ всё, что желалъ, но его недостатокъ энтузіазма въ этомъ отношеніи не удивилъ её и даже сначала не раздосадовалъ её. Она всегда знала капитана какъ человѣка осторожнаго въ словахъ — знавшаго имъ цѣну — не говорившаго съ торопливою опрометчивостью, какъ ея милый кузенъ Уилль. И она сомнѣвалась, такое ли же имѣютъ значеніе торопливыя слова, какое медленныя и спокойныя. Послѣ всего своего пыла и послѣдующаго разочарованія Уилль Бельтонъ оставилъ Клэру повидимому очень довольный. Его страсть была кратковременна. Клэра нѣжно любила кузена и такъ была рада, что его страсть была кратковременна.

— Когда вы спросили меня, я могла сказать вамъ только правду, продолжала Клэра, улыбаясь ему.

Правда очень хороша, но капитанъ предпочолъ бы, чтобы эта правда была высказана ему постепенно. Когда тётка говорила ему, чтобы онъ женился на Клэръ Эмедрозъ, онъ тотчасъ примирился съ этимъ приказаніемъ собственнымъ чувствомъ, что побѣда надъ Клэрой будетъ не слишкомъ легка. Она была женщина, цѣнная, которою овладѣть было не легко: такъ онъ думалъ тогда; но теперь началъ воображать, что его мнѣніе было ошибочно.

Возвращеніе домой хотя не имѣло въ себѣ ничего особенно привлекательнаго для Клэры, но былъ краткій періодъ блаженства безъ примѣси. никакое сомнѣніе не помрачало ея счастья. Оба они молчали въ такую минуту. Только вчера былъ похороненъ ихъ милый старый другъ — другъ, воспитавшій ихъ вмѣстѣ и такъ заботившійся о ихъ будущемъ счастьи! Клэра Эмедрозъ была не молоденькая дѣвушка, готовая прыгать отъ радости, что у ней нашолся женихъ. Она могла быть счастлива не распространяясь на словахъ о своёмъ счастьи. Когда они дошли до дома и сѣли въ гостиной, она подала капитану руку и первая заговорила:

— А вы довольны ли? спросила она.

Кто не знаетъ улыбку торжества, съ какою дѣвушка дѣлаетъ подобное вопросы въ подобную минуту?

— Доволенъ? Ну да; я думаю, что я доволенъ, отвѣчалъ онъ.

Но даже эти слова не заставили её сомнѣваться.

— Если вы довольны, то довольна и я, сказала она. — Теперь я оставлю васъ до обѣда, чтобы вы могли обдумать то, что вы сдѣлали.

— Я обдумалъ это прежде, отвѣчалъ онъ.

Онъ наклонился къ ней и поцаловалъ её. Онъ сдѣлалъ это въ первый разъ, но поцалуй его былъ такъ холоденъ и приличенъ, какъ-будто они уже много лѣтъ были мужемъ и женой. Но для нея этого было достаточно и она ушла въ свою комнату счастливая какъ королева.

МИССЪ ЭМЕДРОЗЪ НЕ СОВСѢМЪ ОТКРОВЕННА.

Когда Клэра оставила своего жениха въ гостиной и ушла въ свою комнату, она имѣла два часа для соображеній прежде чѣмъ увидитъ его опять, и эти два часа были часами наслажденій. Она была очень счастлива. Она вполнѣ довѣряла человѣку, который долженъ быть ея мужемъ, думая, что онъ имѣетъ тѣ качества, какія она считала необходимыми для своего супружескаго счастья. Она иногда дразнила его, дѣлая видъ будто обвиняетъ его въ томъ, что его жизнь на самомъ дѣлѣ была не такова, какою считала её тётка; но еслибы его жизнь болѣе походила на желанія мистриссъ Уинтерфильдъ, она была бы менѣе по вкусу Клэрѣ. Ей нравилось его положеніе въ свѣтѣ, ей нравилось, что онъ человѣкъ вліятельный, можетъ быть ей нравилось думать, что, въ нѣкоторой степени, онъ человѣкъ свѣтскій. Онъ былъ нехорошъ собой, но всегда имѣлъ видъ джентльмэна. Онъ былъ хорошо образованъ, любилъ читать, былъ благоразуменъ, степененъ въ своихъ привычкахъ, повидимому долженъ былъ имѣть успѣхъ въ свѣтѣ и она любила его. Я боюсь, что читатель можетъ быть начинаетъ думать, что Клэра не должна была отдавать свою любовь такому человѣку. Въ этомъ обвиненіи я теперь не стану извиняться, но я спрошу обвинителей: не всегда ли любимы такіе мущины?

Много говорятъ объ опрометчивости женщинъ, сумасбродно отдающихъ своё сердце; но это обвиненіе, мнѣ кажется, несправедливо. Меня чаще удивляетъ благоразуміе дѣвушекъ, нежели ихъ безразсудство. Тридцатилѣтняя женщина часто любитъ глубоко и неблагоразумно, но двадцатилѣтнія дѣвушки, кажется мнѣ, любятъ приличную осанку, благопристойность внѣшней жизни и достаточное состояніе. Конечно, это хорошо, но за то онѣ не должны предъявлять правъ на великодушную и страстную привязанность и не брать своимъ девизомъ, что любовь владыка всему. Клэрѣ было уже за двадцать, но она всё-таки еще не на столько подвинулась лѣтами, чтобы лишиться наклонности жъ приличной осанкѣ и благопристойности внѣшней жизни. Членъ Парламента, имѣющій небольшой домъ близь Итонскаго сквэра, съ умѣреннымъ доходомъ, съ пристрастіемъ къ комитетамъ, который писалъ бы по памфлету черезъ два года и критически переводилъ бы Данте, былъ для нея образцомъ мужа. Для такого человѣка она копировала бы памфлеты и учила бы его переводы наизусть. Она была бы спокойна въ рукахъ такого человѣка и не знала бы несчастья, которому подвергался ея братъ. Образецъ ея можетъ показаться не слишкомъ благороденъ, но мнѣ кажется это самый любимый образецъ между дѣвушками ея класса въ Англіи.

Въ эти два часа уединенія она рѣшилась на многое. Вопервыхъ, она, разумѣется, сдержитъ своё намѣреніе воротиться домой на слѣдующій день. Невѣроятно, чтобы капитанъ Эйльмеръ просилъ её перемѣнить это намѣреніе; но даже еслибы онъ просилъ, это намѣреніе не перемѣнится. Она должна тотчасъ насладиться удовольствіемъ сказать отцу, что всѣ его заботы о ней прекратились, и притомъ она сообразила, что ея дальнѣйшее пребываніе въ этомъ домѣ, когда капитанъ Эйльмеръ сталъ ея женихомъ, едва-ли было бы прилично. А что она скажетъ, если онъ будетъ торопить её назначить день свадьбы? Смерть тётки, разумѣется, будетъ достаточною причиною, чтобы отложить свадьбу на нѣсколько мѣсяцевъ, и Клэра думала, что было бы лучше отложить до слѣдующей сессіи въ Парламентѣ; но она была готова уступить кипитану Эйльмеру, еслибы онъ назначилъ свадьбу послѣ Пасхи. Онъ очевидно имѣлъ намѣреніе оставить домъ въ Перивэлѣ. Ей не нравился ни Перивэль, ни домъ, но она ничего не хотѣла говорить противъ этого. Да и могла ли она это сдѣлать? Она ничего не приносила въ общее хозяйство — рѣшительно ничего, кромѣ себя самой. Когда она думала объ этомъ, любовь ея становилась горячѣе и она не знала, какъ достаточно выразить передъ собой свою признательность и любовь.

Приготовляясь къ обѣду, она обратила особенное вниманіе на свой тоалетъ. Она старательнѣе обыкновеннаго причесала свои волосы и очень старалась одѣться къ лицу. Нѣсколько времени уже она привыкла одѣваться въ чорное, такъ что въ этомъ отношеніи смерть тётки не сдѣлала никакой разницы. Глубокій трауръ по привычкѣ не внушалъ уже ей никакого особеннаго чувства погребальной торжественности. Но что-то въ ней самой, или въ комнатѣ, наконецъ поразило её ужасомъ и заставило вспомнить, какъ смерть недавно похитила самыхъ и близкихъ ей друзей и она сѣла почти испугавшись своего бездушія въ томъ отношеніи, что позволяла себѣ быть счастливой въ такое время. Тётку ея только вчера отнесли въ могилу, ещё не было года, какъ смерть ея брата случилась при особенно печальныхъ обстоятельствахъ, а между тѣмъ она была счастлива и торжествовала. Она нѣсколько времени сидѣла на креслѣ, разсуждая сама съ собою о расположеніи своего духа. Не было ли это призракомъ чорстваго сердца, что она могла бытѣ счастлива въ такое время. Обязана ли она была такимъ уваженіемъ къ памяти своего бѣднаго брата, чтобы никакая радость не была возможна для нея? Должна ли она въ настоящую минуту быть подавлена кончиною тётки и не быть въ состояніи поздравлять себя съ успѣхомъ? Должна ли она была сказать ему, когда онъ сдѣлалъ ей этотъ вопросъ на мосту, что между ними не можетъ быть и рѣчи о бракѣ въ такіе печальные дни? Не знаю совершенно ли она успѣла признать истиной, что нельзя позволять портить радость горести, которая сама не портитъ её своей собственной тяжестью; что горесть никогда ни при какихъ обстоятельствахъ не слѣдуетъ возбуждать къ дѣятельности, какъ вещь похвальную. Не знаю, извлекла ли она изъ своихъ аргументовъ то, что любовь, это божественное чувство, любовь, поражонная смертью или разлукой другого рода, возбуждаетъ такую горесть, которую человѣкъ обуздалъ бы, еслибъ у него достало силъ, но которую онъ обуздать не можетъ по причинѣ слабости своей человѣческой природы.

Я сомнѣваюсь, сдѣлалось ли это ясно для Клэры, когда она сидѣла передъ тоалетомъ. Но нѣчто изъ подобныхъ разсужденій она уяснила себѣ. Зная, что она исполнена радости, она не стала убѣждать себя, что ей слѣдовало быть несчастной. Она сказала себѣ, что она дѣлаетъ то, что хорошо для другихъ и для нея самой, что будетъ очень хорошо для ея отца и что будетъ хорошо, если только она будетъ въ силахъ сдѣлать это для того, кто сдѣлается ея мужемъ. Мрачная туча смерти брата никогда не пройдётъ отъ нея. Это сдѣлало её серьёзной, степенной; это состарѣло её, несмотря на ея усилія къ противному. Туча была такъ черна, что чуть не заставила её лишиться приза, который теперь достался ей. Но она говорила себѣ, что эта чорная туча была для нея вредомъ, а не пользою, и что теперь она обязана — для него, если не для себя — разсѣять мракъ этой тучи, а не поощрять ею. Она пойдётъ къ нему исполненная радости, если не весёлости, и признается ему откровенно, что, получивъ увѣреніе въ его любви, она получила всё, что имѣло для нея цѣнность на свѣтѣ. До-сихъ-поръ она была независима; она особенно старалась показать ему свою рѣшимость оставаться въ независимости отъ него. Теперь она отложитъ всё это и покажетъ ему, что она признаётъ въ немъ не только мужа, но и повелителя и властелина. У ея отца не осталось силъ, на которыя она могла бы опереться; и она принуждена была полагаться на свои собственныя силы. Теперь она положится на того, кто будетъ ея мужемъ. До-сихъ-поръ она почти съ презрѣніемъ отвергала его предложенія помощи, теперь же она примегъ ихь безъ всякой излишнёй совѣстливости, считая его своимъ руководителемъ во всёмъ, изгнавъ изъ себя тотъ порицающій духъ, въ которомъ она до-сихъ-поръ судила о его поступкахъ и вѣря ему, какъ жена должна вѣрить мужу.

Таковы были намѣренія, принятыя Клэрою въ первый часъ уединенія послѣ своей помолвки; и это были бы намѣренія благоразумныя, если бы не та помѣха, что болѣе сильный покоряется слабѣйшему, болѣе честный — менѣе честному, тотъ, который правдивъ — тому, кто отчасти фальшивъ. Теорія мужа и жены, эта теорія, состоящая въ томъ, что жена должна преклоняться съ любящей покорностью передъ мужемъ — прекрасна и была бы хороша вполнѣ, еслибы только можно было устроить такъ, чтобы мужъ всегда былъ сильнѣе и выше нравственно жены. Эта теорія основана на этой ипотезѣ, а ипотеза иногда не подтверждается. Въ обыкновенныхъ супружествахъ корабль плывётъ самъ-по-себѣ, и тотъ за руль берётся, кто сильнѣе и нравственно выше, одѣтъ ли онъ въ юпку или въ сюртукъ, панталоны и жилетъ; но иногда бываютъ ужасныя кораблекрушенія, когда женщина передъ замужствомъ набила себѣ голову идеями о покорности, а потомъ узнаетъ, что ея золотоголовый божокъ имѣетъ желѣзное тѣло и глиняныя ноги.

Когда капитанъ Эйльмеръ остался одинъ, ему также пришлось думать кое-о-чомъ; и такъ-какъ для подобныхъ мыслей оставалось два часа до свиданія съ Клэрой, а ему нечѣмъ было заняться въ эти два часа, онъ опять отправился къ мосту, на которомъ сдѣлалъ предложеніе. Онъ пошолъ туда, думая свою думу, но не обращая большого вниманія на свои мысли.

Онъ женится — это рѣшено. Онъ былъ совершенно доволенъ собою въ томъ, что онъ не торопился и не могъ обвинять себя въ сумасбродствѣ, даже если бы не имѣлъ большой причины къ торжеству. Онъ долго обдумывалъ, что ему было бы пріятно имѣть Клэру Эмедрозъ женой, долго обдумывалъ, какъ онъ сдѣлаетъ ей предложеніе; и такъ-какъ онъ нѣсколько мѣсяцевъ предавался подобнымъ мыслямъ, то онъ не могъ порицать себя за то, что далъ тёткѣ на ея смертномъ одрѣ обѣщаніе, которое она потребовала. Въ ту самую минуту, когда она сдѣлала ему вопросъ, онъ самъ желалъ сдѣлать то, что она желала, какъ же могъ онъ отказать ей? А такъ-какъ онъ далъ это обѣщаніе, то, разумѣется, онъ долженъ былъ и исполнить его. Онъ самъ никогда не уважалъ бы себя, онъ возненавидѣлъ бы себя навсегда, если бы не сдержалъ обѣщаніе, отъ котораго не могло его разрѣшить ни одно живое существо, слѣдовательно, онъ былъ правъ, давъ это обѣщаніе; а давъ его, онъ былъ правъ, исполняя его и сдѣлавъ это тотчасъ. Клэра была очень добра и очень благоразумна, а иногда бывала даже очень хороша собой; она никогда не пристыдитъ его; а такъ какъ въ вещественномъ отношеніи она получала многое и не давала ничего, то, вѣроятно, не будетъ противиться никакимъ распоряженіямъ относительно будущаго образа жизни, который предложитъ онъ. Онъ, вѣроятно, думалъ жить въ Лондонѣ во время парламентской сессіи, а Клэру оставить одну въ большомъ красномъ домѣ, на который теперь устремлены были его глаза. Въ этомъ было очень много удобствъ, которыя загладятъ для него жертву, приносимую имъ. Его настоящее положеніе и будущія надежды были такъ благопріятны, что онъ могъ бы очень высоко мѣтить относительно богатства и званія. Эйльмеры были людьми значительными, а онъ, хотя былъ младшій братъ, имѣлъ долю гораздо болѣе доли младшаго брата. Его мѣсто въ Парламентѣ было надёжно, положеніе въ обществѣ превосходно и обезпечено; онъ находился именно въ такомъ положеніи, что ему только не доставало женитьбы на богатой невѣстѣ, чтобы положить окончательный камень своего зданія — только этого; а можетъ-быть также и славы, имѣть какую-нибудь лэди Мэри или лэди Эмили на главномъ мѣстѣ за своимъ столомъ. Лэди Эмили Эйльмеръ — да; это звучало бы лучше. И дѣйствительно, была нѣкая лэди Эмили, которая годилась бы для него. Теперь, когда лёгкія сожалѣнія тихо закрались въ въ его душу, онъ забылъ вспомнить, что у этой лэди Эмили не было ни шиллинга на свѣтѣ.

Да, слабыя сожалѣнія закрались въ его душу, хотя онъ продолжалъ увѣрять себя, что онъ поступилъ справедливо. Его звѣзда, которая вообще благопріятствовала ему на этотъ разъ, можетъ-быть была не такъ хороша, какъ обыкновенно; не было никакого сомнѣнія, что онъ въ нѣкоторой степени обременилъ себя Клэрой Эмедрозъ. Не показалось ли ему слишкомъ ясно прямое и немедленное стремленіе, съ какимъ она кинулась къ нему на шею, что одно его слово о супружествѣ было для нея слишкомъ драгоцѣнно? Плодъ, легко падающій съ дерева, будь онъ самый лучшій, никогда не цѣнится садовникомъ. Въ это утро, когда капитанъ Эйльмеръ шолъ домой изъ церкви; онъ очень сомнѣвался, какой отвѣтъ дастъ ему Клэра. Стало-быть плодъ находился на самомъ концѣ опасной вѣтви. Теперь онъ упалъ къ его ногамъ и онъ не совѣстился говорить себѣ, что онъ всегда могъ бы принадлежать ему. Что же такое? яблоко было хорошаго сорта и хотя можетъ быть на нёмъ были пятна, хотя можетъ быть, оно не годилось занять мѣсто напоказъ за десертомъ, а всё-таки оно было очень хорошимъ яблокомъ для ѣды. Заключивъ такимъ образомъ, капитанъ Эйльмеръ вернулся домой, вымылъ руки, перемѣнилъ сапоги и пошолъ въ гостиную именно въ ту минуту, когда обѣдъ былъ поданъ.

Клэра подошла къ нему, почти сіяя радостью.

— Марта не знала, что васъ нѣтъ дома и велѣла подавать обѣдъ.

— Надѣюсь, что я не заставилъ васъ ждать?

— О нѣтъ! да и что за бѣда, если бы и такъ? женщинамъ всё равно если кушанье простынетъ; это только мущины имѣютъ чувства въ подобныхъ случаяхъ.

— Я не знаю, есть ли въ этомъ большая разница; впрочемъ…

Они были уже въ столовой и такъ какъ слуга оставался тамъ во время обѣда, то въ ихъ разговорѣ не было ничего такого, что стоило бы повторять. Послѣ обѣда они остались внизу и сѣли по обѣимъ сторонамъ камина. Клэра твёрдо рѣшилась не оставлять въ такой вечеръ капитана Эйльмера одного пить портвейнъ.

— Я полагаю, что могу остаться съ вами? сказала она.

— О да! я очень вамъ обязанъ: я вовсе не склоненъ къ одиночеству.

Наступило непродолжительное молчаніе.

— Какое счастье, сказала Клэра: — что вы рѣшились не проводить жизнь въ одиночествѣ!

Голосѣ ея, когда она говорила, былъ очень тихъ, но въ нёмъ звучала сдержанная радость, которая должна была бы тотчасъ проникнуть въ его сердце и заставить его блаженствовать.

— Ну да, отвѣчалъ онъ. — Мы оба отреклись отъ одиночества — не такъ ли? Надѣюсь, что вы не имѣете непріятныхъ предчувствій, Клэра?

— Кто? я? Я имѣю дурныя предчувствія? Совсѣмъ нѣтъ. Я не имѣю никакихъ дурныхъ предчувствій, Фредерикъ, никакихъ сомнѣній, никакой дурной примѣси къ моему счастью. Ахъ! вы не понимали, почему я казалась такъ сурова съ вами, когда мы встрѣчались?

— Нѣтъ, не понималъ, сказалъ онъ.

Это было справедливо, но справедливо также было и то, что для него было бы хорошо оставаться въ своёмъ невѣдѣніи. Она была расположена разсказать ему всё и продолжала:

— Я не знаю какъ вамъ сказать, однако при нашихъ настоящихъ обстоятельствахъ я должна говорить вамъ всё.

— Да, конечно; я такъ думаю, сказалъ Эйльмеръ.

Онъ принадлежалъ къ числу такихъ людей, которые считаютъ себя въ правѣ видѣть, слышать и знать каждую подробность поведенія женщинъ, помолвленныхъ съ ними. Если какой-нибудь мущина сказалъ нѣжное слово Клэрѣ восемь лѣтъ назадъ, это нѣжное слово слѣдовало повторить теперь. Я боюсь, что эти требовательные господа выслушиваютъ иногда ложь, и я часто удивляюсь, какъ их ранніе подвиги на турнирахъ любви не предостерегаютъ ихъ, что такъ быть должно. Когда Джэмсъ восхитительно проводитъ всю лунную ночь, обвивъ рукою станъ Мэри, а потомъ видитъ какъ Мэри ведётъ къ алтарю Джонъ, почему же не приходитъ ему въ голову, что какой-нибудь Джонъ также сидѣлъ обвивъ рукою станъ Анны — этой Анны, которую онъ ведётъ къ алтарю. Эти вещи не слѣдуетъ разспрашивать съ слишкомъ большимъ любопытствомъ; но любопытство въ подобныхъ вещахъ не имѣетъ конца. По большей части женщины любятъ разсказывать, только онѣ не хотятъ, чтобы ихъ принуждали говорить не такъ, какъ онѣ заблагоразсудятъ.

— Мнѣ хотѣлось бы знать, что я пользуюсь вашимъ полнымъ довѣріемъ, сказалъ капитанъ Эйльмеръ.

— Вы пользуетесь моимъ полнымъ довѣріемъ, отвѣчала Клэра.

— Я говорю о томъ, что вы разскажете мнѣ всё, что есть разсказать.

— Я имѣю сказать только то, что я любила васъ прежде чѣмъ знала, что за мою любовь платится взаимностью.

— О!… Вотъ что! сказалъ капитанъ Эйльмеръ тономъ, въ которомъ слышалось что-то похожее на разочарованіе.

— Да, Фредъ. Какъ же я могла позволить себѣ быть кроткой съ вами? Какъ могла я угадать тогда всё, что я знаю теперь.

— Разумѣется, вы не могли.

— И слѣдовательно я была принуждена обращаться съ вами сурово. Тётушка часто говорила со мною объ этомъ.

— Я этому не удивляюсь, она очень желала, чтобы я женился на васъ.

Клэра съ минуту чувствовала себя неспокойной, когда услыхала эти слова, примѣчая, что въ нихъ заключалось со стороны мистриссъ Уинтерфильдъ. Не-уже-ли предложеніе капитана Эйльмера было сдѣлано изъ повиновенія?

— А вы знали о ея желаніи? спросила она.

— Да, то-есть, я угадывалъ. Это было очень естественно, что подобная мысль пришла и къ ней и ко мнѣ. Разумѣется, видя, что мы такъ часто бываемъ вмѣстѣ, она не могла не думать о возможности нашего брака.

— Она часто говорила мнѣ, что я обращаюсь съ вами сурово — рѣзко, какъ выражалась она. Но что могла я сдѣлать? Я скажу вамъ, Фредъ, какъ я узнала въ первый разъ, что я васъ люблю. Разумѣется, то, что я скажу вамъ теперь — секретъ, и я не сказала бы этого никому и ни въ какихъ бы то ни было обстоятельствахъ, кромѣ тѣхъ, которыя соединяютъ насъ теперь. Мой кузенъ Уилль, когда былъ въ Бельтонѣ, сватался за меня.

— Сватался? Вы не сказали мнѣ этого, когда такъ расхваливали его на желѣзной дорогѣ.

— Какъ же я могла сказать? я тогда не была обязана разсказать вамъ мои секреты, сэръ.

— И онъ такъ-таки рѣшительно сдѣлалъ вамъ предложеніе?

— Что же въ этомъ удивительнаго?

— И вы ему отказали?

— Отказала.

— Это была бы для васъ партія недурная, если справедливо всё, что вы говорите о его состояніи.

— Въ этомъ отношеніи партія была хорошая, и можетъ быть вы думаете, что я поступила глупо, отказавъ ему.

— Я этого не говорю.

— Папа думалъ такъ, но я не могла сказать папа всю правду, а вамъ могу теперь сказать, капитанъ Эйльмеръ. Я не могла сказать милому папа, что моё сердце уже не принадлежало мнѣ и я не могла отдать его кузену Уиллю; и Уиллю я не могла высказать подобной причины. Бѣдный Уилль! Я могла только просто сказать ему, что я не хочу за него выходить.

— Вы захотѣли бы, если бы… если бы… не я.

— Нѣтъ, Фредъ, вы заходите слишкомъ далеко. Что сдѣлалось бы съ моимъ сердцемъ, если бы вы не встрѣтились со мною, кто можетъ сказать? Я нѣжно люблю Уилля Бельтона и надѣюсь, что и вы полюбите его также…

— Я долженъ прежде видѣть его.

— Разумѣется; но я говорю, что я сомнѣваюсь, выбрала ли бы я его въ мужья при какихъ бы то ни было обстоятельствахъ. Теперь же это было невозможно. Теперь вы знаете всё и мнѣ кажется, что я была очень откровенна съ вами.

— Очень откровенна!

Онъ не понялъ ея шутокъ и ея милой любезности. Она знала хорошо, что онъ не имѣлъ наклонности къ шуткамъ, но всё-таки ей не совсѣмъ пріятно было видѣть, что онъ былъ очень суровъ въ своихъ отвѣтахъ на ея попытки.

Послѣ этого Клэрѣ не легко было продолжать разговоръ и она предложила пойти наверхъ въ гостиную. Даже такая перемѣна поведётъ ихъ къ другому разговору и не допуститъ необходимости упоминать объ Уиллѣ Бельтонѣ. Клэра догадалась, сама не зная почему, что ея откровенность съ ея будущимъ мужемъ не удалась ей и она сожалѣла, что упомянула о своёмъ кузенѣ.

Они пошли наверхъ и опять усѣлись на креслахъ около камина; но нѣкоторое время разговоръ какъ-то не клеился. Клэра чувствовала, что пришла очередь капитана Эйльмера начать, а капитанъ Эйльмеръ чувствовалъ, что онъ желалъ бы читать газеты. Онъ не имѣлъ сказать ничего особеннаго своей невѣстѣ. Въ это утро, когда онъ брился, онъ имѣлъ сказать нѣчто очень важное: что въ ту минуту такъ его растревожило, что онъ слегка обрѣзался оттого, что рука его дрожала; но теперь это было сказано и онъ уже не былъ растревоженъ. Теперь уже всё это было сказано и всё устроилось такъ легко, что онъ удивлялся своей растревоженности. Онъ не зналъ, что есть что-нибудь требующее немедленнаго разговора. Клэра думала, что онъ предложитъ ей назначить день свадьбы, принявъ для этого свои намѣренія, уже извѣстныя читателю; по мысли такого рода не приходили въ голову капитану Эйльмеру. Онъ сдѣлалъ предложеніе и сдержалъ обѣщаніе, данное тёткѣ и торопиться не было никакой необходимости.

Клэра, видя, что ея собесѣдникъ не начнётъ разговора безъ ея поощренія, должна была начать опять и сдѣлать всѣ естественные вопросы о его семействѣ, братѣ и сестрѣ, его домашнихъ привычкахъ и старомъ домѣ въ Йоркширѣ, вопросы, отвѣты на которые должны быть такъ интересны для нея. Но даже объ этихъ предметахъ онъ выражался сухо и не расположенъ былъ отвѣчать такъ подробно, какъ она желала. Наконецъ былъ сдѣланъ вопросъ и данъ отвѣтъ — слова два съ одной стороны и слова два съ другой, изъ которыхъ Клэра получила рану очень для нея болѣзненную.

— Я всегда представляла себѣ, сказала она: — что ваша мать была очень хороша собой.

— Она еще хороша и теперь, хотя ей уже за шестьдесятъ.

— Вѣрно высокая?

— Да, высокая и… какъ бы сказать… съ большимъ достоинствомъ въ наружности.

— Она не величественна, я надѣюсь?

— Я не знаю что вы называете величественной,

— Не величественна въ дурномъ смыслѣ — я увѣрена, что она не такова. Но есть нѣкоторыя дамы, стоящія такъ высоко надъ уровнемъ обыкновенныхъ женщинъ, что заставляютъ насъ, женщинъ обыкновенныхъ, бояться ихъ.

— Это правда, что мать моя женщина не обыкновенная, сказалъ капитанъ Эйльмеръ.

— А я обыкновенная, отвѣчала Клэра, смѣясь. — желала бы я знать, что она скажетъ мнѣ… или, скорѣе, что она будетъ думать обо мнѣ.

Наступило минутное молчаніе, послѣ котораго Клэра, всё смѣясь продолжала:

— Я вижу, Фредъ, что вы не хотите ни однимъ словомъ ободрить меня на счогь вашей матери.

— Она нѣсколько разборчива, сказалъ капитанъ Эйльмеръ.

Клэра выпрямилась и перестала смѣяться. Она назвала себя обыкновенной женщиной съ тѣмъ полуискреннимъ униженіемъ, которое свойственно всѣмъ намъ, когда мы говоримъ о нашихъ качествахъ; но мы нисколько не имѣемъ намѣренія, чтобы слушающіе насъ приняли эти слова за строгую правду или повторяли это какъ своё мнѣніе. Но въ этомъ случаѣ капитанъ Эйльмеръ, хотя сдѣлалъ не совсѣмъ такъ, поступилъ почти также дурно.

— Стало быть мнѣ лучше держаться отъ нея поодаль, сказала Клэра, вовсе уже не смѣясь при этихъ словахъ.

— Разумѣется, когда мы обвѣнчаемся, вамъ надо къ ней поѣхать.

— Во всякомъ случаѣ вы обѣщаете мнѣ несовсѣмъ пріятное посѣщеніе, Фредъ. Но ужь, конечно, я отъ этого не умру. Я вѣдь выхожу за васъ, а не за вашу мать, и какъ скоро вы не будете величественны со мною, я не буду заботиться о ея величіи.

— Я не знаю, что вы подразумѣваете подъ словомъ величіе.

— Вы должны признаться, что вы говорите о ней какъ о нѣчто весьма ужасномъ.

— Я говорю, что она разборчива. И такъ-какъ моё уваженіе равняется моей любви къ ней, я надѣюсь, что вы употребите большія усилія пріобрѣсти ея уваженіе.

— Я никогда не дѣлаю никакихъ усилій въ такомъ родѣ. Если уваженіе не является безъ усилій, то его не стоитъ имѣть.

— Въ этомъ я съ вами не согласенъ, а особенно я не согласенъ съ вами оттого, что вы говорите о моей матери, о женщинѣ, которая должна сдѣлаться вашей свекровью. Я надѣюсь, что вы сдѣлаете такія усилія и сдѣлаете ихъ успѣшно. Лэди Эйльыеръ не такая женщина, чтобы тотчасъ отдать вамъ своё сердце просто потому, что вы будете женою ея сына. Она будетъ судить о васъ по вашимъ качествамъ и бёзъ малѣйшей нерѣшимости осудитъ васъ, если найдётъ причины.

Наступило молчаніе еще продолжительнѣе и сердце Клэры возмутилось противъ этого, даже въ первый день ея помолвки; но она обуздала свой гнѣвъ и ничего не сказала болѣе о лэди Эйльмеръ. Она не заговорила до тѣхъ поръ пока могла принудить себя улыбнуться.

— Ну, Фредъ, сказала она, положивъ свою руку на его руку: — я употреблю всѣ силы; а женщина не можетъ сдѣлать болѣе. Теперь я съ вами прощусь, потому-что я должна уложиться для завтрашней поѣздки прежде чѣмъ лягу спать.

Онъ поцаловалъ её — холоднымъ, ледянымъ поцалуемъ, и она разсталась съ нимъ.

МИССЪ ЭМЕДРОЗЪ ВОЗВРАЩАЕТСЯ ДОМОЙ.

Клэра уѣзжала съ поѣздомъ, отправлявшимся изъ Перивэля въ восемь часовъ на слѣдующее утро и, слѣдовательно, передъ ея отъѣздомъ не было много времени для разговора. Ночью она успѣла прогнать изъ сердца своего всякое чувство гнѣва противъ своего жениха и сожалѣнія къ себѣ. Вѣроятно, какъ говорила она себѣ, она придала болѣе важности его словамъ нежели самъ онъ придавалъ, и не было ли естественно, что онъ высоко думаетъ о своей матери и тревожится насчотъ того, какъ она приметъ его жену? Чувство гнѣва она подавила; но отъ сожалѣнія не такъ легко было освободиться. Не только то, что капитанъ Эйльмеръ сказалъ о своей матери, много портило ея радость, но во весь вечеръ въ тонѣ его была холодность, которую она сознавала почти безсознательно и отъ которой ей было тяжело на сердцѣ, несмотря на робость, которую она должна была чувствовать, какъ безпрестанно повторяла она себѣ. И она чувствовала также — хотя не ясно сознавала это — что его обращеніе къ ней не походило на обращеніе влюблённаго послѣ того, какъ она откровенно призналась о своей ранней любви къ нему. Ей слѣдовало поступить не такъ добросовѣстно и съ большей осторожностью, не такъ смѣло, а болѣе походить на словахъ на обыкновенныхъ женщинъ. Она сознавалась въ этомъ, когда укладывалась съ вечера и повторяла себѣ это, когда одѣвалась въ это послѣднее утро въ Перивэлѣ. Ея откровенность была неудачна и она сожалѣла, зачѣмъ не была осторожнѣе или даже не выказала мнимаго равнодушія, которое часто выказываютъ дамы, когда за ними ухаживаютъ. Она была смѣла и честна и нашла, что ея смѣлость была дурной политикой. Хотя, по правдѣ сказать, можетъ быть, напротивъ, это была политика очень хорошая, потому-что показала ей въ настоящемъ свѣтѣ характеръ человѣка, который долженъ былъ такъ много значить для нея — это другой вопросъ.

Но очевидно долгъ предписывалъ ей помириться съ обстоятельствами и она пошла внизъ съ улыбающимся лицомъ и съ пріятными словами на языкѣ. Когда она вошла въ столовую, капитанъ Эйльмеръ былъ уже тамъ, но и Марта была тамъ также, и ея пріятныя слова были приняты равнодушно въ присутствіи служанки. Когда старуха ушла, капитанъ Эйльмеръ сдѣлался серьёзенъ и началъ рѣчь. приготовленную имъ; но, не кончивъ её, онъ вдругъ сказалъ:

— Клэра, то, что вчера случилось между нами, доставляетъ мнѣ чрезвычайное удовольствіе.

— Я рада этому, Фредерикъ, сказала она, стараясь быть не такъ серьёзна, какъ ея женихъ.

— Очень большое удовольствіе, продолжалъ онъ: — и я не могу не думать, что насъ оправдываетъ наше положеніе въ томъ, что мы забыли на время этотъ грустный и торжественный случай. Когда я вспомню, что не далѣе какъ третьяго дня провожалъ я въ могилу мою милую, старую тётку, я съ удивленіемъ думаю, что я вчера рѣшился сдѣлать вамъ предложеніе.

Къ чему ему было говорить объ этомъ? Клэра также чувствовала раскаяніе, пришедшее къ ней, когда она вспоминала своего стараго друга въ тишинѣ ночной; но такія мысли годны для ночного одиночества, а не для открытаго выраженія при дневномъ свѣтѣ. Но капитанъ замолчалъ и она должна была сказать что-нибудь.

— Единственное извиненіе состоитъ въ томъ, что она этого желала.

— Именно. Она точно этого желала и поэтому…

Онъ остановился и почувствовалъ, что онъ приступилъ къ затруднительному предмету. Глаза его были прямо устремлены на неё и она ждала минуты двѣ, чтобъ онъ кончилъ свою фразу. Но такъ какъ онъ не продолжалъ, она кончила за него:

— И поэтому вы принесли въ жертву ваши чувства.

Сердце ея было тяжело и она не могла воздержать своего сарказма.

— Именно, сказалъ онъ: — или, лучше сказать, это не совсѣмъ такъ. Я не хочу сказать, что я приношу себя въ жертву, потому-что, разумѣется, ничто не могло быть для меня пріятнѣе. Но вчерашній день долженъ быть днёмъ торжественнымъ для меня, а этого не было…

— Я считала его очень торжественнымъ.

— Я хочу сказать, что я нахожу извиненіе, вспомнивъ, что я сдѣлалъ то, о чомъ она просила меня.

— О чомъ она просила васъ, Фредъ?

— Я хотѣлъ сказать въ томъ, что я ей обѣщалъ.

— Что вы обѣщали — я этого не слыхала прежде.

Эти послѣднія слова были сказаны очень тихимъ голосомъ, но капитанъ Эйльмеръ услыхалъ ихъ.

— Но вы слышали, сказалъ онъ: — что собственно для меня ничего не могло быть пріятнѣе.

— Фредъ, выслушайте меня на минуту. Мы вчера обѣщали другъ другу быть мужемъ и женой.

— Разумѣется.

— Выслушайте меня, милый Фредъ. Въ этомъ, по моему мнѣнію, не было ничего неприличнаго для печали дня. Даже въ смерти мы должны думать о жизни, и если намъ съ вами хорошо вмѣстѣ проводить жизнь, то, конечно, было бы сумасбродной церемонностью, еслибы мы не сказали этого другъ другу на томъ основаніи, что тётушка умерла на прошлой недѣлѣ; но это можетъ быть, и я это думаю, что чувства, возбуждённыя ея смертью, заставили насъ обоихъ поторопиться.

— Я не понимаю, какъ это можетъ быть.

— Вы хотѣли сдержать обѣщаніе, данное ей, недостаточно сообразивъ, обезпечите ли вы ваше счастье, поступивъ такимъ образомъ; а я…

— О васъ я не знаю; но относительно меня, я долженъ считаться лучшимъ судьёй.

— А я слишкомъ поторопилась повѣрить тому, чему желала вѣрить.

— Что всё это значитъ, Клэра?

— Это значитъ, что наша помолвка должна быть нарушена. Вы опять будете свободны…

— Но я не хочу быть свободенъ…

— Когда вы подумаете, вы найдёте, что такъ будетъ лучше. Вы добросовѣстно сдержали ваше обѣщаніе, даже съ жертвою для себя. Къ счастью для васъ — для обоихъ насъ, слѣдуетъ мнѣ сказать — истина обнаружилась и мы можемъ спокойно сообразить что намъ лучше сдѣлать, независимо отъ этого обѣщанія. Итакъ, мы разстанемся нѣжными друзьями, но не помолвлеными.

— Но мы помолвлены и я не хочу слышать о разрывѣ.

— Слово женщины всегда имѣетъ болѣе вѣса до замужства, Фредъ, и слѣдовательно вы должны уступить мнѣ въ этомъ дѣлѣ. Я увѣрена, что вы одобрите моё намѣреніе, когда подумаете объ этомъ. Между нами не должно быть помолвки. Я буду считать себя совершенно свободной — свободной поступить какъ я хочу; и вц, разумѣется, также будете свободны.

— Если вы хотите, разумѣется, такъ должно быть.

— Я хочу, Фредъ…

— Стало быть вчерашній день не значитъ ничего.

— Не совсѣмъ. Для меня онъ не долженъ не значить ничего. Я сказала вамъ слишкомъ много тайнъ. Но всё, что было сказано вчера, не должно насъ связывать.

— И вы на это рѣшились вчера вечеромъ?

— Во всякомъ случаѣ я рѣшилась на это теперь. Я должна буду уѣхать безъ завтрака, если не позавтракаю сейчасъ. Хотите теперь пить чай, или подождёте и напьётесь спокойно, когда я уѣду?

Капитанъ Эйльмеръ завтракалъ съ Клэрой, отвёзъ её на станцію и проводилъ со всевозможнымъ вниманіемъ и вѣжливостью, а потомъ воротился въ свой большой Перивэльскій домъ. Ничего болѣе не было сказано между нимъ и Клэрой о ихъ помолвкѣ и онъ признавалъ за фактъ, что онъ уже не женихъ ея. Онъ не могъ этого не признать — такъ рѣшителенъ былъ тонъ Клэры и такъ повелительно ея обращеніе. Не лучше ли для него, чтобъ это было такъ? Онъ сдержалъ обѣщаніе, данное тёткѣ и сдѣлалъ всё, что заключалось въ его власти, чтобъ сдѣлать Клэру Эмедрозъ своей женой. Если она вздумала противиться своему счастью только потому, что онъ сказалъ нѣсколько словъ, казавшихся ему приличными, не лучше ли было для него воспользоваться ея словами?

Таковы были его первыя мысли; но когда время проходило, чувство болѣе великодушное подоспѣло къ нему на помощь, а также что-то похожее на истинную любовь. Теперь, когда она не принадлежала ему, онъ опять чувствовалъ желаніе овладѣть ею. Онъ не долженъ былъ говорить ей о своёмъ обѣщаніи; онъ зналъ, что онъ упомянулъ объ этомъ случайно и что рѣшеніе Клэры послѣ этого было неестественно. Онъ хотѣлъ дать ей другую возможность и рѣшилъ, прежде чѣмъ лёгъ спать въ этотъ день, что онъ пропуститъ двѣ недѣли, а потомъ напишетъ ей, возобновивъ своё предложеніе со всѣми сильными выраженіями любви, какія онъ только будетъ въ состояніи написать.

Клэра, возвращаясь домой, не совсѣмъ была довольна собою или своимъ положеніемъ. Она имѣла большую радость при мысли, какъ успокоитъ ея извѣстіе ея отца. Онъ освободится отъ всѣхъ заботъ о ея будущемъ извѣстіями, которыя она везла ему. Но теперь это извѣстіе вовсе не будетъ успокоительно. Она должна объяснить отцу, что тётка не обезпечила её ничѣмъ и болѣе ничего не могла она сказать. А о разговорѣ о тысячѣ пяти сотъ фунтахъ она не скажетъ ничего. Когда Клэра размышляла о томъ, что происходило между капитаномъ Эйльмеромъ и ею, тѣмъ твёрже рѣшилась она не дотрогиваться до этихъ денегъ. Она не хотѣла говорить отцу о помолвкѣ съ капитаномъ, которая была сдѣлана въ одинъ день и разстроена на слѣдующій. Зачѣмъ ей увеличивать его огорченіе, показавъ ему какое счастье предстояло ей, если бы она умѣла сохранить его? Нѣтъ, она только скажетъ отцу о завѣщаніи, а потомъ утѣшитъ его какъ умѣетъ.

Относительно же своей помолвки съ капитаномъ Эйльмеромъ, чѣмъ болѣе она думала о ней, тѣмъ болѣе убѣждалась, что всё кончено въ этомъ отношеніи. Она была увѣрена, что капитанъ былъ радъ случаю освободиться и что онъ не поставитъ себя опять въ опасное положеніе, которое обѣщаніе, вытребованное отъ него тёткой, чуть не сдѣлалось для него гибельнымъ. А сама она, хотя еще любила этого человѣка — такъ любила, что откинулась въ уголъ вагона и плакала подъ воалемъ, когда думала о томъ, чего лишилась — она всё-таки не рѣшалась выходить за него, если бы онъ и возобновилъ своё предложеніе — нѣтъ. Ни одинъ человѣкъ не долженъ считать её тяжестью, наложенной на него вырваннымъ обѣщаніемъ. Какъ! позволить человѣку принести себя въ жертву для нея по чувству долга! Она повторяла эти непріятныя слова до тѣхъ поръ, пока начала думать, что они сорвались съ его, а не съ ея губъ.

Когда она писала своему отцу изъ Перивэля, она только сообщила ему о смерти мистриссъ Уинтерфильдъ и о своёмъ возвращеніи. На Тоунтонской станціи она нашла знакомую карету и знакомаго кучера и была отвезена домой обыкновеннымъ порядкомъ. Когда она приближалась къ Бельтону, чувство огорченія становилось сильнѣе, такъ что она наконецъ стала бояться свиданія съ отцомъ. Что могла она сказать, когда онъ станетъ повторять ей свои сѣтованія о ея будущей жизни?

Пріѣхавъ домой, она узнала, что отецъ въ спальной наверху. Онъ былъ боленъ, сказали ей слуги, и хотя онъ уже не лежалъ въ постели, онъ не сходилъ еще внизъ. Она побѣжала въ его комнату и нашла его сидящимъ въ большомъ креслѣ у камина; она стала на колѣна у его ногъ, взяла его за руку и спросила о здоровьи.

— Что мистриссъ Уинтерфильдъ отказала тебѣ по завѣщанію?

Это были его первыя слова.

— Оставимъ теперь завѣщаніе, папа. Я хочу, чтобы вы сказали мнѣ о себѣ.

— Вздоръ, Клэра! Отвѣчай на мой вопросъ.

— О папа, я желала бы, чтобы вы не такъ много думали о деньгахъ для меня.

— Не думать о деньгахъ? Почему мнѣ не думать? О чомъ другомъ долженъ я думать? Скажи мнѣ сейчасъ, Клэра, что она сдѣлала? Ты должна была написать мнѣ объ этомъ тотчасъ, какъ завѣщаніе было прочитано.

Нечего дѣлать. Ужасное слово надо произнести.

— Она отказала всё своё состояніе капитану Эйльмеру, папа и я должна сказать, что нахожу это справедливымъ съ ея стороны.

— Не-уже-ли всё?

— Она обезпечила своихъ слугъ.

— А тебя нѣтъ?

— Нѣтъ, папа.

— Не-уже-ли она не оставила тебѣ ничего, рѣшительно ничего?

Обращеніе старика совершенно перемѣнилось, когда онъ сдѣлалъ этотъ вопросъ, и на лицѣ его показалось такое непривычное выраженіе энергіи — энергіи гнѣва, что Клэра испугалась и не знала какъ отвѣчать ему тѣмъ повелительнымъ тономъ, который она привыкла принимать, когда находила необходимымъ употребить надъ отцомъ своё вліяніе.

— Не-уже-ли тебѣ не отказано ничего — ничего?

Повторяя этотъ вопросъ, онъ столкнулъ Клэру съ своихъ колѣнъ и всталъ съ усиліемъ, облокотясь о спинку своего кресла.

— Милый папа, это не должно огорчать васъ.

— Но не-уже-ли точно тебѣ не отказано ничего?

— Ничего, папа. Вспомните, что она не была мнѣ тёткой.

— Вздоръ, дитя, вздоръ! Какъ ты можешь говорить мнѣ такіе пустяки, а потомъ совѣтуешь не огорчаться! Я узнаю, что ты навѣрно будешь нищей года черезъ два, а вѣроятно черезъ нѣсколько мѣсяцевъ, и это не должно огорчать меня! Она была злая женщина!

— О, папа, не говорите этого!

— Злая женщина! Очень злая женщина! Это всегда такъ бываетъ съ тѣми, которые представляются набожнѣе своихъ ближнихъ. Она была очень злая женщина, приманивая тебя въ свой домъ ложными надеждами.

— Нѣтъ, папа, нѣтъ я должна спорить съ вами. Она не подавала мнѣ подобныхъ надеждъ.

— А я говорю: подавала, хотя можетъ быть она обѣщанія не давала. Развѣ не думали всѣ, что тебѣ достанутся ея деньги?

— Я не знаю, что другіе могли думать. Никто не имѣлъ права думать объ этомъ.

— Это вздоръ, Клэра! Ты знаешь, что я этого ожидалъ — что ты сама этого ожидала.

— Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ!

— Клэра, какъ ты можешь говорить мнѣ это?

— Папа, я знала, что она имѣла намѣреніе не отказывать мнѣ ничего; она сказала мнѣ это, когда я была у ней весной.

— Она сказала тебѣ это?

— Да, папа. Она сказала мнѣ, что Фредерикъ Эйльмеръ получитъ всё ея состояніе; она объяснила мнѣ всё, что она намѣрена была сдѣлать, и я нашла, что она была права.

— А почему же ты не сказала мнѣ этого, когда воротилась домой?

— Милый папа…

— Милый папа… Что это значитъ? Зачѣмъ ты обманула меня?

— Какйя была бы польза, еслибы я сказала вамъ? Вы не могли этого перемѣнить.

— Ты поступила какъ непочтительная дочь, а ея жестокость и злость оскорбляютъ меня — оскорбляютъ. Она знала твоё положеніе и всегда хотѣла, чтобъ ты была у ней, а потомъ сдѣлала свое завѣщаніе! Совершенно бездушно! Она должно быть была бездушная женщина!

Клэра начала теперь чувствовать, что, изъ справедливости къ памяти тётки, она должна сказать отцу кое-что, а между-тѣмъ трудно было сказать ему что-нибудь, не огорчивъ его еще болѣе и не надѣлавъ себѣ непріятностей. Если она упомянетъ о намѣреній тётки относительно полторы тысячи фунтовъ, отецъ будетъ преслѣдовать её безконечно, принуждая взять эти деньги отъ капитана Эйльмера. Но ея настоящія чувства заставляли её предпочитать просить милостыню на дорогѣ; чѣмъ принять великодушный подарокъ бывшаго жениха. Потомъ; какъ объяснить отцу ошибку мистриссъ Уинтерфильдъ о ея положеніи, не обвинивъ отца въ томъ; что онъ обобралъ её? Но всё-таки, она должна была сказать что-нибудь, такъ какъ Эмедрозъ продолжалъ называть мистриссъ Уинтерфильдъ бездушной тихимъ; плачевнымъ тономъ, который болѣе оскорблялъ слухъ Клэры, чѣмъ первая вспышка его гнѣва.

— Бездушно, совершенно бездушно!

— Дѣло вотъ въ чомъ, папа, наконецъ сказала Клэра: — когда тётушка сказала мнѣ о своёмъ завѣщаніи, она не знала, что я не обезпечена.

— О Клэра!

— Это правда, папа, она объяснила мнѣ всё. Я не могла сказать ей, что она ошибается и такимъ образомъ просить у ней денегъ.

— Но вѣдь ей всё было извѣстно объ этомъ несчастномъ юношѣ.

Отецъ упалъ на кресло и закрылъ руками лицо. Клэра опять стала на колѣна у его ногъ. Она чувствовала; что она поступила жестоко и защитила тётку, не пощадивъ отца. Она взвалила на него своё собственное неблагоразуміе и обвинила его во вредѣ, который онъ сдѣлалъ ей.

— Папа, сказала она: — милый папа, не думайте объ этомъ совсѣмъ. Къ чему? Вѣдь деньги не всё же значатъ. Мнѣ совсѣмъ ненужно денегъ. Если вы только согласитесь совсѣмъ не упоминать объ этомъ, мы будемъ такъ спокойны Зачѣмъ намъ говорить о томъ, чего мы не можемъ поправить?

— О Боже, Боже, Боже!

Онъ сталъ качаться изъ стороны въ сторону, сѣтуя о положеніи своёмъ и дочери, о своёмъ прошломъ неблагоразуміи и слёзы текли по его щекамъ. Она всё стояла на колѣнахъ передъ нимъ и смотря ему въ лицо любящими, умоляющими глазами, прося его успокоиться и объявляя, что если онъ захочетъ забыть, или по-крайней-мѣрѣ перестать говорить объ этомъ, то всё еще можетъ быть хорошо. Но онъ всё продолжалъ жаловаться на свою участь₎ какъ жалуется ребёнокъ, непринимающій утѣшеній.

— Да, я знаю, сказалъ онъ: — это всё виноватъ я. Но что же мнѣ было дѣлать?

— Папа, никто не говорилъ, что вы были виноваты въ чомъ-нибудь, никто этого не думалъ.

— Я никогда ничего не тратилъ для себя, никогда, никогда; а между тѣмъ, между тѣмъ… между тѣмъ…

— Взгляните на это съ большимъ мужествомъ, папа. Что же за бѣда, если я буду заработывать себѣ пропитаніе, какъ другія молодыя дѣвушки. Я этого не боюсь.

Наконецъ Эмедрозъ доплакался до апатическаго спокойствія, какъ-будто у него уже не достало силъ для энергіи горя. Клэра оставила его и пошла по дому узнать, что и какъ было во время ея отсутствія. Оказалось изъ словъ слугъ, что отецъ ея сдѣлался боленъ почти тотчасъ послѣ ея отъѣзда. По-крайней-мѣрѣ, онъ обѣдалъ въ своей комнаѣѣ и ни разу не выходилъ изъ дома въ отсутствіе дочери. Раза три говорилъ онъ о Бельтонѣ, повидимому, желая его пріѣзда и дѣлая вопросы о скотѣ и работахъ, еще продолжавшихся. Клэра, воротясь къ отцу, старалась заинтересовать его кузеномъ, но Эмедрозъ такъ былъ разстроенъ непріятнымъ извѣстіемъ о завѣщаніи мистриссъ Уинтерфильдъ, что не могъ оправиться, и вечеръ, проведённый въ его комнатѣ, былъ не очень утѣшителенъ для обоихъ. У Клэры были свои горести, кромѣ отцовскихъ. Она пріобрѣла жениха только для того, чтобъ его лишиться — и лишилась при обстоятельствахъ, очень мучительныхъ для женскихъ чувствъ. Хотя онъ одинъ вечеръ былъ ея помолвленнымъ женихомъ, онъ никогда не любилъ её. Онъ сдѣлалъ ей предложеніе только выполняя обѣщаніе, данное умирающей. Чѣмъ болѣе Клэра думала объ этомъ, тѣмъ прискорбнѣе становилась для нея эта мысль. Не могла она также не думать о своёмъ кузенѣ. Бѣдный Уилль! Онъ, по-крайней-мѣрѣ любилъ её, хотя страсть его къ ней была кратковременна. Когда она думала объ Уиллѣ, ей казалось будто она была съ нимъ на скалѣ только вчера; но когда она думала о капитанѣ Эйльмерѣ, съ которымъ была помолвлена только вчера и съ которымъ разсталась только въ это утро, она чувствовала, что цѣлая вѣчность прошла съ-тѣхъ-поръ, какъ она разсталась съ нимъ.

На слѣдующій день, пасмурный, печальный день, въ концѣ ноября, Клэра пошла гулять по парку, оставивъ отца еще въ спальной, и черезъ нѣсколько времени направилась къ коттэджу. Она нашла мистриссъ Эскертонъ, по обыкновенію, одну въ маленькой гостиной, сидящую у окна съ книгой въ рукахъ, но Клэра тотчасъ догадалась, что пріятельница ея не читаетъ, что она сидитъ и смотритъ на облака, между тѣмъ какъ мысли ея далеко. Всегдашняя весёлость этой женщины была часто предметомъ удивленія для Клэры, которая знала сколько часовъ она проводитъ въ одиночествѣ; но тогда наставали періоды меланхоліи, въ которые мистриссъ Эскертонъ была неспособна поступить по принятымъ ею правиламъ и когда она признавалась, что дни, недѣли и мѣсяцы тянулись для нея слишкомъ долго.

— Итакъ, вы воротились, сказала мистриссъ Эскертонъ послѣ первыхъ привѣтствій.

— Да, я воротилась.

— Я такъ и думала, что вы недолго останетесь послѣ похоронъ.

— Зачѣмъ мнѣ было оставаться?

— А капитанъ Эйльмеръ еще тамъ, я полагаю?

— Я его оставила въ Перивэлѣ.

Наступило непродолжительное молчаніе, такъ-какъ мистрисъ Эскертонъ колебалась прежде чѣмъ сдѣлала слѣдующій вопросъ:

— Могу я узнать о завѣщаніи!

— Несносное завѣщаніе! Если бы вы знали, какъ я ненавижу этотъ предметъ, вы не стали бы спрашивать меня. Но вы не должны думать, чтобы я ненавидѣла оттого, что въ завѣщаніи не отказано мнѣ ничего.

— Не отказано ничего?

— Ничего! Но я не отъ этого ненавижу, а самый этотъ предметъ дня меня такъ противенъ. Теперь я сказала вамъ всё, всё, что было сказать, хоть бы мы говорили объ этомъ цѣлую недѣлю. Если вы великодушны, вы не будете говорить болѣе ни слова объ этомъ.

— Но мнѣ такъ жаль!

— Вотъ, такъ и есть. Вы не примѣчаете, что выраженіе подобнаго сожалѣнія есть личная для меня обида. Я не хочу, чтобы вы жалѣли.

— Какъ же мнѣ быть, если мнѣ жаль?

— Вы не должны выражать вашего сожалѣнія. Я не сожалѣю о вашихъ предполагаемыхъ непріятностяхъ. У васъ много денегъ; но будь вы такъ бѣдны, что не смогли бы есть ничего, кромѣ холодной баранины, я не стала бы соболезновать объ этомъ. Я притворилась бы, будто думаю, что у васъ въ кладовой бездна цыплятъ и дичины.

— Нѣтъ, вы не сдѣлали бы этого, если бы я была вамъ также дорога, какъ вы дороги для меня.

— Ну, сожалѣйте и пусть всему этому будетъ конецъ. Вспомните, сколько я должна была выдержать черезъ это отъ бѣднаго папа.

— Да, я могу этому повѣрить.

— И онъ нездоровъ. Разумѣется, вы не видали его послѣ моего отъѣзда?

— Нѣтъ, мы никогда его не видимъ, если онъ не подойдётъ къ здѣшней калиткѣ.

Наступило новое молчаніе.

— А что же капитанъ Эйльмеръ? спросила мистриссъ Эскертонъ.

— Какъ что?

— Онъ теперь наслѣдникъ.

— Да, онъ теперь наслѣдникъ.

— И больше ничего?

— Больше ничего. Что же еще можетъ быть? Я полагаю, что старый перивэльскій домъ будетъ запертъ.

— Я не очень интересуюсь этимъ старымъ домомъ, если онъ не будетъ вашъ.

— Нѣтъ, онъ не будетъ мой.

— Есть два способа, по которымъ онъ могъ сдѣлаться вашимъ.

— Хоть бы было десять способовъ, ни одинъ изъ нихъ не будетъ мой.

— Разумѣется, я знаю, что вы такъ скрытны, что если бы и было что сказать, вы не сказали бы.

— Я думаю, что я сказала бы вамъ всё, что было бы прилично сказать; но теперь не о чемъ говорить ни о приличномъ, ни о неприличномъ.

— Прилично или неприлично было, когда мистеръ Бельтонъ сдѣлалъ вамъ предложеніе — какъ я и думала, что онъ сдѣлаетъ — и сказала вамъ. Развѣ это было такъ неприлично, что прльзя было сказать?

Клэра почувствовала, что румянецъ на ея лицѣ тотчасъ отнялъ отъ нея возможность увѣрять, что это несправедливо.

— Кто вамъ сказалъ? проговорила она.

— Моя горничная; разумѣется, она слышала это отъ вашей. Эти вещи всегда дѣлаются извѣстны.

— Бѣдный Уилль!

— Бѣдный Уилль опять сюда будетъ, какъ я слышала, и онъ не будетъ «бѣднымъ Уиллемъ» если вы не захотите. Но я не стану ходатайствовать за него; я говорю вамъ по совѣсти, что мнѣ не нравится бѣдный Уилль!

— Мнѣ онъ чрезвычайно нравится.

— Вы должны были бы поучить его большей вѣжливости въ обращеніи съ дамами. Я вамъ разскажу о бѣдномъ Уиллѣ еще кое-что — но не теперь, а когда-нибудь, я разскажу вамъ кое-что о вашемъ кузенѣ Уиллѣ.

Клэра не хотѣла дѣлать вопросовъ, простилась и ушла.

УИЛЛЬЯМЪ БЕЛЬТОНЪ ПРОГУЛИВАЕТСЯ ВЪ ОКРЕСТНОСТЯХЪ.

Клэра Эмедрозъ сдѣлала большую ошибку насчотъ своего кузена Уилля Бельтона, когда дошла до заключенія, что можетъ принять его предлагаемую дружбу не опасаясь, чтобы этотъ другъ сдѣлался любовникомъ. Она сдѣлала другую ошибку, такую же большую, когда убѣдила себя, что его любовь была такъ же кратковременна, какъ пылка. Во время возвратнаго пути въ Плэстоу онъ не думалъ ни о чомъ, кромѣ о своей любви, и рѣшился настаивать, говоря себѣ иногда, что можетъ быть онъ будетъ имѣть успѣхъ, а иногда чувствуя, что онъ встрѣтитъ горе и разочарованіе, но въ томъ и другомъ случаѣ рѣшаясь настаивать. Не настаивать для достиженія желаемой цѣли, какова бы ни была эта цѣль, было, по его мнѣнію, доказательствомъ слабости, малодушія и неуваженія къ самому себѣ. Онъ иногда говорилъ о себѣ, шутя съ другими мущинами, что если онъ не успѣетъ въ томъ или въ другомъ, онъ не будетъ въ состояніи говорить самъ съ собой. Онъ не говорилъ о своей любви ни одному мущинѣ, онъ говорилъ объ этомъ только съ женщиной; и хотя онъ не могъ шутить о такомъ предметѣ, сущность его словъ показывала то же чувство. Получить окончательный отказъ и покориться этому отказу сдѣлало бы его почти презрительнымъ въ собственныхъ глазахъ.

Эта женщина была его сестра Мэри Бельтонъ. Кое-что было уже сказано объ этой женщинѣ, что можетъ быть читатель помнитъ. Она была двумя годами старѣе брата, съ которымъ всегда жила, но она не обладала тѣми принадлежностями молодости, которыя принадлежали ему въ такомъ изобиліи. Она была бѣдная калѣка, не могла ходить далѣе своего сада, была слаба здоровьемъ, карлица по росту и физическіе недостатки не давали ей возможности пользоваться обыкновенными наслажденіями жизни. Сонъ не успокоивалъ её въ постели и утомленіе въ продолженіе дня дѣлало необходимымъ для нея проводить въ постели много часовъ.

Сотворятъ, что тѣ, которые низки ростомъ и горбаты, имѣютъ характеръ такой же неуклюжій, какъ и ихъ ростъ. Но никто этого не говорилъ о Мэри Бельтонъ. Ея друзья, которыхъ у ней было очень мало, очень любили её, и на свѣтѣ было три-четыре человѣка, готовые всегда поклясться, что она была безукоризненна. Величайшимъ счастьемъ въ ея жизни было то, что между этими людьми ея братъ занималъ первое мѣсто. Любовь Уилля Бельтона къ его сестрѣ доходила почти до благоговѣнія, а преданность его къ ней была такъ велика, что онъ прежде всего заботился о ея спокойствіи. Она, зная это, начала бояться не служитъ ли она помѣхою для его счастья. Ей приходило въ голову, что онъ женился бы ранѣе, если бы она не мѣшала ему, и она угрожала ему шутя — она могла шутить — что она оставитъ его, если онъ скоро не привезётъ хозяйку въ замокъ Плэстоу.

— Я поѣду къ дядѣ Роберту, говорила она.

Дядя Робертъ былъ пасторъ въ Линкольнширѣ, и находился въ числѣ тѣхъ, которые безусловно вѣрили Мэри Бельтонъ, также какъ и его жена.

— Я поѣду къ дядѣ Роберту, Уилль, и тогда ты будешь принуждёнъ взять жену.

— Если моя сестра оставитъ мой домъ, будетъ въ нёмъ жена или нѣтъ, отвѣчалъ Уилль: — я никогда не буду вѣрить ни одной женщинѣ.

.Замокъ Плэстоу былъ прекрасный кирпичный домъ, выстроенный въ послѣднее время тюдорской архитектуры, съ множествомъ щипецовъ и высокихъ трубъ очень живописныхъ для глазъ, но вовсе не такой удобный, какъ новѣйшіе дома зажиточныхъ англійскихъ сквайровъ. Садъ, принадлежавшій къ этому дому, былъ обширенъ и превосходенъ, но не окружалъ домъ и съ обѣихъ сторонъ виднѣлись принадлежности фермы. Дверь, которой слѣдовала быть парадной и которая открывалась изъ самой большой комнаты въ домѣ, бывшей когда-то переднею, а теперь кухней, прямо вела на дворъ фермы. Съ дальняго конца этого двора великолѣпная вязовая аллея простиралась черезъ домашнее пастбище къ забору, замыкавшему её въ концѣ. Что между этими деревьями была когда-то дорога къ дому — было вѣрно; но нынѣ не было и слѣдовъ такой дороги и къ парадному ходу въ замокъ Плэстоу вела маленькая тропинка черезъ садъ. Таковъ былъ замокъ Плэстоу и такова была его хозяйка. Хозяина же читатели, я надѣюсь, знаютъ на столько, что онъ не требуетъ дальнѣйшихъ описаній.

Когда Бельтонъ пріѣхалъ домой въ августовскій вечеръ, онъ рѣшился разсказать сестрѣ всю исторію о Клэрѣ Эмедрозъ. Она всегда желала, чтобы онъ женился, и теперь онъ сдѣлалъ попытку, какъ мало ни имѣла она случая знать мущинъ и женщинъ, Уиллю всегда казалось, что сестра его знаетъ всё, что каждый долженъ дѣлать во всякомъ положеніи жизни. И она будетъ съ нимъ нѣжна и утѣшитъ его, если даже не можетъ подать надежду. Сверхъ того, Мэри можно было повѣрить его тайну, потому что Бельтонъ чувствовалъ, какъ мущины чувствуютъ всегда большое отвращеніе къ тому, чтобы предполагали, что онъ въ сватовствѣ своёмъ получилъ отказъ. Женщины, когда любятъ напрасно, часто желаютъ, чтобы ихъ несчастье сдѣлалось извѣстно; онѣ любятъ говорить мистически о своихъ ранахъ, разсказывая свою исторію подъ чужими именами и извлекаютъ горькую сладость изъ своего грустнаго романа. Но мущина, получивъ отказъ, не любитъ говорить или слышать объ этомъ и охотно выбросилъ бы весь эпизодъ изъ своего сердца, если бы это было возможно.

Но въ этотъ первый вечеръ онъ не хотѣлъ говорить о Клэрѣ Эмедрозъ. Онъ не хотѣлъ заставить думать свою сестру, что его сердце слишкомъ наполнено этимъ предметомъ, чтобы помѣшать ему думать о другихъ вещахъ. Мэри еще не ложилась, ожидая его пріѣзда, съ чаемъ, сливками и фруктами, приготовленными для него.

— О Мэри! сказалъ онъ: — зачѣмъ ты не въ постели? Ты знаешь, что я пришолъ бы къ тебѣ наверхъ.

Она извинилась, улыбаясь и увѣряя, что она не можетъ отказать себѣ въ удовольствіи провести съ нимъ полчаса по его возвращеніи изъ путешествія.

— Разумѣется, я желаю знать каковы они.

— Онъ пріятной наружности старикъ, отвѣчалъ Бельтонъ: — а она пріятной наружности молодая женщина.

— Это ясно и коротко по-крайней-мѣрѣ.

— Онъ слабъ и глупъ, а она тверда и… и…и…

— Не глупа, также я надѣюсь?

— Напротивъ. Я сказалъ бы, что она очень умна.

— Я боюсь, что она не нравится тебѣ, Уилль.

— Нравится.

— Точно?

— Точно.

— Она хорошо приняла тебя?

— Очень хорошо. Мнѣ кажется, она очень была мнѣ благодарна за мой пріѣздъ.

— А мистеръ Эмедрозъ?

— Онъ тоже былъ радъ моему пріѣзду, очень радъ.

— Какъ, послѣ этого холоднаго письма?

— Да. Я объясню всё это постепенно. Я взялъ на аренду всю землю и поѣду туда опять на Рождество, а старикъ былъ бы радъ, если бы я совсѣмъ тамъ остался. Не правда ли, какъ это странно? Я такъ радъ, что не рѣшился не ѣхать, когда получилъ это письмо. Однако я не знаю…

Эти послѣднія слова онъ прибавилъ медленно и тихимъ тономъ и Мэри тотчасъ догадалась, что не всё было какъ слѣдуетъ.

— Развѣ что-нибудь не совсѣмъ хорошо, Уилль?

— Нѣтъ, то-есть ничего не случилось такого, что заставило бы меня сожалѣть, что я поѣхалъ. Мнѣ кажется, я сдѣлалъ имъ пользу. Имъ нужно было имѣть кого-нибудь кто бы былъ для нихъ какъ родной. Онъ слишкомъ старъ, слишкомъ изнурёнъ для того, чтобы быть способнымъ распоряжаться и, разумѣется, его обкрадывали. Мнѣ кажется я это остановилъ.

— И ты опять поѣдешь на Рождество?

— Да; у дядюшки могутъ безъ меня обойтись и ты будешь тамъ. Я взялъ землю на аренду и уже купилъ скотъ и намѣренъ купить еще.

— Надѣюсь, что ты не теряешь понапрасну денегъ, Уилль.

— Нѣтъ. Я получу это имѣніе въ хорошемъ положеніи и деньги мои оплатятся такимъ образомъ, если не другимъ. Притомъ, что значитъ небольшая сумма денегъ? Я обязанъ сдѣлать это для нихъ за то, что отнимаю отъ нея наслѣдство.

— Ты не отнимаешь у нея ничего, Уилль.

— А всё-таки ей это тяжело.

— Она это чувствуетъ?

— Каковы бы ни были ея чувства, она слишкомъ горда, чтобы выказать ихъ.

— Я желала бы знать, нравится она тебѣ или нѣтъ?

— Нравится — я люблю её болѣе всѣхъ на свѣтѣ, даже болѣе тебя, Мэри, потому что я просилъ её быть моей женой.

— О Уилль!

— И она отказала мнѣ. Теперь ты знаешь всё, всю исторію того, что я дѣлалъ въ то время, какъ меня здѣсь не было.

Онъ сталъ передъ сестрой, засунувъ пальцы въ петлицу жилета съ чѣмъ-то серьёзнымъ и почти торжественнымъ въ его осанкѣ, несмотря на улыбку, игравшую на его губахъ.

— О Уилль…

— Я, разумѣется, имѣлъ намѣреніе сказать тебѣ, Мэри, всё, но не хотѣлъ говорить сегодня; а какъ-то случилось такъ. Когда сердце полно, съ языка срывается, говорятъ.

— Я никогда не буду любить её, если она отказалась отъ твоей любви.

— Почему же? Это не похоже на тебя, Мэри. Почему она обязана любить меня, если я люблю её?

— Не любитъ ли она кого другого, Уилль?

— Какъ могу я сказать? Я её не спрашивалъ. Я не спросилъ бы её ни за что на свѣтѣ, хотя отдалъ бы всё на свѣтѣ чтобы узнать.

— И она очень хороша собой?

— Хороша! это не оттого, хотя она очень хороша. Но… но — я не могу тебѣ сказать почему — но она единственная дѣвушка, какую я когда-либо видѣлъ, которая годится мнѣ въ жоны. О, Боже!…

— Мой милый Уилль!…

— Но я не стану держать тебя цѣлую ночь, Мэри. Я скажу тебѣ другое: я не намѣренъ сокрушить моё сердце для любви. Я скажу тебѣ еще другое: я не намѣренъ отказываться. Мнѣ кажется, я глупо поступилъ; я знаю, что я глупо поступилъ. Я поступилъ такъ, какъ-будто покупалъ лошадь и сказалъ продавцу мою цѣну, чтобы онъ могъ взять или отказать. Какое право имѣлъ я предполагать, что какую бы то ни было дѣвушку можно было получить такимъ образомъ, а еще менѣе такую дѣвушку, какъ Клэра Эмедрозъ?

— Это было бы очень выгодной партіей для нея.

— Я не увѣренъ, Мэри. Она получила другое воспитаніе, чѣмъ я, и очень можетъ быть, что она выйдетъ замужъ за человѣка выше меня. Но я не хочу говорить съ тобою ни слова болѣе сегодня. Завтра, если ты будешь здорова, я буду говорить съ тобою цѣлый день.

Онъ уговорилъ её идти въ ея комнату, а потомъ вышелъ проходиться при лунномъ сіяніи вокругъ дома, по саду, по двору, по аллеямъ, будто бы подъ предлогомъ осмотрѣть свои владѣнія, но думая о нихъ мало, а о своей любви много. Онъ думалъ, что онъ не можетъ быть спокоенъ, если не получитъ успѣха у Клэры Эмедрозъ. Онъ стоялъ прислонившись къ дереву, сжавъ руки и сердясь на себя за слабость, которая довела его до такого состоянія. Къ чему годится мущина, который такъ мало умѣлъ владѣть собою, какъ съ нимъ случилось теперь?

Черезъ нѣсколько времени онъ воротился въ кухонную дверь, которую онъ заперъ; потомъ, бросившись на деревянное кресло, стоявшее возлѣ огромнаго очага, онъ взялъ коротенькую трубку, набилъ её табакомъ и закурилъ. Замокъ Плэстоу уже опротивѣлъ ему и ему хотѣлось воротиться въ Бельтонъ, который онъ оставилъ только въ то утро. Да, въ это самое утро Клэра приносила ему кофе, нѣжно смотрѣла ему въ лицо. Тогда онъ могъ бы сказать еще одно слово въ пользу своего сватовства, если бы онъ не былъ такъ неловокъ, что не могъ придумать этого слова. И не собственная ли его неловкость навлекла на него это несчастье? Какое право имѣлъ онъ предполагать, чтобы дѣвушка влюбилась въ такого человѣка, какъ онъ, съ перваго взгляда? А потомъ, когда она находилась почти въ его объятіяхъ, зачѣмъ онъ не поцаловалъ её? Ему казалось теперь, что если бы онъ хоть разъ поцаловалъ её, то даже это служило бы ему утѣшеніемъ въ его настоящемъ огорченіи.

— Чортъ побери! сказалъ онъ наконецъ, вскочивъ и швырнувъ кресло въ одну сторону, а трубку въ золу.

И полагаю, читатели поймутъ, что онъ обращался къ себѣ, а не къ своей возлюбленной такимъ невѣжливымъ образомъ. Швырнувъ стулъ съ дороги, онъ пошолъ спать. Желалъ бы я знать, мягчилось или ожесточилось бы сердце Клэры къ нему, если бы она услыхала это ругательство и поняла всѣ мысли и причины, вызвавшія его.

На слѣдующее утро бѣдная Мэри Бельтонъ была такъ больна, что не могла сойти внизъ; а такъ-какъ ея братъ провёлъ весь день на фермѣ, оставаясь съ жнецами до девяти часовъ вечера. Въ этотъ день ничего не было говорено о Клэрѣ. Потомъ настало воскресенье и, разумѣется, о предметѣ, о которомъ они оба думали, должно было наступить разсужденіе. Уилль пошолъ въ церковь и, по обыкновенію, которое они наблюдали по воскпесеньямъ, они отобѣдали немедленно послѣ его возвращенія. Потомъ, такъ какъ день былъ теплый, Уилль повёлъ сестру къ ея любимой скамейкѣ въ саду и болѣе они воздерживаться не могли.

— Ты точно намѣренъ опять ѣхать на Рождество? спросила она.

— Непремѣнно, поѣду — я обѣщалъ. И я долженъ ѣздить туда время отъ времени для земли, взятой мною въ аренду, какъ-будто рѣшено, что я долженъ управлять имѣніемъ для мистера Эмедроза.

— Она желаетъ, чтобы ты ѣхалъ?

— Говоритъ.

— Мнѣ кажется, что дѣвушки думаютъ будто мущины равнодушны въ своей любви. Онѣ полагаютъ, что мущина можетъ тотчасъ забыть, когда не примутъ его предложенія.

— Я полагаю, она думаетъ это обо мнѣ, плачевно сказалъ Бельтонь.

— Она должна или думать это, или желать доставить себѣ возможность лучше узнать тебя.

— Я увѣренъ, что этого ничего нѣтъ. Она правдива какъ сталь.

— Но она врядъ ли пожелала бы, чтобы ты пріѣхалъ, если бы не думала, что ты можешь преодолѣть или твою любовь или ея равнодушіе. Она не захотѣла бы, чтобы ты ѣздилѣ туда для того, чтобы быть несчастнымъ.

— Прежде чѣмъ я просилъ её быть моею женой, я обѣщалъ ей быть ея братомъ, и буду, если ей понадобится братъ. Я не браню её за то, что она не хочетъ быть тѣмъ, чѣмъ я желаю, чтобъ она была. Она это понимаетъ. Между нами не будетъ ссоры.

— Но она была бы бездушна, если бы поощряла тебя быть съ нею только потому, что ты можешь быть ей полезенъ, зная въ то же время, что ты не можешь быть счастливъ въ ея присутствіи.

— Она не бездушна.

— Стало быть она предполагаетъ, что ты бездушенъ?

— Мнѣ кажется, что она не думаетъ, чтобы я очень заботился объ этомъ. Я сказалъ ей вдругъ и мнѣ кажется она думаетъ, что я быль въ то время не въ своёмъ умѣ.

— А ты говорилъ объ этомъ опять?

— Нѣтъ, ни слова. Я не удивился бы, если она забыла объ этомъ до моего отъѣзда.

— Это невозможно!

— Ты не говорила бы этого, если бы знала, какъ это было. Всё было кончено въ полчаса и она дала мнѣ такой отвѣтъ, что я не имѣлъ права говорить еще что-нибудь объ этомъ. Въ то утро, когда я уѣзжаль, она казалась ласковѣе.

— Я желала бы знать, любить ли она другого.

— Ахъ! я такъ часто думаю объ этомъ. Но я не могъ спросить её. Я не имѣлъ права допытываться ея тайнъ. Когда я уѣзжалъ, она пришла проводить меня и я почти готовъ былъ посадить её въ гигъ и увезти съ собой.

— Я не думаю, чтобы это помогло, Уилль.

— Я не думаю, чтобы могло помочь что-нибудь. Мы всѣ знаемъ, что случается съ ребёнкомъ, который кричитъ, чтобъ ему дали верхній камень съ трубы. Ребёнокъ долженъ обойтись безъ камня. Ребёнокъ ложится въ постель и забываетъ объ этомъ, а я ложусь въ постель и не могу забыть.

— Мой бѣдный Уилль!

Онъ всталъ и прошолся по саду, не удаляясь отъ сестры и стараясь преодолѣть слабость, вызванную его любовью, хотя рѣшилъ, что эту любовь должно поддерживать.

— Я жалѣю, что сегодня воскресенье, сказалъ онъ наконецъ: — потому что я могъ бы заняться чѣмъ-нибудь. Я скажу тебѣ вотъ что: я пройдусь до Денвира и ворочусь къ чаю. Тебѣ всё равно?

— Денвиръ восемь миль отсюда.

— Именно; я ворочусь черезъ три часа.

— Но, Уилль, теперь жгучее солнце.

— Оно принесётъ мнѣ пользу. Я знаю, что я долженъ бы остаться и читать тебѣ, но я не могу.

Онъ ушолъ и воротился черезъ три часа. Дорога изъ Плэстоу къ Денвиру не была интересна; она шла по мѣстности совершенно плоской, гдѣ не было ни одного дерева. Загородную прогулку менѣе живописную трудно было бы найти въ Англіи. Дорога была очень пыльная и солнце пекло голову Бельгона, когда онъ шелъ, но онъ всё-таки шолъ до тѣхъ поръ, пока не стукнулъ палкою о водопадъ, называемый Денейромъ, и воротился, ни разу не замедливъ шага и проходя по пяти миль въ часъ. Это, кажется, принесло ему пользу. Воротившись домой, онъ выпилъ домашняго пива, а потомъ пошолъ обѣдать.

— Въ какомъ ты положеніи? сказала Мэри, когда онъ показался на минуту въ гостиной.

— Я проходилъ отъ столба до столба въ одиннадцать минутъ, взадъ и вперёдъ всѣ пять миль.

Мэри узнала изъ отвѣта, что эта прогулка принесла ему пользу, примѣтивъ, что онъ интересовался своими успѣхами какъ пѣшехода.

— Желаю, чтобы у тебя не сдѣлалась горячка, сказала она.

— Только тѣ люди получаютъ горячку, которые стоятъ на одномъ мѣстѣ. Тяжолый трудъ никогда не дѣлаетъ вредъ никому. Если бы Джонъ Бауденъ могъ проходить, по пяти миль каждое воскресенье, у него не была бы такъ часто подагра.

Джонъ Бауденъ былъ сосѣдъ въ ближнемъ приходѣ и Мэри съ восхищеніемъ увидѣла, что брать ея могъ гордиться своимъ подвигомъ.

Постепенно миссъ Бельтонъ начала узнавать съ нѣкоторыми подробностями, какъ Уилль вёлъ свои дѣла въ Бельтонскомъ замкѣ и могла дать ему полезный совѣтъ.

— Видишь, Уилль, сказала она: — женщины не похожи на мущинъ въ томъ, что они не могутъ влюбиться тотчасъ.

— Я не вижу какъ это можетъ зависѣть отъ человѣка. Это не то, что прыгнуть въ рѣку, что можно сдѣлать или нѣтъ какъ хочешь.

— Можетъ быть ты поступилъ слишкомъ скоро съ нашей кузиной Клэрой.

— Разумѣется. Я поступилъ какъ дуракъ и какъ скотъ.

— Я знаю, что ты не скотъ и не считаю теоя дуракомъ, но ты слишкомъ поторопился. Видишь, женщина не можетъ рѣшиться полюбить мущину только потому, что ей сдѣлано предложеніе — такъ, въ одну минуту. Ей надо имѣть время подумать объ этомъ прежде чѣмъ она дастъ отвѣтъ.

— А я не далъ ей и двухъ минутъ.

— Ты никому не даёшь двухъ минутъ — не такъ ли, Уилль? Но ты поѣдешь туда на Рождество и она будетъ имѣть время обдумать это.

— И ты думаешь, что я могу имѣть надежду?

— Конечно.

— Хотя она такъ твёрдо была увѣрена?

— Она говорила тогда соображаясь съ своимъ сердцемъ и своими мыслями. Но главное зависитъ оттого, Уилль, нѣтъ ли тамъ кого-нибудь другого. Почему мы знаемъ, можетъ быть она помолвлена теперь.

— Разумѣется.

Бельтонъ подумалъ о вѣроятности такой случайности, убѣждаясь по собственному сердцу, что, разумѣется, каждый неженатый человѣкъ, который увидитъ Клэру, захочетъ жениться на ней, и что можетъ наконецъ найтись одинъ, котораго даже она будетъ способна полюбить.

Когда онъ пробылъ дома двѣ недѣли, онъ получилъ отъ Клэры письмо, которое было для него большимъ сокровищемъ. Она просто сообщала ему объ окончаніи сарая, о здоровья ея отца и о молокѣ, которое давала корова; но она подписалась «его любящая кузина». Письмо это было очень пріятно для него. Въ постскриптумѣ были двѣ строчки, которыя не могли быть не лестны для него:

«Папа ждётъ съ нетерпѣніемъ Рождества, чтобы вы опять были здѣсь — и я также.»

Разумѣется, это было написано передъ отъѣздомъ Клэры въ Перивэль и передъ смертью мистриссъ Уинтерфильдъ. Въ исторіи Клэры случилось много между этимъ письмомъ и зимнимъ визитомъ Уилля Бельтона въ замокъ.

Но Рождество настало, наконецъ, всё слишкомъ медленно для Уилля — и онъ отправился въ путь. Онъ устроилъ на этотъ разъ, чтобы остаться въ Лондонѣ недѣлю. У него былъ тамъ стряпчій, котораго онъ желалъ видѣть, и можетъ быть онъ думалъ, что короткое время, провелённое въ театрахъ, поможетъ ему въ его любовныхъ непріятностяхъ.

УИЛЛЬЯМЪ БЕЛЬТОНЪ ОТПРАВЛЯЕТСЯ ВЪ ЛОНДОНЪ.

Въ то время, когда происходила эта исторія, нѣкій мистеръ Гринъ, достойный стряпчій, имѣлъ квартиру въ Линкольн-Иннѣ, къ большой выгодѣ его самого и его семейства, а также и къ выгодѣ и къ спокойствію его многочисленныхъ кліентовъ. — Его очень уважали въ окрестностяхъ Канцелярскаго переулка и любили — я въ этомъ не сомнѣваюсь въ Бёши, въ каковомъ восхитительно сельскомъ приходѣ онъ обладалъ премиленькой виллой съ красивымъ садомъ. Съ собственнымъ домомъ мистера Грина мы не будемъ имѣть никакого дѣла, я полагаю, но въ его квартиру въ Линкольи-Иннѣ я долженъ теперь ввести читателя этихъ записокъ. Это былъ человѣкъ лѣтъ сорока, еще съ большой энергіей молодости, пріятный собесѣдникъ, столько же, сколько и хорошій стряпчій, и знавшій людей и предметы въ Лондонѣ, какъ даётся такимъ пріятнымъ людямъ, какъ Джозефъ Гринъ, знать ихъ. Гринъ и его отецъ прежде него были стряпчими Эмедрозской фамиліи и тамъ Джозефъ Гринъ провёлъ много непріятнаго времени съ Чарльзомъ Эмедрозомъ въ послѣдніе годы несчастной жизни этого молодого человѣка. Но стряпчіе переносятъ эти непріятности, покоряясь сумасбродствамъ, затрудненіямъ и даже злодѣйствамъ дурныхъ людей въ семействахъ своихъ кліентовъ съ добродушнымъ терпѣніемъ, которое поистинѣ изумительно. Теперь, впрочемъ, всё было кончено у Грина съ Эмедрозами и ему ничего болѣе не оставалось дѣлать, какъ спасти для отца остатки его состоянія. Онъ былъ также стряпчій нашего стараго пріятеля Уилля Бельтона, и часто старался растолковать своему старому кліенту въ Бельтонскомъ замкѣ своё твёрдое убѣжденіе, что наслѣдникъ былъ человѣкъ великодушный, на котораго можно было положиться во всёмъ. Но это принялъ въ дурную сторону старый сквайръ, который былъ расположивъ принимать всё въ дурную сторону и всѣхъ подозрѣвать.

— Я понимаю, говорилъ онъ своей дочери: — я всё знаю. Бельтонъ и мистеръ Гринъ были всегда добрыми друзьями. Я не могу болѣе довѣрять своему стряпчему.

Во всемъ этомъ старый сквайръ выказалъ большую неблагодарность. Надо, однако, замѣтить, что эти подозрѣнія существовали прежде пріѣзда Бельтона.

Дней за пять до Рождества къ Грину явился посѣтитель, съ которымъ читатель уже знакомъ и который былъ ни кто иной, какъ перивэльскій депутатъ. Капитанъ Эйльмеръ, когда Клэра разсталась съ нимъ утромъ въ день возвращенія своего въ Бельтонскій замокъ, рѣшилъ, что онъ повторить си свое предложеніе письменно. Мѣсяцъ прошолъ съ-тѣхъ-поръ, а онъ еще не повторялъ. Но его намѣреніе не измѣнилось. Онъ былъ человѣкъ разсудительный, не поступавшій такъ поспѣшно, какъ его соперникъ, и въ этомъ случаѣ считавшій благоразумнымъ не разъ перебрать въ умѣ всё, что онъ намѣревался сдѣлать. Онъ еще не сдѣлалъ никакого рѣшительнаго шага относительно той полторы тысячи, которую онъ обѣщалъ Клэрѣ отъ имени тётки и которую Клэра не хотѣла принять. Теперь онъ купилъ на эту сумму государственныя облигаціи на имя Клэры и заѣхалъ къ Грину, чтобы онъ, какъ стряпчій Клэры, сообщилъ ей объ этомъ.

— Я полагалъ, что болѣе ничего не надо дѣлать? спросилъ капитанъ Эйльмеръ.

— Ничего болѣе съ моей стороны, отвѣчалъ стряпчій: — разумѣется, я напишу къ ней и объясню, что она должна сдѣлать распоряженіе насчотъ процентовъ. Я очень радъ, что тётка подумала о ней въ послѣднія минуты.

— Мистриссъ Уинтерфильдъ обезпечила бы её прежде, если бы знала, что всё было растрачено этимъ несчастнымъ молодымъ человѣкомъ.

— Всё хорошо, что кончается хорошо. Полторы тысячи лучше чѣмъ ничего.

— Развѣ этого не довольно? краснѣя спросилъ капитанъ.

— Не моё дѣло выражать мнѣніе объ этомъ, капитанъ Эйльмеръ, это зависитъ отъ свойства притязаній, а также и отъ взаимнаго положенія тётки и племянницы.

— Вамъ извѣстно, что миссъ Эмедрозъ не была племянницей мистриссъ Уинтерфильдъ?

— Не думайте ни минуты, что я критикую количество суммы. Я очень этому радъ, потому-что безъ этихъ денегъ миссъ Эмедрозъ вовсе не была бы обезпечена.

— Вы напишите ей самой?

— О да! конечно. Она понимаетъ дѣла лучше отца, и притомъ, это ея собственныя деньги, она можетъ дѣлать съ ними что хочетъ.

— Она не можетъ отказаться отъ нихъ, я полагаю?

— Отказаться!

— Даже если бы она не желала взять ихъ, они будутъ по закону ея собственностью точно такъ, какъ если бы были оставлены ей по завѣщанію.

— Ну, не знаю. Мнѣ кажется, что вы могли бы не платить ихъ, но это теперь сдѣлано и, слѣдовательно, кончено.

Въ эту минуту въ комнату вошолъ клэркъ и подалъ карточку своему хозяину.

— Вотъ и самъ наслѣдникъ, сказалъ Гринъ.

— Какой наслѣдникъ?

— Уилль Бельтонъ: — наслѣдникъ имѣнія, теперь принадлежащаго мистеру Эмедрозу.

Капитанъ Эйльмеръ объяснилъ, что онъ незнакомъ съ мистеромъ Уилльямомъ Бельтономъ, но, наслышавшись много о нёмъ, очень желалъ познакомиться. Итакъ нашъ пріятель Уилль былъ введёнъ въ комнату и оба соперника были представлены другъ другу. Каждый много слышалъ о другомъ и отъ одной и той же особы. Но капитанъ Эйльмеръ зналъ болѣе о Бельтонѣ, чѣмъ Бельтонъ о нёмъ. Эйльмеръ зналъ, что Бельтонъ сватался за Клэру и получилъ отказъ; онъ зналъ также, что Бельтонъ теперь ѣдетъ опять въ Сомерсетширъ.

— Вы, кажется, проведёте Рождество съ вашими друзьями въ Бельтонскомъ замкѣ? сказалъ капитанъ.

— Да, я тенеръ ѣду туда. Мнѣ кажется и вы знаете ихъ такъ-же коротко.

Послѣдовало объясненіе объ уинтерфильдскомъ родствѣ, нѣсколько замѣчаній о ненадёжномъ состояніи здоровья стараго сквайра, нѣсколько порученій отъ капитана Эйльмера, неимѣвшихъ, разумѣется, никакой важности, и капитанъ простился.

Тогда Гринъ и Бельтонъ начали дружескій разговоръ, называя другъ друга Уилль и Джо, потому что они были старыми, короткими друзьями.

— Онъ привёзъ мнѣ пріятныя извѣстія для вашего друга миссъ Эмедрозъ, сказалъ стряпчій.

— Какія пріятныя извѣстія?

— Тётка оставила ей полторы тысячи фунтовъ или, лучше сказать, она не оставила, а желала на смертномъ одрѣ, чтобы ей были отданы эти деньги.

— Это всё равно, я полагаю?

— Совершенно, то-есть это всё равно, если тотъ человѣкъ, который долженъ выплатить деньги, не будетъ оспоривать этого. Но это показываетъ, что совѣсть упрекнула наконецъ старуху. И сумма-то ничтожная; ей слѣдовало быть втрое больше.

— Полторы тысячи! и это всё, что она будетъ имѣть послѣ смерти отца?

— Всё, Уилль. Вы получите всё остальное.

— Я желалъ бы, чтобы она не имѣла этого.

— Почему? почему именно вы изъ всѣхъ людей на свѣтѣ, завидуете такому умѣренному обезпеченію, когда не вы должны выплатить его?

— Это не обезпеченіе. Какъ это можетъ быть обезпеченіемъ для такой женщины, какъ она?

— Всё-таки это гораздо лучше чѣмъ ничего. Вы думали бы такъ же, еслибы она была ваша дочь.

— Она будетъ моею дочерью или моею сестрою, какъ вы тамъ хотите называть её. Вы не думайте, чтобы я забралъ всё имѣніе и оставилъ её умирать съ голода процентами съ полторы тысячи фунтовъ въ годъ.

— Ужь лучше тотчасъ женитесь на ней, Уилль.

Уилль Бсльтопъ покраснѣлъ, отвѣчая:

— Это можно легче сказать чѣмъ сдѣлать. Это не въ моей власти, даже еслибы я этого желалъ. Но другое въ моей власти.

— Уилль, послушайтесь моего совѣта, не дѣлайте никакихъ романическихъ обѣщаній, когда будете въ Бельтонѣ. Вы навѣрно пожалѣете объ этомъ послѣ. И вы должны помнить, что миссъ Эмедрозъ не имѣетъ на васъ никакихъ правъ.

— Вѣдь она мнѣ кузина?

— Ну да. Она ваша кузина, но только самая дальняя, и мнѣ неизвѣстно, чтобы такое родство давало какія-нибудь права.

— Я самый ближайшій ея родственникъ; притомъ, не беру ли я всё имѣніе, которому слѣдовало принадлежать ей?

— Совсѣмъ не слѣдовало. Это имѣніе столько же принадлежитъ вамъ, какъ эта кочерга мнѣ. Вотъ именно противъ этой ошибки я желаю васъ остеречь. Если она вамъ нравится и вы хотите на ней жениться — всё будетъ хорошо, если только вы не желаете взять въ приданое деньги.

— Я ненавижу мысль о женитьбѣ на деньгахъ.

— Всё это прекрасно! Тогда женитесь на миссъ Эмедрозъ, если хотите, но не дѣлайте никакихъ опрометчивыхъ обѣщаній быть ея отцомъ или ея братомъ, или дядей или ея тёткой. Такой романизмъ вводитъ всегда человѣка въ непріятности.

— Но я уже сдѣлалъ это.

— Что вы хотите сказать?

— Я сказалъ ей, что буду ея братомъ, и какъ только у меня будетъ шиллингъ, она не будетъ нуждаться въ деньгахъ. Я намѣренъ это сдержать. А насчотъ того, что вы говорите о романизмѣ и о раскаяніи, то это просто потому, что вы стряпчій.

— Спасибо, Уилль.

— Если входишь въ аптеку, разумѣется, получишь лекарство и долженъ выносить дурной запахъ.

— Еще разъ спасибо.

— Но аптекарь всё-таки можетъ быть хорошимъ человѣкомъ и имѣть шкапъ, наполненный сладостями, и садъ, наполненный цвѣтами. Всё-таки дѣло сдѣлано съ моей стороны и я почти могу сожалѣть, что Клэра получила эти деньги, полторы тысячи! Это избавитъ её только отъ богадѣльни и больше ничего.

— Еслибы вы знали, сколько дѣвушекъ въ ея положеніи считали бы себя богатыми, еслибы кто-нибудь подарилъ имъ полторы тысячи фунтовъ!

— Очень хорошо. По-крайней-мѣрѣ этого я не отниму отъ нея, а теперь я желаю, чтобы вы мнѣ сказали кое-что другое. Помните вы человѣка по имени Бердмора?

— Филиппа Бердмора?

— Онъ могъ быть Филиппъ, или Дэніэль, или Джеремія — я этого не знаю; но тотъ человѣкъ, о которомъ я говорю, любилъ попивать.

— Это былъ Джэкъ Бердморъ, братъ Филиппа. О да, я его помню. Онъ теперь умеръ: онъ спился наконецъ въ Иидіи.

— Онъ служилъ въ арміи?

— Да, и какой пріятный человѣкъ бывалъ онъ иногда! Я постоянно вижу Филя и его жену, но они никогда не говорятъ о Джэкѣ.

— Онъ женился, кажется, послѣ того, какъ мы видѣли его?

— О да, онъ и Филь женились на сёстрахъ. Это было печальное дѣло.

— Я помню, что я былъ и съ нимъ и съ ней — и съ сестрою также, послѣ ихъ помолвки, и онъ такъ напился, что мы были принуждены увести его. Насъ было большое общество въ Ричмондѣ, но вы, кажется, тамъ не были.

— Я слышалъ объ этомъ.

— Она была миссъ Виго.

— Именно. Я часто вижу младшую сестру. Филь не очень богатъ, у него куча дѣтей, но онъ очень счастливъ.

— Что сдѣлалось съ другой сестрой?

— Съ женою Джэка?

— Да. Что сдѣлалось съ нею?

— Ничего не знаю. Должно быть что-нибудь дурное, потому что они никогда не говорятъ о ней.

— Какъ давно онъ умеръ?

— Года три назадъ. Я это узналъ отъ Филя, сказавшаго мнѣ, что онъ носитъ по нёмъ трауръ. Онъ поговорилъ о нёмъ минуты двѣ и я узналъ, что онъ до конца поступалъ попрежнему. Если человѣкъ начнетъ пить здѣсь, онъ не вылечится отъ этого въ Индіи.

— Я такъ полагаю. Я теперь желаю узнать о его вдовѣ.

— Зачѣмъ?

— Не знаю, могу ли я сказать вамъ зачѣмъ. Кажется, не могу. Но вы всё-таки можете помочь мнѣ.

— Виго знали множество людей.

— Безконечное множество, хотя я не знаю никого изъ нихъ.

— Онѣ выѣзжали въ Лондонѣ съ тёткой, но никто не зналъ многаго о нихъ. Кажется, у нихъ не было ни отца, ни матери.

— Онѣ были очень хорошенькія.

— И какъ хорошо онѣ танцовали! Мнѣ кажется я не зналъ дѣвушки, которая танцовала бы такъ пріятно, безъ всякаго жеманства, какъ Мэри Виго.

— Её звали Мэри, сказалъ Бельтонъ, вспомнивъ, что мистриссъ Эскертонъ также звали Мэри.

— Джэкъ Бердморъ женился на Мэри.

— Джо, вы должны узнать для меня, что сдѣлалось съ нею. Была она съ мужемъ когда онъ умеръ?

— Никого не было съ нимъ. Филь такъ мнѣ сказалъ. Никого, кромѣ одного молодого поручика и слуги Джэка. Это была очень печальная кончина. Онъ страдалъ бѣлою горячкою.

— Гдѣ же была она?

— Кажется, въ Іерихо, сколько мнѣ извѣстно.

— Вы это узнаете?

Джозефъ Гринъ подумалъ, и такъ какъ онъ обѣщалъ обѣдать съ своимъ другомъ въ его клубѣ наканунѣ отъѣзда Уилля изъ Лондона, сказалъ наконецъ, что, кажется, онъ можетъ узнать отъ общихъ друзей, знавшихъ Бердмора въ прежнее время.

— Но дѣло въ томъ, сказалъ стряпчій: — что свѣтъ такъ добродушенъ — а не золъ, какъ говорятъ — что онъ всегда забываетъ тѣхъ, кто желаетъ быть забытымъ.

Теперь мы должны воротиться на нѣсколько минутъ къ капитану Эйльмеру и его дѣламъ. Употребивъ цѣлый мѣсяцъ на соображеніе своего положенія относительно миссъ Эмедрозъ, капитанъ принялъ два рѣшенія: во-первыхъ, онъ тотчасъ заплатитъ ей деньги, принадлежавшія ей по завѣщанію тётки, а потомъ возобновитъ своё предложеніе. Къ этому послѣднему намѣренію его привели разныя причины, такія причины, которыя, соединившись, рѣдко не имѣютъ дѣйствія. Его совѣсть сказала ему, что онъ долженъ это сдѣлать, а потомъ ея удаленіе отъ него заставило его желать обладать ею. Была еще другая причина. Онъ посовѣтовался съ матерью и она сильно совѣтовала ему не имѣть никакого дѣла съ миссъ Эмедрозъ. Лэди Эйльмеръ разбранила свою покойную сестру за то, что она вмѣшалась въ это дѣло и старалась доказать сыну, что обѣщаніе снято съ него исполненіемъ его. Но въ этомъ отношеніи его упрекнула совѣсть — подкрѣпляемая его желаніями, и отъ Грина онъ отправился въ свою квартиру и написалъ слѣдующее письмо:

"Возлюбленная Клэра,

"Когда вы разстались со мною въ Перивэлѣ, вы сказали нѣкоторыя вещи о нашей помолвкѣ, которыя я понимаю лучше теперь, чѣмъ понималъ тогда. У меня сорвалось съ языка, что моя милая тётушка имѣла со мною разговоръ о васъ и что я сказалъ ей о моихъ намѣреніяхъ. Было говорено объ обѣщаніи, и мнѣ кажется, это-то слово сдѣлало васъ несчастною. Въ такое время, когда я говорилъ съ тётушкой и когда она лежала, какъ ей было извѣстно, на смертномъ одрѣ, были говорены такія вещи, о которыхъ нельзя было и думать при другихъ обстоятельствахъ. Теперь я только могу увѣрить васъ, что я далъ ей обѣщаніе сдѣлать то, на что прежде рѣшился самъ. Если вы можете повѣрить тому, что я говорю, этого должно быть достаточно для того, чтобы уничтожить чувство, которое заставило васъ взять назадъ данное мнѣ слово.

"Я теперь пишу, чтобы возобновить моё предложеніе и увѣрить васъ, что я дѣлаю это отъ всего моего сердца. Вы простите мнѣ, если я скажу вамъ, что я не могу не помнить и всегда буду сохранять въ памяти ваши нѣжныя увѣренія въ вашемъ вниманіи ко мнѣ. Такъ-какъ я не знаю, чтобы случилось что-нибудь заставившее васъ измѣнить ваше мнѣніе обо мнѣ, я пишу это письмо съ надеждою, что оно можетъ имѣть успѣхъ. Мнѣ кажется, вы боялись насчотъ моей привязанности къ вамъ, а не вашей ко мнѣ. Если такъ, могу увѣрить васъ, что вамъ нечего бояться.

"Мнѣ не нужно говорить вамъ, что я буду ожидать вашего отвѣта съ величайшимъ нетерпѣніемъ.

"Преданный вамъ Ф. Эйльмеръ".

«P. S. Я сегодня велѣлъ купить на ваше имя государственныхъ облигацій на полторы тысячи фунтовъ, сумму, отказанную вамъ моей тёткой».

Это письмо и письмо отъ Грина о деньгахъ, оба были получены Клэрою въ одно утро. Узнавъ о положеніи дѣлъ въ Бельтонскомъ замкѣ, мы можемъ вернуться къ Уиллю и къ его обѣду съ Джозефомъ Гриномъ.

— А что вы слышали о мистриссъ Бердморъ? спросилъ Бельтонъ почти тотчасъ, какъ только они сѣли за столъ.

— Я желалъ бы знать, что вы желаете знать.

— Я не желаю сдѣлать вреда никому.

— А желаете сдѣлать пользу кому-нибудь?

— Пользу! Не могу сказать, чтобы я желалъ сдѣлать особенную пользу. Дѣло въ томъ, что, мнѣ кажется, я знаю гдѣ она и что она живётъ подъ чужимъ именемъ.

— Такъ вы знаете о ней болѣе чѣмъ я.

— Я ничего не знаю, я только подозрѣваю. Но такъ-какъ эта дама живётъ около моихъ друзей, мнѣ хотѣлось бы знать.

— Чтобы вы могли выставить её наружу…

— Вовсе нѣтъ. Но я ненавижу обманъ. Конечно, всякаго живущаго подъ чужимъ именемъ должно вывести на свѣжую воду, или заставить принять настоящее имя.

— Я узналъ, что мистриссъ Бердморъ оставила мужа за нѣсколько лѣтъ передъ его смертью; въ этомъ нѣтъ ничего удивительнаго, потому-что онъ былъ такой человѣкъ, съ какимъ ни одна женщина не могла бы ужиться. Но я боюсь, что она оставила его подъ покровительствомъ, которое повредило ея репутаціи.

— Какъ давно это было?

— Не знаю. За нѣсколько лѣтъ до его смерти.

— А какъ давно умеръ онъ?

— Года три. Мнѣ сказали, что она съ тѣхъ поръ вышла замужъ. Теперь вы знаете всё, что знаю я.

И Бельтонъ также узналъ, что мистриссъ Эскертонъ въ коттэджѣ была миссъ Виго, съ которою онъ прежде былъ знакомъ.

Потомъ они пообѣдали и ничего не произошло между ними такого, о чомъ стоило бы упоминать до того времени, какъ они разстались. Стоя въ дверяхъ клуба стряпчій сказалъ:

— Итакъ вы ѣдете завтра?

— Да, съ экстреннымъ поѣздомъ.

— Желаю вамъ благополучнаго пути. Кстати, я долженъ сказать вамъ, чтобы вы не заботились о томъ, чтобы быть отцомъ или матерью, дядей или тёткой для миссъ Эмедрозъ.

— Почему же?

— Я полагаю, что это не секретъ.

— Что такое?

— Она выходитъ за капитана Эйльмера.

Уилль Бельтонъ вздрогнулъ такъ сильно и вдругъ принялъ такой сердитый видъ, что Гринъ тотчасъ отгадалъ всё.

— Кто это сказалъ? спросилъ Бельтонъ. — Я этому не вѣрю.

— Я боюсь, что это всё-таки правда, Уилль.

— Кто это говоритъ?

— Капитанъ Эйльмеръ былъ у меня сегодня и сказалъ мнѣ. Онъ, кажется, долженъ это знать.

— Онъ сказалъ вамъ, что женится на Клэрѣ Эмсдрозъ?

— Сказалъ.

— А зачѣмъ онъ пріѣхалъ вамъ говорить?

— Онъ думалъ, что при подобныхъ обстоятельствахъ ему не слѣдуетъ выплачивать ей деньги. Дѣла такого рода но необходимости говорятся стряпчимъ. Но я не сказалъ бы вамъ этого, Уилль, еслибы не считалъ это пріятнымъ извѣстіемъ.

— Это не пріятное извѣстіе, угрюмо сказалъ Уилль.

— По-крайней-мѣрѣ, дружище, не выйдетъ ничего дурного отъ того, что я сказалъ. Вы должны были скоро это узнать.

Онъ ласково, почти нѣжно протянулъ руку, но Бельтонъ сердито отвернулся. Рана была нанесена такъ недавно, что онъ не могъ еще простить рукѣ, нанесшей её.

— Мнѣ жаль, что это такъ непріятно для васъ, Уилль.

— Что это значитъ непріятно. Для меня нѣтъ ничего непріятнаго. Сохраните ваше состраданіе для тѣхъ, кто въ нёмъ нуждается.

Онъ пошолъ одинъ по широкой улицѣ, не сказавъ своему другу ни слова на прощанье.

— Онъ огорчонъ, сильно огорчонъ, говорилъ стряпчій, смотря ему въ слѣдъ. — Бѣдняжка! Я могъ это угадать судя по тому, что онъ сказалъ. Я не зналъ до-сихъ-поръ, чтобы онъ интересовался какою бы то ни было женщиной.

Гринъ надѣлъ перчатки и пошолъ домой.

Теперь мы послѣдуемъ за Уиллемъ Бельтономъ на Сент-Джэмскій сквэръ и послѣдуемъ за очень несчастнымъ человѣкомъ. Конечно, до-сихъ-поръ онъ зналъ и сознавалъ, что миссъ Эмедрозъ отказала ему и часто объявлялъ и себѣ и сестрѣ своё убѣжденіе, что этотъ отказъ никогда не будетъ отмѣнёнъ, по несмотря на это выражаемое убѣжденіе, онъ жилъ надеждой. Пока Клэра не принадлежала другому, она могла принадлежать ему. Онъ могъ наконецъ пріобрѣсти её настойчивостью. По-крайней-мѣрѣ онъ имѣлъ въ своей власти стремиться къ желаемой цѣли и находить утѣшеніе даже въ этомъ стремленіи. И его огорченіе не было бы такъ велико — какъ онъ вынужденъ былъ сознаться прежде чѣмъ покончилъ своё странствованіе въ эту ночь — что Клэра не принадлежала ему, какъ теперь, когда онъ знаетъ, что она отдала себя другому. Онъ часто говорилъ себѣ, что, разумѣется, она сдѣлается женою другого человѣка, но онъ никогда не представлялъ себѣ каково будетъ ему узнать, что она жена какого бы то ни было предпочтённаго соперника. Онъ былъ довольно грустенъ въ ту лунную ночь, когда стоялъ въ аллеѣ въ Плэстоу, прислонившись къ дереву; но его тогдашнее огорченіе ничего не значило въ сравненіи съ его настоящей тоской. Теперь всё кончено и онъ зналъ человѣка, замѣнившаго его!

Какъ онъ его ненавидѣлъ! съ какимъ нехристіанскимъ духомъ смотрѣлъ онъ на достойнаго капитана, когда шолъ по Сент-Джэмскому сквэру, самъ не зная куда идётъ. Онъ думалъ съ крайнимъ сожалѣніемъ о законахъ современнаго общества, не прощающихъ дуэли, забывая совершенно, что еслибъ и существовали прежніе законы, поведеніе человѣка, котораго онъ ненавидѣлъ, не представляло ему случая вызвать его на дуэль. Но онъ слишкомъ далеко зашолъ въ горести и непріязненности для того, чтобъ быть способнымъ къ разсужденію. Капитанъ Эйльмеръ испортилъ его драгоцѣннѣйшія желанія и онъ охотно распялъ бы капитана Эйльмера, еслибы это было въ его власти.

Онъ жилъ въ гостинницѣ въ Бондской улицѣ и шолъ туда скорѣе по привычкѣ, чѣмъ обдуманно; онъ прошолъ мимо дверей своей гостинницы чувствуя, что ему невозможно лечь въ постель въ его настоящемъ расположеніи духа. Теперь не могло быть и рѣчи о его поѣздкѣ въ Бельтонъ. Онъ твёрдо это рѣшилъ, ѣхать къ ней, когда она поступила съ нимъ такимъ образомъ! нѣтъ! Теперь ей не нуженъ братъ. Она сама захотѣла отдать себя другому человѣку и онъ, Уилль Бельтонъ, уже не будетъ болѣе вмѣшиваться въ ея дѣла. Онъ набросалъ въ своёмъ воображеніи картину будущаго, въ которой онъ представилъ себѣ капитана Эйльмера разорившимся, бросившимъ жену и опротивѣвшимъ всѣмъ своимъ знакомымъ — картину, которой прошлая жизнь капитана Эйльмера не представляла никакой вѣроятности. Когда Клэра будетъ погублена низостью и злодѣйствомъ этого человѣка, за котораго она собиралась выйти, которому она имѣла слабость и глупость отдать себя — тогда онъ явится и опять будетъ ея братомъ — братомъ съ убитымъ сердцемъ, разумѣется, но братомъ, который будетъ имѣть силу удалить волка отъ дверей этой бѣдной женщины и ея дѣтей. Потомъ, создавъ капитану Эйльмеру семью бѣдныхъ сиротъ, онъ убилъ капитана, заставивъ его умереть какою-то весьма безславной, но не весьма понятной даже для его воображенія смертью: онъ при мысли объ этихъ залогахъ любви, которая была для него такъ для горька, бушевалъ на улицахъ, выдѣлывая такія штуки, къ какимъ тѣ, которые, знавшіе Уилльяма Бельтона, владѣльца замка Плэстоу, не сочли бы его способнымъ.

Но о характерѣ человѣка нельзя судить по картинамъ, рисуемымъ его воображеніемъ, или по штукамъ, выдѣлываемымъ имъ въ его уединенные часы. Тѣ, которые вообще поступаютъ съ самымъ полнымъ благоразуміемъ въ дѣлахъ свѣта, часто замышляютъ очень глупыя дѣла прежде чѣмъ придутъ къ лучшимъ намѣреніямъ. Вслѣдствіе этого я прошу смотрѣть на Бельтона и судить его по его поведенію на слѣдующее утро, когда за его полуночными странствованіями послѣдовало нѣсколько спокойныхъ часовъ въ его спальной, потому-что, наконецъ, онъ рѣшился воротиться и лечь. Онъ лёгъ нѣсколько успокоившись отъ ночной прогулки и наконецъ доплакался до сна какъ ребёнокъ.

Но онъ вовсе не походилъ на ребёнка, когда, рано наслѣдующее утро, отправился на Паддингтонскую станцію и мужественно взялъ билетъ въ Таунтонъ. Онъ успѣлъ сознаться въ это время, что онъ не имѣетъ основанія ссориться съ своей кузиной за то, что она предпочла ему другого. Это случилось съ нимъ въ то время, когда онъ шолъ по Новой Дорогѣ въ два часа и начиналъ чувствовать усталость въ ногахъ. Онъ сознался не въ одномъ этомъ прежде чѣмъ заснулъ со слезами, капавшими на его изголовье. Во-первыхъ, онъ дурно обошолся съ Джо Гриномъ и одурачилъ себя въ присутствіи своего друга. Такъ какъ Джо Гринъ былъ умный и добрый человѣкъ, это ничего не значило, по всё-таки Уилль Бельтонъ сказалъ себѣ, что онъ виноватъ. Потомъ онъ примѣтилъ, что съ его стороны будетъ нехорошо нарушить слово, данное Эмедрозу и его дочери и сдѣлать это не извинившись оттого, что Клэра воспользовалась правомъ, неоспоримо принадлежавшимъ ей. Онъ предпринялъ въ Бельтонѣ работы, которыя требовали его присутствія, и онъ поѣдетъ и займётся этими работами, какъ-будто ничего не случилось, чтобъ разстроить его. Не пріѣхать вслѣдствіе его несчастья, значило выказать малодушіе. А что касается капитана Эйльмера, онъ надѣялся никогда съ нимъ не встрѣчаться. Свою Клэру онъ думалъ встрѣтить и выказать ей добрыя желанія, не ослабѣвъ отъ этого усилія. А старому сквайру онъ надѣялся наговорить много пріятнаго относительно того, что онъ избавится отъ всѣхъ заботъ замужствомъ Клэры съ капитаномъ Эйльмеромъ, потомучто теперь, въ болѣе хладнокровномъ расположеніи духа, Уилль могъ примѣтить, что капитанъ Эйльмеръ не былъ способенъ разорить себя или жену и дѣтей. Но капитану Эйльмеру онъ не могъ рѣшиться говорить пріятныхъ вещей или выразить пріятныя желанія. Та, которая была женою капитана Эйльмера, которая любила его, разумѣется, сказала ему что случилось на скалѣ въ Бельтонскомъ замкѣ; а если такъ, то всякая встрѣча между Уиллемъ и капитаномъ Эйльмеромъ будетъ смертью первому.

Думая обо всёмъ этомъ, Уилль доѣхалъ изъ Таунтона въ Бельтонъ.

ЗЛЫЯ СЛОВА.

Клэра Эмедрозъ получила оба письма вмѣстѣ, то-есть одно отъ капитана Эйльмера, другое отъ стряпчаго, и результатъ этихъ писемъ уже извѣстенъ. Она приняла возобновленное предложеніе ея жениха, сознавая силу его логики и довѣряя ею увѣреніямъ. Это она сдѣлала не посовѣтовавшись ни съ кѣмъ. У кого она могла просить совѣта? Она была увѣрена, что отецъ ея велитъ ей выходить за капитана и хорошо знала, что мистриссъ Эскертонъ сдѣлаетъ то же самое. Она не совѣтовалась ни съ кѣмъ, но, взявъ оба письма въ свою комнату, сѣла обдумать ихъ. То, которое относилось къ деньгамъ, ничего не значило бы, если бы она могла рѣшиться дать благопріятный отвѣтъ на предложеніе, заключавшееся въ другомъ. Но если она не будетъ въ состояніи сдѣлать этого, тогда она должна написать стряпчему въ самыхъ сильныхъ выраженіяхъ и отказаться отъ этихъ денегъ, и въ такомъ случаѣ она ни слова не скажетъ отцу ни о томъ, ни о другомъ предметѣ.

Но почему же ей не принять предложенія, сдѣланнаго ей? Капитанъ Эйльмеръ объявлялъ, что онъ рѣшился сдѣлать ей предложеніе прежде чѣмъ далъ обѣщаніе мистриссъ Уинтерфильдъ. Если это также было справедливо, тогда причина, по которой она разсталась съ нимъ, будетъ уничтожена. Зачѣмъ ей колебаться признаться самбй, что она любитъ этого человѣка и вѣритъ ему? Она сѣла и отвѣчала на оба письма; прежде написала она стряпчему. Она говорила ему, что ничего не надо дѣлать съ деньгами, пока она не увидится съ капитаномъ Эйльмеромь. Капитану написала очень коротко, но очень откровенно, что, разумѣется, она будетъ его женой безъ всякой теперь нерѣшимости, когда знаетъ, что онъ выразилъ и своё собственное желаніе, не только тёткино.

"Что же касается денегъ, писала она: «теперь было бы чистымъ вздоромъ говорить о деньгахъ. Эти деньги ваши во всякомъ случаѣ и вамъ лучше распорядиться съ ними какъ знаете. Я написала двусмысленное письмо мистеру Грину, которое разсердитъ его и которое вы можете поѣхать къ нему и посмотрѣть, если хотите». Потомъ она прибавляла въ постскриптумѣ, что она теперь всё скажетъ отцу, такъ какъ это извѣстіе сниметъ съ души его всю заботу относительно ея будущаго положенія. Мы уже знаемъ, что капитанъ Эйльмеръ былъ у Грина и сказалъ ему о своей женитьбѣ.

Капитанъ Эйльмлеръ ничего не сказалъ о томъ, когда будетъ свадьба, но это было весьма естественно.

— Папа, сказала Клэра, когда почтальонъ уѣхалъ изъ Бельтона такъ, чтобъ не было уже возможности остановить письмо: — я скажу вамъ кое-что и надѣюсь, что это доставить вамъ удовольствіе.

— Не часто приходится мнѣ слышать что-нибудь подобное.

— Но я думаю, что это доставитъ вамъ удовольствіе, право я это думаю. Я выхожу замужъ, то есть если я получу ваше позволеніе. Разумѣется, всякое предложеніе такого рода должно заслужить ваше одобреніе.

— А мнѣ ничего не было сказано объ этомъ!

— Это началось въ Перивэлѣ и я не могла сказать вамъ тогда. Вы меня не спрашиваете, кто будетъ моимъ мужемъ.

— Не Уилль Бельтонъ?

— Бѣдный Уилль! Нѣтъ, не Уилль. Это Фредерикъ Эйльмеръ. Я думаю, что вы предпочтёте его имѣть зятемъ даже моему кузену Уиллю.

— Нѣтъ, не предпочту. Зачѣмъ мнѣ предпочитать человѣка, котораго я даже не знаю, который живётъ въ Лондонѣ и увезётъ тебя отсюда, такъ что я никогда не увижу тебя?

— Милый папа, не говорите такимъ образомъ. Я думала, что вы будете рады узнать, что я буду такъ счастлива.

— Но зачѣмъ это случилось такъ скоро? Зачѣмъ онъ не обратился ко мнѣ? Уилль прежде обратился ко мнѣ.

— Онъ не могъ пріѣхать для этого въ Бельтонъ, особенно потому, что онъ васъ не знаетъ.

— Уилль пріѣхалъ сюда.

— О папа! не дѣлайте затрудненій. Разумѣется, это совсѣмъ другое дѣло: онъ уже былъ здѣсь, когда вздумалъ это. И даже тогда онъ не очень думалъ объ этомъ.

— Я полагаю, онъ сдѣлалъ всё, что могъ.

— Ну да. Милый Уилль, засмѣявшись прибавила Клэра: — онъ гораздо лучше какъ кузенъ, чѣмъ мужъ.

— Я вовсе этого не вижу. Капитанъ Эйльмеръ не будетъ имѣть Бельтона и Плэстоу.

— Онъ имѣетъ состояніе и можетъ содержать жену; онъ имѣетъ всё Перивэльское имѣніе.

— Я ничего объ этомъ не знаю. Сообразно моимъ понятіямъ о приличіи, ему слѣдовало прежде говорить со мной. Если ему нельзя было пріѣхать, онъ могъ написать. Можетъ быть мои понятія старинныя, а мнѣ говорили, что капитанъ Эйльмеръ модный молодой человѣкъ.

— Право нѣтъ, папа. Онъ трудолюбивый членъ Парламента.

— Я не знаю, чтобы это придавало ему достоинствъ. Многіе думаютъ, что членъ Парламента можетъ дѣлать что хочетъ. Вотъ, Томпсонъ, членъ Парламента за Мингидъ, что купилъ какое-то помѣстье на болотахъ. Я никогда не видалъ такого пошлаго, тупоумнаго человѣка. Быть членомъ Парламента значило что-нибудь, когда я былъ молодъ; но теперь это не сдѣлаетъ человѣка джентльменомъ. Теперь, мнѣ кажется только пивовары, свѣчники и стряпчіе поступаютъ въ Парламентъ. Уиллъ Бельтонъ могъ бы поступить въ Парламентъ, еслибъ захотѣлъ, но онъ не хочетъ быть дуракомъ.

Это было не очень пріятно Клэрѣ, но она знала отца и дала ему время молчать. Онъ смягчится постепенно и оцѣнитъ благоразумный шагъ, сдѣланный ею.

— Когда это будетъ? спросилъ Эмедрозъ.

— Объ этомъ еще ничего не было говорено.

— Пусть будетъ скорѣе, если это должно быть, при мнѣ.

Старикъ дѣйствительно былъ очень боленъ. Онъ не выходилъ изъ дома послѣ возвращенія Клэры, и хотя всё ворчалъ насчотъ кушанья, его едва можно было уговорить съѣсть кусокъ того, что приготовляли по его желанію.

— Разумѣется, мы спросимъ васъ, папа, прежде чѣмъ рѣшимъ что-нибудь.

— Я не хочу мѣшать никому, моя милая.

— А могу я сказать Фредерику, что вы дали ваше согласіе?

— Какая польза соглашусь я или нѣтъ? Еслибы ты желала сдѣлать мнѣ удовольствіе, ты вышла бы за твоего кузена, Уилля.

— О папа! какъ могла я принять предложеніе человѣка, котораго я не любили?

— Мнѣ казалось, что сначала онъ очень нравился тебѣ, и я долженъ сказать, я находилъ, что ты съ нимъ дурно обошлась.

— Папа, папа! не говорите мнѣ такихъ вещей.

— Что же мнѣ дѣлать? Ты мнѣ говоришь, не могу же я молчать.

Наступило молчаніе.

— Ну, душа моя, что касается моего согласія, разумѣется, ты можешь его имѣть, если оно чего-нибудь стоитъ. Я, кажется, ничего не слыхалъ дурного о капитанѣ Эйльмерѣ.

Онъ не слыхалъ ничего дурного о капитанѣ Эйльмерѣ! Клэра, оставляя отца, чувствовала, что это было для нея очень прискорбно. Какія причины не имѣла бы она быть недовольной своимъ женихомъ, она не могла не сознавать, что такого человѣка каждый отецъ могъ пожелать въ женихи своей дочери. О нёмъ никогда не было говорено ничего дурного; онъ никогда не дѣлалъ ничего неблагоразумнаго. Клэра имѣла право ожидать горячихъ поздравленій отъ отца, а ея извѣстіе было принято какъ-будто она намѣревалась отдать руку человѣку, репутація и положеніе котораго только-что не позволяли отцу не дать своего согласія. Всё это было тяжело. Она пошла наверхъ и горько плакала, думая объ этомъ.

На слѣдующій день она пошла въ коттэджъ къ мистриссъ Эскертонъ. Она пошла туда съ намѣреніемъ сказать своей пріятельницѣ о своей помолвкѣ и желая получить отъ нея сочувствіе, котораго не давалъ ей отецъ. Еслибы отецъ иначе принялъ ея извѣстіе, она, вѣроятно, держала бы это въ тайнѣ отъ мистриссъ Эскертонъ до-тѣхъ поръ, пока не былъ бы назначенъ день ея свадьбы; но она чувствовала потребность выслушать нѣсколько ласковыхъ словъ. Оставшись одна съ мистриссъ Эскертонъ, она не знала какъ ей сказать, такъ какъ мистриссъ Эскертонъ тотчасъ заговорила о другомъ.

— Когда вы ожидаете вашего кузена? спросила мистриссъ Эскертонъ, почти тотчасъ, какъ Клэра сѣла.

— Послѣзавтра.

— Онъ теперь въ Лондонѣ?

— Можетъ быть; кажется, тамъ; но я этого не знаю.

— А я могу вамъ это сказать. Полковникъ Эскертонъ слышалъ, что онъ тамъ.

— Вы говорите такимъ тономъ, какъ-будто въ этомъ заключается какая-нибудь обида. Развѣ есть какая-нибудь причина, но которой ему не слѣдуетъ быть въ Лондонѣ?

— Ни малѣйшей. Я предпочитаю, чтобъ онъ былъ тамъ, а не здѣсь.

— Почему такъ? Развѣ его пріѣздъ особенно непріятенъ вамъ?

— Я не люблю его, я совсѣмъ его не люблю. Вы ему вѣрите, а я нѣтъ. Вы считаете его красавцемъ и джентльмэномъ, а я ни тѣмъ, ни другимъ.

— Мистриссъ Эскертонъ!..

— Я знаю, что это сильныя выраженія.

— Очень сильныя выраженія.

— Да, другъ мой; но дѣло въ томъ, Клэра, что мы съ вами ведёмъ здѣсь затворническую жизнь, такъ часто видимъ другъ друга и такъ рѣдко другихъ, что мы должны быть истинными друзьями и говорить другъ другу что мы думаемъ. Мы не можемъ говорить другъ другу вѣжливыя фразы — и больше ничего. Поэтому я рѣшилась сказать вамъ просто, что я не люблю вашего кузена и не вѣрю ему.

— Я не знаю, что значитъ по-вашему вѣрить.

— Вамъ я вѣрю. Иногда мнѣ казалось, что вы вѣрите мнѣ, а иногда я боялась, что вы не вѣрите. Я думаю, что вы добры, честны и правдивы и я люблю видѣть ваше лицо и слышать вашъ голосъ, хотя вы не часто говорите мнѣ пріятныя вещи.

— Развѣ я говорю непріятныя вещи?

— Я не намѣрена ссориться съ вами. Но какому праву мистеръ Бельтонъ ѣздилъ въ Лондонъ наводить справки обо мнѣ? Что я ему сдѣлала?

— Онъ дѣлалъ справки?

— Да. Если вы довольны мною, какая я есть, зачѣмъ онъ хочетъ знать больше? Если вы хотите спросить меня о чомъ-нибудь, я буду вамъ отвѣчать. Но какое право имѣлъ онъ спрашивать постороннихъ?

Клэрѣ не о чемъ было спрашивать, однако она не могла сказать, чтобъ она была довольна. Ей хотѣлось бы болѣе знать о мистриссъ Эскертонъ, а между тѣмъ она никогда не рѣшалась дѣлать справки о своей пріятельницѣ. Но теперь ея любопытство было сильно возбуждено. И дѣйствительно, обращеніе мистриссъ Эскертонъ было такъ странно, ея пылкость такъ необыкновенна, а ея желаніе приступить къ опасному предмету такъ не похоже на ея обычное спокойствіе въ разговорѣ, что Клэра не знала какъ ей отвѣчать.

— Я не знаю ничего ни о какихъ разспросахъ, сказала она.

— Я въ этомъ увѣрена. Если бы я думала, что вы наводили обо мнѣ справки — какъ много ни люблю я васъ, какъ ни драгоцѣнно для меня ваше общество въ этой пустынѣ — я не сказала бы съ вами слова, Но помните, если вы желаете сдѣлать вопросы и сдѣлаете ихъ мнѣ — мнѣ, я буду отвѣчать на нихъ и не разсержусь.

— Я не желаю дѣлать никакихъ вопросовъ.

— Можетъ быть пожелаете когда-нибудь, и тогда можете вспомнить, что я говорю.

— Должна ли я понять, что вы хотите поссориться къ кузеномъ Уиллемъ?

— Поссориться! Я не думаю, чтобъ я видѣлась съ нимъ. Послѣ того, что я сказала, я не думаю, чтобъ вы привели его сюда, а слугамъ приказано говорить, что меня нѣтъ дома, если онъ придётъ.

— Я никогда въ жизни не слыхала ничего страннѣе.

— Вы это лучше поймёте, другъ мой, когда онъ сообщитъ вамъ свои свѣдѣнія.

— Какія свѣдѣнія?

— Вы увидите. Онъ такъ прилежно разыскивалъ, что навѣрно онъ многое разскажетъ вамъ. Только помните, Клэра, что если то, что онъ вамъ скажетъ, сдѣлаетъ разницу въ вашихъ чувствахъ ко мнѣ, я буду ожидать, что вы скажете мнѣ это прямо. Если онъ сообщитъ вамъ свѣдѣнія, позвольте мнѣ также сообщить. Я имѣю право просить объ этомъ послѣ того, что я обѣщала.

— Можете быть увѣрены, что я это сдѣлаю.

— Мнѣ болѣе ничего не нужно. Къ вамъ я не имѣю недовѣрія, ни малѣйшаго. Говорю вамъ, что я вамъ вѣрю. Если вы сдѣлаете это и избавите меня отъ встрѣчи съ мистеромъ Уилльямомъ Бельтономъ, пока онъ будетъ здѣсь, я останусь довольна.

Мистриссъ Эскертонъ ходила по комнатѣ, но, окончивъ послѣднія слова, сѣла какъ-будто этотъ предметъ исчерпанъ и оконченъ вполнѣ. Минуты двѣ она дѣлала усиліе возвратить своё обыкновенное спокойствіе и старалась улыбнуться, какъ бы насмѣхаясь надъ своей пылкостью.

— Я знала, что я одурачу себя, когда вы придёте, сказала она: — и вотъ теперь я это сдѣлала.

— Я вовсе не нахожу, чтобъ вы одурачили себя, но вы можете ошибаться.

— Очень хорошо, моя милая, мы посмотримъ. Странно, какое отвращеніе я почувствовала къ этому человѣку съ перваго раза!

— А я такъ его люблю!

— Да; онъ нѣжилъ васъ какъ отецъ. Я очень рада, что нѣжности его не зашли далѣе. Но мнѣ слѣдовало знать васъ лучше и не предполагать, что вы можете отдать ваше сердце человѣку, который…

— Не браните его.

— Который такъ непохожъ на людей, съ которыми вы жили. Я могу по-крайней-мѣрѣ сказать это.

— Этого я не знаю. Я не жила почти ни съ кѣмъ, кромѣ папа, тётушки и васъ.

— Но вы узнаете джентльмэна по виду.

— Полноте, мистриссъ Эсксртонъ! я этого не позволю. Я пришла сюда нарочно сказать вамъ нѣчто важное… то-есть для меня; но я должна уйти не сказавъ вамъ, если вы не перестанете бранить моего кузена.

— Я больше ни слова не скажу о нёмъ теперь.

— Я увѣрена, что вы ошибаетесь.

— Очень хорошо, а я увѣрена, что ошибаетесь вы. Мы это оставимъ и перейдёмъ къ этому важному дѣлу.

Но Клэрѣ было очень трудно сказать свою, новость послѣ такого разговора. Когда она вошла въ комнату, мысли ея были настроены на этотъ ладъ и она могла придумать приличныя слова безъ большого затрудненія; но теперь ея мысли были разбросаны, чувства оскорблены и она не знала, какъ ей вернуться къ разговору о своей помолвкѣ. Она молчала и сидѣла съ сомнительнымъ, нерѣшительнымъ видомъ, замышляя какъ бы ей увернуться,

— Я слушаю, сказала мистриссъ Эсксртонъ и Клэрѣ показалось, что она примѣтила что-то насмѣшливое или саркастическое въ голосѣ своей пріятельницы.

— Я отложу это до другого дня, сказала она.

— Почему же? Не-уже-ли вы думаете, что важное извѣстіе, касающееся васъ, не важно для меня?

— Я въ этомъ увѣрена, но…

— Вы хотите сказать, что я разсердила васъ?

— Ну да, можетъ быть — немножко.

— Такъ перестаньте же сердиться, моя милая, честная Клэра! Я тоже была разсержена, но теперь я буду такъ спокойна, какъ комнатная кошка.

Мистриссъ Эскертонъ встала съ своего кресла и сѣла на диванѣ возлѣ Клэры.

— Вы не можете уйти, пока не скажете мнѣ; а если вы станете колебаться, я подумаю, что вы хотите поссориться со мною.

— Я приду къ вамъ завтра.

— Нѣтъ, нѣтъ, вы скажете мнѣ сегодня. Вы завтра цѣлый день будете приготовляться принимать вашего кузена.

— Какіе пустяки!

— Или будете приготовляться оправдывать его и мы не двинемся дальше. Скажите мнѣ сегодня. Вы не можете оставить меня, не удовлетворивъ моего любопытства послѣ того, что вы уже сказали.

— Вы, кажется, слышали о капитанѣ Эйльмерѣ?

— Разумѣется, я слышала о нёмъ.

— Но никогда его не видали?

— Вы знаете, что я никогда его не видала.

— Я вамъ говорила, что онъ былъ въ Перивэлѣ, когда умерла мистриссъ Унитерфильдъ.

— А теперь онъ сдѣлалъ предложеніе и вы принимаете его? Это дѣйствительно важно. Такъ? — скажите! Я это знаю! Почему же вы не говорите?

— Если вы знаете зачѣмъ мнѣ говорить?

— О Клэра, какъ я рада! Поздравляю васъ отъ всего моего сердца. Дорогая, дорогая Кіэра! какое счастливое обстоятельство! Какой успѣхъ! Именно какъ должно быть. Милый, добрый капитанъ явится кстати такъ умно и положитъ конецъ всѣмъ заботамъ!

— Я не вижу въ этомъ большого успѣха. Кто же имѣлъ этотъ успѣхъ?

— Вы, конечно.

— Стало быть онъ успѣха не имѣлъ?

— Не дурачьтесь, Клэра.

— Разумѣется, я имѣла успѣхъ, если выхожу за человѣка, котораго могу любить.

— Не дурачьтесь, другъ мой. Разумѣется, я не сомнѣваюсь, что между вами и имъ всё произошло какъ слѣдуетъ. Еслибы капитанъ Эйльмеръ былъ старшій братъ, а не младшій, и имѣлъ всё Эйльмерское имѣніе вмѣсто Перивэльскаго, я знаю, что вы не приняли бы его предложенія, еслибы онъ вамъ не нравился.

— Надѣюсь.

— Я въ этомъ увѣрена. Но когда дѣвушка, неимѣющая никакого состоянія, успѣла полюбить человѣка, имѣющаго двѣ-три тысячи годового дохода, и успѣла внушить ему любовь — вмѣсто пастора или деревенскаго доктора — это успѣхъ и ея друзья всегда будутъ думать это. А когда дѣвушка выходитъ за джентльмэна, да еще за члена Парламента вмѣсто… ну, я не буду говорить никакихъ личностей: её будутъ поздравлять съ такимъ положеніемъ. Можетъ быть это очень дурно, корыстолюбиво и всё такое, но такъ думаетъ свѣтъ.

— Я терпѣть не могу слышать о свѣтѣ.

— Да, другъ мой, всѣ приличныя молодыя дѣвицы ненавидятъ это. Но я примѣчаю, что такія дѣвушки, какъ вы, никогда не оскорбляютъ предубѣжденій свѣта. Вы не можете не знать, что вы сдѣлали бы дурной и сумасбродный поступокъ, если бы вышли за человѣка, неимѣющаго порядочнаго дохода.

— Но я не имѣла никакого намѣренія выходить замужъ.

— Чѣмъ же бы вы жили? Полно, Клэра, мы не будемъ ссориться за это. Я не сомнѣваюсь, что онъ очарователенъ, хорошъ собой и…

— Онъ вовсе не хорошъ собой, а что касается его очарованій…

— По-крайней-мѣрѣ онъ васъ очаровалъ.

— Онъ заставилъ меня вѣрить, что я могу положиться на него безъ всякихъ сомнѣній и любить его безъ всякихъ опасеній.

— Превосходный человѣкъ! и доходъ его будетъ прибавочнымъ удовольствіемъ. Вы согласитесь съ этимъ?

— Я ни съ чѣмъ не соглашусь.

— Когда же это будетъ?

— О! можетъ быть лѣтъ черезъ шесть или семь.

— Клэра!…

— Можетъ быть и скорѣе; но объ этомъ не было еще ничего говорено.

— Я думаю, мистеръ Эмедрозъ въ восторгѣ.

— Вовсе нѣтъ. Онъ просто разбранилъ меня, когда я ему сказала.

— Почему же? что же ему нужно?

— Вы знаете папа.

— Я знаю, что онъ бранитъ всё, но я не думала бы, чтобы онъ бранилъ васъ за это. Когда же онъ сюда пріѣдетъ?

— Кто?

— Капитанъ Эйльмеръ.

— Я не знаю пріѣдетъ ли онъ.

— Онъ долженъ же пріѣхать вѣнчаться.

— Всё это еще въ туманѣ. Мнѣ не хотѣлось говорить вамъ, но вы не должны предполагать, что если я вамъ сказала, то всё уже рѣшено. Еще ничего не рѣшено.

— Ничего, кромѣ одного?

— Ничего другого.

Клэра ушла черезъ часъ послѣ этого и удивилась, что за нею слѣдовалъ издали полковникъ Эскертонъ. Было тёмно въ это время и полковникъ Эскертонъ, по своему обыкновенію, долженъ былъ или ѣздить верхомъ или возвращаться съ прогулки. Клэра пробыла два часа въ коттэджѣ и когда пришла туда, она знала, что полковникъ еще не уѣзжалъ. Она вспомнила, что когда вели его лошадь передъ окномъ, ей тотчасъ пришло въ голову, что онъ остался дома только для того, чтобы поймать её, когда она уйдётъ. Онъ подошолъ къ ней, когда она проходила въ калитку, и предложилъ ей правую руку, приподнимая шляпу лѣвою. Иногда со всѣми нами случается въ жизни, что мы вдругъ коротко знакомимся съ людьми, которыхъ совсѣмъ не знаемъ. Мы часто встрѣчаемся съ такими людьми, часто ѣдимъ и пьёмъ въ ихъ обществѣ, знакомы съ ихъ наружностью и знаемъ вообще о ихъ поступкахъ, но никогда не вели съ нимъ особенныхъ разговоровъ. Случай сводитъ насъ вмѣстѣ и въ нѣкоторомъ смыслѣ они дѣлаются нашими друзьями. Мы, вѣроятно, сдѣлаемъ имъ какое-нибудь небольшое одолженіе, или ожидаемъ отъ нихъ того же; но между нами нѣтъ ничего общаго. Миссъ Эмедрозъ была коротко знакома съ полковникомъ Эскертономъ, то-есть она часто его видала, имя его было часто у нея на языкѣ, но она рѣдко разговаривала съ нимъ и о его привычкахъ знала только отъ его жены. Когда же онъ пошолъ съ нею изъ сада въ паркъ, она должна была предположить, что онъ хочетъ сказать ей нѣчто особенное.

— Я боюсь, что вамъ будетъ темно идти, миссъ Эмедрозъ, сказалъ онъ.

— Это только черезъ паркъ и я такъ хорошо знаю дорогу.

— Да, конечно. Я видѣлъ какъ вы вышли, и такъ какъ я желаю сказать вамъ слова два, я осмѣлился послѣдовать за вами. Когда мистеръ Бельтонъ былъ здѣсь, я не имѣлъ удовольствія встрѣчаться съ нимъ.

— Я помню, что вы не застали другъ друга.

— Да, мы не застали. Я слышалъ отъ моей жены, что онъ опять будетъ здѣсь дня черезъ два.

— Онъ будетъ у насъ послѣзавтра.

— Я надѣюсь, вы извините меня если я скажу, что было бы очень пріятно, если бы мы опять не застали другъ друга.

Клэра почувствовала какъ лицо ея вспыхнуло отъ гнѣва при этихъ словахъ. Полковникъ говорилъ медленно безъ запальчивыхъ выраженій, которыя употребляла его жена, но по этому самому его слова имѣли болѣе значенія. Уилльямъ Бельтонъ былъ кузенъ Клэры и такія слова полковника Эскертона безъ всякихъ предварительныхъ объясненій показались ей почти оскорбленіемъ. Но такъ какъ она не знала какъ ей отвѣчать подъ впечатлѣніемъ минуты, она молчала. Полковникъ продолжалъ.

— Вы можете быть увѣрены, миссъ Эмедрозъ, что я не обратился бы къ вамъ съ такой странною просьбою, если бы я не имѣлъ на это основательныхъ причинъ.

— Я нахожу это очень странной просьбой.

— И только одно сильное убѣжденіе въ необходимости этой просьбы заставило меня сдѣлать её.

— Если вы не хотите видѣть моего кузена, почему вы не можете избѣгать его ничего не говоря мнѣ объ этомъ?

— Потому-что вы тогда не поняли бы, почему я удаляюсь отъ него. Для моей жены и для васъ — если вы позволите мнѣ сказать — я не желаю открыто поссориться съ нимъ; но если мы встрѣтимся, мнѣ кажется ссора будетъ неизбѣжна. Мэри, вѣроятно, объяснила вамъ чѣмъ онъ насъ оскорбилъ.

— Мистриссъ Эскертонъ сказала мнѣ кое-что, но я увѣрена, что она ошибается.

— Я ничего не скажу объ этомъ, такъ-какъ вовсе не имѣю желанія возстановлять васъ противъ вашего кузена. Я прощусь съ вами теперь, такъ какъ вы возлѣ вашего дома.

Клэра, думая объ всёмъ этомъ, не могла не вспомнить воспоминаній своего кузена о миссъ Виго и мистерѣ Бердморѣ. Что если онъ наводилъ справки, справедливо ли его воспоминаніе? Она думала, что ничего не могло быть естественнѣе. Потомъ она подумала, что вообще люди не чувствуютъ такого сильнаго нежеланія отвѣчать на разспросы о ихъ прошлой жизни, которое выказали и полковникъ и мистриссъ Эскертонъ. Она была увѣрена только въ одномъ, что ея кузенъ Уилль Бельтонъ не наводилъ бы никакихъ справокъ, которыхъ ему не слѣдовало бы наводить, и не сдѣлаетъ неприличнаго употребленія изъ тѣхъ свѣдѣній, которыя онъ могъ получить.

ВТОРОЙ ВИЗИТЪ НАСЛѢДНИКА ВЪ БЕЛЬТОНЪ.

Клэра начала сомнѣваться, слѣдуетъ ли считать счастливыми настоящія обстоятельства ея жизни. Она очень любила въ различной степени и различнымъ образомъ капитана Эйльмера и Бельтона. Относительно ихъ обоихъ ея положеніе было теперь именно такое, какого она могла пожелать. Человѣкъ, котораго она любила, былъ помолвленъ съ ней, а другой человѣкъ, котораго она также любила какъ брата, ѣхалъ къ ней съ намѣреніемъ быть ея братомъ. А между тѣмъ всё шло дурно! Ея отецъ, хотя ничего не говорилъ противъ капитана Эйльмера, показывалъ множество маленькихъ признаковъ — въ которыхъ онъ былъ искуснымъ мастеромъ — что союзъ съ Эйльмеромъ непріятенъ ему и что онъ считаетъ себя оскорблённымъ тѣмъ, что его дочь не выходитъ за своего кузена; между тѣмъ какъ въ коттэджѣ было еще болѣе горькое чувство противъ Бельтона — чувство такое горькое, что оно почти заставляло Клэру желать, чтобы кузенъ не пріѣзжалъ.

Но кузенъ пріѣхалъ въ гигѣ изъ Таунтона, совершенно такъ, какъ въ первый разъ. Тогда, однако, онъ пріѣхалъ днёмъ, вездѣ стояли телеги съ сѣномъ, вездѣ сіяли красота и теплота лѣта; теперь же была зима, выпалъ снѣгъ и вѣтеръ стоналъ около старой башни и вся наружность дома казалась очень непріятна съ парадной двери. Когда стемнѣло, старый сквайръ занялся приготовленіями къ удобствамъ Уилля — какъ будто бы Клэра забыла обо всёмъ этомъ, всё думая о соперникѣ Уилля. Старикъ даже поднялся наверхъ посмотрѣть разведёнъ ли огонь въ комнатѣ Уилля. Онъ первый разъ вышелъ изъ своей комнаты послѣ многихъ дней и отдалъ особыя приказанія объ обѣдѣ Уилля совсѣмъ не въ такомъ духѣ, какъ онъ отдавать приказанія, когда Уилль пріѣзжалъ въ первый разъ и когда его пріѣздъ казался старику бездушнымъ, неделикатнымъ и почти непріязненнымъ поступкомъ.

— Хотѣлось бы мнѣ сойти внизъ, чтобы принять его, жалобно сказалъ Эмедрозъ. — Надѣюсь, что онъ не обидится.

— Вы можете быть увѣрены въ этомъ.

— Можетъ быть я могу завтра.

— Милый папа, вамъ лучше не думать объ этомъ, пока погода не сдѣлается теплѣе.

— Теплѣе! какъ она можетъ сдѣлаться теплѣе въ такое время года?

— Разумѣется, онъ придётъ къ вамъ наверхъ, папа.

— Онъ очень добръ, я знаю, что онъ очень добръ. Никто другой не сдѣлалъ бы этого.

Клэра понимала, что всё это значитъ. Разумѣется, она была рада, что ея отецъ такъ расположенъ къ ея кузену; но въ каждомъ словѣ, сказанномъ старикомъ въ пользу Уилля Бельтона подразумѣвалась хула капитану Эйльмеру и заключался упрёкъ дочери, зачѣмъ она отказала первому и приняла предложеніе послѣдняго.

Клэра была въ передней, когда пріѣхалъ Бельтонъ, и приняла его, когда онъ вошолъ, закутанный въ сырое тёплое пальто.

— Какъ вы добры, что пріѣхали въ такую погоду! сказала она.

— Я называю это прекрасной и пріятной погодой, отвѣчалъ онъ.

Это былъ тотъ же спокойный, радушный, довольный голосъ, который такъ много расположилъ въ его пользу при первомъ его пріѣздѣ въ Бельтонскій замокъ. Голоса, къ которымъ привыкла Клэра, были бранчивые — какъ будто тѣ, кому они принадлежали, находили свѣтъ самымъ дурнымъ мѣстомъ. Но голосъ Бельтона какъ-будто говорилъ о весёлыхъ дняхъ и счастливыхъ друзьяхъ и вообще о такомъ положеніи дѣла, отъ котораго стоило жить. А между тѣмъ не прошло и двухъ сутокъ послѣ того, какъ онъ ходилъ по Лондону въ такомъ огорченіи, что почти проклиналъ тотъ часъ, въ который онъ родился. Огорченіе всё еще оставалось, а голосъ былъ веселъ. Говорятъ, будто больныя птицы прячутся, чтобы умереть одиноко и непримѣтно, и раненые звѣри скрываются, чтобы ихъ страданія не видали имъ подобные. Человѣкъ имѣетъ такой же инстинктъ, чтобы скрывать слабость своихъ страданій, скрывая ихъ въ своёмъ сердцѣ для безсонныхъ ночей, между тѣмъ, какъ для свѣта онъ показываетъ лицо, на которомъ заботы не оставили слѣдовъ.

— Вы вѣрно пожалѣете, что папа такъ боленъ, что не можетъ сойти внизъ.

— Не-уже-ли? Мнѣ искренно жаль! Я слышалъ, что онъ нездоровъ, но не зналъ, что онъ боленъ до такой степени.

— Можетъ быть онъ воображаетъ себя слабѣе, нежели на самомъ дѣлѣ.

— Мы должны постараться вылечить его отъ этого. Я могу его видѣть, надѣюсь?

— О да! Онъ очень желаетъ, чтобы вы пришли къ нему. Какъ только вы будете готовы идти наверхъ, я сведу васъ.

Онъ уже снялъ съ себя тёплую одежду и, объявивъ, что готовъ идти, тотчасъ послѣдовалъ за Клэрою въ комнату сквайра.

— Очень жалѣю, сэръ, что нахожу васъ въ такомъ положеніи, сказалъ онъ.

— Я очень боленъ, Уилль, очень, отвѣчалъ сквайръ, протягивая руку такимъ образомъ, какъ-будто съ трудомъ могъ поднять её съ колѣнъ.

А полчаса тому назадъ онъ ходилъ по корридору.

— Мы посмотримъ, не можемъ ли поправить ваше здоровье, сказалъ Уилль.

Сквайръ покачалъ головой съ медленнымъ, но меланхолическимъ движеніемъ, не поднимая глазъ съ пола.

— Не думаю, чтобы вы увидали меня когда-нибудь здоровѣе, Уилль, сказалъ онъ.

А полчаса тому назадъ, онъ хотѣлъ сойти въ столовую на слѣдующій день.

— Я не долго буду безпокоить васъ, продолжалъ сквайръ: — вы скоро получите всё, не платя арендныхъ денетъ.

Это было очень непріятно и почти лишило Бельтона желанія казаться весёлымъ, но онъ всё-таки возразилъ настойчиво:

— Этотъ день еще долго не настанетъ, сэръ.

— Ахъ! это легко сказать. Но всё равно. Зачѣмъ мнѣ желать оставаться въ живыхъ, когда я увижу её пристроенной. Мнѣ не для чего жить, какъ только для того, чтобы она могла имѣть свой домъ.

Объ этомъ Бельтону невозможно было сказать что-нибудь.

Возлѣ него стояла Клэра, а онъ зналъ, что она помолвлена съ капитаномъ Эйльмеромъ. Какъ же могъ онъ говорить объ устройствѣ Клэры въ жизни? Разумѣется, что-нибудь должно быть сказано между нимъ и старикомъ, а также между нимъ и Кларой, но разсуждать о надеждахъ Клэры въ жизни, въ присутствіи ихъ обоихъ, совершенно было невозможно.

— Болѣзнь папа дѣлаетъ его такимъ грустнымъ, сказала Клэра.

— Разумѣется, разумѣется, это всегда такъ бываетъ, сказалъ Уилль.

— Мнѣ кажется онъ понравится, когда погода сдѣлается теплѣе, продолжала Клэра.

— Кажется, мнѣ позволительно знать какъ я чувствую себя, сказалъ сквайръ: — но я не стану задерживать здѣсь Уилла, когда ему надо обѣдать. Вамъ лучше оставить меня теперь.

Уилль пошелъ въ свою прежнюю комнату и черезъ четверть часа сидѣлъ съ Клэрой за обѣденнымъ столомъ, а еще черезъ четверть часа обѣдъ кончился и они оба придвинули кресла къ камину.

Никто изъ нихъ не зналъ какъ начать. Клэра не считала себя обязанной объявлять о своей помолвкѣ кузену, а между тѣмъ она чувствовала, что съ ея стороны будетъ нехорошо не сдѣлать этого. Если бы Уилль не сдѣлалъ ошибки и не пожелалъ самъ жениться на ней, она разумѣется, сдѣлала бы это. Еслибы она предполагала, что Уилль имѣетъ какое-нибудь намѣреніе возобновить эту ошибку, она считала бы себя обязанной сказалъ ему, чтобы онъ могъ спасти себя отъ безполезнаго страданія. Но она не предполагала въ нёмъ подобнаго намѣренія, однако она не могла не припомнить сцены на скалѣ. Потомъ должна она была или не должна сказать ему что-нибудь объ Эскертонахъ?

Онъ также находился въ большомъ затрудненіи относительно этого. Онъ не думалъ, чтобы извѣстія, которыя онъ слышалъ отъ своего пріятеля стряпчаго, требовали подтвержденія; а между тѣмъ было необходимо, чтобы онъ узналъ отъ самой Клэры, что она распорядилась уже своею рукою; необходимо было также, чтобы онъ сказалъ ей нѣсколько словъ о ихъ будущихъ отношеніяхъ и дружбѣ.

— Вы должны съ нетерпѣніемъ желать узнать какъ идётъ ваша ферма, сказала она.

Онъ не очень думалъ о своихъ земледѣльческихъ попыткахъ въ Бельтонѣ послѣдніе четыре дни и ему врядъ было бы досадно, если бы ему сказали, что весь скотъ поголовно погибъ отъ падежа. Имъ еще руководила нѣкоторая мысль объ успѣхѣ начатаго имъ дѣла; но тутъ шло дѣло о принципѣ, а сама спекуляція не интересовала его. Но онъ не могъ объяснить всего этого и долженъ былъ холодно соглашаться съ нею.

— Ферма! вы хотите сказать скотъ. Да, я пойду и посмотрю рано утромъ. Полагаю, что всѣ живы.

— Пёджъ говорилъ, что весь скотъ находится въ прекрасномъ состояніи.

Пёджъ бытъ главный изъ бельтонскихъ работниковъ, котораго Уилль нанялъ смотрѣть за своими дѣлами.

— Это очень хорошо, навѣрно Пёджъ знаетъ столько же объ этомъ, сколько и я.

— Но глаза хозяина значатъ всё.

— У Пёджа глаза также хороши, какъ и мои, а можетъ быть и гораздо лучше, такъ какъ ему извѣстна здѣшняя сторона.

— Вы обыкновенно говорили, что всякій человѣкъ самъ долженъ заботиться о своихъ интересахъ.

— Я и забочусь о нихъ. Я пойду завтра съ Пёджемъ осмотрѣть каждую корову и сдѣлаю видъ будто я знаю болѣе, чѣмъ онъ. Главное состоитъ въ томъ, чтобы не имѣть слишкомъ много скота. Говорятъ, что полстада приноситъ цѣлую выгоду, а цѣлое стадо — половину выгоды.

— Скотъ такъ подверженъ падежу.

— Я всегда застраховываю.

Клэра примѣтила, что разговоръ о скотѣ не идётъ къ настоящему случаю. Когда Уилль прежде былъ въ Бельтонѣ, ему болѣе всего нравилось говорить о навѣсахъ, о землѣ, о такомъ родѣ скота, который будетъ идти къ этому мѣсту; но новизна исчезла и фермеръ уже не желалъ говорить о своей фермѣ. Безпокоясь найти предметъ разговора, который не былъ бы непріятенъ, Клэра перешла отъ скота къ коровѣ.

— Вы не можете себѣ представить, какъ всѣ мы любимъ Бесси. Она, кажется, думаетъ, что она имѣетъ право ходить повсюду и дѣлать всё.

— Я надѣюсь, позаботились, чтобы у ней былъ кормъ на зиму.

— Кормъ на зиму! самъ Пёджъ, вся семья Пёджа и всѣ въ домѣ и весь вашъ скотъ скорѣе будутъ голодать, чѣмъ Бесси останется безъ пищи. Пёджъ всегда говорилъ нравоучительно, качая головою, что молодой сквайръ особенно заботился о Бесси.

— Эти ольдернейскія коровы требуютъ небольшихъ попеченій — вотъ и всё.

Бесси помогла Клэрѣ въ ея настоящемъ затрудненіи не болѣе самой неаристократической коровы. Наступило молчаніе, потомъ Клэра начала опять:

— Какъ вы оставили вашу сестру, Уилль?

— Такъ, какъ обыкновенно. Мнѣ кажется, что она перенесла начало холодной погоды лучше, чѣмъ въ прошломъ году.

— Мнѣ такъ хотѣлось бы познакомиться съ нею…

— Можетъ быть вы и познакомитесь когда-нибудь. Но я этого не думаю.

— Почему же?

— Теперь невѣроятно, чтобы вы пріѣхали въ Плэстоу, а Мэри выѣзжаетъ оттуда только къ дядѣ.

Клэра тотчасъ догадалась, что Уилль слышалъ о ея помолвкѣ, хотя не могла себѣ представить изъ какого источника. Въ тонѣ его голоса, особенно въ выраженіи слова «теперь», что-то сказало ей это.

— Я была бы рада поѣхать туда, если бы могла, сказала она съ тѣмъ особеннымъ лицемѣрствомъ, которое принадлежитъ женщинамъ и позволяется имъ: — но, разумѣется, я не могу оставить папа въ его настоящемъ положеніи.

— А если бы вы и могли его оставить, вы не поѣхали бы въ Плэстоу.

— Нѣтъ, если вы и Мэри не пригласите меня.

— Вы не поѣхали бы, если бы мы и пригласили. Какъ вы можете?

— Что вы хотите сказать, Уилль? Вы какъ-то свирѣпо обращаетесь со мною.

— Не-уже-ли? Ну, я чувствую свирѣпость, но не къ вамъ.

— Надѣюсь и ни къ кому изъ близкихъ ко мнѣ.

Клэра знала, что настало время, что теперь предстоитъ разсуждать о ея будущей жизни и начала бояться, что это разсужденіе будетъ нелегко; но она не знала, какъ дать ему направленіе. Она боялась, что Уилль разсердится, а между тѣмъ не знала почему. Онъ спокойно принялъ ея отказъ и врядъ ли могъ счесть обидою, что она теперь помолвлена съ капитаномъ Эйльмеромъ.

— Мистеръ Гринъ сказалъ мнѣ, продолжалъ онъ: — что вы выходите замужъ.

— Какъ могъ это знать мистеръ Гринъ?

— Онъ зналъ — по-крайней-мѣрѣ я такъ полагаю, потому-что онъ мнѣ сказалъ.

— Какъ это странно!

— Я полагаю, что это правда?

Клэра не дала сейчасъ отвѣта и Уилль опять повторилъ вопросъ:

— Я полагаю, что это правда?

— Да, я помолвлена.

— Съ капитаномъ Эйльмеромъ?

— Да, съ капитаномъ Эйльмеромъ. Вы знаете, что я знала его давно. Я надѣюсь, что вы не разсердитесь на меня за то, что я не написала намъ объ этомъ. Какъ ни странно можетъ показаться, соображая, что вы уже слышали объ этомъ, но нѣтъ еще недѣли, какъ это рѣшено, и еслибы я написала вамъ, я могла бы только адресовать моё письмо сюда.

— Я объ этомъ подумалъ; я не желалъ особенно, чтобы вы писали ко мнѣ. Какую разницу сдѣлало бы это?

— Но я чувствовала бы это своею обязанностью за вашу доброту и ваше… вниманіе ко мнѣ.

— Вниманіе! какая польза въ моёмъ вниманіи?

— Ужъ не хотители вы поссориться со мною, Уилль, за то… за то… за то… Если бы ты дѣйствительно были моимъ братомъ, какъ вы разъ мнѣ обѣщали, вы не могли бы не одобрить того, что я сдѣлала.

— Но я не братъ вашъ.

— О Уилль! это звучитъ такъ жестоко.

— Я не братъ ваигь и не имѣю права одобрять или не одобрять.

— Я не скажу, что моё согласіе на предложеніе капитана Эйльмера должно было зависѣть отъ вашего согласія. Это было бы несправедливо къ нему и поставило бы меня въ ложное положеніе.

— Развѣ я просилъ васъ дѣлать какую-нибудь подобную нелѣпую жертву?

— Выслушайте меня, Уилль. Я говорю, что я не могла этого сдѣлать. Но, кромѣ этого, я готова на всё, чтобы сдѣлать вамъ удовольствіе. Я такъ дорожу вашимъ сужденіемъ и вашей добротою, а болѣе всего вашей дружеской привязанностью, я люблю васъ такъ нѣжно, что… о Уилль! скажите мнѣ доброе слово.

— Доброе слово; да, но какого рода доброе слово?

— Вамъ надо знать, что капитанъ Эйльмеръ…

— Не говорите мнѣ о капитанѣ Эйльмерѣ; развѣ я сказалъ что-нибудь противъ него? развѣ я сдѣлалъ какое-нибудь возраженіе? Разумѣется, я знаю его превосходство надо мной, я знаю, что онъ человѣкъ свѣтскій а я нѣтъ, что онъ образованъ, а я невѣжда, что онъ имѣетъ положеніе въ свѣтѣ а я не имѣю, что онъ можетъ многое предложить, а я не могу предложить ничего. Разумѣется, я вижу разницу, но это не доставляетъ мнѣ никакого утѣшенія.

— Уилль, я научилась любить его прежде чѣмъ увидѣла васъ.

— Зачѣмъ вы мнѣ этого не сказали? чтобы я зналъ, что надежды не было и уѣхалъ бы изъ Англіи совсѣмъ. Если всё было рѣшено тогда, зачѣмъ вы мнѣ не сказали и не избавили отъ горести разбить себѣ сердце ложными надеждами?

— Тогда ничего не было рѣшено. Я совсѣмъ не знала моихъ чувствъ, но я любила его. Можете ли вы это понять? Не довольно ли я вамъ сказала?

— До, я это понимаю.

— И вы меня осуждаете?

Онъ подумалъ прежде чѣмъ отвѣчалъ.

— Нѣтъ, я васъ не осуждаю, сказалъ онъ наконецъ: — я, думаю, что я долженъ осуждать только самого себя. Но вы должны имѣть терпѣніе со мною. Я былъ такъ счастливъ, а теперь такъ несчастливъ!

Клэра ничего не могла сказать ему въ утѣшеніе. Она совершенію ошибочно поняла его вниманіе къ ней и даже ошибочно поняла натуру этого человѣка Теперь она могла сказать себѣ, что если бы она знала Уилля лучше, она не допустила бы этого второго посѣщенія, или позаботилась бы, чтобы Уилль узналъ правду отъ нея самой до пріѣзда. Теперь она могла только ждать, пока у него опять найдутся силы скрыть его страданія подъ покрываломъ его мужества.

— Я ни слова не могу сказать противъ того, что вы сдѣлали, сказалъ онъ наконецъ: — ни слова. Но вы понимаете, что я хотѣлъ сказать, когда говорилъ, что вы наврядъ пріѣдете въ Плэстоу.

— Когда-нибудь, Уилль, когда у васъ будетъ жена…

— Очень хорошо; но мы не будемъ говорить объ этомъ, теперь, пожалуйста. Когда у меня будетъ жена, тогда другое дѣло, а до тѣхъ-поръ ваша жизнь и моя будутъ отдѣльны. Вы, я полагаю будете съ нимъ въ Лондонѣ, а я — чортъ знаетъ гдѣ!

— Какъ вы можете говорить со мною такимъ образомъ! Развѣ это значитъ быть моимъ братомъ?

— Я ни имѣю къ вамъ братскихъ чувствъ. Впрочемъ, я прошу у васъ прощенія и теперь мы покончимъ съ этимъ. Пролитого молока не воротишь, а мои кувшины съ молокомъ разбились — вотъ и всё. Какъ вы думаете, не пойти ли намъ опять къ вашему отцу?

На слѣдующій день Эмедрозъ и Бельтонъ говорили о томъ же; разговоръ шолъ очень спокойно. Уилль рѣшился не обнаруживать своей слабости передъ отцомъ, какъ онъ обнаружилъ передъ дочерью. Когда сквайръ плачевнымъ голосомъ выразилъ сожалѣніе, что выборъ его дочери не палъ на другого, Уилль могъ сказать, что о прошломъ нечего и вспоминать. Онъ также объ этомъ сожалѣлъ, но теперь всё было кончено. А когда сквайръ рѣшился сказать нѣсколько недоброжелательныхъ словъ о капитанѣ Эйльмерѣ, Уилль тотчасъ остановилъ его, увѣряя, что капитанъ именно таковъ, какимъ онъ долженъ быть.

— Мнѣ было бы такъ пріятно думать, что сынъ моей дочери будетъ жить въ старомъ домѣ своего дѣда, прошепталъ Эмедрозъ.

— Неизвѣстно еще, можетъ быть и будетъ, сказалъ Уилль. — Но всѣ эти вещи такъ сомнительны, что человѣку не слѣдуетъ основывать на нихъ свой счастье.

Послѣ этого онъ пошолъ бродить по имѣнію и на третій день Клэра могла уже примѣтить, что, несмотря на всё сказанное имъ, онъ былъ такъ занятъ скотомъ, какъ-будто его насущный хлѣбъ зависѣлъ отъ него.

Ничего еще не было сказано объ Эскертонахъ и Клэра рѣшила, что она первая не упомянетъ ихъ имя. Мистриссъ Эскертонъ предсказывала, что Уилль сообщитъ какія-то свѣдѣнія о ней, и Клэра по-крайней-мѣрѣ хотѣла видѣть самъ ли кузенъ ея заговоритъ объ этомъ; но прошло три дня, а онъ не дѣлалъ никакихъ намёковъ о коттэджѣ и его обитателяхъ. Это было странно само-по-себѣ, такъ какъ Эскертоны были единственными друзьями Клэры въ этомъ мѣстѣ и такъ какъ Бельтонъ былъ лично знакомъ съ мистриссъ Эскертонъ. Но такъ было; и когда Эмедрозъ сказалъ что-то о мистриссъ Эскертонъ въ присутствіи Клэры и Бельтона, оба не поддержали этого разговора такимъ образомъ, что Клэра поняла, что ей слѣдуетъ избѣгать всякихъ разсужденіи объ Эскертонахъ. На четвёртый день Клэра увидала мистрисъ Эекертонъ, но объ имени Уилля Бельтона не упоминалъ никто. Между всѣми ими было чувство какой-то таинственности дѣлавшее ихъ неспокойными и, повидимому, не допускавшее никакого разрѣшенія. Клэра была увѣрена болѣе прежняго, что кузенъ ея не дѣлалъ никакихъ справокъ, какихъ ему не слѣдовало дѣлать, и что онъ не употребитъ неприличнымъ образомъ никакихъ свѣдѣній, полученныхъ имъ; но о такой увѣренности съ ея стороны она не могла сказать ничего.

Прошло три недѣли и повидимому посѣщеніе Бельтона должно было кончиться безъ всякихъ открытыхъ непріятностей. Время отъ времени говорили о капитанѣ Эйльмерѣ, но очень мало и Бельтонъ не дѣлалъ никакихъ намёковъ на свои чувства. Онъ пріѣхалъ на мѣсяцъ; и для него и для Клэры мѣсяцъ прошолъ медленно; никто изъ нихъ не находилъ большого удовольствія въ обществѣ другого. Старый сквайръ сходилъ разъ внизъ часа на два и всё время провёлъ въ горькихъ жалобахъ. Всё было дурно и всѣ дурно обращались съ нимъ. Даже съ Уиллемъ онъ ссорился, или старался поссориться за всё, что дѣлалось въ имѣніи, хотя въ то же время онъ не переставалъ ворчать на своего гостя за то, что онъ уѣзжаетъ и оставляетъ его. Бельтонъ переносилъ всё это такъ хорошо, что ворчанье и ссора повели не ко многому; но для того, чтобы предупредить серьёзныя непріятности и недоразумѣнія, требовалось всё его добродушіе и весь его обширный, здравый смыслъ.

Въ то время, какъ кузенъ Клэры былъ въ Бельтонѣ, она получила два письма отъ капитана Эйльмера, который проводилъ рождественскіе праздники съ отцомъ и съ матерью, а наканунѣ отъѣзда кузена Клэра получила третье письмо. Въ каждомъ изъ этихъ писемъ говорилось очень мало о сэрѣ Энтони, но всѣ они были полны лэди Эйльмеръ. Въ первомъ письмѣ капитанъ писалъ съ чѣмъ-то похожимъ на энтузіазмъ влюблённаго и, слѣдовательно, Клэра не чувствовала маленькой помѣхи къ ея счастью, которая заключалась въ намёкахъ на идеи лэди Эйльмеръ, на ея надежды и на ея опасенія. Клэра выходила замужъ не за лэди Эйльмеръ и не опасалась, чтобы не могла отстоять свои права противъ какой бы то ни было свекрови, еслибы имъ пришлось сойтись лицомъ къ лицу. А пока казалось, что капитанъ Эйльмеръ держитъ ея сторону, а не матери, то всё было очень хорошо. Второе письмо было болѣе непріятно, такъ какъ въ нёмъ заключались два-три совѣта относительно поведенія, которые очевидно были внушены ея сіятельствомъ. Я нахожу, что ничего не можетъ быть раздражительнѣе для помолвленной молодой дѣвицы, какъ совѣтъ ея нареченной свекрови. Помолвленная молодая дѣвушка, если она дѣйствительно влюблена, почти всё приметъ отъ своего жениха, пока она увѣрена, что это происходитъ отъ него симого. Онъ можетъ позволять себѣ всё, что хочетъ относительно ея нарядовъ. Онъ можетъ предписать ей чтеніе всякаго рода, только бы онъ снабжалъ её книгами. Онъ даже можетъ вмѣшаться въ ея танцы, рекомендовать или исключать кавалеровъ, но онъ не долженъ поручать ничего этого своей матери. Въ отвѣтъ на второе письмо Клэра не многимъ выказала своё неудовольствіе. Она не сказала ничего, но, не сказавъ ничего, она выказала своё возраженіе и капитанъ Эйльмеръ это понялъ. Потомъ пришло третье письмо, и такъ-какъ въ нёмъ заключались вещи, касающіяся нашей исторіи, то мы приведёмъ его вполнѣ, и я надѣюсь, что оно можетъ послужить мущинамъ, собирающимся жениться, образцомъ писемъ такого рода, которыя они не должны писать возлюбленной своего сердца.

«Замокъ Эйльмеръ, 19 января 186—.»

"Возлюбленная Клэра, я получилъ ваше письмо вчера, 16 и очень жалѣю, что вы не сказали ничего о мнѣніи моей матери на счотъ перивэльскаго дома. Разумѣется, она знала, что я получить отъ васъ письмо и осталась недовольна, когда я былъ принуждёнъ сказать ей, что вы не намекнули даже на этотъ предметъ. Она очень тревожится относительно васъ; и такъ какъ она дала теперь согласіе на нашъ бракъ, то, разумѣется, она желаетъ знать, что на ея ласковыя чувства платятъ взаимностью. Я увѣрилъ её, что моя Клэра послѣдняя особа на свѣтѣ, которая способна показать небреженіе въ подобномъ дѣлѣ, и напомнить ей, что молодыя дѣвушки не всегда акуратны въ своихъ отвѣтахъ на письма. Вспомните, что теперь я служу вамъ порукою и напишите же нѣсколько словъ, которыя сняли бы съ меня мою отвѣтственность.

"Когда я сказалъ вамъ о продолжительной болѣзни вашего отца, о которой она чрезвычайно сожалѣетъ, и о постоянномъ присутствіи въ Бельтонскомъ замкѣ вашего кузена, она казалось полагала, что посѣщеніе мистера Бельтна не должно быть продолжительно. Когда я сказалъ ей, что онъ вашъ ближайшій родственникъ, она замѣтила, что кузены всё равно что другіе люди — что дѣйствительно и правда. Я знаю, что моя Клэра не будетъ предполагать, что въ моихъ словахъ подразумѣвается какое-нибудь большее значеніе, напротивъ. Но, не имѣя собственной матери, вы не прочь будете узнать каково мнѣніе моей матери о вещахъ, такъ близко касающихся васъ.

"Теперь я перехожу къ другому предмету и то, что я скажу о нёмъ, очень удивитъ васъ, бы знаете, я думаю, что моя тётка Уинтерфильдъ имѣла со мною разговоръ о вашихъ сосѣдяхъ Эскертонахъ, и припомните, что моя тётка, идеи которой о подобныхъ предметахъ были всегда правильны, боялась нѣсколько, что отецъ вашъ недостаточно освѣдомился о нихъ прежде чѣмъ позволялъ имъ поселиться около него. Теперь оказывается, что мистриссъ Эскертонъ совсѣмъ не то, чѣмъ она должна быть. Мать моя хотѣла сначала сама писать вамъ объ этомъ, но она и нѣсколько устала и наконецъ рѣшила, что во всякомъ случаѣ лучше мнѣ написать вамъ. Мистриссъ Эскертонъ была замужемъ за капитаномъ Бердморомъ и оставила своего мужа при его жизни подъ покровительствомъ полковника Эскертона Кажется, послѣ того она обвѣнчалась съ полковникомъ. Капитанъ Бердморъ умеръ, четыре года тому назадъ въ Индіи, и весьма вѣроятно, что бракъ былъ совершёнъ. Но при подобныхъ обстоятельствахъ, какъ говоритъ лэди Эйльмеръ, вы тотчасъ примѣтите, что всякое знакомствѣ между вами и этой дамой должно быть прекращено. Ваше собственное чувство того, что для васъ прилично какъ для незамужней дѣвушки, или для моей будущей жены, или просто какъ для женщины, тотчасъ заставитъ васъ почувствовать, что такъ должно быть. Мнѣ кажется, если бы я былъ на нашемъ мѣстѣ, я всё разсказалъ бы мистеру Эмедрозу: но это я предоставляю вамъ. Могу увѣрить васъ, что лэди Эйльмеръ имѣетъ полное доказательство справедливости того, что я вамъ говорю.

"Я ѣду въ Лондонъ въ февралѣ. Я полагаю, что я едва ли могу имѣть надежду видѣть васъ прежде іюля или августа, но надѣюсь, что до того мы назначимъ день, когда вы сдѣлаете меня счастливѣйшимъ изъ людей.

"Съ истинной любовью вашъ

"Ф. Эйльмеръ".

Это было непріятное, гадкое письмо съ первой строчки до послѣдней; въ нёмъ не было ни одного слова, которое не оскорбляло бы чувствъ Клэры, ни одной мысли, которая не подавала бы поводъ опасаться за ея будущее счастье. Но свѣдѣнія, которыя заключались въ нёмъ объ Эскертонахъ, заставили её, на минуту, почти забыть о лэди Эйльмеръ и о ея дерзости. Можетъ ли эта исторія быть справедлива? А если она и справедлива, на сколько она, Клэра, обязана принять намёкъ или, лучше сказать, повиноваться приказанію, отданному ей? Какіе шаги должна она сдѣлать, чтобы узнать правду? Потомъ она припоминала обѣщаніе мистриссъ Эскертонъ: «если вамъ понадобятся вопросы и вы сдѣлаете ихъ мнѣ, я буду отвѣчать на нихъ!» Свѣдѣнія, предсказываемыя мистриссъ Эскертонъ, были доставлены, но не Уиллемъ Бельтономъ, котораго бранила мистрисъ Эскертонъ, но капитаномъ Эйльмеромъ, похвалы, которому мистриссъ Эскертонъ такъ давно пѣла. Когда Клэра думала объ этомъ, она не могла не анализировать своихъ чувствъ, нелишонныхъ нѣкотораго торжества. Она знала, что Бельтонъ не станетъ нападать на женщину. Капитанъ Эйльмеръ сдѣлалъ это и Клэру это почти не удивило, однако она любила капитана Эйльмера и обѣщала выйти за капитана Эйльмера. Но, по правдѣ сказать, Клэра сама не знала кого она любила.

Письмо это было получено въ воскресенье утромъ и Клэра съ Бельтономъ пошли вмѣстѣ въ церковь. Рано на слѣдующее утро онъ долженъ былъ ѣхать въ Тоунтонъ. Въ церкви они увидали мистриссъ Эскертонъ, которая бывала тамъ нечасто, точно будто она пришла нарочно, чтобы видѣть Бельтона хоть разъ. Выходя изъ церкви, она поклонилась Бельтону и это былъ единственный случай, когда они видѣли другъ друга впродолженіе его мѣсячнаго пребыванія въ Сомерсетширѣ.

— Приходите ко мнѣ завтра, Клэра, сказала мистриссъ Эскертонъ, когда они шли вмѣстѣ но деревнѣ.

Клэра пролепетала что-то въ отвѣтъ, еще не рѣшившись какъ она должна поступить. Уилль Бельтонъ уѣхалъ рано на слѣдующее утро и Клэра опять встала, чтобы подать ему завтракъ. Теперь онъ уже не думалъ о томъ, чтобы поцаловать её. Онъ уѣхалъ, не сказавъ ей ни слова о мистриссъ Эскертонъ и Клэра принялась думать о томъ, что ей слѣдуетъ сдѣлать съ извѣщеніемъ, сообщоннымъ ей капитаномъ Эйльмеромъ.

ЗАМОКЪ ЭЙЛЬМЕРЪ.

Замокъ Эйльмеръ составлялъ, по мнѣнію нѣкоторыхъ, величественную загородную резиденцію. Паркъ былъ великъ; онъ заключалъ триста или четыреста десятинъ и былъ населёнъ, не очень много, аристократическими оленями. Онъ былъ окружонъ аристократическимъ палисадомъ и имѣлъ въ трёхъ разныхъ концахъ аристократическія ворота. Овецъ было больше чѣмъ оленей, потому что сэръ Энтони, хотя имѣлъ большой доходъ, находился въ довольно стѣснённыхъ обстоятельствахъ. Мѣстность была совершенно плоская и деревья не очень часты. 3амокъ не имѣлъ особенной красоты и его репутація величія зависѣла по большей части отъ его величины и отъ его установившейся репутаціи, какъ важнаго фамильнаго помѣстья въ графствѣ. Домъ былъ каменный, съ портикомъ колоннъ іоническаго ордена и съ двумя флигелями. Требовалось большое количество слугъ, чтобы содержать домѣ въ порядкѣ, а многочисленные слуги требовали опытной дуэньи, почти такой же величественной по наружности, какъ сама лэдя Эйльмеръ, чтобы содержать въ порядкѣ ихъ. Были: коляски, карета, буфетчикѣ, два лакея, три лѣсничихъ, четыре садовника, кучеръ, нѣсколько конюшенъ, множество работниковъ и мальчишекъ для работъ, которыхъ садовники, лѣсничіе и конюхи не хотѣли дѣлать сами. Всѣ они толстѣли, глупѣли и лѣнились, такъ что читатель тотчасъ примѣтитъ, что замокъ Эйльмеръ содержался въ настоящемъ англійскомъ стилѣ. Сэръ Энтони часто разсуждалъ съ своимъ управителемъ о возможности уменьшить издержки резиденціи, и лэди Эйльмеръ всегда присутствовала на этихъ разсужденіяхъ и, вѣроятно, управляла ими; но оказывалась, что ничего нельзя сдѣлать. Всякое покушеніе отставить лѣсничаго или садовника очевидно остановитъ ходъ механизма эйльмерскаго замка. Если окажется необходимо уменьшить что-нибудь въ замкѣ Эйльмеръ, то его слѣдовало оставить и, слѣдовательно, позволить померкнуть эйльмерской славѣ. Но дѣла сэра Энтони шли не такъ дурно. Садовниковъ, конюховъ, лѣсничихъ держали; десять человѣкъ прислуги садились за два завтрака, обѣдъ и ужинъ въ людской каждый день, а лэди Эйльмеръ очень мало или даже вовсе не принимала гостей и довольствовалась плохими завтраками и дурными обѣдами для себя, своего мужа и своей дочери. По всему этому видно, что она исполняла свою обязанность какъ жена англійскаго помѣщика и прилично поддерживала его званіе баронета.

Это былъ человѣкъ толстый, лѣтъ семидесяти, Страдавшій подагрой и не имѣшій никакихъ занятій, которыя способствовали бы къ его удобствамъ. Онъ былъ охотникомъ, но не имѣлъ той энергіи, которая заставляетъ охотниковъ продолжать этй развлеченія, несмотря на преклонныя лѣта. Онъ былъ и оставался и теперь судьёю, но никогда не имѣлъ успѣха въ судебной залѣ, и теперь рѣдко безпокоилъ графство своимъ судебнымъ безсиліемъ. Онъ любилъ прежде хорошіе обѣды и хорошія вина и еще и теперь дѣлалъ попытки къ наслажденіямъ такого рода; но подагра и лэди Эйльмеръ препятствовали ему въ этомъ, и онъ имѣлъ весьма мало случаевъ наполнять пробѣлы въ своейтжизни кухнею или погребомъ. Онъ былъ высокъ ростомъ, имѣлъ широкую грудь, красное лицо и множество сѣдыхъ волосъ и очень любилъ бранить своихъ слугъ. Онъ находилъ удовольствіе стоить съ двумя палками на верху, лѣстницы передъ дверью своихъ комнатъ и ругать всякаго, кто проходилъ мимо него; но онъ не могъ дѣлать этого въ присутствіи лэди Эйльмеръ; и слуги, зная его привычку, злобно бѣгали изъ той стороны дома, въ которой находился онъ. Съ своимъ старшимъ сыномъ, Энтони Эйльмеромъ, онъ находился не въ весьма хорошихъ отношеніяхъ; и хотя положительной ссоры не было, наслѣдникъ не часто пріѣзжалъ въ замокъ Эйльмеръ. Своимъ сыномъ Фредерикомъ онъ гордился, и лучшіе дни его жизни вѣроятно были тѣ, которые капитанъ Эйльмеръ проводилъ въ домѣ. Тогда обѣды заказывались гораздо вкуснѣе и это былъ предлогъ подавать лучшій портвейнъ, который сэръ Энтони любилъ до страсти. Вообще жизнь его была не весьма привлекательна; и хотя онъ былъ баронетомъ и получалъ восемь тысячъ ф. ст. годового дохода и былъ владѣльцемъ Эйльмерскаго Замка, я не думаю, чтобы онъ былъ когда нибудь счастливымъ человѣкомъ.

Лэди Эйльмеръ была счастливѣе. Она имѣла занятія, о которыхъ ея мужъ не зналъ ничего и къ которымъ онъ былъ совершенно неспособенъ. Хотя ей не удавалось ограничить расходы, ей удавалось вести хозяйственныя книги. Сэръ Энтони могъ только ругать слугъ, когда они имѣли безразсудство попадаться ему на встрѣчу; и даже въ этомъ его ограничивало присутствіе жены. Но лэди Эйльмеръ могла нападать на нихъ и день и ночь. Она не страдала подагрою, которая мѣшала бы ей ходить по дому и по парку, и могла пробираться въ такія мѣста, которыхъ хозяинъ никогда не видалъ. Она писала по нѣскольку писемъ каждый день, между тѣмъ какъ сэръ Энтони почти никогда не бралъ въ руки пера. Ей были извѣстны коттэджи всѣхъ бѣдныхъ въ деревнѣ, а также и всѣ ихъ грѣхи. Она выѣзжала каждый день и лѣтомъ и зимою, въ сухую и дождливую погоду. У ней была собесѣдница — ея дочь, между тѣмъ какъ сэръ Энтони не имѣлъ собесѣдника. Куда бы ни отправлялась Лэди Эйльмеръ, съ нею всегда была миссъ Эйльмеръ и облегчала ей такимъ образомъ скуку ея жизни. Лэди Эйльмеръ была когда-то большой красавицей и знала до-сихъ-поръ, что ея наружность еще оправдывала ея гордость. Она держала себя прямо, лобъ имѣла широкій, носъ величественный, и хотя вмѣсто собственныхъ волосъ должна была носить накладные, даже и эти накладные волосы увеличивали ея достоинство, если не дѣлали красивой женщиной.

Миссъ Эйльмеръ старшая изъ младшаго поколѣнія, приближавшаяся къ сороковому году, не имѣла силы материнскаго характера, но восхищалась поведеніемъ своей матери и подражала ему во всёмъ — издали. Она была очень добра — также какъ и лэди Эйльмеръ — имѣла высокое понятіе объ обязанностяхъ, не пользовалась никакими удовольствіями, не навлекала никакихъ издержекъ и вполнѣ понимала то обстоятельство, что, такъ какъ Эйльмерскій Замокъ требовалъ цѣлой кучи лѣнивыхъ, обжорливыхъ слугъ для того, чтобы поддерживать его положеніе въ графствѣ, то сами Эйльмеры не должны быть ни лѣнивы, ни обжорливы. Никто болѣе миссъ Эйльмеръ не берёгъ своихъ немногихъ шиллинговъ. Она, оставила переписку съ старинной пріятельницей, потому-что та не франкировала своихъ писемъ изъ Италіи. Она знала, что одинъ изъ ея братьевъ для чести фамиліи долженъ былъ засѣдать въ Парламентѣ и была готова отказать себѣ въ новомъ платьѣ, потому-что жертвы были необходимы для уменьшенія издержекъ по выборамъ. Она знала, что ей выпало на долю разъѣзжать медленно въ каретѣ съ кучеромъ и лакеемъ въ ливреяхъ, и ѣсть обѣдъ, который не захотѣла бы судомойка. Она знала, что ея обязанность выносить насмѣшки матери, капризы отца, равнодушіе братьевъ и, такъ сказать, имѣть самую малую долю индивидуальности. Она знала, что она никогда не внушила любовь ни одному мущинѣ и не могла надѣяться найти друзей для своихъ наступающихъ преклонныхъ лѣтъ, но всё-таки она была довольна и чувствовала, что она находитъ утѣшеніе за всё это въ томъ обстоятельствѣ, что она носитъ имя Эйльмеръ. Она читала много романовъ и нельзя не предполагать, чтобы она не чувствовала нѣкотораго сожалѣнія, когда вспоминала, что ей не встрѣтится въ жизни ничего похожаго на романъ. Она оплакивала любовь многихъ женщинъ, хотя никогда не была счастлива или несчастлива въ своей любви. Она читала о весёлостяхъ, хотя никогда ими не пользовалась и должна была знать, что свѣтъ въ другомъ мѣстѣ былъ не такъ скученъ, какъ въ Эйльмерскомъ замкѣ. Но она покорялась своей жизни безъ ропота и молилась, чтобы Господь послалъ ей смиреніе въ томъ высокомъ положеніи, въ какое было угодно Богу поставить её. Она учила дѣтей въ приходѣ и была такъ несвѣдуща, кротка и глупа, какъ только можно найти женщину не только въ Англіи, но и въ Европѣ.

Можно вообразить, что капитанъ Эйльмеръ, знавшій удобства клуба и привыкнувшій къ жизни въ Лондонѣ, долженъ былъ чувствовать скуку родительскаго дома до нестерпимой степени. Онъ не очень любилъ замокъ Эйльмеръ, но былъ одарёнъ большимъ терпѣніемъ чѣмъ многіе мущины его лѣтъ и въ его положеніи, и періодически посѣщалъ родителей, покоряясь жизни, предписанной фамильными преданіями, которыя выполнять желала его мать. Въ сентябрѣ, мѣсяцѣ охоты, въ замокъ Эйльмеръ пріѣзжалъ даже старшій сынъ съ двумя-тремя пріятелями, и жирные старые слуги начинали нѣсколько суетиться и въ замкѣ что-то болѣе походило на жизнь. На Рождествѣ капитанъ Эйльмеръ бывалъ тамъ единственнымъ посѣтителемъ, а рождественскіе праздники простирались отъ половины декабря до открытія Парламента. Слѣдуетъ, однако, объяснить, что въ настоящемъ случаѣ посѣщеніе его было нѣкоторымъ образомъ примиреніемъ. Онъ не ѣхалъ въ замокъ Эйльмеръ до тѣхъ поръ, пока мать его не согласилась на его бракъ съ Клэрой Эмэдрозъ. На это лэди Эйльмэръ не соглашалась долго и много было серьёзныхъ писемъ. Белинда Эйльмеръ много выдержала непріятностей, заступаясь за брата; дѣло доходило даже до весьма жесткихъ словъ, но наконецъ дѣло было слажено и, какъ обыкновенно бываетъ въ подобныхъ спорахъ, мать уступила сыну. Капитанъ Эйльмеръ поѣхалъ въ замокъ за нѣсколько дней до Рождества съ чувствомъ справедливости, что онъ многимъ обязанъ матери за ея снисхожденіе и почти приготовился сдѣлать непріятности Клэрѣ для того, чтобы загладить передъ своими родными своё сумасбродное желаніе жениться на ней.

Лэди Эйльмеръ очень прямо выразилась о всѣхъ недостаткахъ Клэры, очень прямо и очень пытливо.

— Я полагаю, что она никогда не будетъ имѣть ни одного шиллинга, сказала она.

— Да, милэди.

Капитанъ Эйльмеръ всегда называлъ мать свою милэди.

— Она всё-таки получитъ полторы тысячи фунтовъ, о которыхъ я вамъ говорилъ.

— То-есть, ты получишь обратно деньги, которыя самъ подарилъ ей, Фредъ.

Лэди Эйльмеръ подняла брови и приняла очень глубокомысленный видъ.

— Именно такъ, милэди.

— Ты не можешь назвать это ея собственностью; дѣло въ томъ, что она не имѣетъ ничего.

— Нѣтъ никакой пользы повторять это, сказалъ капитанъ Эйльмеръ нѣсколько рѣзко.

— Ни малѣйшей, мой милый, ни малѣйшей. Разумѣется, ты всё это обдумалъ. Ты будешь бѣднымъ, а не богатымъ, но будешь имѣть достаточно для того, чтобы жить, то-есть если у васъ не будетъ большого семейства, а это, разумѣется, будетъ.

— Я могу жить очень хорошо.

— Навѣрно можешь, если будешь жить въ Перивэлѣ, поддерживая старый домъ и не имѣя издержекъ; но ты даже это найдёшь очень стѣснительнымъ при твоёмъ мѣстѣ въ Парламентѣ и необходимости жить полгода въ Лондонѣ. Разумѣется, она не должна ѣздить въ Лондонъ, она не можетъ этого ожидать. Всё это гораздо лучше тотчасъ разъяснить.

Отсюда вышло письмо о пэривэльскомъ домѣ, содержавшее совѣтъ лэди Эйльмеръ, на которое Клэра не отвѣчала.

Лэди Эйльмеръ, хотя дала своё согласіе, всё еще не потеряла надежды: очень можетъ быть, что молодые люди увидятъ своё сумасбродство и заблужденіе, пока еще не поздно, и что лэди Эйльмеръ постоянными совѣтами можетъ раскрыть глаза, если не невѣстѣ, то по-крайней-мѣрѣ жениху, Она очень полагалась на своё вліяніе и знала хорошо, что падающая капля пробьётъ камень. Сынъ ея не показывалъ поспѣшности исполнить своё сумасбродство и разомъ отрѣзать свои будущія надежды, слѣдовательно она будетъ имѣть время, а она била такая женщина, которая могла съ терпѣніемъ употребить время съ пользой. Пославъ черезъ сына совѣтъ о перивэльскомъ домѣ, совѣтъ, просто равнявшійся тому, чюбы Клэра выразила свою готовность жить тамъ одна, когда ея мужу захочется быть въ Лондонѣ или гдѣ бы то ни было — лэди Эйльмеръ принялась дѣйствовать въ другихъ отношеніяхъ, касавшихся эмедрозской фамиліи, и случайно узнала нѣчто похожее на истину насчотъ мистриссъ Эскертонъ и ея непріятностей. Сначала она была такъ пріятно поражена беззаконіями, открытыми ею — такъ восхитительно изумлена, что начала думать, что этихъ обстоятельствъ достаточно для того, чтобы уничтожить бракъ.

— Не говори мнѣ, сказала она Белиндѣ: — чтобы жена Фредерика могла быть пріятельницею съ такой женщиной!

Лэди Эйльмеръ сидя, за своими хозяйственными книгами, сложила свои толстыя руки и покачала головой съ накладными волосами съ самымъ удовлетворительнымъ ужасомъ,

— Я полагаю, что Клэра этого не знала.

Белинда сообразила, что миссъ Эмедрозъ слѣдуетъ называть Кларой послѣ того, какъ было дано фамильное согласіе.

— Не знала! Онѣ жили такимъ образомъ, что должны были быть повѣренными другъ друга во всемь; притомъ я всегда была такого мнѣнія, что женщина должна ручаться за своихъ пріятельницъ.

— Я думаю, что если она согласится сейчасъ прекратить съ ней знакомство, т.-е. рѣшительно дать обѣщаніе, что она никогда не будетъ съ ней говорить, — Фредерикъ долженъ этимъ удовольствоваться.

— Послѣ этого я не знаю, какъ на неё положиться, право я не знаю. Мнѣ кажется, что она выказала уже себя хитрой; она просто поймала его.

— Я думаю, что, разумѣется, ей хотѣлось выйти замужъ за Фредерика; но можетъ-быть это было естественно.

— Хотѣлось; она поѣхала туда именно въ то время, когда онъ долженъ былъ ѣхать туда къ своимъ довѣрителямъ. Какъ молодыя женщины могутъ дѣлать такія вещи — это свыше моихъ понятій! А какимъ образомъ мущины вовсе этого не видятъ, когда это происходитъ у нихъ подъ-носомъ — я не могу этого понять. Она заставила мою бѣдную милую сестру говорить съ нимъ, когда та умирала! Я не думала, чтобы твоя тётка была такъ слаба.

Такимъ образомъ можно видѣть, что между лэди Эйльмеръ и ея дочерью было полное довѣріе на этотъ счотъ.

Мы знаемъ, что было сдѣлано относительно этого и какъ семейство Эйльмеръ ждало отвѣта Клэры. Лэди Эйльмеръ, хотя на словахъ приписывала миссъ Эмедрозъ столько низкой хитрости, всё еще была расположена вѣрить, что эта дѣвица выкажетъ въ этомъ случаѣ высокомѣрный гнѣвъ и надѣялась на это какъ на средство произвести разрывъ. Она имѣла намѣреніе или, скорѣе, желаніе, чтобы письмо капитана Эйльмера было гораздо рѣзче и повелительнѣе, чѣмъ онъ написалъ его; но мать не могла сама написать письма и чувствовала, что если она напишетъ отъ своего имени, то это не возбудитъ гнѣва Клэры противъ ея жениха. Но она успѣла внушить сыну чувство ужаса къ беззаконію Эскертоновъ. Онъ былъ приготовленъ къ нравственному негодованію и можетъ быть — и можетъ быть — неосторожная Клэра будетъ имѣть глупость сказать слово за свою погибшую пріятельницу. При настоящемъ положеніи дѣла было основаніе надѣяться.

Теперь всѣ ждали отвѣта Клэры. Лэди Эйльмеръ хорошо разсчитала время прихода почты и знала, что письмо можетъ быть получено въ среду утромъ.

— Разумѣется, она не будетъ писать въ воскресенье, сказала она сыну: — но ты имѣешь право ожидать, чтобы не прошло ни одного другого дня. Капитанъ Эйльмеръ, чувствовавшій, что мать его испытываетъ Клэру, нетерпѣливо покачалъ головой и не далъ немедленнаго отвѣта. Лэди Эйльмеръ, съ торжествомъ чувствовавшая, что она держитъ виновную въ своихъ рукахъ, и не хотѣла подать видъ будто она примѣчаетъ это. Она дѣлала что могла для его счастья, какъ дѣлала всё для его здоровья, когда прошлые дни давала ему ревень и александрійскій листъ; но такъ-какъ она тогда не ожидала, чтобы онъ любилъ лекарство, которое она давала ему, и теперь не ожидала она, чтобы ему нравились лекарственныя средства, которымъ она подвергала его.

Въ среду не было письма, не было и въ четверкъ, и тогда въ Эйльмерскомъ замкѣ подумали, что настало время сказать слова два. Белинда, по наущенію матери, начала атаку — не въ присутствіи матери, но когда была одна съ братомъ.

— Не правда ли, какъ странно, Фредерикъ, что Клэра не пишетъ объ этихъ людяхъ въ Бельтонѣ?

— Сомерсетширъ на другой сторонѣ Лондона и письма идутъ долгое время.

— Но если бы она написала въ понедѣльникъ, отвѣтъ ея былъ бы здѣсь въ среду утромъ; ты даже могъ получить его во вторникъ вечеромъ, такъ-какъ мама нарочно посылала за письмами въ Уитби.

Бѣдная Белинда была плохимъ помощникомъ и обнаруживала слишкомъ много тактику своего старшаго офицера, показывая такимъ образомъ сколько разсчота и сколько заботливости выказывалось въ отношеніи къ ожидаемому письму.

— Если я доволенъ, я полагаю и вы можете быть довольны, сказалъ братъ.

— Но мнѣ кажется это чрезвычайно важно. Если она не получила твоего письма, тебѣ необходимо написать опять, чтобы… чтобы — заразу остановить какъ можно скорѣе.

Капитанъ Эйльмеръ покачалъ головой и ушолъ. Онъ, безъ сомнѣнія, приготовился къ нравственному негодованію — къ большому нравственному негодованію — относительно беззаконія Эскертоновъ, но ему не понравилось, что слово «зараза» примѣнено къ его будущей женѣ.

— Фредерикъ, сказала ему мать позднѣе въ этотъ день, когда конюхъ воротился съ своей безполезной поѣздки въ сосѣдній почтовый городъ: — мнѣ кажется, ты долженъ бы сдѣлать что-нибудь въ этомъ дѣлѣ.

— Сдѣлать что? ѣхать въ Бельтонъ самому?

— Нѣтъ, нѣтъ. Я не сдѣлала бы этого! Во-первыхъ, это было бы очень неудобно для тебя, а во-вторыхъ, было бы несправедливо къ намъ. Я совсѣмъ не это хотѣла сказать. Но мнѣ кажеися, что слѣдуетъ что нибудь сдѣлать. Надо, чтобы она поняла.

— Вы можете быть увѣрены, милэди, что она понимаетъ также, какъ и всѣ.

— Навѣрно она смыслитъ довольно въ вещахъ такого рода?

— Въ вещахъ какого рода?

— Не откуси мнѣ носъ, Фредерикъ, за то, что я тревожусь насчотъ твоей будущей жены.

— Что же вы желаете, чтобы я сдѣлалъ? Я ей написалъ и могу только ждать ея отвѣта.

— Можетъ быть она изъ деликатности не хочетъ писать тебѣ о такомъ предметѣ; хотя я признаюсь… словомъ, сказать коротко, если ты хочешь, я сама напишу къ ней.

— Я не вижу, чтобы это принесло какую-нибудь пользу; это можетъ только обидѣть её.

— Обидѣть её, Фредерикъ, когда она получитъ письмо отъ своей будущей свекрови — отъ меня! Только подумай, Фредерикъ, что ты говоришь.

— Если ей представится, что её стращаютъ, она обидится.

— Она обидится! Что я должна подумать о молодой дѣвицѣ, которая готова обидѣться — потому что её предостерегаетъ мать человѣка, котораго она любитъ по ея словамъ, отъ неприличнаго знакомства — отъ самаго неприличнаго знакомства?

Краснорѣчіе лэди Эйльмеръ слѣдовало слышать, чтобы оцѣнить его. Слишкомъ слабо будетъ сказать, что она подняла свои толстыя руки, закачала своими накладными волосами — накладными волосами, которые казались еще болѣе грозными, чѣмъ утромъ, потому-что нѣсколько растрепались. Выразительность ея словъ надо было слышать, а приличную обстоятельствамъ торжественность движенія надо было видѣть.

— Если бы было хоть малѣйшее сомнѣніе, продолжала она говорить: — но сомнѣнія нѣтъ. Есть поразительныя доказательства.

Есть нѣкоторыя слова, обыкновенно находящіяся только въ словарѣ мущинъ, но такія женщины, какъ лэди Эйльмеръ, любятъ употреблять ихъ въ особенныхъ обстоятельствахъ, когда особенныя обстоятельства требуютъ сильныхъ выраженій. Говоря такимъ образомъ, она сунула руку подъ столъ, указывая такимъ образомъ гдѣ хранится драгоцѣнная корреспонденція, запертая въ ящичикѣ письменнаго стола.

— Разумѣется, вы можете написать, если хотите; но мнѣ кажется вамъ слѣдовало бы подождать еще нѣсколько дней.

— Очень хорошо, Фредерикѣ, я подожду; я буду ждать до воскресенья, и не желаю дѣлать никакого шага, котораго ты не одобряешь. Если ты не получишь извѣстій въ воскресенье утромъ, тогда я напишу къ ней въ понедѣльникъ.

Въ субботу жизнь сдѣлалась невыразимо непріятна для капитана Эйльмера и онъ началъ замышлять о побѣгѣ ни замка. Несмотря на условіе между нимъ и его матерью, чтобы ничего болѣе не говорить о Клэрѣ до воскресенія, лэди Эйльмеръ два раза нападала на него въ субботу и выразила своё мнѣніе, что дѣла находились въ самомъ страшномъ положеніи. Белинда ходила по дому въ меланхолическомъ видѣ, рѣдко поднимая глаза съ пола, какъ будто пророчески оплакивала совершенную погибель своего брата. Даже сэръ Энтони поднялъ глаза и покачалъ головой, когда, раскрывъ почтовую сумку за за затракомъ — эту операцію всегда производила сама лэди Эйльмеръ — ея сіятельство воскликнула:

— Опять нѣтъ письма!

Тогда капитанъ Эйлмеръ подумалъ, что онъ убѣжитъ и рѣшилъ, что, въ случаѣ подобнаго побѣга, онъ сдѣлаетъ особенныя распоряженія, чтобы его письма отправлялись къ нему прямо изъ почтовой конторы Уитби.

Въ этотъ вечеръ, послѣ обѣда, какъ только его мать и сестра вышли изъ столовой, онъ началъ разговоръ съ своимъ отцомъ.

— Я думаю, что я поѣду въ Лондонъ въ понедѣльникъ, сэръ, сказалъ онъ.

— Такъ скоро! А я думалъ, что ты останешься до девятаго числа?

— Мнѣ нужно видѣть кое-что въ Лондонѣ и я думаю, что мнѣ лучше ѣхать сейчасъ.

— Твоя мать очень будетъ раздосадована.

— Мнѣ очень будетъ это жаль; но дѣла откладывать нельзя какъ вамъ извѣстно.

Отецъ налилъ себѣ рюмку и передалъ бутылку сыну. Ему самому вовсе не нравилось, что сынъ его уѣзжаетъ прежде назначеннаго времени, но онъ не сказалъ ни слова о себѣ. Онъ посмотрѣлъ на горячіе уголья и въ головѣ его пробѣжалъ туманный проблескъ мысли, что и онъ тоже охотно убѣжалъ бы изъ Эйльмерскаго замка, если бы это было возможно.

— Если вы позволите мнѣ, я поѣду въ кабріолетѣ въ Уитби въ понедѣльникъ къ экстренному поѣзду.

— Ты, конечно, можешь это сдѣлать, но…

— Что такое, сэръ?

— Ты еще не говорилъ съ твоею матерью?

— Нѣтъ еще. Я поговорю сегодня.

— Я думаю, она немножко разсердится, Фредъ.

Въ голосѣ старика вдругъ послышалось сдержанное довѣріе, когда онъ сдѣлалъ это замѣчаніе, которое, хотя было сказано вовсе не обыкновеннымъ тономъ, сынъ его понялъ хорошо.

— Какъ ты думаешь, разсердится она немножко?

— Она не должна продолжать говорить со мною о Клэрѣ такимъ образомъ, сказалъ капитанъ.

— А! я такъ и полагалъ, что въ этомъ было что-нибудь такое. Ты пьёшь портвейнъ.

— Разумѣется, я знаю, что намѣренія у ней всегда хорошія, сказалъ сынъ, передавая отцу бутылку.

— О да! намѣренія у ней всегда хорошія.

— Она лучшая мать на свѣтѣ.

— Ты можешь говорить это, Фредъ: — и лучшая жена.

— Но если она не можетъ всегда поступать по-своему…

Тутъ сынъ замолчалъ, а отецъ покачалъ головой.

— Разумѣется, она любитъ поступать по-своему, сказалъ сэръ Энтони.

— Это всё очень хорошо въ нѣкоторыхъ вещахъ.

— Да, это очень хорошо въ нѣкоторыхъ вещахъ.

— Но есть вещи, которыя мущина долженъ рѣшать самъ.

— Кажется, сказалъ сэръ Энтони, не осмѣливаясь думать какого рода эти вещи могутъ быть относительно его самого.

— Напримѣръ, касательно брака…

— Я не знаю, зачѣмъ тебѣ желать жениться, Фредъ. Ты долженъ быть очень счастливъ такъ, какъ ты теперь. Ей-богу, я не знаю никого, кому слѣдовало бы быть счастливѣе. Еслибъ я было, на твоёмъ мѣстѣ…

— Но вѣдь всё уже рѣшено, сэръ.

— Если всё рѣшено, стало быть нечего и говорить.

— Однако нехорошо, что моя мать такъ нападаетъ…

— Милый мой, она нападаетъ на меня, какъ ты это называешь, сорокъ лѣтъ. Это ужь ея манера. Самая лучшая женщина на свѣтѣ, какъ мы говорили — но ужь такая у ней манера. И эта манера почти у нихъ у всѣхъ. Самое лучшее переносить это, если ужь мы должны. Но тебѣ-то къ чему жениться? вѣдь ты не старшій сынъ и имѣешь всё на свѣтѣ, что нужно холостяку. Не могу понять, право не могу, Фредъ, ей-богу не могу!

Сэръ Энтони глубоко вздохнулъ и сидѣлъ задумавшись, думая о лондонскомъ клубѣ, къ которому онъ принадлежалъ, но въ которомъ никогда не бывалъ — о прежнихъ дняхъ, когда онъ нанималъ квартиру въ Сент-Джэмской улицѣ — о своихъ прежнихъ друзьяхъ, которыхъ онъ теперь не видалъ никогда и о которыхъ никогда ничего не слыхалъ, кромѣ того, какъ годъ за годомъ, то одинъ, то другой оставляли своихъ жонъ для того другого міра, гдѣ браковъ нѣтъ.

— Мы можемъ, я полагаю, идти въ гостиную, сказалъ онъ. — Если это рѣшено, то нечего и говорить. Но мнѣ право кажется, что твоя мать старается сдѣлать всё лучшее для тебя Право такъ.

Капитанъ Эйльмеръ ничего не сказалъ матери въ этотъ вечеръ о своёмъ отъѣздѣ; но когда онъ думалъ о своихъ надеждахъ въ своей одинокой спальной, онъ почувствовалъ искреннюю признательность къ отцу за заботливость, которую сэръ Энтони показалъ къ нему. Не часто получалъ онъ отцовскіе совѣты, но теперь онъ сознавалъ ихъ цѣнность. Онъ зналъ, что Клэра Эмедрозъ женщина своенравная, или по-крайней-мѣрѣ самоувѣренная, и вовсе не способна покоряться съ тѣмъ милымь женскимъпослушаніемь, которое ему было бы пріятно видѣть въ ней. Онъ, конечно, не желалъ быть подъ властью у своей жены. Онъ зналъ себя на столько, чтобы быть увѣрену, что онѣ не выдержитъ этого ни одного дня. Онъ хотѣлъ быть господиномъ въ своёмъ домѣ; а если настанутъ бури, то онъ хотѣлъ укрощать или по-крайней-мѣрѣ онъ могъ обѣщать себѣ это. На сколько мать его была тверда, на столько отецъ его былъ слабъ. Но онъ чувствовалъ съ радостью, что онъ наслѣдовалъ твёрдость матери, а не слабость отца, но, несмотря на это, зачѣмъ выдерживать бурю для того, чтобы управлять? Даже если мущина управляетъ своими домашними бурями, онъ не можетъ имѣть очень спокойнаго дома. Потомъ онъ вспомнилъ какъ легко онъ получилъ согласіе Клэры. Онъ желалъ быть справедливъ къ мущинамъ и женщинамъ и къ Клэрѣ въ томъ числѣ; онъ желалъ даже быть къ ней великодушенъ — съ умѣреннымъ великодушіемъ; но болѣе всего онъ не желалъ быть обманутымъ. Что, если Клэра дѣйствительно подучила тётку къ этой предсмертной сценѣ, какъ его мать намекала не разъ? онъ этому не вѣрилъ. Но что, если это было такъ? Его желаніе быть великодушнымъ и довѣрчивымъ было умѣренно; но его желаніе не быть обманутымъ и одураченнымъ было неумѣренно. Не лучше ли было для него подождать еще и удостовѣриться, какъ Клэра намѣрена поступить съ Эскертонами? Можетъ быть, и мать его была права.

Въ воскресенье пришло ожидаемое письмо; но прежде чѣмъ содержаніе его сдѣлается извѣстно намъ, надо воротиться въ Бельтонъ и посмотрѣть, что сдѣлала Клэра относительно извѣстій, присланныхъ ей женихомъ.

ИСТОРІЯ МИСТРИССЪ ЭСКЕРТОНЪ.

Когда Клэра получила то письмо отъ капитана Эйльмера, отъ котораго такъ много зависѣло, она рѣшилась не говорить объ этомъ никому — не думать о нёмъ, если она можетъ избѣгнуть этого — пока не уѣдетъ кузенъ. Она не могла упомянуть объ этомъ ему, потому что, хотя не было никого отъ кого она скорѣе захотѣла бы просить совѣта, чѣмъ отъ него, даже въ такомъ щекотливомъ дѣлѣ, она не могла сдѣлать этого даже въ настоящемъ случаѣ, такъ какъ эти свѣдѣнія сообщилъ ей счастливый соперникъ ея кузена. Вслѣдствіе этого, когда мисстриссъ Эекертонъ, выходя изъ церкви, сказала Клэрѣ нѣсколько обычныхъ словъ и просила её придти въ коттэджъ на слѣдующій день, Клэра не могла отвѣчать, такъ какъ она еще не рѣшила будетъ ли она ходить въ коттэджъ или нѣтъ. Разумѣется, мысль посовѣтоваться съ отцомъ приходила ей въ голову или, лучше сказать, мысль сообщить ему; но это сообщеніе повело бы къ какому-нибудь совѣту, которому она нашла бы труднымъ повиноваться и на который она была бы неспособна положиться. А болѣе всего зачѣмъ ей повторять такую непріятную исторію противъ ея ближнихъ?

Она провела цѣлое утро одна послѣ отъѣзда Уилля и тогда старалась собраться съ мыслями и начертать себѣ планъ поведенія. Если предположить, что эта исторія справедлива, что изъ нея вышло бы? Конечно, изъ этого могло выйти очень многое. Если дѣйствительно эта женщина бросила своего мужа и ушла жить съ другимъ мущиной, она поставила себя на такую ногу, что не могла годиться для общества молодой, незамужней женщины, которая хотѣла сохранить своё имя безпорочнымъ передъ свѣтомъ. Клэра не хотѣла долѣе разъяснять это дѣло даже въ своихъ собственныхъ мысляхъ, но на этотъ счотъ она не могла позволить себѣ имѣть ни малѣйшаго сомнѣнія. Не осуждая несчастной жертвы, она хорошо понимала, что она обязана для всѣхъ, кто былъ ей дорогъ, если не для себя, избѣгать короткости съ женщиной, находившейся въ такомъ положеніи. Правила свѣта были слишкомъ ясно написаны для того, чтобы позволить ей руководиться своимъ собственнымъ сужденіемъ въ подобномъ дѣлѣ. Но если ея пріятельница, будучи такъ несчастна, впослѣдствіи поправила отчасти своё положеніе вторымъ бракомъ, должна ли она, Клэра, всегда помнить прошлое и утверждать, что это пятно неизгладимо? Клэра чувствовала, что если бы она прежде знала эту исторію, она, вѣроятно, избѣгнула бы короткости съ мистриссъ Эскертонъ. Тогда она имѣла бы право выбирать должна или не должна существовать такая короткость и выбрала бы такъ изъ уваженія къ мнѣнію свѣта. Но теперь было слишкомъ поздно для этого. Мистриссъ Эскертонъ была нѣсколько лѣтъ ея другомъ, и Клэра должна была сдѣлать себѣ этотъ вопросъ: было ли теперь необходимо — требовала ли этого ея женственная чистота — чтобы она бросила своего друга за то, что ея прошлая жизнь была запятнана дурнымъ поведеніемъ?

Было довольно ясно, по-крайней-мѣрѣ, что этого ожидалъ отъ нея, даже повелительно требовалъ человѣкъ, которому предстояло быть ея повелителемъ, человѣкъ, которому она обязана была повиновеніемъ въ будущемъ. Каково бы ни было ея немедленное рѣшеніе, онъ будетъ имѣть право заставлять её руководиться его сужденіемъ, какъ только она сдѣлается его женой; она чувствовала, что и теперь онъ имѣетъ это право, если она не рѣшитъ, что подобное право не должно принадлежать ему ни теперь, ни никогда. Она всё еще имѣла возможность сказать, что она не покорится такому правилу; но, получивъ его приказаніе, она должна или повиноваться ему или нѣтъ. Потомъ она объявила себѣ, не слѣдуя логическому выводу, но доведённая до своего рѣшенія внезапнымъ побужденіемъ, что по-крайней-мѣрѣ; она не будетъ повиноваться лэди Эйльмеръ. Она не хотѣла имѣть никакого дѣла въ какомъ случаѣ съ лэди Эйльмеръ; лэди Эйльмеръ не должна быть кумиромъ для нея. Вопросъ о перивэльскомъ домѣ былъ очень тягостенъ для Клэры. Она чувствовала, что могла бы перенести печальное уединеніе въ Перивэлѣ безъ всякой жалобы, если послѣ ея брака, обстоятельства ея мужа сдѣлали необходимымъ такой образъ жизни. Но получить требованіе дать согласіе для такой жизни передъ ея замужствомъ, чувствовать, что женихъ дѣлаетъ условіе, чтобъ освободиться отъ нея, знать, что родственники его устроили, что если онъ женится на ней, то чтобы жена его какъ можно менѣе безпокоила его — все это было для нея очень прискорбно. Она старалась утѣшить себя убѣжденіемъ, что виновата лэди Эйльмеръ, а не Фредерикъ; даже въ этомъ утѣшеніи было ужасное пятно, эти слова были написаны рукою Фредерика. Могъ ли Уилль Бельтонъ написать такое письмо къ своей будущей женѣ?

Въ настоящемъ случаѣ её долженъ руководить ея собственный инстинктъ, а не приказанія изъ Эйльмерскаго замка. Если въ томъ, что она сдѣлаетъ, она встрѣтитъ порицаніе капитана Эйльмера, она отвѣтитъ ему — она будетъ вынуждена отвѣчать ему — порицаніемъ его и его матери. Пусть будетъ такъ. Всё будетъ лучше, чѣмъ низкая, раболѣпная подчиненность самовластной повелительницы Эйльмерскаго замка.

Но что она сдѣлаетъ относительно мистриссъ Эскертонъ? Она начала вѣрить, что эта исторія справедтива; въ этомъ подтверждало её обѣщаніе, данное ей мистриссъ Эскертонъ.

«Если вы хотите сдѣлать мнѣ вопросы, я буду отвѣчать на нихъ». Подобное обѣщаніе не дано бы было добровольно, если бы не имѣлось разсказать чего-нибудь особеннаго. Можетъ быть было бы лучше просить у мистриссъ Эскертонъ исполненія этого обѣщанія. Но дѣлая такимъ образомъ, Клэра должна признаться откуда она получила свѣдѣнія. Мистриссъ Эскертонъ сказала ей, что эти свѣдѣнія доставитъ ей ея кузенъ Уилль. Ея кузенъ Уилль уѣхалъ, не сказавъ ни слова о мистриссъ Эскертонъ, а свѣдѣнія эти явились отъ капитана Эйльмера.

Въ понедѣльникъ и во вторникъ шолъ дождь и это служило Клэрѣ предлогомъ не ходить въ коттэджъ. Въ среду отецъ ея былъ нездоровъ и его болѣзнь также послужила ей предлогомъ остаться дома. Но въ среду вечеромъ она получила записку отъ мистриссъ Эскертонъ.

«Негодная Клэра, зачѣмъ вы не приходите ко мнѣ? Полковникъ Эскертонъ уѣхалъ вчера утромъ и я начинаю забывать звукъ моего собственнаго голоса. Я не безпокоила васъ, когда здѣсь былъ вашъ очаровательный кузенъ, по многимъ причинамъ; но если вы не придёте ко мнѣ теперь, я буду думать, что его очарованіе одержало верхъ. Полковникъ Эскертонъ въ Ирландіи по дѣламъ и не воротится до будущей недѣли.»

Клэра послала съ посланнымъ обѣщаніе придти и на слѣдующее утро, надѣвъ шляпку и шаль, она отправилась къ своему страшному дѣлу. Когда она вышла изъ дома, она еще не рѣшила что ей дѣлать. Сначала она положила въ карманъ письмо своего жениха, такъ, чтобы справляться по нёмъ; по потомъ передумала и спрятала его въ свою письменную шкатулку, опасаясь, чтобы её не убѣдили показать это письмо или прочесть его. Послѣ дождя сдѣлался сильный морозъ, земля была жосткая и сухая. Для того, чтобы дать себѣ время поболѣе обдумать, Клэра пошла мимо скалъ вмѣсто того, чтобы прямо пройти въ коттэджъ, и на минуту — хотя воздухъ былъ пронзителенъ отъ мороза — она сѣла на камень, гдѣ сидѣла, когда ея кузенъ Уилль высказалъ ей несчастье своего сердца. Она сѣла нарочно, чтобы думать о нёмъ, припомнить его фигуру, тонъ его голоса, выраженіе его глазъ и движеніе его лица. Какой это былъ человѣкъ — такой нѣжный и вмѣстѣ съ тѣмъ такой твёрдый, такой заботливый о другихъ и вмѣстѣ съ тѣмъ такой нетребовательный! Она безсознательно приписала ему одну вину, что онъ любилъ, а потомъ забылъ свою любовь, — безсознательно, потому, что она старалась думать, что это была добродѣтель, а не вина; но теперь съ полнымъ сознаніемъ того, что она дѣлаетъ, но безъ всякаго намѣренія, она оправдала его отъ этой вины. Теперь, когда она могла оправдать его, она признавалась, что это было бы виною. Любить и такъ скоро забыть объ этомъ! Нѣтъ, онъ искренно её любилъ и — увы! онъ былъ одинъ изъ тѣхъ, кого нельзя было заставить забыть эту любовь. Потомъ она отправилась въ коттэджъ, направляя свои мысли скорѣе на контрастъ между этими обоими людьми, чѣмъ на тотъ предметъ, на который она должна была бы направить ихъ.

— Итакъ, вы пришли наконецъ! сказала мистриссъ Эскертонъ. — Пока вы не велѣли мнѣ сказать, что вы будете, я думала, что случилось какое-нибудь ужасное несчастье.

— Какое несчастье?

— Что-нибудь ужасное! Часто ожидаешь чего-нибудь очень дурного, не зная навѣрно чего. По-крайней-мѣрѣ я всегда ожидаю катастрофы — то-есть когда я одна, а я такъ часто бываю одна!

— Это просто значитъ, я полагаю, унылое расположеніе духа?

— Это нѣчто болѣе, душа моя. Когда мы были въ Индіи, мы жили возлѣ порохового магазина и всегда ожидали, что насъ взорвётъ на воздухъ. Вы никогда не жили возлѣ порохового магазина?

— Нѣтъ, никогда. Но думаю, что это должно быть очень непріятно.

— А помните, какъ надъ головою одного человѣка всегда висѣла шпага на волоскѣ?

— Что вы хотите сказать, мистриссъ Эскертонъ?

— Не принимайте такого невиннаго вида, Клэра. Вы знаете что я хочу сказать. Каковы оказались наконецъ результаты стараній вашего кузена какъ полицейскаго сыщика?

— Мистриссъ Эскертонъ, вы несправедливы къ моему кузену. Онъ ни разу не упомянулъ о вашемъ имени, онъ не сдѣлалъ ни одного намёка ни на васъ, ни на полковника Эскертона, ни на коттэджъ.

— Не сдѣлалъ?

— Ни разу.

— Когда такъ, я прошу у него извиненія. Но онъ всё-таки старался разузнавать.

— Но почему же вы говорите, что возлѣ васъ пороховой магазинъ, а надъ головой вашей виситъ шпага?

— А, зачѣмъ?

Разговоръ былъ начатъ, а между тѣмъ Клэра не знала какъ ей продолжать. Теперь ей казалось, что для нея было бы легче самой начать, еслибы мистриссъ Эскертонъ не сдѣлала начала. Теперь же она не знала, какъ ей приступить къ предмету письма капитана Эйльмера, и почти готова была ждать, думая, что мистриссъ Эскертонъ можетъ быть разскажетъ свою исторію и безъ письма. Но ничего подобнаго не начиналось. Мистриссъ Эскертонъ принялась говорить о морозѣ, а потомъ стала бранить Ирландію, жалуясь на непріятности, которымъ подвергался ея мужъ, будучи принуждёнъ отправиться туда зимою.

— Что вы хотѣли сказать, начала Клэра наконецъ: — говоря, что надъ вашей головою виситъ шпага?

— Мнѣ кажется, я сказала вамъ это довольно ясно. Если вы не понимаете меня, я не могу сказать вамъ яснѣе.

— Странно, что вы сказали такъ много, а не желаете сказать больше!

— А! и вы тоже дѣлаете теперь разспросы?

— На моёмъ мѣстѣ не сдѣлали ли бы и вы того же? Какъ могу я не спрашивать, когда вы говорите о шпагѣ. Разумѣется вы сами заставляете меня спросить: какая это шпага.

— А развѣ я обязана удовлетворять ваше любопытство?

— Вы сказали мнѣ передъ пріѣздомъ моего кузена, что если и обращусь къ вамъ съ вопросами, то вы отвѣтите мнѣ.

— Должна ли я понять, что вы дѣлаете мнѣ подобные вопросы?

— Да, если это не оскорбить васъ.

— А что, если это оскорбитъ меня глубоко? Кто любитъ такіе разспросы?

— Но вы сами желали такихъ разспросовъ отъ меня.

— Нѣтъ, Клэра, я только дала вамъ понять, что если вамъ понадобится узнать обо мнѣ и о моей прошлой жизни — относительно нѣкоторыхъ вещей, о которыхъ мистеръ Бельтонъ разузнавалъ такимъ способомъ, который показался мнѣ непростителенъ — я разскажу вамъ эту исторію.

— И разскажете не разсердившись на меня за разспросы?

— Разумѣется, я хотѣла сказать, что я не поссорюсь съ вами за это. Если бы я желала вамъ разсказать, я могла бы сдѣлать это безъ всякихъ разспросовъ.

— Я иногда думала, что вы желаете разсказать мнѣ.

— Иногда я желала — почти.

— Но теперь вы не имѣете подобнаго желанія?

— Развѣ вы не можете понять? Можетъ быть, что женщина, такая одинокая, какъ я, которая живётъ здѣсь, не имѣя ни одной пріятельницы или даже знакомой, кромѣ васъ, часто чувствуетъ желаніе имѣть то утѣшеніе, которое дало бы мнѣ полное довѣріе между нами.

— Такъ почему же вы не…

— Позвольте. Не-уже-ли вы не можете понять, что я могу чувствовать это и вмѣстѣ съ тѣмъ имѣть величайшее отвращеніе къ разспросамъ? Мы всѣ любимъ разсказывать наши горести; но кто любитъ разспросы? Многія женщины горятъ желаніемъ сдѣлать полное признаніе — и будутъ нѣмы, какъ смерть, передъ полисмэномъ.

— Я не полисмэнъ.

— Но вы рѣшились дѣлать вопросы полисмэна.

На это Клэра не тотчасъ отвѣчала. Она чувствовала, что она поступаетъ почти фальшиво, продолжая дѣлать подобные вопросы, когда знала всѣ обстоятельства, какія могла разсказать мистриссъ Эскертонъ; но она не знала какъ ей объяснить, что она знаетъ это. Она искренно желала, чтобы мистриссъ Эскертонъ знала правду; но разговоръ начался такимъ образомъ, что для нея это было не легко. Но мысль о своёмъ лицемѣрствѣ была для нея непріятна и она уничтожила затрудненіе торопливыми, нетерпѣливыми словами, рѣшивъ, что по-крайней-мѣрѣ между ними не будетъ никакого сомнѣнія.

— Мистриссъ Эскертонъ, сказала она: — я знаю всё. Вамъ нечего мнѣ разсказывать. Я знаю какая это шпага.

— Что же вы знаете?

— Что вы прежде были замужемъ за мистеромъ Бердморомъ.

— Стало быть мистеръ Бельтонъ сдѣлалъ мнѣ честь и говорилъ обо мнѣ, когда былъ здѣсь?

Сказавъ эти слова, она встала съ своего кресла и подошла къ Клэрѣ съ сверкающими глазами.

— Ни слова. Онъ ни разу не упомянулъ о вашемъ имени. Я слышала объ этомъ отъ другого.

— Отъ кого?

— Я думаю, что для васъ это всё равно — но я объ этомъ узнала.

— Что же далѣе?

— Далѣе я ничего не знаю. Это было мнѣ сказано; а такъ-какъ вы сказали, что я могу у васъ спросить, то я и обратилась къ вамъ. Я повѣрю вашей исторіи скорѣе отъ васъ самихъ, чѣмъ отъ всякаго другого.

— А если я откажусь отвѣчать вамъ?

— Тогда я не могу сказать ничего болѣе.

— А что же вы сдѣлаете?

— Вотъ этого я не знаю. Но вы жестоки ко мнѣ, между тѣмъ какъ я желаю быть къ вамъ ласковой. Не-уже-ли вы не видите, что всё это было вынуждено отъ меня — отчасти вами самими?

— А! отчасти, кѣмъ? Кто вамъ сказалъ? Если вы хотите быть великодушной, то будьте великодушны вполнѣ. Мущина или женщина побезпокоились раскопать старыя горести для того, чтобы очернить моё имя? Но что за нужда? Вотъ вамъ: — я была замужемъ за капитаномъ Бердморомъ. Я бросила его и убѣжала съ моимъ настоящимъ мужемъ. Три года я была его любовницей, а не женой. Когда тотъ бѣдный человѣкъ умеръ, мы обвѣнчались и пріѣхали сюда. Теперь вы знаете всё — всё — всё, хотя, безъ сомнѣнія, тотъ, кто вамъ сказалъ, прикрасилъ свой разсказъ. Послѣ этого можетъ быть я поступила очень скверно, осквернивъ воздухъ, которымъ вы дышете, моимъ присутствіемъ.

— Зачѣмъ вы говорите это — мнѣ?

— Нѣтъ, вы знаете не всё. Никто никогда не можетъ узнать всё; никто никогда не можетъ знать, какъ я страдала, прежде чѣмъ была принуждена бѣжать, и какъ добръ, былъ ко мнѣ тотъ, который… который… который…

Она отвернулась отъ Клэры и отошла къ окну, скрывая слёзы, отуманившія ея глаза, и рыданія, мѣшавшія ей говорить.

Нѣсколько минутъ — которыя показались очень продолжительны для нихъ обѣихъ — Клэра сидѣла молча; она не смѣла говорить, и хотя желала показать своё сочувствіе, не знала что сказать. Наконецъ она также встала и подошла къ окну; она не говорила ничего, но тихо обняла рукою мистриссъ Эскертонъ и стояла возлѣ нея, смотря на холодныя, зимнія цвѣточныя гряды, не осмѣливаясь обратить глаза на свою пріятельницу. Движеніе ея руки сначала было очень тихо, но черезъ нѣсколько времени она прижала её крѣпче и такимъ образомъ постепенно привлекала къ себѣ свою пріятельницу горячимъ и крѣпкимъ пожатіемъ. Мистриссъ Эскертонъ сначала слабо отталкивала её, но по мѣрѣ того, какъ объятія становились горячѣе, бѣдная женщина поддалась и опустила голову на ея плечо. Такимъ образомъ онѣ стояли не говоря ни слова, не дѣлая покушенія отереть слёзы, ослѣплявшія ихъ глаза, но смотря сквозь эту влагу, на холодную зимнюю сцену передъ ними. Клэра рѣшила въ эту минуту, что въ этомъ эпизодѣ ея жизни она не выучится никакому уроку отъ лэди Эйльмеръ — никакому уроку ни отъ какого Эйльмера. А правиламъ свѣта она подчинится на сколько можетъ, по такое подчиненіе не должно довести её до неженственной жестокости бросить эту женщину, которую она знала и любила и которую полюбила теперь съ горячностью, которую никогда еще не чувствовала къ ней.

— Теперь вы слышали всё, сказала наконецъ мистриссъ Эскертонъ,

— И не лучше ли это?

— Ахъ! я не знаю. Какъ могу я знать?

— Вы не знаете?

Говоря такимъ образомъ, Клэра еще крѣпче прижала свою руку.

— Вы еще не знаете? повторила она и, обернувшись, схватила эту другую женщину въ свои объятія и поцаловала её въ лобъ и губы. — Вы еще не знаете?

— Вы уйдёте и люди вамъ скажутъ, что вы поступили нехорошо.

— Какіе люди? спросила Клэра, думая о семействѣ въ Эйльмерскомъ замкѣ.

— Вашъ мужъ скажетъ вамъ.

— У меня еще нѣтъ мужа приказывать мнѣ что думать или что не думать.

— До сихъ поръ еще нѣтъ; но вы разскажете ему всё это.

— Онъ это знаетъ; это онъ сказалъ мнѣ.

— Какъ! капитанъ Эйльмеръ?

— Да, капитанъ Эйльмеръ.

— А что онъ сказалъ?

— Это всё равно. Капитанъ Эйльмеръ мнѣ еще не мужъ; если онъ женится на мнѣ, онъ долженъ взять меня такою, какая я есть, а не такою, какою можетъ быть онъ желалъ бы меня видѣть. Лэди Эйльмеръ…

— И лэди Эйльмеръ это знаетъ?

— Да. Лэди Эйльмеръ одна изъ тѣхъ суровыхъ, строгихъ женщинъ, которыя не прощаютъ никогда.

— А! теперь я вижу всё, я понимаю всё. Клэра, вы должны забыть меня и не приходить ко мнѣ болѣе; вы не должны сдѣлаться несчастной за то, что вы великодушны.

— Несчастной! Если неудовольствіе лэди Эйльмеръ можетъ сдѣлать меня несчастной, я должна перенести это несчастье; я не приму её въ мои руководительницы; я слишкомъ стара и слишкомъ долго уже поступала по-своему; пусть эта мысль не смущаетъ васъ, въ этомъ дѣлѣ я буду судить сама; и уже разсудила.

— А вашъ отецъ?

— Папа ничего объ этомъ не знаетъ.

— Но вы ему скажете?

— Не знаю. Бѣдный папа очень боленъ; если бы онъ былъ здоровъ, я сказала бы ему и онъ думалъ бы такъ, какъ я.

— А вашъ кузенъ?

— Вы говорите, что онъ слышалъ всё.

— Я думаю. Знаете ли, что я вспомнила его въ первую минуту, какъ я увидала; но что же могла я сдѣлать? Когда вы сказали мнѣ мое старое имя, мое имя настоящее, какъ могла я поступить добросовѣстно? Я была доведена до того, что дѣлало для меня невозможной добросовѣстность. Моя жизнь была ложной, а между тѣмъ развѣ это зависѣло отъ меня? Должна же я жить гдѣ-нибудь; а когда я могла жить гдѣ бы то ни было безъ обмана?

— А между тѣмъ какъ это грустно!

— Грустно! Но что могла я дѣлать? Разумѣется, я поступила дурно съ самаго начала; хотя могу ли я объ этомъ сожалѣть, когда мнѣ это дало такого мужа? Ахъ! еслибы вы знали всё, мнѣ кажется… мнѣ кажется, вы простили бы меня.

Потомъ постепенно она разсказала всё, и Клэра нѣсколько часовъ слушала ея исторію. Читателю не зачѣмъ знать уже болѣе, чѣмъ онъ слышалъ, и Клэра не желала знать болѣе; но такъ какъ часто трудно добиться довѣрія, то также невозможно остановить его среди изліяній. Мистриссъ Эскертонъ разсказала исторію своей жизни — своего перваго сумасброднаго замужства, своей увѣренности преобразанія этого человѣка, несчастій, происходившихъ отъ его пороковъ, своего побѣга и стыда, своего счастливаго вдовства и вторичнаго брака. Разсказывая это, она останавливалась на каждомъ пунктѣ, чтобы указать доброту того, кто былъ теперь ея мужемъ.

— Я разскажу ему это, сказала она наконецъ: — какъ разсказывала всё, и онъ узнаетъ что, наконецъ, я имѣю друга.

Она опять стала разспрашивать о мистерѣ Бельтонѣ, но Клэра могла только разсказать ей, что она ничего не слыхала отъ кузена. Можетъ быть Уилль слышалъ обо всёмъ этомъ, но онъ сохранилъ свои свѣдѣнія для себя.

— Я теперь что вы будете дѣлать? спросила мистриссъ Эскертонъ, когда Клэра наконецъ приготовилась уйти?

— Дѣлать? въ какомъ отношеніи? Я не буду дѣлать ничего.

— Но вы напишете капитану Эйльмеру?

— Да, я напишу къ нему.

— Объ этомъ?

— Да, я полагаю, что я должна писать къ нему.

— И что вы скажете?

— Этого я не знаю. Я желала бы знать, что мнѣ написать? Къ его матери я могла бы написать письмо довольно легко.

— А что вы сказали бы ей?

— Я сказала бы ей, что я умѣю сама выбирать себѣ друзей. Но я должна идти теперь: папа будетъ жаловаться, что я такъ долго нахожусь въ отсутствіи.

Онѣ опять обнялись и наконецъ Клэра вышла изъ дома и очутилась опять одна въ паркѣ. Она признавалась себѣ, что ей предстоитъ большое затрудненіе. Исторія, разсказанная капитаномъ Эйльмеромъ, была вся справедлива; но, не смотря на это, Клэра намѣревалась поддерживать своё знакомство съ мистриссъ Эскертонъ; отъ этого нельзя было уклониться теперь. Она увлеклась внезапнымъ побужденіемъ въ своихъ словахъ и поступкахъ въ коттэджѣ, но она не могла заставить себя сожалѣть объ этомъ. Она не могла думать, что обязанность предписывала ей бросить женщину, которую она любила, за то, что эта женщина когда-то, въ ужасной крайности, сошла съ пути добродѣтели. Но какъ напишетъ она письмо?

Когда она пришла къ отцу, онъ жаловался на ея отсутствіе и почти бранилъ её за то, что она такъ долго была въ коттэджѣ.

— Я не вижу, что ты находишь въ этой женщинѣ?

— Она моя единственная сосѣдка.

— Лучше не имѣть никого, чѣмъ её, если всё, что люди говорятъ о ней, справедливо.

— Всё, что говорятъ люди, никогда не бываетъ справедливо, папа.

— Нѣтъ дыма безъ огня. Я право не знаю хорошо ли тебѣ такъ часто бывать съ нею.

— О папа! не обращайтесь со мною какъ съ ребёнкомъ.

— А я знаю, что для меня нехорошо, что ты такъ часто бываешь въ отсутствіи; я не видалъ тебя цѣлый день точно будто ты была въ Перивэлѣ; но ты уѣдешь скоро совсѣмъ, такъ что ужь лучше примириться съ этою мыслью.

— Я еще долго не уѣду, папа.

— Что ты хочешь этимъ сказать?

— Я хочу сказать, что теперь я не имѣю никакой причины уѣзжать отсюда.

— Ты помолвлена…

— Но моя помолвка будетъ продолжительна. Это одна изъ тѣхъ помолвокъ, въ которыхъ ни одна сторона не желаетъ немедленной перемѣны.

Въ тонѣ Клэры было что-то горькое, когда она говорила это; старикъ это примѣтилъ, но не совсѣмъ понялъ. Клэра оставалась у него весь день, сходила внизъ только на пять минутъ, чтобы пообѣдать, потомъ воротилась къ нему и читала въ слухъ, пока онъ дремалъ. Ея зимніе вечера въ Бельтонскомъ замкѣ были не очень веселы, но она привыкла къ нимъ и не жаловалась.

Оставивъ отца на ночь, она вынула свою письменную шкатулку и приготовилась писать письмо къ своему жениху. Она рѣшила, что это письмо будетъ кончено прежде чѣмъ она ляжетъ въ постель. Оно и было кончено, хотя написать его ей стоило большого труда и заняло её очень долго. Заключалось оно въ слѣдующемъ:

"Бельтонскій замокъ. Четверкъ вечеромъ.

"Любезный Фредерикъ, я получила ваше письмо въ прошлое воскресенье, но не могла отвѣчать скорѣе, такъ какъ оно требовало большого соображенія, а также и свѣдѣній, которца я получила, только сегодня, О планѣ жить въ Перивэлѣ я не скажу многаго теперь, потому что голова моя наполнена другими вещами. Я думаю, однако, я могу обѣщать, что я никогда не буду дѣлать безполезныхъ затрудненій для вашихъ плановъ. Мой кузенъ Уилль уѣхалъ отъ насъ въ понедѣльникъ, такъ что вашей матушкѣ нечего болѣе безпокоиться на этотъ счотъ. Его присутствіе здѣсь приноситъ папа большую пользу и по этой причинѣ я жалѣю, что онъ уѣхалъ. Могу увѣрить васъ, что я не думаю, чтобы сказанное вами о нёмъ могло значить что-нибудь особенное. Уилль мой ближайшій родственникъ и, разумѣется, вамъ должно быть пріятно, что я люблю его — а я точно очень его люблю.

"Теперь приступаю къ другому предмету, который, признаюсь, огорчилъ меня, какъ вы предполагали — я говорю о мистриссъ Эскертонъ. Для меня очень трудно раздѣлить въ вашемъ письмѣ то, что вы говорите отъ вашей матери и то, что отъ себя. Разумѣется, я желаю сдѣлать различіе, такъ какъ каждое ваше слово имѣетъ для меня большой вѣсъ. Я еще не знаю лично лэди Эйльмеръ и не могу думать о ней какъ думаю о васъ. Даже если бы я узнала её коротко, я всё-таки не могла бы имѣть къ ней такого уваженія, какое я имѣю къ человѣку, который долженъ быть моимъ мужемъ. Я только говорю это потому что боюсь, что, можетъ быть, мы не будемъ согласны съ лэди Эйльмеръ насчотъ мистриссъ Эскертонъ.

"Я нахожу, что исторія мистриссъ Эскертонъ, переданная мнѣ вами, справедлива вообще. Но тотъ, кто разсказалъ вамъ эту исторію, кажется, не зналъ побудительныхъ причинъ, подѣйствовавшихъ на мистриссъ Эскертонъ. Капитанъ Бердморъ очень дурно обращался съ ней и, какъ я боюсь, былъ страшный пьяница, и наконецъ для нея сдѣлалось невозможнымъ оставаться съ нимъ. Она уѣхала. Не могу разсказать вамъ какъ всё это было ужасно, но я увѣрена, что если бы я могла растолковать вамъ это, то вы были бы вынуждены извинить её. Она обвѣнчалась съ полковникомъ Эскертономъ какъ только умеръ капитанъ Бердморъ, и это случилось прежде чѣмъ она пріѣхала въ Бельтонъ. Я надѣюсь, что вы будете помнить это. Всё это случилось въ Индіи и я право не знаю, какое намъ дѣло справляться объ этомъ теперь.

"По-крайней-мѣрѣ, такъ какъ я была знакома съ нею давно и очень коротко, и такъ какъ я увѣрена, что она раскаялась во всёмъ, что она сдѣлала дурного, я не думаю, чтобы я должна была ссориться съ нею теперь; я даже обѣщала ей, что не буду. Я считаю своею обязанностью сказать вамъ всю правду.

"Прошу васъ засвидѣтельствовать мое уваженіе вашей матушкѣ и сказать ей, что я увѣрена, что она судила бы иначе, если бы была на моёмъ мѣстѣ. Эта бѣдная женщина не имѣетъ здѣсь друзей, кромѣ меня; а кто я такая, чтобы взять на себя смѣлость осуждать ей? я не могу этого сдѣлать. Милый Фредерикъ, пожалуйста не сердитесь на меня за то, что я дѣйствую по своей собственной волѣ въ этомъ дѣлѣ. Я думаю, что вы сами желаете, чтобы у меня была собственная воля. Въ моёмъ настоящемъ положеніи я обязана имѣть своё мнѣніе такъ, какъ до сихъ поръ отвѣчаю сама за свои поступки. Мнѣ будетъ очень-очень жаль, если я узнаю, что вы не согласны со мной; но всё-таки я не могу заставить себя думать, что я поступаю нехорошо. Желала бы я, чтобы вы были здѣсь, чтобы мы могли переговорить объ этомъ между собою, такъ какъ я думаю, что въ этомъ случаѣ вы были бы согласны со мною.

"Если вы можете пріѣхать къ намъ на Пасху, или въ другое время, когда Парламентъ не задерживаетъ васъ въ Лондонѣ, мы были бы такъ рады видѣть васъ.

"Любезный Фредерикъ, искренно васъ любящая,

"Клэра Эмедрозъ."

МИССЪ ЭМЕДРОЗЪ ИМѢЕТЪ ЕЩЕ ВОЗМОЖНОСТЬ ОДУМАТЬСЯ.

Въ субботу утромъ письмо Клэры пришло въ Эйльмерскій замокъ и Фредерикъ Эйльмеръ нашолъ его на своей тарелкѣ, когда занялъ своё мѣсто за завтракомъ. Домашнія привычки въ Эйльмерскомъ замкѣ сдѣлались неизмѣнны съ теченіемъ лѣтъ. Безъ двадцати минутъ въ девять лэди Эйльмэръ всегда была въ столовой, чтобы сдѣлать чай и раскрыть почтовую сумку, и такъ-какъ она всегда бывала тутъ одна, она болѣе знала о письмахъ другихъ, чѣмъ другіе знали о ея письмахъ. Потомъ она звонила въ колокольчикъ и всѣ слуги, которые въ это время уже становились въ линію въ передней, входили въ столовую и садились на скамейкахъ, приготовленныхъ для нихъ возлѣ буфета; эти скамейки впослѣдствіи уносились удаляющейся процессіей. Лэди Эйльмеръ всегда сама читала молитвы, такъ какъ сэръ Энтони приходилъ въ серединѣ завтрака. Белинда обыкновенно бѣжала въ торопяхъ, услышавъ колокольчикъ матери, такъ что приводила въ смятеніе армію въ передней; но Фредерикъ Эйльмеръ, когда бывалъ дома, рѣдко входилъ въ комнату прежде чѣмъ кончалась молитва. Въ Перивэлѣ, безъ сомнѣнія, онъ былъ гораздо строже въ своихъ поступкахъ; но въ Перивэлѣ онъ имѣлъ особенные интересы и особенное вліяніе, которыхъ не доставало ему въ Эйльмерскомъ замкѣ. Въ эти пять минутъ лэди Эйльмэръ раскладывала письма на тарелки обитателей ея дома — взглядывая на штемпели, и теперь она положила письмо Клэры къ ея сыну.

О полученіи письма было возвѣщено Фредерику Эйльмеру прежде чѣмъ онъ сѣлъ.

— Фредерикъ, сказала ея сіятельство самымъ величественнымъ тономъ: — я рада, что, наконецъ, къ тебѣ пришло письмо изъ Бельтона.

Онъ не отвѣчалъ, но, медленно пробравшись къ своему мѣсту, взялъ маленькій конвертъ, перевернулъ его въ рукахъ, а потомъ положилъ въ карманъ и очень медленно занялся своимъ чаемъ и яйцомъ. Цѣлыя три минуты мать его принуждала себя тоже заниматься завтракомъ, но наконецъ нетерпѣніе преодолѣло и она начала разспрашивать сына:

— Ты не прочтёшь это письмо, Фредерикъ?

— Разумѣется, прочту.

— Но зачѣмъ не сдѣлать этого теперь, когда ты знаешь, какъ мы безпокоимся?

— Такія письма всегда читаются наединѣ.

— Но когда дѣло такъ важно… сказала Белинда.

— Это дѣло, Бель, важно для меня, а не для васъ, отвѣчалъ ей братъ.

— Мы только желаемъ знать, продолжала сестра: — что она обѣщаетъ слѣдовать твоему руководству въ этомъ дѣлѣ и, разумѣется, мы совершенно увѣрены, что она это сдѣлаетъ.

— Если ты совершенно увѣрена, этого должно быть достаточно для тебя.

— Я право увѣрена, что тебѣ не слѣдуетъ ссориться съ сестрой, сказала лэди Эйльмеръ: — за то, что она тревожится насчотъ… благопристойнаго поведенія — должна я сказать, потому что на это другого слова нѣтъ — молодой дѣвицы, на которой ты намѣренъ жениться. Могу увѣрить тебя, что я сама очень растревожена — очень растревожена.

Капитанъ Эйльмеръ не отвѣчалъ на это, но письма изъ кармана не вынималъ. Онъ молча выпилъ чай и молча же подалъ наполнить свою чашку, также молча была она возвращена ему. Онъ съѣлъ два яйца, три куска поджаренаго хлѣба, по своему обыкновенію; а когда кончилъ, просидѣлъ, также по обыкновенію, минуты четыре. Потомъ онъ всталъ, чтобъ уйти въ свою комнату всё съ нераспечатаннымъ конвертомъ въ карманѣ.

— Ты вѣрно пойдёшь съ нами въ церковь? спросила лэди Эйльмеръ.

— Не обѣщаю; но если пойду, то отправлюсь черезъ паркъ, такъ что вамъ нечего меня ждать.

Тогда и мать и сестра узнали, что перивэльскій депутатъ не намѣренъ идти въ церковь. Сэръ Энтони всегда бывалъ на утренней службѣ, потому что привычки Эйльмерскаго замка болѣе были вкоренены въ него, чѣмъ въ его сына.

Когда отецъ и мать воротились, капитанъ уже прочолъ письмо и, сверхъ того, получилъ еще извѣстіе изъ Бельтонскаго замка — извѣстіе, которое предупредило необходимость говорить о письмѣ и почти изгнало это письмо изъ его собственныхъ мыслей. Когда мать его вошла въ библіотеку, онъ стоялъ передъ каминомъ съ лоскуткомъ бумажки въ рукѣ.

— Когда вы ушли въ церковь, я получилъ телеграфическую депешу, сказалъ онъ.

— Что такое, Фредерикъ? Не пугай меня…

— Вамъ нечего пугаться, потому-что вы его не знали. Мистеръ Эмедрозъ умеръ.

— Нѣтъ! сказала лэди Эйльмеръ, садясь.

— Умеръ! воскликнула Белинда, поднявъ кверху руки.

— Господи помилуй! вмѣшался баронетъ, который вошолъ за дамами въ столовую. — Умеръ! а вѣдь онъ, Фредъ, былъ пятью годами моложе меня.

Капитанъ Эйльмеръ прочолъ депешу:

«Мистеръ Эмедрозъ умеръ сегодня утромъ въ пять часовъ. Я извѣстилъ его стряпчаго и Мистера Бэльтона».

— Отъ кого это? спросила лэди Эйльмеръ.

— Отъ полковника Эскертона.

Лэди Эйльмеръ замолчала, покачала головой и тревожно стала топать ногой по ковру. Извѣстія, конечно, были исключительны, но источникъ, изъ котораго они происходили, очевидно загрязнилъ ихъ въ мнѣніи ея сіятельства. Потомъ она начала произносить цѣлый рядъ междометій, выражавшихъ гнѣвъ и горесть.

— Возлѣ нея никого не было другого, сказалъ капитанъ Эйльмеръ въ извиненіе.

— Развѣ въ приходѣ нѣтъ пастора?

— Онъ живётъ очень далеко, а эту депешу надо было послать тотчасъ.

— А въ домѣ развѣ нѣтъ слугъ? Это имѣетъ видѣ… имѣетъ видъ… Но я послѣдняя женщина на свѣтѣ, которая способна составить строгое сужденіе о молодой женщинѣ въ такую минуту. Что она говоритъ въ своёмъ письмѣ, Фредъ?

Капитанъ Эйльмеръ посвятилъ два часа на соображеніе письма прежде чѣмъ была получена телеграмма, и въ эти два часа онъ не могъ извлечь большого утѣшенія изъ этого документа. Онъ чувствовалъ, что это было упорное, холодное, непослушное, почти мятежное письмо. Оно заключало въ себѣ очевидное желаніе пойти наперекоръ его матери и обнаруживало доктрины самой сомнительной нравственности. Онъ началъ сомнѣваться можетъ ли онъ жениться на женщинѣ, которая способна питать подобныя идеи и написать подобное письмо. Еслибы сомнѣніе было рѣшено въ его умѣ противъ Клэры, ему было бы лучше показать тотчасъ это письмо своей матери и предоставить ей выдержать эту битву за него; ему было очень хорошо извѣстно, что ея сіятельство не будетъ медлить, чтобы приняться за это. Но ему еще не удалось отвѣчать на этотъ предметъ удовлетворительно для себя самого, когда полученная телеграмма развлекла всѣ его мысли. Теперь, когда Эмедрозъ умеръ, все могло быть иначе. Клэра уѣдетъ изъ Бельтона и отъ мистриссъ Эскертонъ и начнётъ новую жизнь, въ такомъ непредвидѣнномъ случаѣ ему казалось, что Клэра должна имѣть ещё возможность оправдаться, и вслѣдствіе этого онъ не торопился произнести свой приговоръ. Лэди Эйльмеръ, также чувствовала это и не повторяла своего вопроса, когда не получила на него отвѣта.

— Она должна теперь оставить Бельтонъ, я полагаю? сказалъ сэръ Энтони.

— Это имѣніе будетъ принадлежать дальнему родственнику, мистеру Уилльяму Бельтону.

— Куда же она поѣдетъ? спросила лэди Эйльмеръ. — У ней, кажется, нѣтъ ни одного мѣста, которое она могла бы назвать своимъ домомъ.

— Не надо ли пригласить её сюда? сказала Белинда.

Такой вопросъ былъ очень опрометчивъ со стороны миссъ Эйльмеръ. Во-первыхъ, ей рѣдко предоставлялся выборъ гостей для Эйльмерскаго замка; а въ этомъ особенномъ случаѣ она должна бы была понять, что такое предложеніе лэди Эйльмеръ должно было бы обдумать прежде чѣмъ оно дойдётъ до ушей Фредерика.

— Мнѣ кажется, что это былъ бы очень хорошій планъ, великодушно сказалъ капитанъ Эйльмеръ.

Лэди Эйльмеръ покачала головой.

— Я очень желаю знать, что она сказала объ этомъ несчастномъ знакомствѣ прежде чѣмъ я вызовусь подать ей руку. Я увѣрена, что и Фредъ чувствуетъ, что я должна такъ сдѣлать.

Но Фредъ ушолъ изъ комнаты, не показавъ письма. Онъ удалился въ уединеніе, чтобы опять постараться рѣшить, что ему дѣлать. Онъ надѣлъ шляпу, пальто и перчатки и ушолъ изъ дома сообразить обо всёмъ. У Клэры Эмедрозъ теперь не было дома; было даже очень мало средствъ достать себѣ домъ. Если онъ имѣлъ намѣреніе жениться на ней, онъ долженъ тотчасъ же доставить ей домашній кровъ. Ему казалось, что ей могутъ быть открыты три дома, изъ которыхъ одинъ, единственный, который при подобныхъ обстоятельствахъ будетъ приличенъ, былъ Эйльмерскій замокъ. Другіе два дома были замокъ Плэстоу и коттэджъ мистриссъ Эскертонъ въ Бельтонѣ. Что касается послѣдняго, если Клэра найдётъ убѣжище тамъ, всё должно быть кончено между нимъ и ею. Въ этомъ отношеніи сомнѣнія быть не могло. Онъ не могъ рѣшиться взять жену изъ гостиной мистриссъ Эскертонъ, не могъ онъ также ожидать, чтобы его мать приняла въ своё семейство молодую женщину при подобнымъ обстоятельствахъ.. Замокъ Плэстоу былъ почти также дуренъ; онъ былъ дуренъ для него, хотя можетъ быть не такъ заслуживалъ возраженія въ глазахъ лэди Эйльмеръ. Если Клэра поѣдетъ въ замокъ Плэстоу — все должно быть кончено между ними. Потомъ онъ вынулъ письмо Клэры и црочолъ его опять. Она соглашалась, что исторія этой женщины была справедлива, а между-тѣмъ отказалась поссориться съ нею — даже рѣшительно обѣщала этой женщинѣ не ссориться съ нею! Онъ читалъ и перечитывалъ то мѣсто въ письмѣ Клэры, гдѣ она предъявляла права имѣть своё собственное мнѣніе въ подобныхъ дѣлахъ. Ничего не могло быть неделикатнѣе, ничего не могло быть неприличнѣе для его жены. Онъ началъ думать, что лучше показать это письмо матери и признаться, что ему лучше разойтись съ своей невѣстой. Смягченіе его сердца, послѣдовавшее послѣ полученія телеграммы, оставило его, когда онъ сталъ разсуждать о холодномъ неженственномъ упорствѣ письма.

Потомъ онъ вспомнилъ, что до-сихъ-поръ еще ничего не было сдѣлано относительно того, чтобы отдать Клэрѣ полторы тысячи фунтовъ его тётки, и онъ вспомнилъ также, что въ настоящую минуту она, можетъ быть, очень нуждается. Уилльямъ Бельтонъ, вѣроятно, вздумаетъ помочь ей и эта мысль терзала его, несмотря на почти принятое намѣреніе отказаться отъ своихъ правъ. Онъ разсчиталъ, что доходъ съ полторы тысячи фунтовъ будетъ очень малъ и жалѣлъ, что не посовѣтовалъ тёткѣ удвоить сумму. Онъ много думалъ о количествѣ суммы и о томъ способѣ, какъ её лучше употребить, и по своему холодному характеру очень заботился о благосостояніи Клэры. Если бы онъ могъ устроить ея будущую жизнь и свою также сообразно съ своимъ желаніемъ, онъ устроилъ бы такъ, чтобы никто изъ нихъ не вступалъ въ бракъ, а чтобы ему принадлежала обязанность и забота быть покровителемъ Клэры — съ полнымъ позволеніемъ говорить ей такъ часто, какъ онъ захочетъ, своё мнѣніе о мистриссъ Эскертонъ.

Потомъ онъ воротился домой и написалъ записку къ Грину, стряпчему, съ распоряженіемъ, чтобы проценты съ полторы тысячи фунтовъ за одинъ годъ были тотчасъ отданы миссъ Эмедрозъ. Онъ зналъ, что онъ самъ долженъ написать къ ней немедленно, не пропуская почты; но какъ могъ онъ писать, пока дѣло находилось въ такомъ положеніи? Если онъ будетъ соболѣзновать о смерти ея отца, не упоминая объ эскертонскомъ дѣлѣ, онъ такимъ образомъ какъ бы признаетъ справедливости ея доказательствъ. И онъ сдѣлаетъ еще хуже. Онъ отрѣжетъ отъ себя всякую возможность избавиться отъ помолвки.

Какой невеликодушный, жестокосердый злодѣй! Вотъ каковъ будетъ приговоръ противъ него. Но приговоръ будетъ несправедливъ. Онъ былъ бездушно жестокосердъ, но не злодѣй. Онъ имѣлъ холодное сердце, но былъ способенъ на столько къ любви, чтобы быть хорошимъ сыномъ, добрымъ мужемъ, а также и добрымъ отцомъ. И хотя онъ былъ невеликодушенъ по натурѣ своего темперамента, онъ не былъ ни скупъ, ни жаденъ. Онъ былъ также человѣкъ справедливый, не желавшій получить ничего болѣе, кромѣ того, что принадлежало бы ему по праву.

Однако было необходимо сдѣлать что-нибудь, и прежде чѣмъ онъ сѣлъ обѣдать, онъ показалъ матери письмо Клэры.

— Матушка… началъ онъ, садясь въ ея маленькой комнаткѣ наверху.

Мать сейчасъ узнала по тону его голоса и по начальному слову его рѣчи, что это будетъ торжественный случай и серьёзное совѣщаніе въ настоящемъ семейномъ затрудненіи.

— Матушка продолжалъ онъ: — разумѣется, я имѣлъ намѣреніе показать вамъ отвѣтъ Клэры на моё письмо.

— Я очень рада, что между нами нѣтъ секретовъ, Фредерикъ. Ты знаешь, какъ я ненавижу секретовъ въ семействѣ.

Сказавъ это, она взяла письмо изъ рукъ сына съ торопливостью, которая походила почти на жадность. Когда она читала письмо, онъ стоялъ возлѣ нея и наблюдалъ за ея глазами, какъ они переходили съ первой страницы на вторую и на третью и такъ постепенно, пока не было прочтено всё письмо. Что Клэра написала о своёмъ кузенѣ Уиллѣ, лэди Эйльмеръ не совсѣмъ поняла; но на этотъ счотъ теперь она такъ мало тревожилась, что пропустила безъ вниманія эту часть письма. Но когда она дошла до мистриссъ Эскертонъ и намёковъ на неё самоё, она позаботилась понять и взвѣсить каждое слово.

— Раздѣлить твои слова и мои! Зачѣмъ она хочетъ раздѣлять ихъ? Не согласна со мною на счотъ мистриссъ Эскертонъ! Какъ это возможно, чтобы всякая скромная молодая женщина не согласилась со мною! Въ этомъ отношеніи не можетъ-быть мѣста для сомнѣнія. Справедлива — эта исторія справедлива. Разумѣется, она справедлива! Развѣ она не знаетъ, что она не узнала бы её изъ Эйльмерскаго замка, еслибы она не была справедлива. Побудительная причина! Дурно обращались съ нею! Убѣжала! Обвѣнчалась съ полковникомъ Эскертономъ, какъ только умеръ капитанъ Бердморъ! Ну, Фредерикъ, навѣрно её не научили понимать первыхъ правилъ нравственности! А она такъ часто бывала у моей бѣдной сестры!

Читатель долженъ знать, что покойная мистриссъ Уинтерфильдъ и лэди Эйльмеръ никогда не были согласны другъ съ другомъ на счотъ религіозныхъ предметовъ.

— Вспомнить, что они обвѣнчаны. Зачѣмъ намъ это вспоминать? Это не дѣлаетъ ни малѣйшей разницы въ репутаціи этой женщины. Раскаялась! Какъ можетъ Клэра знать раскаялась она или нѣтъ? Но это не имѣетъ никакого отношенія къ дѣлу. Не хочетъ ссориться съ нею — какъ она это называетъ! — Не хочетъ её бросить! Стало быть, Фредерикъ, всё должно быть Кончено съ тобою.

Она отдала письмо сыну, почти съ торжествомъ качая головой.

— На сколько я могу судить о характерѣ молодой женщины, я могу дать тебѣ только одинъ совѣтъ, торжественно сказала лэди Эйльмеръ.

— Я думаю, что ей надо предоставить еще возможность одуматься, сказалъ капитанъ Эйльмеръ.

— Какую еще возможность можешь ты ей дать? Мнѣ кажется, что она упорно стремится къ своей собственной погибели.

— Вы можете просить её пріѣхать сюда, какъ посовѣтовала Белинда.

— Белинда сдѣлала очень глупо, посовѣтовавъ то, о чомъ слѣдовало болѣе обдумать.

— Я полагаю, что моя будущая жена будетъ здѣсь пріятной гостьей.

— Да, Фредерикъ, конечно. Я не знаю, какая гостья можетъ быть пріятнѣе. Но развѣ она будетъ твоей женой?

— Мы помолвлены.

— Но развѣ это письмо не нарушаетъ помолвку? Развѣ его недостаточно для того, чтобы совершенно уничтожить мысль о бракѣ? Что ты самъ объ этомъ думаешь, Фредерикъ?

— Я думаю, что она должна имѣть еще возможность одуматься…

Что подумала бы объ этомъ Клэра сама, еслибы могла слышать разговоръ между лэди Эйльмеръ и своимъ женихомъ, еслибы знала, что ея женихъ предлагаетъ дать ей «еще возмошпость одуматься?» Но, къ счастью для насъ, мы рѣдко знаемъ что наши лучшіе друзья говорятъ о насъ, когда разсуждаютъ о насъ и о нашихъ недостаткахъ за глаза отъ насъ.

— Какую возможность одуматься, Фредерикъ, можетъ она имѣть. Она знаетъ всё объ этой противной женщинѣ, а между тѣмъ не хочетъ бросить её! Какую возможность одуматься можетъ она имѣть послѣ этого?

— Я думаю, что вы могли бы пригласить её сюда и поговорить съ нею.

Лэди Эйльмеръ въ отвѣтъ на это просто покачала головой. И мнѣ кажется она была права, предполагая, что такое покачиванье головою будетъ достаточнымъ отвѣтомъ на предложеніе ея сына. Какой разговоръ можетъ быть полезенъ такой женщинѣ, какъ эта миссъ Эмедрозъ?

— Мы должны или пригласить её сюда, или я долженъ ѣхать къ ней, сказалъ капитанъ Эйльмеръ.

— Я совсѣмъ этого не вижу, Фредерикъ.

— А я думаю, что это такъ должно быть. Въ ея настоящемъ положеніи она не имѣетъ дома, и мнѣ кажется было бы ужасно, еслибы она была принуждена переселиться въ домъ этой женщины, просто, потому, что она не имѣетъ другого убѣжища.

— Я полагаю, что она можетъ пока остаться тамъ, гдѣ она теперь?

— Она совсѣмъ одна, какъ вамъ извѣстно, и кузенъ можетъ выгнать её каждую минуту.

— Но всё это не даётъ права пріѣхать сюда, развѣ только…

— Да, я это понимаю. Но вы не можете удивляться, что я чувствую непріятность ея положенія.

— Кто въ этомъ виноватъ? Видишь, Фредерикъ, я беру основаніемъ это письмо — ея собственное письмо. Какъ я могу пригласить къ себѣ въ домъ молодую женщину, которая открыто объявляетъ, что моё мнѣніе въ такомъ дѣлѣ ничего не значитъ для нея? Какъ я это сдѣлаю? Вотъ о чомъ я спрашиваю тебя: какъ я это сдѣлаю? Это хорошо Белиндѣ совѣтовать это и то. Но какъ я это сдѣлаю — вотъ что я желаю знать?

Но наконецъ лэди Эйльмеръ успѣла отвѣчать на этотъ вопросъ сама, но это сдѣлалось не въ воскресенье, не въ понедѣльникъ, не во вторникъ. Вопросъ былъ подвергнутъ серьёзному обсужденію и наконецъ растревоженная мать примѣтила, что согласиться на приглашеніе будетъ безопаснѣе, чѣмъ отказаться. Капитанъ Эйльмеръ выразилъ своё намѣреніе ѣхать въ Бельтонъ, если Клэру не пригласятъ; а если онъ это сдѣлаетъ, то можно было опасаться, что его не увидятъ въ Эйльмерскомъ паркѣ до-тѣхъ-поръ, пока онъ не привезётъ Клэру Эмедрозъ какъ свою жену. Положеніе было чрезвычайно затруднительно; но дѣло шло о такихъ огромныхъ интересахъ, что слѣдовало чѣмъ-нибудь рискнуть. Можетъ быть Клэра не пріѣдетъ, когда её пригласятъ, и въ такомъ случаѣ ея упорство будетъ уже большимъ выигрышемъ. А если она пріѣдетъ… Ну, лэди Эйльмеръ соглашалась, что игра будетъ трудная трудная и очень хлопотливая; но всё-таки её можно разыграть и, можетъ быть, выиграть. Лэди Эйльмеръ имѣла большое довѣріе къ себѣ. Побѣда въ такихъ состязаніяхъ не на столько ускользала изъ ея рукъ, чтобы она могла бояться переломить копьё съ миссъ Эмедрозъ въ своёмъ собственномъ домѣ, когда случай былъ такъ настоятеленъ,

Итакъ приглашеніе было послано въ запискѣ, написанной ею самой и вложенной въ письмо ея сына. Послѣ многихъ совѣщаній и многихъ сомнѣній на этотъ счотъ, наконецъ условились, что о мистриссъ Эскертонъ ничего болѣе не будетъ говорепо.

— Она будетъ имѣть еще возможность одуматься, говорила лэди Эйльмеръ, безпрестанно повторяя слова сына. — Она будетъ имѣть еще возможность одуматься.

Лэди Эйльмеръ въ своей запискѣ ограничилась строго приглашеніемъ и намёкомъ, что такъ-какъ Клэра не имѣетъ теперь своего дома, то временное пребываніе въ Эйльмерскомъ зѣмкѣ придётся кстати для нея. И капитанъ Эйльмеръ въ своёмъ письмѣ едва ли сказалъ болѣе. Онъ зналъ, когда писалъ, что слова его были холодны и неутѣшительны и что ему слѣдовало въ такомъ случаѣ написать слова, которыя были бы по-крайней-мѣрѣ тёплы, даже еслибы въ нихъ не заключалось утѣшенія. Но для того, чтобы написать съ любовью, ему слѣдовало написать тотчасъ, а онъ отложилъ своё письмо отъ воскресенья до середы. Было рѣшительно необходимо, чтобы важный вопросъ о приглашеніи былъ рѣшенъ прежде чѣмъ онъ могъ быть написанъ.

Когда всё было рѣшено, онъ поѣхалъ въ Лондонъ. Онъ условился съ матерью, что онъ воротится въ Эйльмерскій замокъ съ Клэрой въ случаѣ, если она приметъ приглашеніе.

— Ты не поѣдешь за ней въ Бельтонъ? спросила мать.

— Нѣтъ, я не думаю, чтобы это было необходимо, отвѣчалъ сынъ.

— Я также не думаю, сказала мать.

УИЛЛЬЯМЪ БЕЛЬТОНЪ НЕ ѢДЕТЪ НА ОХОТУ.

Теперь мы послѣдуемъ за другой телеграммой, отправленной въ Норфолькъ и дошедшей до Бельтона только въ понедѣльникъ утромъ. Онъ сидѣлъ съ сестрою за завтракомъ и приготовлялся идти на охоту, когда телеграмму принесли въ комнату. Телеграммы были не очень обыкновенны въ замкѣ Плэстоу, и при полученіи этой ръ домѣ распространился страхъ, который всегда сопровождалъ подобныя посланія въ первое время введенія телеграммъ.

— Телеграфическая депеша къ мистеру Уилльяму, сказала горничная, посмотрѣвъ на свою госпожу съ вытаращенными глазами, когда подавала Бельтону важный лоскутокъ бумаги.

Уилль быстро развернулъ телеграмму, положивъ ножикъ и вилку, которыми онъ приготовлялся разрѣзать окорокъ, стоявшій передъ нимъ. Онъ былъ въ высокихъ сапогахъ и въ красномъ сюртукѣ — нарядъ, дѣлавшій его въ глазахъ сестры самымъ красивымъ мущиной въ Норфолькѣ.

— О Мэри! воскликнулъ онъ.

— Что такое, спросила Мэри?

— Мистеръ Эмедрозъ умеръ.

Миссъ Бельтонъ протянула руку къ телеграммѣ прежде чѣмъ заговорила опять, какъ-будто хотѣла лучше оцѣпить истину словъ, слышанныхъ ею.

— Какъ скоропостижно! ужасно! сказала она.

— Точно скоропостижно. Когда я оставилъ его, онъ, конечно, былъ не совсѣмъ здоровъ, но я сказалъ бы, что онъ можетъ прожить двадцать лѣтъ. Бѣдный старикъ! Я самъ не знаю почему это, но я полюбилъ его.

— Ты готовъ полюбить всякаго, Уилль.

— Нѣтъ. Я знаю людей, которыхъ я не люблю.

Говоря это, Уилль Бельтонъ думалъ о капитанѣ Эйльмерѣ и крѣпко прижалъ къ полу каблукъ своего сапога.

— Мистеръ Эмедрозъ умеръ! Что же она будетъ дѣлать, Уилль?

— Я объ этомъ и думаю.

— Разумѣется, другъ мой, я могу это видѣть. Я желаю… я желаю…

— Не къ чему желать, Мэри. Я не думаю, чтобы желаніе принесло когда-нибудь пользу кому-нибудь. Если бы я могъ исполнить моё желаніе, я и тогда не зналъ бы какъ поступить.

— Я желаю, чтобы ты не такъ много думалъ объ этомъ.

— Тебѣ нечего безпокоиться обо мнѣ. Но что будетъ съ нею теперь? Не можетъ ли она пріѣхать сюда? Ты теперь ея ближайшая родственница.

Мэри посмотрѣла на него тревожными, огорчонными глазами и онъ увидѣлъ по ея взгляду, что она не одобряетъ его планъ.

— Я могу уѣхать, продолжалъ онъ. — Она можетъ пріѣхать къ тебѣ, не будучи растревожена моимъ присутствіемъ.

— Куда ты хочешь отправиться, Уилль?

— Это всё равно. Къ чорту, я полагаю!

— О, Уилль, Уилль!

— Ты знаешь, что я хочу сказать. Я отправлюсь куда бы то ни было. Гдѣ же она найдётъ домашній кровъ до-тѣхъ-поръ… до-тѣхъ-поръ, пока выйдётъ замужъ?

Онъ остановился прежде чѣмъ произнёсъ это слово, но рѣшился произнести его и произнёсъ громкимъ, рѣзкимъ тономъ, такъ, чтобы и онъ и она узнали значеніе этого слова — всё, что заключаюсь въ этой идеѣ. Онъ ненавидѣлъ себя, когда старался скрыть отъ самого себя несчастье, ожидавшее его. Онъ любилъ её онъ не могъ этого преодолѣть. Страсть овладѣла имъ какъ параличъ, бороться съ которымъ въ нёмъ не осталось достаточно физической энергіи. Онъ сердился на себя, но преодолѣть своей слабости не могъ. Онъ занимался своими дѣлами, охотился, отдавалъ приказанія, платилъ своимъ людямъ жалованье, но дѣлалъ всё это страдая параличомъ любви. Онъ имѣлъ потребность въ любви Клэры и не могъ преодолѣть этой потребности. Онъ никакъ не могъ рѣшиться признаться самому себѣ, что предметъ, которымъ онъ такъ дорожилъ, не можетъ никогда принадлежать ему. Его сестра понимала всё это, и иногда онъ почти сердился на неё за то, что она это понимала. Она сочувствовала ему во всякомъ расположеніи его духа, и иногда онъ избѣгалъ ея сочувствія точно будто оно жгло его.

До-сихъ-поръ ни слова не было сказано между братомъ и сестрой объ имѣніи, которое теперь должно было принадлежать ему. Онъ теперь былъ Бельтонъ Бельтонскій, и надо предполагать, что и онъ и сестра помнили это; но до-сихъ-поръ ни слова не было сказано между ними на этотъ счетъ. Теперь она была принуждена намекнуть на это.

— Не можетъ ли она жить въ замкѣ пока?

— Какъ! совсѣмъ одна?

— Разумѣется, она теперь тамъ.

— Да, разумѣется, она теперь тамъ. Онъ умеръ только вчера утромъ. Разумѣется, она тамъ, но я не думаю, чтобъ ей было хорошо оставаться тамъ. Возлѣ нея нѣтъ никого, кромѣ этой мистриссъ Эскертонъ. Для нея не можетъ быть хорошо не имѣть возлѣ себя другой пріятельницы въ такое время.

— Я не думаю, чтобы мистриссъ Эскертонъ сдѣлала ей вредъ.

— Мистриссъ Эскертонъ не сдѣлаетъ ей никакого вреда, и пока Клэра не знаетъ ея исторіи, мистриссъ Эскертонъ можетъ годиться также какъ и всякая другая. Но всё-таки…

— Не могу ли я поѣхать къ ней, Уилль?

— Нѣтъ, моя дорогая, путешествіе убьётъ тебя зимой, и ему это будетъ непріятно. Мы обязаны подумать объ этомъ для нея, хотя я знаю какой онъ холодный, неблагородный и бездушный человѣкъ?

— Я не знаю, почему же онъ долженъ быть такимъ дурнымъ человѣкомъ.

— И я также. Но я знаю, что онъ дурной человѣкъ. Нужды нѣтъ. Зачѣмъ намъ говорить о нёмъ. Навѣрно она захочетътпоѣхать туда — въ замокъ Эйльмеръ. Навѣрно они пошлютъ за ней и удержутъ её до-тѣхъ-поръ, пока всё будетъ кончено. Я скажу тебѣ вотъ что, Мэри: я отдамъ ей это мѣсто.

— Что? Бельтовскій замокъ?

— Почему же нѣтъ? Будетъ ли онъ полезенъ когда-нибудь тебѣ или мнѣ? Ты хочешь переѣхать жить туда?

— Нѣтъ, я этого не желаю — для себя.

— А не-уже-ли ты думаешь, что я могу жить тамъ? Кромѣ того, зачѣмъ её выгонять изъ дома ея отца?

— Онъ не будетъ на столько низокъ, чтобы взять.

— У него достанетъ низости на всё. Кромѣ того, я позабочусь, чтобъ замокъ былъ укрѣплёнъ за ней.

— Это пустяки, Уилль, это право пустяки. Ты Уилльямъ Бельтонъ Бельтонскій и долженъ остаться имъ.

— Мэри, я предпочолъ бы остаться Уиллемъ Бельтономъ, странствовать по свѣту рядомъ съ Клэрой Эмедрозъ и не имѣть ни одной десятины ни въ Бельтонѣ, ни въ Плэстоу, и всё-таки я былъ бы богаче, чѣмъ теперь.

Онъ вышелъ изъ комнаты и сестра слышала, какъ онъ прошелъ черезъ кухню на дворъ къ конюшнѣ. Повидимому, онъ имѣлъ намѣреніе отправиться на охоту, несмотря на случившуюся смерть. Она жалѣла объ этомъ, по не могла рѣшиться остановить его; она жалѣла также, что ничего не было рѣшено, написать ли письмо къ Клэрѣ. Она, впрочемъ, рѣшилась взять на себя написать къ ней во время отсутствія брата.

Уилль прямо отправился къ конюшнѣ, едва понимая что онъ дѣлаетъ, и нашолъ свою лошадь осѣдланную для него въ конюшнѣ; потомъ онъ вспомнилъ, что онъ долженъ или ѣхать, или рѣшиться не ѣхать. Лошадь, на которой онъ намѣревался охотиться, уже была отослана на мѣсто съѣзда, и если онъ не поѣдетъ на ней, то надо было послать воротить её. Но Уиллю хотѣлось ѣхать, хотя онъ зналъ, что свѣтъ сочтётъ его бездушнымъ, если онъ поѣдетъ на охоту немедленно по полученіи извѣстій, дошедшихъ до него въ это утро. Онъ подумалъ, что ему было бы пріятно пойти наперекоръ свѣту въ этомъ дѣлѣ. Пусть Фредерикъ Эйльмеръ надѣваетъ трауръ по умершемъ старикѣ; пусть Фредерикъ Эйльмеръ заботится о дочери, которая осталась одинокой въ старомъ домѣ. Безъ сомнѣнія, онъ, Уилль Бельтонъ, получилъ въ наслѣдство имѣніе умершаго и, согласно правиламъ свѣта, долженъ былъ покориться приличіямъ. Наслѣдника нельзя было видѣть на охотѣ въ тотъ день, когда извѣстіе о его наслѣдствѣ дошло до него. Но онъ не желалъ, въ своемъ настоящемъ расположеніи духа, чтобъ его принимали за наслѣдника. Онъ не нуждался въ этомъ имени. Онъ предпочелъ бы совсѣмъ освободиться отъ всякихъ обязательствъ, которыя налагало на. него обладаніе помѣстьемъ. Ему не было позволено заботиться о дочери стараго сквайра и, слѣдовательно, онъ не желалъ вмѣшиваться ни въ какія его дѣла.

Бельтонъ пошолъ въ конюшню и самъ вывелъ лошадь на дворъ, какъ-будто хотѣлъ сѣсть на неё; потомъ онъ отдалъ поводья конюху, а самъ пошолъ на ферму, не думая о томъ, что онъ дѣлаетъ. Конюхъ стоялъ и смотрѣлъ на него разинувъ ротъ, не понимая нерѣшимости своего господина. Съѣздъ охотниковъ, какъ конюху было извѣстно, былъ назначенъ за четырнадцать миль, и Бельтону оставалось не болѣе полутора часа для этой поѣздки. Онъ обыкновенно вскакивалъ на сѣдло и торопливо выѣзжалъ, какъ-будто для него были секунды важны. Теперь же онъ отошолъ въ нерѣшимости и конюхъ догадался, что вѣрно что-нибудь неладно.

— Онъ вѣрно думалъ о бѣлой коровѣ, которая подавилась рѣпой, сказалъ конюхъ, когда говорилъ потомъ о своёмъ господинѣ старшему конюху.

Наконецъ, однако, Бельтона поразила мысль.

— Садись на Брага, сказалъ онъ конюху: — поѣзжай въ Гольдингэнъ и скажи Даніэлю, чтобы онъ привёлъ лошадь домой. Я сегодня охотиться не стану и, кажется, совсѣмъ уѣду изъ дома. Скажи ему, чтобы онъ выводилъ лошадей каждое утро, я не стану ѣздить на охоту цѣлый мѣсяцъ.

Онъ воротился въ домъ и вошолъ въ гостиную, гдѣ сидѣла его сестра.

— Я не поѣду сегодня, сказалъ онъ.

— Я такъ и думала, Уилль, отвѣчала она.

— Хотя я и не вижу въ этомъ ничего дурного.

— Я и не говорю, чтобы въ этомъ было что-нибудь дурное, но въ такихъ случаяхъ лучше дѣлать такъ, какъ дѣлаютъ другіе.

— Это, Мэри, пустяки.

— Нѣтъ, Уилль, я этого не думаю. Когда какой-нибудь обычай сдѣлался установленнымъ правиломъ общества, въ которомъ мы живёмъ, всегда благоразумно держаться этого правила, если оно не заставляетъ насъ дѣлать что-нибудь дѣйствительно дурное. Не надо оскорблять предразсудковъ свѣта, если даже мы совершенно увѣрены, что это предразсудки.

— Не это заставило меня остаться, Мэри. Я вотъ что скажу тебѣ: мнѣ кажется я поѣду въ Бельтонъ.

Сестра не знала, что ему отвѣчать на это. Разумѣется, она болѣе всего заботилась о своёмъ братѣ. Заставить его забыть Клэру Эмедрозъ, если это было возможно, было ея величайшимъ желаніемъ; а его поѣздка въ такое время въ Бельтонъ не могла способствовать исполненію этого желанія; притомъ она чувствовала, что, можетъ быть, Клэра не желаетъ видѣть его. Если бы Уилль былъ просто ея кузеномъ, такое посѣщеніе могло бы быть очень хорошо; но онъ пытался быть для нея больше чѣмъ кузенъ и, слѣдовательно, по всей вѣроятности, это не могло быть хорошо. Капитану Эйльмеру могло это не понравиться; а Мэри чувствовала себя обязанной соображаться съ желаніями капитана Эйльмера въ такомъ дѣлѣ. А между тѣмъ она терпѣть не могла противорѣчить брату въ чомъ бы то ни было.

— Это будетъ очень продолжительная поѣздка, сказала она.

— Что за бѣда?

— И, по всей вѣроятности это не послужитъ ни къ чему.

— Почему же ни къ чему?

— Потому-что…

— Потому-что? зачѣмъ ты не говоришь всего? Тебѣ нечего бояться оскорбить меня. Всё, что можешь ты сказать, не сдѣлаетъ этого хуже для меня.

— Милый Уилль, я желала бы сдѣлать это лучше.

— Но ты не можешь. Никто не можетъ сдѣлать этого ни лучше, ни хуже. Я обѣщалъ ей, что я пріѣду къ ней, когда она будетъ огорчена, и хочу сдержать моё слово. Я сказалъ, что я буду для нея братомъ — и буду. Помоги мнѣ Господи — я буду!

Онъ выбѣжалъ изъ комнаты, пройдя въ дверь такъ, какъ-будто хотѣлъ выбить её, и торопливо сбѣжалъ съ лѣстницы въ свою комнату. Тамъ онъ снялъ съ себя охотничій костюмъ и переодѣлся такъ скоро, какъ только могъ, потомъ набросалъ кучу платьевъ въ большой чемоданъ и принялся укладывать такъ, какъ-будто всё зависѣло отъ того, чтобы онъ успѣлъ поспѣть къ поѣзду. Онъ подошолъ къ запертому комоду, вынулъ ассигнаціонную книгу и положилъ её въ карманъ; потомъ сильно позвонилъ въ колокольчикъ; заперевъ чемоданъ и прижавъ крышку всею своею силою, онъ приказалъ, чтобы былъ заложенъ гигъ и чтобы кто-нибудь былъ готовъ ѣхать съ нимъ на Доунгэмскую станцію. Черезъ двадцать минутъ онъ опять явился передъ сестрой въ тёпломъ пальто.

— Не-уже-ли ты ѣдешь сегодня? спросила она.

— Да, я поспѣю къ доунгэмскому поѣзду. Какая будетъ польза въ моей поѣздкѣ, если я не поѣду тотчасъ? Если я могу быть полезенъ, то это должно быть съ самаго начала. Можетъ быть у ней нѣтъ никого, кто сдѣлалъ бы для нея что-нибудь.

— Тамъ есть пасторъ и полковникъ Эскертонъ, если даже капитанъ Эйльмеръ не поѣхалъ.

— Пасторъ и полковникъ Эскертонъ совершенно посторонніе для нея. А если этотъ человѣкъ тамъ, я могу воротиться.

— Ты съ нимъ не поссоришься?

— Зачѣмъ я буду съ нимъ ссориться? за что я могу поссориться? Я не такой дуракъ, чтобы ссориться съ человѣкомъ за то, что ненавижу его. Если онъ тамъ, я увижусь съ ней минуты на двѣ, потомъ ворочусь.

— Я знаю, что мнѣ безполезно будетъ стараться отговорить тебя.

— Совершенно безполезно. Если бы ты знала всё, ты не старалась бы отговаривать меня, прежде чѣмъ я вздумалъ просить её моей женой, хотя я вздумалъ объ этомъ оченг, скоро; но прежде чѣмъ я вздумалъ объ этомъ, я сказалъ ей, что когда ей понадобится помощь брата, я предложу её ей. Разумѣется, я думалъ объ имѣніи, что она не будетъ выгнана изъ дома ея отца какъ нищая. Я не имѣлъ тогда никакого опредѣлённаго плана; какъ могъ я имѣть? Но я имѣлъ намѣреніе дать ей понять, что когда умрётъ ея отецъ, я буду къ ней точно таковъ, какъ къ тебѣ. Если бы ты была одна и огорчена, не поѣхалъ ли бы я къ тебѣ?

— Но у меня нѣтъ никого другого, Уилль, сказала она, протягивая руку къ нему.

— Это не дѣлаетъ никакой разницы, отвѣчалъ онъ почти грубо. — Обѣщаніе остаётся обѣщаніемъ и я рѣшилъ съ самаго начала, что моё обѣщаніе будетъ сдержано, несмотря на моё обманутое ожиданіе. Боже, Боже! мнѣ кажется, будто я далъ это обѣщаніе не далѣе какъ вчера, а теперь уже всё перемѣнилось!

Когда онъ говорилъ, въ комнату вошолъ слуга и сказалъ ему, что гигъ готовъ.

— Я какъ разъ поспѣю, сказалъ онъ, смотря на часы: — мнѣ остаётся часъ. Богъ да благословитъ тебя, Мэри. Я не долго буду въ отсутствіи — ты можешь быть увѣрена въ этомъ.

— Мнѣ кажется, что теперь ты не можешь еще этого сказать, Уилль.

— Что можетъ задержать меня долго? Я увижусь съ Гриномъ мимоѣздомъ и половина дѣла будетъ сдѣлана. Навѣрно я не останусь болѣе одной ночи въ Сомерсетширѣ.

— Тебѣ придётся сдѣлать распоряженіе на счотъ имѣнія.

— Я ни слова не скажу объ этомъ — никому. Я ѣду позаботиться о ней, а не объ имѣніи.

Онъ наклонился и поцаловалъ сестру, а черезъ минуту выходилъ уже на дорогу съ тою быстротой, которой лошади замка Плэстоу выучились отъ своего господина. Лошадь — симпатичное животное, она бѣжитъ, скачетъ и вобще ведётъ себя сообразно біенію сердца своего хозяина.

Бельтонъ, который былъ вообще сообщителенъ съ своими слугами и всегда разговаривалъ со всякимъ, кто сидѣлъ возлѣ него въ гигѣ, о поляхъ, скотѣ и паханіи, не сказалъ ни слова конюху, провожавшему его. Онъ долженъ былъ многое рѣшить въ умѣ прежде чѣмъ пріѣдетъ въ Лондонъ, и принялся за это какъ только обогнулъ уголъ фермы. Относительно этого Бельтонскаго помѣстья, которое теперь принадлежало ему, его всегда терзали сомнѣніе и упреки — чувства, скорѣе чѣмъ совѣсти; но онъ также имѣлъ всегда большое фамильное честолюбіе. Его предки давнымъ-давно были Бельтоны Бельтонскіе. Ему было говорено, что его фамилія началась очень рано — прежде Плантагенетовъ, хотя на этотъ счотъ свѣдѣнія, полученныя имъ, были очень туманны и ему нравилась мысль быть тѣмъ человѣкомъ, черезъ котораго эта фамилія возобновитъ свой блескъ. Мірскія обстоятельства были такъ къ нему благосклонны, что онъ могъ взять Бельтонское помѣстье съ большими принадлежностями богатства, чѣмъ прежніе владѣльцы. Если бы жизнь тамъ была ему пріятна, онъ могъ перестроить старый домъ, развести новый садъ и снабдить себя всѣми пріятными прихотями зажиточнаго англійскаго сквайра. Не нужно было терпѣть лишенія; нечего было разсуждать возможно ли держать экипажъ, не къ чему сомнѣваться насчетъ того, слѣдуетъ ли держать дичь въ паркѣ. Всё это придавало большую прелесть его надеждамъ. Правда, что онъ даже въ Плэстоу былъ человѣкомъ зажиточнымъ, но замокъ Плэстоу, при всѣхъ своихъ удобствахъ, былъ болѣе ничего, какъ ферма, а честолюбіе быть болѣе чѣмъ фермеръ, было въ нёмъ сильно.

Но чувство, что, взявъ Бельтонское помѣстье, онъ лишитъ Клэру всего, что должно было принадлежать ей, было неотступно. Надо помнить, что онъ не выросъ съ тѣмъ убѣжденіемъ, что онъ будетъ когда-нибудь владѣльцемъ Бельтона. Всё его честолюбіе началось послѣ несчастной смерти брата Клэры. Могъ ли онъ взять всё съ удовольствіемъ, соображая, что всё это досталось ему по такому печальному случаю, вслѣдствіе такого ужаснаго несчастья? Когда онъ думалъ обо всемъ этомъ, душа его возмущалась противъ его собственныхъ желаній, и онъ увѣрялъ себя, что наслѣдство достаётся ему съ пятномъ крови. Конечно, онъ быль невиненъ; но какое могъ онъ находить удовольствіе въ Бельтонѣ, не думая о трагедіи, вслѣдствіе которой Бельтонъ достался ему?

Таковы были его мысли и желанія, когда онъ предложилъ свой первый визитъ своему родственнику. Мы знаемъ послѣдствія этого визита и какимъ пріятнымъ планомъ старался онъ превозмочь всѣ свои затрудненія и сдѣлаться владѣльцемъ Бельтона съ тѣмъ, чтобы Клэра Эмедрозъ была также его госпожей. Два дня короткости съ Кларой повидимому обѣщали ему спокойствіе и счастье со всѣхъ сторонъ. Но онъ пріѣхалъ слишкомъ поздно и этотъ способъ былъ для него закрытъ! Теперь помѣстье принадлежало ему; а что же онъ будетъ съ нимъ дѣлать? Клэра принадлежала его сопернику, какъ же онъ долженъ поступить съ нею? Онъ еще думалъ о жестокости обстоятельствъ, поставившихъ капитана Эйльмера между нимъ и его кузиной, когда подъѣхалъ къ Доунгэмской станціи.

— Поѣзжай назадъ тихо Джимъ, сказалъ онъ конюху: — и скажи Комптону, чтобы онъ приготовилъ для меня ячменныхъ зёренъ. Я скоро ворочусь, а мы будемъ рано сѣять нынѣшнюю весну.

Онъ вышелъ изъ гига и пошолъ за носильщикомъ, который торопился нести его ноклажу, зная, что мистеръ Бельтонъ всегда даётъ ему шесть пенсовъ, и черезъ десять минутъ уже катился по рельсамъ.

По пріѣздѣ въ Лондонъ, онъ тотчасъ отправился въ контору своего пріятеля Грина и, къ счастью, нашолъ его тамъ. Если бы онъ не засталъ его въ конторѣ, онъ намѣренъ былъ поѣхать къ нему въ домъ, и въ такомъ случаѣ онъ могъ бы поспѣть въ Таунтонъ до слѣдующаго утра; но теперь онъ могъ всё сказать, что желалъ сказать, и услыхать что желалъ услышать и успѣть отправиться съ вечернимъ поѣздомъ. Онъ очень желалъ, чтобы Клэра знала, что онъ спѣшилъ къ ней, не теряя ни минуты. Онъ зналъ, что это не сдѣлаетъ ему никакой пользы. Что ни дѣлалъ бы, оно не могло измѣнить ея намѣренія, или быть ему полезно. Она приняла предложеніе этого человѣка и не могла этого перемѣнить, если бы даже и желала. Но всё-таки для него было нѣчто пріятное въ той мысли, что онъ заставитъ её почувствовать, что онъ, Бельтонъ, былъ болѣе преданъ ей, болѣе старался услужить ей въ ея затруднительныхъ обстоятельствахъ, чѣмъ человѣкъ, котораго она согласилась взять себѣ въ мужья. Эйльмеръ, вѣроятно, поѣдетъ въ Бельтонъ, но Уиллю очень хотѣлось быть тамъ первому — очень хотѣлось, хотя его пріѣздъ не могъ быть полезенъ. Это было дурно съ его стороны; онъ зналъ, что это было дурно и бранилъ себя за свой эгоизмъ. Но эта брань не помогла ему избавиться отъ своего нехорошаго поступка. Онъ хотѣлъ, если возможно, быть въ Бельтонѣ прежде капитана Эйльмера и, если возможно, хотѣлъ дать почувствовать Клэрѣ, что хотя онъ не членъ Парламента, хотя не очень занимается книгами, хотя только фермеръ, однако онъ имѣетъ по-крайней-мѣрѣ столько же сердца и столько же души, сколько изящный джентльмэнъ, котораго она предпочла ему.

— Я такъ и думалъ, что увижу васъ, сказалъ стряпчій: — но я не ожидалъ увидѣть васъ такъ скоро.

— Мнѣ слѣдовало быть днёмъ ранѣе, но мы не получаемъ телеграммъ по воскресеньямъ.

Онъ не снималъ своего пальто и, по его обращенію казалось, что онъ не имѣлъ намѣренія остаться болѣе нѣсколькихъ минутъ.

— Вы будете у меня обѣдать сегодня сказалъ ему Гринъ.

— Не могу, потому-что я ѣду съ первымъ поѣздомъ.

— Никогда не видалъ подобнаго человѣка въ моей жизни! Какую пользу сдѣлаетъ это? Это хорошо, что вы поспѣете къ похоронамъ, но я не полагаю, чтобы его похоронили ранѣе недѣли.

Но Бельтонъ и не думалъ о похоронахъ. Когда онъ говорилъ сестрѣ, что скажетъ Клэрѣ нѣсколько словъ, а потомъ воротится, онъ совсѣмъ забылъ, что подобная церемонія будетъ и что она задержитъ его.

— Я не думалъ о похоронахъ, сказалъ Бельтонъ.

— Вамъ будетъ тамъ неудобно.

— Это разумѣется.

— Вы не можете ничего сдѣлать на счотъ имѣнія.

— Что вы хотите этимъ сказать? спросилъ Бельтонъ сердитымъ тономъ.

— Вы не можете вступить во владѣніе помѣстьемъ прежде похоронъ: это сочтётся неприличнымъ.

— Вы, стало-быть, считаете меня хищной птицей, чующей пиръ издалека и торопливо летящей къ трупу мертвеца, какъ только послѣднее дыханіе вылетѣло изъ его тѣла?

— Я ничего не думаю подобнаго, любезный другъ.

— Да вы это думаете, а то вы не говорили было со мною о приличіи! Я нисколько не забочусь о приличіи. Если я увижу, что завтра можно сдѣлать что-нибудь полезное, я это сдѣлаю, хотя весь Сомерсетширъ счолъ бы это неприличнымъ. Но я ѣду не затѣмъ, чтобы заботиться о моихъ собственныхъ интересахъ…

— Снимите ваше пальто, сядьте, Уилль, и не глядите на меня такъ сердито. Я знаю довольно хорошо, что вы не жадны. Скажите мнѣ, что вы хотите дѣлать и посмотримъ, не могу ли я вамъ помочь.

Бельтонъ сдѣлалъ какъ его просили, снялъ пальто и сѣлъ у камина.

— Не думаю, чтобы вы могли чѣмъ-нибудь помочь мнѣ — по-крайней-мѣрѣ теперь. Но я долженъ поѣхать позаботиться о ней. Можетъ быть она совсѣмъ одна.

— Я полагаю, что она одна.

— Такъ онъ туда не поѣхалъ?

— Кто? капитанъ Эйльмеръ? Нѣтъ, онъ туда не поѣхалъ. Онъ въ Йоркширѣ.

— Я этому радъ!

— Онъ не станетъ торопиться. Онъ никогда не торопится, какъ мнѣ кажется. Я получилъ сегодня отъ него письмо о миссъ Эмедрозъ.

— Что онъ пишетъ?

— Онъ велѣлъ мнѣ послать ей семьдесятъ-пять фунтовъ — проценты съ денегъ ея тётки.

— Семьдесятъ-пять фунтовъ! презрительно сказалъ Бельтонъ.

— Онъ думалъ, что ей тотчасъ же понадобятся деньги и я сегодня посылаю ей чеку. Я поѣду съ тѣмъ самымъ поѣздомъ, на которомъ ѣдете вы.

— Семьдесятъ-пять фунтовъ! Увѣрены ли вы, что онъ не поѣдетъ туда самъ?

— Невѣроятно, чтобы онъ написалъ мнѣ и самъ проѣхалъ черезъ Лондонъ въ одно и то же время. Не думаю даже, чтобы онъ зналъ стараго сквайра и поэтому нѣтъ никакой причины, чтобы онъ поѣхалъ на похороны.

— Нѣтъ никакой причины, сказалъ Бельтонъ, чувствовавшій, что присутствіе капитана Эйльмера было бы оскорбленіемъ для него. — Я не знаю зачѣмъ ему тамъ быть, кромѣ того, что я считаю его именно такимъ человѣкомъ, который суётся туда, гдѣ его не нужно.

А между тѣмъ Уилль въ глубинѣ сердца презиралъ капитана Эйльмера за то, что онъ не спѣшилъ помочь дѣвушкѣ, которую увѣрялъ, что любитъ.

— Онъ вѣдь помолвленъ, какъ вамъ извѣстно, сказалъ стряпчій тихимъ голосомъ.

— Какую разницу это дѣлаетъ съ такимъ человѣкомъ, какъ онъ — какъ рыба съ холодной кровью, съ человѣкомъ, который не думаетъ ни о чомъ на свѣтѣ, какъ о томъ, чтобъ оставаться достойнымъ уваженія въ глазахъ свѣта? Помолвленъ съ нею! О, чортъ его побери!

— Я противъ этого не имѣю ни малѣйшаго возраженія. Впрочемъ, я не думаю, чтобы вы его нашли въ Бельтонѣ прежде васъ. Безъ сомнѣнія, она получила отъ него письмо и мнѣ кажется весьма возможнымъ, что и она поѣдетъ въ замокъ Эйльмеръ.

— Зачѣмъ ей туда ѣхать?

— Кажется, ей всего лучше быть тамъ.

— Нѣтъ. Мой домъ былъ бы самымъ лучшимъ мѣстомъ для нея. Я ея ближайшій родственникъ. Зачѣмъ ей не пріѣхать къ намъ?

Гринъ повернулъ свой стулъ и сталъ мѣшать въ каминѣ, суетясь нѣсколько минутъ прежде чѣмъ отвѣчалъ:

— Любезный другъ, вы должны знать, что это негодится.

Помолчавъ немного, онъ прибавилъ:

— Вы должны чувствовать, что это неводится, право, вы должны.

— Почему же моей сестрѣ не принять миссъ Эмедрозъ, такъ какъ этой старухѣ въ Йоркширѣ?

— Если вы мнѣ позволите сказать вамъ, я скажу.

— Разумѣется, вы можете мнѣ сказать.

— Потому-что миссъ Эмедрозъ помолвлена за сына этой старухи, а не за брата вашей сестры. Дѣло сдѣлано и какая польза вмѣшиваться въ это? Относительно ея съ вашихъ рукъ снята большая тяжесть.

— Что вы подразумѣваете подъ словомъ тяжесть?

— Я хочу сказать, что ея помолвка съ капитаномъ Эйльмеромъ избавляетъ васъ отъ необходимости предполагать, что она нуждается въ денежной помощи. Вы говорили мнѣ какъ-то прежде, что вы будете считать себя обязаннымъ заботиться о томъ, чтобы она не нуждалась ни въ чомъ.

— Я такъ думаю теперь.

— Но капитанъ Эйльмеръ будетъ заботиться объ этомъ.

— Я вотъ что скажу вамъ Джо: я намѣренъ укрѣпить Бельтонское помѣстье такимъ образомъ, чтобы оно принадлежало ей, а чтобы онъ не могъ его касаться. Оно должно достаться тому, кто будетъ носить моё имя — Уилльяму Бельтону. Вотъ что я желаю, чтобы вы устроили для меня.

— Послѣ вашей смерти, разумѣется.

— Теперь, тотчасъ. Я не хочу отнимать у ней имѣнія. Я ненавижу это мѣсто и всё принадлежащее къ нему. Конечно, я говорю не о ней: я не имѣю никакой причины ненавидѣть её.

— Милый Уилль, вы говорите пустяки.

— Почему же это пустяки? Я могу отдавать что принадлежитъ мнѣ кому я хочу.

— Вы не можете, по-крайней-мѣрѣ я не буду помогать вамъ въ этомъ. Вы говорите такъ, какъ-будто для васъ всё кончилось на свѣтѣ, какъ-будто вы никогда не женитесь и не будете имѣть собственныхъ дѣтей.

— Я никогда не женюсь.

— Вздоръ, Уилль! Не выдавайте себя за такого осла, предполагая, будто вы никогда не преодолѣете этого чувства. Вы женитесь и будете имѣть цѣлую дюжину дѣтей, которыхъ должны будете обезпечить. Пусть старшій получитъ Бельтонское помѣстье и тогда всё будетъ сдѣлано приличнымъ образомъ.

Теперь Бельтонъ взялъ кочергу и просидѣлъ молча нѣсколько времени, мѣшая въ каминѣ; потомъ онъ всталъ, взялъ шляпу и надѣлъ пальто.

— Разумѣется, я не могу васъ заставить понять меня, сказалъ онъ, по-крайней-мѣрѣ теперь. Я не такой дуракъ, чтобы желать отказаться отъ моей собственности оттого, что дѣвушка выходитъ за человѣка, котораго я не люблю. Я не такой осёлъ, чтобы отказаться отъ помѣстья по этой причинѣ, потому-что это значило бы отдать мою собственность ему, какъ бы я ни старался оградить её закономъ. Но моё внутренное чувство дѣлаетъ для меня невозможнымъ взять это имѣніе. Пріятно было бы вамъ владѣть вещью по той причинѣ, что другой человѣкъ лишилъ себя жизни?

— Это зависитъ не отъ васъ. Это вамъ досталось по закону.

— Разумѣется, это такъ, я это знаю. И такъ какъ это моя собственность, я могу сдѣлать съ нею что хочу. Ну, прощайте. Когда я долженъ буду сказать вамъ что-нибудь, я напишу.

Онъ пошолъ къ своему кэбу и велѣлъ везти себя на желѣзную дорогу.

Капитанъ Эйльмеръ послалъ къ своей невѣстѣ семьдесять-пять фунтовъ: ровно пять процентовъ въ годъ съ той суммы, которую тётка оставила ей. Бельтонъ думалъ объ этомъ во всю дорогу. Семьдесять-пять фунтовъ! И этотъ предпочтённый женихъ отдалъ ей только ея должное — и болѣе ничего! Еслибы онъ, Уилль Бельтонъ, находился въ такомъ положеніи, что сдѣлалъ бы онъ? Семидесяти-пяти фунтовъ можетъ быть было бы для нея много, потому-что онъ взялъ бы её въ свой собственный домъ и трудился бы для нея, избавивъ её отъ всѣхъ денежныхъ заботъ, такъ что между ними не было бы и рѣчи о капиталѣ и процентахъ. По-крайней-мѣрѣ онъ не ограничился бы тѣмъ, чтобы послать ей именно ту сумму, которая принадлежала ей. Но Эйльмеръ былъ человѣкъ съ холодной кровью, болѣе похожій на рыбу, чѣмъ на мущину. Бельтонъ говорилъ себѣ безпрестанно, что онъ узналъ это съ перваго взгляда, когда увидалъ капитана Эйльмера въ конторѣ Грина. Семьдесятъ-пять фунтовъ! А онъ былъ готовъ отдать ей всё имѣніе, еслибъ она только его взяла — даже еслибы она и не вышла за него, даже если она губила себя, отдавая себя этой рыбѣ! Послать ей семьдесятъ-пять фунтовъ, когда онъ готовъ былъ отдать ей всё Бельтонское помѣстье и такимъ образомъ отказаться навсегда отъ мысли быть Бельтономъ Бельтонскимъ!

Онъ доѣхалъ до Таунтона ночью, взялъ гигъ и отправился въ деревню Редикотъ, чтобы остановиться тамъ въ гостинницѣ. Онъ не могъ рѣшиться тотчасъ поѣхать въ Бельтонскій замокъ, какъ онъ сдѣлалъ бы это, еслибъ старый сквайръ былъ живъ: онъ воображалъ, что его присутствіе будетъ тамъ непріятно. Итакъ, онъ отправился въ маленькую редикотскую гостинницу, доѣхавъ туда въ пятомъ часу утра, и очень неудобно показалось ему тамъ. Но въ настоящемъ расположеніи его духа онъ предпочиталъ неудобства. Ему было даже пріятно, что онъ усталъ и озябъ; и когда ему отвели холодную комнату безъ камина, ему казалось, что такъ и должно быть.

— Да, онъ могъ имѣть карету въ Бельтонъ послѣ завтрака сказали ему. Узнавъ это и заказавъ къ завтраку яйца и ветчину, онъ пошолъ наверхъ въ свою неудобную спальную одѣться послѣ своего ночного путешествія.

ВЕЛИКОДУШІЕ МИСТРИССЪ ЭСКЕРТОНЪ.

Смерть старика въ Бельтонскомъ замкѣ была очень скоропостижна. Въ три часа утра Клэру позвали въ его комнату, а въ пять она осталась на свѣтѣ одна, не имѣя ни отца, ни матери, ни брата, ни дома ни шиллинга, никакой надежды въ будущемъ, если — какъ она имѣла причины предполагать — капитанъ Эйльмеръ заблагоразсудилъ принять ея послѣднее письмо за поводъ къ вѣчной разлукѣ. Но въ эту минуту, въ это печальное утро она не очень заботилась объ этомъ: она была почти равнодушна къ лэди Эйльмеръ и къ ея гнѣву.

Послѣднюю недѣлю она знала отъ доктора, что отецъ ея умираетъ и не имѣла надежды видѣть его здоровымъ, слѣдовательно она нѣкоторымъ образомъ приготовилась къ своему одиночеству и ожидала своего печальнаго положенія. Какъ только служанки въ домѣ узнали, что старикъ скончался, одна изъ нихъ взяла Клэру за руку и отвела въ ея комнату.

— Теперь, миссъ Клэра, вамъ лучше прилечь: — право лучше.

Она послѣдовала совѣту старухи. Теперь она ничего не могла сдѣлать полезнаго въ этомъ домѣ — ни въ этомъ, нт въ другомъ. Да, она ляжетъ въ постель и лёжа тамъ будетъ чувствовать, какъ было бы удобно для многихъ, еслибы и её также могли унести на вѣчный покой, какъ ея отца, тётку и брата унесли прежде нея. Ея имя и фамилія были несчастны, и было бы хорошо, еслибы не осталось Эмедрозовъ безпокоить болѣе счастливыхъ людей, которые должны были заступить ихъ мѣсто. Въ своей печали и горечи она включила и кузена Уилля и капитана Эйльмера въ число тѣхъ болѣе счастливыхъ, для которыхъ было бы хорошо, еслибы она исчезла съ лица земли. Она перечитывала письмо капитана Эйльмера безпрестанно послѣ того, какъ отвѣчала на него, и почти также часто перечитывала копію съ своего отвѣта и говорила себѣ, читая, что, разумѣется, онъ ей не проститъ. Можетъ быть онъ простилъ бы ей, еслибы она покорилась ему во всёмъ; но она твёрдо рѣшилась не покоряться его приказаніямъ относительно мистриссъ Эскертонъ и, слѣдовательно, надежды не могло быть. Потомъ, вспомнивъ, какъ недавно ея милый отецъ испустилъ духъ, она возненавидѣла себя за то, что позволяла себѣ думать о чомъ-нибудь другомъ, кромѣ своей потери.

Она была еще въ спальной, находясь въ той полудремотѣ, которую часто производитъ отупленіе горя, когда ей сказали, что мистриссъ Эскертонъ пришла. Первый разъ мистриссъ Эскертонъ переступила за эту дверь и воспоминаніе объ этомъ тотчасъ пришло Клэрѣ. При жизни отца точно будто было условлено, что ея сосѣдка не будетъ допущена въ этотъ домъ; но теперь — теперь, когда ея отецъ умеръ — преграда уничтожилась. Почему же и не такъ? Почему мистриссъ Эскертонъ не придти къ ней? почему, если мистриссъ Эскертонъ хочетъ быть къ ней ласкова, не броситься ей въ объятія своего друга? Разумѣется, сдѣлавъ это, она смертельно оскорбитъ всѣхъ въ Эйльмерскомъ зѣмкѣ; но зачѣмъ ей думать объ этомъ? Она уже рѣшилась, что не будетъ повиноваться приказаніямъ изъ Эйльмерскаго дома на этотъ счотъ.

Она не видала мистриссъ Эскертонъ послѣ того свиданія, которое было описано въ одномъ изъ предыдущихъ главъ. Тогда всё было сказано между ними, такъ что ни съ той, ни съ другой стороны уже не оставалось никакихъ тайнъ. Потомъ Клэра увѣрила свою пріятельницу, что ея дружба будетъ продолжаться къ ней, несмотря ни на какія распоряженія изъ Эйльмерскаго парка; послѣ этого, что могло быть естественнѣе, что мистриссъ Эскертонъ пришла навѣстить её въ ея горѣ?

— Она говоритъ, что придётъ къ вамъ въ спальную, если вы позволите, сказала служанка.

Но Клэра отклонила это предложеніе и черезъ нѣсколько минуть сошла въ маленькую гостиную, въ которой она жила послѣднее время и гдѣ она нашла свою гостью.

— Моя бѣдняжечка, какъ это случилось неожиданно! сказала мистриссъ Эскертонъ.

— Очень неожиданно, очень неожиданно! А теперь, когда его уже нѣтъ, я знаю, что я этого ожидала.

— Разумѣется, я пришла къ вамъ, какъ только услыхала объ этомъ, потому-что я знала, что вы одна. Еслибы съ вами былъ кто-нибудь, я не пришла бы.

— Вы очень добры.

— Полковникъ Эскертонъ думалъ, что можетъ быть лучше придти ему. Я разсказала ему всё, о чомъ мы говорили намедни. Онъ думалъ сначала, что лучше будетъ если я не стану видѣться съ вами.

— Вы очень добры, что пришли, опять сказала Клэра.

Говоря такимъ образомъ, она протянула руку и взяла за руку мистриссъ Эскертонъ, продолжая держать её всё время: — право вы очень добры.

— Я сказала ему, что я не могу не пойти къ вамъ, что, мнѣ кажется, вамъ было бы непонятно, еслибы я не пришла. Во всякомъ случаѣ вы были очень добры, что пришли ко мнѣ.

— Я не вѣрю, сказала мистриссъ Эскертонъ: — чтобы утѣшенія могли быть полезны. Ужасно лишиться отца!

— Очень ужасно! Ахъ, милая моя! я еще не знала до-сихъ-поръ, какъ это грустно. До сихъ-поръ я только думала о самой себѣ и жалѣла зачѣмъ я не съ нимъ.

— Какъ это можно, Клэра!

— Что же мнѣ дѣлать? Куда я пойду? Какая польза въ жизни для такой женщины, какъ я? И ему кто осмѣлился бы пожелать опять возвратиться къ жизни? Когда обстоятельства людей придутъ въ упадокъ, худо имъ жить: повсюду встрѣчаются только непріятности.

— Подумайте, что я выстрадала, моя милая!

— Но у васъ есть человѣкъ, который васъ любитъ — человѣкъ, на котораго вы можете положиться.

— А у васъ развѣ нѣтъ?

— Никого.

— Что вы хотите сказать, Клэра?

— То, что говорю: у меня нѣтъ никого. Не кчему дѣлать вопросы — теперь, въ такое время. Я не имѣла намѣренія жаловаться. Жалобы малодушны и глупы. Я часто говорила себѣ, что я могу перенести всё--и перенесу. Когда я буду въ состояніи думать о томъ, чего я лишилась въ моёмъ отцѣ, мнѣ будетъ лучше, хотя можетъ быть я буду болѣе огорчена. Теперь же я ненавижу себя за эгоизмъ.

— Вы позволите мнѣ остаться съ вами сегодня?

— Нѣтъ, милая моя, не сегодня.

— Почему же не сегодня, Клэра?

— Мнѣ лучше остаться одной: я должна думать о многомъ.

— Я знаю, что было бы лучше, еслибы вы не оставались одна — гораздо лучше. Но я не стану настаивать; я не могу настаивать такъ, какъ сдѣлала бы другая женщина.

— Вы ошибаетесь, совершенно ошибаетесь. Я скорѣе подчинилась бы вамъ, чѣмъ всякой другой женщинѣ на свѣтѣ. Какую другую женщину могу я послушаться?

Говоря это, даже въ глубинѣ своей горести, она думала о лэди Эйльмеръ и укрѣплялась въ своей рѣшимости возмутиться противъ матери своего жениха.

— Желала бы я познакомиться съ моей кузиной Мэри, продолжала она: — Мэри Бельтонъ, но я никогда её не видала.

— Она милая женщина.

— Такъ говоритъ Уилль, а я знаю, что онъ скажетъ правду — даже о своей сестрѣ.

— Уилль, Уилль! Вы всё думаете о вашемъ кузенѣ Уиллѣ. Если онъ дѣйствительно такой хорошій человѣкъ, онъ покажетъ это теперь.

— Какъ онъ можетъ это показать? Что онъ можетъ сдѣлать?

— Вѣдь онъ получитъ въ наслѣдство всё имѣніе.

— Разумѣется, онъ. Что жь такое? Когда я говорю, что у меня нѣтъ друга, я думаю не о моей бѣдности.

— Если онъ имѣетъ къ вамъ то уваженіе, въ какомъ онъ васъ увѣряетъ, онъ можетъ помочь вамъ во многомъ. Почему ему не пріѣхать бы сюда тотчасъ?

— Сохрани Богъ!

— Почему-же? Зачѣмъ вы это говорите? Онъ вашъ ближайшій родственникъ.

— Если вы не понимаете, я объяснить не могу.

— Ему сообщено о томъ, что случилось?

— Кажется, полковникъ Эскертонъ послалъ къ нему депешу.

— И капитану Эйльмеру также?

— Да, и ему полковникъ послалъ.

— Стало быть, разумѣется, онъ пріѣдетъ.

— Я не думаю. Зачѣмъ ему пріѣхать? Онъ даже не зналъ бѣднаго папа…

— Но онъ зналъ васъ, милая Клэра.

— Вы увидите, что онъ не пріѣдетъ. И я говорю вамъ заранѣе, что онъ хорошо сдѣлаетъ. Онъ даже не нуженъ мнѣ здѣсь.

— Я не понимаю васъ, Клэра.

— Я полагаю. Я сама хорошенько не понимаю себя.

— Я не буду удивлена если лэди Эйльмеръ сама пріѣдетъ.

— О Боже! какъ мало вы знаете положеніе характера лэди Эйльмеръ!

— Но если она будетъ вашей свекровью?

— Даже если бы была! Чтобы лэди Эйльмеръ пріѣхала изъ Эйльмерскаго замка, изъ Йоркшира, въ такой домъ! Если бы мнѣ сказали, что королева ѣдетъ, я не удивилась бы болѣе. Но по-крайней-мѣрѣ нечего этого опасаться.

— Я не знаю что произошло между вами; но если не было ссоры, онъ пріѣдетъ, то-есть, онъ пріѣдетъ, если онъ похожъ на тѣхъ мущинъ, которыхъ я знала.

Тутъ мистриссъ Эскертонъ предложила разныя услуги, которыя могъ оказать полковникъ Эскертонъ, и вскорѣ потомъ простилась, сначала попросивъ позволенія опять придти въ этотъ день, и когда Клэра отказала, она обѣщала воротиться на слѣдующее утро.

На возвратномъ пути въ коттэджъ она не могла не думать болѣе о помолвкѣ Клэры съ капитаномъ Эйльмеромъ чѣмъ о смерти сквайра. Сама она, разумѣется, не могла сожалѣть о мистерѣ Эмедрозѣ; а относительно Клэры отецъ ея давно уже занималъ такое незначительное положеніе даже въ своёмъ собственномъ домѣ, что трудно было допустить сознаніе въ томъ, что смерть такого человѣка, какъ онъ, могла оставить большую пустоту въ свѣтѣ. Но что Клэра хотѣла сказать, увѣряя такъ убѣдительно, что капитанъ Эйльмеръ не пріѣдетъ въ Бельтонъ и говоря о себѣ какъ о женщинѣ, неимѣющей ни друзей, ни положенія въ свѣтѣ? Если была ссора — тогда это достаточно понятно; а если была ссора, то изъ какого источника могла она произойти? Мистриссъ Эскертонъ чувствовала, какъ кровь прилила къ ея щекамъ, когда она думала объ этомъ и говорила себѣ, что могъ быть только одинъ такой источникъ. Мистриссъ Эскертонъ знала, что Клэра получила приказаніе изъ Эйльмерскаго замка прекратить всякое знакомство съ нею и, слѣдовательно, нельзя было сомнѣваться въ причинѣ ссоры. Стало быть Клэра должна была лишиться мужа оттого, что осталась вѣрна своей пріятельницѣ или, скорѣе, потому, что она не хотѣла согласиться бросить камень въ ту, которая уже нѣсколько лѣтъ носила на себѣ знаки многихъ каменьевъ.

Я не хочу сказать, что мистриссъ Эскертонъ имѣла высокое душевное благородство. Несчастія такого рода случились въ ея жизни, что они не могли не подавить высокое душевное благородство въ женщинѣ. Есть бѣдствія, которыя возвышаютъ характеръ женщинъ и увеличиваютъ силу женскихъ добродѣтелей; но опять есть другія бѣдствія, которыя немногія женщины могутъ перенести безъ душевнаго униженія, не повредивъ той деликатности и нѣжности, которыя необходимы для того, чтобы сдѣлать женщину очаровательной — какъ женщина. Я думаю, что свѣтъ суровѣе къ женщинамъ, чѣмъ къ мущинамъ въ томъ отношеніи, что женщина часто теряетъ посредствомъ враждебныхъ обстоятельствъ то, что мущина теряетъ своимъ собственнымъ дурнымъ поведеніемъ. Это правда, что есть женщины, которыхъ никакое бѣдствіе унизить не можетъ, и это также правда, что есть мущины, которые бываютъ героями; но это исключеніе между мущинами и женщинами. Мистриссъ Эскертонъ не принадлежала къ ихъ числу. Бѣдствія посѣтили её отчасти по ея собственной винѣ, хотя это можно бы простить; но тяжесть ея несчастій была слишкомъ велика для ея силы и она въ нѣкоторой степени ожесточилась тѣмъ, что вынесла; она всё-таки была женственна, въ низшей степени съ женскими чувствами низшаго разряда. Она научилась интриговать, не желая выиграть чего-нибудь посредствомъ этихъ интригъ, но думая что она должна поддерживать себя борьбою такого рода. Такимъ образомъ, когда она познакомилась съ миссъ Эмедрозъ, ея совѣсть не упрекала её въ томъ, что она обманываетъ своего новаго друга. Когда её случайно спросили въ разговорѣ о ея дѣвическомъ имени, она не краснѣя отвѣчала на это ложью. Когда, къ несчастью, имя ея перваго мужа сдѣлалось извѣстно Клэрѣ, она опять готова была сказать ложь. Когда она узнала Уилльяма Бельтона, она подумала, что опасность имѣть близко отъ себя человѣка, который зналъ её, совершенно оправдываетъ ея старанія возбудить непріязнь между Клэрой и ея кузеномъ. «Самохраненіе первый законъ природы», говаривала она себѣ и забывала вспомнить, что природа не требуетъ ни однимъ изъ своихъ законовъ, чтобъ самохраненію помогала ложь.

Но хотя она не имѣла высокаго душевнаго благородства, она также не лишена была великодушія. И теперь, начиная понимать, что Клэра жертвуетъ собою для обѣщанія даннаго, когда онѣ обѣ стояли вмѣстѣ у окна въ гостиной коттэджа, она была способна чувствовать болѣе за своего друга, чѣмъ за себя; она была даже способна сказать себѣ, что съ ея стороны было жестоко желать продолженія знакомства Клэры.

— Я сама постлала себѣ постель и должна на ней лежать, говорила она самой себѣ, а потомъ рѣшила, что она не пойдётъ на другой день къ Клэрѣ, а напишетъ и прекратитъ короткость, существовавшую между ними.

"Свѣтъ суровъ, жестокъ и несправедливъ, думала она. "Но Клэра въ этомъ не виновата, и я не хочу сдѣлать ей вредъ оттого, что сдѣлала вредъ себѣ.

Полковникъ былъ въ домѣ въ этотъ же день, но не спрашивалъ миссъ Эмедрозъ и она его не видала. Никто болѣе не былъ въ домѣ и на слѣдующій день, хотя Клэра не могла не сказать себѣ, что капитанъ Эйльмеръ могъ бы пріѣхать, если бы захотѣлъ выѣхать какъ только получилъ депешу; также разсчитала она и о своемъ кузенѣ Уиллѣ, хотя въ этомъ разсчотѣ, какъ мы знаемъ, она ошибалась. Эти два дня были очень дли нея печальны и она начала съ нетерпѣніемъ ждать прихода мистриссъ Эскертонъ, когда вмѣсто нея пришолъ посланный съ письмомъ.

— Можешь дѣлать какъ хочешь, милая моя, сказалъ полковникъ Эскертонъ наканунѣ своей женѣ.

Онъ слушалъ всё, что она говорила, не отводя глазъ отъ газеты, хотя она говорила очень горячо.

— Но этого не довольно. Ты долженъ бы сказать мнѣ болѣе этого.

— Мнѣ кажется, ты поступаешь неразсудительно. Я самъ ни крошечки не забочусь объ этомъ дѣлѣ и мнѣ всё равно что ни говорили бы.

— Но ты долженъ посовѣтовать мнѣ…

— Я всегда совѣтую, когда думаю, что знаю лучше тебя. Но въ этомъ дѣлѣ я такъ увѣренъ, что ты знаешь лучше чѣмъ я, что не желаю совѣтовать ничего.

Онъ продолжалъ читать газеты, а она смотрѣла на него нѣсколько времени, какъ-будто ожидая, что онъ скажетъ еще что-нибудь. Но ничего болѣе не было сказано; мистриссъ Эскертонъ была предоставлена своему собственному руководству.

Съ тѣхъ поръ, какъ непріятности посѣтили мистриссъ Эскертонъ, Клэра Эмедрозъ была первая женщина, утѣшившая её, и ей очень не хотѣлось отказаться отъ такого утѣшенія; а когда она увидѣла, что Клэра привязалась къ ней съ любовью, выслушавъ всю исторію ея жизни, она почувствовала болѣе чѣмъ утѣшеніе, а что-то почти подходящее къ торжеству. Хотя совѣсть не упрекала её, когда она производила всѣ свои маленькіе обманы, она не находила въ нихъ большого удовольствія. Кому можетъ это доставить удовольствіе? Многіе изъ насъ ежедневно обманываютъ своихъ друзей и такъ далеко зашли въ обманѣ, что онъ почти для насъ нетягостенъ. Но необходимость обманывать друга всегда мучительна. Вѣроломство легко; но быть вѣроломными съ тѣми, кого мы любимъ, никогда не бываетъ легко — никогда, даже хотя это очень обыкновенно. Слѣдовательно для этой бѣдной женщины было двойное удовольствіе въ близкомъ сосѣдствѣ Клэры Эмедрозъ съ тѣхъ поръ, какъ съ ея стороны не было необходимости для лжи. Но теперь, почти прежде чѣмъ началась ея радость, почти прежде чѣмъ она поняла вполнѣ сладость своего торжества, выпала на долю ея обязанность сдѣлать самой то, въ чомь Клэра въ своёмъ великодушіи ей отказала.

— Я сама постлала себѣ постель и должна на ней лежать, и вмѣсто того, чтобы идти къ Клэрѣ, какъ она обѣщала, она написала слѣдующее письмо къ миссъ Эмедрозъ..

"Коттэджъ. Понедѣльникъ.

Любезнѣйшая Клэра, мнѣ не нужно говорить вамъ, что я пишу къ вамъ съ сердцемъ обливающимся кровью. Нѣсколько дней назадъ я смѣялась бы надъ всякой женщиной, употребившей такую фразу, и назвала бы её глупой жеманницей; но теперь я знаю какъ справедливо можетъ быть такое слово. Сердце моё обливается кровью и я чувсгвую, что я изнемогаю отъ моего огорченія. Вы сказали мнѣ, что я не поняла васъ вчера. Разумѣется, я васъ не поняла. Разумѣется, я знаю почему вы говорили такимъ образомъ о капитанѣ Эйльмерѣ. Ему вздумалось разсудить, что вы не можете быть знакомы со мною не осквернивъ себя заразою, и рѣшилъ, что вы должны отказаться отъ меня или отъ него. Хотя онъ осудилъ меня, я не стану осуждать его. Свѣтъ на его сторонѣ и, можетъ быть, онъ правъ. Онъ ничего не знаетъ о моихъ непріятностяхъ и затрудненіяхъ, и зачѣмъ ему знать? Я не осуждаю его за то, что онъ требуетъ отъ своей будущей жены, что она не должна быть знакома съ женщиной, которая, какъ полагаютъ, уже не годится для общества женщинъ.

"Во что бы ни стало, моя дорогая, вы должны повиноваться ему и мы не увидимъ болѣе другъ друга. Я поступила бы очень дурно, если бы позволила вамъ повредить вашему положенію въ жизни изъ-за меня. Вы любите его и будете счастливы съ нимъ; а такъ какъ вы помолвлены съ нимъ, вы не имѣете причинъ сердиться на его вмѣшательство.

"Вы поняли меня теперь точно такъ, какъ еслибы я наполнила нѣсколько листовъ бумаги тѣмъ, что я могла бы сказать на этотъ счотъ. Дѣло просто въ томъ, что мы должны забыть другъ друга, или просто помнить о нашей прошлой дружбѣ. Вы узнаете дня черезъ два въ чомъ состоять будутъ ваши планы. Если вы останетесь здѣсь, мы уѣдемъ. Если вы уѣдете, мы останемся здѣсь; то есть, если вашъ кузенъ оставитъ насъ жильцами. Разумѣется, я не могу знать, что вы написали капитану Эйльмеру послѣ нашего свиданія, но я прошу васъ написать къ нему теперь и дать ему понять, что онъ не долженъ бояться ничего изъ-за меня. Вы можете послать къ нему это письмо, если хотите. О, Боже! если бы вы могли только знать, какъ я страдаю, когда нишу это.

"Я чувствую, что я обязана извиниться передъ вами за то, что безпокою васъ въ такое время; но я знаю также, что я не должна, не теряя ни одного дня, сказать вамъ, что вы не увидите болѣе друга, любящаго васъ,

"МЭРИ ЭСКЕРТОНЪ."

Первымъ побужденіемъ Клэры когда она получила это носьмо, было тотчасъ отправиться въ коттэджъ и настоять на своёмъ правѣ самой выбирать себѣ друзей. Она и сдѣлала бы это, если бы не боялась встрѣтиться съ полковникомъ Эскертономъ. Съ нимъ она не знала бы какъ говорить о подобномъ предметѣ и не знала бы какъ держать себя въ коттэджѣ, не говоря объ этомъ. Потомъ черезъ нѣсколько времени она почувствовала, что если она это сдѣлаетъ — если рѣшится броситься въ объятія мистриссъ Эскертонъ — она должна отказаться отъ мысли сдѣлаться женою капитана Эйльмера. Когда она думала объ этомъ, она задала себѣ разные вопросы относительно его, на которые она сочла нелёгкимъ отвѣчать: желала ли она быть его женою. Могла ли она увѣрить себя, что они сдѣлаютъ счастье другъ друга? Любила ли она его? Она всё еще могла сказать себѣ, что отвѣтъ на послѣдній вопросъ будетъ утвердителенъ; но всё-таки она думала, что она откажется отъ него безъ большого несчастья. А когда она начинала думать о лэди Эйльмеръ и вспоминать, что повелительныя требованія Фредерика Эйльмера, по всей вѣроятности, были внушены его матерью, ей опять захотѣлось тотчасъ отправиться въ коттэджъ и объявить, что она не покорится ничему, кромѣ своего собственнаго сужденія.

На слѣдующее утро почтальонъ принёсъ ей письмо, очень важное для нея; но онъ принёсъ ей также извѣстіе, взволновавшее её даже болѣе этого письма. Письмо было отъ ея стряпчаго, съ чекой на семьдесятъ-пять фунтовъ, которые ему было поручено выплатить ей какъ проценты съ денегъ, оставленныхъ ей ея тёткой; каковъ будетъ ея отвѣтъ на это письмо — она знала очень хорошо и тотчасъ написала его, отославъ чеку назадъ Грину. Словесное извѣстіе почтальона было важнѣе этого письма, оно состояло въ томъ, что Уилльямъ Бельтонъ былъ въ Редикотской гостинницѣ.

УБѢДИТЕЛЬНАЯ ПРОСЬБА.

Клэра написала къ своему стряпчему прежде чѣмъ дала себѣ минуту подумать о пріѣздѣ своего кузена. Она чувствовала, что она должна это сдѣлать прежде чѣмъ увидитъ своего кузена — такимъ образомъ обезпечивъ себя противъ всякихъ затрудненій, какія могли бы возникнуть отъ совѣта съ его стороны; и какъ только письмо было написано, Клэра отослала его въ деревенскую почтовую контору. Она готова была сдѣлать всё, что посовѣтуетъ ей Уилль, но денегъ капитана Эйльмера она принимать не хотѣла, если бы даже Уилль посовѣтовалъ ей. Конечно, ей скажутъ, что эти деньги ея собственность, что она могла ихъ взять не благодаря за нихъ капитана Эйльмера; но она думала не такъ. Тётка не оставила ей ничего, а отъ капитана Эйльмера она не хотѣла брать ничего, если капитанъ Эйльмеръ не дастъ ей всего такимъ образомъ, какъ женщины любятъ чтобы имъ дѣлали подобные дары.

Сдѣлавъ это, она была способна думать о пріѣздѣ своего кузена.

— Я знаю, что онъ пріѣдетъ, говорила она себѣ, сидя на старомъ креслѣ въ передней, закутавшись въ большую шаль.

Она пришла къ парадной двери будто для того, чтобы отправить своего посланнаго на почту, но постояла минуты двѣ на крыльцѣ, смотря по тому направленію, по которому Бельтонъ долженъ былъ пріѣхать изъ Редикота, ожидая или, лучше сказать, надѣясь, что она увидитъ его фигуру или услышитъ стукъ колёсъ его гига. Но она не видала и не слыхала ничего и вернулась въ переднюю, медленно запирая дверь.

— Я знала, что онъ пріѣдетъ, безпрестанно повторяла она.

Однако, когда мистриссъ Эскертонъ сказала ей, что онъ сдѣлаетъ то, что онъ теперь сдѣлалъ, она почти испугалась этой мысли.

— Сохрани Богъ! сказала она.

Однако теперь, когда онъ былъ въ Редикотѣ, она увѣряла себя, что она была увѣрена въ его пріѣздѣ, и такъ обрадована близостью его присутствія, что не рѣшилась даже опредѣлять себѣ эту радость. Не сказалъ ли онъ ей, что онъ будетъ для нея братомъ, а не обязанъ ли братъ пріѣхать къ огорчонной сестрѣ?

— Я знала, что онъ пріѣдетъ, я была въ этомъ увѣрена. Онъ такой преданный!

А о непріѣздѣ капитана Эйльмера она не сказала ничего, даже и себѣ, но она чувствовала, что и въ этомъ также она была увѣрена. Разумѣется, капитанъ Эйльмеръ не пріѣдетъ. Онъ вмѣсто этого, прислалъ ей семьдесятъ-пять фунтовъ и, сдѣлавъ это, остался вѣренъ своему характеру. Оба эти человѣка сдѣлали именно то, чего отъ нихъ ожидали — такъ по-крайней-мѣрѣ Клэра Эмедрозъ увѣряла себя. Она не спрашивала себя какимъ образомъ полюбила она того, кто былъ хуже и ниже, но она знала также, что такова была ея судьба.

Вдругъ она встала съ кресла, какъ-будто вспомнила забытую обязанность, пошла въ кухню и приказала приготовить завтракъ для мистера Бельтона: онъ вѣрно ѣхалъ всю ночь и проголодался. Послѣ смерти стараго сквайра ни обѣда, ни завтрака не подавалось регулярно; Клэра закусывала и пила чай тогда, какъ старая служанка приносила ей. Но теперь опять скатерть была накрыта, и дѣлая это своими собственными руками, она вспоминала обѣды, приготовляемые для капитана Эйльмера въ Перивэлѣ послѣ смерти ея тётки. Ей казалось, что она привыкла быть въ домѣ смерти и что эти грустныя и торжественныя церемоніи становились предметами обыкновенными для нея. Ею овладѣло чувство, что съ нею такъ должно быть всегда. Обстоятельства ея жизни всегда будутъ печальны. Какое право имѣла она ожидать другой участи послѣ такой катастрофы, какую братъ ея навлёкъ на ея фамилію? Для нея становилось ясно, что она сдѣлала дурно, предполагая, будто она можетъ выйти за такого свѣтскаго человѣка, какимъ былъ капитанъ Эйльмеръ. Характеры ихъ были различны и подобный союзъ не могъ повести ни къ чему хорошему — такъ она говорила себѣ съ горечью въ душѣ, приготовляя завтракъ для Уилльяма Бельтона.

Но Уилльямъ Бельтонъ не пріѣхалъ къ завтраку; онъ получилъ завтракъ въ Редикотской гостинницѣ и даже тогда колебался, мѣшкая у буфета. Что онъ скажетъ и какъ будетъ принятъ? Не поступилъ ли онъ дурно, пріѣхавъ въ домъ, въ которомъ, вѣроятно, онъ ненуженъ? Не подумаютъ-ли, что онъ сдѣлалъ эту поѣздку только имѣя въ виду своё наслѣдство? Его примутъ за наслѣдника, хватающагося за наслѣдство, даже еще прежде чѣмъ прежній владѣлецъ лёгъ въ могилу. Во всякомъ случаѣ было еще слишкомъ рано ѣхать туда; и для того, чтобы убить время, онъ отправился къ каменьщику, который работалъ для него въ Бельтонѣ. Каменьщикъ говорилъ съ нимъ такъ, какъ-будто всё уже было его собственностью, и это внушило Уиллю еще болѣе, чѣмъ прежде, отвращеніе къ самому себѣ; и прежде чѣмъ онъ вышелъ отъ каменьщика, онъ почти желалъ воротиться въ Плэстоу. Но пріѣхавъ уже такъ издалёка, онъ не хотѣлъ воротиться, по увидѣвшись съ своей кузиной, и наконецъ отправился въ Бельтонъ, пріѣхавъ туда въ двѣнадцатомъ часу утра.

Клэра встрѣтила его въ передней и тотчасъ повела въ комнату, которую она приготовила для него. Онъ подалъ ей руку въ передней, но не говорилъ съ нею до-тѣхъ-поръ, пока она не заговорила съ нимъ, заперевъ дверь комнаты.

— Я думала, что вы пріѣдете, сказала она, всё держа его за руку.

— Я не зналъ что мнѣ дѣлать, отвѣчалъ онъ. — Я не могъ сказать что будетъ лучше. Теперь, когда я здѣсь, я буду только вамъ мѣшать.

Онъ не смѣлъ пожать ея руку и не смѣлъ отнять свою.

— О нѣтъ! вы мнѣ скажете что я должна дѣлать въ моёмъ горѣ. Я знала, что вы пріѣдете, потому что вы такъ добры. Но вы хотите завтракать — посмотрите, я приготовила для васъ.

— О, нѣтъ! я завтракалъ въ Редикотѣ: я не хотѣлъ безпокоить васъ.

— Безпокоить меня, Уилль! О Уилль! еслибы вы знали…

На глазахъ ея выступили слёзы и при видѣ ихъ глаза его наполнились слезами. Какъ онъ могъ это выдержать? Прижать её къ своей груди, отереть ея слёзы такъ, чтобы она не плакала никогда, посвятить себя и всю свою энергію для успокоенія ея — это онъ могъ сдѣлать; но, кромѣ этого, онъ не зналъ какъ ему поступить. Каждое слово, сказанное Клэрой, поощряло его къ этому, а между тѣмъ онъ зналъ, что этого быть не могло. Сказать слово о своей любви, или даже показать её на своёмъ лицѣ было бы теперь оскорбленіемъ. А между тѣмъ какъ же было ему не выражать её, не говорить о ней?

— Какое для меня утѣшеніе, что вы здѣсь со мною! сказала Клэръ.

— Когда такъ! я радъ, что пріѣхалъ, хотя я не зналъ что мнѣ дѣлать. Много онъ страдалъ, Клэра?

— Нѣтъ, я не думаю; очень мало. Онъ наконецъ скончался скорѣе чѣмъ я ожидала, но именно такъ, какъ я думала. Онъ говорилъ о васъ очень часто и всегда съ уваженіемъ.

— Милый старикъ!

— Да, Уилль, онъ былъ милый старикъ, несмотря на его маленькіе недостатки. Никогда отецъ не любилъ дочери своей болѣе, чѣмъ онъ любилъ меня.

Черезъ нѣсколько времени служанка принесла чай, объяснивъ Бельтону, что миссъ Клэра не ѣла и не пила въ это утро.

— Ничего не хотѣла кушать прежде чѣмъ вы пріѣдете, сэръ.

Уилль сталъ упрашивать, Клэра позволила убѣдить себя и постепенно между ними водворилось болѣе непринуждённости и способности къ разговору, чѣмъ въ первую ихъ встрѣчу. И въ это утро было объяснено многое такое, о чомъ Клэра нѣсколько часовъ назадъ сочла бы почти невозможнымъ говорить съ своимъ кузеномъ. Она разсказала ему о деньгахъ тётки и какъ отослала она назадъ въ это утро чеку стряпчему; она сказала также кое-что о мнѣніяхъ луди Эйльмеръ и о своёмъ собственномъ мнѣніи о лэди Эйльмеръ. Съ Уиллемъ объ этомъ предметѣ было всего труднѣе разсуждать; онъ краснѣлъ, вертѣлся на креслѣ, ходилъ по комнатѣ и не имѣлъ силъ глядѣть Клэрѣ въ лицо, когда она говорила съ нимъ. Но она продолжала колоть его этимъ именемъ изъ всѣхъ имёнъ, самыхъ ненавистныхъ для него, и упоминала это имя почти съ упрёкомъ, на который Уилль чувствовалъ, что ему было бы невеликодушно вторить, но который онъ преувеличилъ бы до брани, если бы далъ языку волю высказать его мысли.

— Я была права, отославъ назадъ деньги — не правда ли, Уилль? Скажите, что я была права; пожалуйста скажите мнѣ, что вы такъ думаете!

— Вы видите, что я не понимаю этого теперь; я не стряпчій.

— Но не нужно быть стряпчимъ, чтобы знать, что я не могла взять денегъ отъ него. Я увѣрена, что вы это чувствуете.

— Если человѣкъ долженъ, разумѣется, онъ обязанъ заплатить.

— Но онъ не долженъ мнѣ этихъ денегъ, Уилль. Это онъ сдѣлалъ изъ великодушія.

— Вы не нуждаетесь, ни въ чьёмъ великодушіи.

Тутъ онъ подумалъ, что Клэра должна же зависѣть отъ чьего-нибудь великодушія, пока она не выйдетъ замужъ; и ему хотѣлось объяснить ей, что всё, что онъ имѣетъ, было къ ея услугамъ; но онъ не зналъ какъ объяснить, что онъ не имѣлъ намѣренія воспользоваться наслѣдствомъ, что, Бельтонское помѣстье будетъ принадлежать ей какъ законной наслѣдницѣ ея отца. Но онъ думалъ, что еще не настала минута объяснять это и что ему лучше ограничиться попыткою растолковать ей, что ей ненужна никакая посторонняя помощь.

— Въ денежныхъ дѣлахъ, сказалъ онъ: — вы должны обращаться ко мнѣ — это разумѣется само собой. Насчотъ другихъ дѣлъ я увижусь съ Гриномъ. Мы съ Гриномъ друзья, мы это рѣшимъ.

— Я не объ этомъ говорила, Уилль.

— Но я объ этомъ говорю. Въ такихъ дѣлахъ мущина долженъ дѣйствовать по своему собственному разсужденію. Мы съ вашимъ отцомъ понимали другъ друга.

— Онъ не имѣлъ намѣренія, чтобы я принимала ваше одолженіе.

— О! одолженіе — гадкое слово и я терпѣть его не могу. Вы приняли меня какъ вашего брата и я намѣренъ дѣйствовать какъ братъ.

Это слово почти засѣло въ его горлѣ, но онъ наконецъ выговорилъ его свирѣпымъ тономъ, причину и значеніе котораго Клэра поняла.

— Всѣ денежныя дѣла должны быть рѣшены мною, продолжалъ Уилль: — за этимъ я и пріѣхалъ.

— Не за этимъ однимъ, Уилль…

— Для того, чтобы быть полезнымъ въ этомъ отношеніи, хочу я сказать.

— Вы пріѣхали навѣстить меня, потому что вы знали, что вы мнѣ нужны. А что касается денегъ, то я не имѣю притязанія ни на кого. Ни одно существо на свѣтѣ не было такъ одиноко, какъ я. Но я не буду говорить объ этомъ.

— Не сказали ли вы, что вы будете обращаться со мною какъ съ братомъ?

— Я не хотѣла этимъ сказати, что я буду вамъ въ тягость.

— Я знаю что я хотѣлъ сказать, и этого достаточно.

Бельтонъ пробылъ у Клэры нѣсколько часовъ и объяснилъ ей нѣкоторые свои планы. Онъ сказалъ, что онъ останется около недѣли и Клэра, разумѣется, принуждена была просить его остаться въ домѣ — въ томъ домѣ, который теперь принадлежалъ ему, но онъ отказался отъ этого, прямо высказавъ причину.

— Капитану Эйльмеру это не понравится, а я полагаю вы обязаны думать о томъ, что ему нравится или не нравится.

— Я не знаю по какому праву капитану Эйльмеру могло бы это не понравиться, отвѣчала Клэра.

Но всё-таки она поняла эту причину и не настаивала на приглашеніи. Уилль объявилъ, что онъ останется въ Редикотской гостинницѣ и будетъ пріѣзжать въ Бельтонъ каждый день; потомъ онъ сдѣлалъ вопросъ шопотомъ о послѣдней печальной церемоніи и, получивъ отвѣтъ, ушолъ. объявивъ о своёмъ намѣреніи зайти къ полковнику Эскертону.

Слѣдующіе три дня прошли довольно безпокойно для Уилля Бельтона. Главной квартирой его была маленькая Редикотская гостинница, и онъ ѣздилъ взадъ и вперёдъ изъ гостинницы въ помѣстье, которое теперь принадлежало ему. Каждый день видѣлся онъ съ полковникомъ Эскертономъ, который показался ему вѣжливымъ и пріятнымъ человѣкомъ и который радъ былъ бы освободиться отъ непріятной обязанности, принятой имъ на себя, но въ то же время и готовъ продолжать свои услуги, если онѣ потребуются отъ него. Но мистриссъ Эскертонъ Уилль не видалъ, онъ даже и не говорилъ съ нею послѣ своего перваго пріѣзда въ замокъ.

Потомъ насталъ день похоронъ и послѣ этой церемоніи Бельтонъ воротился съ своей кузиной въ домъ. Старый сквайръ не оставилъ завѣщанія, когда онъ умеръ; у него не осталось ничего, что онъ могъ бы завѣщать. Мёбель въ домѣ, истёртые ковры и старинныя кресла принадлежали Клэрѣ; но, кромѣ этого, она не имѣла ничего и отецъ не имѣлъ возможности дать ей что-нибудь. Она была одна на свѣтѣ, безъ копейки за душой и съ убѣжденіемъ въ сердцѣ, что она должна разойтись съ Фредерикомъ Эйльмеромъ и съ чувствомъ относительно своего кузена, которое она едва могла анализировать, но которое говорило ей, что она не можетъ ѣхать въ домъ его въ Норфолькѣ, или жить съ нимъ въ Бельтонскомъ замкѣ, или положиться на него такъ, какъ положилась бы на настоящаго брата.

Въ тотъ самый день, когда отецъ ея былъ похоронёнъ, Клэра принесла Уиллю письмо съ просьбою прочесть его и сказать что она должна дѣлать. Письмо было отъ лэди Эйльмеръ съ приглашеніемъ пріѣхать въ замокъ Эйльмеръ. Къ нему было приложено, какъ читатель можетъ быть вспомнитъ, письмо отъ капитана Эйльмера. Объ этомъ, разумѣется, Клэра сообщила своему кузену, но не сочла нужнымъ показать письмо одного соперника другому. Письмо лэди Эйльмеръ было холодно, но въ то же время указывало Клэрѣ рѣшительную необходимость принять приглашеніе.

"Мнѣ кажется вы непремѣнно согласитесь со мною, милая миссъ Эмедрозъ, говорилось въ письмѣ: "что въ этихъ необыкновенныхъ и непріятныхъ обстоятельствахъ это единственный домъ, въ которомъ приличіе позволяетъ вамъ найти убѣжище.

— Почему же не богадѣльня? сказала Клэра своему кузену, примѣтивъ, что глаза его дошли до этой страницы. Онъ сердито покачалъ головой, но не сказалъ ничего; а когда кончилъ письмо, сложилъ его и молча подалъ Клэрѣ.

— Что мнѣ дѣлать? спросила Клэра. — Вы сказали мнѣ, чтобы я обращалась къ вамъ за совѣтомъ во всёмъ.

— Вы должны сами это рѣшить.

— Вы не хотите посовѣтовать мнѣ? Вы не хотите сказать права ли она?

— Я полагаю, что она права.

— Такъ мнѣ лучше ѣхать?

— Если вы намѣрены выйти за капитана Эйльмера, вамъ лучше ѣхать.

— Я съ нимъ помолвлена.

— Когда такъ, вамъ лучше ѣхать.

— Но я не хочу покоряться ея тиранству.

— Обвѣнчайтесь тотчасъ и вамъ придётся покоряться только ему. Я полагаю, вы къ этому приготовлены.

— Не знаю. Я не люблю тиранства.

Онъ помолчалъ, смотря на неё, а потомъ отвѣчалъ:

— Я не тиранилъ бы васъ, Клэра..

— О, Уилль, Уилль! не говорите такимъ образомъ, не уничтожайте всего.

— Что же я долженъ говорить?

— Что говорили бы вы вашей сестрѣ, если бы ваша родная сестра спрашивала у васъ совѣта въ подобномъ затрудненіи? Если бы ваша сестра пришла къ вамъ и разсказала всѣ затрудненія вы посовѣтовали бы ей, вы не сказали бы такихъ словъ, которыя сдѣлали бы хуже эти затрудненія для нея.

— Тогда было бы совсѣмъ другое.

— Но вы сказали, что вы будете моимъ братомъ.

— Какъ могу я знать что вы чувствуете къ этому человѣку? Мнѣ кажется, что вы и ненавидите и боитесь, а иногда и презираете его.

— Ненавижу его! Нѣтъ.

— Обратитесь же къ нему и спросите его что вамъ лучше дѣлать. Не спрашивайте меня.

Онъ торопливо вышелъ изъ комнаты и хлопнулъ дверью, но не успѣлъ онъ сойти съ лѣстницы, какъ вспомнилъ церемонію, на которой онъ присутствовалъ и какъ одинока была Клэра на свѣтѣ, и воротился къ ней.

— Извините, Клэра, сказалъ онъ: — я вспыльчивъ, но я долженъ быть скотъ, если выказалъ вамъ мою вспыльчивость въ такой день. На вашемъ мѣстѣ я принялъ бы приглашеніе лэди Эйльмеръ, просто поблагодаривъ её самымъ обыкновеннымъ образомъ. Потомъ я поѣхалъ бы и посмотрѣлъ какова она. Вотъ какой совѣтъ подалъ бы я моей сестрѣ.

— Я поѣду, хоть только для того, что вы посовѣтовали мнѣ.

— Что касается дома, скажите ей, что у васъ есть вашъ собственный домъ — въ Бельтонскомъ замкѣ, изъ котораго никто не можетъ васъ выгнать и куда никто не можетъ войти безъ вашего позволенія. Этотъ домъ принадлежитъ вамъ.

Прежде чѣмъ она успѣла ему отвѣчать, онъ вышелъ изъ комнаты и она прислушивалась къ его тяжолымъ шагамъ, когда онъ вышелъ черезъ переднюю въ парадную дверь.

Онъ прошолъ черезъ паркъ въ калитку сада полковника Эскертона. Было много разныхъ предметовъ, по которымъ полковникъ и Бельтонъ должны были находиться въ сношеніяхъ относительно смерти сквайра и найма коттэджа, такъ что они сдѣлались почти коротки между собой. Бельтону не нужно было сказать ничего особеннаго полковнику Эскертону, котораго онъ видѣлъ даже недавно на похоронахъ, но ему хотѣлось облегчить себя поговорилъ съ кѣмъ-нибудь прежде чѣмъ онъ воротится къ своему одиночеству въ Редикотской гостинницѣ. Полковника не было дома и горничная спросила его не желаетъ ли онъ видѣть мистриссъ Эскертонъ. Когда онъ сказалъ, что не хочетъ безпокоить её, горничная отвѣчала, что ея госпожа желаетъ говорить съ нимъ, и ему не оставалось болѣе ничего какъ пройти въ гостиную.

— Я желала видѣть васъ на минуту, сказала мистриссъ Эскертонъ, кланяясь ему, по не протягивая руки: — чтобы спросить васъ какъ вы нашли вашу кузину.

— Она кажется здорова.

— Полковникъ Эскертонъ видѣлъ её чаще, чѣмъ я, послѣ смерти ея отца и онъ находитъ, что она нездорова.

— Я этого не нахожу. Только, разумѣется, она не весела.

— Конечно. Какъ ей быть весёлой? Но полковникъ находитъ, что она имѣетъ такой изнурённый видъ. Я надѣюсь, что вы извините меня, мистеръ Бельтонъ, по я люблю её такъ, что не могу оставаться въ неизвѣстности на счотъ ея будущности. Рѣшено что-нибудь?

— Она ѣдетъ въ замокъ Эйльмеръ.

— Въ замокъ Эйльмеръ! Не-уже-ли? Сейчасъ?

— Очень скоро. Лэди Эйльмеръ пригласила её.

— Лэди Эйльмеръ? Стало быть я полагаю…

— Что вы полагаете?

— Я не думала, чтобы она поѣхала въ замокъ Эйльмеръ — хотя это самое лучшее, что она можетъ сдѣлать. Она, кажется, не любитъ Эйльмеровъ, то-есть лэди Эйльмеръ. Но я полагаю… она поступаетъ хорошо?

— Она поступаетъ хорошо, если это ей пріятно.

— Она находится въ такихъ жестокихъ обстоятельствахъ — не правда-ли? Какъ иначе можетъ она поступить? Мнѣ такъ жаль её! Я думаю, мнѣ не нужно говорить вамъ, мистеръ Бельтонъ, что она была бы дорогою гостьею здѣсь, но я не смѣю просить её къ намъ.

Она сказала это тихимъ голосомъ и не смотря на Уилльяма Бельтона. Сначала она опустила глаза въ землю, потомъ подняла ихъ на окно, но всё не смѣла встрѣтиться глазами съ Уиллемъ.

— Я право не знаю, неловко сказалъ Бельтонъ.

— Вы знаете, я надѣюсь, что я очень её люблю.

— Её всѣ любятъ, сказалъ Уилль.

— И вы также, мистеръ Бельтонъ?…

— Да! я люблю, какъ… сестру.

— И, какъ вашей сестрѣ, вы позволили бы ей переселиться сюда — къ намъ?

Онъ молчалъ нѣсколько времени и думалъ, а она терпѣливо ждала его отвѣта; но она заговорила опять прежде чѣмъ онъ отвѣтилъ ей:

— Я знаю, что вамъ извѣстна вся моя исторія, мистеръ Бельтонъ.

— Я не разсказалъ бы её ей, если вы подразумѣваете это, если бы она была моя сестра. Если бы она была моей женой я разсказалъ бы ей.

— Почему же?

— Потому-что я былъ бы увѣренъ, что это не сдѣлаетъ ей вреда.

— Я вижу, что вы можете быть великодушны, мистеръ Бельтонъ. Но она знаетъ всё, также какъ и вы.

— Я ей не говорилъ.

— И я не говорила; но я сдѣлала бы это, если бы капитанъ Эйльмеръ не опередилъ меня. Теперь скажите мнѣ, могу ли я просить её переселиться сюда?

— Это будетъ безполезно, такъ какъ она ѣдетъ въ замокъ Эйльмеръ.

— Но она ѣдетъ туда просто для того, чтобы найти домъ, не имѣя никакого другого.

— Нѣтъ, мистриссъ Эскертонъ, не отъ того. У ней есть свои домъ. Бельтонскій замокъ принадлежитъ ей; она можетъ жить тамъ, если хочетъ, и никто не можетъ сказать ей ни слова. Ей ненужно ѣхать въ замокъ Эйльмеръ для того, чтобы имѣть домъ.

— Вы хотите сказать, что вы отдадите ей этотъ домъ на время?

— Это ея домъ.

— Я васъ не понимаю, мистеръ Бельтонъ.

— Это ничего не значитъ; мы не будемъ болѣе говорить объ этомъ.

— И вы думаете, что ей пріятно ѣхать къ лэди Эйльмеръ?

— Какъ могу я знать что ей пріятно?

Наступило новое молчаніе, прежде чѣмъ мистриссъ Эскертонъ опять заговорила:

— Я могу сказать вамъ одно: она его любитъ.

— Это ея дѣло.

— Но ей бы нужно было растолковать, чтобы она хорошенько разузнала свои чувства прежде чѣмъ погубитъ себя навѣкъ. Вы не желали бы, чтобы ваша кузина вышла за человѣка, котораго она не любитъ, потому-что одно время она вообразила будто любитъ его. Вотъ въ чомъ дѣло, мистеръ Бельтонъ: если она поѣдетъ въ замокъ Эйльмеръ, она выйдетъ за капитана Эйльмира и будетъ всегда несчастной женщиной. Если вы одобрите, чтобы она переселилась сюда на нѣсколько дней, я думаю, всё было бы поправлено; а она согласилась бы тотчасъ, еслибы вы посовѣтовали ей.

Бельтонъ ушолъ, не позволивъ себѣ дать отвѣтъ въ эту минуту и разсуждалъ самъ съ собою, возвращаясь въ Редикогъ, разсуждая всей душою, всѣмъ сердцемъ, всею своею силою. Пока онъ размышлялъ, пошолъ сильный дождь холодный, пронзительный февральскій дождь; ночная темнота спустилась на Уилля, а онъ шолъ по густой грязи сомерсетширскихъ переулковъ, не обращая вниманія ни на погоду, ни на темноту. Передъ нимъ открывалась возможность, посредствомъ которой онъ могъ даже теперь получить чего желалъ. Ему казалось, что онъ видитъ эту возможность, открытую для него политикой этой женщины, которая, какъ онъ примѣчалъ, сдѣлалась къ нему дружелюбна. Еще не былъ назначенъ день для этой поѣздки въ Йоркширъ; и еслибы Клэру можно было убѣдить перебраться въ коттэджъ и остаться тамъ съ мистриссъ Эскертонъ, то, можетъ быть, этой поѣздки совсѣмъ бы не было. Бельтонъ понималъ, что этотъ поступокъ со стороны Клэры смертельно оскорбилъ бы всѣхъ Эйльмеровъ. Это тиранство, о которомъ Клэра говорила съ такимъ опасеніемъ, обнаружилось бы безъ всякой сдержанности и союзъ съ Эйльмерами прекратился бы. Но если Клэра поѣдетъ въ замокъ Эйльмеръ, для него не остаётся никакой надежды; тогда и его и ея судьба будетъ рѣшена. Въ этомъ планѣ, но его мнѣнію, не было ничего неблагороднаго. Почему Клэрѣ не переѣхать въ домъ мистриссъ Эскертонъ? что могло быть естественнѣе этого въ такое время? Если бы она въ самомъ дѣлѣ была его сестра, онъ не отговаривалъ бы её, еслибы она этого желала. Онъ говорилъ себѣ, что этой женщинѣ должно простить ея вину и что это прощеніе должно быть полное. Если Эйльмеры имѣли бы безразсудство поссориться съ Клэрой за это, то пусть ихъ ссорятся. Мистриссъ Эскертонъ говорила ему, что Клэра не любила капитана Эйльмера — можетъ быть; и если это было такъ, то какое большее одолженіе могъ онъ сдѣлать ей, какъ дать случай избавиться отъ такого союза?

Весь слѣдующій день онъ оставался въ Гедикотѣ, думая, сомнѣваясь, усиливаясь примирить свои желанія и свою совѣсть. Цѣлый день шолъ дождь, и Уилльямъ, сидя одинъ и куря въ неудобной гостинницѣ, говорилъ себѣ, что его удерживаетъ дождь — но въ сущности не дождь удерживалъ его. Если бы онъ рѣшился употребить всѣ силы, чтобы не допустить этой поѣздки въ Йоркширъ, или если бы онъ рѣшился способствовать ей, я думаю, что онъ отправился бы въ Бельтонъ, не очень опасаясь дождя. На второй день послѣ похоронъ онъ отправился въ Бельтонъ, потому-что рѣшился. Если Клэра его послушаетъ, то она должна выказать свою независимость относительно лэди Эйльмеръ и остаться нѣсколько дней у Эскертоновъ прежде чѣмъ отправиться въ Йоркширъ, и увѣдомить лэди Эйльмеръ объ этомъ своёмъ намѣреніи.

— Если она дѣйствительно любитъ этого человѣка, говорилъ себѣ Уилль: — она поѣдетъ тотчасъ, несмотря на мои слова. Если она не поѣдетъ, значитъ я её спасъ.

— Какъ вы жестоки, что не были вчера! сказала Клэра, какъ только увидала его.

— Шолъ сильный дождь, отвѣчалъ онъ.

— Такіе люди, какъ вы, мало обращаютъ вниманія на дождь; но только въ такомъ случаѣ, когда вамъ надо выйти по дѣлу — или удовольствію.

— Вамъ не надо быть такою строгою. Дѣло въ томъ, что я имѣю большое безпокойство.

— Что можетъ безпокоить васъ, Уилль? Я думала, что всѣ безпокойства на моей сторонѣ.

— Я полагаю, каждый думаетъ, что его сапогъ крѣпче жмётъ.

— Я думаю, что вамъ сапогъ не можетъ крѣпко жать. Иногда, когда я думаю о васъ, мнѣ кажется, что вы олицетвореніе счастья и благоденствія.

— Я самъ этого не вижу — вотъ и всё. Вы писали къ лэди Эйльмеръ, Клэра?

— Писала, но еще не отослала письма. Я не буду посылать никакихъ писемъ, пока не покажу ихъ вамъ, такъ какъ вы мой повѣренный и совѣтникъ. Вотъ, прочтите. Мнѣ кажется, что ничего не могло быть болѣе вѣжливо или менѣе смиренно.

Онъ взялъ письмо и прочолъ его. Клэра просто выражала согласіе принять предложеніе лэди Эйльмеръ и просила ея сіятельство назначить день. О капитанѣ Эйльмерѣ не упоминалось въ письмѣ.

— И вы думаете, что такъ будетъ лучше? сказалъ онъ.

Его голосъ совсѣмъ не походилъ на его обыкновенный голосъ, когда онъ сказалъ это. Въ его тонѣ не доставало той самоувѣренности, которая всегда слышалась въ его голосѣ, даже когда её не доставало въ словахъ.

— Я думаю, что это вашъ собственный совѣтъ, сказала она.

— Ну да, то-есть я самъ не знаю. Вы не поѣдете ранѣе чѣмъ черезъ недѣлю, я полагаю.

— Можетъ быть черезъ недѣлю.

— Я до-тѣхъ-поръ, что вы будете дѣлать?

— Что я буду дѣлать?

— Да; гдѣ вы намѣрены остаться?

— Я думала, Уилль, что вы, можетъ быть, позволите мнѣ остаться здѣсь.

— Позволю вамъ! О Боже! Передъ лицомъ неба я желаю сдѣлать для васъ всё самое лучшее, не думая о себѣ, если только это будетъ зависѣть отъ меня.

— Я никогда не сомнѣвалась въ васъ и никогда не буду. Послѣ Бога я больше всѣхъ вѣрю вамъ, вѣрю, Уилль, вѣрю!

Онъ прошолся по комнатѣ разъ шесть прежде чѣмъ заговорилъ опять, а она стояла у стола и смотрѣла на него.

— Желала бы я знать, что тревожитъ васъ, сказала она.

На это онъ не отвѣчалъ, но продолжалъ ходить, пока она подошла къ нему и, положивъ обѣ руки на его руку, сказала:

— Лучше будетъ, Уилль, если я поѣду — не правда ли? Скажите мнѣ это. Я чувствую, что это будетъ лучше.

Онъ пересталъ ходить и смотрѣлъ на Клэру нѣсколько секундъ, оставаясь совершенно неподвиженъ, а потомъ заключилъ её въ свои объятія и, прижавъ крѣпко къ своей груди, цаловалъ ея щоки, лобъ, губы и глаза. Его воля была такъ сильна, сила такъ велика, а движенія такъ быстры, что она не могла вырваться отъ него, пока онъ не выпустилъ её; она даже не боролась — такъ была она удивлена и такъ скоро выпущена. Но въ ту минуту, какъ онъ оставилъ её, онъ увидалъ, что лицо ея пылало, а слёзы струились изъ глазъ. Она стояла съ минуту дрожа, сжавъ руки и съ такимъ выраженіемъ презрѣнія на губахъ и на лбу, какого онъ никогда не видалъ прежде; а потомъ она бросилась на диванъ и, закрывъ лицо руками, громко зарыдала, между тѣмъ какъ всё ея тѣло дрожало отъ судорожныхъ движеній. Онъ наклонился къ ней съ раскаяніемъ, не зная что дѣлать, какъ заговорить. Всѣ идеи о его планѣ вылетѣли изъ головы его теперь. Онъ оскорбилъ её навсегда. Какая теперь польза въ какомъ бы то ни было планѣ? Онъ возненавидѣлъ себя за этотъ планъ. Несчастье и безславіе настоящей минуты случилось съ намъ, потому-что онъ думалъ болѣе о себѣ, чѣмъ о ней. Только нѣсколько минутъ назадъ она говорила ему, что послѣ Бога она ему вѣритъ больше всѣхъ, а въ эти нѣсколько минутъ онъ показалъ себя совершенно недостойнымъ этого довѣрія и совершенно его уничтожилъ. Но онъ не могъ оставить ее, не заговоривъ съ нею.

— Клэра, сказалъ онъ: — Клэра…

Но она не отвѣчала ему.

— Клэра, вы не хотите говорить со мной! Вы не хотите позволить мнѣ просить васъ простить мнѣ?

Но она только рыдала. Мы можемъ сказать, что для нея въ эту минуту рыдать было легче, чѣмъ говорить. Какъ ей простить такое большое оскорбленіе? Какъ ей сердиться на такую страстную любовь?

Но онъ не могъ вѣчно стоять тутъ неподвижно и ничего не говорить, между тѣмъ какъ она лежала отвернувшись отъ него. Онъ долженъ былъ какъ-нибудь выйти изъ комнаты; но онъ не могъ этого сдѣлать даже въ своей настоящей немилости, не простившись съ нею.

— Можетъ-быть мнѣ лучше уйти и оставить васъ, сказалъ онъ.

Наконецъ послышался голосъ.

— О Уилль! зачѣмъ вы сдѣлали это? Зачѣмъ вы поступили со мною такъ дурно?

Когда онъ въ послѣдній разъ видѣлъ ея лицо, губы выражали презрѣніе, но теперь въ голосѣ ея презрѣнія не слышалось.

— Зачѣмъ? зачѣмъ? зачѣмъ?

Въ самомъ дѣлѣ зачѣмъ? развѣ только для того, чтобы она знала всю глубину его страсти.

— Если вы простите мнѣ, Клэра, я никогда не оскорблю васъ опять, сказалъ онъ.

— Вы оскорбили меня. Что мнѣ сказать? Что мнѣ дѣлать? У меня нѣтъ другого друга.

— Я негодяй — я это знаю.

— Я не подозрѣвала, что вы можете быть такъ жестоки. О Уилль!..

Но прежде чѣмъ онъ ушолъ, она сказала ему, что она простила его и прочла торжественную и кроткую проповѣдь о вредѣ поддаваться минутному впечатлѣнію. Ея тихія и серьбзныя слова раздавались въ ушахъ его какъ божественные звуки; но когда она сказала ему, краснѣя при этомъ, о грѣхѣ его страсти, и каковъ былъ бы ея грѣхъ, если бы она позволила её, онъ плакалъ какъ ребёнокъ слезами, которыя, конечно, были слезами невинности. Она очень разсердилась на него, но я думаю, что, по окончаніи своей проповѣди, она полюбила его еще болѣе прежняго.

Не было болѣе рѣчи объ ея отъѣздѣ въ замокъ Эйльмеръ и о приглашеніи мистриссъ Эскертонъ перейти въ коттэджъ. Письмо къ лэди Эйльмеръ было послано и условились, что Уилль останется въ Редикотѣ до полученія отвѣта изъ Йоркшира, а потомъ проводитъ Клэру въ Лондонъ. Прощаясь съ нимъ въ этотъ день, она могла съ прежнимъ искреннимъ дружелюбіемъ протянуть ему руку и назвать его «Уилль» прежнимъ искреннимъ любящимъ тономъ. А онъ — онъ могъ принять эти знаки ея о прощеніи такъ, какъ-будто онъ ихъ не заслужилъ.

Возвращаясь въ Редикотъ, онъ поклялся себѣ, что никогда не будетъ любить никакой женщины, кромѣ нея — даже если она сдѣлается женою капитана Эйльмера.

ПОСЛѢДНІЙ ДЕНЬ ВЪ БЕЛЬТОНѢ.

Съ слѣдующей почтой былъ получонъ отвѣтъ отъ лэди Эйльмеръ, назначавшій день поѣздки Клэры въ Йоркширъ, письмо отъ капитана Эйльмера, въ которомъ онъ увѣдомлялъ, что встрѣтитъ Клэру въ Лондонѣ и отвезётъ её въ замокъ Эйльмеръ.

"Въ парламентѣ засѣданія, писалъ онъ "и слѣдовательно я не могу располагать моимъ временемъ, но я не могу также допустить, чтобы ваше первое свиданіе съ моею матерью произошло въ моё отсутствіе.

Всё это было очень хорошо, но въ концѣ письма были предостереженія не очень хорошія.

«Я увѣренъ, милая Клэра, что вы вспомните на сколько слѣдуетъ уважать лѣта, характеръ и положеніе моей матери. Къ нашему супружескому счастью ничего не будетъ не доставать, если вамъ удастся пріобрѣсти ея привязанность, и моя первая просьба къ вамъ состоитъ въ томъ, чтобы вы старались заслужить ея доброе мнѣніе».

Конечно, ничего не было неблагоразумнаго въ такихъ словахъ отъ будущаго мужа къ будущей женѣ; но Клэра, читая ихъ, качала головой и съ гнѣвомъ топала ногой. Она не хотѣла говорить себѣ словами, но слова, хотя и невысказанныя, были довольно слышны для нея. Она не могла, не хотѣла подчиняться лэди Эйльмеръ и знала, что изъ этого посѣщенія выйдутъ непріятности.

Я боюсь, что многія дамы осудятъ миссъ Эмедрозъ, когда я скажу имъ, что она показала это письмо своему кузену Уиллю. Когда молодая женщина, имѣющая двухъ обожателей, рѣшается показывать любовныя письма того, съ кѣмъ она помолвлена, тому, которому она отказала, изъ этого не можетъ выйти ничего хорошаго ни для кого. Но у меня есть два извиненія въ защиту Клэры. Во-первыхъ, любовныя письма капитана Эйльмера не были въ сущности любовными, а дѣловыми письмами; во-вторыхъ, Клэра учила себя смотрѣть на Уилля Бельтона какъ на брата и забыть, что онъ когда-то принялъ на себя роль обожателя.

Она такъ учила себя, но не могу сказать, чтобы этотъ урокъ легко было вытвердить; а оскорбленіе, въ которомъ Уилль оказался виновенъ и которое было описано въ послѣдней главѣ, сдѣлало этотъ урокъ легче; но она рѣшила, что такъ должно быть. Когда она думала объ Уиллѣ, сердце ея очень смягчалось къ нему; а иногда, когда она думала о капитанѣ Эйльмерѣ, сердце ея вовсе къ нему не смягчалось. Но любящія чувства были очень сильны въ ея груди, когда она перечитывала его письма и вспоминала, что онъ не пріѣхалъ къ ней, но прислалъ ей семьдесятъ-пять фунтовъ для утѣшенія въ ея несчастьи! Всё-таки онъ долженъ былъ сдѣлаться ея мужемъ и она хотѣла исполнить свою обязанность. Что могло бы случиться, если бы Уилль Бельтонъ пріѣхалъ въ Бельтонскій замокъ прежде чѣмъ она узнала Фредерика Эйльмера — объ этомъ она твёрдо рѣшилась не думать никогда, и вслѣдствіе этого мысль эта всегда приходилакъ ней.

— Вы, разумѣется, будете ночевать одну ночь въ Лондонѣ, сказалъ Уилль.

— Кажется, вы всё это знаете, а я сдѣлаю какъ вы мнѣ скажете.

— Вы не можете пріѣхать въ Йоркширъ отсюда въ одинъ день. Гдѣ вы хотите остановиться въ Лондонѣ?

— Почему я могу знать? Дамы, я думаю, иногда ночуютъ и въ гостинницѣ?

— О да! Я могу написать и велѣть приготовить для васъ комнату.

— Вотъ это затрудненіе прекращено, сказала Клэра.

Но въ мнѣніи Бельтона это затрудненіе было прекращено не совсѣмъ. Капитанъ Эйльмеръ, разумѣется, будетъ въ Лондонѣ въ этотъ вечеръ и для Уилля былъ вопросъ: обязанъ ли онъ сказать проклятому скоту — я боюсь, что Бельтонъ такъ называлъ капитана въ своихъ монологахъ — гдѣ Клэра остановится? Или будетъ достаточно, что онъ, Уилль, передастъ её врагу на станціи желѣзной дороги на слѣдующее утро. Всѣ запутанности этого вопроса явились въ воображеніи Уилля. Какъ онъ заботился бы о томъ, чтобы ей въ гостинницѣ было удобно! Съ какимъ удовольствіемъ заказалъ бы онъ обѣдъ для двоихъ! Какъ внимательно окружилъ бы онъ её попеченіями, доходящими почти до обожанія, попеченіями, которыми такіе мущины, какъ Уилль Бельтонъ, способны окружать всѣхъ женщинъ въ исключительныхъ обстоятельствахъ, когда обыкновенная рутина жизни была нарушена! Если бы она была просто его кузина и если бы онъ никогда не смотрѣлъ на неё иначе, съ какимъ счатьемъ сдѣлалъ бы она всё это! Теперь же онъ сдѣлаетъ это съ такимъ терпѣніемъ и съ такой любезностью, какія только находятся въ его власти. Онъ это сдѣлаетъ, хотя будетъ помнить каждую минуту о горечи передачи, которую онъ такъ скоро принуждёнъ будетъ сдѣлать. Но онъ сомнѣвался, не лучше ли будетъ для Клэры, чтобы эта передача случилась на другое утро. Онъ отвезётъ её въ Лондонъ, потому что такимъ образомъ онъ можетъ быть полезенъ, а потомъ уѣдетъ и спрячется.

— Сказалъ капитанъ Эйльмеръ, гдѣ онъ встрѣтитъ васъ? спросилъ Уилль послѣ нѣкотораго молчанія.

— Разумѣется, я должна написать ему объ этомъ.

— Онъ явится къ вамъ тотчасъ, какъ вы пріѣдете въ Лондонъ?

— Онъ ничего не сказалъ объ этомъ. Онъ, вѣроятно, будетъ въ Нижней Палатѣ, или занятъ въ какомъ-нибудь другомъ мѣстѣ. Но зачѣмъ вы спрашиваете? Вы торопитесь поскорѣе уѣхать изъ Лондона?

— О нѣтъ!

— Или, можетъ быть, вы имѣете друзей, которыхъ вы желаете видѣть? Пожалуйста не стѣсняйтесь, я не хочу вамъ мѣшать.

Бельтонъ посмотрѣлъ на неё съ упрекомъ, прежде чѣмъ отвѣчалъ:

— Я только думалъ о томъ, что было бы удобнѣе для васъ. Мнѣ не съ кѣмъ видѣться, нечего дѣлать, некуда ѣхать.

Тогда Клэра поняла всё и сказала, что она напишетъ капитану Эйльмеру и попроситъ его пріѣхать къ нимъ въ гостинницу.

Клэра рѣшила, что она увидится съ мистриссъ Эскертонъ передъ отъѣздомъ; и такъ какъ эта дама въ замокъ не приходила, Клэра зашла въ коттэджъ и взяла съ собой кузена. Бельтонъ былъ въ коттэджѣ раза два послѣ того, какъ мистриссъ Эскертонъ объяснила ему какимъ образомъ можно бы уничтожить эйльмерскій союзъ, но тамъ всегда былъ полковникъ Эскертонъ и о прежнемъ разговорѣ не было и помину. Полковника Эсксртона теперь тамъ не было и Бельтонъ почти боялся, что будутъ сказаны слова, которыя онъ не зналъ какъ слушать.

— Итакъ вы уѣзжаете? сказала мистриссъ Эскертонъ.

— Да; мы ѣдемъ завтра, отвѣчала Клэра.

— Я думаю не о поѣздкѣ въ Лондонъ, продолжала мистриссъ Эскертонъ: — а объ опасностяхъ и лишеніяхъ вашей дальнѣйшей поѣздки на сѣверъ.

— Я доѣду очень хорошо. Я не боюсь, что кто-нибудь съѣстъ меня.

— Есть разные способы съѣдать людей — не такъ ли, мистеръ Бельтонъ?

— Насчотъ ѣды я не знаю; но есть много способовъ надоѣсть людямъ, отвѣчалъ онъ.

— Мнѣ кажется, что въ Эйльмерскомъ замкѣ будетъ многое въ этомъ родѣ. О сэрѣ Энтони ничего не слыхать, но я воображаю лэди Эйльмеръ ужасной женщиной.

— Я думаю, что я съумѣю поддержать себя, сказала Клэра.

— Надѣюсь, надѣюсь, повторила мистриссъ Эскертонъ. — Не знаю, удастся ли вамъ это или нѣтъ, но я знаю каковъ будетъ результатъ, если вамъ удастся.

— Этого я не знаю сама.

— Вѣрю. Вы ѣдете въ Йоркширъ одна?

— Нѣтъ; капитанъ Эйльмеръ встрѣтитъ меня въ Лондонѣ.

Мистриссъ Эскертонъ посмотрѣла на Бельтона, но не отвѣчала, и потомъ она не говорила ничего болѣе о поѣздкѣ Клэры. Она взглянула на Бельтона такъ, что онъ понялъ, что она дѣлаетъ ему выговоръ, зачѣмъ онъ не привёлъ въ исполненіе маленькій планъ, приготовленный для него. Но онъ возненавидѣлъ этотъ планъ и почти возненавидѣлъ мистриссъ Эскертонъ за то, что она предложила его. Онъ увѣрилъ себя, что онъ долженъ думать только о благополучіи Клэры и сказалъ себѣ, что онъ не довольно силёнъ ни намѣреніемъ, ни умомъ, чтобы придумывать планы для ея благополучія. Она лучше способна устроить всё для себя, чѣмъ онъ способенъ устроить для нея. Если она любитъ этого «проклятаго скота», пусть она выходитъ за него; только… вотъ въ этомъ заключалось единственное затрудненіе — только онъ не могъ заставить себя думать, чтобы ей было возможно любить его.

— Вы вѣрно никогда уже не увидите опять этого мѣста? спросила мистриссъ Эскертонъ послѣ продолжительнаго молчанія.

— Я надѣюсь, что буду видѣть очень часто, отвѣчала Клэра. — Почему мнѣ не видѣть? Оно не выходитъ изъ нашей фамиліи…

— То-есть оно будетъ принадлежать вашему кузену…

— А кузены могутъ быть также далеки, какъ посторонніе, хотите вы сказать; но мы съ Уиллемъ не таковы — не такъ ли, Уилль?

— Я право не знаю каковы мы, сказалъ онъ.

— Не-уже-ли вы хотите сказать, что вы бросите меня? Дѣло въ томъ, мистриссъ Эскертонъ, что я не намѣрена позволить себя бросать. Я считаю его моимъ братомъ и намѣрена уцѣпиться за него какъ сестра.

— Вы вѣрно не воротитесь сюда до вашей свадьбы, сказала мистриссъ Эскертонъ.

Это были ужасныя слова и могли быть извинены только на томъ основаніи, что говорившая искренно желала сдѣлать то, что, по ея мнѣнію, могло принести пользу тѣмъ, къ кому она обращалась.

— Разумѣется, вы ѣдете теперь на вашу свадьбу.

— Вовсе нѣтъ, отвѣчала Клэра. — Какъ вы можете говорить мнѣ такимъ образомъ такъ скоро послѣ смерти моего отца? Это упрёкъ мнѣ, зачѣмъ я пришла даже сюда.

— Я не намѣрена упрекать, какъ вамъ хорошо извѣстно; я хочу только сказать, что если вы не останетесь въ Йоркширѣ до вашей свадьбы, куда же вы намѣрены отправиться пока?

— Мои планы еще не рѣшены.

— Она можетъ жить въ этомъ домѣ, если хочетъ, сказалъ Уилль. — Здѣсь никого другого не будетъ. Домъ принадлежитъ ей; она можетъ дѣлать съ нимъ что хочетъ.

— Врядъ ли она пріѣдетъ сюда для того, чтобы быть одной.

— Я не хочу подвергаться разспросамъ, милая моя, сказала Клэра добродушно. — Разумѣется, я одинокая женщина и подвержена разнымъ невыгодамъ. Можетъ быть у меня еще нѣтъ плана на будущее время; а если и есть планы, то можетъ быть я не намѣрена разсказывать ихъ.

— Мнѣ лучше тотчасъ приступить къ дѣлу, сказала мистриссъ Эскертонъ. — Если… если… если вы будете расположены, пожалуйста пріѣзжайте къ намъ. Вы будете у насъ дорогой гостьей. Трудно говорить объ этомъ, хотя вы оба понимаете всё также, какъ и я. Я не могу настаивать на своёмъ приглашеніи, какъ всякая другая женщина.

— Вы можете, энергически сказала Клэра: — разумѣется вы можете.

— Могу? Когда такъ я приглашаю. Милая Клэра, пріѣзжайте къ намъ.

Говоря такимъ образомъ, мистриссъ Эскертонъ встала на колѣна возлѣ своей гостьи.

— Мистеръ Бельтонъ, скажите ей, что когда ей надоѣстъ величіе Эйльмерскаго замка, она можетъ пріѣхать сюда.

— Я ничего не знаю о величіи Эйльмерскаго замка, вдругъ сказалъ Уилль.

— Но она можетъ пріѣхать сюда — можетъ?

— Она не будетъ спрашивать моего позволенія.

— Она говоритъ, что вы ея братъ. Чьего же позволенія будетъ она спрашивать?

— Онъ знаетъ, что я скорѣе спрошу его позволенія, чѣмъ всякаго другого, сказала Клэра.

— Вотъ видите, мистеръ Бельтонъ. Теперь вы должны сказать, что она можетъ пріѣхать или не можетъ.

— Я не скажу ничего. Она знаетъ что ей дѣлать гораздо лучше, чѣмъ я могу сказать ей.

Мистриссъ Эскертонъ всё стояла на колѣнахъ и опять обратилась къ Клэрѣ:

— Вы слышите, что онъ говоритъ; что вы скажете сами? Пріѣдете вы къ намъ, то-есть, если это будетъ для васъ удобно?

— Я не даю обѣщанія, но я не вижу причины почему бы мнѣ не пріѣхать.

— И я должна удовольствоваться этимъ? Ну, я удовольствуюсь.

Она встала.

— Для такой женщины, какъ я, и этого очень много, продолжала она. — Позвольте мнѣ сказать вамъ, мистеръ Бельтонъ, что я могу быть вамъ признательна, хотя вы не можете быть любезны ко мнѣ.

— Надѣюсь, что я не былъ нелюбезенъ, отвѣчалъ онъ.

— Я не могу сдѣлать вамъ комплимента. Но вы показали мнѣ нѣчто гораздо лучше любезности, такъ что я могу простить васъ. Вы знаете, какъ я желаю вамъ счастья.

За этимъ Клэра встала проститься и нѣжность объятій обѣихъ женщинъ загладила неловкость предыдущаго разговора.

— Богъ да благословитъ васъ, моя дорогая! сказала мистриссъ Эскертонъ. — Могу я къ вамъ писать?

— Конечно, отвѣчала Клэра.

— И вы будете отвѣчать на мои письма?

— Разумѣется. Вы должны писать мнѣ обо всемъ, что дѣлается въ Бельтонѣ — особенно о Бесси. Её не надо продавать — не такъ ли, Уилль?

Бесси была корова, которую Бельтонъ ей подарилъ.

— Если вы хотите оставить её.

— Я пойду посмотрѣть её сама, сказала мистриссъ Эскертонъ: — и произнесу мои желанія надъ ея рогами — чтобы случились нѣкоторыя обстоятельства, желаемыя мною. Прощайте, мистеръ Бельтонъ. Вы можете быть такъ нелюбезны, какъ хотите, но это не сдѣлаетъ никакой разницы.

Когда Клэра съ кузеномъ вышли изъ коттэджа, они не тотчасъ воротились въ домъ, а обошли вокругъ парка, черезъ кустарникъ, на скалы, гдѣ когда-то произошла между ними замѣчательная сцена. Они говорили мало дорогою и не сговаривались по какой тропинкѣ идти. Каждый какъ-будто понималъ, что въ ихъ настоящемъ расположеніи духа было много меланхоліи и что это молчаніе было удобнѣе словъ. Но когда они дошли до скалы, Бельтонъ сѣлъ и попросилъ у Клэры позволенія остаться здѣсь на минуту.

— Не думаю, чтобы я когда-нибудь опять пришолъ на это мѣсто, сказалъ онъ.

— Вы такой же негодный, какъ мистриссъ Эскертонъ, отвѣчала Клэра.

— Не думаю, чтобы я когда-нибудь пришолъ на это мѣсто, повторилъ онъ, очень торжественно произнося эти слова. — По-крайней-мѣрѣ, я не сдѣлаю этого добровольно, если только…

— Если только что?

— Если только вы не будете моей женой или не обѣщаете мнѣ этого.

— О Уилль! вы знаете, что это невозможно.

— Стало быть невозможно, чтобы я опять пришолъ сюда.

— Вы знаете, что я помолвлена съ другимъ.

— Разумѣется, знаю. Я не прошу васъ разойтись съ вашимъ женихомъ. Я просто говорю вамъ, что несмотря на эту помолвку, я люблю васъ такъ, какъ любилъ прежде, чѣмъ вы были помолвлены. Я имѣю право высказать вамъ правду.

Какъ-будто она не знала этого и безъ его теперешнихъ словъ!

— Здѣсь я сказалъ вамъ, что я васъ люблю. Теперь я повторяю это здѣсь же, и никогда не приду сюда опять, если не буду въ состояніи говорить того же безпрестанно, безпрестанно, безпрестанно. Вотъ и всё! Мы можемъ теперь продолжать.

Но когда онъ всталъ, она сѣла, какъ бы не желая оставлять этого мѣста. Еще была зима и скала была сыра отъ холодныхъ капель съ деревьевъ и мохъ кругомъ былъ мокрый, и лужи образовались въ впадинахъ на поверхности. Она не сказала ничего, когда сѣла, но онъ, разумѣется, былъ принуждёнъ ждать, чтобы она была готова идти съ нимъ.

— Вамъ слишкомъ холодно сидѣть здѣсь, сказалъ онъ. — Пойдёмте, Клэра, я не хочу, чтобы вы оставались здѣсь: холодно и сыро.

— Для меня не холоднѣе чѣмъ для васъ.

— Вы не привыкли къ этому такъ, какъ я.

— Уилль, вы никогда не должны говорить со мною такъ, какъ говорили теперь. Обѣщайте мнѣ, что вы не будете.

— Обѣщаніе безполезно въ подобныхъ вещахъ.

— Это почти повтореніе того, что вы сдѣлали прежде:-- хотя, разумѣется, это не такъ дурно.

— Всё, что я дѣлаю, дурно.

— Нѣтъ, Уилль, милый Уилль! Почти всё, что вы дѣлаете — хорошо. Но какая польза можетъ быть для насъ, если вы будете думать о томъ, что никогда не можетъ быть. Не-уже-ли вы не можете думать обо мнѣ какъ о сестрѣ — и только, какъ о сестрѣ.

— Нѣтъ, не могу.

— Стало быть намъ не слѣдуетъ оставаться вмѣстѣ.

— Я ничего не знаю о томъ, что слѣдуетъ или не слѣдуетъ. Вы дѣлаете мнѣ вопросъ и, я полагаю, вы не желаете, чтобы я отвѣчалъ вамъ ложь.

— Разумѣется, я этого не желаю.

— Вотъ почему я и говорю вамъ правду. Я люблю васъ, какъ всякій другой мущина любитъ любимую имъ дѣвушку, и, насколько я знаю самъ себя, я не буду счастливъ, если вы не будете принадлежать мнѣ.

— О Уилль! какъ это можетъ быть, когда я помолвлена съ другимъ?

— Мнѣ нѣтъ никакого дѣла до вашей помолвки. Любитъ ли онъ васъ такъ, какъ я васъ люблю? Если онъ любитъ васъ, зачѣмъ его нѣтъ здѣсь? Если онъ любитъ васъ, зачѣмъ онъ допускаетъ свою мать обращаться съ вами съ презрѣніемъ? Если онъ любитъ васъ такъ, какъ я люблю васъ, зачѣмъ онъ пишетъ къ вамъ такимъ образомъ? Написалъ ли бы я къ вамъ такое письмо? Позволилъ ли бы я оставаться вамъ здѣсь не пріѣхавъ къ вамъ; позволилъ ли бы я другому заботиться о васъ? Если бы вы сказали, что вы будете моей женой, оставилъ ли бы я васъ въ одиночествѣ и горести, а потомъ прислалъ вамъ семьдесятъ-пять фунтовъ для утѣшенія? Если вы думаете, что онъ любитъ васъ, Клэра…

— Онъ думалъ, что поступаетъ справедливо, когда прислалъ мнѣ деньги.

— Но онъ не долженъ былъ считать это справедливымъ. Нужды нѣтъ, я не желаю обвинять его, но я знаю — и вы это знаете — что онъ не любитъ васъ такъ, какъ я васъ люблю.

— Что я могу сказать вамъ въ отвѣтъ?

— Скажите, что вы подождёте, пока увидитесь съ нимъ; скажите, что я могу имѣть надежду… возможность… что если онъ будетъ холоденъ, суровъ, и… и… окажется именно такимъ, какимъ мы его знаемъ — что тогда я могу имѣть надежду,

— Какъ могу я это сказать, когда я помолвлена съ нимъ? Неуже-ли вы не можете понять, что я дурно дѣлаю, позволяя говорить о нёмъ такимъ образомъ?

— Какъ иначе могу я говорить о нёмъ? скажите мнѣ это. Вы любите его?

— Да; люблю.

— Я этому не вѣрю.

— Уилль…

— Я этому не вѣрю. Ничто на свѣтѣ не заставитъ меня повѣрить этому. Это невозможно — невозможно.

— Вы хотите оскорбить меня, Уилль?

— Нѣтъ, я не намѣренъ оскорблять васъ, но я намѣренъ сказать вамъ правду. Я сказалъ бы вамъ то же самое, если бы дѣйствительно былъ вашимъ братомъ. Разумѣется, я не предполагаю, что вы любите кого-нибудь другого — напримѣръ, меня. Я не такой дуракъ. Но я не думаю, что вы любите его, и я совершенно увѣренъ, что онъ васъ не любитъ. Вотъ что я думаю; а если я это думаю, какъ же мнѣ не сказать вамъ?

— Вы не имѣете права думать такія вещи.

— Развѣ это зависитъ отъ меня? Ну, это всё равно. Я не допущу васъ сидѣть здѣсь долѣе. По-крайней-мѣрѣ вы теперь поняли, что я никогда болѣе не приду на это мѣсто.

Клэра, вставая, чувствовала, что и ей также не слѣдовало приходить сюда, если только, да… если только…

Они провели вечеръ вмѣстѣ, не упоминая о сценѣ на скалѣ. Клэра хотя не согласилась съ мистриссъ Эскертонъ, что уѣзжаетъ навсегда изъ Бельтона, тѣмъ не менѣе знала, что это весьма вѣроятно. Она не имѣла никакихъ правъ на Бельтонскій замокъ, а всё, что произошло между нею и ея кузеномъ, заставляло её чувствовать, что она ни при какихъ обстоятельствахъ не могла жить здѣсь. Невѣроятно было также и то, чтобы она пріѣхала къ мистриссъ Эскертонъ, какъ онѣ говорили. Если лэди Эйльмеръ будетъ благоразумна — какъ думала Клэра о мистриссъ Эскертонъ, не будетъ и помину въ Эйльмерскомъ замкѣ; и если такъ, разумѣется, она не оскорбитъ своего будущаго мужа, поѣхавъ въ домъ, котораго онъ не одобряетъ. Если лэди Эйльмеръ не будетъ благоразумна — если она рѣшится упрекать Клэру за ея дружбу — тогда Клэра думала, что визитъ къ мистриссъ Эскертонъ будетъ возможенъ.

Но она рѣшилась разстаться съ домомъ, въ которомъ она родилась и провела столько счастливыхъ и несчастныхъ дней, такъ, какъ-будто никогда не увидитъ его опять. Уложивъ всё, до послѣднихъ старыхъ писемъ, которыми была набита ея письменная шкатулка, она пошла по дому со свѣчою въ рукѣ какъ будто для того, чтобы еще взглянуть не забыто ли что, тогда какъ въ сущности ей хотѣлось проститься сердцемъ съ каждымъ уголкомъ, такъ хорошо ей знакомымъ. Когда, наконецъ, она сошла внизъ налить своему печальному кузену чашку чаю, она объявила, что сдѣлано всё.

— Вы теперь можете приняться за дѣло, Уилль, сказала она: — и дѣлать что хотите съ старымъ домомъ. Моё вѣдомство въ нёмъ кончилось.

— Не совсѣмъ, отвѣчалъ онъ.

Онъ уже говорилъ не какъ отчаянный обожатель: на губахъ его была улыбка, а голосъ веселъ.

— Да, совсѣмъ. Я отказываюсь отъ моего владычества съ этой минуты.

— Всё это такъ только говорится.

— И дѣлается, однако. Мнѣ нравится въ моей поѣздкѣ въ Эйльмерскій замокъ именно то, что я могу сдѣлать тотчасъ то, что иначе я откладывала бы до-тѣхъ-поръ, пока сдѣлать это мнѣ было бы непріятно. Мистеръ Бельтонъ, вотъ ключъ отъ погреба. Кажется, мущины всегда смотрятъ на это какъ на дѣйствительный признакъ владѣнія. Не совѣтую вамъ полагаться много на то, что заключается въ нёмъ.

Онъ взялъ отъ нея ключъ и не говоря ни слова швырнулъ его черезъ комнату на старый диванъ.

— Если вы не хотите брать его, то по-крайней-мѣрѣ лучше связали бы его вмѣстѣ съ другими, сказала Клэра.

— Навѣрно вы будете знать гдѣ найти его, когда онъ вамъ понадобится, отвѣчалъ Уилль.

— Онъ мнѣ никогда не понадобится.

— Стало-быть всё-равно гдѣ бы онъ ни лежалъ.

— Но вы не вспомните, Уилль.

— Не думаю, чтобы я имѣлъ случай вспоминать.

Онъ помолчалъ съ минуту прежде чѣмъ продолжала.:

— Я уже прежде говорилъ вамъ, что я не намѣренъ вступать во владѣніе этимъ мѣстомъ! я не считаю его своимъ.

— Чьё же оно?

— Ваше.

— Нѣтъ, милый Уилль, оно не моё — вы это знаете.

— Я намѣренъ, чтобы оно было ваше и слѣдовательно вамъ лучше положить ключи туда, гдѣ вы будете знать какъ найти ихъ.

Когда Уилль ушолъ, Клэра взяла ключъ и связала его съ другими, которые намѣревалась отдать старой служанкѣ остававшейся смотрѣть за домомъ, но послѣ минутнаго размышленія, она опять вынула ключъ изъ связки и положила его на диванъ, на то самое мѣсто, куда Уилль его бросилъ.

На слѣдущее утро они отправились въ путь, на этотъ разъ не въ старой каретѣ изъ Редикота, а въ покойномъ экипажѣ изъ Таунтона, запряженномъ парой почтовыхъ лошадей, заказанномъ Бельтономъ.

— Мнѣ кажется, стыдно уѣзжать въ послѣдній разъ не на сѣрой лошади и не съ Джерри, сказала Клэра.

Джерри былъ тотъ кучеръ, съ которымъ она ѣхала въ Таунтонъ, когда старая лошадь упала на дорогѣ.

— Но Джерри и сѣрая лошадь не могли бы отвезти васъ, меня и всю вашу поклажу, возразилъ Уилль.

— Бѣдный Джерри! я думаю, что такъ, отвѣчала Клэра: — но всё-таки уѣзжать безъ него значитъ его обидѣть.

Четверо или пятеро старыхъ арендаторовъ стояло около двери, чтобы проститься съ Клэрой; она всѣмъ дружески пожала руку. Они по-крайней-мѣрѣ считали ея отъѣздъ окончательнымъ. И, разумѣется, онъ былъ окончательнымъ — она увѣрила себя въ этомъ въ ту ночь.

Когда они уѣзжали, и полковникъ и мистриссъ Эскертонъ подошли къ двери.

— Онъ не хотѣлъ отпустить васъ не простившись съ вами, сказала мистриссъ Эскертонъ.

— Я очень рада пожать ему руку, отвѣчала Клэра.

Полковникъ сказалъ ей нѣсколько словъ, а жена его успѣла въ это время отвести Уилля Бельтона за карету.

— Не отказывайтесь, мистеръ Бельтонъ, сказала она съ жаромъ: — если вы станете настаивать, она еще будетъ ваша.

— Я боюсь что нѣтъ, отвѣчалъ онъ.

— Настаивайте какъ мущина, сказала она, пожимая его руку: — если вы это сдѣлаете, вы доживёте до того, что будете благодарить меня за мои слова.

Наконецъ они уѣхали, и когда Бельтонская деревня осталась позади ихъ, Уилль, взглянувъ въ лицо своей кузины, увидалъ, что глаза ея наполнились слезами и не сказалъ ни слова. Когда они проѣзжали безобразный красный кирпичный пасторатъ, Клэра на минуту высунулась изъ окна.

— Здѣсь нѣтъ никого, сказала она: — кому захотѣлось бы увидѣть меня. Если сообразить, что я жила здѣсь всю жизнь, не правда ли, какъ странно, что такъ немногіе могутъ со мной проститься?

— Люди не любятъ выставлять себя вперёдъ въ подобныхъ случаяхъ, сказалъ Уиллъ.

— Люди! здѣсь нѣтъ никакихъ людей. Никто такъ мало не заботился о нихъ, какъ я. А теперь… но, нужды нѣтъ, я намѣрена хорошо устроить мою жизнь — и устрою.

Бельтонъ не хотѣлъ воспользоваться ея грустью для своихъ выгодъ и они доѣхали до Таунгонской станціи почти не говоря ни слова.

Разумѣется, имъ пришлось ждать полчаса и, разумѣется, это ожиданіе было очень скучное. Для Уилля оно было дѣйствительно скучно: онъ по своей натурѣ ждать не любилъ. Для Клэры, которая сидѣла спокойно въ комнатѣ, положивъ ноги на каминную рѣшотку, скука была не такъ сильна.

— Кучеръ непремѣнно хотѣлъ поѣхать за два часа, хотя я ему говорилъ, что мы доѣдемъ въ полтора, сердито сказалъ Уилль.

— Но съ нами могла случиться какая-нибудь задержка на дорогѣ.

— Задержка! какая задержка? Задержки случаются не каждый день.

Наконецъ поѣздъ пришолъ и они отправились. Для Клэры хотя она была съ своимъ лучшимъ другомъ — я почти могу сказать другймъ, котораго она любила больше всѣхъ на свѣтѣ — эта поѣздка была не совсѣмъ пріятна, Бельтонъ не хотѣлъ разговаривать; но такъ какъ онъ не показывалъ желанія и читать, Клэрѣ не хотѣлось прибѣгать къ книгѣ, которая лежала въ ея дорожномъ мѣшкѣ. Уилль сидѣлъ напротивъ нея, то отворяя окно, то затворяя, какъ, онъ думалъ, лучше понравится Клэрѣ, но имѣя несчастный и унылый видъ. Въ Суиндонѣ онъ нѣсколько повеселѣлъ, заботясь о томъ, чтобы Клэра могла закусить, но это продолжалось только нѣсколько минутъ. Потомъ онъ опять сдѣлался молчаливъ до тѣхъ поръ, пока поѣздъ проѣхалъ Слофъ и онъ узналъ, что черезъ полчаса они будутъ въ Лондонѣ. Тогда онъ наклонился къ ней и заговорилъ:

— Это будетъ, вѣроятно, послѣдній случай, какой я буду имѣть сказать вамъ нѣсколько словъ — наединѣ.

— Я не думаю этого, Уилль.

— По-крайней-мѣрѣ долго не придётся. А такъ какъ я имѣю сказать вамъ кое-что, то лучше скажу теперь. Я многое думалъ объ имѣніи — о Бельтонскомъ помѣстьи хочу я сказать, и не хочу брать его себѣ.

— Это чистый вздоръ, Уилль. Вы должны взять его, такъ какъ оно ваше и не можетъ принадлежать никому другому.

— Я всё обдумалъ и совершенно увѣренъ, что всё это укрѣпленіе имѣнія за мною было несправедливо — радикально несправедливо съ начала до конца. Вы должны понять, что моё особенное уваженіе къ вамъ не имѣетъ никакого отношенія къ этому. Я сдѣлалъ бы то же самое еслибы ненавидѣлъ васъ.

— Не имѣйте ко мнѣ ненависти, Уилль!

— Вы знаете что я хочу сказать. Я нахожу, что укрѣпленіе имѣнія за мною было несправедливо и не хочу этимъ воспользоваться. Въ этомъ нѣтъ здраваго смысла, чтобы я получилъ всё по милости несчастья бѣднаго Чарли.

— Но мнѣ кажется, что это не зависитъ ни отъ васъ, ни отъ меня, ни отъ кого, это ваше по закону.

— Слѣдовательно будетъ недостаточно, если я просто откажусь, не отдавъ вамъ также по закону. Я останусь въ Лондонѣ завтра и дамъ инструкціи мистеру Грину. Я счолъ нужнымъ сказать вамъ объ этомъ, чтобы вы могли это передать капитану Эйльмеру.

Клэра взглянула въ эту минуту на Уилля и, встрѣтившись съ его глазами, заглянула въ ихъ глубину, и когда увидѣла тамъ всю его любовь и всѣ его страданія и всё благородство его натуры, сердце ея смягчилось. У ней выступили слёзы на глазахъ, несмотря на всѣ ея усилія, и она отвернулась къ окну.

— Я не могу теперь говорить, сказала она: — право не могу.

— И не кчему говорить объ этомъ, отвѣчалъ Уилль.

И они болѣе не говорили ни объ этомъ, ни о другомъ, пока опять не были взяты билеты и поѣздъ не тронулся. Тогда Уилль сказалъ:

— Передайте это капитану Эйльмеру, милая Клэра.

— Я скажу ему объ этомъ для того, чтобъ онъ зналъ вашу щедрость. Но, разумѣется, онъ согласится со мною, что такое предложеніе принять нельзя. Это совершенно — совершенно — совершенно невозможно.

— Вамъ лучше сказать ему объ этомъ и не прибавлять ничего болѣе; или попросите его увидѣться съ мистеромъ Гриномъ — послѣзавтра. Онъ мущина и понимаетъ дѣла, онъ знаетъ, что если я захочу сдѣлать такое распоряженіе, то оно должно быть сдѣлано. Вотъ мы и пріѣхали. Носильщикъ! намъ нуженъ кэбъ. Подите съ нимъ, а я позабочусь о поклажѣ.

Клэра, садясь въ кэбъ, чувствовала, что ей слѣдовало съ большей твёрдостью отказываться отъ его предложенія. Но можетъ быть лучше будетъ, если она напишетъ къ Уиллю изъ Эйльмерскаго замка и заставитъ Фредерика также написать.

ГОСТИННИЦА У СѢВЕРНОЙ ЖЕЛѢЗНОЙ ДОРОГИ.

У дверей гостинницы Сѣверной желѣзной дороги Бельтонъ и Клэра встрѣтили капитана Эйльмера. Въ гостинницѣ были заняты комнаты, потому что они должны были ѣхать съ раннимъ поѣздомъ на другой день, и капитанъ Эйльмеръ взялся заказать обѣдъ. Въ этой встрѣчѣ не было ничего особенно непріятнаго для нашего пріятеля Уилля. Счастливый соперникъ ничего не могъ сдѣлать болѣе въ передней гостинницы, какъ протянуть руку своей невѣстѣ, какъ всякой другой дамѣ, а потомъ предложить ей идти наверхъ и посмотрѣть свою комнату. Когда онъ сдѣлалъ это, онъ также протянулъ руку Бельтону; и Уилль, хотя скорѣе предпочолъ бы отрѣзать свою руку, былъ принуждёнъ взять её. Черезъ нѣсколько минутъ оба стояли вдвоемъ въ гостиной.

— Я полагаю, вамъ было холодно ѣхать, сказалъ капитанъ.

— Не очень, отвѣчалъ Уилль.

— Изъ Бельтона это довольно длинный путь.

— Не очень длинный.

— Можетъ быть для васъ, но миссъ Эмедрозъ навѣрно устала.

Бельтонъ разсердился, зачѣмъ его кузину назвали миссъ Эмедрозъ — чувствуя, что это холодное имя было сказано затѣмъ, чтобы держать его поодаль. Но онъ точно также разсердился бы, еслибъ Эйльмеръ назвалъ её Клэрой.

— Моя кузина, твёрдо сказалъ Уилль: — способна переносить небольшую усталость такого рода безъ всякихъ страданій.

— Я и не предполагалъ, чтобы она страдала, но путешествія всегда скучны, особенно когда приходится ѣхать въ экипажѣ.. Кажется, вы за двадцать миль отъ станціи.

— Бельтонскій замокъ болѣе чѣмъ за двадцать миль отъ Тоунтона.

— Мы за семь миль отъ станціи въ Эйльмерскомъ замкѣ и думаемъ, что это очень далеко.

— Я еще дальше въ Плэстоу.

— О, не-уже-ли? Плэстоу, кажется, въ Норфолькѣ?

— Да, Плэстоу въ Норфолькѣ.

— Я полагаю, вы оставите его теперь и переѣдете въ Сомерсетширъ?

— Совсѣмъ нѣтъ. Зачѣмъ мнѣ оставлять?

— Я думалъ, что можетъ быть… Такъ какъ Бельтонскій замокъ теперь принадлежитъ вамъ…

— Плэстоу болѣе принадлежитъ мнѣ, чѣмъ Бельтонъ, если это значитъ что-нибудь — а это не значитъ ничего.

Уилль сказалъ это сердитымъ тономъ, который онъ тотчасъ же постарался загладить.

— У меня очень много скота въ Плэстоу, продолжалъ онъ: — и я не могу оставить его даже еслибы и хотѣлъ.

— У васъ кажется тамъ хорошая охота, сказалъ капитанъ.

— Что касается куропатокъ, то ни въ какомъ графствѣ нѣтъ такой отличной охоты ни въ одномъ большомъ помѣстьѣ.

— Я слишкомъ занятъ, сказалъ капитанъ Эйльмеръ: — чтобы заниматься куропатками. Мы болѣе цѣнимъ фазановъ у насъ.

— Вѣроятно.

— Но житель Норфолька, такъ какъ вы, разумѣется долженъ охотиться за куропатками.

— Мы принуждены довольствоваться тѣмъ что у насъ есть; — хотя я думаю, что ни въ одномъ графствѣ нѣтъ такой дичи, какъ въ Норфолькѣ.

— Оттого-то у васъ охота за лисицами такая ничтожная.

— Ничтожная! почему вы называете её ничтожной?

— Многіе изъ васъ противъ разведенія лисицъ.

— Я вотъ что скажу вамъ, капитанъ Эйльмеръ; я не знаю, съ какою сворою охотитесь вы, но буду держать съ вами пари на пять фунтовъ, что мы убили болѣе лисицъ въ прошломъ году чѣмъ вы. Двадцать девять паръ съ половиной въ короткій сезонъ я не называю ничтожной охотой.

Капитанъ Эйльмеръ видѣлъ, что Бельтонъ начинаетъ сердиться, и не упоминалъ болѣе о достоинствахъ или недостаткахъ Норфолька. Такъ какъ онъ не могъ придумать о чомъ бы ему заговорить въ эту минуту, онъ сѣлъ и взялъ газету; Бельтонъ взялъ другую, такъ они и сидѣли до прихода Клэры. Что капитанъ Эйльмеръ читалъ газету, это довольно вѣроятно. Онъ не легко конфузился, и въ его настоящемъ положеніи ничто не могло сконфузить его. Но я увѣренъ, что Уилль Бельтонъ не прочолъ ни слова; онъ сердился на своего соперника, котораго онъ ненавидѣлъ, и сердился на себя за то, что выказалъ свой гнѣвъ. Ему хотѣлось явиться въ самомъ выгодномъ видѣ передъ этимъ человѣкомъ, или лучше сказать передъ Клэрой въ присутствіи этого человѣка; и онъ зналъ, что въ отсутствіи Клэры онъ такъ одурачилъ себя, что не будетъ уже въ состояніи поправиться. Онъ серьёзно обдумывалъ, не лучше ли будетъ вскочить съ своего мѣста и приколотить капитана Эйльмера. На минуту это конечно доставило бы ему огромное удовольствіе. Окончательный результатъ конечно будетъ прискорбенъ, но и теперь всѣ будущіе результаты, на сколько онъ могъ ихъ видѣть, были прискорбны. Онъ еще думалъ объ этомъ, смотря на капитана изъ-за газеты и говоря себѣ, что этотъ подвигъ вѣроятно былъ бы слишкомъ лёгокъ для того, чтобы доставить много наслажденія, когда Клэра вошла въ комнату. Тутъ онъ всталъ, дѣйствуя подъ впечатлѣніемъ минуты, и началъ прощаться съ Клэрой.

— Но вы будете здѣсь обѣдать, Уилль? сказала она.

— Нѣтъ, я не думаю.

— Вы мнѣ обѣщали. Вы сказали мнѣ, что вамъ нечего дѣлать сегодня. Вы ожидали, что кузенъ будетъ обѣдать съ нами сегодня? обратилась она къ капитану Эйльмеру.

— Я заказалъ обѣдъ для троихъ, сказалъ капитанъ Эйльмеръ.

— Очень хорошо; для меня это всё равно, сказалъ Уилль.

— И для меня, замѣтилъ капитанъ.

— А для меня не всё равно, замѣтила Клэра. — Я не знаю, когда я увижу опять моего кузена. Это будетъ очень дурно съ вашей стороны, Уиллъ, если вы уѣдете сегодня.

— Я выду на полчаса, сказалъ онъ: — и ворочусь къ обѣду.

— Мы обѣдаемъ въ семь, замѣтилъ капитанъ.

Бельтонъ взялъ шляпу и оставилъ помолвленныхъ вдвоёмъ.

— Вашъ кузенъ, кажется, довольно угрюмый джентльмэнъ.

Это были первыя слова, сказанныя капитаномъ Эйльмеромъ, когда онъ остался наединѣ съ дамою своего сердца. Онъ не показалъ своей привязанности ни однимъ изъ обыкновенныхъ признаковъ любви, которые позволяются жениху и невѣстѣ. Онъ не предложилъ ей поцалуя, не взялъ даже ея руки для болѣе горячаго пожатія теперь когда онъ остался съ нею наединѣ. Вѣроятно, онъ сдѣлалъ бы это, еслибы встрѣтился съ Кдэрой въ положеніи благопріятномъ для такого намѣренія; но теперь онъ нѣсколько былъ раздосадованъ несовсѣмъ учтивыми обращеніемъ Уилля Бельтона и вѣроятно забылъ, что можетъ пользоваться преимуществами. Желалъ бы я знать, вспомнила ли Клэра въ эту минуту о проступкѣ своего кузена Уилля въ гостиной Бельтонскаго замка. Она часто объ этомъ думала, можетъ быть подумала и теперь.

— Я не нахожу, чтобы онъ былъ угрюмъ, Фредерикъ, отвѣчала она: — онъ можетъ былъ не въ духѣ.

— А зачѣмъ ему быть не въ духѣ со мною? Я только сказалъ ему, что можетъ быть онъ предпочтётъ жить въ Бельтонѣ вмѣсто своей формы, тамъ въ Норфолькѣ.

— Мнѣ кажется, онъ очень любитъ Плэстоу.

— Но это не причина, чтобы надуться на меня. Не завидую его вкусу. Если онъ не понимаетъ, что съ своимъ именемъ онъ долженъ жить въ фамильномъ помѣстьѣ, принадлежащемъ ему, врядъ ли всё что я скажу можетъ открыть ему глаза на этотъ счотъ.

— Дѣло въ томъ, Фредерикъ, что онъ имѣетъ романическія идеи о Бельтонскомъ помѣстьѣ.

— Какія романическія идеи?

— Онъ думаетъ, что оно не должно принадлежать ему.

— А кому же? Кто, по его мнѣнію, долженъ имѣть его?

— Разумѣется, всё это пустяки.

— Но какая же его мысль? Кто, по его мнѣнію, долженъ быть владѣльцемъ?

— Онъ думаетъ… что Бельтонъ долженъ принадлежать… мнѣ. Но разумѣется, Фредерикъ, это всё вздоръ.

Нельзя было сказать въ эту минуту, составилъ ли себѣ Фредерикъ точное понятіе на этотъ счотъ. Когда онъ услыхалъ это извѣстіе отъ Клэры, на лицѣ его явилось какое-то сомнительное выраженіе, какъ будто онъ не совсѣмъ понялъ, какъ будто требовалось какое-нибудь соображеніе прежде чѣмъ онъ переваритъ эту мысль такъ, чтобы быть въ состояніи выражать свое мнѣніе о ней.

— Я не знаю въ чомъ состоялъ брачный контрактъ вашего отца, сказалъ онъ.

Клэра объяснила ему, что законность укрѣпленія Бельтонскаго помѣстья за Уиллемъ не подлежала никакому сомнѣнію. Ея кузенъ Уилль имѣлъ романическія мысли — вотъ и всё. Разумѣется эти романическія мысли не поведутъ ни къ чему, и она упомянула объ этомъ только для того, чтобы показать, что кузенъ ея могъ быть разстроенъ, когда зашла рѣчь объ его будущей резиденціи.

— Я совершенно согласна съ вами, сказала она: — что было бы гораздо лучше, еслибы онъ жилъ въ старомъ фамильномъ замкѣ; но теперь я не говорю объ этомъ.

— Если онъ думаетъ не предъявлять правъ на Бельтонъ, это другое дѣло, сказалъ Эйльмеръ.

— Бельтонъ принадлежитъ ему безъ всякихъ предъявленій, возразила Клэра.

— Это всё скоро рѣшится, сказалъ Эйльмеръ.

— Это уже рѣшено, возразила Клэра.

Въ семь часовъ всѣ трое сошлись опять; когда обѣдъ былъ поданъ, произошло нѣкоторое затрудненіе кому разрѣзать рыбу? Но Клэра рѣшила вопросъ попросивъ кузена. Не было ни малѣйшаго сомнѣнія, что капитанъ Эйльмеръ роздалъ бы баранину съ большей граціей и разрѣзалъ жареную курицу съ большимъ искусствомъ, но Клэрѣ захотѣлось, чтобы этимъ занялся Уилль. Капитанъ Эйльмеръ во весь обѣдъ старался быть любезнымъ, а Клэра старалась разговаривать такъ какъ будто всё шло очень гладко. Уилль также дѣлалъ усиліе время отъ времени сказать нѣсколько словъ и воздерживался, чтобы не сердиться на своего соперника; но это воздержаніе было очевидно и виднѣлись признаки во весь обѣдъ, что не укрощонный человѣкъ стремился схватить за горло человѣка укрощеннаго.

— Надо мнѣ уйти? спросила Клэра, какъ только выпила рюмку вина.

— О нѣтъ, отвѣчалъ капитанъ: — мы будемъ пить кофе, то-есть если мистеру Бельтону будетъ угодно.

— Для меня всё равно, сказалъ Уилль.

— А вина развѣ вы больше не хотите? спросила Клэра.

— Я нѣтъ, отвѣчалъ капитанъ: — можетъ быть, мистеръ Бельтонъ…

— Кто, я? Нѣтъ; мнѣ не нужно больше вина, сказалъ Уилль.

Потомъ всѣ замолчали. Клэрѣ очень было трудно. Черезъ нѣсколько времени принесли кофе и даже это было утѣшеніемъ. Хотя не надо было разливать, то-есть заняться чѣмъ-нибудь, всё-таки когда брали чашки, это послужило развлеченіемъ.

— Если кто-нибудь изъ васъ хочетъ курить, сказала Клэра: — меня это не безпокоитъ нисколько.

Никто не хотѣлъ курить.

— Въ которомъ часу мы пріѣдемъ завтра въ замокъ Эйльмеръ? спросила Клэра.

— Въ половинѣ пятаго, отвѣчалъ капитанъ.

— О не-уже-ли! такъ рано?

О чомъ ей теперь говорить? Уилль, не дотрогивавшійся до своего кофе и сидѣвшій за столомъ такъ неподвижно, какъ будто былъ обязанъ не шевелиться, становился угрюмѣе каждую минуту. Клэра почти раскаивалась, что пригласила его остаться съ ними. Конечно, въ его обществѣ не было никакого удовольствія ни для нихъ, ни для него самого.

— Какъ долго останетесь вы въ Лондонѣ, Уилль, прежде чѣмъ поѣдете въ Плэстоу? спросила Клэра.

— Одинъ день, отвѣчалъ онъ.

— Кланяйтесь отъ меня Мэри. Какъ я желала бы познакомиться съ нею. Какъ хотѣлось бы мнѣ думать, что я скоро познакомлюсь съ нею.

— Вы никогда не познакомитесь съ нею, сказалъ Бельтонъ.

Голосъ его былъ свирѣпъ до такой степени, что Эйльмеръ повернулся на стулѣ, чтобы взглянуть, на него, а Клэра не смѣла отвѣчать ему. Но теперь, когда его заставили говорить, онъ повидимому рѣшился продолжать.

— Какъ вы можете съ ней познакомиться? Вамъ незачѣмъ пріѣхать въ Норфолькъ, а ей незачѣмъ уѣзжать оттуда.

— Я не вижу, почему вамъ такъ утвердительно говорить о томъ и другомъ.

— Однако и то и другое справедливо. Елибы вы имѣли намѣреніе пріѣхать въ Норфолькъ, вы пріѣхали бы теперь.

Онъ даже не просилъ её пріѣхать, согласившись съ сестрой, что при настоящихъ обстоятельствахъ подобное приглашеніе было бы не кстати, а теперь упрекалъ её за то, что она не пріѣхала.

— Мать моя очень желала, чтобы миссъ Эмедрозъ пріѣхала къ ней въ замокъ Эйльмеръ, сказалъ капитанъ.

— Она и ѣдетъ въ замокъ Эйльмеръ, такъ что желаніе вашей матери не должно болѣе её тревожить.

— Полноте, Уилль, не сердитесь на насъ, сказала Клэра. — Это послѣдній вечеръ, который мы проводимъ вмѣстѣ. Мы такъ дороги другъ другу, что намъ не слѣдуетъ ссориться.

— Я съ вами не ссорюсь, сказалъ онъ.

— Я не могу предполагать, чтобы мистеръ Бельтонъ желалъ поссориться со мной, улыбаясь замѣтилъ капитанъ.

— Я увѣрена, что онъ не желаетъ, отвѣчала Клэра.

Бельтонъ молчалъ, устремивъ глаза на столъ и сердито нахмуривъ брови. Ему хотѣлось поссориться съ капитаномъ, но онъ всё желалъ, если возможно, избавить себя отъ неприличнаго поступка.

— Говоря фразу употребительную у насъ въ Йоркширѣ, продолжалъ Эйльмеръ: — я сказалъ бы, что мистеръ Бельтонъ всталъ съ постели сегодня утромъ лѣвою ногой.

— А вамъ какое дѣло, сэръ, какою ногою я всталъ съ постели? сказалъ Уилль, сжавъ оба кулака.

О! еслибы онъ могъ только пять минутъ остаться глазъ на глазъ съ Эйльмеромъ, къ нему воротилось бы хорошее расположеніе духа на этотъ вечеръ, каковъ бы ни былъ результатъ. Онъ нетерпѣливо топалъ ногою, потомъ оттолкнулъ отъ себя чашку съ кофе, такъ что половину пролилъ на столъ, и задѣлъ рюмку съ виномъ, которая разбилась.

— Уилль — Уилль! сказала Клэра, смотря на него умоляющими глазами.

— Еслибы онъ не сказалъ мнѣ, что я лѣвою ногою всталъ съ постели, я ничего бы ему не сказалъ.

— Не хорошо съ вашей стороны, Уилль, ссориться съ капитаномъ Эйльмеромъ потому, что онъ мой другъ.

— Я не хочу съ нимъ ссориться; или лучше сказать, такъ какъ я не хочу съ нимъ ссориться, потому что вы этого не желаете, то я уйду. Я не могу сдѣлать болѣе. Я не хотѣлъ обѣдать съ нимъ здѣсь. Капитанъ Эйльмеръ, я люблю мою кузину Клэру болѣе всѣхъ на свѣтѣ. Я отдалъ бы для нея моё сердце сію минуту. Всё что я имѣю принадлежитъ ей. Я не думаю, чтобы вы могли понимать, что я хочу сказать, когда я говорю, что люблю её! Она сказала мнѣ, что она выходитъ за васъ замужъ. Вы не можете предполагать, чтобы я былъ очень этимъ доволенъ — или чтобы я очень васъ любилъ. Я васъ не люблю. Теперь я уйду и не буду болѣе безпокоить васъ. Но послушайте — если когда-нибудь вы будете дурно обращаться съ нею, женитесь вы на ней или нѣтъ, я переломаю вамъ всѣ кости.

Сказавъ это, онъ пошолъ къ двери, по остановился прежде чѣмъ вышелъ изъ комнаты.

— Прощайте, Клэра. Я имѣю сказать вамъ еще слова два, но я напишу вамъ внизу. Вы можете показать ему, если хотите. Это будетъ записка дѣловая. Прощайте.

Клэра встала и проводила его до дверей, а онъ взялъ её за руку.

— Вы не должны позволять вашему гнѣву овладѣвать вами до такой степени, сказала она.

Но тонъ ея голоса быль очень кроткій, а глаза полны любовью.

— Должно быть такъ, сказалъ Уилль.

— Я могу ему простить, вмѣшался капитанъ Эйльмеръ.

— Чортъ ли мнѣ въ вашемъ прощеніи, отвѣчалъ Уилль.

Клара выпустила его руку и отступила назадъ, дверь затворилась и Уилль Бельтонъ ушолъ.

— Вашъ кузенъ кажется очень милый молодой человѣкъ, сказалъ Эйльмеръ.

— Неужели вы не понимаете, Фредерикъ, и не прощаете ему?

— Я могу легко простить ему; но нельзя любить людей, которые имѣютъ привычку грозить; онъ совсѣмъ не таковъ, какимъ я его считалъ.

— Честное слово, я считаю его настолько совершеннымъ, насколько можетъ быть человѣкъ.

— Стало быть, вы любите людей, которые ругаются и неприлично ведутъ себя, такъ что за нихъ стыдно, если неравно слуга услышитъ ихъ. Неужели вы думаете, что онъ вёлъ себя сегодня какъ джентльмэнъ?

— Я знаю, что онъ джентльмэнъ.

— Я долженъ сознаться, что я не имѣю никакой причины это предполагать, кромѣ вашихъ увѣреній.

— И я надѣюсь, что этого достаточно, Фредерикъ.

Капитанъ Эйльмеръ не тотчасъ отвѣчалъ, но сидѣлъ нѣсколько времени молча, соображая, что ему сказать. Клэра, знавшая его характеръ, поняла, что онъ не намѣренъ прекращать этотъ разговоръ, и рѣшилась защищать своего кузена, какъ бы ни нападалъ на него капитанъ.

— Честное слово, я не знаю что мнѣ сказать объ этомъ, сказалъ капитанъ Эйльмеръ.

— Когда такъ, намъ лучше ничего не говорить, не лучше ли будетъ это?

— Нѣтъ, Клэра. Я не могу теперь пропустить это такъ. Вы спрашивали меня, считаю ли я мистера Бельтона джентльмэномъ, и я долженъ сказать, что я сомнѣваюсь въ этомъ. Пожалуйста выслушайте меня, прежде чѣмъ будете отвѣчать. Я не желаю быть къ нему строже чѣмъ слѣдуетъ, и я многое молча отъ него перенёсъ. Но онъ сказалъ мнѣ то, чего я не могу пропустить безъ вниманія. Онъ имѣлъ дурной вкусъ говорить мнѣ объ его — объ его вниманіи къ вамъ.

— Я не вижу какой вредъ онъ этимъ сдѣлалъ — кромѣ себѣ самому.

— Мнѣ кажется, джентльмэны понимаютъ, что ни одинъ мущина не можетъ говорить другому о той особѣ, на которой тотъ намѣренъ жениться, если только они не очень короткіе друзья. Я хочу сказать, что еслибы мистеръ Бельтонъ понималъ, какъ джентльмэны живутъ между собой, онъ не сказалъ бы мнѣ ни слова объ его привязанности къ вамъ. Въ этомъ его поступкѣ есть что-то неделикатное въ высшей степени. Я удивляюсь, Клэра, какъ вы сами этого не видите.

— Я нахожу, что онъ былъ нескроменъ.

— Нескроменъ! Такое поведеніе нельзя назвать нескромностью. Я долженъ сказать, что по моему мнѣнію онъ поступилъ неблагородно.

— Я не думаю, чтобы во всёмъ Лондонѣ былъ джентльмэнъ благороднѣе моего кузена Уилля.

— Можетъ быть, вамъ пріятно было слышать отъ него увѣренія въ его любви?

— Если вы желаете оскорблять меня, Фредерикъ, я васъ оставлю.

— Я желаю заставить васъ понять, что ваше сужденіе было ошибочно.

— У всякаго своё мнѣніе, а такъ какъ я не желаю спорить съ вами объ этомъ, мнѣ лучше уйти; къ тому же я очень устала. Прощайте, Фредерикъ.

Онъ сказалъ ей, какъ онъ распорядился на завтрашній день, въ которомъ часу ей встать и когда она будетъ завтракать. Послѣ этого онъ далъ ей уйти, не упоминая болѣе объ Уиллѣ Бельтонѣ.

Надо сознаться, что встрѣча между помолвленными не была благопріятна; надо сознаться также, что Уилль Бельтонъ вёлъ себя очень дурно. Я не знаю, существуетъ ли между джентльмэнами обыкновеніе не говорить о тѣхъ особахъ, на которыхъ они собираются жениться, какъ капитанъ Эйльмеръ краснорѣчиво описалъ; но всё-таки я долженъ сознаться, что Бельтонъ сдѣлалъ бы лучше, еслибы держалъ свои чувства про себя. А когда онъ заговорилъ о томъ, что сломаетъ кости своего соперника, онъ прямо подвергнулъ себя строгому порицанію; но онъ былъ разсерженъ, огорчонъ и несчастенъ, и въ своёмъ гнѣвѣ, огорченіи и нссчастьи позволилъ себѣ увлечься. Онъ сильно чувствовалъ своё безразсудство, даже когда выходилъ изъ комнаты, а выходя изъ гостинницы возненавидѣлъ себя за свою выходку.

— Желалъ бы я, чтобы кто-нибудь разломалъ мои кости, сказалъ онъ себѣ почти вслухъ: — никто не заслужилъ этого болѣе чѣмъ я.

Когда Клэра ушла въ свою комнату, она была очень серьёзна и очень грустна. Чѣмъ всё это кончится? Это была ея первая встрѣча послѣ смерти ея отца съ человѣкомъ, за котораго она обѣщала выдти; это была даже ея первая встрѣча послѣ даннаго ею слова; и они встрѣтились только затѣмъ, чтобы поссориться. Между ними не было сказано ни одного слова любви. Она разсталась съ нимъ теперь почти въ гнѣвѣ — почти такъ, какъ разстаются тѣ, которые принуждены обстоятельствами находиться вмѣстѣ, но которые ненавидятъ другъ друга. Да въ самомъ дѣлѣ была ли любовь между ними? А если не было любви, то могла ли быть какая-нибудь выгода для него и для нея въ этой поѣздкѣ въ замокъ Эйльмеръ? Не лучше ли послать за нимъ и сказать ему, что они не годятся другъ для друга; такимъ образомъ она избавится отъ всѣхъ ужасовъ лэди Эйльмеръ. Думая объ этомъ, она не могла не думать также и объ Уиллѣ Бельтонѣ. Не джентльмэнъ! Если Уилль Бельтонъ не былъ джентльмэнъ, она знать не хотѣла джентльмэновъ. Женщины такъ добры, что онѣ любятъ тѣхъ, кого полюбили, еще болѣе почти за ихъ проступки. Уилль Бельтонъ оказался виновенъ въ большихъ проступкахъ, за которые Клэра приготовлялась прочесть ему самое серьёзное нравоученіе, если представится къ тому случай; но я думаю, что эти проступки болѣе увеличили ея уваженіе къ нему, чѣмъ уменьшили. Она не могла, однако, рѣшиться послать за капитаномъ Эйльмеромъ, и когда легла въ постель, рѣшила, что поѣздка въ Йоркширъ должна быть сдѣлана.

Прежде чѣмъ она вышла изъ своей комнаты на слѣдующее утро, ей принесли письмо отъ ея кузена, написанное въ то утро. Клэра послала внизъ сказать ему, что она желаетъ его видѣть; но ей отвѣчали, что онъ вышелъ очень рано и велѣлъ сказать, что не будетъ завтракать въ гостинницѣ. Письмо заключалось въ слѣдующемъ:

"Милая Клэра,

"Я хотѣлъ лично отдать вамъ то, что вложено въ это письмо, но разсердился вчера — какъ дуракъ — и не могъ этого сдѣлать. Вы не должны совѣститься принять деньги, посылаемыя мною — 100 ф. с. десятифунтовыми билетами, такъ какъ это ваша собственность. Отецъ вашъ долженъ былъ получить передъ смертью гораздо болѣе чѣмъ я посылаю вамъ теперь; много еще будетъ подобныхъ пунктовъ, и вы обо всёмъ получите надлежащій отчотъ. Когда вамъ понадобится болѣе, напишите вексель на меня, пока устроятся всѣ дѣла. Всё будетъ кончено, какъ можно скорѣе. Для васъ непріятно было бы ѣхать безъ собственныхъ денегъ, и я полагаю, вы не желаете, чтобы онъ платилъ за ваши поѣздки и вещи, прежде чѣмъ вы обвѣнчаетесь.

"Разумѣется, я вёлъ себя вчера какъ дуракъ. Я полагаю, что я всегда такъ себя веду. Ни къ чему не послужитъ просить у васъ прощенія, потому что я не полагаю, чтобы я безпокоилъ васъ когда-нибудь опять. Прощайте и Богъ да благословитъ васъ.

"Васъ любящій кузенъ

"Уилльямъ Бельтонъ".

«Дурной былъ день для меня, когда я рѣшился ѣхать въ Бельтонскій замокъ прошлымъ лѣтомъ.»

Когда Клэра прочла письмо, она сѣла и заплакала, держа въ рукѣ пачку банковыхъ билетовъ. Что она будетъ съ ними дѣлать? Отошлётъ назадъ? О нѣтъ! — она не сдѣлаетъ ничего непріятнаго для него, не заставитъ его думать, что она на него сердится. Притомъ, она не чувствовала того неудовольствія, какое она почувствовала, когда получила деньги отъ капитана Эйльмера. Она сказала Уиллю, что будетъ его сестрой и приметъ отъ него помощь, какую сестра можетъ принять отъ брата.

Она сошла внизъ и нашла капитана Эйльмера въ гостиной. Онъ тотчасъ подошолъ къ Клэрѣ и она увидала, что онъ рѣшился забыть непріятности прошлаго вечера. Онъ любезно взялъ её за руку, а другою рукою обнялъ и привѣтствовалъ её самымъ приличнымъ образомъ. Ей это не понравилось. Она вѣрила въ глубинѣ сердца, что она никогда не будетъ женою этого человѣка, котораго она когда-то истинно любила. Она могла только съ терпѣніемъ это переносить. Сказать по правдѣ, ей немного пришлось переносить въ этомъ родѣ.

Поѣздка ихъ въ Йоркширъ совершилась благополучно. Капитанъ былъ въ хорошемъ расположеніи цѣлый день и ни слова не сказалъ объ Уиллѣ Бельтонѣ. Онъ не сказалъ ни слова и о мистриссъ Эскертонъ.

— Постарайтесь понравиться моей матери, Клэра, сказалъ онъ, когда они подъѣхали къ дому.

Это было довольно справедливо, и она обѣщала ему, что она постарается.

МИССЪ ЭМЕДРОЗЪ УГОЩАЮТЪ ЦЫПЛЯТАМИ.

Клэра нѣсколько струсила, когда эйльмерская карета, присланная за нею на станцію, подъѣхала къ двери дома сэра Энтони Эйльмера. Она рѣшилась не поддаваться лэди Эйльмеръ, а между тѣмъ боялась этой женщины. Когда она вышла изъ кареты, она подняла глаза, надѣясь увидать её въ передней, но лэди Эйльмеръ слишкомъ привыкла къ вѣсамъ и мѣрамъ общества для подобнаго поступка. Еслибы сынъ ея привёзъ лэди Эмили къ ней въ домъ, какъ свою будущую невѣсту, лэди Эйльмеръ вѣроятно вышла бы встрѣтить её; еслибы у Клэры было десять тысячъ фунтовъ своихъ собственныхъ, её вѣроятно встрѣтили бы у дверей гостиной; но такъ какъ у ней не было ни денегъ, ни титула, такъ какъ она въ сущности не приносила съ собою никакихъ выгодъ, лэди Эйльмеръ сидѣла и вышивала какъ-будто не ожидала никого. И Белинда также вышивала — по приказанію матери. Читатель вспомнитъ, что лэди Эйльмеръ имѣла сильную надежду, что эта помолвка еще можетъ быть уничтожена.

Клэра, обѣщавшая постараться понравиться лэди Эйльмеръ и желавшая сдержать своё обѣщаніе, хотя она была увѣрена, что труды ея будутъ напрасны, вошла въ комнату съ пріятной улыбкой. Белинда, подъ впечатлѣніемъ обстоятельствъ, забывъ приказанія матери, поспѣшила къ двери встрѣтить гостью. Лэди Эйльмеръ не встала съ своего кресла и даже продолжала вышивать, пока Клэра не прошла половину комнаты. Тогда она встала и сказала:

— Мы очень рады видѣть васъ, миссъ Эмедрозъ.

Она протянула руку, но Клэра ощупала только ея пальцы.

— Очень, очень рады, сказала Белинда, крѣпко пожавъ руку Клэры.

Потомъ начались дружескія привѣтствія между Фредерикомъ и его матерью, Фредерикомъ и сестрою, а Клэра въ это время стояла возлѣ, чувствуя себя не совсѣмъ ловко. Капитанъ Эйльмеръ не сказалъ ни слова о томъ, какъ его будущая жена должна быть принята въ домѣ его отца. Онъ не просилъ мать принять её какъ дочь, не просилъ сестру полюбить Клэру какъ сестру. Не было сказано ни слова о короткости. Клэрѣ было извѣстно, что Эйльмеры были люди холодные. Она это знала изъ словъ капитана Эйльмера, изъ его обращенія. Но она не ожидала, что они оледенятъ её такимъ образомъ. Десять минутъ спустя она всё еще сидѣла въ шляпкѣ, а лэди Эйльмеръ опять вышивала.

— Проводить васъ въ вашу комнату? спросила Белинда.

— Подожди минуту, моя милая; Фредерикъ пошолъ посмотрѣть, въ кабинетѣ ли сэръ Энтони.

Сэра Энтони нашли въ кабинетѣ и онъ явился.

— Такъ это Клэра Эмедрозъ, сказалъ онъ. — Милая моя, вы дорогая гостья въ Эйльмерскомъ паркѣ.

Эти ласковыя слова — хотя въ нихъ не было ничего особеннаго — вызвали слезу на глаза Клэры и почти заставили её полюбить сэра Энтони.

— Сэръ Энтони, видѣли вы Дарвеля? Дарвель желалъ васъ видѣть на счотъ Нёгинза. Нёгинзъ говоритъ, что онъ возмётъ теперь быковъ.

Это сказала лэди Эйльмеръ для того, чтобы прекратить всякій энтузіазмъ со стороны сэра Энтони. Клэра Эмедрозъ была приглашена въ замокъ Эйльмеръ, но она не должна думать, что кто-нибудь былъ особенно радъ видѣть её, или что Эйльмеры гордятся родствомъ съ нею.

Черезъ пять минутъ послѣ этого Клэра была въ своей комнатѣ. И мать и дочь желали знать, привезётъ ли Клэра свою горничную. Лэди Эйльмеръ думала, что она привезётъ, и уже бранила её за расточительность.

— Разумѣется, Фредъ долженъ будетъ заплатить за дорогу и за всё, говорила она.

Но какъ только она примѣтила, что Клэра пріѣхала безъ служанки, она начала думать, что молодая женщина, ѣздившая такимъ образомъ, не можетъ быть приличной партіей для ея сына. Клэра, понятливость которой въ этихъ вещахъ была очень быстра, увѣрила Белинду, что ей не нужно горничной.

— Навѣрно вамъ кажется это очень странно, прибавила она: — но право я могу одѣваться сама.

Когда горничная пришла распаковывать вещи, Клэра отослала бы её тотчасъ, еслибы могла. Но горничная, женщина не молодая, не соглашалась.

— О нѣтъ, миссъ, милэди это будетъ непріятно. Позвольте я это сдѣлаю, миссъ.

Клэрѣ было сказано, что обѣдаютъ въ половинѣ осьмаго, и она оставалась одна въ своей комнатѣ до обѣда, хотя не пробило еще пяти, когда она пошла на верхъ. Горничная принесла ей чашку чая и она сѣла у камина, перебирая въ умѣ различныхъ членовъ семейства, въ которомъ она находилась. Она говорила себѣ безпрестанно, что эта женщина никогда не будетъ ея свекровью, а та другая ея золовкой. Для нея было очевидно, что она имъ не нравится, и она, не теряя ни минуты, увѣрила себя, что и онѣ не нравятся ей. Какая польза выдстъ изъ того, что она будетъ стараться — не полюбить ихъ, потому что такое стараніе но будетъ возможно — но показывать, что любитъ ихъ. Всё было для нея антипатично въ этомъ домѣ. Не предписывала ли ей честь тотчасъ сказать это капитану Эйльмеру и уѣхать? Тутъ она вспомнила, что Фредерикъ не сказалъ ей ни слова съ-тѣхъ-поръ какъ она находилась въ домѣ его отца. Какой пріёмъ былъ бы сдѣланъ ей, еслибы она вздумала ѣхать въ замокъ Плэстоу!

Въ половинѣ восьмаго она сошла внизъ одна. Это было для нея довольно трудно, такъ какъ она не помнила нижнихъ комнатъ и не могла сначала найдти слугу. Но наконецъ въ передней къ ней подошолъ лакей и провёлъ её въ гостиную. Тутъ она оставалась одна нѣсколько минутъ. Осматриваясь вокругъ, она подумала, что ни одна комната видѣнная ею до сихъ поръ не имѣла такъ мало удобствъ. Не тутъ нашла она лэди Эйльмеръ до обѣда. Въ той комнатѣ по-крайней-мѣрѣ были принадлежности работы и жизненный видъ, который жизнь придаётъ комнатѣ. Но тутъ жизни не было. Вся мебель стояла на своёмъ мѣстѣ И всё было холодно, величественно и неудобно. Её принимали какъ гостью въ Эйльмерскомъ паркѣ! Клэра была проницательна въ такихъ вещахъ и поняла всё.

Лэди Эйльмеръ первая пришла къ ней.

— Надѣюсь, что моя горничная была у васъ, сказала она.

Клэра пробормотала что-то въ родѣ благодарности.

— Вы найдёте Ричардзъ очень искусной горничной и совершенно приличной женщиной.

— Я нисколько въ этомъ не сомнѣваюсь.

— Она уже у насъ много лѣтъ и, можетъ быть, имѣетъ свои привычки, но она очень услужлива.

— Я очень мало дамъ ей труда, лэди Эйльмеръ: я привыкла одѣваться сама.

Я боюсь, что это была неправда относительно прошлыхъ привычекъ Клэры, но она могла одѣваться сама и намѣрена была такъ поступать вперёдъ.

— Пусть лучше Ричардзъ приходитъ къ вамъ, сказала лэди Эйльмеръ съ легкой улыбкой оскорбившей Клэру больше словъ: — мы любимъ, чтобы молодыя дѣвицы прилично одѣвались здѣсь.

Слышать, что она должна прилично одѣваться въ Эйльмерскомъ замкѣ! Всё сердце ея возмутилось. Постараться понравиться лэди Эйльмеръ! Клэрѣ казалось совершенно невозможно сдѣлать какую-нибудь попытку къ этому. Въ глазахъ ея сіятельства было что-то такое — а въ улыбкѣ, которая играла на ея губахъ, была какая-то смѣсь хитрости, самовластія и жестокости, что возмущало Клэру. Она уже многое понимала въ лэди Эйльмеръ, но въ одномъ она ошибалась. Она думала, что она видитъ просто эту женщину какъ она есть, но на самомъ дѣлѣ она видѣла женщину особенно вооруженную намѣреніемъ быть непріятной, оскорблять и возбудить отвращеніе и вражду. Въ настоящую минуту ничего болѣе не было сказано, такъ какъ капитанъ Эйльмеръ вошолъ въ комнату и мать начала говорить съ нимъ шопотомъ.

Первые два дня пребыванія Клэры въ Эйльмерскомъ замкѣ прошли безъ всякихъ замѣчательныхъ обстоятельствъ. Её особенно удивляла и раздражала холодность всѣхъ окружавшихъ её относительно ея помолвки. Сэръ Энтони былъ очень вѣжливъ къ ней, но еще ни разу не намекнулъ на то, что она будетъ его невѣсткой. Лэди Эйльмеръ называла её миссъ Эмедрозъ — произнося это имя съ особенной выразительностью, какъ будто рѣшилась показать, что миссъ Эмедрозъ останется миссъ Эмедрозъ для всѣхъ въ Эйльмерскомъ замкѣ — и обращалась съ нею такъ какъ будто ея присутствіе въ домѣ было въ тягость. Беллинда была холодна какъ мать въ присутствіи матери, но оставаясь съ Клэрой одна, она таяла немножко; она старательно избѣгала называть гостью по имени, а что касается капитана Эйдьмера, Клэрѣ было очевидно, что онъ страдалъ почти болѣе чѣмъ она. Его положеніе было такъ тягостно, что она рѣшительно жалѣла о томъ непріятномъ положеніи, которому подвергала его родная мать. Они всё еще называли другъ друга Фредерикъ и Клэра и это былъ единственный знакъ особенной дружбы, проявлявшійся между ними. И хотя Клэра жалѣла о капитанѣ, она не могла не презирать его. Она до-сихъ-поръ по-крайней-мѣрѣ приписывала ему твёрдую волю. Она считала его человѣкомъ способнымъ дѣйствовать сообразно внушеніямъ его совѣсти. Но теперь она примѣчала, что онъ такъ подчинёнъ матери, что даже не смѣетъ называть своего сердца своею собственностью. Чѣмъ всё это кончится! А если можетъ быть только одинъ конецъ, то не лучше ли сейчасъ до него достигнуть, чтобы она могла избавиться отъ чистилища?

Но на третій день въ лэди Эйльмеръ произошла перемѣна. За завтракомъ она была особенно вѣжлива — вѣжлива даже до того, что собственной вилкой выбрала для Клэры грудинку цыплёнка съ блюда, стоявшаго передъ ней, и хотя она не называла Клэру по имени, однако она сказала: «моя милая». Клэра видѣла всё это и чувствовала, что обычное безстрастіе этого дня нарушится какимъ нибудь особеннымъ событіемъ. Въ три часа, когда карета по обыкновенію подъѣхала къ подъѣзду, Белинды тутъ не было и Клэрѣ было сказано, что она и лэди Эйльмеръ поѣдутъ вдвоёмъ.

— Белинда занята, моя милая. Итакъ, если вамъ всё равно, мы поѣдемъ однѣ.

Клэра разумѣется согласилась и сѣла въ карету съ убѣжденіемъ, что она теперь услышитъ свою судьбу. Она готова была думать, что лэди Эйльмеръ скажетъ ей, что она не заслужила одобренія въ Эйльмерскомъ замкѣ и что её не примутъ какъ товаръ низшаго достоинства, чѣмъ сдѣланъ былъ заказъ. Если такъ, то грудинка цыплёнка безъ сомнѣнія дана была ей въ утѣшеніе. Клэра старалась изслѣдовать свои собственныя чувства относительно капитана Эйльмера, но ей не удалось. Она желала думать, что любила его, такъ какъ она не могла перенести мысли, что приняла предложеніе человѣка, котораго она не любила. Она сказала себѣ, что онъ не сдѣлалъ ничего для того, чтобы лишиться ея любви. Женщина истинно любящая не сознается, что какой-нибудь проступокъ можетъ измѣнить ея любовь. Истинная любовь приноситъ прощеніе за всѣ проступки. А въ какомъ же проступкѣ оказался виновенъ капитанъ Эйльмеръ? Онъ читалъ ей нравоученіе устами матери, вотъ и всё! Сначала она приняла его предложеніе, потомъ отказала, а потомъ опять приняла, а теперь ей хотѣлось бы выказать твёрдость, если только твёрдость возможна для нея; но если ей скажутъ, что она недостойна его, она высоко подниметъ голову при такомъ безславіи и не допуститъ, чтобы это извѣстіе разбило ей сердце.

— Милая моя, сказала лэди Эйльмеръ, какъ только топотъ лошадей и стукъ колёсъ не допускалъ, чтобы ея слова слышали кучеръ и лакей на козлахъ: — я желаю сказать вамъ нѣсколько словъ и думаю, что теперь представился удобный случай.

— Очень удобный случай, сказала Клэра.

— Разумѣется, моя милая, вамъ извѣстно, что я слышала о вашихъ отношеніяхъ къ моему сыну Фредерику.

Теперь когда лэди Эйльмеръ стала называть Клэру «моя милая», она безпрестанно стала повторять эти слова.

— Разумѣется я знаю, что капитанъ Эйльмеръ сказалъ вамъ о нашей помолвкѣ, иначе я не была бы здѣсь.

— Я не знаю, какъ было бы иначе, но онъ сказалъ мнѣ, что со дня смерти моей сестры было нѣчто въ родѣ помолвки.

— Не думаю, чтобы капитанъ Эйльмеръ говорилъ объ этомъ такимъ образомъ.

— Какимъ образомъ? Разумѣется, онъ не сказалъ ни слова которое не было бы очень мило, какъ подобаетъ влюблённому. Я думаю, что онъ сдѣлалъ бы ней на свѣтѣ по приказанію своей тётки: а что касается до его…

— Лэди Эйльмеръ! перебила Клэра, чувствуя, что голосъ ея почти дрожитъ отъ гнѣва: — я увѣрена, что вы не имѣете намѣренія обижать меня?

— Обижать васъ, моя милая! Вы не должны употреблять такія сильныя выраженія, моя милая, право не должны, ничего подобнаго не было въ моихъ мысляхъ.

— Если вы неодобряете мой бракъ съ вашимъ сыномъ, скажите мнѣ тотчасъ и я буду знать что мнѣ дѣлать.

— Это зависитъ отъ обстоятельствъ, моя милая, и вотъ о чомъ я желаю говорить съ вами.

— Скажите же мнѣ эти обстоятельства, хотя я право думаю, что было бы гораздо лучше, еслибы мнѣ сказалъ о нихъ самъ капитанъ Эйльмеръ.

— Объ этомъ, моя милая, позвольте мнѣ судить. Какъ мать, я разумѣется тревожусь за моего сына. Фредерикъ бѣденъ. Соображая, въ какомъ обществѣ онъ долженъ жить и какое положеніе онъ долженъ поддерживать какъ членъ парламента, онъ очень бѣденъ.

Этого аргумента конечно Клэра не ожидала слышать ни отъ кого изъ Эйльмеровъ. Она всегда считала капитана Эйльмера богатымъ съ тѣхъ поръ какъ онъ получилъ въ наслѣдство имѣніе мистриссъ Уинтерфильдъ, зная, что и до этого онъ жилъ въ Лондонѣ такъ, какъ обыкновенно живутъ люди богатые.

— Бѣденъ? сказала она. — Можетъ быть вамъ покажется странно, лэди Эйльмеръ, но между мною и вашимъ сыномъ ни слова не было говорено объ его доходѣ.

— Вовсе не странно, моя милая; молодыя дѣвушки всегда беззаботны въ этихъ вещахъ, а когда онѣ собираются замужъ, то онѣ думаютъ будто деньги свалятся на нихъ съ неба.

— Если вы хотите сказать, что я собиралась замужъ…

— Ну да, вы ожидали этого.

Она остановилась, но такъ какъ Клэра не сказала ничего, она продолжала:

— Разумѣется, Фредерикъ получилъ половину Перивэльскаго имѣнія, принадлежавшую моей сестрѣ — около восьмисотъ фунтовъ въ годъ, если сдѣлать всѣ вычеты. Онъ получитъ другую половину когда я умру, и если вы и онъ можете дождаться этого — что можетъ быть случится довольно скоро…

Она опять остановилась, какъ бы указывая на печальныя мысли, которыя должны были произойти отъ этого намёка, но Клэра въ это время смотрѣла на лэди Эйльмеръ и рѣшила въ умѣ, что ея сіятельство проживётъ по-крайней-мѣрѣ еще двадцать пять лѣтъ.

— Если вы можете ждать этого, продолжала она: — тогда хотя вы и будете бѣдны для званія Фредерика въ жизни, но жить можете. Но вамъ придётся ждать, если ваши средства должны состоять въ одномъ доходѣ Фредерика.

— У меня нѣтъ ничего, какъ ему извѣстно; рѣшительно ничего.

— Это кажется мнѣ не совсѣмъ ясно, сказала лэди Эйльмеръ, говоря очень осторожно. — Фредерикъ сказалъ мнѣ, что на счотъ Бельтойскаго помѣстья есть какое-то сомнѣніе.

— Рѣшительно нѣтъ никакого сомнѣнія — ни тѣни сомнѣнія. Онъ ошибается.

— Не торопитесь, моя милая. Вы не можете быть очень искуснымъ стряпчимъ.

— Лэди Эйльмеръ, я должна торопиться, для того, чтобы не вышло какой-нибудь ошибки. Тутъ не можетъ быть и рѣчи о стряпчихъ. Фредерикъ, должно быть, не такъ понялъ нѣсколько словъ, которыя я сказала ему совсѣмъ съ другой цѣлью. Всѣмъ кому слѣдуетъ извѣстно, что Бельтонское помѣстье переходитъ къ моему кузену Уиллю. Моему бѣдному отцу было это извѣстно вполнѣ.

— Всё это очень хорошо, и пожалуйста вспомните, моя милая, что вамъ не кчему нападать на меня такимъ образомъ. Я постараюсь, если возможно, устроить исполненіе вашихъ желаній. Но кажется, что самъ мистеръ Бельтонъ не предъявляетъ правъ на это имѣніе.

— Туть не можетъ быть и вопроса о предъявленіи правъ. Оттого, что онъ человѣкъ великодушнѣе всѣхъ другихъ на свѣтѣ — онъ романически великодушенъ — онъ предложилъ отдать мнѣ имѣніе, принадлежавшее пожизненно моему отцу. Но я не полагаю, чтобы вы пожелали, или что капитанъ Эйльмеръ пожелалъ, чтобы я приняла такое предложеніе.

Въ голосѣ ея было такое выраженіе, въ глазахъ такой взглядъ, когда она прямо взглянула на свою спутницу, что это одержало верхъ даже надъ силою характера лэди Эйльмеръ.

— Я право не знаю, моя милая, сказала лэди Эйльмеръ. — Вы такъ запальчивы.

— Я конечно очень горячусь на счотъ этого. Ничто на свѣтѣ не заставитъ меня отнять имѣніе у моего кузена.

— Мнѣ всегда казалось, что это наслѣдство было опредѣлено весьма несправедливо.

— Еслибы даже и такъ, что можетъ значить это теперь? но это не такъ. Папа получилъ нѣкоторыя выгоды на этихъ условіяхъ и теперь это имѣніе принадлежитъ Уиллю Бельтону.

Наступило новое молчаніе и Клэра думала, что разговоръ объ этомъ предметѣ кончился между ними. Но лэди Эйльмеръ еще не достигла своей дѣли.

— Сказать вамъ, моя милая, что по моему мнѣнію вы должны сдѣлать?

— Конечно, лэди Эйльмеръ, если вы этого желаете.

— Я могу по крайней мѣрѣ сказать вамъ, что слѣдовало бы молодой дѣвицѣ сдѣлать при подобныхъ обстоятельствахъ. Я полагаю, вы сознаетесь, что столько-то я знаю. Всякой молодой дѣвушкѣ, въ такомъ положеніи какъ вы, посовѣтовали бы ея друзья — еслибы у нея были друзья способные давать ей совѣты — передать всё это дѣло въ руки ея друзей и стряпчаго. Выслушайте меня, моя милая, пожалуйста. По крайней мѣрѣ вы можете сдѣлать это для меня, такъ какъ я беру на себя много хлопотъ изъ-за васъ. Вы должны позволить Фредерику увидѣться съ мистеромъ Гриномъ. Я слышала, что мистеръ Гринъ былъ стряпчій вашего отца. А мистеръ Гринъ можетъ увидѣться съ мистеромъ Бельгономъ. Такимъ образомъ это дѣло можетъ быть устроено. Мнѣ кажется, судя по тому что я слышала, что такимъ образомъ, и только такимъ образомъ что-нибудь можно сдѣлать относительно предполагаемаго брака. Никакимъ другимъ образомъ ничего не можетъ быть сдѣлано.

Лэди Эйльмеръ кончила свои аргументы и откинулась назадъ на подушки коляски, какъ будто показывая, что она не желаетъ отвѣта. Она думала, что Клэра такъ желаетъ выдти за ея сына, что никакая борьба не покажется ей слишкомъ велика для достиженія этой цѣли. И это мнѣніе было естественно съ ея стороны. Матери всегда такъ думаютъ о дѣвушкахъ, помолвленныхъ съ ихъ сыновьями, особенно когда эти дѣвушки бѣдны, а сыновья имѣютъ состояніе. Но такое мнѣніе, хотя оно естественно, иногда бываетъ ошибочно — и оно было совершенно ошибочно въ этомъ случаѣ.

— Стало быть, ничего не можетъ быть сдѣлано, сказала Клэра очень ясно.

— Очень хорошо, моя милая.

Послѣ этого не было сказано ни слова до тѣхъ поръ, пока коляска опять не въѣхала въ паркъ. Тогда лэди Эйльмеръ заговорила опять.

— Я полагаю, вы видите, моя милая, что при такихъ обстоятельствахъ нечего и думать о бракѣ между вами и моимъ сыномъ, по крайней мѣрѣ на много лѣтъ.

— Я поговорю съ капитаномъ Эйльмеромъ объ этомъ, лэди Эйльмеръ.

— Очень хорошо, моя милая. Поговорите. Разумѣется, онъ самъ себѣ господинъ. Но онъ мой сынъ и я не могу видѣть какъ онъ приноситъ себя въ жертву, не постаравшись спасти его.

Когда Клэра сошла къ обѣду въ этотъ день, она была опять миссъ Эмедрозъ и могла примѣтить изъ обращенія Белинды, также какъ и изъ обращенія ея сіятельства, что её не будутъ уже угощать цыплятами, выбранными собственною вилкою лэди Эйльмеръ.

Этотъ вечеръ и два слѣдующіе дня прошли точно такъ какъ первые два дня: всё было скучно, холодно, непріятно. Два раза Клэра ходила гулять съ Фредерикомъ и каждый разъ думала, что онъ упомянетъ о томъ, что говорила его мать, но онъ не осмѣлился коснуться этого предмета. Клэра не разъ хотѣла сама заговорить, но ей казалось это невозможно. Она не могла рѣшиться подать видъ, будто желаетъ поспѣшить своимъ замужствомъ. Она не могла сказать ему: «Если вы слишкомъ бѣдны для того, чтобы жениться — или даже если вы намѣрены сослаться на этотъ предлогъ, скажите тотчасъ». Онъ всё еще называлъ её Клэрой, всё приглашалъ гулять съ нимъ и всё говорилъ, когда они оставались вдвоёмъ, очень холодно объ ихъ будущей жизни. Будутъ ли они жить въ Перивэлѣ? Нужно ли омеблировать сызнова домъ? Оставить ли ему землю на своихъ рукахъ? Это всё интересные предметы для разсужденія между женихомъ и невѣстой; но женихъ, если желаетъ сдѣлать эти разсужденія пріятными для невѣсты, долженъ включать въ эти разсужденія и цѣль ихъ. Но съ Фредерикомъ Эйльмеромъ всѣ эти разсужденія указывали на какое-то холодное, отдалённое будущее. Уилль Бельтонъ давно уже купилъ бы кольцо, говорилъ бы съ пасторомъ и устроилъ бы каждую подробность свадебной поѣздки — и весьма вѣроятно, глядѣлъ бы и на лавку съ колыбелями жадными глазами.

Наконецъ наступила рѣшительная необходимость объясниться. Капитанъ Эйльмеръ объявилъ о своемъ намѣреніи воротиться въ Лондонъ къ своимъ парламентскимъ обязанностямъ; онъ намѣревался остаться и послѣ Пасхи, но это оказалось невозможнымъ.

— Я узналъ, что мнѣ надо ѣхать завтра, сказалъ онъ за завтракомъ. — Тамъ поднимается вопросъ о таксѣ для бѣдныхъ и я долженъ быть въ Палатѣ вечеромъ.

Клэра почувствовала безпокойство. Она должна остаться въ Эйльмерскомъ паркѣ, не имѣя ни одного друга возлѣ себя. И какъ долго останется она тамъ? Надо было рѣшить это до отъѣзда капитана Эйльмера.

— Ты разумѣется пріѣдешь сюда на Пасху, сказала ему мать.

— Да, я пріѣду на Пасху, или по крайней мѣрѣ на Троицу.

— Ты долженъ пріѣхать на Пасху, Фредерикъ, продолжала мать.

— Постараюсь, отвѣчалъ онъ.

— Миссъ Эмедрозъ должна ему приказать, любезно сказалъ сэръ Энтони.

— Вздоръ, сказала лэди Эйльмеръ.

— Я точно отдамъ приказанія, сказала Клэра: — если онъ посвятитъ мнѣ полчаса сегодня утромъ, онъ услышитъ ихъ.

На это капитанъ Эйльмеръ разумѣется согласился — какъ онъ могъ не согласиться — и назначили, что капитанъ Эйльмеръ и миссъ Эмедрозъ запрутся вдвоёмъ въ маленькой задней Гретиной тотчасъ послѣ завтрака. Клэра охотно избѣгла бы такой формальности, но она была принуждена выразиться такимъ образомъ, когда лэди Эйльмеръ сдѣлала выговоръ сэру Энтони. Когда Клэра шла въ заднюю гостиную въ сопровожденіи своего жениха, она сильно чувствовала нелѣпость и непріятность своего положенія. Она рѣшила выполнить своё намѣреніе.

— Мнѣ очень жаль, что я долженъ васъ оставить такъ скоро, сказалъ капитанъ Эйльмеръ, какъ только двери затворилась и они остались вдвоёмъ.

— Можетъ это будетъ лучше, Фредерикъ, такъ какъ такимъ образомъ что-нибудь будетъ рѣшено.

— Ну да! можетъ быть это будетъ лучше.

— Ваша мать сказала мнѣ, что она не одобряетъ нашъ бракъ.

— Нѣтъ, кажется не то. Я не думаю, чтобы она сказала это.

— Она сказала, что вы не можете жениться пока она жива — то-есть, вы не можете жениться потому, что вашего дохода будетъ недостаточно.

— Я точно говорилъ съ ней о моёмъ доходѣ.

— У меня нѣтъ ничего.

— О да! у васъ есть.

— Ничего! Ничего!

— У васъ есть деньги, оставленныя вашей тёткой.

— Нѣтъ, у меня нѣтъ. Она не оставила мнѣ никакихъ денегъ. Но если мы думаемъ обвѣнчаться, то это не сдѣлаетъ никакой разницы.

— Разумѣется, никакой.

— Въ сущности же у меня нѣтъ ничего. Ваша мать говорила мнѣ о Бельтонскомъ помѣстьѣ, какъ будто есть возможность, что оно можетъ перейти ко мнѣ.

— Вашъ кузенъ кажется самъ это думаетъ.

— Фредерикъ, не будемъ обманывать себя. Ничего подобнаго быть не можетъ. Я не могу принять ничего отъ моего кузена — даже еслибы нашъ бракъ зависѣлъ отъ этого.

— Разумѣется, онъ отъ этого не зависитъ.

— Но если ваши средства недостаточны для вашихъ потребностей, я совершенно готова принять эту причину какъ достаточную для уничтоженія нашей помолвки.

— Ничего подобнаго быть не должно.

— А дожидаться смерти вашей матери, я думаю, было бы очень дурно. Разумѣется, спѣшить нѣтъ никакой надобности; но всё-таки надо назначить время.

Когда Клэра сказала это, она чувствовала, что ея лицо и лобъ покрылись краской; но она рѣшила, что она скажетъ это, и сказала.

— Я тоже такъ думаю, отвѣчалъ капитанъ.

— Я рада, что мы согласны. Разумѣется, я предоставляю вамъ назначить время.

— Не-уже-ли именно сейчасъ? сказалъ капитанъ Эйльмеръ почти съ изумленіемъ.

— Нѣтъ, не сейчасъ.

— Я непремѣно пріѣду на Пасху. Я не зналъ навѣрно, пріду ли я, но теперь я рѣшился. И тогда это будетъ рѣшено.

Вотъ каково было свиданіе, а на слѣдующее утро капитанъ Эйльмеръ отправился въ Лондонъ. Клэра чувствовала, что она не всё сказала и сдѣлала, что слѣдовало бы сказать и сдѣлать, но всё-таки былъ сдѣланъ шагъ по настоящему направленію.

УГОЩЕНІЕ ЦЫПЛЯТАМИ ВЪ ЭЙЛЬМЕРСКОМЪ ЗАМКѢ КОНЧАЕТСЯ.

Пасха въ этомъ году приходилась въ половинѣ апрѣля, и капитанъ Эйльмеръ отправился въ Лондонъ за три недѣли до праздника. Клэра совершенно понимала, что слѣдующія три недѣли не будутъ для нея счастливы. Она ожидала даже такихъ непріятностей въ этотъ періодъ, что когда настали эти дни, они показались ей уже не такъ дурны, какъ она ожидала.

Сначала лэди Эйльмеръ говорила съ ней мало, или почти ничего. Онѣ какъ будто условились, что должна быть война, но что не было никакой необходимости вести войну во время отсутствія капитана Эйльмера. Клэра опять сдѣлалась миссъ Эмедрозъ, и хотя ей предлагали каждый день ѣхать въ каретѣ, она всегда успѣвала отдѣлаться отъ этого наказанія — такъ что наконецъ было рѣшено, что миссъ Эмедрозъ не любитъ кататься въ экипажѣ.

— Она къ этому не привыкла, говорила лэди Эйльмеръ своей дочери.

— Я полагаю, отвѣчала Белинда: — но не будь она такъ капризна, ей было бы это пріятно именно по этому.

Клэра иногда гуляла но парку съ Белиндой, но между ними почти не было никакихъ разговоровъ и имя Фредерика Эйльмера не упоминалось никогда.

Черезъ нѣсколько дней послѣ отъѣзда капитана, Клэра получила письмо отъ своего кузена, въ которомъ онъ рѣшительно говорилъ о своёмъ намѣреніи отказаться отъ Бельтонскаго помѣстья. Онъ говорилъ, что онъ совѣтовался съ мистеромъ Гриномъ и что это будетъ сдѣлано.

«Я думаю, будетъ лучше» писалъ онъ: «чтобы я устроилъ это послѣ вашего брака. Разумѣется, у васъ будетъ брачный контрактъ, относительно котораго, я надѣюсь, вы позволите мнѣ поговорить съ мистеромъ Гриномъ.»

Когда онъ писалъ своё письмо начерно, онъ включилъ фразу, въ которой выражалъ желаніе, чтобы Бельтонское помѣстье было укрѣплено за тѣмъ, кто будетъ носить имя Бельтона, но когда онъ перечитывалъ письмо, это условіе показалось ему невеликодушно и онъ вычеркнулъ его.

— Какое мнѣ дѣло, кто будетъ имѣть это помѣстье, сказалъ онъ себѣ съ горечью: — или какъ его будутъ звать? Я никогда не увижу его дѣтей и даже этого помѣстья, когда онъ сдѣлается его владѣльцемъ.

Клэра написала и къ кузену и къ стряпчему, повторяя своё увѣреніе — очень запальчиво, какъ выразилась лэди Эйльмеръ — что она не хочетъ имѣть никакого дѣла съ Бельтонскимъ помѣстьемъ. Она писала Грину, что ему безполезно будетъ составлять какіе бы то ни было акты.

«Оно не можетъ быть передано мнѣ, если я этого не захочу» прибавляла она: «а я не хочу.»

Потомъ ею овладѣло страшное опасеніе. Что если она выдетъ за капитана Эйльмера и онъ, сдѣлавшись ея мужемъ, возьмётъ это имѣніе отъ ея имени? Надо что-нибудь сдѣлать до ея замужства, чтобы предупредить возможность подобнаго результата.

Но могла ли она выдти за капитана Эйльмера въ настоящемъ расположеніи ея духа? Въ эти три недѣли она безсознательно надѣялась, что она освободится отъ своей помолвки. Она не любила его. Она начинала сознавать, что она его не любила; она начинала даже сомнѣваться, любила ли она его когда-нибудь. Но она чувствовала однако, что она не можетъ избавиться отъ своей помолвки, если онъ выкажетъ готовность довести её до конца; не могла она также рѣшиться выказать свою слабость, уступивъ лэди Эйльмеръ. Она была несчастлива, чувствуя, что ея настоящее положеніе въ жизни было дурно и недостойно ея. Она могла почти рѣшиться бѣжать изъ Эйльмерскаго замка какъ мальчикъ бѣжитъ изъ школы; только ей некуда было бѣжать. Не могла же она явиться въ замокъ Плэстоу и сказать, что она пришла искать тамъ убѣжища и помощи. Конечно, она могла поѣхать къ мистриссъ Эскертонъ на время; и чѣмъ болѣе она думала о положеніи своихъ дѣлъ, тѣмъ болѣе она была увѣрена, что такова будетъ ея участь, если только капитанъ Эйльмеръ не воротится на Пасху съ такимъ твердымъ намѣреніемъ, что даже его мать не будетъ въ состояніи поколебать его.

Въ эти дни обстоятельства дали ей новаго друга — или лучше сказать, новаго знакомаго, когда она не ожидала ни того, ни другаго. Лэди Эйльмеръ и Белинда ѣздили, какъ я уже сказалъ, кататься, безъ нея. Это случалось вскорѣ послѣ второго завтрака. Многіе изъ насъ знаютъ, какъ день скучно тянется въ такомъ деревенскомъ домѣ, какъ Эйльмерскій зѣмокъ, гдѣ не читаютъ, не волочатся, не играютъ въ карты, не курятъ, не прибѣгаютъ ни къ какому развлеченію. Второй завтракъ подавался въ половинѣ втораго, а экипажъ подъѣзжалъ къ подъѣзду въ три часа. Отъ перваго завтрака до втораго лэди Эйльмеръ въ своихъ старыхъ накладныхъ волосахъ занималась хозяйственными счетами. Черезъ нѣсколько дней послѣ пріѣзда Клэры, она надѣла передъ завтракомъ новые накладные волосы; но послѣднее время — послѣ разговора въ коляскѣ — она не надѣвала новыхъ накладныхъ волосъ до тѣхъ поръ, пока не выходила садиться въ экипажъ. Сообразно теоріи ея жизни, её не долженъ былъ видѣть никто кромѣ ея семьи въ старыхъ накладныхъ волосахъ. Къ первому завтраку она выходила съ головой такъ таинственно закутанной разными удивительными утренними чепцами, что старыхъ отъ новыхъ накладныхъ волосъ трудно было различить. Когда сэръ Энтони примѣтилъ эту перемѣну, когда онъ увидѣлъ, что съ Клэрой обращаются какъ принадлежащей къ Эйльмерскому замку, тогда онъ сказалъ себѣ, что сынъ его женится на миссъ Эмедрозъ; а такъ какъ миссъ Эмедрозъ казалась ему очень пріятной молодой дѣвушкой, онъ выползалъ изъ своего уголка, когда коляска отъѣзжала, и разговаривалъ съ Клэрой, стараясь опять уползти до возвращенія ея сіятельства. Это былъ новый другъ Клэры.

— Получили вы извѣстіе отъ Фреда, послѣ его отъѣзда? спросилъ старикъ однажды, когда пришолъ къ Клэрѣ, сидѣвшей еще въ столовой, гдѣ они завтракали.

Онъ выходилъ въ садъ бранить помощника садовника, но тотъ взялъ свою тачку и ушолъ отъ него, и сэръ Энтони опять остался безъ занятій.

— Онъ написалъ только нѣсколько строкъ, что будетъ здѣсь шестнадцатаго числа.

— Мнѣ кажется, теперь не пишутъ такъ много любовныхъ писемъ, какъ въ то время когда я былъ молодъ, сказалъ сэръ Энтони.

— Судя по романамъ, я тоже это думаю. Старые романы наполнены любовными письмами.

— Фредъ кажется никогда не любилъ писать.

— Я полагаю, что у членовъ Парламента очень много дѣла.

— Но по дѣламъ онъ пишетъ всегда. Онъ отличный дѣловой человѣкъ. желалъ бы я то же сказать объ его братѣ — или о себѣ.

— Лэди Эйльмеръ кажется любитъ заниматься дѣлами.

— Да. Она любить — а я не люблю. Мнѣ иногда кажется, что Фредъ походитъ на неё. Гдѣ вы съ нимъ познакомились?

— Въ Перивэлѣ. Мы оба гостили у мистриссъ Уинтерфильдъ.

— Да, да; разумѣется. Это весьма естественно. Ну, другъ мой, могу увѣрить васъ, что я совершенно доволенъ.

— Благодарю васъ, сэръ Энтони. Я рада слышать, что вы это сказали.

— Разумѣется, деньги очень желательны для человѣка въ такомъ положеніи какъ Фредъ; но онъ будетъ имѣть достаточно, и если онъ доволенъ, доволенъ также и я. Лично касательно васъ, я болѣе чѣмъ доволенъ.

— Вы очень добры, говоря такимъ образомъ.

Сэръ Энтони посмотрѣлъ на Клэру и сердце его смягчилось къ ней, когда онъ увидалъ, что на глазахъ ея были слёзы. Сердце мущины должно быть очень жостко, когда оно не смягчается огорченіемъ женщины, съ которой онъ находится наединѣ.

— Я не знаю, какъ вы сошлись съ лэди Эйльыеръ, сказалъ онъ: — но не моя будетъ вина, если вы не сдѣлаетесь друзьями.

— Я боюсь, что лэди Эйльмеръ не любитъ меня.

— Въ самомъ дѣлѣ? Я боялся этого. Но вы должны вспомнить, что ей трудно понравиться. Вы увидите, что она обойдётся со временемъ.

— Она думаетъ, что капитанъ Эйльмеръ не долженъ жениться на дѣвушкѣ безъ приданаго.

— Всё это очень хорошо, но я не вижу, почему и Фреду не сдѣлать въ своё удовольствіе. Онъ въ такихъ лѣтахъ, что долженъ знать чего ему нужно.

— Въ этомъ-то и вопросъ, сэръ Энтони. Я не увѣрена, знаетъ ли онъ что ему нужно.

— Вы хотите сказать, что Фредъ не знаетъ?

— Я такъ думаю, сэръ. А хуже всего то, что я сомнѣваюсь также какъ и онъ.

— Сомнѣваетесь, выходить ли за него?

— Сомнѣваюсь, хорошо ли это будетъ для него и для меня. Мнѣ непріятно вступать въ семью, которая не желаетъ имѣть меня.

— Вы не должны такъ много думать о лэди Эйльмеръ, моя милая…

— А я много думаю о ней.

— Я очень былъ бы радъ имѣть васъ невѣсткой. А что касается лэди Эйльмеръ — между нами, моя милая, вы не должны принимать къ сердцу каждое ея слово. Она добрѣйшая женщина на свѣтѣ, я обязанъ это сказать. Но у ней свой характеръ, и я не думаю, чтобы вамъ слѣдовало совершенно ей поддаваться. Вотъ и коляска. Не будетъ ничего хорошаго, если насъ найдутъ разговаривающими обо всёмъ этомъ, не такъ ли?

Баронетъ ушолъ и лэди Эйльмеръ, когда вошла въ комнату, нашла Клэру одну.

Или жена умѣла допытаться отъ мужа о разговорѣ, происходившемъ между нимъ и Клэрой, или она имѣла какіе-нибудь другіе источники для свѣдѣній, или ея поведеніе происходило отъ другихъ причинъ — разузнавать намъ не нужно; но въ этотъ день обращеніе и разговоръ лэди Эйльмеръ съ Клэрой сдѣлались гораздо менѣе вѣжливымъ, чѣмъ прежде. Она говорила такъ, какъ будто совершилось какое-нибудь важное преступленіе, и ходила по дому, величественно нахмуривъ брови, какъ будто слѣдовало принять какія-нибудь ужасныя мѣры, чтобы положить конецъ настоящему положенію дѣла. Всё это было такъ очевидно для Клэры, что она сказала сэру Энтони въ одинъ день, что она не можетъ уже переносить недовольнаго вида лэди Эйльмеръ и что будетъ принуждена оставить Эйльмерскій замокъ до возвращенія Фредерика; что она сомнѣвается возможенъ ли бракъ и думаетъ, что будетъ гораздо лучше для всѣхъ, если эта мысль будетъ оставлена. Сэръ Энтони, выслушавъ это, могъ только покачать головой и уйти. Непріятности были такъ серьёзны, что онъ не могъ ихъ поправить.

Клэра всё еще выдерживала, оставалось только два дня до возвращенія Фредерика, когда вдругъ въ Эйльмерскомъ замкѣ поднялась страшная буря, и прямая и положительная ссора между лэди Эйльмеръ и Клэрой — и ссора очень запальчивая съ обѣихъ сторонъ.

До сихъ поръ въ Эйльмерскомъ замкѣ ничего не было говорено о мистриссъ Эскертонъ и Клэра была признательна за это молчаніе. Можетъ быть, читатель вспомнитъ письмо, написанное капитаномъ Эйльмеромъ Клэрѣ о мистриссъ Эскертонъ, и отвѣтъ Клэры на это письмо. Мнѣніе обитателей Эйльмерскаго замка объ этой бѣдной женщинѣ и о будущемъ поведеніи Клэры съ ней было выражено довольно сильно, а Клэра также сильно рѣшила, что она не позволитъ обитателямъ Эйльмерскаго замка руководить ею въ этомъ обстоятельствѣ. Она ожидала много непріятнаго на этотъ счотъ и не мало радовалась отсутствію всякаго намёка на это. Но лэди Эйльмеръ держала мистриссъ Эскертонъ въ резервѣ, какъ баттарею, которую слѣдовало употребить противъ миссъ Эмедрозъ, если всѣ другіе способы къ нападенію не удадутся — какъ оружіе, которое сдѣлается могущественнымъ, когда другія оружія окажутся безсильными. Она думала одно время, что Клэра сдѣлается владѣтельницей Бельтонскаго помѣстья, и заботливой матери стоило приготовиться принять невѣстку съ такимъ приданымъ. Мы видѣли какъ вопросъ объ этомъ приданомъ доставилъ ей возможность выставить какъ предлогъ бѣдность ея сына. Но послѣ того Фредерикъ объявилъ о своёмъ намѣреніи жениться на Клэрѣ, несмотря на свою бѣдность.

— Онъ былъ такъ глупъ, что сказалъ ей объ этомъ, а она рѣшилась ухватиться за его слово, сказала лэди Эйльмеръ дочери.

Вслѣдствіе этого была приведена въ дѣйствіе эскертонская баттарея.

Три дамы сидѣли въ мѣстѣ въ гостиной и были нѣмы какъ рыба цѣлыхъ полчаса. Онѣ обыкновенно были очень молчаливы говоря только короткими фразами.

— Вы поѣдете съ нами сегодня, миссъ Эмедрозъ?

— Нѣтъ, не думаю, лэди Эйльмеръ.

— Такъ какъ вы читаете, можетъ быть вамъ всё равно, если мы оставимъ васъ?

— Пожалуйста не стѣсняйтесь для меня, миссъ Эйльмеръ. Таковъ бывалъ ихъ разговоръ; но вдругъ послѣ положительнаго молчанія, продолжавшаго полчаса, лэди Эйльмеръ сдѣлала вопросъ совершенно другаго рода.

— Кажется, миссъ Эмедрозъ, сынъ мой писалъ вамъ о мистриссъ Эскертонъ?

Клэра положила свою работу и сидѣла съ минуту съ удивленіемъ, не только потому, что лэди Эйльмеръ сдѣлала этотъ непріятный вопросъ, но и потому, что она сдѣлала его особеннымъ голосомъ — голосомъ повелительнымъ, и съ такимъ жe повелительнымъ выраженіемъ въ глазахъ, какъ будто она рѣшила, что эта ея баттарея должна въ прахъ разгромить врага. Белинда подпрыгнула на стулѣ, смотря пристально на свою работу, и продолжала вышивать еще скорѣе прежняго.

— Да, писалъ, отвѣчала Клэра, видя, что отъ нея повелительно требуютъ отвѣта.

— Онъ долженъ былъ писать. Не подлежитъ никакому сомнѣнію, что мистриссъ Эскертонъ… совсѣмъ не то, чѣмъ она должна быть.

— Кто изъ насъ таковъ какимъ долженъ быть, сказала Клэра.

— Миссъ Эмедрозъ, на этотъ счотъ я вовсе не намѣрена шутить. Вѣдь это правда, что мистриссъ Эскертонъ…

— Вы должны извинить меня, лэди Эйльмеръ, но то что я знаю о мистриссъ Эскертонъ, я узнала по ея довѣрію ко мнѣ, такъ что я не могу говорить вамъ объ ея прошлой жизни.

— Пожалуйста извините меня, миссъ Эмедрозъ, если я скажу, что я должна говорить объ этомъ. Когда я вспомню, въ какомъ положеніи вы сдѣлали намъ честь посѣтить насъ здѣсь, какъ я могу не говорить объ этомъ?

Белинда шила очень прилежно и даже не поднимала глазъ. Клэра, всё еще державшая иголку въ рукѣ, продолжала работать и минуты двѣ не отвѣчала. Но лэди Эйльмеръ еще не окончила своё дѣло.

— Миссъ Эмедрозъ, сказала она: — позвольте мнѣ самой судить объ этомъ. Я чувствую себя обязанной говорить съ вами объ этомъ предметѣ.

— Но мнѣ нечего объ этомъ говорить.

— Я полагаю, вы согласились въ справедливости нашихъ извѣстій объ этой женщинѣ

Клэра очень разсердилась. Красныя пятна выступили на ея щекахъ, а лобъ нахмурился. Она еще не знала, что она скажетъ, какъ она будетъ себя вести. Она старалась обдумать какъ ей лучше выказать свою независимость. Но она твердо рѣшилась, что въ этомъ дѣлѣ она ни на волосъ не поддастся лэди Эйльмеръ.

— Кажется, вы должны въ этомъ согласиться, сказала ея сіятельство.

— Какъ мнѣ кажется, я ни въ чомъ не соглашалась съ вами, лэди Эйльмеръ, и не говорила ничего такого, что могло бы оправдать ваши вопросы на этотъ счотъ.

— Оправдать мои вопросы молодой дѣвушкѣ, которая говоритъ мнѣ, что она будетъ моей невѣсткой!

— Я вамъ этого не говорила. Я никогда не говорила вамъ ничего подобнаго.

— Такъ на какой же ногѣ, миссъ Эмедрозъ, сдѣлали вы намъ честь посѣтить насъ въ Эйльмерскомъ замкѣ?

— На ногѣ весьма безразсудной.

— Безразсудной! это что значитъ?

— Это значитъ, что я имѣла безразсудство пріѣхать въ домъ, гдѣ меня подвергаютъ такимъ вопросамъ.

— Белинда, слышала ли ты когда что-нибудь подобное? Миссъ Эмедрозъ, я должна продолжать, какъ бы ни было это вамъ непріятно. Исторія жизни этой женщины — мистриссъ Эскертонъ она или нѣтъ я не знаю…

— Мистриссъ Эскертонъ, сказала Клэра.

— Этого я не знаю и навѣрно вы знаете не болѣе меня. Но то, чѣмъ она была, мы знаемъ.

Тугъ лэди Эйльмеръ возвысила голосъ и продолжала говорить со всѣмъ краснорѣчіемъ, которое притворное негодованіе могло ей придать.

— Чѣмъ она была, мы знаемъ, и я спрашиваю васъ, но обязанности моей къ моему сыну, прекратили ли вы знакомство съ такой безславной женщиной — женщиной, которую знать есть уже безславіе?

— Я знаю её и…

— Позвольте. Мои вопросы состоятъ въ томъ: прекратили ли вы это знакомство? и готовы ли вы дать обѣщаніе никогда его не продолжать?

— Я не прекращала этого знакомства, или лучше сказать этой дружбы, и готова обѣщать, что буду поддерживать её всѣмъ сердцемъ.

— Белинда, ты слышишь?

— Слышу, мама.

Белинда медленно покачала головой, которая теперь была наклонена еще ниже прежняго.

— И вы намѣрены это сдѣлать?

— Да, лэди Эйльмеръ, намѣрена.

— И вы думаете, что это прилично молодой дѣвицѣ?

— Именно, я думаю, что это прилично.

— Позвольте же мнѣ сказать вамъ, миссъ Эмедрозъ, что я совершенно съ вами несогласна — совершенно.

Лэди Эйльмеръ, повторяя послѣднее слово, подняла свои сложенныя руки, какъ бы призывая небо въ свидѣтели, до какой степени она несогласна съ Клэрой.

— Я не вижу какъ мнѣ этому помочь, лэди Эйльмерь. Мы навѣрно не соглашаемся во многомъ.

— Навѣрно. Навѣрно. И мнѣ не нужно говорить вамъ какъ мало сожалѣла бы я объ этомъ, еслибы вы не держали въ рукахъ моего несчастнаго сына.

— Держала въ рукахъ, лэди Эйльмеръ? Какъ вы смѣете оскорблять меня такими словами?

Белинда опять подпрыгнула на стулѣ, но лэди Эйльмеръ повидимому была пріятна эта буря.

— Конечно вы держите его въ рукахъ, миссъ Эмедрозъ, и я нахожу, что это большое несчастье. Разумѣется, когда онъ услышитъ о вапшемъ поведеніи относительно этой… женщины, онъ выпутается изъ сѣтей.

— Онъ можетъ выпутаться когда хочетъ, сказала Клэра вставая. — Я сообщу капитану Эйльмеру, что наша помолвка кончена, если онъ не обѣщаетъ, что я никогда болѣе не подвергнусь ничѣмъ не оправдываемой дерзости его матери.

Она пошла къ двери, не обращая вниманія и даже не слыша прощальной стрѣлы, пущенной въ неё.

Что теперь было дѣлать? Клэра пошла въ свою комнату, твёрдо рѣшившись, что ничто не заставитъ её сѣсть за столъ съ лэди Эйльмеръ. Она не хотѣла даже входить въ одну комнату съ лэди Эйльмеръ, не хотѣла говорить съ нею. Но что ей дѣлать? Она не могла уѣхать изъ Эйльмерскаго замка, не рѣшивъ куда поѣдетъ она. Она почти рѣшилась ѣхать къ мистриссъ Эскертонъ. Разумѣется, всё кончилось между нею и капитаномъ Эйльмеромъ, такъ что ничто не помѣшаетъ ей это сдѣлать. Какъ пожелаетъ ея кузенъ Уилль? Теперь онъ былъ единственнымъ другомъ, къ которому она могла обратиться за совѣтомъ. Что онъ посовѣтуетъ ей? Не написать ли ей къ нему? нѣтъ — она этого не сдѣлаетъ. Она не могла рѣшиться написать къ нему, что капитанъ Эйльмеръ выпутался изъ ея сѣтей. Если она это сдѣлаетъ, онъ съ своимъ темпераментомъ придастъ гораздо болѣе значенія ея письму чѣмъ слѣдуетъ. Но она напишетъ капитану Эйльмеру. Она захотѣла сдѣлать это сейчасъ и начала письмо. Она написала уже: «Любезный капитанъ Эйльмеръ», но увидала, что это письмо не такъ легко написать. Она вспомнила притомъ, что оно не дойдётъ до капитана Эйльмера до его отъѣзда изъ Лондона. Если ужъ писать письмо, то надо адресовать его въ Эйльмерскій замокъ, и это можно было сдѣлать завтра точно также какъ сегодня. Она оставила это занятіе пока.

Но она написала къ мистриссъ Эскертонъ съ тѣмъ, чтобы послать это письмо или нѣтъ завтра, сообразно расположенію ея духа. Въ этомъ письмѣ она сообщала о своёмъ намѣреніи уѣхать изъ Эйльмерскаго замка на другой день послѣ пріѣзда капитана Эйльмера и просила, чтобы её взяли въ коттэджъ. Отвѣтъ она просила адресовать въ гостинницу Сѣверной желѣзной дороги.

Ричардзъ, горничная, пришла къ ней передъ обѣдомъ помочь одѣться — предложеніе это было сдѣлано такимъ тономъ, что Клэра не могла сомнѣваться, что Ричардзъ извѣстно о ссорѣ. Но Клэра отказала и послала внизъ сказать, что она остаётся въ своей комнатѣ и проситъ только чаю. Она не хотѣла даже, унизиться до того, чтобы согласиться на головную боль. Белинда пришла къ ней передъ обѣдомъ и съ торопливой серьёзностью совѣтовала миссъ Эмедрозъ сойти внизъ.

— Мама думаетъ, что вамъ лучше показаться, каковъ бы ни былъ окончательный результатъ.

— Но я не имѣю ни малѣйшаго желанія показываться.

— Для слугь, знаете.

— Но я ни крошечки не забочусь о слугахъ, миссъ Эйльмеръ — право ни крошечки.

— И папа будетъ такъ непріятно.

— Мнѣ будетъ очень жаль, если это непріятно сэру Энтони, но это не моя вина.

— Мама, говоритъ, что братъ мой разумѣется желалъ бы этого.

— Послѣ того, что сдѣлала ваша мать, я не вижу, какое отношеніе имѣютъ къ этому его желанія — даже еслибы она ихъ знала — а я этого не думаю.

— Но если вы подумаете, я увѣрена, вы найдёте, что это слѣдуетъ сдѣлать. Ничего не надо такъ избѣгать, какъ открытой ссоры, которую могутъ видѣть всѣ слуги.

— Я должна сказать, миссъ Эйльмеръ, что я пренебрегаю слугами. Послѣ того что случилось внизу, разумѣется я должна была сообразить, что мнѣ дѣлать. Скажите лэди Эйльмеръ, что я останусь здѣсь, если она это позволитъ.

— Разумѣется. Она будетъ очень рада.

— Я останусь здѣсь, если она позволитъ, до тѣхъ поръ пока пріѣдетъ капитанъ Эйльмеръ. А на другой день послѣ его пріѣзда я уѣду.

— Куда, миссъ Эмедрозъ?

— Я уже написала къ одному моему другу, прося её принять меня.

Миссъ Эйльмеръ помолчала съ минуту, прежде чѣмъ сдѣлала слѣдующій вопросъ — но она сдѣлала его, показывая тономъ и обращеніемъ, что она была принуждена собраться со всѣмъ своимъ мужествомъ для этого.

— Къ какому другу, миссъ Эмедрозъ? Мама будетъ рада узнать.

— Этого вопроса лэди Эйльмеръ не имѣетъ права дѣлать, сказала Клэра.

— Очень хорошо. Разумѣется, если вы не хотите сказать, то не объ чемъ и говорить.

— Я не хочу сказать, миссъ Эйльмеръ.

Клэра пила чай въ своей комнатѣ и провела въ ней весь слѣдующій день. Семейство внизу было не очень спокойно. Сэру Энтони нельзя было растолковать, почему гостья не выходитъ изъ своей комнаты — и это было не странно, потому что лэди Эйльмеръ не была щедра на свѣдѣнія, которыя она ему сообщила, а Белиндѣ невозможно было сидѣть за столомъ или сказать нѣсколько словъ отцу и матери, не показывая каждую минуту, что она знаетъ, что случился кризисъ. На слѣдующій день было отправлено письмо къ мистриссъ Эскертонъ и капитанъ Эйльмеръ пріѣхалъ въ назначенное имъ время. Черезъ часъ послѣ его пріѣзда, Белинда пришла спросить, угодно ли миссъ Эмедрозъ видѣть его. Миссъ Эмедрозъ согласилась его видѣть, но поставила условіемъ, чтобъ отъ нея не требовали встрѣтиться съ лэди Эйльмеръ.

— Нечего ей бояться, отвѣчала лэди Эйльмеръ. — Если она не извинится переди мною и не обѣщаетъ не имѣть никакихъ сношеній съ этой женщиной, я никогда съ ней не увижусь.

Влѣдствіе этого рѣшили, что капитанъ Эйльмеръ и миссъ Эмедрозъ увидятся въ гостиной на верху.

— Что всё это значитъ, Клэра? тотчасъ спросилъ капитанъ.

— Просто то, что ваша мать оскорбила меня.

— Она говоритъ, что вы были къ ней невѣжливы.

— Пусть такъ; разумѣется вы можете вѣрить кому хотите и, безъ сомнѣнія, вы предпочитаете вѣрить вашей матери.

— Но я не желаю, чтобъ была ссора.

— Но ссора была, капитанъ Эйльмеръ, и я желаю оставить домъ вашего отца. Я не могу здѣсь оставаться послѣ того что случилось. Ваша мать сказала мнѣ — я не могу вамъ повторить, что она мнѣ сказала, но она высказала противъ меня такія обвиненія, которыя она знала будутъ для меня тяжелѣе всего.

— Я увѣренъ, что вы не такъ её поняли.

— Нѣтъ, я поняла её вполнѣ.

— Куда же вы намѣрены ѣхать?

— Къ мистриссъ Эскертонъ.

— О Клэра!

— Я написала къ мистриссъ Эскертонъ, чтобы она приняла меня на время. Мнѣ некуда больше ѣхать.

— Если вы поѣдете туда, Клэра, тогда будетъ конецъ всему.

— И безъ того долженъ быть конецъ, капитанъ Эйльмеръ. Вамъ не слѣдуетъ вводить въ вашу семью жену, о которой ваша мать думаетъ такъ дурно, какъ она думаетъ обо мнѣ.

Много еще было говорено; капитанъ Эйльмеръ очень часто ходилъ взадъ и вперёдъ по комнатѣ, стараясь устроить дѣло такъ, чтобы смягчить мать. Не пошлётъ ли Клэра телеграмму къ мистриссъ Эскертонъ сказать, что она передумала? Но Клэра не согласилась посылать телеграмму и въ этотъ вечеръ уложила всѣ свои вещи. Капитанъ и самъ приходилъ къ ней и присылалъ Белинду, но всё было безполезно и утромъ Клэра уѣхала одна изъ Эйльмерскаго замка въ каретѣ на желѣзную дорогу. Капитанъ вызывался ѣхать съ нею, но она такъ настойчиво отклонила его предложеніе, что онъ былъ принуждёнъ отказаться отъ своего намѣренія. Она не видала дамъ, но сэръ Энтони вышелъ проститься съ нею въ переднюю.

— Я очень жалѣю, сказалъ онъ.

— Конечно жаль, но дѣлать нечего, сказала Клэра. — Прощайте, сэръ Энтони.

— Надѣюсь, что мы встрѣтимся при болѣе благопріятныхъ обстоятельствахъ, замѣтилъ баронетъ.

На это Клэра не отвѣчала и капитанъ посадилъ её въ карету.

— Я такъ озадаченъ, сказалъ онъ: — что не могу сказать ничего опредѣлённаго, но буду къ вамъ писать и вѣроятно поѣду за вами.

— Пожалуйста не ѣздите, капитанъ Эйльмеръ, отвѣчала Клэра.

Она уѣхала, и выѣзжая изъ воротъ парка, окончательно простилась съ Эйльмерскимъ замкомъ.

ОПЯТЬ ВЪ БЕЛЬТОНѢ.

Когда карета отъѣхала, сэръ Энтони и капитанъ Эйльмеръ остались одни въ дверяхъ. Слуги разошлись и отецъ съ сыномъ, посмотрѣвъ другъ на друга, почувствовали, что и они должны разойтись или поговорить объ отъѣздѣ ихъ гостьи. Младшій предпочолъ бы не говорить, но сэру Энтони любопытно было узнать, что происходило въ домѣ въ послѣдніе дни.

— Я боюсь, что случились непріятности, сказалъ онъ.

— Мнѣ кажется, сэръ, отвѣчалъ сынъ: — что обстоятельства рѣдко бываютъ пріятны.

— Но, Фредъ, что это такое? Мать твоя говоритъ, что миссъ Эмедрозъ ведётъ себя очень дурно.

— А миссъ Эмедрозъ говоритъ, что моя мать ведётъ себя очень дурно.

— Разумѣется — это весьма естественно. А ты, что говоришь?

— Я ничего не говорю, сэръ. Чѣмъ меньше говорить, тѣмъ лучше.

— Всё это очень хорошо; но мнѣ кажется, что ты долженъ сказать что-нибудь. Будетъ она твоей женой?

— Честное слово, сэръ, я не знаю.

Они всё еще стояли на крыльцѣ, и такъ какъ сэръ Энтони не дѣлалъ болѣе вопросовъ, капитанъ повернулся, чтобы войти въ домъ. Но отецъ сказалъ ему:

— Постой на минуту, Фредъ. Я не часто безпокою тебя совѣтомъ.

— Я всегда радъ выслушать совѣтъ отъ васъ.

— Я знаю, что во многихъ вещахъ твоё мнѣніе лучше моего. Ты имѣлъ преимущества, которыхъ не имѣлъ я. Но я опытнѣе тебя, мой милый.

Въ голосѣ отца былъ меланхолическій тонъ, когда онъ сказалъ это, очень тронувшій сына и заставившій обоихъ ближе подойти другъ къ другу.

— Повѣрь моему слову, продолжалъ сэръ Энтони: — что тебѣ гораздо лучше не имѣть жены.

— Вы думаете, что никто не долженъ жениться?

— Нѣтъ, я этого Не говорю. Старшій сынъ долженъ жениться, чтобъ у имѣнія былъ наслѣдникъ. Бѣдные люди должны жениться, чтобы жена помогала имъ во всёмъ Иногда конечно долженъ жениться тотъ, кто очень любитъ дѣвушку и компрометировалъ себя и тому подобное. Я никогда не посовѣтую мущинѣ запятнать свою честь.

Сэръ Энтони, говоря это, выпрямился и заговорилъ болѣе смѣлымъ голосомъ.

Голосъ, однако, опять понизился, спустившись съ областей чести до областей благоразумія.

— Но ты не находишься ни въ одномъ изъ такихъ положеній, Фредъ. У тебя есть Перивэльское имѣніе, но это не фамильное помѣстье и ты гораздо лучше сдѣлаешь если продашь его. А на счотъ спокойствія, то ты будешь гораздо спокойнѣе безъ жены. (Зачѣмъ тебѣ жена? Я долженъ сказать, что собственно мнѣ миссъ Эмедрозъ чрезвычайно нравится. Она была очень любезна со мною. Но мнѣ кажется, что ты не такъ въ неё влюблёнъ, чтобы не могъ обойтись безъ нея.

Онъ остановился и прямо посмотрѣлъ сыну въ лицо. Фредъ тоже дѣлалъ себѣ этотъ вопросъ — точно ли онъ такъ влюблёнъ въ Клэру, что не можетъ жить безъ нея.

— Право я не знаю, продолжалъ сэръ Энтони: — что теперь произошло между ею и тобою и между ею и твоей матерью, но мнѣ кажется, что всё можетъ разстроиться безъ всякихъ хлопотъ и безъ всякаго неприличія съ твоей стороны.

Капитанъ Эйльмерь всё ничего не говорилъ. Разумѣется, всё могло разстроиться, но онъ не желалъ поступить ни невеликодушно, ни несправедливо — а особенно желалъ избѣжать всякаго неприличія. Помолчавъ нѣсколько минутъ, сэръ Энтони опять продолжалъ высказывать свою опытность.

— Разумѣется, жениться хорошо. Я женился рано и всегда находилъ твою мать превосходной женщиной. На свѣтѣ нѣтъ женщины лучше ея. Я въ этомъ совершенно убѣждёнъ. Но разумѣется ты можешь видѣть, что я не могу называть всего своей собственностью. Я пошевелиться не могу. Я не могу истратить одного шиллинга собственно для себя, всѣ эти лѣнтяи объѣдаютъ меня. Каждый клэркъ, получающій въ Лондонѣ сто фунтовъ, имѣетъ наличныхъ денегъ больше меня. А какими удобствами пользуюсь я въ этомъ большомъ домѣ и безконечномъ саду? Какое удовольствіе они доставляютъ мнѣ? Вотъ что значитъ жениться и поддерживать своё имя въ графствѣ достойнымъ образомъ! Что мнѣ за дѣло до графства! Чортъ ли мнѣ въ графствѣ! Я часто жалѣлъ, зачѣмъ я не младшій сынъ, какъ ты.

Капитану Эйльмеру нечего было на это отвѣчать. Конечно, лѣта и разгульная жизнь въ молодости дѣлали сэра Энтони совершенно неспособнымъ наслаждаться такимъ образомъ жизни, какого онъ желалъ, и что онъ вѣроятно давнимъ давно доѣлся и допился бы до могилы, еслибы такой образъ жизни онъ могъ вести. Этого, однако, сынъ не могъ объяснить отцу. Но приспособляя слова отца къ своему положенію, капитанъ Эйльмеръ примѣтилъ, что холостая жизнь, можетъ быть, болѣе годится для него. Только онъ не хотѣлъ сдѣлать ничего неприличнаго. На это онъ рѣшился твёрдо. Разумѣется, Клэра должна покориться въ нѣкоторой степени разсудку, обыкновеннымъ правиламъ свѣта; но ему было извѣстно, что его мать была запальчива, и онъ великодушно рѣшилъ, что онъ дастъ миссъ Эмедрозъ еще возможность одуматься.

Въ гостинницѣ въ Лондонѣ Клэра нашла коротенькую записку отъ мистриссъ Эскертонъ, въ которой она съ жаромъ увѣряла, что всё будетъ сдѣлано для того, чтобы устроить Клэру спокойно въ коттэджѣ, пока она пожелаетъ остаться тамъ. Но именно эти горячія выраженія привязанности заставляли Клэру почти опасаться того, что она намѣревалась сдѣлать. Мистриссъ Эскертонъ, безъ сомнѣнія, желала ея пріѣзда, но одобритъ ли ея кузенъ Бельтонъ этотъ визитъ и что скажетъ объ этомъ его сестра Мэри? Еслибы кто-нибудь сказалъ ей, хорошо ли дѣлаетъ она — кто-нибудь, на кого она могла бы положиться безусловно. Еслибы она только могла знать, что подумаетъ ея кузенъ Уилль. Ему она могла вѣрить безусловно, еслибы только онъ захотѣлъ остаться ея братомъ.

Однако теперь было поздно сомнѣваться, и на слѣдующій день Клэра выходила изъ Редикотской кареты у двери полковника Эскертона. Онъ вышелъ её встрѣтить и привѣтствовалъ её очень дружелюбно. До-сихъ-поръ между ними не было большой короткости, вслѣдствіе образа жизни полковника скорѣе чѣмъ по какой-либо другой причинѣ. Мистриссъ Эскертонъ выказала желаніе къ общежитію послѣ своего пріѣзда въ Бельтонъ, а полковникъ Эскертонъ пріѣхалъ съ намѣреніемъ жить одинъ. Но теперь Клэра пріѣхала къ нему какъ гостья и его обращеніе съ нею было совершенно другое.

— Мы такъ рады, что вы пріѣхали къ намъ, сказалъ онъ, взявъ её за обѣ руки.

Потомъ Клэра прошла въ коттэджъ и черезъ минуту была уже въ объятіяхъ своей пріятельницы.

— Милая Клэра — дорогая Клэра, какъ я рада, что вы пріѣхали.

— Вы очень добры.

— Нѣтъ, это вы добры, что рѣшились пріѣхать. Но мы не будемъ спорить объ этомъ. А онъ какъ радъ, что вы будете здѣсь. Теперь вы его узнаете. Но пойдёмте наверхъ. Въ вашей комнатѣ топится каминъ, я буду вашей горничной — и мы будемъ говорить.

Клэра пошла наверхъ, и когда сидѣла у камина, а мистриссъ Эскертонъ стала передъ нею на колѣна — мистриссъ Эскертонъ имѣла привычку становиться на колѣна — она не могла не сказать себѣ, что Бельтонскій коттэджъ былъ гораздо удобнѣе Эйльмерскаго замка. Во всё время своего пребыванія въ Эйльмерскомъ замкѣ ни одно дружеское слово не коснулось ея слуха. Тамъ всё было холодно и церемонно, пока холодность и церемонность не замѣнились дерзостью.

— Итакъ вы поссорились съ ея сіятельствомъ, сказала мистриссъ Эскертонъ: — я это знала.

— Я ни слова не говорила вамъ объ этомъ.

— Но это разумѣется само собой. Полноте скрытничать. У васъ вѣрно была настоящая баталія — не такъ ли?

— Очень похоже на это, я боюсь.

— Какъ я рада, сказала мистриссъ Эскертонъ, потирая руки.

— Это зло.

— Очень хорошо. Нельзя же ко всѣмъ быть доброй. Какого рода эта женщина?

— Право, я не могу её описать. Она очень высока, носитъ большой парикъ, сама всѣмъ распоряжается и я нисколько не сомнѣваюсь, что она очень хорошая женщина въ своёмъ родѣ.

— Я вижу её отсюда — олицетворённая добродѣтель относительно нравственности. Бѣдная я! Она знаетъ, что вы пріѣхали ко мнѣ?

— Я въ этомъ не сомнѣваюсь. Я не говорила ни ей, ни дочери, но сказала капитану Эйльмеру.

— Это хорошо. Это очень хорошо. Я этому рада. Но кто сталъ бы сомнѣваться, что вы съумѣете выказать надлежащую твёрдость. Что же онъ сказалъ?

— Почти ничего.

— Я не стану къ вамъ приставать о нёмъ. Я увѣрена, что всё устроится, какъ слѣдуетъ. Я какого рода человѣкъ сэръ Энтони?

— Самый обыкновенный; страдаетъ подагрой и не имѣетъ такой твёрдости, какъ его жена. Онъ мнѣ понравился больше всѣхъ.

— Можетъ быть оттого, что вы видали его рѣже.

— Онъ былъ ко мнѣ добръ.

— А онѣ походили на драконовъ. Понимаю всё и отсюда вижу ихъ насквозь. Я предчувствовала, что изъ этого выйдетъ, когда вы сказали мнѣ, что ѣдете въ Эйльмерскій замокъ. Я могла бы всё предсказать.

— Какъ жаль, что вы этого не сдѣлали.

— Это не принесло бы никакой пользы — а ваша поѣздка туда пользу принесла. Она раскрыла вамъ глаза на счотъ многаго, я въ этомъ не сомнѣваюсь. Но скажите мнѣ — вы писали въ Норфолькъ, что вы ѣдете сюда?

— Нѣтъ, я не писала моему кузену.

— Не сердитесь на меня, если я вамъ скажу кое-что: я писала.

— Къ кому?

— Я писала къ мистеру Бельтону, что вы ѣдете сюда. Вотъ какъ это было? я должна была писать къ нему на счотъ коттэджа. Полковникъ Эскертонъ всегда заставляетъ меня писать и, разумѣется, мы должны были рѣшить остаёмся ли мы здѣсь.

— Мнѣ очень жаль если вы сказали что-нибудь обо мнѣ.

— Какъ же было поступить иначе? Что подумали бы вы обо мнѣ? или что подумалъ бы онъ, еслибы въ письмѣ къ нему я не упомянула о вашемъ пріѣздѣ? притомъ, гораздо лучше, чтобы онъ зналъ.

— Мнѣ жаль, что вы написали объ этомъ.

— Вамъ стыдно признаться ему, что вы здѣсь, сказала мистриссъ Эскертонъ тономъ упрёка.

— Стыдно! Нѣтъ, мнѣ не стыдно. Но я предпочла бы, чтобы онъ не зналъ — пока.

— Но вы на меня не сердитесь?

— Какъ могу я сердиться ма ту, которая такъ ко мнѣ добра?

Этотъ вечеръ прошелъ очень пріятно и когда Клэра опять воротилась въ свою комнату, она почти удивлялась, что чувствуетъ себя какъ дома тутъ. На слѣдующій день она пошла съ мистриссъ Эскертонъ въ свой прежній домъ и на диванѣ нашла ключъ отъ погреба, на томъ самомъ мѣстѣ, куда Бельтонъ бросилъ его. Она взяла-было ключъ, чтобы отдать его служанкѣ, но опять положила его на диванъ. Это былъ его ключъ и онъ оставилъ его тутъ; при случаѣ она напомнитъ ему куда онъ его положилъ. Потомъ они пошли въ коровѣ, которая свободно паслась на своёмъ маленькомъ пастбищѣ.

— Милая Бесси, сказала Клэра: — посмотрите, какъ она знаетъ меня.

Но мнѣ кажется, что всякое ручное животное знало также хорошо всѣхъ, кто приходилъ бы къ ней какъ Клэра съ пищею въ рукахъ.

— Её просто лелѣютъ, отвѣчала мистриссъ Эскертонъ: — конечно её доятъ и продаютъ масло изъ ея молока, но во всѣхъ другихъ отношеніяхъ на неё смотрятъ не какъ на обыкновенную корову.

— Бѣдная Бесси, сказала Клэра. — Я желала бы, чтобы она совсѣмъ не являлась сюда, что съ нею будетъ?

— Что съ нею будетъ? она останется здѣсь до тѣхъ поръ, пока умрётъ своей естественной смертью, и современемъ сдѣлается какимъ-то прошлымъ божествомъ, о которомъ всегда будутъ упоминать съ самыми нѣжными воспоминаніями. Я безъ малѣйшаго затрудненія предсказываю будущую жизнь и посмертныя почести Бесси.

Онѣ всё утро ходили по саду и около фермы и всё говорили объ Уиллѣ Бельтонѣ. Но Клэра не хотѣла идти къ скаламъ, хотя мистриссъ Эскертонъ не разъ хотѣла повернуть туда. Онъ сказалъ, что онъ не пойдётъ къ скаламъ иначе какъ при извѣстныхъ обстоятельствахъ. Клэра знала, что эти обстоятельства не случатся никогда, но не хотѣла туда идти до тѣхъ поръ пока кузенъ ея не женится. И если тогда ему случится быть въ Бельтонскомъ зѣмкѣ, она пойдётъ къ этому мѣсту одна и позволитъ себѣ думать о прошлыхъ дняхъ.

На слѣдующее утро она получила письмо съ доунгэмскимъ штемпелемъ; но съ перваго взгляда увидала, что это не отъ ея кузена Уилля. Уилль писалъ смѣлымъ круглымъ почеркомъ, который былъ чрезвычайно ясенъ и красивъ въ началѣ его посланія, но который дѣлался совершенно сбивчивъ, когда онъ торопился кончать своё письмо — какъ онъ всегда имѣлъ привычку. Но адресъ этого письма былъ написанъ красивымъ, мелкимъ, женскимъ почеркомъ, заботливо выдѣлывавшимъ каждую букву. Письмо было отъ Мэри Бельтонъ, которая до сихъ поръ еще не переписывалась съ Клэрой. Письмо было слѣдующее:

"Замокъ Плэстоу, апрѣль 186 —

"Любезная кузина Клэра,

"Уилльямъ получилъ письмо изъ Бельтона отъ вашихъ друзей, которые спрашиваютъ, могутъ ли они остаться въ нанимаемомъ ими коттэджѣ. Кажется, онъ отвѣчалъ имъ, что если они желаютъ, то могутъ остаться тамъ безъ всякаго затрудненія. Но мы узнали также изъ письма мистриссъ Эскертонъ, что васъ ожидаютъ въ коттэджъ, поэтому я адресую своё письмо въ Бельтонъ, предполагая, что оно найдётъ васъ тамъ.

"Мы съ вами никогда не знали другъ друга — что очень огорчало меня; но это огорченіе, я надѣюсь, можетъ пройти когда-нибудь и даже очень скоро. Я сама, какъ вамъ извѣстно, такое жалкое существо, что не могу ѣздить и видѣться съ моими друзьями какъ другіе, и вотъ почему я пишу къ вамъ, чтобы просить васъ пріѣхать ко мнѣ. Это интересный старый домъ въ своёмъ родѣ; и хотя я не должна скрывать отъ васъ, что жизнь здѣсь очень, очень спокойна, я употреблю всѣ силы, чтобы время пріятно проходило для васъ. Я слышала, что вы поѣхали въ замокъ Эйльмеръ, Уилльямъ говорилъ мнѣ, что онъ проводилъ васъ до Лондона. Теперь, какъ видно, вы уѣхали изъ Йоркшира и я полагаю, не скоро воротитесь туда. Если такъ, не лучше ли вамъ пріѣхать ко мнѣ на короткое время?

"И Уилльямъ и я чувствуемъ, что теперь — на нѣсколько времени — вы можетъ быть предпочтёте быть вдвоёмъ со мной. Онъ долженъ ѣхать въ Лондонъ на время, а потомъ въ Бельтонъ устроить ваши дѣла и свои. Онъ намѣренъ быть въ отсутствіи шесть недѣль. Если вы не боитесь скуки нашего дома на такое долгое время, пожалуйста пріѣзжайте къ намъ. Это было бы для меня очень большимъ удовольствіемъ и я надѣюсь, что и вы также чувствуете — а я это чувствую очень сильно — что мы не должны долѣе оставаться незнакомыми другъ для друга. Тогда вы рѣшите, что вамъ сдѣлать впослѣдствіи. Я думаю, что въ концѣ этого времени, то-есть когда Уилльямъ воротится — у насъ будутъ мой дядя и моя тётка изъ Слифорда. Онъ пасторъ, и если вы захотите остаться до тѣхъ поръ, они будутъ очень рады съ вами познакомиться.

"Изъ Бельтона въ Плэстоу путь длинный для одной молодой дѣвицы; но путешествовать такъ легко теперь и молодыя дѣвицы стали такъ независимы, что можетъ быть вы и устроите такъ, чтобы ѣхать одной. Надѣясь видѣть васъ скоро, я остаюсь

"Любящая васъ кузина

"Мэри Бельтонъ."

Это письмо Клэра получила передъ завтракомъ и могла прочесть его одна, и скрыть его содержаніе отъ мистриссъ Эскортонъ, если она такъ разсудитъ. Она тотчасъ поняла, что въ этомъ письмѣ заключается намёкъ, что замокъ Плэстоу будетъ для нея лучшимъ убѣжищемъ чѣмъ коттэджъ мистриссъ Эскертонъ, и увѣреніе, что если она поѣдетъ въ замокъ Плэстоу, то хозяинъ его не воспользуется ея присутствіемъ для своихъ выгодъ. Когда она сидѣла и думала о сдѣланномъ ей предложеніи, ей представилось, что она можетъ видѣть и слышать какъ ея кузенъ разсуждаетъ съ своей сестрой. Капитанъ Эйльмеръ послѣ свиданія въ Лондонѣ говорилъ, что поведеніе Бельтона было непростительно, но Клэра не только простила ему, но въ душѣ даже провозгласила его добродѣтели на столько выше его пороковъ, что сдѣлала его почти совершенствомъ.

— Но я не выгоню его изъ его собственнаго дома, сказала она: — какая нужда куда бы я ни поѣхала!

— Полковникъ Эскертонъ получилъ письмо отъ вашего кузена, сказала мистриссъ Эскертонъ какъ только осталась вдвоёмъ съ Клэрой.

— Что онъ пишетъ?

— Ни слова о васъ.

— Тѣмъ лучше. Я доставляла ему довольно хлопотъ и рада думать, что онъ освободится отъ меня на время. Что же, полковникъ останется въ коттэджѣ?

— Клэра, вы лицемѣрка, вы сами знаете, что вы лицемѣрка.

— Весьма вѣроятно; но я не вижу, почему вы обвиняете меня въ этомъ именно теперь.

— Развѣ вы не получали также письма изъ Норфолька?

— Получила.

— Я была въ этомъ увѣрена. Я знаю, что онъ не написалъ бы такимъ образомъ въ отвѣтъ на моё письмо, не упоминая о вашемъ пріѣздѣ сюда, еслибы самъ не написалъ къ вамъ.

— Онъ мнѣ не писалъ. Я получила письмо отъ его сестры. Вотъ это.

Она подала письмо мистриссъ Эскертонъ и ждала терпѣливо пока она прочтётъ. Пріятельница возвратила ей письмо не говоря ни слова и Клэра заговорила первая.

— Не правда ли какое милое письмо? Я никогда её не видала.

— Она пишетъ умно.

— Не правда ли, какое доброе письмо?

— Я полагаю, что намѣреніе доброе. Но оно не очень лестно для меня. Оно показываетъ, что съ такой женщиной какъ я можно обходиться безъ всякаго вниманія. Оно такъ и есть. Я заслуживаю такое обращеніе. Если вы спрашиваете моего совѣта, я совѣтую вамъ ѣхать тотчасъ — тотчасъ.

— Но я не спрашивала вашего совѣта, дружокъ, и не намѣрена была спрашивать.

— Вы не показали бы мнѣ этого письма, еслибы не имѣли намѣренія ѣхать.

— Какъ вы безразсудны! Вы сейчасъ называли меня лицемѣркой за то, что я не говорила вамъ объ этомъ письмѣ, а теперь сердитесь за то, что я показала его вамъ.

— Я не сержусь. Я думаю, что вы поступили справедливо, показавъ его мнѣ. Я не знаю, какже бы вы могли уѣхать не показавъ его мнѣ.

— Но я не намѣрена уѣзжать. Противъ моей поѣздки въ Плэстоу есть двѣ причины, очень достаточныя. Я не хочу оставлять васъ, если вы сами не выгоните меня, и не хочу выгонять кузена изъ его собственнаго дома.

— Зачѣмъ его выгонять? Почему вы не можете поѣхать къ нему? Вы любите его, а онъ влюблёнъ въ васъ больше прежняго. Поѣзжайте въ Плэстоу и всё пойдётъ гладко.

— Нѣтъ, другъ мой, я этого не сдѣлаю.

— Стало быть, вы поступите сумасбродно. Я обязана сказать вамъ это, такъ какъ приманила васъ сюда.

— А я думала, что я сама назвалась.

— Нѣтъ, я просила васъ пріѣхать и прося знала, что я поступаю дурно. Я видѣла, что мой мужъ не одобряетъ это, хотя у него не достало духа сказать мнѣ. Какъ я жалѣю, что онъ не сказалъ мнѣ — какъ я жалѣю!

— Мистриссъ Эскертонъ, я не могу сказать вамъ, какую несправедливость вы дѣлаете сами себѣ и мнѣ. Я очень довольна, что я здѣсь.

— Но вы не должны быть довольны. Полюбивъ меня, или лучше сказать, жалѣя обо мнѣ, вы унижаете себя. Неужели вы думаете, что я не вижу и не знаю всего этого? Разумѣется, непріятно быть одной, но я не имѣю права не быть одной.

Клэрѣ ничего не оставалось болѣе, какъ опять прижаться къ бѣдной женщинѣ, обнять её съ увѣреніями уваженія и дружбы.

— Неужели вы думаете, что я не понимаю этого письма? продолжала мистриссъ Эскертонъ.

— Еслибы его написала лэди Эйльмеръ, я можетъ быть посмѣялась бы надъ нимъ, потому что я считаю лэди Эйльмеръ злой старухой, которую слѣдуетъ сдерживать всѣми возможными способами. Но это написала женщина съ чистой душой, которую я считаю неспособной къ жестокимъ сужденіямъ объ ея грѣшныхъ ближнихъ, и она говоритъ вамъ спокойно и благоразумно, что вамъ не слѣдуетъ оставаться у меня.

— Она не говоритъ ничего подобнаго.

— Но не имѣла ли она намѣренія сказать это? скажите мнѣ по совѣсти: развѣ вы не знаете, что она имѣла это намѣреніе?

— Я не должна руководиться ея намѣреніями.

— Но вы должны руководиться намѣреніями ея брата. До этого дошло и вамъ лучше тотчасъ же склонить голову. До этого дошло и чѣмъ скорѣе тѣмъ лучше. Легко видѣть, что вамъ нужно руководство, когда вы выбираете меня вашимъ другомъ.

Сказавъ это, мистриссъ Эскертонъ пошла къ двери.

— Нѣтъ, Клэра, не идите со мной, сказала она, обернувшись къ своей собесѣдницѣ, которая встала, чтобы идти за ней. — Я скоро къ вамъ приду, но теперь предпочитаю быть одна. А вамъ, дружокъ, надо отвѣчать на письмо вашей кузины. Сдѣлайте это тотчасъ и напишите, что вы ѣдете въ Плэстоу, во всякомъ случаѣ это будетъ лучше для васъ.

Клэра, оставшись одна, отвѣчала на письмо своей кузины, но не приняла приглашеніе. Она увѣрила миссъ Бельтонъ, что она съ нетерпѣніемъ желаетъ видѣть её и надѣется, что это случится скоро или въ Плэстоу, или въ Бельтонѣ; но теперь она дала слово остаться у своего друга мистриссъ Эскертонъ. Часа черезъ два мистриссъ Эскертонъ воротилась и Клэра подала ой прочесть своё письмо.

— Стало быть я могу только сказать, что вы очень глупы и не знаете, съ которой стороны намазанъ вашъ хлѣбъ.

Было очевидно по голосу мистриссъ Эскертонъ, что она возвратила своё обыкновенное расположеніе духа.

— Не думаю впрочемъ, чтобы это много значило, такъ какъ наконецъ всё кончится какъ слѣдуетъ, сказала она потомъ.

Послѣ завтрака она прошла въ комнату мужа и воротившись къ Клэрѣ сказала, что полковникъ желаетъ говорить съ нею.

— Вы найдёте его важнымъ какъ судью, сказала она: — потому что онъ хочетъ сказать вамъ что-то серьёзное.

Клэра пошла въ кабинетъ къ полковнику и сѣла на стулъ, который онъ приготовилъ для нея.

Она оставалась тамъ болѣе часа и въ этотъ часъ разговоръ сдѣлался очень оживлёнъ. Серьёзность полковника Эскертона уступила мѣсто его обыкновенной живости, онъ ходилъ по комнатѣ въ пылу своихъ аргументовъ, и Клэра, отвѣчая ему, также выставила всю свою энергію. Она ожидала, что полковникъ также будетъ говорить съ ней о поѣздкѣ въ Норфолькъ; но онъ не дѣлалъ намёка на этотъ счотъ, хотя всё что онъ говорилъ было основано на письмѣ Уилля Бельтона къ нему. Бельтонъ, говоря о коттэджѣ, писалъ полковнику Эскертону, что его хозяйкой будетъ миссъ Эмедрозъ, и потомъ объяснилъ, что онъ намѣренъ уничтожить укрѣпленіе имѣнія за нимъ, такъ чтобы наслѣдство перешло отъ отца къ дочери.

«Такъ какъ миссъ Эмедрозъ теперь у васъ, писалъ Бельтонъ: могу я просить васъ побезпокоиться объяснить ей подробно это дѣло и растолковать, что помѣстье теперь принадлежитъ ей. Владѣніе имъ не зависитъ ни отъ ея воли, ни отъ ея желанія.»

Полковникъ Эскертонъ употребилъ всё своё искусство дать Клэрѣ понять, что она наслѣдница своего отца — конечно по великодушію ея кузена — и что ей ничего болѣе не остаётся, какъ вступить во владѣніе помѣстьемъ, отдаваемымъ ей. Полковникъ былъ такъ краснорѣчивъ, что Клэра колебалась, хотя не была убѣждена.

— Это совершенно невозможно, говорила она. — Хотя можетъ быть онъ имѣетъ право передать его мнѣ, но я могу возвратить.

— Не думаю. Въ такомъ дѣлѣ дѣвица въ вашемъ положеніи можетъ только руководиться своими законными совѣтниками, стряпчимъ ея отца и другими фамильными друзьями.

— Я не знаю, почему молодая дѣвица должна находиться въ другомъ положеніи какъ старый мущина.

— Но старый мущина не колебался бы при такихъ обстоятельствахъ. Это опредѣленіе наслѣдства было жестокостью и дѣйствовать по нему по случаю смерти вашего брата было бы вдвое жесточе.

— Жестоко быть бѣднымъ, доказывала Клэра: — но это по отнимаетъ права у богатаго человѣка пользоваться его собственностью.

Многое въ этомъ родѣ было сказано между ними, пока Клэра убѣдилась, что полковникъ Эскертонъ думаетъ, что она должна вступить во владѣніе имѣніемъ. Наконецъ онъ употребилъ другой аргументъ, который скоро выгналъ Клэру изъ комнаты.

— Есть одинъ способъ, по которому всё можно было бы устроить, сказалъ онъ.

— Какой способъ? спросила Клэра, забывъ въ пылу спора очевидность того способа, на который полковникъ хотѣлъ указать.

— Разумѣется я самъ ничего объ этомъ не знаю, отвѣчалъ онъ улыбаясь: — но Мэри думаетъ, что вы съ вашимъ кузеномъ могли бы устроить это между собой.

— Вы не должны слушать, что она объ этомъ говоритъ, полковникъ.

— Не долженъ? Хорошо, я слушать не буду, сколько могу; но Мэри, какъ вамъ извѣстно, безпрестанно говоритъ; но я по крайней мѣрѣ исполнилъ порученіе.

Клэра оставила его и была одна до вечера.

Она говорила себѣ, что имѣніе не должно принадлежать ей. Еслибы она приняла его, она была бы несчастна. Небольшое содержаніе получаемое ею отъ братской любви ея кузена — какую нибудь умѣренную сумму, достаточную для ея содержанія, она думала, что она можетъ принять. Ей казалось, что судьба опредѣлила ей зависѣть отъ состраданія другихъ, и она думала, что благодѣяніе отъ Уилля она можетъ перенести лучше чѣмъ отъ всѣхъ другихъ. Благодѣяніе изъ Эйльмерскаго замка или изъ Перивэля было бы совершенно невыносимо.

Но почему же не быть такъ, какъ предлагалъ полковникъ Эскертонъ? Что кузенъ любилъ её всѣмъ сердцемъ, съ постоянствомъ, котораго сначала она въ нёмъ не полагала, она знала хорошо. Сама она любила его болѣе всѣхъ на свѣтѣ. Она поняла наконецъ, что она не можетъ выдти за капитана Эйльмера не произнеся ложнаго обѣта и не сдѣлавъ гибельнаго вреда себѣ и ему. Но она еще была помолвлена съ капитаномъ Эйльмеромъ — помолвлена съ нимъ даже теперь. Когда ея кузенъ говорилъ съ ней въ послѣдній разъ о капитанѣ Эйльмерѣ, она объявила, что еще любитъ его. Какъ же вдругъ она можетъ такъ скоро принять любовь другаго человѣка? Какъ она можетъ позволить своему кузену занять мѣсто ея любовника, когда такъ недавно она выговаривала ему за выраженіе самой слабой надежды въ этомъ отношеніи? О поѣздкѣ въ Плэстоу не могло быть и рѣчи.

— Вотъ вы всё-таки будете наслѣдницей, сказала мистриссъ Эскертонъ въ этотъ вечеръ въ спальной Клэры.

— Нѣтъ, не буду, возразила Клэра.

— Во всякомъ случаѣ вы будете владѣтельницей Бельтона, сказала мистриссъ Эскертонъ.

МИССЪ ЭМЕДРОЗЪ ПРЕСЛѢДУЮТЪ.

— Я полагаю, другъ мой, теперь можно считать, что всё кончено съ этой молодой дѣвицей, сказала лэди Эйльмеръ сыну въ томъ же самый день какъ миссъ Эмедрозъ уѣхала.

— Ничего не кончено, отвѣчалъ капитанъ.

— Неужели ты хочешь сказать, что послѣ того что случилось ты намѣренъ продолжать съ ней сношенія.

— Я конечно постараюсь видѣться съ ней опять.

— Когда такъ, я должна сказать тебѣ, Фредерикъ, что ты поступаешь очень дурно; я сказала бы непростительно, только я увѣрена, что ты одумаешься. Неужели ты хочешь сказать мнѣ, что ты желаешь на ней жениться послѣ того что случилось?

— Вопросъ состоить въ томъ, желаетъ ли она выдти за меня.

— Это вздоръ, Фредерикъ. Я удивляюсь, что ты, вообще такой проницательный, ничего не видишь. Она хитрая, лукавая женщина, она употребляетъ всѣ уловки, чтобы поймать мужа.

— Еслибы это было такъ, она была бы почтительнѣе къ вамъ.

— Вовсе нѣтъ, Фредъ. Въ этомъ-то и состояли ея штуки. Она пробовала это сначала и увидала, что не можетъ обмануть меня. Пожалуйста не позволяй себя обманывать такимъ образомъ; притомъ нельзя знать, какъ она связалась съ этими противными людьми, она пожалуй не можетъ отвязаться отъ нихъ, если и захочетъ.

— Мнѣ кажется, вы не понимаете её.

— О! очень хорошо. Но я понимаю это и тебѣ лучше это понять — что она никогда не войдётъ въ домъ, гдѣ я хозяйка, а я не войду въ домъ, въ которомъ её будутъ принимать. Если ты захочешь, чтобы она была твоей женой послѣ этого, я сдѣлала своё дѣло.

Сынъ лэди Эйльмеръ уѣхалъ тотчасъ послѣ Пасхи и мать качая головой объявила дочери, что этому браку не бывать, какъ бы ни хитрила Клэра Эмедрозъ.

— Подумай о томъ что я тебѣ говорилъ, Фредъ, сказалъ сэръ Энтони, прощаясь съ сыномъ.

— Да, сэръ, я подумаю.

— Ты не можешь находиться въ лучшемъ положеніи чѣмъ теперь — право не можешь.

Съ этими словами, раздававшимися въ ушахъ его, капитанъ Эйльмеръ уѣхалъ въ Лондонъ, намѣреваясь поѣхать за Клэрой въ Бельтонъ. Онъ самъ не зналъ хорошенько своихъ мыслей на счотъ своего брака. Онъ почти готовъ былъ согласиться съ отцомъ, что онъ находится и такъ въ хорошемъ положеніи. Онъ почти готовъ былъ согласиться съ матерью въ осужденіи поведенія Клэры. Онъ почти готовъ былъ думать, что онъ сдержалъ достаточно свой обѣщаніе, данное тёткѣ на ея смертномъ одрѣ — но всё-таки онъ не былъ доволенъ собою. Онъ желалъ быть честнымъ и правдивымъ сообразно своимъ идеямъ о честности и правдивости, а совѣсть говорила ему, что его мать жестоко обошлась съ Клэрой. Я готовъ думать, что лэди Эйльмеръ, несмотря на свою высокую опытность и репутацію благоразумія, не совсѣмъ хорошо повела свою битву. Никакой мущина не любитъ, чтобы мать отговаривала его отъ женитьбы, особенно когда это отговариваніе принимаетъ видъ угрозъ. Когда она сказала ему, что ни за что на свѣтѣ не хочетъ знать Клэру Эмедрозъ, мужской духъ побудилъ его сказать себѣ, что эта угроза не будетъ имѣть на него ни малѣйшаго вліянія. Слова его отца были болѣе дѣйствительны. Конечно, для него могло быть лучше въ его положеніи совсѣмъ не имѣть жены. Онъ началъ думать, что жена ему не нужна. Онъ никогда прежде не думалъ такъ много о примѣрѣ своего отца какъ теперь. Клэра очевидно была вспыльчивая женщина — даже очень вспыльчивая. Мать его тоже была вспыльчива и онъ могъ видѣть результатъ въ настоящей жизни своего отца. Онъ рѣшилъ, что онъ поѣдетъ къ Клэрѣ въ Бельтонъ, такъ чтобы окончательно рѣшить что-нибудь; но придя къ этому намѣренію, онъ сознался, что если она рѣшитъ противъ него, то это не разобьётъ его сердце. А всё-таки она должна имѣть возможность одуматься. Справедливость требуетъ, чтобы она могла имѣть возможность одуматься.

Но обстоятельства, въ которыхъ онъ находился, были такъ затруднительны, что ему почти было невозможно принять какое нибудь рѣшительное намѣреніе относительно Клэры. Проѣзжая черезъ Лондонъ по дорогѣ въ Бельтонъ, онъ зашолъ къ Грину относительно тѣхъ денегъ, которыя теперь необходимо было передать миссъ Эмедрозъ, и узналъ отъ Грина, что Уилльямъ Бельтонъ далъ положительныя инструкціи относительно Бельтонскаго помѣстья. Гринъ, зная, что капитанъ Эйльмеръ помолвленъ съ Клэрой и не зная размолвки ихъ, безъ всякой нерѣшимости объяснилъ всё это капитану Эйльмеру.

— Вы вѣрно слышали объ этомъ прежде, сказалъ Гринъ.

Капитанъ Эйльмеръ конечно слышалъ это и очень былъ поражонъ этой идеей, но до этой минуты онъ не совсѣмъ этому вѣрилъ. Отъ Уилльяма Бельтона Клэрѣ Эмедрозъ такое предложеніе могло. значить болѣе ничего какъ сильный аргументъ въ пользу его любви. «Возьмите имѣніе, но разумѣется и меня вмѣстѣ съ нимъ.» Капитанъ Эйльмеръ думалъ, что это могло служить правильнымъ переводомъ романическаго предложенія Уилльяма Бельтона. Но онъ былъ принуждёнъ взглянуть на это дѣло иначе, когда увидалъ, что оно было передано на руки стряпчаго.

— Да, сказалъ капитанъ: — я слышалъ объ этомъ. Мистеръ Бельтонъ самъ мнѣ объ этомъ говорилъ.

Это было не совсѣмъ справедливо. Клэра говорила ему объ этомъ, но Бельтонъ вошелъ въ комнату тотчасъ послѣ этого и капитанъ Эйльмеръ могъ ошибиться.

— Разумѣется, я не могу ничего сказать, мистеръ Гринъ, такъ какъ я самъ заинтересованъ въ этомъ дѣлѣ. Конечно, это важный вопросъ, на сколько подобное опредѣленіе наслѣдства должно быть допущено.

— Я думаю, что оно должно остаться. Я думаю, что Бельтонъ не правъ, Гринь.

— Разумѣется я не могу подавать своего мнѣнія, сказалъ капитанъ.

— Я вамъ скажу, что вы можете сдѣлать, капитанъ Эйльмеръ. Вы можете посовѣтовать миссъ Эмедрозъ согласиться на сдѣлку. Пусть они раздѣлятъ имѣніе. Они оба мои кліенты и такимъ образомъ я исполню мою обязанность къ каждому. У Бельтона довольно денегъ, чтобы купить другую половину и такимъ образомъ онъ всё останется Бельтономъ Бельтоискимъ.

Капитанъ Эйльмеръ не имѣлъ ни малѣйшаго возраженія противъ этого плана. Онъ даже считалъ его во всѣхъ отношеніяхъ благоразумнымъ устройствомъ. Половина Бельтонскаго помѣстья вѣроятно стоила тысячъ двадцать-пять и прибавка такой суммы къ его средствамъ составитъ разницу относительно его брака. Аргументы его отца распадутся въ прахъ, если двадцать пять тысячъ фунтовъ можно получить такимъ образомъ, и онъ не сомнѣвался, что такая перемѣна въ дѣлахъ смягчитъ гнѣвъ его матери. Но онъ вовсе не былъ корыстолюбивъ въ своихъ видахъ — такъ по-крайней-мѣрѣ онъ увѣрилъ себя. Клэра должна была имѣть возможность одуматься, съ Бельтонскимъ помѣстьемъ или безъ него; онъ вовсе не быль корыстолюбивъ. Развѣ онъ не дѣлалъ ей предложенія — и не повторялъ его почти настойчиво, когда она не имѣла надежды ни на какое состояніе? Онъ всегда могъ помнить это о себѣ, и вспомнивъ объ этомъ теперь, могъ восхищаться этой блестящей денежной перспективой, не обвиняя себя ни въ малѣйшей степени въ корыстолюбивыхъ причинахъ. Это состояніе было неожиданной прибылью, которую онъ могъ взять чистыми руками — если только онъ будетъ въ состояніи взять ту, которая имѣетъ эти деньги.

Изъ Лондона онъ написалъ Клэрѣ, что намѣренъ посѣтить её въ Бельтонѣ. Письмо его было написано прежде чѣмъ онъ видѣлъ Грина и не отличалось горячностью выраженій, но всё-таки это было прекрасное письмо, написанное съ намѣреніемъ дать Клэрѣ возможность одуматься. Онъ видѣлъ съ величайшимъ огорченіемъ, «съ сердечной скорбью» эту ссору между его матерью и его Клэрой. Думая, какъ онъ былъ обязанъ думать о мистриссъ Эскертонъ, онъ не могъ не чувствовать, что его мать имѣла причину къ гнѣву, но онъ самъ былъ безъ предразсудковъ и готовъ съ нетерпѣніемъ — слово нетерпѣніе было подчеркнуто — сдержать данное Клэрѣ слово. Нѣсколько словъ между ними вѣроятно могутъ всё поправить и для этого онъ предлагалъ встрѣтиться съ нею въ Бельтонскомъ замкѣ, въ такой-то день, въ такой-то часъ. Онъ заѣдетъ въ Перивэль и можетъ быть Клэра напишетъ нѣсколько строкъ ему туда. Таково было его письмо.

— Что вы думаете объ этомъ? спросила Клэра, показывая это письмо мистриссъ Эскертонъ.

— Что вы думаете объ этомъ? спросила въ свою очередь мистриссъ Эскертонъ. — А я могу только надѣяться, чтобы онъ не попадался ко мнѣ подъ руку.

— Вы не сердитесь на меня за то, что я показала его вамъ?

— Нѣтъ, зачѣмъ мнѣ на васъ сердиться? Разумѣется я знала всё это и безъ того. Не говорите полковнику Эскертону, а то они убьютъ другъ друга.

— Разумѣется я не скажу полковнику, но я не могла не показать этого письма вамъ.

— И вы съ нимъ увидитесь?

— Да, я съ нимъ увижусь. Что же мнѣ больше дѣлать?

— Вы можете написать къ нему, что это ни къ чему не послужитъ.

— Пусть лучше онъ пріѣдетъ.

— Если вы позволите ему уговорить васъ, вы будете несчастной женщиной всю жизнь.

— Пусть лучше онъ пріѣдетъ, опять сказала Клэра.

Она написала къ капитану въ Перивэль, что она будетъ въ Бельтонскомъ замкѣ въ назначенный имъ день и часъ.

Когда насталъ этотъ день, она пошла по парку нѣсколько ранѣе назначеннаго времени, не желая встрѣтиться съ капитаномъ прежде чѣмъ она придётъ въ домъ. Была половина апрѣля и погода стояла тихая и пріятная. Почти опять настало лѣто, и чувствуя это, Клэра думала обо всѣхъ происшествіяхъ, случившихся съ прошлаго лѣта — о своёмъ отчаяніи при катастрофѣ кончившей жизнь ея брата, о смерти тётки, а потомъ о смерти отца, о двухъ предложеніяхъ, сдѣланныхъ ей — и теперь она сознавала, что она приняла предложеніе того отъ кого не слѣдовало принимать и отказала тому, кому не слѣдовало отказывать. Въ эту минуту она твёрдо рѣшилась, что она не разстанется съ капитаномъ Эйльмеромъ прежде чѣмъ разойдётся съ нимъ совсѣмъ. Она старалась себя увѣрить, что чувствовала къ нему ту привязанность, которую женщина должна чувствовать къ мущинѣ, за котораго она выходитъ, но этого ей не удалось. Она даже не знала, любила ли она его когда-нибудь, но была совершенно увѣрена, что не любила его теперь. Нѣтъ, она покончила съ Эйльмерскимъ замкомъ и радовалась, среди всѣхъ своихъ огорченій, что это затрудненіе уже не будетъ раздражать её болѣе. Показывая письмо капитана мистриссъ Эскертонъ, она не давала такого обѣщанія, но намѣреніе ея было принято твёрдо.

— Ужъ конечно онъ не уговоритъ меня, говорила она себѣ, идя по парку.

Но она не могла также ясно видѣть выходъ изъ другаго затрудненія относительно своего кузена. Она могла отвязаться отъ одного жениха довольно легко, но не могла допустить мысли о принятіи предложенія другаго. Правда, этотъ человѣкъ желалъ назвать её своею съ нетерпѣливымъ, мучительнымъ желаніемъ — правда, что Клэра это знала. Правда также, что его настойчивость побѣдила упорство ея чувствъ. Но въ ней оставался женскій стыдъ, заставлявшій казаться ей невозможнымъ, чтобы, отказавъ капитану Эйльмеру, она приняла руку Уилля Бельтона.

Она пробыла въ домѣ часъ прежде чѣмъ капитанъ пріѣхалъ, и никогда часъ не проходилъ для нея такъ тяжело. Ей нечѣмъ было заняться въ домѣ и мистриссъ Пенсъ, старуха жившая теперь тутъ, не могла понять почему ея бывшая госпожа сидитъ одна, одинёхонька. Клэра разумѣется сказала ей, что будетъ одинъ господинъ.

— Не мистеръ Уилль? спросила мистриссъ Бёнсъ.

— Нѣтъ, его зовутъ капитанъ Эйльмеръ, отвѣчала Клэра.

— О, въ самомъ дѣлѣ?

— Вотъ онъ, сударыня.

Мистриссъ Бёнсъ посмотрѣла на Клэру съ недоумѣніемъ. Зачѣмъ этотъ господинъ не пріѣхалъ къ миссъ Эмедрозъ въ коттэджъ мистриссъ Эскертонъ?

— Я приведу его сюда, когда онъ пріѣдетъ, торжественно сказала старуха и Клэра почувствовала, что всё это какъ-то не совсѣмъ ловко.

Наконецъ этотъ господинъ пріѣхалъ и былъ введёнъ со всей церемоніей, къ которой была способна мистриссъ Бёнсъ.

Мистриссъ Бёнсъ остановилась на минуту прежде чѣмъ ушла, желая узнать другъ или врагъ пріѣзжій. Она заключила изъ обращенія капитана, что онъ очень дорогой другъ, и ушла.

— Я надѣюсь, что мой пріѣздъ не удивляетъ васъ, сказалъ капитанъ, всё держа Клэру за руку.

— Не много удивляетъ, отвѣчала она улыбаясь.

— Но онъ вамъ не непріятенъ?

— Нѣтъ.

— Какъ только вы уѣхали изъ Эйльмерскаго зника, я почувствовалъ, что я долженъ это сдѣлать — я такъ сказалъ и моей матери.

— Я надѣюсь, что вы пріѣхали не противъ ея желанія, сказала Клэра, не будучи въ состояніи сдержать лёгкой насмѣшливости въ своёмъ тонѣ.

— Въ этомъ дѣлѣ я счолъ себя обязаннымъ дѣйствовать сообразно моему собственному сужденію, отвѣчалъ онъ, не тронутый ея сарказмомъ.

— Стало быть, я полагаю, лэди Эйльмеръ непріятенъ вашъ пріѣздъ сюда. Мнѣ будетъ это очень жаль — очень жаль, такъ какъ изъ этого не выдетъ ничего хорошаго.

— Я не такъ въ этомъ увѣренъ. Моя мать женщина превосходная, я высоко цѣню ея мнѣніе во всёмъ — такъ высоко, что… что… что…

— Что вамъ не слѣдуетъ дѣйствовать наперекоръ ея мнѣнію. Вотъ что вы хотите сказать, капитанъ Эйльмеръ, и честное слово, я думаю, что вы правы.

— Нѣтъ, Клэра, я не это хочу сказать. Напротивъ, я теперь думаю совсѣмъ наоборотъ. Есть нѣкоторыя вещи, въ которыхъ мущина долженъ дѣйствовать сообразно своему собственному сужденію, независимо отъ мнѣнія другихъ.

— Не матери однако, капитанъ Эйльмеръ.

— Да, матери, то-есть мущина долженъ такъ дѣйствовать. Для дѣвушки разумѣется это другое дѣло. Мнѣ очень, очень жаль, что въ Эйльмерскомъ замкѣ случились непріятности.

— Конечно это было непріятно для меня.

— И для всѣхъ насъ, Клэра.

— Это не должно повторяться.

— Надѣюсь.

— Это не должно повторяться. Я теперь вижу, что я поступила дурно, поѣхавъ въ Эйльмерскій замокъ. Я знала заранѣе, что во многихъ вещахъ я не могу согласиться съ лэди Эйльмеръ, и мнѣ не слѣдовало ѣхать.

— Я совсѣмъ этого не вижу, Клэра.

— А я вижу это теперь.

— Я не могу васъ понять. Въ какихъ вещахъ? Зачѣмъ вы рѣшились не соглашаться съ моею матерью? Вы должны были по-крайней-мѣрѣ стараться думать какъ она думаетъ.

— Я не могу этого сдѣлать, капитанъ Эйльмеръ.

— Съ сожалѣніемъ слышу это отъ васъ. Я пріѣхалъ сюда изъ Йоркшира постараться поправить дѣло между нами, а вы принимаете меня такимъ образомъ, какъ будто не хотите помнить ничего кромѣ этой непріятной ссоры.

— Она была очень непріятна. Мнѣ лучше высказать всю правду. Я нахожу, что лэди Эйльмеръ жестоко поступила со мною. Я нахожу. Никто не разубѣдитъ меня въ этомъ. Разумѣется мнѣ жаль, что я вынуждена сказать вамъ это — и я никогда не сказала бы вамъ этого, если бы вы не пріѣхали сюда. Но когда вы, говорите обо мнѣ и о вашей матери, я должна сказать что я чувствую. Ваша мать и я, капитанъ Эйльмеръ, такъ противуположны между собой, не только въ чувствахъ, но и въ мнѣніяхъ, что намъ невозможно быть друзьями — намъ невозможно не быть врагами, если мы встрѣтимся опять.

Это сказала Клэра съ большой энергіей, пристально смотря капитану въ лицо. Онъ сидѣлъ возлѣ нея на стулѣ, держа шляпу въ обѣихъ рукахъ между ногами. Слушая её онъ придвинулъ свой стулъ еще ближе, поставилъ шляпу на ковёръ и не спускалъ глазъ съ Клэры, точно будто онъ былъ очарованъ.

— Мнѣ жаль слышать отъ васъ это, сказалъ онъ.

— Гораздо лучше сказать правду.

— Но, Клэра, если вы имѣете намѣреніе быть моей женой…

— О! нѣтъ! — это теперь невозможно.

— Какъ невозможно?

— Я убѣдилась, что вы этого не желаете.

— Я этого желаю.

— Нѣтъ — нѣтъ. Если вы спокойно допросите ваше сердце, вы увидите, что вы этого не желаете.

— Вы обижаете меня, Клэра.

— Во всякомъ случаѣ это невозможно:

— Я не приму отъ васъ этого отвѣта, сказалъ капитанѣ, вставая со стула и начиная ходить по комнатѣ. — Я не приму отъ васъ этого бтвѣта, повторилъ онъ возвращаясь на своё мѣсто. — Такую помолвку какъ наша нельзя сбросить какъ старую перчатку. Не-уже-ли вы хотите сказать, что всё происшедшее между нами не значитъ ничего?

Въ его тонѣ слышалось что-то похожее на чувство, въ его движеніяхъ что-то походило на страсть, и хотя Клэра не думала перемѣнять своего намѣренія, её начинала огорчать мысль объ его несчастьи.

— Это не значитъ ничего, отвѣчала она: — мы какъ дѣти играли въ любовь, и изъ этой игры вы выйдете невредимымъ, а я была обожжена.

— Обожжена!

— Это нужды нѣтъ. Я не намѣрена жаловаться, особенно на васъ.

— Я нарочно пріѣхалъ сюда изъ Йоркшира, чтобы всё поправить между нами.

— Вы были очень добры — и я не скажу, что я сожалѣю о вашемъ безпокойствѣ. Я думаю, что намъ лучше было встрѣтиться еще разъ лицомъ къ лицу, чтобы мы могли понять другъ друга. Въ Эйльмерскомъ замкѣ въ тѣ ужасные дни нельзя было объясниться какъ слѣдуетъ.

Она замолчала, но такъ какъ онъ ничего не говорилъ, она продолжала:

— Я не осуждаю васъ за то что случилось, но я совершенно увѣрена, что ни вы, ни я не можемъ быть счастливы какъ мужъ и жена.

— Я не знаю почему вы это говорите, право я не знаю.

— Вы не будете одобрять моихъ поступковъ. Вы не одобрите и того что я дѣлаю теперь.

— Что же?

— Я живу у моего друга мистриссъ Эскертонъ.

Онъ почувствовалъ, что это для него очень тяжело. Когда Клэра выказала намѣреніе отказаться отъ него, онъ выказалъ болѣе рѣшимости слѣдовать за нею. Теперь онъ употреблялъ всѣ старанія не на то, чтобы дать ей возможность одуматься — какъ онъ намѣревался — а употреблялъ всё своё краснорѣчіе, чтобы получить возможность на успѣхъ для себя самого. Лэди Эйльмеръ почти заставила его вѣрить, что Клэра будетъ умолять его, а теперь онъ умолялъ её. Въ своёмъ нетерпѣніи удержать Клэру, онъ даже готовъ былъ оставить безъ вниманія ея ужасный проступокъ относительно мистриссъ Эскертонъ — этотъ великій грѣхъ, который повёлъ ко всѣмъ этимъ непріятностямъ. Онъ ей писалъ о мистриссъ Эскертонъ, употребивъ очень сильное выраженіе и угрожая ей полнымъ неудовольствіемъ своей матери. Въ то время мистриссъ Эскертонъ была просто другомъ Клэры. Въ то время не было вопроса о томъ, чтобы она нашла убѣжище въ домѣ этой женщины. Теперь она съ презрѣніемъ отвергла совѣты лэди Эйльмэръ и жила какъ гостья въ домѣ мистриссъ Эскертонъ; а между тѣмъ онъ былъ готовъ не сказать ни слова объ эскертонскомъ затрудненіи. Онъ былъ готовъ не только забыть прошлые проступки, но и потворствовать настоящему беззаконію.

— Я не имѣлъ намѣренія говорить о вашемъ другѣ, сказалъ онъ.

— Я только упомянула о ней для того, чтобы показать вамъ какъ для насъ невозможно соглашаться на счотъ нѣкоторыхъ предметовъ — относительно которыхъ мужъ и жена всегда должны быть одного мнѣнія. Я это узнала съ той минуты, какъ получила ваше письмо — сказала бы это и тогда, еслибы не была трусихой.

— И вы намѣрены поссориться со мною совсѣмъ?

— Нѣтъ — зачѣмъ намъ ссориться.

— Зачѣмъ въ самомъ дѣлѣ?

— Но я желаю рѣшить — рѣшить окончательно — что нашу помолвку не слѣдуетъ возобновлять. Послѣ того что случилось, какъ могу я войти въ домъ вашей матери?

— Но вамъ не нужно входить въ него.

Теперь онъ готовъ былъ отказаться отъ всего — отъ всего. Онъ приготовился уговорить её примириться съ его матерью, согласиться, что вина была съ обѣихъ сторонъ, сойти съ своего высокаго пьедестала разсуждать объ этомъ дѣлѣ такъ, какъ будто бы Клэра и его мать стояли на одной ногѣ. Узнавъ характеръ своей невѣсты, онъ сказалъ себѣ, что это слѣдуетъ перенести, но теперь онъ увлёкся такъ далёко, что былъ готовъ, въ внезапномъ пылу любви, совсѣмъ отречься отъ матери и согласиться на всѣ условія, какія Клэра предложитъ ему.

— Разумѣется я желалъ бы, чтобъ вы были друзьями, сказалъ онъ умоляющимъ тономъ: — но если вы находите, что это невозможно…

— Не-уже-ли вы думаете, что я захочу разлучить васъ съ матерью?

— Объ этомъ не можетъ быть вопроса.

— Вы ошибаетесь. Такіе вопросы должны быть. Я должна бы подумать объ этомъ раньше.

— Клэра, вы для меня дороже матери. Въ десять разъ дороже.

Говоря это, онъ всталъ на колѣна передъ Клэрой.

— Вы для меня всё. Вы не должны бросать меня.

Онъ говорилъ умоляющимъ тономъ, а такія мольбы очень могущественны въ глазахъ женщинъ. Мущины часто успѣваютъ просто потому, что мольбы ихъ горячи, женщины не могутъ отказать когда ихъ умоляютъ съ такимъ жаромъ.

— Клэра, вы обѣщали быть моей женой. Вы два раза обѣщали и не имѣете права отступаться отъ своего слова оттого, что недовольны моею матерью. Я не могу отвѣчать за мою мать. Клэра, скажите, что вы хотите быть моей женой.

Онъ взялъ её за руку и въ голосѣ его звучала страсть, шевелившаяся въ его сердцѣ.

НЕЧЕГО РАЗСКАЗЫВАТЬ.

Капитанъ Эйльмеръ прежде никогда не становился на колѣна передъ Клэрой Эмедрозъ. Онъ не выказывалъ даже страсти и остался бы совершенно доволенъ, еслибы Клэра думала, что онъ женится столько же изъ повиновенія тёткѣ, сколько изъ любви, еслибы не увидалъ, что Клэра не выдетъ за чего съ такимъ убѣжденіемъ, но все-таки согласіе ея было пріобрѣтено довольно легко и слѣдовательно не высоко цѣнимо. Я боюсь, что такъ бываетъ со всѣмъ что мы цѣнимъ — съ нашими лошадьми, съ нашими домами, съ нашими винами, а особенно съ женщинами. Гдѣ найдётся мущина съ такимъ высокимъ сердцемъ и съ такой высокой душой, чтобы полюбить женщину съ большей страстью за то, что она признала въ нёмъ всё, чего желала? Капитанъ Эйльмеръ такъ легко заслужилъ свои шпоры, что не потрудился застегнуть ихъ и теперь увидалъ къ удивленію своему, что онъ готовъ ихъ потерять. Онъ сказалъ себѣ, что будетъ очень радъ освободить свою ногу отъ шпоръ, а теперь, когда онѣ готовы были свалиться съ его ногъ, онъ начиналъ находить, что онѣ необходимы для той дороги, по которой онъ долженъ ѣхать.

— Клэра, говорилъ онъ, стоя передъ нею на колѣнахъ: — Вы дороже для меня матери; дороже въ десять разъ!

Всё это было ново дли Клэры. До-сихъ-поръ, хотя едва никогда не желала, чтобы онъ принялъ такое положеніе, она безсознательно оскорблялась его холодностью — его холоднымъ приличіемъ и непреклоннымъ самообладаніемъ. Его холодное приличіе и непреклонное самообладаніе теперь исчезли, и вотъ онэ теперь у ея ногъ. Такой аргументъ въ Эйльмерскомъ замкѣ побѣдилъ бы её — преклонилъ бы её тотчасъ, но теперь она рѣшилась оставаться твёрдою, она поклялась себѣ, что не погубитъ ни себя, ни его, соединившись съ человѣкомъ, съ которымъ у нея такъ мало сочувствія; но какимъ образомъ ей отвѣчать на такую мольбу? Человѣкъ обращавшійся къ ней такимъ образомъ имѣлъ право говорить совсѣмъ жаромъ жениха. Онъ только просилъ о томъ, что уже было ему дано.

— Капитанъ Эйльмеръ… начала она.

— Зачѣмъ вы называете меня капитаномъ Эйльмеромъ? что я сдѣлалъ для того, чтобы вы обращались со мною такимъ образомъ? Это не я… не я сдѣлалъ васъ несчастной въ замкѣ Эйльмеръ.

— Я не буду возвращаться къ этому. Пожалуйста встаньте. Мнѣ непріятно видѣть васъ въ такомъ положеніи.

— Скажите же мнѣ, что всё опять поправилось между нами. Скажите это, и я сдѣлаюсь счастливѣе прежняго — да, счастливѣе прежняго. Я знаю теперь какъ много я люблю васъ, какъ мнѣ было бы жаль лишиться васъ. Я былъ виноватъ. Я недовольно думалъ объ этомъ, но теперь буду думать.

Клэра видѣла, что ей предстоитъ весьма трудное дѣло — такое трудное, что у ней почти недоставало силъ. Было бы такъ легко и такъ пріятно уступить. Онъ положилъ свою руку на ея руку, стараясь взять её; она не дала ему руки, но не могла высвободить её иначе какъ вставъ. Съ минуту она молчала — молчала, какъ будто хотѣла уступить. Съ минуту, когда онъ смотрѣлъ ей въ глаза, онъ думалъ, что опять одержитъ побѣду. Можетъ быть въ его взглядѣ было что-то такое похожее на торжество, предупредившее её объ ея опасности.

— Нѣтъ! сказала она, вставая и отходя отъ него: — нѣтъ!

— Что значитъ это «нѣтъ», Клэра?…

Онъ всталъ и облокотился о столъ.

— Оно значитъ, что вы хотите сдѣлаться клятвопреступницей.

— Оно значитъ, что я никогда не стану между вами и вашей матерью, что я никогда не войду въ семейство, которое меня презираетъ, что я не поѣду въ Эйльмерскій замокъ сама и не помѣшаю вамъ быть тамъ.

— Объ Эйльмерскомъ замкѣ не можетъ быть и рѣчи.

— И не будетъ!

— Но если я на это согласенъ, то вы будете моей женой?

— Нѣтъ, капитанъ Эйльмеръ — нѣтъ. Я не могу быть вашей женой. Не настаивайте болѣе; вы должны знать, что я должна была много думать объ этомъ прежде чѣмъ отвѣчу вамъ. Я много думала и знаю, что я права.

— А данное вами слово не считается ни во что?

— Если для васъ утѣшительно это говорить, вы можете говорить такимъ образомъ. Если вы не примѣчаете, что ошибка, сдѣланная нами, была столько же вашею ошибкою сколько и моей и сдѣлала болѣе вреда мнѣ чѣмъ вамъ, я не стану напоминать вамъ объ этомъ — никогда.

— Но ошибки не было и вреда не будетъ.

— Ахъ, капитанъ Эйльмеръ! вы не понимаете; вы не можете понять. Я ни за что на свѣтѣ не хотѣла бы васъ упрекать; но неужели вы думаете, что я не страдала по милости вашей матери?

— Развѣ я долженъ платить за ея грѣхи?

— Не будетъ ни платы, ни наказанія, ни упрёковъ, по крайней мѣрѣ отъ меня. Но — не думайте, чтобы я говорила съ гнѣвомъ или отъ гордости — я не выйду замужъ въ семейство лэди Эйльмеръ.

— Это слишкомъ дурно — слишкомъ дурно! — послѣ того, что случилось, это слишкомъ дурно!

— Что могу я сказать? Неужели вы посовѣтуете мнѣ сдѣлать то, что сдѣлаетъ насъ обоихъ несчастными?

— Меня это не сдѣлаетъ несчастнымъ. Меня это сдѣлаетъ счастливымъ.

— Это невозможно, капитанъ Эйльмеръ. Это невозможно! Когда я говорю вамъ такимъ образомъ, неужели вы не хотите считать это окончательнымъ?

Онъ помолчалъ прежде чѣмъ заговорилъ, а потомъ круто повернулся къ ней.

— Скажите мнѣ, Клэра, любите ли вы меня? Любили ли вы меня когда-нибудь?

Она не отвѣчала ему, но стояла, и спокойно слушала его обвиненія.

— Вы никогда не любили меня, а между тѣмъ рѣшились сказать, что любите меня. Не правда ли?

Она всё не отвѣчала.

— Я спрашиваю васъ, правда ли это?

Но хотя онъ спрашивалъ её и ждалъ отвѣта, прямо смотря ей въ лицо, она всё не говорила.

— Я теперь, я полагаю, вы сдѣлаетесь женою вашего кузена? Продолжалъ онъ. — Вамъ понравится сдѣлать эту перемѣну и сказать, что вы любите его.

Тогда наконецъ она заговорила:

— Я не думала, чтобы вы обращались со мною такимъ образомъ, капитанъ Эйльмеръ! Я не ожидала, что вы оскорбите меня!

— Я васъ не оскорблялъ.

— Но ваше обращеніе со мною дѣлаетъ моё намѣреніе легче исполнить, чѣмъ я надѣялась. Вы спрашиваете, любила ли я васъ когда-нибудь? Когда-то я думала, что я васъ люблю; и думая это, я сказала вамъ откровенно всѣ мои чувства. Когда я нашла, что я ошиблась, я сочла себя обязанной поправить мою ошибку, на сколько могла, и рѣшилась — ошибочно, какъ я теперь думаю, очёнь ошибочно — научиться любить васъ сдѣлавшись вашей женой. Потомъ случились обстоятельства, показавшія мнѣ, что разойтись будетъ хорошо для обоихъ насъ. Никакая дѣвушка не можетъ быть связана своимъ словомъ съ человѣкомъ, который видѣлъ какъ съ нею обращается въ его домѣ родная мать, какъ вы видѣли въ Эйльмерскомъ замкѣ. Я знаю, что наша размолвка будетъ столько же хороша для васъ, какъ и для меня.

— Я лучше могу судить объ этомъ.

— По крайней мѣрѣ я разсудила за себя и рѣшила. Теперь я отвѣчала на ваши вопросы относительно моей любви къ вамъ. На другой вопросъ, который вы заблагоразсудили сдѣлать мнѣ о моемъ кузенѣ, я отказываюсь дать вамъ какой бы то ни было отвѣтѣ.

Сказавъ это Клэра, вышла изъ комнаты, затворила за собою дверь и оставила капитана одного.

Намъ не нужно слѣдовать за нею, когда она пошла почти машинально въ свою прежнюю комнату и заперлась тамъ, ожидая пока капитанъ уѣдетъ. Мы можемъ быть увѣрены, что величіе ея осанки очень уменьшилось, когда она осталась одна, но для нея не могло быть уже дальнѣйшихъ затрудненій, черёзъ нѣсколько времени она отправится въ коттэджъ. И всё пойдетъ хорошо или по крайней мѣрѣ спокойно для нея.

Но онъ что будетъ дѣлать? Какъ онъ выйдетъ изъ дома и возвратится въ Лондонъ? Онъ оставилъ свой экипажъ въ гостинницѣ и, подобно многимъ другимъ нападающимъ полководцамъ, не позаботился о своей ретирадѣ. Когда онъ остался одинъ, онъ прошолся раза два по комнатѣ, думая, что Клэра воротится къ нему. Она не могла оставить его одного въ чужомъ домѣ — когда онъ два раза говорилъ ей, что онъ нарочно для нея пріѣхалъ изъ Йоркшира. Но она не возвращалась и онъ постепенно началъ понимать, что онъ долженъ позаботиться о своёмъ отступленій безъ посторонней помощи. Онъ даже теперь не сзнавалъ на сколько онъ отступилъ отъ своего обыкновеннаго способа въ разговорѣ и поступкахъ, въ жару своихъ просьбъ и въ запальчивости своихъ упрёковъ. Онъ былъ выведенъ изъ себя волненіемъ своего положенія, и теперь, возвращаясь къ спокойствію, не сознавалъ, что онъ почти краснорѣчиво говорилъ о любви. Онъ сознавалъ только, что Клэра не будетъ его женой и ему лучше возвратиться изъ Бельтона въ Лондонъ какъ можно скорѣе.

Его мать несомнѣнно была права. Онъ могъ теперь видѣть, что Улэра устроила бы ему діавольскую жизнь, и еслибы даже онъ взялъ её съ половинной частью имѣнія — а онъ въ этомъ сильно сомнѣвался — всё-таки она была бы слишкомъ дорога для этихъ денегъ.

— Никакого чувства, говорилъ онъ себѣ, ходя по комнатѣ: — рѣшительно никакого, и никакой деликатности!

Но всё-таки онъ былъ недоволенъ — потому что ему отказали — и старался убѣдить себя, что всё еще можетъ получить ея согласіе, если будетъ настаивать.

— Но нѣтъ, говорилъ онъ, продолжая ходить по комнатѣ: — я сдѣлалъ всё — даже болѣе, чего требовала честь. Я не буду настаивать болѣе. Она виновата сама. Она женщина требовательная и мать моя справедливо угадала ея характеръ.

Ему не приходило въ голову, когда онъ утѣшалъ себя въ своей потерѣ, что обвиненіе его матери противъ Клэры было совершенно въ другомъ родѣ. Когда мы утѣшаемъ себя нашими аргументами, мы неспособны строго разсматривать ихъ точность.

Но утѣшился онъ или нѣтъ, ему необходимо было уйти, и уходя онъ чувствовалъ, что съ нимъ дурно обошлись. Онъ вышелъ изъ комнаты и сходя съ лѣстницы досадовалъ, зачѣмъ сапоги его скрипятъ. Непріятно также было ему то, что онъ самъ долженъ былъ отворить парадную дверь. Онъ не зналъ, какъ повернуть ручку, нашолъ, что съ нимъ обошлись самымъ недостойнымъ образомъ, и прежде чѣмъ вышелъ изъ дома, началъ думать, что Эмедрозы и Бельтоны ниже его. Онъ хотѣлъ выйти безъ шума, но дверь хлопнула, и Клэра въ своей комнатѣ узнала объ его уходѣ.

— Экипажъ? — да. Разумѣется, мнѣ нуженъ экипажъ, сказалъ онъ слугѣ въ гостинницѣ: — развѣ вы не слыхали, что онъ мнѣ нуженъ?

Когда онъ стоялъ и ждалъ пока запрягутъ лошадей, мимо проѣхалъ верхомъ какой-то мущина и слуга въ отвѣтъ на его вопросъ отвѣчалъ, что это полковникъ Эскертонъ.

— Проворнѣе! сказалъ онъ старику, который долженъ былъ везти его.

Выѣжая изъ Бельтона, онъ обѣщалъ себѣ никогда сюда не возвращаться; по дорогѣ въ Перивэль онъ думалъ о лэди Эмили, которая, какъ онъ увѣрялъ себя, поступила бы гораздо лучше Клэры Эмедрозъ въ такой сценѣ, какая сейчасъ происходила.

Когда Клэра увѣрилась, что капитанъ ушолъ, она тоже вышла, но не сейчасъ ушла изъ дома. Она позвонила старуху, отдала ей разныя приказанія — объ исполненіи которыхъ она не очень заботилась, и старалась дать мистриссъ Бёнсъ понять, что между нею и ушедшимъ господиномъ не происходило ничего особеннаго.

— Я полагаю, капитанъ Эйльмеръ ушолъ, мистриссъ Бёнсъ?

— О да, миссъ! ушолъ. Я стояла и смотрѣла съ кухонной лѣстницы.

— Вы могли бы отворить ему дверь, мистриссъ Бёнсъ.

— Я и не подумала объ этомъ, миссъ.

Клэра сказала, что это ничего не значитъ, и пошла черезъ паркъ къ коттэджу.

— Ну что? спросила мистриссъ Эсксртонъ, какъ только Клэра вошла въ гостиную.

— Ничего, отвѣчала Клэра.

— Что вы мнѣ разскажете?

— Разсказывать нечего.

— Клэра, это невозможно. Вы видѣли его? Я знаю, что вы его видѣли, потому что онъ прошолъ мимо, часъ тому назадъ.

— Да, я видѣла его.

— Что же вы ему сказали?

— Пожалуйста не дѣлайте мнѣ теперь этихъ вопросовъ. Я должна подумать обо всёмъ, что онъ мнѣ сказалъ и что я ему говорила.

— Но вы мнѣ скажете?

— Да, я полагаю.

Мистриссъ Эскертонъ молчала объ этомъ во весь день. Она дала даже Клэрѣ лечь спать, не дѣлая вопросовъ. И на слѣдующее утро она ни о чомъ не спрашивала, но настало время писать письма.

— Будутъ у васъ письма на почту? спросила мистриссъ Эскертонъ.

— Еще много времени.

— Не очень много. Послушайте, Клэра, вамъ лучше написать къ нему тотчасъ.

— Къ кому? Я не знаю буду ли я даже писать къ кому-нибудь.

Наступила молчаніе.

— На сколько я вижу, продолжала Клэра: — я вовсе должна перестать писать, развѣ только когда-нибудѣ вы захотите получать письма отъ меня.

— Но вѣдь вы не уѣзжаете?

— Нѣтъ еще — если вы позволите мнѣ остаться. Сказать вамъ по правдѣ, мистриссъ Эскертонъ, я не знаю куда мнѣ пріютиться.

— Ждите здѣсь пока мы васъ выгонимъ.

— Не могу же я остаться здѣсь всю жизнь.

— Да, можете. Вы потеряли Эйльмерскій замокъ потому, что были слишкомъ благородны для того, чтобы не пріѣхать къ намъ.

— Нѣтъ, сказала Клэра громко и съ блестящими глазами. — Нѣтъ!я это опровергаю.

— Я хочу такъ думать. Клэра, вы свирѣпы со мной — почти всегда, но послѣ моего мужа и люблю васъ болѣе всѣхъ на свѣтѣ. И онъ также. "Какъ она мужественна, сказалъ онъ мнѣ намедни. «Она осмѣлилась поставить на своемъ въ когтяхъ этого стараго дракона, вотъ что удивительно!»

— Теперь у меня всё кончилось съ старымъ дракономъ.

— И съ молодымъ также. У васъ не достало бы духа держать меня въ неизвѣстности, еслибы вы сошлись съ нимъ опять. Вы не могли бы быть такъ пріятны вчера, еслибы это случилось.

— Я не знала, что я была очень пріятна.

— Да, вы были кротки и любезны. А теперь, дружокъ, разскажите мнѣ всё. Разумѣется, мнѣ смерть хочется узнать.

— Разсказывать нечего.

— Это вздоръ. Должно быть тысячу вещей. По крайней мѣрѣ это рѣшено?

— Да, это рѣшено.

— Всѣ драконы, старые и молодые, прогнаны во мракъ.

— Или такъ, или весь блескъ достанется имъ.

— Такой блескъ, какой блеститъ сквозь мракъ Эйльмерскаго замка. А чтожъ онъ, доволенъ? Надѣюсь, что нѣтъ. Надѣюсь, что онъ стоялъ передъ вами на колѣнахъ прежде чѣмъ оставилъ васъ?

— Какъ вы можете надѣяться этого? Какъ вы можете говорить такой вздоръ?

— Потому, что я желаю, чтобы онъ узналъ, чего онъ лишился; чтобы онъ узналъ, что онъ поступилъ какъ дуракъ, низкій дуракъ.

— Мистриссъ Эскертонъ, я не хочу, чтобы вы говорили о нёмъ такимъ образомъ. Этотъ человѣкъ достоинъ уваженія.

— Вотъ ужъ вздоръ! Это обезьяна — обезьяна, которая должна плясать по дудкѣ матери. Его единственное хорошее качество состояло въ томъ, что вы могли заставить его плясать по вашей дудкѣ. Я вотъ скажу вамъ что: ни одна женщина на свѣтѣ не заставитъ Уилльяма Бельтона плясать но своей дудкѣ. Кто бы ни была его жена, она должна плясать но дудкѣ его.

— Желаю этого отъ всего моего сердца и надѣюсь, что пѣсенка будетъ хорошая.

— Но я желала бы слышать какъ всё было, спрятавшись за занавѣской. Вы мнѣ не разскажете?

— Я не скажу вамъ ни слова болѣе.

— Я узнаю отъ мистриссъ Бёнсъ. Я увѣрена, что она подслушивала.

— Мистрисъ Бёнсъ нечего вамъ разсказывать; я не знаю, что вамъ такъ любопытно.

— Отвѣчайте мнѣ по крайней мѣрѣ на одинъ вопросъ: когда дошло до конца, желалъ ли онъ возобновленія? За кѣмъ осталось окончательное торжество, за нимъ или за вами?

— Никакого и окончательнаго торжества не было. Такія вещи не кончаются торжествомъ.

— И это будетъ всё?

— Всё.

— И вы говорите, что вы не будете писать писемъ?

— Нѣтъ, не теперь и не объ этомъ дѣлѣ. Капитанъ Эйльмеръ вѣроятно напишетъ къ своей матери.

Клэра Эмедрозъ исполнила своё намѣреніе и не писала письма, но мистриссъ Эскертонъ написала, не въ этотъ день и не на слѣдующій, но прежде чѣмъ прошла недѣля. Она написала въ Норфолькъ и не сказала Клэрѣ ни слова о своёмъ письмѣ. Съ первой почтой былъ полученъ отвѣтъ, но онъ былъ адресованъ къ Клэрѣ, а не къ мистриссъ Эскертонъ.

"Замокъ Плэстоу, апрѣль 186--. "Милая Клэра,

«Не знаю, долженъ ли я говорить вамъ, но я полагаю лучше будетъ, если я скажу, что Мэри получила письмо отъ мистриссъ Эскертонъ, доброе, обязательное письмо, и я очень ей благодаренъ. Она сообщила намъ, что вы совсѣмъ разошлись съ Эйльмерскимъ семействомъ. Я не полагаю, что бы вы думали, что я долженъ выказать большое огорченіе. Я не могу огорчаться, хотя знаю, какъ много вы лишились съ точки зрѣнія свѣта. Я никакъ не могъ полюбить капитана Эйльмера, хотя очень старался.»

О мистеръ Бельтонъ, мистеръ Бельтонъ!

"Мы съ нимъ никогда не могли быть друзьями, и мнѣ не кчему выказывать притворное сожалѣніе, что вы съ нимъ поссорились. Но такъ какъ это всё кончилось, я ни слова не скажу объ Эйльмерахъ.

"Я теперь пишу къ вамъ по совѣту Мэри. Она говоритъ, что надо же рѣшить чѣмъ-нибудь насчетъ имѣнія. Разумѣется, необходимо, чтобы вы сами владѣли собственнымъ доходомъ и поняли ваше положеніе. Мэри говоритъ, что это надо устроить тотчасъ, чтобы вы могли рѣшить, какъ и гдѣ вы будете жить. Поэтому я пишу вамъ съ тѣмъ, чтобы вамъ сказать, что я не хочу владѣть имѣніемъ вашего отца въ Бельтонѣ. Я написалъ къ мистеру Грину, что наслѣдницей должны считаться вы. Если вы позволите мнѣ управлять имѣніемъ для васъ, я буду въ восторгѣ. Я думаю, что я съ умѣю это сдѣлать не хуже всякаго другаго; а такъ какъ рѣшено, что мы всегда должны быть искренними друзьями, я думаю, что вы не откажете мнѣ въ удовольствіи служить вамъ такимъ образомъ.

"Теперь Мэри желаетъ сдѣлать вамъ предложеніе; она сама напишетъ къ вамъ завтра, но она позволила мнѣ упомянуть объ этомъ вамъ. Если вы примете её, какъ гостью, она пріѣдетъ къ вамъ въ Бельтонъ. Она думаетъ, и я также думаю, что вы должны узнать другъ друга. Я полагаю, что ничто не заставитъ васъ пріѣхать сюда теперь, слѣдовательно она должна пріѣхать къ вамъ. Она думаетъ, что всё насчотъ имѣнія устроится гораздо удобнѣе, если вы будете вмѣстѣ съ ней, по-крайней-мѣрѣ это было бы очень пріятно для нея — и я думаю, что вы полюбите мою сестру Мэри. Она намѣрена отправиться десятаго мая. Я провожу её до Лондона и она возьмётъ съ собой горничную. Она думаетъ, что такимъ образомъ она доѣдетъ до Таунтона очень хорошо. Для нея можетъ-быть лучше остаться тамъ ночевать, но всё это можетъ быть рѣшено, когда вы скажете, что примите её въ Бельтонѣ.

"Не могу кончить моего письма, не сказавъ слова за себя. Вы знаете, каковы были мои чувства, и я думаю вы знаете также, что они и теперь и всегда будутъ такія же. Я полюбилъ васъ почти съ первой минуты, какъ увидалъ васъ. Когда вы отказали мнѣ, я былъ очень несчастливъ; но думалъ, что я всё еще могу имѣть возможность на успѣхъ, и рѣшился попытаться опять. Когда я услыхалъ, что вы помолвлены съ капитаномъ Эйльмеромъ, у меня разорвалось сердце. Разумѣется я не могъ на васъ сердиться. Я не сердился, но у меня просто разбилось сердце. Я узналъ, что я любилъ васъ такъ много, что не могъ быть счастливъ безъ васъ. Это всё ни кчему не служило, потому что я узналъ, что вы выходите за капитана Эйльмера. Нечего было дѣлать — только я зналъ, что я былъ несчастливъ. Я полагаю, это эгоизмъ, но я чувствовалъ, и теперь еще чувствую, что если я не могу имѣть васъ женой, то я не могу быть счастливъ. Теперь вы опять свободны — и какъ это возможно, чтобы я не имѣлъ надежды? Ничего кромѣ вашего замужства или смерти не можетъ лишить меня надежды.

"Я мало знаю Эйльмеровъ. Я ничего не знаю о вашей ссорѣ съ ними — и не желаю знать. Для меня вы опять та Клэра Эмедрозъ, съ которой я гулялъ въ Бельтонскомъ паркѣ и которая можетъ отдать свою свободную руку, когда съ нею вмѣстѣ можетъ отдать и своё сердце. Пока эта рука свободна, я всегда буду просить её. Я знаю, что я во многихъ отношеніяхъ недостоинъ ея. Я совершенно понимаю, что по воспитанію и по образу мыслей вы выше меня. Но никто не можетъ любить васъ болѣе меня. Мэри думаетъ, что мнѣ надо было пропустить время прежде чѣмъ говорить всё это опять; но кчему умалчивать объ этомъ? Мнѣ кажется честнѣе сказать вамъ тотчасъ, что одно, чѣмъ я дорожу на свѣтѣ, это — чтобы вы были моей женой.

"Любящій васъ кузенъ

"Уилльямъ Бельтонъ."

— Миссъ Бельтонъ пріѣдетъ въ замокъ черезъ двѣ недѣли, сказала Клэра въ это утро за завтракомъ.

И полковникъ и жена были въ комнатѣ и она обращалась болѣе къ первому.

— Въ самомъ дѣлѣ! миссъ Бельтонъ? а онъ будетъ? спросилъ полковникъ.

— Такъ вы получили письмо изъ Плэстоу? сказала мистриссъ Эскертонъ.

— Да, въ отвѣтъ на ваше письмо. Нѣтъ, полковникъ, кузенъ Уилльямъ не будетъ, но его сестра намѣрена пріѣхать сюда и я должна идти въ домъ приготовлять.

— Вы будете ея гостьей или она вашей? спросилъ полковникъ.

— Это домъ ея брата и слѣдовательно, я полагаю, я должна быть у нея въ гостяхъ. Это такъ и должно быть, такъ какъ я не имѣю средствъ никого угощать.

— Безъ сомнѣнія, что-нибудь будетъ рѣшено, продолжалъ полковникъ.

— О, какое это скучное слово! сказала Клэра: — по-крайней-мѣрѣ скучное для женскихъ ушей! Оно напоминаетъ о бѣдности и зависимости, о безконечныхъ хлопотахъ, дѣлаемыхъ другимъ, и о всѣхъ непріятностяхъ женской зависимости! Еслибъ я была мущина, я могла бы рѣшать всё сама.

— Въ такомъ случаѣ не было бы и вопроса о наслѣдствѣ.

— И теперь не нужно, сказала мистриссъ Эскертонъ.

Когда обѣ женщины осталась вдвоёмъ, Клэра разумѣется побранила свою пріятельницу за то, что она писала въ Норфолькъ не сказавъ ей объ этомъ: — и объявила, какъ напрасно дѣлаетъ она безполезныя усилія для недосягаемой цѣли; но мистриссъ Эскертонъ всегда умѣла увернуться отъ этихъ упрёковъ не признавая себя правою и не сознаваясь въ своей винѣ.

— Но вы должны отвѣчать на это письмо, сказала она.

— Разумѣется я это сдѣлаю.

— Я желала бы знать, что онъ пишетъ.

— Я не покажу вамъ письма, если вы намекали на это.

— Всё-таки я желала бы знать, что онъ пишетъ.

Клэра отвѣчала на письмо, но написала свой отвѣтъ Мэри, вложивъ однако небольшую записку къ ея брату. Она писала Мэри подробно, стараясь объяснить длинными аргументами, что ей невозможно принять Бельтонское помѣстье отъ своего кузена. Объ этомъ однако и о своей будущей жизни она хотѣла поговорить съ своей милой кузиной Мэри, когда она пріѣдетъ. Потомъ Клэра говорила, какъ она поѣдетъ въ Таунтонъ встрѣтить кузину, какъ приготовитъ домъ Уилльяма для пріёма уилльямовой сестры и какъ полюбитъ свою кузину, когда узнаетъ её. Всё это было чрезвычайно мило и прилично. Потомъ былъ постскриптумъ:

«Отдайте приложенную записку Уилльяму.»

Вотъ записка къ Уилльяму:

"Милый Уилльямъ,

"Не сказали ли вы, что вы будете моимъ братомъ? Будьте моимъ братомъ всегда. Я приму отъ васъ всё что братъ можетъ дать, а когда всё будетъ рѣшено, я буду любить васъ такъ, какъ любитъ Мэри, и также вполнѣ полагаться на васъ, и я буду вамъ послушна, какъ должна, быть младшая сестра.

"Ваша любящая сестра

"К. Э."

— Ничего нѣтъ хорошаго, сказалъ Уилльямъ Белморъ, комкая записку въ рукѣ: — ужъ лучше мнѣ застрѣлиться. Пошолъ прочь съ дороги, слышишь?

Обиженный конюхъ уплелся поскорѣе со двора, догадавшись, что его баринъ не въ духѣ.

МЭРИ БЕЛЬТОНЪ.

Въ половинѣ мая Клэра Эмедрозъ опять сдѣлала эту часто повторяемую поѣздку въ Таунтонъ, для того чтобы встрѣтить Мери Бельтонъ. Она перебралась со всѣми своими вещами въ Бельтонскій замокъ, чтобы встрѣтить тамъ свою новую пріятельницу. Но для нея казалось не довольно просто встрѣтить свою новую гостью въ Бельтонѣ, и она поѣхала въ Таунтонъ, остановившись на ночь въ гостинницѣ. Она позаботилась велѣть приготовить спальную для «больной дамы» возлѣ гостиной, и прежде чѣмъ поѣхала на станцію, распорядилась, чтобы столъ былъ накрытъ для чая и чтобы комната имѣла такой пріятный видъ, какъ только это возможно для гостинницы.

Она была очень растревожена, когда стояла на платформѣ, ожидая свою гостью. Она знала, что Мэри горбата, но не знала, насколько это её обезображивало, и когда она увидала блѣдную, низенькую, маленькую женщину, нѣсколько грустную, но вмѣстѣ съ тѣмъ хорошенькую, съ нѣжными свѣтлыми глазами и только на столько сгорбленную, чтобы смягчать сердца видѣвшихъ её, Клэра была пріятно удивлена и почувствовала какъ будто съ нея снята тяжесть. Она могла говорить съ этой женщиной какъ со всякой другой, не прибѣгая къ тягостной необходимости обращаться съ нею какъ съ больной.

— Вы вѣрно миссъ Бельтонъ? сказала она, протягивая руку.

Сходство между Мэри и ея братомъ было такъ велико, что Клэра не могла ошибиться.

— А вы Клэра Эмедрозъ. Какъ вы добры, что пришли встрѣтить меня!

— Я думала, что вамъ будетъ скучно одной въ незнакомомъ городѣ.

— Конечно, гораздо пріятнѣе быть вмѣстѣ съ вами.

Онѣ вмѣстѣ пошли въ гостинницу и когда сняли шляпки, Мэри Бельтонъ поцаловала свою кузину.

— Вы почти такова, какою я воображала васъ, сказала Мэри.

— Да? Я надѣюсь, вы воображали меня такою, чтобы я могла вамъ понравиться.

— Такою, чтобы я могла васъ полюбить. Вы нѣсколько выше чѣмъ говорилъ Уилль, но мущина никогда не можетъ судить о ростѣ женщины. Онъ говорилъ еще, что вы худощавы.

— Я и не толста.

— Вы не толсты, но и не худощавы. Разумѣется, я много думала о васъ. Кровь гуще воды, не такъ ли? Если кузины не будутъ друзьями, кто же будетъ?

Въ этотъ вечеръ онѣ очень коротко сошлись и Клэра начала думать, что она можетъ пособить Мэри Бельтонъ болѣе всякой женщины извѣстной ей. Разумѣется онѣ разговаривали объ Уилльямѣ и Клэра сначала постоянно боялась, чтобы Мэри не сказала нѣсколько словъ о его любви — нѣсколько словъ, которыя заставятъ её объявить, что она не можетъ принять его любовь; но Мэри умалчивала объ этомъ съ удивительнымъ тактомъ. Хотя она цѣлый вечеръ говорила о братѣ, но такимъ образомъ, что Клэра могла почти подумать, будто Мэри не слыхала объ этомъ эпизодѣ его жизни. Мистриссъ Эскертонъ тотчасъ устремилась бы къ этому предмету, но, какъ Клэра говорила себѣ, Мэри Бельтонъ была лучше мистриссъ Эскертонъ.

Нѣсколько словъ было сказано объ имѣніи и это началось тѣмъ, что Клэра объявила, что Мэри слѣдуетъ считать хозяйкой того дома, куда онѣ ѣдутъ.

— Я не могу съ этимъ согласиться, сказала Мэри.

— Но вѣдь этотъ домъ принадлежитъ Уилльяму, возразила Клэра.

— Онъ говоритъ нѣтъ.

— Но вѣдь это пустяки, Мэри.

— Какъ видно, что вамъ неизвѣстны плэстоускіе обычаи, а то вы не назвали бы слова Уилльяма пустяками. Мы привыкли считать всѣ слова его закономъ, и когда онъ скажетъ, что такъ должно быть, такъ всегда и бываетъ.

— Стало быть онъ дома тиранъ?

— Благодѣтельный деспотъ.

— Онъ не поступитъ по-своему въ этомъ.

— Я предоставляю вамъ сразиться въ этомъ съ нимъ. Я до такой степени подъ его командой, что повинуюсь ему во всемъ. Слѣдовательно вы не должны ожидать, чтобы я стала на вашей сторонѣ.

На слѣдующій день онѣ были въ Бельтонѣ, а на второй мистриссъ Эскертонъ пришла туда, согласно условію, сдѣланному Клэрой съ нею.

— Я не покажусь, если вы хотите, сказала мистриссъ Эскертонъ.

Но Клэра уговорила её придти, доказывая ей, что она дѣлаетъ глупо всё думая о своёмъ несчастьѣ.

— Разумѣется я всегда думаю о нёмъ, отвѣчала мистриссъ Эскертонъ: — и всегда думаю, что и другіе думаютъ также. Разумѣется ваша кузина, миссъ Бельтонъ, знаетъ всю мою исторію. Но что за нужда? Мнѣ кажется гораздо лучше, чтобы всѣ это знали. Я полагаю, она очень чопорна и жеманна.

— Она совсѣмъ не жеманна, возразила Клэра.

— Когда такъ я приду; но не стану удивляться, если услышу, что она на другой день уѣхала въ Норфолькъ.

Мистриссъ Эскертонъ пришла, а миссъ Бельтонъ не уѣхала въ Норфолькъ. Мистриссъ Эскертонъ даже почти могла думать, что Уилльямъ Бельтонъ скрылъ ея тайну даже отъ своей сестры.

— Какая милая женщина, послѣ сказала мистриссъ Эскертонъ Клэрѣ.

— Не правда ли?

— И совершенная лэди.

— Да.

— Даже принцесса между лэди! Съ какимъ милымъ сознаніемъ высказываетъ своё мнѣніе, когда намѣрена поддержать его! Я никогда не видала женщины, которая извлекала бы болѣе силы изъ своей слабости. Кто осмѣлится противорѣчить ей?

— Она такъ хорошо знаетъ всё, стала Клэра.

— И какъ она похожа на брата!

— Да, большое фамильное сходство.

— И въ характерѣ также. Я увѣрена, что когда ни узнаете её короче, вы найдёте, что она обладаетъ всей его твёрдостью, хотя не можетъ выказывать её какъ онъ, топая ногами и сжимая кулаки.

— Я рада, что она вамъ нравится.

— Она очень мнѣ нравится.

— Какъ странно, что вы такъ перемѣнились. Вы прежде говорили о нёмъ какъ о грубомъ фермерѣ, а о ней какъ о глупой старой дѣвѣ; а теперь вы не можете ими нахвалиться.

— Именно, милая моя, и если вы не понимаете почему, вы не такъ умны какъ я думала.

Жизнь проходила очень пріятно въ Бельтонѣ недѣли три; но для Клэры всё таки было непріятно, что она ничего не знала о своей будущей жизни. Въ эти три недѣли она два раза получила письмо отъ кузена Уилля и отвѣчала на оба письма. Но эти письма были дѣловыя, не требовавшія противорѣчія — они относились къ деньгамъ собраннымъ съ имѣнія до смерти стараго сквайра, и къ тому непріятному вопросу о наслѣдствѣ мистриссъ Уинтерфильдъ, вопросу, переданному Клэрой Бельтону и по которому онъ дѣйствовалъ сообразно желаніямъ своей кузины, хотя Гринъ увѣрялъ его, что это наслѣдство самое законное.

"Я думаю, говорилъ Уилль въ своёмъ послѣднемъ письмѣ: «что мы всё-таки будемъ въ состояніи бросить ему деньги, не смотря на мистера Грина.»

Клэра, читая это, не могла не вспомнить, что съ человѣкъ, о которомъ такъ говорилось, она была помолвлена. Не могла она также не вспомнить всѣхъ обстоятельствъ этого наслѣдства — смерти своей тётки и сценъ немедленно послѣдовавшихъ за ея смертью. Было такъ странно, что Уилльямъ Бельтонъ теперь разсуждаетъ съ нею о средствахъ уклониться отъ намѣренія ея тётки — и что онъ это дѣлаетъ не будучи ея женихомъ. Конечно онъ назвался ея братомъ, но въ сущности онъ былъ ея отвергнутымъ женихомъ.

Время-отъ-времени въ эти недѣли мистриссъ Эскертонъ спрашивала, пріѣдетъ ли мистеръ Бельтонъ, и Клэра отвѣчала ей совершенно справедливо, что она не думаетъ, чтобы онъ имѣлъ это намѣреніе.

— Но онъ долженъ пріѣхать скоро, говорила мистриссъ Эскертонъ.

Когда Клэра отвѣчала, что она этого не знаетъ, мистриссъ Эскертонъ прибавляла:

— Но миссъ Бельтонъ должна знать, пріѣдетъ ли ея братъ.

Но миссъ Бельтонъ, хотя постоянно получала письма отъ брата, ничего подобнаго не говорила. Во всѣ эти дни она ни слова не сказала о любви своего брата. Это продолжалось до тѣхъ поръ, пока наконецъ Клэра была принуждена предположить, что Мэри Бельтонъ ничего не знаетъ о надеждахъ своего брата.

Но наконецъ сдѣлалась перемѣна, которая для Клэры была также велика какъ и та, которая удивила её, когда она узнала, что ея восхитительный кузенъ заговорилъ ей о любви. Она рѣшила въ умѣ, что сестра не намѣрена ходатайствовать за брата, что сестра вѣроятно ничего не знаетъ о необходимости ходатайства, что братъ вѣроятно не имѣетъ болѣе надобности въ ходатайствѣ! Вспоминая его послѣднія страстныя слова, Клэра не могла не обвинять себя въ лицемѣрствѣ, когда допускала въ своихъ мысляхъ это послѣднее предположеніе. Натура этого человѣка была такая горячая и правдивая! Но всё-таки, не смотря на огонь въ его глазахъ, на жизнь въ его словахъ, на энергію въ его поступкахъ, онъ видѣлъ наконецъ, что его стремленія были сумасбродны, а желанія напрасны. Навѣрно она и Мэри проведутъ время въ спокойствіи безъ всякаго намёка на этотъ непріятный предметъ.

Такимъ образомъ и съ такими размышленіями прошли послѣднія недѣли — а потомъ наконецъ настала перемѣна.

— Я получила письмо отъ Уилльяма сегодня, сказала Мэри.

— А я не получила, сказала Клэра: — хотя ожидала письма отъ него.

— Онъ намѣренъ скоро здѣсь быть, продолжала Мэри.

— Въ самомъ дѣлѣ?

— Онъ пріѣдетъ на будущей недѣлѣ.

Минуты на двѣ Клэра поддалась волненію, возбуждённому въ ней извѣстіемъ ея кузины; но потомъ она возвратила присутствіе духа и заговорила съ лицемѣрнымъ женскимъ приличіемъ:

— Я рада это слышать. Ему слѣдовало пріѣхать.

— Онъ просилъ меня сказать вамъ нѣсколько о словъ цѣли его пріѣзда.

— Какія же это слова? продолжала Клэра засмѣявшись. — Надѣюсь, они состоятъ не въ томъ, чтобы я уложилась и уѣхала отсюда. Кузенъ Уилльямъ одинъ изъ такихъ людей, которые готовы сдѣлать ней кромѣ того, чего требуютъ отъ нихъ. Онъ всё будетъ говорить о Бельтонскомъ имѣніи, когда я желаю знать, могу ли я имѣть двѣнадцать шиллинговъ въ недѣлю на пропитаніе.

— Онъ желаетъ, чтобы я поговорила съ вами о… о горячей любви его къ вамъ.

— О Боже! Мэри, не-уже-ли вы предполагаете, что не всё уже было сказано? Это непріятность старая и её не слѣдуетъ возобновлять.

— Нѣтъ, отвѣчала Мэри: — я не могу предположить, чтобы всё было сказано.

Клэра подняла глаза, когда услыхала ея голосъ, и удивилась огню сверкавшему изъ ея глазъ и твёрдости ея тона.

— Я не буду думать такъ низко о васъ, чтобы предположить, что такія слова отъ такого человѣка могутъ быть оставлены безъ вниманія, какъ ничего незначущія. Я не скажу, что вы должны любить его; конечно вы не можете приказывать вашему сердцу; но если вы не можете любить его, то недостатокъ такой любви долженъ заставить васъ страдать — страдать много и быть очень грустной.

— Я не могу согласиться съ этимъ, Мэри.

— Развѣ вся его жизнь не значитъ ничего? Или вы не знаете, какое значеніе имѣетъ у него любовь — любовь, которую онъ имѣетъ къ вамъ? Понимаете ли вы, что она составляетъ для него всё; что съ первой минуты, въ которую онъ сознался себѣ, то его сердце отдано вамъ, онъ не могъ обратить его ни на что другое? Можетъ быть, вы этого никогда не понимали, никогда не примѣчали, что намѣреніе его такъ серьёзно, что оно для него важнѣе денегъ, земли, здоровья — болѣе даже жизни, что онъ такъ любитъ васъ, что охотно отдалъ бы всё за вашу любовь? Знали вы это?

Клэра нѣсколько времени не хотѣла отвѣчать на эти вопросы. Что если она и знала всё это, обязана ли она жертвовать собой? Должна ли женщина отдать себя человѣку просто потому, что онъ желалъ ея любви?

— Милая, дорогая Клэра, продолжала Мэри Бельтонъ, протягивая свою худощавую, почти прозрачную руку: — я не полагаю, чтобы вы довольно думали объ этомъ, или можетъ быть вы этого не знали. Но любовь его къ вамъ такова, какъ я говорю. Для него она составляетъ всё. Онъ не обращаетъ вниманія ни на что.

— Онъ очень добръ, болѣе чѣмъ добръ. Я знаю также, какъ онъ уважаетъ меня.

— Уваженіе — холодное слово. Это не уваженіе, а любовь, правдивая, честная любовь. Я надѣюсь, что онъ и уважаетъ васъ. Я считаю васъ честной, правдивой женщиной, и такъ какъ онъ знаетъ васъ хорошо, онъ вѣроятно и уважаетъ васъ, но я говорю о любви.

Клэра молчала.

— Вы не можете быть нечувствительны къ такой любви! продолжала Мэри.

— Вы говорите, что онъ привязанъ ко мнѣ…

— Привязанъ! я не употребляла такого ничтожнаго выраженія.

— Что онъ любитъ меня.

— Вы это знаете. Сомнѣвались ли вы когда-нибудь хоть въ одномъ словѣ, которое онъ говорилъ вамъ о чомъ бы то ни было?

— Я думаю, что онъ говоритъ правду.

— Вы знаете, что онъ говоритъ правду. Онъ олицетворенная правдивость.

— Но, Мэри…

— Клэра! не отвѣчайте мнѣ легкомысленно. Не играйте сердцемъ мущины потому, что вы держите его въ вашей власти.

— Вы несправедливы ко мнѣ. Я неспособна поступать такимъ образомъ. Вы говорите мнѣ, что онъ меня любитъ; но что если я его не люблю? Любовь нельзя принудить. Развѣ я должна сказать, что я люблю его оттого только, что онъ меня любитъ?

Клэра принуждена была употребить этотъ аргументъ, не столько по его примѣненію къ себѣ самой, сколько по примѣненію общему. Примѣнялся ли онъ къ ней самой, она не имѣла времени спрашивать себя въ эту минуту, но она чувствовала, что никакой мущина не имѣетъ права требовать руки женщины въ силу своей собственной любви — если онъ не могъ пріобрѣсти ея любовь. Она заступалась за женщинъ вообще скорѣе чѣмъ за себя.

— Если вы хотите сказать мнѣ, что вы не можете любить его, разумѣется я должна отступиться, сказала Мэри, не заботясь о мущинахъ и женщинахъ вообще, но тревожась за своего брата. — Вы хотите сказать, что… что вы никогда не можете полюбить его?

По ея лицу казалось, что она рѣшилась поссориться съ своей кузиной, поссориться и тотчасъ уѣхать, если получитъ отвѣтъ непріятный для нея.

— Милая Мэри, не приставайте ко мнѣ такъ.

— Я должна. Несправедливо, чтобы онъ тратилъ понапрасну жизнь въ стремленіяхъ и надеждахъ.

— Онъ не лишится жизни, Мэри.

— Надѣюсь — и я буду помогать ему въ этомъ. Я надѣюсь, что у него достанетъ силъ освободиться отъ своихъ непріятностей — растоптать ихъ подъ своими ногами. Я думаю, въ нёмъ достанетъ, мужества преодолѣть свою страсть, и тогда можетъ быть вы пожалѣете о томъ, чего лишились.

— Теперь вы не добры ко мнѣ.

— Что же вы хотите, чтобы я сказала? Развѣ я не знаю, что онъ предлагаетъ вамъ лучшій даръ, какой можетъ дать? Развѣ я не начала увѣреніемъ, что онъ любитъ васъ съ такой страстью, которая должна быть лестна для васъ? Если любовь его напрасна, то это будетъ большимъ несчастьемъ. А когда я говорю, что я надѣюсь, что онъ преодолѣетъ свою любовь, вы мнѣ говорите, что я къ вамъ не добра.

— Не по этому.

— Могу я написать ему, чтобы онъ пріѣхалъ хлопотать самъ за себя?

Опять Клэра молчала, не зная, какъ отвѣчать на послѣдній вопросъ; и отвѣтила необдуманно:

— Онъ знаетъ, что онъ можетъ это сдѣлать.

— Онъ говорить, что ему запрещено.

— О, Мэри! что я могу вамъ сказать? Вы знаете всё и я удивляюсь, какъ вы можете продолжать допрашивать меня такимъ образомъ.

— Что я знаю всё?

— Что я была помолвлена съ капитаномъ Эйльмеромъ.

— Но вы не помолвлены съ нимъ теперь.

— Нѣтъ.

— И я полагаю, возобновленія не можетъ быть.

— О, нѣтъ!

— Я даже за моего брата не сказала бы ни слова, еслибы думала…

— Нѣтъ, не то, но… Если вы не можете понять, я не думаю, чтобы я могла объяснить.

Клэрѣ казалось, что ея кузина, тревожась за брата, не понимала, что женщина, даже еслибы она могла вдругъ перенести свою любовь отъ одного человѣка къ другому, не можетъ рѣшиться сказать это.

— Я должна написать къ нему сегодня, сказала Мэри: — и должна дать какой-нибудь отвѣтъ. Написать мнѣ ему, что ему лучше не пріѣзжать сюда пока вы не уѣдете?

— Это можетъ быть будетъ лучше, отвѣчала Клэра.

— Такъ онъ совсѣмъ сюда не пріѣдетъ.

— Я могу уѣхать — могу уѣхать тотчасъ. Я и уѣду тотчасъ. Вы никогда не скажете, что моё присутствіе не допустило его пріѣхать въ его собственный домъ. Я не должна быть здѣсь. Теперь я это вижу. Я уѣду и вы можете написать къ нему, что я уѣхала.

— Нѣтъ, другъ мой, вы не уѣдете.

— Да, я должна ѣхать. Я воображала, что всё можетъ быть иначе, потому что онъ сказалъ мнѣ когда-то… что онъ… будетъ… братомъ для меня. А я отвѣчала ему, что я воспользуюсь его обѣщаніемъ, не только потому, что мнѣ братъ нуженъ, а потому что я такъ нѣжно его люблю. Но теперь это невозможно.

— Не-уже-ли вы думаете, что онъ броситъ васъ?

— Но я уѣду такъ, чтобы онъ могъ пріѣхать въ свой собственный домъ. Я не должна быть здѣсь. Напишите къ нему, что я уѣду прежде чѣмъ онъ пріѣдетъ, и скажите ему также, что я не буду такъ горда, чтобы не принять отъ него то, что онъ захочетъ мнѣ дать. У меня нѣтъ никого кромѣ его — никого кромѣ его — никого кромѣ его!

Она залилась слезами и закрыла лицо обѣими руками. Миссъ Бельтонъ медленно встала съ кресла, на которомъ она сидѣла, подошла къ Клэрѣ и наклонилась къ плачущей дѣвушкѣ.

— Вы не уѣдете пока я здѣсь, сказала она.

— Да — я должна ѣхать. Онъ не можетъ пріѣхать пока я не уѣду.

— Подумайте обо всёмъ этомъ еще разъ, Клэра. Не могу ли я написать къ нему, чтобы онъ пріѣхалъ, а потомъ вы посмотрите, не можете ли вы смягчить къ нему ваше сердце?

— Смягчить моё сердце! О, еслибы я могла напротивъ ожесточить его!

— Онъ будетъ ждать. Если вы только велите ему ждать, онъ будетъ такъ счастливъ.

— Да — до завтрашняго утра. Я его знаю. Протяните ему вашъ мизинецъ, и онъ тотчасъ же захватитъ всю руку.

— Я желаю, чтобы вы сказали, что вы постараетесь полюбить его.

Но Клэра напротивъ старалась не любить его. Ей было стыдно, любивъ одного человѣка только нѣсколько недѣль назадъ, признаться, что она любитъ другаго. Она ошиблась въ своихъ чувствахъ, предположивъ, что можетъ симпатизировать такому человѣку какъ капитанъ Эйльмеръ. Изъ уваженія къ самой себѣ, она должна быть наказана за оту ошибку. Еслибы капитанъ Эйльмеръ никогда не встрѣчался съ нею, она отдала бы всё сердце своему кузену. Она даже и теперь отдала ему, хотя капитанъ Эйльмеръ встрѣтился съ нею. Но ей было стыдно узнать, что это было возможно, и она не могла рѣшиться сознаться въ своёмъ стыдѣ.

Разговоръ наконецъ кончился, какъ подобные разговоры кончаются всегда безъ всякаго положительнаго рѣшенія. Мэри разумѣется написала къ брату, но Клэрѣ не было сказано о содержаніи письма. Мы однако можемъ узнать это содержаніе изъ двухъ строчекъ.

«Если ты можешь подождать немного, ты успѣешь» писала Мэри: «но когда ты соглашался ждать чего бы то ни было?»

— Я терпѣть не могу ждать, сказалъ Уилль, получивъ это письмо.

А всё-таки оно сдѣлало его счастливымъ и онъ ходилъ по своей фермѣ съ весёлымъ сердцемъ, дѣлая распоряженія для своего отсутствія.

— На долго ли? сказалъ онъ въ отвѣтъ на вопросъ сдѣланный ему управляющимъ: — почему я могу знать долго ли я пробуду въ отсутствіи? Вы можете обойтись и безъ меня на это время. Вы должны научиться распоряжаться безъ меня; неизвѣстно какъ часто буду я уѣзжать и какъ на долго.

Когда Мэри сказала, что письмо написано, Клэра опять заговорила объ отъѣздѣ.

— Куда же вы поѣдете? спросила Мэри.

— Я найму квартиру въ Таунтонѣ.

— Онъ пріѣдетъ къ вамъ гуда и только хлопотъ будетъ больше. Онъ долженъ дѣйствовать какъ вашъ опекунъ, и въ этомъ отношеніи по крайней-мѣрѣ вы должны ему покоряться.

— Разумѣется, я всё это понимаю, сказала мистриссъ Эскертонъ: — и позвольте мнѣ сказать вамъ, что если всё это не рѣшится черезъ недѣлю послѣ его пріѣзда сюда, я буду думать, что у васъ сердца нѣтъ. Не-уже-ли онъ долженъ бросать работу и скакать взадъ и вперёдъ изъ Норфолька въ Бельтонъ и изъ Бельтона въ Норфолькъ только потому, что вы не можете рѣшиться сознаться, что вы были очень глупы.

— Я никогда не говорила, чтобы я не была глупа, сказала Клора.

— Вы сдѣлали ошибку — какъ молодыя женщины дѣлаютъ иногда, даже когда онѣ такъ благоразумны и осторожны какъ вы — а теперь вамъ не хочется поправить её.

Это была правда и Клэра это знала. Поправлять ошибки никогда не бываетъ пріятно; а въ этомъ случаѣ это было такъ непріятно, что Клэра не могла рѣшиться сознаться, что это слѣдуетъ сдѣлать.

ВСТУПЛЕНІЕ ВО ВЛАДѢНІЕ.

— Я хочу, чтобы она имѣла всё, говорилъ Уилль Грину стряпчему.

— Это будетъ нелѣпость.

— Нужды нѣтъ. Я этого желаю. Я полагаю, человѣкъ можетъ сдѣлать что онъ хочетъ съ своею собственностью.

— Она не возьмётъ, сказалъ стряпчій.

— Она должна взять, если вы устроите какъ слѣдуетъ, отвѣчалъ Уилль.

— Впрочемъ я полагаю, это не составитъ большой разницы теперь, когда капитанъ Эйльмеръ вышелъ изъ рядовъ.

— Я ничего объ этомъ не знаю. Конечно я очень радъ, что онъ вышелъ изъ рядовъ, какъ вы выражаетесь. Онъ человѣкъ дурной и я не желалъ бы, чтобы имѣніе досталось ему. Но всё это не имѣетъ никакого отношенія къ этому. Я дѣлаю это не потому, что я думаю, чтобы она была когда-нибудь моей женой.

Изъ этого читатель поймётъ, что Бельтонъ всё еще терзалъ и себя и стряпчаго насчотъ имѣнія, когда проѣзжалъ черезъ Лондонъ. Спорный вопросъ однако былъ такъ важенъ, что Бельтонъ принуждёнъ былъ спросить совѣта у другихъ кромѣ Грина и наконецъ дошолъ до заключенія, что онъ обязанъ сдѣлаться Бельтономъ Бельтонскимъ. Всѣ его совѣтники почти повелительно требовали, чтобы земля досталась человѣку его имени. А такъ какъ никого другаго въ этой фамиліи не было, то ему болѣе ничего не оставалось, какъ сдѣлаться Бельтономъ Бельтонскимъ. Вслѣдствіе этого онъ хотѣлъ продать своё имѣніе въ Норфолькѣ и наградить Клэру соразмѣреннымъ денежнымъ богатствомъ. Таковъ былъ его планъ, но его совѣтники заставили его согласиться на то, чтобы укрѣпить за Клэрой ежегодный доходъ въ восемсотъ фунтовъ, выплачиваемый изъ норфолькскаго помѣстья.

— Я нахожу, что это очень ничтожная сумма, сказалъ Уилльямъ.

— А я нахожу, что она огромна, сказалъ предводитель совѣтниковъ: — она не имѣетъ права и на шесть пенсовъ.

Когда Бельтонъ пріѣхалъ въ замокъ, теперь принадлежавшій ему, онъ не нашолъ тамъ никого кромѣ своей сестры. Клэра была въ коттэджѣ. Ему сказали, что она воротится, такъ что ему не было причинъ досадовать. Но онъ всё-таки досадовалъ, и не прошло и четверти часа послѣ его пріѣзда, какъ онъ объявилъ о своёмъ намѣреніи идти къ Клэрѣ.

— Не дѣлай этого, Уилль, пожалуйста не дѣлай, говорила ему сестра.

— Почему?

— Потому что гораздо будетъ лучше, если ты подождёшь. Ты только повредишь и себѣ и ей такой торопливостью.

— Но она непремѣнно должна узнать о своёмъ положеніи. Жестоко было бы держать её въ невѣдѣніи, хотя мнѣ стыдно ей сказать. Да, мнѣ стыдно будетъ взглянуть ей въ лицо. Что она подумаетъ послѣ того, какъ я увѣрилъ её, что она получитъ всё?

— Но она не взяла бы всего, Уилль. И еслибы она это сдѣлала, она поступила бы очень дурно. Теперь она будетъ спокойна.

— Желалъ бы я быть спокоенъ.

— Если ты подождёшь…

— Я терпѣть не могу ждать. Я не вижу, какая польза выдетъ изъ этого. Кромѣ того, я не намѣренъ сегодня говорить объ этомъ. А чтобы быть здѣсь и не видать её, объ этомъ не можетъ быть и рѣчи. Разумѣется она подумаетъ, что я поссорился съ нею и что я намѣренъ всё взять себѣ, теперь когда имѣю власть.

— Она не будетъ подозрѣвать тебя въ желаніи поссориться съ нею, Уилль.

— Я подумалъ бы это на ея мѣстѣ. Объ этомъ не можетъ быть и рѣчи, чтобы я былъ здѣсь и не пошолъ къ ней. Это было бы чудовищно. Я подожду пока они отзавтракаютъ и потомъ пойду.

Наконецъ рѣшили, что онъ пойдётъ въ коттэджъ къ полковнику Эскертону и попроситъ позволенія увидѣть Клэру въ присутствіи полковника. Думали, что ему лучше сказать насчотъ денегъ при третьемъ лицѣ, которое можно считать другомъ Клэры. Уилль пошолъ въ коттэджъ и былъ введёнъ въ кабинетъ полковника Эскертона.

— Вотъ онъ, сказала мистриссъ Эскертонъ, какъ только услыхала звукъ колокольчика. — Я знала, что онъ придётъ тотчасъ.

Цѣлое утро мистриссъ Эскертонъ настаивала, что Бельтонъ явится въ этотъ самый день — въ день его пріѣзда въ Бельтонъ, а Клэра увѣряла, что онъ не придётъ.

— Зачѣмъ ему приходить? говорила Клэра.

— Просто для того, чтобы взять васъ къ себѣ въ домъ, какъ всё прочее его движимое имѣніе.

— Я не принадлежу къ его имѣнію.

— Но скоро будете принадлежать; и почему же вамъ не покориться спокойно вашей участи? Онъ Бельтонъ Бельтонскій и всё здѣсь принадлежитъ ему.

— Я ему не принадлежу…

— Какой вздоръ! Человѣкъ въ его положеніи можетъ дѣлать что хочетъ. Еслибы онъ пришолъ и взялъ васъ насильно, я не сомнѣваюсь, что бельтонцы помогли бы ему и сказали, что онъ правъ. А вы разумѣется простили бы ему. Бельтонъ Бельтонскій можетъ дѣлать всё.

— Это вздоръ, позвольте вамъ сказать.

— Еслибы въ васъ было хоть сколько-нибудь приличнаго чувства женскаго униженія, которое должно принадлежать всѣмъ женщинамъ, онъ долженъ былъ бы васъ найти сидящую у дверей его дома и ожидающую его.

Это было говорено рано утромъ, когда только узнали о пріѣздѣ Бельтона; но послѣ того онѣ говорили о нёмъ безпрестанно, по настоянію мистриссъ Эскертонъ, до тѣхъ поръ пока Клэра просила пощадить её.

— Если онъ захочетъ придти, онъ придётъ, сказала Клэра.

— Конечно онъ придётъ, отвѣчала мистриссъ Эскертонъ, и тутъ онѣ услыхали звонъ колокольчика. — Вотъ онъ, я могла бы побожиться, что это его походка. Развѣ онъ не выступаетъ какъ Бельтонъ Бельтонскій съ сознаніемъ, что всё принадлежитъ ему?

Настало молчаніе.

— Его ввели къ полковнику Эскертону. Что ему нужно отъ него?

— Онъ пришолъ сказать ему что-нибудь насчотъ коттэджа, сказала Клэра, стараясь говорить спокойно.

— Насчотъ коттэджа! какіе пустяки! Станетъ человѣкъ заботиться о своёмъ коттэджѣ въ первый день вступленія во владѣніе! Можетъ быть онъ требуетъ, чтобы вы были выданы ему. Если такъ, я подамъ голосъ въ пользу повиновенія.

— А я неповиновенія — и голосъ очень сильный.

Недоумѣніе ихъ продолжилось еще минутъ десять, и въ концѣ этого времени пришла служанка спросить не угодно ли миссъ Эмедрозъ пожаловать въ комнату барина.

— Мистеръ Бельтонъ здѣсь, Фанни? спросила, мистриссъ Эскертонъ.

Служанка отвѣчала, что мистеръ Бельтонъ тамъ, и Клэра не говоря ни слова встала и вышла изъ комнаты. Ей многаго стоило принять спокойный видъ прежде чѣмъ она отворила дверь, но она сдѣлала это усиліе и съ успѣхомъ. Черезъ нѣсколько секундъ она почувствовала свою руку въ рукѣ кузена, и его блестящіе глаза были устремлены на неё съ тѣмъ пылкимъ дружескимъ взглядомъ, который дѣлалъ его лицо столь пріятнымъ для тѣхъ, кого онъ любилъ.

— Вашъ кузенъ говорилъ мнѣ, какое онъ сдѣлалъ распоряженіе для васъ, началъ полковникъ. — Я могу только сказать, что я пожелалъ бы всѣмъ дѣвицамъ имѣть такихъ щедрыхъ кузеновъ.

— Я думалъ, что мнѣ лучше прежде видѣться съ полковникомъ, такъ какъ вы гостите у него. А что касается до щедрости, то ничего подобнаго нѣтъ. Вы должны понять, Клара, что въ этой странѣ человѣкъ не можетъ дѣлать что захочетъ съ своею собственностью. Ко мнѣ такъ пристали стряпчіе и тому подобные люди, что я долженъ былъ имъ уступить. Я хотѣлъ отдать вамъ помѣстье, чтобы вы сдѣлали съ нимъ что хотите.

— Объ этомъ не могло быть и рѣчи, Уилль.

— Разумѣется, сказалъ полковникъ.

Потомъ такъ какъ Бельтонъ самъ не говорилъ ничего, полковникъ объяснилъ за него какой доходъ будетъ Клэра получать.

— Но и объ этомъ также не можетъ быть рѣчи, сказала она: — я не могу ограбить васъ такимъ образомъ. Не могу и не хочу. И зачѣмъ? Къ чему мнѣ такой доходъ? Что-нибудь я должна имѣть для ти фамиліи и готова принять отъ вашей доброты, но…

— Теперь уже всё рѣшено, Клэра.

— Я не думаю, чтобы вы могли передѣлать это, миссъ Эмедрозъ, послѣ того что сдѣлано въ Лондонѣ, сказалъ полковникъ.

— Еслибы вы назначили сто фунтовъ въ годъ…

— Мнѣ не позволили назначить ничего, возразилъ Бельтонъ: — эти люди тамъ назначили восемьсотъ, такъ и рѣшили. Когда вы придёте къ Мэри?

На этотъ вопросъ онъ не получилъ опредѣлительнаго отвѣта, и такъ какъ онъ тотчасъ послѣ этого ушолъ, то навѣрно и не ожидалъ получить отвѣта. Онъ даже не спросилъ о мистриссъ Эскертонъ, и какъ она замѣтила, вёлъ себя совершеннно какъ медвѣдь.

— Но какой щедрый медвѣдь! сказала она. — Представьте себѣ — восемьсотъ фунтовъ въ годъ! Начнёшь сомнѣваться, стоитъ ли выдти замужъ съ такимъ доходомъ! А всё-таки это не значить ничего, это всё опять будетъ принадлежать ему прежде чѣмъ вы даже дотронетесь до этихъ денегъ.

— Вы ничего не должны больше говорить объ этомъ, сказала Клэра.

— Почему я не должна?

— Потому что я ничего не хочу слышать объ этомъ. Теперь всё кончено — какъ и слѣдовало быть.

— Какъ кончено? Я не вижу конца. Конца никакого не будетъ, пока Бельтонъ Бельтонскій не получитъ васъ и восемьсотъ фунтовъ вашего дохода.

— Вы увидите, что онъ… и не намѣренъ… желать ничего болѣе, сказала Клэра.

— Вы думаете?

— Я въ этомъ увѣрена.

Въ голосѣ ея слышалось что-то похожее на трепетъ, но она скоро оправилась и могла выразиться ясно.

— Я должна просить васъ, мистриссъ Эскертонъ, никогда ничего болѣе не говорить о нёмъ. Онъ передумалъ. Разумѣется передумалъ, а то не ушолъ бы отсюда, не сказавъ ни слова.

— Ни слова! Человѣкъ даритъ вамъ восемь-сотъ фунтовъ годоваго дохода, а это значитъ не сказать ни слова!

— Ни слова кромѣ какъ о деньгахъ! Но разумѣется онъ правъ. Послѣ того что случилось, онъ напрасно сталъ бы… думать объ этомъ болѣе. Вы шутите на счотъ того, что онъ сдѣлался Бельтономъ Бельтонскимъ. Но это и составляетъ разницу.

— Составляетъ — составляетъ?

— Составило. Я вижу и чувствую это теперь. Я знаю… что онъ никогда болѣе не сдѣлаетъ мнѣ этого вопроса.

— А если сдѣлаетъ, какой отвѣтъ вы ему дадите?

— Я не знаю.

— Вотъ въ томъ-то и дѣло. Женщины такъ капризны, что я удивляюсь, какъ это мущинамъ охота обращаться къ нимъ. Въ нихъ есть какая-то безумная фантазія, которую они величаютъ женской гордостью и, прикрываясь ею, считаютъ себя вправѣ мучить своихъ любовниковъ. Единственное утѣшеніе заключается въ томъ, что они и себя столько же мучатъ. Можетъ ли кто быть капризнѣе васъ въ эту минуту? Вы только что рѣшили, что было бы чрезвычайно неприлично, если бы онъ прежде года заговорилъ о любви…

— Мистриссъ Эскертонъ, я ничего не говорила о цѣломъ годѣ.

— А теперь вы печалитесь оттого, что онъ не выболталъ этого при полковникѣ Эскертонѣ, въ дѣловомъ свиданіи, въ которомъ онъ имѣлъ на столько такта, чтобы ограничиться однимъ предметомъ.

— Я не жалуюсь.

— Это было сдѣлано съ большимъ тактомъ, хотя, не будь онъ медвѣдь, онъ могъ бы спросить обо мнѣ, когда я дерусь за него день и ночь.

— Что онъ теперь будетъ дѣлать?

— Отобѣдаетъ, я думаю, такъ какъ теперь пять часовъ; вашъ отецъ всегда обѣдалъ въ пять.

— Я не могу идти къ Мэри, пока онъ не придётъ сюда опять.

— Онъ придётъ сюда очень скоро. Я не буду удивляться, если онъ будетъ сегодня вечеромъ.

Когда свиданіе въ кабинетѣ полковника кончилось, Бельтонъ ушолъ бродить по окрестностямъ, которыя теперь принадлежали ему. Мѣсто было прекрасное, и Уилльямъ не былъ нечувствителенъ къ удовольствію быть его владѣльцемъ. Есть много пріятнаго въ обладаніи землями и домами, ульями и стадами, широкими полями и густыми лѣсами, даже когда они достались недавно; но еще болѣе удовольствія доставляютъ они владѣльцу, когда въ нихъ заключаются воспоминанія о старыхъ годахъ, когда къ богатству примѣшивается и слава. Много столѣтій жили тутъ Бельтоны Бельтонскіе, а теперь онъ былъ Бельтонъ настоящаго времени, потомокъ и представитель старинныхъ Бельтоновъ, Бельтонъ Бельтонскій безъ малѣйшаго пятна въ своей родословной. Онъ гордился своимъ положеніемъ. Но потомъ ему стадо стыдно своей гордости.

— Человѣкъ, который можетъ самъ пріобрѣсти, вотъ настоящій мущина, сказалъ онъ: — а мнѣ это досталось случайно — да еще по какому печальному случаю!

Онъ шолъ думая объ обстоятельствахъ, при которыхъ это имѣніе ему досталось въ его руки, и вспоминая какъ, когда и гдѣ ему пришла первая мысль жениться на Клэрѣ Эмедрозъ. Онъ почувствовалъ тогда, что если онъ можетъ достигнуть этого, то примирится съ своимъ наслѣдствомъ. Съ того дня до-сихъ-поръ онъ говорилъ себѣ, что не можетъ наслаждаться своимъ состояніемъ, если не раздѣлитъ его съ Клэрой. Передъ нимъ явилась преграда въ лицѣ капитана Эйльмера. Правда, онъ немного видѣлъ своего соперника, но видѣлъ на столько, что удивлялся какъ Клэра могла полюбить такого человѣка. Онъ совершенно презиралъ капитана и желалъ бы выказать своё презрѣніе, выгнавъ его изъ гостинницы пинками. Но преграда уничтожилась. Бельтонъ даже не совсѣмъ понималъ какимъ образомъ Клэра избавилась отъ сѣтей эйльмерскихъ, онъ зналъ только, что она избавилась. Глаза ея раскрылись во-время. Она была свободна. Пока она была помолвлена съ капитаномъ Эйльмеромъ, Уилль чувствовалъ, что до нея достигнуть нельзя. Хотя онъ не могъ сдерживать себя вполнѣ — какъ въ тотъ несчастный случай когда схватилъ Клэру въ свои объятія и поцаловалъ — а всё-таки онъ зналъ, что она помолвлена, и не могъ, не оскорбляя её, ухаживать за нею. Но теперь всё кончилось. Онъ могъ говорить что хотѣлъ по этому предмету, ей не за что будетъ сердиться. Её достигнуть было можно — и если такъ, что же за бѣда если онъ тотчасъ же примется за дѣло? Сестра совѣтовала ему ждать. Зачѣмъ ему ждать, когда одно счастливое слово можетъ сдѣлать это? Ждать! Онъ не можетъ ждать. Какъ вамъ говорить голодному человѣку, чтобы онъ ждалъ, когда вы посадите его за столъ уставленный кушаньями? Вотъ онъ гулялъ по Бельтонскому парку — тамъ гдѣ она съ нимъ гуляла бывало; а она въ Бельтонскомъ коттэджѣ, на полчаса ходьбы отъ него; если онъ пойдётъ туда скоро; а Мэри велитъ ему ждать! Нѣтъ, онъ не будетъ ждать. Ему нѣтъ причины ждать. Ждать, какъ бы не такъ! пока не явится какой-нибудь другой капитанъ Эйльмеръ и не надѣлаетъ ему еще болѣе хлопотъ!

Онъ бродилъ но парку, рѣшившись увидѣться съ своей кузиной опять въ этотъ же самый день. Такое свиданіе, которое сейчасъ происходило между дорогими друзьями, было неестественно, нестерпимо. Что можетъ Клэра подумать объ этомъ! Встрѣтиться съ нею въ первый разъ послѣ ея размолвки съ Эйльмерами и говорить съ нею только о дѣлахъ! Онъ непремѣнно пойдётъ къ ней опять сегодня же. Онъ дошолъ до того возвышенія, на которомъ находилась скала, гдѣ онъ сидѣлъ съ Клэрой два раза. Но онъ повернулся прочь и не хотѣлъ туда идти. Онъ надѣялся пойти туда очени скоро — но онъ не пойдётъ туда опять иначе какъ при извѣстныхъ обстоятельствахъ.

— Я иду въ коітэджъ тотчасъ послѣ обѣда, сказалъ онъ сестрѣ.

— У тебя тамъ назначено свиданіе?

— Нѣтъ, не назначено. Я полагаю, можно же безъ всякаго назначенія навѣщать свою кузину въ деревнѣ.

— Я не знаю, каковы ихъ привычки.

— Я не войду въ домъ, но я хочу видѣть её.

Мэри посмотрѣла на него любящими, грустными глазами, но не сказала ничего болѣе. Она такъ любила его, что отдала бы свою правую руку для того, чтобы доставить ему то что онъ желалъ; но она съ огорченіемъ думала, что онъ такъ этого желаетъ. Вскорѣ послѣ обѣда онъ взялъ шляпу и вышелъ, не говоря ни слова болѣе. Былъ прекрасный лѣтній вечеръ, въ тотъ періодъ года, когда наши лѣтніе вечера только-что начинаются, когда воздухъ мягче, цвѣты пахучѣе, а листья красивѣе чѣмъ въ другое время. Было восемь часовъ, но вечерняя темнота еще не настала, хотя солнце уже низко было на небѣ.

Въ коттэджѣ всѣ сидѣли на лугу, и когда Бельтонъ подошолъ, онъ могъ видѣть ихъ, а они его.

— Я вамъ говорила, шепнула Клэрѣ мистриссъ Эскортомъ.

— Онъ не войдётъ, отвѣчала Клэра: — онъ пройдётъ мимо.

Но когда онъ подошолъ ближе, полковникъ позвалъ его черезъ садовый заборъ и пригласилъ войти. Уилль стоялъ ярдовъ за пятнадцать отъ нихъ, хотя ихъ раздѣлялъ заборъ.

— Я пришолъ просить кузину Клэру погулять со мной, сказалъ Уилль. — Она можетъ воротиться къ вашему чаю.

Онъ очень спокойно сказалъ эту просьбу и вовсе не походилъ на влюблённаго.

— Я увѣрена, что она пойдетъ съ удовольствіемъ, сказала мистриссъ Эскертонъ.

Но Клэра не сказала ничего.

— Пойдёмте погулять со мною, если вы не устали, продолжалъ Уилль.

— Она не выходила цѣлый день и не могла устать, сказала мистриссъ Эскертонъ, которая подошла къ забору. — Клэра, сходите за вашей шляпкой. Но, мистеръ Бельтонь, что я такое сдѣлала, что вы обращаетесь со мною такимъ образомъ? Можетъ быть вы не помните, что вы не говорили со мною послѣ вашего пріѣзда.

— Извините, сказалъ Уилль, стараясь протянуть руку сквозь кусты. — Я забылъ, что не видалъ васъ утромъ.

— Я не должна сердиться, такъ какъ это день вашего вступленія во владѣніе, но именно въ такой день пріятно когда о насъ вспомнятъ.

— Я не имѣлъ намѣренія забыть васъ, мистриссъ Эскертонъ; право нѣтъ. А что касается до того, что сегодня особенный для меня день, это всё пустяки. Я не вступалъ во владѣніе ничѣмъ.

— Я надѣюсь, мистеръ Бельтонъ, что вы вступите сегодня же, сказала мистриссъ Эскертонъ.

Клэра наконецъ встала и пошла въ домъ за шляпкой. Она еще не сказала ни слова, но даже теперь кузенъ ея не зналъ, идётъ ли она съ нимъ.

— Я надѣюсь, что вы сегодня вступите во владѣніе очень многимъ и очень драгоцѣннымъ, продолжала мистриссъ Эскертонъ. — Клэра пошла за шляпкой.

— Вы думаете, что она пойдётъ со мной?

— Я думаю, что пойдётъ, мистеръ Бельтонъ. Вотъ она. Пожалуйста приведите её къ чаю.

Клэра чувствовала себя совершенно неспособной ходить, говорить или глядѣть по обыкновенію. Она чувствовала себя жертвой — жертвой въ томъ отношеніи, что не могла долѣе сдерживать свою судьбу. Капитану Эйльмеру она никогда не покорялась. Во всѣхъ своихъ поступкахъ съ нимъ она стояла съ нимъ на равной ногѣ. Она никогда не бывала принуждена признаться, что она побѣждена. Но теперь она могла сознаться въ своей покорности, сознаться, что до сихъ поръ она сама не знала своей пользы. Она знала, что она должна уступить. Она должна была знать, какъ счастлива была бы она, еслибы ей представился случай уступить; а всё-таки — всё-таки еслибы она могла выбирать, она не пошла бы гулять съ своимъ кузеномъ въ этотъ вечеръ. Она плакала въ этотъ день оттого, что думала, что Уилль не придётъ опять; а теперь, когда онъ пришолъ въ первую возможную для него минуту, она почти готова была желать, чтобы онъ ушолъ.

— Я полагаю, вы поняли, что я приходилъ сегодня утромъ говорить только о дѣлахъ, сказалъ Бельтонъ, когда они ушли.

— Вы были очень добры, что пришли такъ скоро послѣ вашего пріѣзда.

— Я сказалъ этимъ людямъ въ Лондонѣ, что я хочу тотчасъ всё рѣшить.

— Я не знаю, что я должна вамъ сказать. Мнѣ совсѣмъ не нужно будетъ столько денегъ.

— Мы не будемъ говорить о деньгахъ сегодня. Я терпѣть не могу говорить о деньгахъ.

— Конечно, это не весьма пріятный предметъ.

— Да. Я терпѣть этого не могу — особенно между друзьями. И такъ у васъ вышло огорченіе съ вашими друзьями Эйльмерами?

— Надѣюсь, что я не дошла до огорченія. Эйльмеры никогда не были моими друзьями. Я принуждена противорѣчить вамъ во всёмъ, какъ вы видите.

— Мнѣ совсѣмъ не нравится капитанъ Эйльмеръ, сказалъ Уилль послѣ нѣкотораго молчанія.

— Я это видѣла, Уилль; кажется и онъ былъ не очень привязанъ къ вамъ.

— Привязанъ ко мнѣ! Мнѣ не нужна его привязанность. Я полагаю, онъ никогда не думалъ много обо мнѣ. А я не могъ не думать о немъ.

Клэрѣ нечего было говорить на это и она шла молча возлѣ него.

— Я полагаю, онъ не думаетъ пріѣхать сюда опять?

— Куда, въ Бельтонъ? Нѣтъ, нѣтъ, я не думаю, чтобы онъ опять вздумалъ пріѣхать въ Бельтонъ.

— И вы не поѣдете въ замокъ Эйльмеръ?

— Конечно нѣтъ. Вы не можете себѣ вообразить, какая это женщина, какая непріятная, какая жестокая, какая самовластная, какая дерзкая!

— Неужели она такая дурная женщина?

— Право такъ, Уилль. Я не могу не сказать вамъ правду.

— И онъ такой же дурной, какъ и она.

— Нѣтъ, Уилль, нѣтъ; не говорите этого о нёмъ.

— Онъ такой придирчивый. Онъ напалъ на меня за то, что я сказалъ, что у насъ въ Норфолькѣ хорошая охота.

— Намъ не надо говорить объ этомъ, Уилль.

— Да, разумѣется. Всё это прошло и кончено, я полагаю.

— Да — всё это прошло и кончено. Вы не знали моей тётки Уинтерфильдъ, а то поняли бы почему онъ понравился мнѣ.

— Я никогда её не видалъ, сказалъ Уилль.

Потомъ они шли нѣсколько времени молча и Клэра начала чувствовать нѣкоторое облегченіе — сначала, но потомъ къ ней воротилось какое-то глупое и тяжолое чувство, которое давило ея сердце съ утра послѣ посѣщенія Уилля. Она была права; а мистриссъ Эскертонъ ошиблась. Онъ воротился къ ней просто какъ кузенъ и теперь гулялъ съ нею и говорилъ такимъ образомъ для того, чтобы показать ей, что такъ должно быть. Но вдругъ они дошли до того мѣста, гдѣ раздѣлялись двѣ тропинки. Онъ обернулся къ ней и быстро спросилъ, но какой тропинкѣ имъ идти.

— Посмотрите, Клэра, пойдёте вы со мной туда?

Ей не нужно было смотрѣть, она знала, что онъ указывалъ на скалы.

— Мнѣ всё равно куда идти, сказала Клэра слабымъ голосомъ.

— Вамъ всё равно, а мнѣ нѣтъ. Вы помните куда ведётъ эта тропинка?

Ей нечего было отвѣчать на это. Она помнила это хорошо, помнила какъ Уилль увѣрялъ, что онъ никогда болѣе не пойдётъ къ этому мѣсту иначе какъ ея женихомъ.

— По какой тропинкѣ мы пойдёмъ? повторилъ Уилль.

— Я полагаю это всё равно, отвѣчала она дрожа.

— Нѣтъ это не всё равно. Для меня это очень много значитъ. Пойдёте вы на скалы?

— Я боюсь, что мы опоздаемъ, если долго будемъ гулять.

— Чтожъ за бѣда если и опоздаемъ? Пойдёте вы?

— Пожалуй — если вы желаете, Уилль.

Клэра ожидала, что скала будетъ алтаремъ, на которомъ принесена будетъ жертва; но теперь онъ не хотѣлъ ждать пока доведётъ её до священнаго мѣста. Онъ разумѣется намѣревался тамъ возобновить своё предложеніе; но онъ примѣтилъ, что его предложеніе было возобновлено и принято во время переговоровъ о тропинкѣ. Должно быть онъ думалъ, что болѣе говорить не нужно, потому что быстрѣе молніи онъ схватилъ её въ свои объятія и опять поцаловалъ, какъ при томъ ужасномъ случаѣ, когда онъ могъ едва надѣяться получить прощеніе.

— Уилльямъ, Уилльямъ! какъ вы можете обращаться со мною такимъ образомъ?

Но онъ вполнѣ понималъ свои преимущества и зналъ, что онъ теперь имѣетъ на это право, какъ прежде зналъ, что онъ захватываетъ чужія права.

— Зачѣмъ вы такъ грубы со мною, продолжала Клэра.

— Клэра, скажите, что вы любите меня.

— Я не скажу ничего за то, что вы такъ грубы.

Они медленно поднимались къ скаламъ. Такъ какъ онъ обнимать Клэру рукою, то допустилъ её идти нѣсколько времени, не говоря ни слова. Но когда они вошли на вершину скалы, онъ захотѣлъ слышать отъ нея положительное увѣреніе.

— Клэра, скажите, что вы любите меня.

— Развѣ я не всегда любила васъ, Уилль, почти съ первой минуты какъ увидала васъ?

— Это не то. Вы это знаете, Клэра, я имѣлъ много непріятностей и огорченій, не правда ли? Вамъ надо бы сказать слово, чтобы вознаградить меня за всё это — то-есть, если вы можете сказать.

— Что можетъ значить для васъ сегодня одно слово? Вы получили всё.

— Получилъ ли я васъ?

Она всё молчала.

— Я хочу имѣть отвѣтъ. Получилъ ли я васъ? Моя ли вы теперь?

— Я полагаю такъ, Уилль. Перестаньте. Я не хочу. Неужели это для васъ недовольно?

— Скажите мнѣ, что вы любите меня.

— Вы знаете, что я васъ люблю.

— Больше всѣхъ на свѣтѣ?

— Да — больше всѣхъ на свѣтѣ.

— И будете моей женой?

— О, Уилль! какъ вы допрашиваете!

— Вы скажете это, а потомъ всё будетъ какъ слѣдуетъ.

— Скажу, что? Мнѣ кажется, я сказала всё.

— Скажите, что вы будете моей женой.

— Я полагаю такъ, если вы этого желаете.

— Желаю ли! сказалъ онъ, вскочивъ съ своего мѣста и швырнувъ свою шляпу въ кусты. — желаю ли я! Я не думаю, чтобы вы понимали какъ я этого желалъ. Послушайте, Клэра; когда я воротился въ Норфолькъ, я увидалъ, что я не могу жить безъ васъ. Честное слово, это правда. Я не думаю, чтобы вы повѣрили мнѣ. Я даже рѣшился ѣхать въ Новую Зеландію. Право, рѣшился. Я не могъ оставаться въ одной странѣ съ этимъ человѣкомъ. Я свернулъ бы ему шею.

— Уилль, какъ вы можете говорить такимъ образомъ?

— Если вы не чувствовали это, вы не можете понять. Теперь всё прошло, но правда ли, Клэра?

— Если вы такъ думаете.

— Такъ думаю! О, Клэра, я такъ счастливъ! Поцалуйте меня.

Вы еще никогда меня не цаловали.

— Какой вздоръ!… Я не думала, чтобы вы были такой малюточка.

— Ей-богу, вы поцалуете! — или совсѣмъ не воротитесь домой къ чаю. Моя милая, милая, милая! Честное слово, Клэра, когда я начинаю думать объ этомъ, я готовъ сойти съ ума.

— Я думаю, что вы и безъ того уже сошли.

— Нѣтъ еще — но я сойду съ ума, когда останусь одинъ. Что я могу сказать вамъ, Клэра, чтобы заставить васъ понять какъ много я васъ люблю? Вы помните пѣсню: «За Энни Лори я лягу и умру». Разумѣется это вздоръ, чтобы умирать за женщину, мущина долженъ жить для нея. Но таково моё чувство. Я готовъ отдать вамъ мою жизнь. Вы понимаете меня?

— Милый Уилль! Дорогой Уилль!

— Не-уже-ли я вамъ дорогъ?

— А не-уже-ли вы въ этомъ не увѣрены?

— Мнѣ пріятно, когда вы это говорите. Мнѣ пріятно чувствовать, что вы не стыдитесь признаться въ этомъ. Господи! когда я подумаю въ какомъ дурномъ расположеніи духа ѣхалъ я на вчерашнемъ поѣздѣ!

— А теперь вы въ хорошемъ расположеніи?

— Да, въ очень хорошемъ. Достанется же Мэри, когда я ворочусь домой.

— Что же сдѣлала бѣдная Мэри?

— Это всё равно.

— Навѣрно она лучше васъ знаетъ что для васъ хорошо. Вѣрно она сказала вамъ, что вамъ не слѣдуетъ навязывать себѣ жену?

— Нужды нѣтъ что она ни сказала бы мнѣ. Теперь это рѣшено — не такъ ли?

— Надѣюсь, Уилль.

— Но еще не совсѣмъ рѣшено. Когда это будетъ? вотъ въ чомъ вопросъ?

Но на этотъ вопросъ Клэра положительно отказалась дать отвѣтъ удовлетворительный для ея жениха. Онъ продолжалъ приставать къ ней до тѣхъ поръ, пока она принуждена была напомнить ему о недавней смерти своего отца; тогда онъ разсердился на себя и объявилъ, что онъ скотъ.

— Вы добрѣйшій изъ людей, сказала Клэра: — но въ тоже время и самый нетерпѣливый.

— Это говоритъ Мэри; но какая польза ждать? Она хотѣла сегодня, чтобы я ждалъ.

— А такъ какъ вы ждать не хотѣли, то и попали въ ловушку, изъ которой не выберетесь никогда. Но пожалуйста пойдёмте; что подумаютъ о насъ?

— Я не буду удивляться, если подумаютъ что-нибудь близкое къ правдѣ.

— Что бы они ни подумали, мы воротимся. Уже десятый часъ.

— Прежде чѣмъ вы тронетесь съ мѣста, Клэра, скажите мнѣ точно ли вы счастливы?

— Очень счастлива.

— И вы рады, что это слупилось?

— Очень рада. Довольны ли вы этимъ?

— И вы любите меня?

— Люблю — люблю — люблю.

— Болѣе всѣхъ на свѣтѣ?

— Болѣе всѣхъ на свѣтѣ.

— Такъ покажите же мнѣ, что вы любите меня, сказалъ онъ, крѣпко сжавъ её въ своихъ объятіяхъ.

Дѣлая эту просьбу, онъ быстро объяснилъ ей, какой по его мнѣнію былъ самый приличный способъ, по которому влюблённые могли показать свою любовь.

Желалъ бы я знать, пришло ли въ голову Клэрѣ, когда она думала обо всёмъ этомъ, прежде чѣмъ легла спать въ эту ночь, что обращеніе капитана Эйльмера и Уилльяма Бельтона было совершенно различное. И если такъ, мнѣ хотѣлось бы еще знать, чьё обращеніе одобряла она болѣе, терпѣливаво или нетерпѣливаго человѣка?

ЗАКЛЮЧЕНІЕ.

Черезъ два мѣсяца послѣ сцены, описанной въ послѣдней главѣ, Клэра получила два письма отъ своихъ двухъ жениховъ, исторія любви которыхъ была разсказана мною. Эти письма будутъ представлены читателю, такъ какъ они объяснятъ, какимъ образомъ эти оба человѣка распорядились своими дѣлами. Мы начнемъ съ письма капитана Эйльмера, такъ какъ оно было первое прочтено; Клэра оставила второе письмо напослѣдокъ, какъ дѣти всегда оставляютъ сладкія лакомства.

"Замокъ Эйльмеръ, августъ 186-- "Любезная миссъ Эмедрозъ,

«Я слышалъ передъ отъѣздомъ изъ Лондона, что вы помолвлены съ вашимъ кузеномъ Уилльямомъ Бельтономъ, и думаю, что можетъ быть вамъ будетъ пріятно получить отъ меня извѣстіе, что я совершенно одобряю этотъ бракъ.»

— Очень мнѣ нужно его одобреніе или неодобреніе, сказала Клэра, читая это.

«Безъ сомнѣнія, это самое лучшее что вы можете сдѣлать, особенно такъ какъ это отстранитъ всѣ непріятности относительно наслѣдства.»

— Никогда не было никакихъ непріятностей, сказала Клэра.

«Пожалуйста поклонитесь отъ меня мистеру Бельтону, поздравьте его и скажите ему, что я желаю ему всевозможнаго счастья въ супружествѣ».

— Экой пишетъ вздоръ! сказала Клэра.

Въ этомъ она была несправедлива, но звучныя плоскости капитана Эйльмера такъ не походили на звучныя увѣренія мистера Бельтона, что её надо извинить, если она начала чувствовать безразсудное отвращеніе къ капитану.

«Я надѣюсь, что вы не совершенно равнодушно примите извѣстіе о томъ, что и я также женюсь на дѣвицѣ, которую я зналъ давно и всегда высоко уважалъ. Это лэди Эмили Тэгмаггертъ, младшая дочь графа Мёлля.»

Почему Клэра немедленно почувствовала презрѣніе къ лэди Эмили Тэгмаггертъ и увѣрила себя, что ея сіятельство была худощавая, сухая, угрюмая старая дѣва съ краснымъ носомъ, объяснить я не могу; но я знаю, что таковы были ея мысли о невѣстѣ капитана Эйльмера.

«Лэди Эмили искренній другъ моей сестры; и такъ какъ вы знаете, какъ дружно наше семейство, вы почувствуете, какъ долженъ я быть радъ, когда скажу вамъ, что моя мать совершенно одобряетъ этотъ бракъ. Я полагаю, мы обвѣнчаемся весной. Мы вѣроятно будемъ проводить нѣсколько мѣсяцевъ каждый годъ въ Перивэлѣ, и я надѣюсь, что мы будемъ имѣть удовольствіе видѣть васъ въ гостяхъ въ нашемъ домѣ».

Читая это, Клэра задрожала и внутренно дала обѣщаніе, что она никогда не будетъ имѣть желанія посѣтить скучныя улицы городка, такъ хорошо ей знакомаго.

— Надѣюсь, что она будетъ добра къ бѣдному мистеру Посситту, сказала Клэра: — и будетъ давать ему портвейнъ но воскресеньямъ.

«Мнѣ остаётся сказать еще одно. Вы вспомните, что я имѣлъ намѣреніе выплатить вамъ по завѣщанію моей тётки тотчасъ послѣ ея смерти, но что мнѣ помѣшали въ этомъ обстоятельства независящія отъ меня. Теперь я передалъ мистеру Грину для васъ всю сумму съ 59 фунтами, 18 шиллингами, 3 пенсами — проценты считая по пяти на сто. Надѣюсь, что это удовлетворительно».

— Это совсѣмъ неудовлетворительно, сказала Клэра положивъ письмо и рѣшившись сказать Уиллю Бельтону, чтобы эти деньги были тотчасъ возвращены.

Надо однако объяснить здѣсь, что Клэра въ этомъ отношеніи была обманута въ ожиданіи и что она была принуждена мистеромъ Гриномъ принять деньги.

— Когда такъ, они пойдутъ на перивэльскую больницу, объявила Клэра.

Къ этому мистеръ Гринъ былъ совершенно равнодушенъ, но я не думаю, чтобы деньги, такъ заботившія мистриссъ Уинтерфильдъ на ея предсмертномъ одрѣ, были впослѣдствіи употреблены на такое достойное дѣло.

«Теперь, любезная миссъ Эмедрозъ» продолжалось въ письмѣ: "я прощусь съ вами, прося принять увѣреніе въ моёмъ неизмѣнномъ уваженіи и сердечномъ желаніи вамъ счастья. Вѣрьте, что я всегда буду

"Искренно вамъ преданный

"ФРЕДЕРИКЪ ЭЙЛЬМЕРЪ."

— Въ его уваженіи! сказала, Клэра кончивъ письмо: — желала бы я знать, кого онъ больше уважаетъ, меня или лэди Эмили Тэгмаггэртъ. Онъ ни съ кѣмъ никогда не пойдётъ дальше уваженія.

Послѣднее прочтённое письмо заключалось въ слѣдующемъ:

"Плэстоу, августъ 186--. "Возлюбленная Клэра,

"Не думаю, чтобы я кончилъ когда-нибудь и я начинаю ненавидѣть занятія по фермѣ. Здѣсь ужасно скучно, я одинъ провожу всѣ вечера, спрашивая себя, почему я осуждёнъ на это, когда вы и Мэри спокойно поживаете въ Бельтонѣ. Мы начали съ пшеницы, и какъ только кончимъ съ нею, я убѣгу. Я ячмень я предоставлю Бёнсу. Бёнсъ знаетъ столько же какъ и я — а о томъ, чтобы я остался здѣсь всё лѣто, не можетъ быть и рѣчи.

"Мой милый, драгоцѣнный ангелъ, разумѣется я не намѣренъ уговаривать васъ дѣлать, что бы то ни было, что вамъ не нравится; но честное слово, я не вижу справедливости въ томъ, что вы говорите. Вы знаете, что я столько же уважаю память вашего отца, какъ кто бы то ни было, но какой вредъ сдѣлаетъ это ему, если мы обвѣнчаемся тотчасъ? Не думаете ли вы, что онъ самъ пожелалъ бы этого? Мы можемъ обвѣнчаться очень тихо. Только бы это сдѣлалось, а какъ это сдѣлается, мнѣ право всё равно. Мнѣ кажется, что было бы всего лучше сходить въ церковь и воротиться домой, не сказавъ ни слова никому. Я терпѣть не могу суеты и тому подобнаго вздора, и право думаю, что никто не имѣлъ бы права ничего сказать, еслибы мы сдѣлали это тотчасъ и такимъ образомъ. Я страдалъ цѣлый годъ. Вы должны сознаться и я самъ думаю, что я долженъ быть вознаграждёнъ.

"А гдѣ жить, выбирайте сами. Вы будете жить гдѣ хотите, въ Тимбукту, если вамъ захочется. Мнѣ не хотѣлось бы бросить Плэстоу, потому что мой отецъ и дѣдъ сами обработывали здѣсь землю; но я совершенно готовъ не жить здѣсь. Не думаю, чтобы вамъ здѣсь понравилось, потому что Плэстоу похожъ на ферму. Только мнѣ хотѣлось бы иногда пріѣзжать и посмотрѣть на старое мѣсто. Мнѣ хотѣлось бы сломать домъ въ Бельтонѣ и выстроить другой. Но вы не должны предлагать отложить свадьбу до тѣхъ поръ, потому что у меня не достанетъ на это духу. Если вы хотите, я рѣшусь постоянно жить въ Бельтонѣ, и заведу тамъ цѣлое стадо, и не сомнѣваюсь, что разбогатѣю. Мнѣ надоѣло каждый день въ жизни смотрѣть на прямые ряды на большихъ квадратныхъ поляхъ.

"Поцалуйте за меня Мэри. Надѣюсь, что она сражается за меня. Пожалуйста, подумайте обо всёмъ этомъ и смягчитесь, если можете. Мнѣ такъ хочется положить конецъ этому чистилищу. Еслибы была какая-нибудь польза, я не сказалъ бы ни слова; но къ чему же мучиться, когда никакой пользы нѣтъ. Богъ да благословитъ васъ, дорогая душа. Я такъ много васъ люблю.

"Любящій васъ
"У. БЕЛЬТОНЪ."

Клэра два раза поцаловала письмо, прижала его къ сердцу, а потомъ сидѣла молча съ полчаса, думая объ этомъ письмѣ — о письмѣ и о человѣкѣ написавшемъ его и о томъ, кто написалъ другое письмо. Она не могла не вспомнить, какъ тотъ, другой человѣкъ думалъ обращаться съ нею, когда онъ и она имѣли намѣреніе соединить свою судьбу; какъ онъ былъ холодень, какъ остороженъ, какіе подавать совѣты; какъ самъ читалъ нравоученія и угрожалъ ей нравоученіями матери; какъ очевидно намѣревался принести ея жизнь въ жертву своей; какъ замышлялъ заключить её въ Перивэлѣ, а самому жить холостякомъ въ Лондонѣ! Понятія Уилля Бельтона о суцружеской жизни были очень различны. Только будьте моею тотчасъ, теперь немедленно, и всё будетъ сдѣлано такъ какъ вы хотите. Вотъ каково было его предложеніе. Eгo готовность сообразоваться съ ея желаніями была очень сладостна для нея; но это вполовину было не такъ сладостно, кдкь нетерпѣніе, съ которымъ онъ требовалъ себѣ награды. Какъ она обожала его за то, что онъ считалъ свое настоящее положеніе чистилищемъ! Какъ могла она отказать въ чомь нибудь тому, кто такъ сильно желалъ обладать ею?

Ей было совершенно всё равно, гдѣ ни жить, только бы жить съ нимъ; но для него она считала приличнымъ только одно мѣсто. Онъ былъ Бельтонъ Бельтонскій и ему не слѣдовало жить въ другомъ мѣстѣ. Разумѣется она будетъ ѣздить съ нимъ въ Плэстоу такъ часто, какъ онъ пожелаетъ, но Бельтонскій замокъ долженъ быть его постояннымъ мѣстопребываніемъ. Она обязана имъ гордиться и для него самого она будетъ просить, чтобы домъ ихъ былъ въ Сомерсетширѣ.

— Мэри, сказала она своей кузинѣ вскорѣ послѣ того: — Уилль велѣлъ васъ поцаловать.

— А что еще онъ пишетъ?

— Я не скажу вамъ всего; надѣюсь, вы и не ожидаете.

— Не ожидаю; но можетъ быть можно сказать еще что-нибудь.

— Ничего особеннаго. Вы такъ хорошо его знаете, что можете вообразить что онъ пишетъ.

— Милый Уилль! Я увѣрена, что онъ имѣлъ намѣреніе писать пріятное.

Разговорь на томъ бы и кончился, еслибы Клэра не хотѣла непремѣнно говорить о письмѣ. Она желала, чтобы Мэри уговаривала её сдѣлать то, насчотъ чего уговаривалъ её Уилль, или по крайней-мѣрѣ узнать, думаетъ ли Мэри, что желаніе ея брата можно исполнить безъ всякаго неприличія.

— Какъ вы думаете, мы должны жить здѣсь? спросила она.

— Непремѣнно — если вы оба этого желаете.

— Онъ такой добрый — такой безкорыстный, что онъ будетъ спрашивать меня чего я болѣе желаю.

— А чего же вы болѣе желаете?

— Мнѣ кажется, онъ долженъ жить здѣсь, потому что это старое фамильное помѣстье. Признаюсь, для меня имя значитъ что-нибудь. Онъ говоритъ, что онъ выстроилъ новый домъ.

— Онъ думаетъ, что онъ будетъ готовъ къ вашей свадьбѣ?

— Вотъ въ этомъ-то и затрудненіе. Можетъ быть вамъ лучше прочесть его письмо. А я не знаю, зачѣмъ мнѣ не показать его вамъ. Оно только скажетъ вамъ то, что уже вамъ извѣстно — то-есть, что Уилль самый великодушный человѣкъ на свѣтѣ.

Мэри прочла письмо.

— Что мнѣ ему сказать? спросила Клэра. — Такъ тяжело отказывать въ чомъ-нибудь такому великодушному, правдивому и доброму человѣку.

— Тяжело.

— Но видите, мой бѣдный милый отецъ умеръ такъ недавно.

— Я право не знаю, какъ свѣтъ думаетъ объ этомъ, сказала Мэри.

— Мнѣ кажется, намъ надо подождать по-крайней-мѣрѣ годъ, грустно сказала Клэра.

— Бѣдный Уилль! у него разъ двѣнадцать разобьётся сердце въ это время, но когда наступитъ счастье, онъ будетъ тѣмъ счастливѣе.

Клэра, услышавъ это, почти возненавидѣла свою кузину Мэри — не за себя, а за Уилля. Уилль такъ безусловно полагался на свою сестру, а она не могла отстоять его права лучше этого! Точно будто Мэри была равнодушна къ счастью своего брата. Клэра думала, что еслибы Уилль былъ ея братомъ и какая-нибудь дѣвушка спросила ея совѣта въ подобныхъ обстоятельствахъ, она отвѣчала бы ей совершенно другимъ образомъ. Она сказала бы такой дѣвушкѣ, что ея первая обязанность должна быть къ человѣку, который сдѣлается ея мужемъ, и ни слова не сказала бы ей о мнѣніи свѣта. И что значитъ мнѣніе свѣта для тѣхъ, которые должны составлять весь свѣтъ другъ для друга!

Въ этотъ день Клэра пошла къ мистриссъ Эскертонъ и успѣла получить отъ нея совѣтъ, хотя не показала ей письма Уилля.

— Разумѣется я знаю, что онъ пишетъ, сказала мистриссъ Эскертонъ. — Если я не ошиблась въ этомъ человѣкѣ, онъ хочетъ вѣнчаться завтра.

— Нѣтъ, не такъ скоро, сказала Клэра.

— Такъ послѣзавтра. Разумѣется онъ въ нетерпѣніи и не видитъ никакой причины, почему его нетерпѣніе удовлетворить нельзя.

— Онъ въ нетерпѣніи.

— А вы навѣрно не рѣшаетесь по случаю смерти вашего отца?

— Мнѣ кажется, что она случилась только вчера, не правда ли? сказала Клэра.

— Мнѣ всё кажется точно вчера. Я сама будто вѣнчалась только вчера.

— И разумѣется, хотя я сдѣлала бы все что могу, о чомъ онъ меня проситъ…

— Но сдѣлали ли бы вы всё?

— Всё что не было бы дурно. Почему мнѣ не сдѣлать, когда онъ такъ добръ ко мнѣ?

— Такъ напишите ему, душа моя, что будетъ такъ какъ онъ желаетъ; повѣрьте мнѣ, дни Іакова прошли. Мущины не умѣютъ теперь ждать и всегда лучше поймать рыбку, когда можно.

— Вы не предполагаете, что я имѣю подобную мысль?

— Я увѣрена, что вы не имѣете, и увѣрена, что онъ не заслуживаетъ подобной мысли; но чѣмъ выше его заслуги, тѣмъ болѣе должна быть награда. Будь я на вашемъ мѣстѣ, я не думала бы ни о чомъ, кромѣ него, и поступала бы во всёмъ, какъ онъ желаетъ.

Клэра поцаловала свою пріятельницу, разставаясь съ ною, и рѣшила, что всѣ женскіе грѣхи должны проститься ей. Женщина, которая можетъ давать такіе превосходные совѣты, заслуживаетъ, чтобы каждый ея грѣхъ былъ прощонъ.

— Они обвѣнчаются еще до конца лѣта, сказала мистриссъ Эскертонъ своему мужу въ этотъ день. — Мнѣ кажется, мущина можетъ получить всё что пожелаетъ, если только будетъ крѣпко приставать.

Они обвѣнчались осенью, а не лѣтомъ. Какими именно словами Клэра отвѣчала на письмо своего жениха, я не скажу; но отвѣтъ ея былъ такого свойства, что Бельтонъ былъ принуждёнъ оставить Плэстоу даже прежде жатвы пшеницы. На Бёнса было возложено большое довѣріе въ этомъ случаѣ, и я имѣю причины полагать, что оно не было неумѣстно. Они обвѣнчались въ сентябрѣ — да, въ сентябрѣ, хотя письмо Уилля было написано въ августѣ — а въ началѣ октября воротились съ свадебной поѣздки въ Плэстоу. Клэра непремѣнно хотѣла ѣхать въ Плэстоу и научиться тамъ всѣмъ подробностямъ, относящимся до фермы. Она записала, сколько десятинъ въ какомъ полѣ и какой среднимъ числомъ доходъ съ земли.

— Мы пріѣдемъ сюда на охоту въ будущемъ году, сказалъ Уилль: — то-есть если ничто намъ не помѣшаетъ.

— Надѣюсь, намъ не помѣшаетъ ничего, сказала Клэра.

— А можетъ быть, но если нѣтъ, мы пріѣдемъ. Всё остальное я предоставляю Бёнсу и буду пріѣзжать сюда разъ или два въ годъ. Долго жить здѣсь тебѣ не годится.

— А мнѣ здѣсь очень нравится. Ферма меня чрезвычайно интересуетъ.

— Зимою здѣсь тебѣ надоѣло бы. Если вести ферму хорошо, она должна быть безобразна. Живописные уголки и закоулки должны быть всѣ перевернуты вверхъ дномъ, а живая изгородь уничтожена, потому что намъ нуженъ солнечный свѣтъ. Въ Бельтонѣ же около самаго дома мы не будемъ заботиться объ обработкѣ, но будемъ держаться живописнаго.

Въ Бельтонѣ начали немедленно строить новый домъ. Бельтонъ сначала предполагалъ, что домъ будетъ готовъ въ концѣ перваго лѣта, но это оказалось невозможнымъ.

— Мы должны отложить до будущаго мая, говорилъ Бельтонъ, прохаживаясь около неоконченнаго дома съ полковникомъ Эскертономъ: — это ужасно досадно.

— Разумѣется вы не можете переѣхать въ сырой домъ зимой.

— Люди строятъ же домъ въ Лондонѣ въ двѣнадцать мѣсяцевъ.

— Зато у этихъ людей и умираютъ жоны и дѣти отъ простуды и болѣзни горла и другихъ недуговъ подобнаго рода. Я не переѣхалъ бы ни за что въ новый домъ, пока не былъ бы увѣренъ, что онъ сухъ.

Такъ какъ Уилль въ это время былъ женатъ десять мѣсяцевъ, онъ не могъ еще думать о дѣтяхъ, но онъ уже сдѣлалъ распоряженія на осень, которыя не допускали ежегодной поѣздки въ Плэстоу, о которой говорила Клэра и которую онъ считалъ, съ своимъ характеристическимъ благоразуміемъ, подверженною возможнымъ препятствіямъ. Онъ уѣзжалъ въ первыхъ числахъ сентября, но немедленно воротился, а въ концѣ этого мѣсяца онъ имѣлъ уже право говорить о своей семьѣ.

На слѣдующую весну они переѣхали въ новый домъ — очень хорошенькій домъ казался онъ всѣмъ, кто зналъ мистера Уилльяма Бельтона. Когда они тамъ поселились и когда маленькому Уиллю было уже восемь мѣсяцевъ — маленькому Уиллю, въ честь котораго были зажжены потѣшные огни, какъ будто его рожденіе было важнымъ событіемъ въ той сторонѣ, вѣдь не былъ ли онъ первымъ Бельтономъ, Бельтонскимъ родившимся тамъ въ первое столѣтіе? — тогда явились гости въ новомъ Бельтонскомъ замкѣ, гости важные, имѣвшіе право на большое вниманіе. Это были не кто иные какъ капитанъ Эйльмеръ, перивэльскій депутатъ, и его супруга, лэди Эмили Эйльмеръ, урожденная Тэгмаггэртъ. Они только-что обвѣнчались и пріѣхали въ Бельтонскій замокъ тотчасъ послѣ своей свадебной поѣздки. Убили жирнаго тельца, пригласили къ обѣду Эскертоновъ, и капитанъ Эйльмеръ держалъ себя очень хорошо, хотя можетъ быть безпокоился насчотъ репутаціи своей молодой жены. На обѣдѣ были и старый ректоръ, и сквайръ изъ сосѣдняго прихода, и всё было прекрасно и очень скучно. Капитанъ Эйльмеръ былъ очень доволенъ своимъ визитомъ и объявилъ лоди Эмили, что мистеръ Уилльямъ Бельтонъ очень понравился въ супружествѣ. А Уилль былъ очень скученъ во весь вечеръ и вовсе не походилъ на пылкаго, запальчиваго, безразсуднаго человѣка, котораго канитапъ Эйльмеръ видѣлъ въ гостинницѣ у станціи сѣверной желѣзной дороги.

— Я была въ этомъ увѣрена, сказала Клэра своему мужу въ этотъ вечеръ.

— Въ чомъ увѣрена, другъ мой?

— Что у ней красный носъ.

— У кого красный носъ.

— Не будь такъ глупъ, Уилль. У кого — разумѣется, у лэди Эмили!

— Честное слово, я этого не примѣтилъ.

— Ты никогда ничего не примѣчаешь, Уилль. Но не правда ли, что она очень дурна?

— Право я не знаю. Конечно, она не такъ хороша какъ нѣкоторыя особы.

— Не говори глупостей, Уилль. Какъ ты думаешь, сколько ей лѣтъ?

— Сколько лѣтъ? Позволь. Тридцать будетъ.

— Если ей не за сорокъ, я согласна перемѣниться съ ней носами.

— Нѣтъ — мы этого не сдѣлаемъ.

— Не могу понять, какъ можно жениться на такой женщинѣ. Конечно, можетъ быть она женщина очень добрая, только что же мущинѣ-то въ этомъ? разумѣется она графиня, а это стоитъ чего-нибудь.

Но Уилль Бельтонъ не былъ способенъ къ разговору въ этотъ часъ и такъ скоро заснулъ, что не могъ сдѣлать возраженія на послѣднее замѣчаніе.