БОТАНИЧЕСКІЕ САДЫ ТРОПИКОВЪ
Воспоминанія изъ кругосвѣтнаго плаванія.[править]
Во время моего послѣдняго кругосвѣтнаго плаванія, въ 1891 г., мнѣ пришлось познакомиться съ ботаническими садами тропиковъ обоихъ полушарій.
Задача всякаго ботаническаго сада, независимо отъ широты и долготы, подъ которыми онъ лежитъ, несомнѣнно состоитъ въ томъ, чтобы обладать наибольшимъ, для него возможнымъ, числомъ особенно важныхъ въ научномъ отношеніи растительныхъ формъ, при томъ возможно точно и полно опредѣленныхъ и расположенныхъ, и въ наиболѣе строго естественно систематическомъ порядкѣ, разумѣя подъ этимъ систематику въ смыслѣ результата всесторонняго изученія отдѣльныхъ формъ, сливающихся въ одно органически общее цѣлое — въ стройную картину всего растительнаго царства, освѣщенную постепеннымъ осложненіемъ формъ его составляющихъ, — начиная съ элементарныхъ одноклѣточныхъ организмовъ и кончая сложными типами совершеннѣйшихъ представителей всего міра растеній.
Отсюда понятная, необходимая для каждаго современно устроеннаго ботаническаго сада, потребность имѣть, кромѣ неизбѣжныхъ гербарія и библіотеки, также и лабораторіи, дающія возможность изучать какъ внутреннее строеніе растеній, такъ и физіологическія явленія, въ нихъ совершающіяся, вмѣстѣ съ вытекающими изъ этихъ явленій химическими процессами, результатомъ чего является накопленіе въ растительномъ организмъ тѣхъ его специфическихъ продуктовъ, изученіемъ которыхъ занимается растительная химія.
Таковы общія научныя требованія для всѣхъ ботаническихъ садовъ. Будемъ имѣть ихъ въ виду и при сравненіи между собою тропическихъ садовъ англичанъ (Перадэнія, Сингапуръ, Гонгь-Конгъ), французовъ (Сайгонъ) и голландцевъ (Бейтэнзоргъ и Твибодасъ). Начнемъ съ Перадэніи, этого несомнѣнно важнѣйшаго изъ всѣхъ садовъ англійскихъ колоній (въ Калькуттѣ я не былъ, и объ ея садѣ личныхъ свѣденій не имѣю), — богатѣйшаго въ смыслѣ роскоши растительности Цейлона, — этой сказочной «Тапробаны» древнихъ, куда я попалъ въ февралѣ прошлаго года черезъ погребенную въ снѣгу необычно суровой зимы Италію, очень прохладный по той же причинѣ Египетъ и менѣе обычнаго жаркій Адэнъ, гдѣ въ день моего прихода собирался даже идти, хотя все-таки не пошелъ, дождь, не выпадающій такъ по нѣскольку лѣтъ подъ-рядъ.
Къ Перадэніи подавляющая роскошь флоры самаго острова усиливается еще значительно богатствомъ и обиліемъ иныхъ — африканскихъ и южно-американскихъ — экваторіальныхъ и тропическихъ формъ, нашедшихъ для себя здѣсь, въ полномъ смыслѣ слова, второе отечество.
Понятно, что въ бѣгломъ очеркѣ намъ возможно будетъ остановиться лишь на замѣчательнѣйшихъ представителяхъ сада, такъ дли иначе сообщающихъ ему особо характерныя и типическія особенности.
Перадэнія расположена по желѣзнодорожной линіи между Канди, древнею столицею острова, и Коломбо, главнымъ въ настоящее время приморскимъ городомъ Цейлона, отстоящимъ отъ Канди на пять часовъ времени ѣзды по живописнѣйшей желѣзной дорогѣ. Перадэнія находится въ ¼ часа разстоянія отъ Канди по желѣзной дорогѣ и около часа ѣзды въ коляскѣ, по шоссе, превосходному, какъ и вообще всѣ главныя дороги Цейлона. Поѣздъ останавливается у маленькой станціи: Peradenia Garden, лежащей недалеко (около ¼ километра приблизительно) справа, если ѣхать со стороны Канди. Здѣсь открывается передъ вами дѣйствительно дивная по живописности положенія и могучей, разнообразной растительности Перадэнія — главный ботаническій садъ Цейлона, расположенный на высотѣ около 1.500 футовъ надъ уровнемъ моря (высота Канди 1.532 фута), тогда какъ Коломбо лежитъ у самой песчаной отмели Индійскаго океана, заливаемой совсѣмъ во время дующаго здѣсь въ іюнѣ — сентябрѣ юго-западнаго муссона.
Садъ занимаетъ пространство въ 150 акровъ. Сама мѣстность Перадэніи представляется въ видѣ какъ бы окруженнаго холмами, выдающагося удлиненнаго мыса, омываемаго извивомъ рѣки Mahaweli-Ganga (Ganga — рѣка). Это — красивая котловина, охваченная кольцомъ окружающихъ ее холмовъ горной цѣпи, поднимающейся постепенно отъ низменнаго и плоскаго морского берега къ возвышенному центру острова. Такимъ образомъ, красота мѣстности, благопріятнѣйшія климатическія условія, роскошная растительность и мастерская разбивка сада дѣлаютъ Перадэнію роскошнѣйшимъ въ мірѣ паркомъ; его великолѣпіе и могучую, въ особенности для непривычнаго взгляда гиперборейца, фантастическую мощь можетъ понята и представить себѣ только тотъ счастливецъ, на чью долю выпала возможность полюбоваться богатѣйшимъ проявленіемъ растительной силы на земномъ шарѣ вообще.
Уже одинъ входъ въ садъ очаровываетъ зрителя. Каменная ограда и столбъ двойныхъ изящныхъ металлическихъ воротъ покрыты сплошнымъ зеленымъ ковромъ, на которомъ большими, неправильными участками рѣзко выдѣляются ярко фіолетовыя пятна — цвѣтки повидимому, но такъ кажется лишь на первый взглядъ: подойдя ближе, вы видите, что предполагаемые цвѣтки на самомъ дѣлѣ только покрашенные верхніе листья: ярко-фіолетовые прицвѣтники, въ углахъ которыхъ сидятъ довольно мелкіе и невзрачные желтовато-бѣлые, издали совершенно незамѣтные, цвѣтки. Передъ вами бразильская красавица Bougainvillea Spectabilis Willdenow, нашедшая для себя на Цейлонѣ новое отечество.
У входа въ садъ видимъ двѣ роскошныя, приземистыя еще по ихъ молодости, масляныя пальмы: Elaeis Guinensis Jaqnin, съ ихъ очень толстымъ (характернымъ для молодого возраста) стволомъ и длинными, лишь постепенно расходящимися кверху перистыми листьями.
Тотчасъ противъ входа, за этими двумя великолѣпными представителями западной Африки, расположена изящная группа могучихъ великановъ: перистыхъ (виды родовъ; Phoenix, Areca, Pinanga), пальчатыхъ (Sabal, Levistonia) и папоротниковидныхъ (Caryota urens L.) пальмъ, у подножія которыхъ выдѣляются столь же изящныя, какъ и типичныя: Furcroya, Dasylirion и другія, напоминающія внѣшнимъ видомъ агавы и алоэ, сочныя растенія, окаймленныя въ свою очередь различными перистыми и вѣерными низкорослыми пальмами-карликами.
Великолѣпное зрѣлище представляетъ убѣгающая отсюда въ глубь сада, изящными извивами, пальмовая аллея величественной уроженки Кубы — орэдоксы, Oreodoxa regia Kunth. Гладкій, совершенно прямой и блестящій, желто-красноватый, кольчатый стволъ этой высокой пальмы, увѣнчанный развѣсистымъ опахаломъ длинныхъ перистыхъ листьевъ, является постоянно равномѣрно утолщеннымъ у основанія и нерѣдко веретенообразно вздутымъ по срединѣ его.
Къ числу замѣчательнѣйшихъ пальмъ самого Цейлона принадлежитъ безспорно: Corypha umbraxulifera L. — священная зонтичная пальма, «Talipot» англичанъ. Громадные, складчатые въ видѣ вѣера, листы этой пальмы въ ея молодомъ возрастѣ служатъ съ незапамятныхъ временъ, какъ на Цейлонѣ, такъ и въ Индіи, матеріаломъ, на которомъ тупою желѣзною спицею писались и переписываются понынѣ священныя книги браманитовъ и буддистовъ.
Впослѣдствіи пальма развиваетъ свой высокій, прямой и кольчатый, сѣрый стволъ, по которому нерѣдко прихотливо ползутъ эпифиты, различныя аройниковыя (Pothos, Philodendron) и папоротники, на немъ поселяющіеся. Въ такомъ видѣ дерево живетъ 40—50 лѣтъ, когда наступаетъ періодъ его перваго и послѣдняго въ жизни цвѣтенія, такъ какъ Coripha ambraculifera принадлежитъ къ монокартическимъ, то-есть разъ въ жизни только цвѣтущимъ и дающимъ плоды растеніямъ.
Въ это время, въ теченіе не болѣе трехъ мѣсяцевъ, надъ вершиною безпомощно опускающихся теперь внизъ листьевъ выдвигается конечное могучее соцвѣтіе, въ видѣ гигантской метелки, равняющееся почти одной трети длины всего ствола и вѣнчающее послѣдній какъ бы въ видѣ особой надставки своею гигантскою желтовато-пушистою метелкою.
Затѣмъ, по созрѣваніи плодовъ, черезъ годъ или болѣе послѣ цвѣтенія, пальма начинаетъ сохнуть и вскорѣ окончательно умираетъ.
Въ бытность мою въ Перадэніи удалось мнѣ видѣть эти, какъ цвѣтущія, умирающія, такъ и умершія уже послѣ созрѣванія плотовъ ихъ, священныя пальмы.
Весьма типична для Цейлона и характерная «Kitul», Сати"ta urens L. — пальма, съ ея гигантскими очередными листьями, оминающими очертанія иныхъ папоротниковъ (виды рода Adium) и громадными кистями, чередующихся этажами колоссальныхъ, висящихъ внизъ, мужскихъ и женскихъ соцвѣтій. Рѣзкій контрастъ каріоты являетъ собою относительно невысокія, но снабженная весьма развѣсистою вершиною, опахаловидная пальма — такъ-называемая «Пальметто», Sabal Palmetto Lodd. родина которой югъ сѣверо-американскихъ штатовъ. Широко-округлые листья ея оканчиваются многочисленными, длинными, утонченными въ видѣ нитей, висящими вертикально внизъ лопастями. придающими «Пальметто», вмѣстѣ съ обильными громадными кистями плодовъ ея, видъ столь же изящный, какъ и оригинальный.
Наиболѣе типичною изъ всѣхъ пальмъ является, однакоже, не для Перадэніи только, но и для всего Цейлона вообще, пальма кокосовая, Cocos nucifera L., «Pol» синтезовъ, имѣющая громадное экономическое значеніе по доставляемому ею маслу, волокну (Coïr), сѣменнымъ ядрамъ (Copra), вывозимымъ въ Европу и Америку ради волокна, для выжиманія масла. Для туземцевъ кокосовый орѣхъ — одна изъ важнѣйшихъ принадлежностей незатѣйливой мѣстной кухни ихъ.
Когда послѣ 7—8-дневнаго плаванія по Индійскому океану, отъ Адена до Коломбо, на горизонтѣ покажется, наконецъ, темная черта земли, то первыми, что на ней отличаешь жаждущій материка взоръ путника, будутъ высокіе и стройные, но зато и постоянно искривленные, тонкіе стволы кокосовой пальмы, увѣнчанные вершиною изъ 15—25 гигантскихъ перистыхъ листьевъ, представляющіе рѣзкій контрастъ съ тѣми толстыми и относительно неизящными стволами пальмы финиковой (Phoenix dactylifera L.), которые путникъ еще недавно привѣтствовалъ у береговъ Александріи, какъ первыхъ типическихъ представителей Африки.
Тонкій и высокій, сѣро-бѣловатый, никогда не прямой, кокосъ получаетъ свой вполнѣ характерный типъ только въ старости, т.-е. имѣя отъ роду уже нѣсколько десятковъ лѣтъ. При такихъ условіяхъ, вмѣстѣ съ «пизангомъ», извѣстнымъ обыкновенно подъ болѣе распространеннымъ именемъ «банана», Musa Sapientnm L., кокосъ является типическимъ спутникомъ человѣка не только на Цейлонѣ, Сингапурѣ, Явѣ, Малакѣ, въ Камбоджѣ, но и повсемѣстно почти въ тропикахъ обоихъ полушарій.
Молодой кокосъ характеризуется сильно развитымъ вѣнцомъ своихъ изящно-перистыхъ листьевъ, блестящій ярко-зеленый цвѣтъ которыхъ еще возвышается контрастомъ ихъ ярко-желтаго срединнаго нерва (продолженіе черешка) и еще относительно очень короткимъ, пока болѣе или менѣе прямымъ стволомъ, на 4—5-м году уже украшеннымъ золотисто-бурыми кистями крупныхъ, овально и неявственно трехъ-гранныхъ плодовъ — кокосовыхъ орѣховъ.
Останавливаться на всѣхъ полезныхъ и неизбѣжныхъ даже приложеніяхъ кокоса въ жизни туземцевъ: его дерева, листьевъ, сока, обильно вытекающаго изъ предварительно перевязанныхъ и черезъ сутки срѣзаемыхъ соцвѣтій (сокъ этотъ служитъ, какъ и сокъ пальмы-каріоты, для вывариванія бураго сахара и для полученія пальмоваго вина «Годду») и самихъ плодовъ его — орѣховъ, нѣтъ возможности. Нельзя, однакоже, не сдѣлать въ этомъ отношеніи исключенія для неизбѣжной кокосовой воды, со времени чуть-ли не первыхъ путешествій въ тропики неправильно называемой молокомъ кокосовыхъ орѣховъ.
Созрѣвающее, но еще далеко не зрѣлое сѣменное ядро кокоса слагается изъ тонкаго, плотнаго, снѣжно-бѣлаго, прилежащаго совнутри къ сѣменной оболочкѣ и напоминающаго вкусомъ миндаль, пояса и губчатой, также бѣлой, сладковатой волокнистой массы. Ядро содержитъ въ себѣ полость, которая тѣмъ больше объемомъ, чѣмъ моложе самъ орѣхъ. Полость эта внутри сѣмени плода, достигшаго уже своего полнаго развитія (въ смыслѣ величины), содержитъ въ себѣ болѣе двухъ большихъ стакановъ совершенно прозрачной, едва опалесцирующей жидкости — кокосовой воды, называемой обыкновенно и совершенно неправильно кокосовымъ молокомъ, потому что въ орѣхахъ, давно сорванныхъ а, слѣдовательно, несвѣжихъ уже, она становится, дѣйствительно, точно-непрозрачною и въ дѣло негодною, вслѣдствіе ея непріятнаго, отзывающагося прогорклымъ масломъ вкуса — результата наступающаго разложенія. Зато свѣжая кокосовая вода во многихъ отношеніяхъ является предметомъ большой важности, въ смыслѣ необходимости соблюденія въ тропикахъ величайшей осторожности при удовлетвореніи столь тягостной и обычной въ сихъ широтахъ жажды.
Пить необходимо, но напиться изъ перваго ручья или рѣки часто равносильно умышленному самозаряженію маляріею (злокачественною лихорадкою), столь гибельною здѣсь дизентеріею или по крайней мѣрѣ особаго рода глистою (Anchilostomum duodtuale), вызывающею особаго рода упорное малокровіе и часто смерть, путемъ внутреннихъ кишечныхъ кровотеченій, вслѣдствіе покусыванія ею стѣнокъ двѣнадцатиперстной кишки, да и во всѣхъ тонкихъ кишокъ.
Какъ же быть? Вотъ здѣсь-то и является спасительницею кокосовая вода. При помощи короткой глухой петли, изъ волокна того же кокоса, — петли, длина которой равняется лишь половинѣ объема ствола, и въ которую красивый и стройный сингалезъ вставляетъ свои босыя ноги, онъ съ быстротою и ловкостью изящной полосатой цейлонской бѣлки, буквально взлетаетъ въ нѣсколько секундъ на вершину кокоса и выбираетъ тамъ тѣ орѣхи, которое содержатъ по своему возрасту наибольшее количество воды. Затѣмъ, не болѣе какъ черезъ 2—3 минуты, онъ уже подаетъ вамъ ловко срѣзанный ножемъ у его заостреннаго полюса орѣхъ, еще достаточно мягкій для такой операціи. На первый разъ едва сладковатый вкусъ этой жидкости кажется нѣсколько приторнымъ, но замѣчательная и постоянная, очень рѣзко выраженная свѣжесть, можно сказать даже прохлада ея, вмѣстѣ съ убѣжденіемъ въ полной безвредности и въ то же время питательности (содержитъ въ себѣ растворимый бѣлокъ и сахаръ) быстро мирятъ васъ съ кокосовою водою; прибавленіе же одной или двухъ чайныхъ ложекъ коньяку, или столовой ложки хереса на стаканъ, отбивающихъ хотя и очень слабый, но все-таки не совсѣмъ пріятный своеобразный вкусъ ея, дѣлаютъ послѣднюю незамѣнимою и даже весьма вкусною, а затѣмъ привычка очень скоро, даже и безъ поправляющихъ вкусъ условій, заставятъ васъ весьма скоро оцѣнить кокосовую воду по ея достоинству, т.-е. очень высоко.
Сингалезы — большіе охотники не только до своихъ, но даже и до чужихъ кокосовыхъ орѣховъ.
Уже въ такъ-называемыхъ туземныхъ кварталахъ «Petha» — туземцевъ «черныхъ», какъ величаютъ ихъ англичане, городовъ Цейлона, не говоря о деревняхъ, васъ заинтересуетъ непонятный на первый разъ фактъ, что каждый стволъ кокоса окутанъ на извѣстной высотѣ его сухими кокосовыми же листьями: это предосторожность отъ ночныхъ воровъ: предательскій шорохъ сухихъ и жесткихъ листьевъ разбудитъ въ свое время хозяина, спящаго въ своей хижинѣ безъ дверей, среди обступившихъ послѣднюю кокосовъ, составляющихъ все его благосостояніе.
Не меньшее значеніе, чѣмъ кокосъ, играетъ въ жизни сингалезовъ — да и не однихъ сингалезовъ только, но и всѣхъ обитателей тропиковъ востока вообще — пальма-арэка: Areca Cаtecbu L., «Puwac» сингалезовъ, съ ея тонкимъ, очень высокимъ, кольчатымъ, поочередно коричнево-бѣловатымъ стволомъ, увѣнчаннымъ небольшимъ султаномъ, всего изъ 5—6 относительно короткихъ перистыхъ листьевъ. Очень оригинальный видъ придаетъ ей также и торчащее во всѣ стороны, въ видѣ вѣтвистой метелки, соцвѣтіе неприглядныхъ желто-зеленоватыхъ цвѣтовъ, или являющихся вслѣдъ за первыми бурыхъ плодовъ, сѣмена которыхъ составляютъ неотъемлемую принадлежность для жеванія «бэтэля» — этой главной услады жизни человѣка крайняго все ка. Съ помощью особаго рода щипцовъ, грубой кузнечной работы, сочлененныхъ на одномъ концѣ и оканчивающихся рукоятками на другомъ, туземецъ помѣщаетъ между обращенными другъ къ другу рѣжущими лезвеями ихъ вынутое изъ плодовой оболочки твердое сѣмя арки и, сдавливая рукоятки, раздробляетъ послѣднее на небольшіе куски. Каждый такой кусокъ, вмѣстѣ съ щепоткою гашеной извести и часто листовымъ табакомъ, завертывается въ свѣжій, снабженный пронзительнымъ запахомъ, листъ «Rata-bulat-wel» — особаго вида перца, Pieper Betle, var. Siriboit L., и немедленно отправляется въ ротъ для непрерывнаго почти жеванія; поэтому ручная плевальница — необходимая принадлежность всякаго туземнаго жилища Цейлона и Явы.
Результатомъ жеванія бэтэля «Siri» яванцевъ и малайцевъ является: большое удовольствіе (лично я испытывалъ только жженіе во рту), обильное теченіе слюны, окрашивающейся кроваво-краснымъ цвѣтомъ, красные губы и зубы.
Таковы важнѣйшіе типы пальмъ; но перечень ихъ былъ бы неполонъ, если бы мы забыли пальмы-ротанги, виды рода Calamus, стволы которыхъ, достигающіе иногда до 100 метровъ длины (Plectocomia elougata Blume Явы, напримѣръ), подобно гигантскимъ змѣямъ, лежатъ громадными кольцами на землѣ и затѣмъ уже взбѣгаютъ на вершины высочайшихъ деревьевъ. Ротанги, вмѣстѣ съ представителями виноградныхъ растеній (Ampelideae), образуютъ собою главную массу такъ-называемыхъ «ліанъ» дѣвственныхъ лѣсовъ. Страшные, безчисленные крючья черешковъ перистыхъ листьевъ этихъ пальмъ, ежеминутно угрожающіе платью, лицу и рукамъ путника и уступающіе только ножу и топору, дѣлаютъ часто лѣса тропиковъ востока совершенно непроходимыми.
Важнѣйшимъ культурнымъ растеніемъ Цейлона считается но справедливости бананъ, Musa sapientum М. paradisiaca L., плоды котораго составляютъ главную пищу туземцевъ. Ближайшимъ родственникомъ банана является, въ свою очередь, изящная Ravenola Madagascariensis Sonnerath, родина которой, какъ показываетъ само названіе — Мадагаскаръ.
Ravenola Madagascariensis — сочное гигантское травянистое растеніе (въ 5—7 метровъ вышины), листья котораго очень схожи родственною ей музою (бананъ) и такъ же, какъ у послѣдней, всегда изорваны въ клочки вѣтромъ. Отличается она отъ послѣдней строго двурядными, сближенными у основанія, листовыми черешками. Отсюда происходитъ и неправильное, но очень распространенное въ нѣмецкихъ популярныхъ сочиненіяхъ названіе этого растенія: Fächerpalm. На самомъ дѣлѣ Ravenola принадлежитъ къ семейству банановыхъ растеній: Musaceae, но не пальмѣ (Palmae). Она называется также и «деревомъ путешественниковъ», такъ какъ существуютъ указанія, что на Мадагаскарѣ туземцы пользуются водою, скопляющеюся у этого растенія въ расширенныхъ влагалищахъ листовыхъ черешковъ его.
Весьма оригинальны также гигантскія, сочныя, похожія на агаву, растенія Fourcroya gigantea Vent (тропическая Америка) и F. Selloa Koch (Мексико), цвѣтущія разъ въ жизни; причемъ они выгоняютъ громадную стрѣлку (стебель) въ нѣсколько метровъ вышиною, прежде отсутствовавшую.
Подобно тому какъ повсемѣстно акклиматизировавшаяся по берегамъ Средиземнаго моря Agaye Americanа L. называется неправильно всѣми, кромѣ ботаниковъ, Aloё, — называютъ англичане и фуркрою, весьма распространенную и даже одичавшую на Цейлонѣ и служащую здѣсь для укрѣпленія откосовъ желѣзныхъ дорогъ и чайныхъ плантацій, Green Aloё, зеленымъ алоэ, въ виду ярко-зеленаго цвѣта ея гигантскихъ, зубчатыхъ по краямъ, вертикально поднятыхъ вверхъ листьевъ этого растенія, оканчивающихся острыми шипами.
Безчисленные орхидеи-эпифиты, какъ туземные, такъ и чужестранные, разводимые у насъ въ теплицахъ съ особою тщательностью, ростутъ здѣсь свободно и привольно въ качествѣ изящнаго убора стволовъ, служащихъ имъ поддержкою деревьевъ, не требуя никакого ухода и поражая васъ яркостью, размѣрами и причудливыми формами своихъ плотныхъ, словно вылитыхъ изъ воска, нерѣдко гигантскихъ и часто чудно ароматическихъ цвѣтковъ, прихотливо свѣшивающихся внизъ изящными кистями и гирляндами. Орхидеи эти нужно видѣть тамъ самому, чтобы оцѣнить по достоинству ихъ красоту и силу. Весьма своеобразными являются свойственные Индіи и Малайскому полуострову и архипелагу нѣкоторые виды изъ рода смоковницы, Ficus. Всѣ они характеризуются способностью давать по протяженію ствола воздушные корни, которые, достигая почвы и укрѣпляясь въ ней, превращаются такимъ путемъ въ новые стволы, размѣрами часто превосходящіе стволъ дерева материнскаго. Такимъ образомъ и получается роща-дерево, характеризующая этотъ типъ.
Таковъ баніанъ[1], Ficus Bengalensis L., «Maha-nuga» сингалезовъ, сѣверная граница котораго достигаетъ Египта. Садъ «Est kyкa» въ Каирѣ обладаетъ уже этими деревьями довольно значительныхъ размѣровъ, но все-таки почти карликами являются они тамъ сравнительно съ гигантами родного баніану Цейлона.
Такими же свойствами становиться деревомъ-рощей обладаетъ и столь популярная у насъ въ комнатахъ, въ видѣ молодыхъ подростковъ, Ficus elastica L., доставляющая индійскій каучукъ, вытекающій въ видѣ густого молочно-бѣлаго, впослѣдствіи чернѣющаго сова изъ надрѣзовъ коры дерева. Индѣйцы называютъ ficus elastica — «змѣинымъ деревомъ», благодаря способности его сильно выдающихся надъ почвою плоскихъ корней какъ бы расползаться во всѣ стороны прихотливыми извивами, причемъ сосѣдніе корни, сростаясь путемъ образованія плоскихъ поперечныхъ перегородокъ, являютъ собою какъ бы рядъ естественныхъ ящиковъ, достигающихъ въ Перадэніи у одного изъ гигантовъ этого вида вышины въ половину человѣческаго роста.
Ближайшими сродниками смоковницъ являются такъ-называемыя хлѣбныя деревья: типическимъ изъ нихъ должно считать свойственное Малайскому архипелагу настоящее хлѣбное дерево: Autocarpus incisa L., «Rata-Del» сингалезовъ, съ его изящными, обладающими какъ бы лакированными, ярко-зелеными, вырѣзными листьями и плодами, въ зрѣломъ возрастѣ превышающими размѣры головы взрослаго человѣка.
Этотъ видъ даетъ лучшіе плоды, которые, будучи испеченными, напоминаютъ до нѣкоторой степени вкусомъ плохой пшеничный хлѣбъ; отсюда и названіе дерева.
Менѣе вкусные плоды даетъ такъ-называемое дикое хлѣбное дерево «Del» Artocarpus nobilis, Thw. сингалезовъ. Въ противоположность предъидущему виду, листья этого, свойственнаго исключительно флорѣ Цейлона, дикаго хлѣбнаго дерева являются цѣльнокрайними, обратно эллиптическими, то-есть равномѣрно расширяющимися отъ съуженнаго основанія въ широкой и въ тоже время почти горизонтально притупленной вершинѣ. Плоды его менѣе цѣнятся туземцами (европейцы не ѣдятъ ихъ совсѣмъ), чѣмъ «Rata-Del», выходца Малайскаго архипелага. Охотнѣе ѣдятъ туземцы плоды третьяго, свойственнаго Цейлону, вида «Kos» Autocarpus intergrifolia L. Плоды эти, чаще продолговатые, чѣмъ круглые, выходятъ (какъ и у другихъ видовъ) не только изъ основанія старыхъ вѣтвей, но даже изъ самаго ствола, нерѣдко уже на уровнѣ высоты роста взрослаго человѣка, тогда какъ дерево само по себѣ принадлежитъ въ числу очень высокихъ. Желтоватая древесина его представляетъ высоко цѣнимый на Цейлонѣ матеріалъ для столярныхъ и плотничныхъ подѣлокъ. Между прочимъ изъ него готовятся нерѣдко ящики для чая, какъ извѣстно — важнѣйшаго предмета вывоза острова въ настоящіе время. Англичане зовутъ это дерево: «Джэкъ» (Jack-tree).
Рѣзкимъ контрастомъ дающихъ густую тѣнь представителей смоковницъ (рода Ficus) является свойственная Индіи и Цейлону «Katu-Imbul»: Bombax Malabaricum D. C. (Bombaceae). Дерево это, достигающее громадныхъ размѣровъ, періодически теряетъ свои листья и стоитъ добрую часть года совершенно голымъ. Въ молодости отличается оно характернымъ отхожденіемъ своихъ главныхъ вѣтвей отъ ствола подъ прямымъ угломъ. Еще болѣе типичнымъ является въ этомъ отношеніи весьма близко родственный послѣднему Eriodendron anfractuosum D. С., «Kapok» яванцевъ, столь характерный для Сингапура и Явы, гдѣ онъ встрѣчается повсемѣстно, а на Явѣ служитъ часто въ качествѣ живыхъ телеграфныхъ столбовъ: въ стволы его вбиваются прямо изоляторы телеграфной проволоки.
Во время моего перваго посѣщенія Перадэніи, въ половинѣ февраля 1891 года, вѣтви громадныхъ, совершенно голыхъ деревьевъ «Katu-Imbul» были усѣяны очень крупными, ярко-темно-красными цвѣтками, изобильно покрывавшими также и почву подъ деревьями. Лапчатые листья послѣднихъ появляются лишь во время созрѣванія плодовыхъ коробочекъ, подобно систематически близкому хлопчатнику заключающихъ въ себѣ сѣмена, окутанныя войлокомъ нѣжныхъ бѣлыхъ волосковъ, служащихъ, какъ и у «Kapok», для набивки матрасовъ, подушекъ и тому подобнаго. Вотъ почему англичане и называютъ оба растенія хлопковыми деревьями: Cotton tree, величая Bombax Malabaricum, благодари его краснымъ цвѣткамъ, спеціально: Red Cotton tree — краснымъ хлопковымъ деревомъ.
Различные представители гигантскихъ древовидныхъ злаковъ, извѣстныхъ подъ общимъ именемъ бамбука (Bambusa), характеризующагося своими кольчатыми, гладкими, полыми, перегороженными внутри соотвѣтственно листовымъ угламъ, стеблями и развѣсистыми, изящно пониклыми въ разныя стороны вершинами, снабженными ярко-свѣтло-зелеными парными листочками. Въ Перадэніи достигаетъ бамбукъ наивысшей степени своего могучаго развитія. Таковъ Dendrocalamus giganteus Минго, ростущій здѣсь такъ же привольно, какъ и на своей не особо далекой родинѣ — полуостровѣ Малакѣ. Бамбукъ этотъ достигаетъ вышины нашихъ мачтовыхъ сосенъ и елей, невольно чаруя и приковывая къ себѣ глазъ сѣвернаго наблюдателя всею силою своей избыточной южной мощи и красы.
Въ высшей степени изящные древовидные папоротники: Alsophila criuita, А. glabra Ноокег, съ ихъ черными волосистыми, или гладкими, и стволами, и мелкимъ кружевомъ изящныхъ, гигантскихъ, нѣжно и тонко перисто-разсѣченныхъ листьевъ; папоротники (общими очертаніями напоминающіе пальмы), столь характерные для горной флоры Цейлона и Явы (Alsophila Contaminons Wall, послѣдней) и привольно ростущіе на высотѣ 3.000—16.000 футовъ на этихъ островахъ, чувствуютъ себя не совсѣмъ привольно въ относительно жаркомъ и сухомъ воздухѣ Перадэніи. Полной силы развитія достигаютъ они въ филіальномъ отдѣленіи послѣдней (въ саду Hakgala, лежащемъ въ центральной части острова, въ 6 миляхъ отъ Nuwara-Elliya (Nurelia англичанъ), за высотѣ 6.200 футовъ надъ уровнемъ моря), въ саду особенно богатомъ папоротниками, хвойными эукалиптами и вообще представителями флоры австралійской, японской и сѣверо-американской. I Таковы главные, наиболѣе приковывающіе въ себѣ вниманіе посѣтителя, представители могучей, роскошнѣйшей растительности Перадэніи.
Садъ преслѣдуетъ также, хотя въ довольно скромныхъ размѣрахъ и безъ особой системы, разведеніе нѣкоторыхъ техническихъ, экономическихъ и врачебныхъ растеній. Такъ, здѣсь встрѣчаются часто превосходныя по своему виду и росту деревья, дающія цейлонскую и китайскую корицу: Cinnamomom Zeylanicum Breyne, «Kurundu» сингалезовъ, и С. Cussia Blume, и доставляющее камфору дерево камфорное: Camphora officinarum С. G. Nees-Laurus Camphora L. Апельсины, Citrus Aurantium Risso, отличаются здѣсь, какъ и вообще на Цейлонѣ, крупными размѣрами своихъ плодовъ, ихъ постоянно зеленымъ, даже и во время зрѣлости, цвѣтомъ и дурнымъ кислымъ, лишеннымъ аромата, вкусомъ. Между лимонами первое мѣсто занимаетъ столь популярный отъ Colombo до Hong-Kong’а маленькій лимонъ: Citrus nellus Hasskarl, вытѣсняющій въ тропикахъ нашъ обыкновенный лимонъ: С. Limonum Risso. Замѣчателенъ также гигантскій сладкій лимонъ: Jambola, иначе Ratanaran, Citrus decumana Wildenon, желтые плоды котораго, съ голову взрослаго человѣка величиною, обладаютъ розовою мякотью, сладкаго и въ то же время нѣсколько горьковатаго вкуса. Плодъ этотъ, Pomelo (Pumelo англичанъ) достигаетъ наибольшаго вкуса и достоинствъ на Явѣ, гдѣ туземцы зовутъ его: Djeruk-Bali или Djeruk-Matjan (Djeruk — общее яванское родовое названіе для апельсина, лимона и померанца; Matjan значитъ тигръ, а также и большой или могучій). Голландцы называютъ С. decumana: Pampio, — Pampelmuse. Въ Перестэніи можно встрѣтить далѣе хорошіе образцы деревьевъ, дающихъ мускатный орѣхъ: Myristica fragrans Hottoy и и сѣмена какао: шоколадникъ, Theobroma Cacao L. Красно-фіолетовые, золотисто-желтые или оранжевые плоды послѣдняго, напоминающіе собою остроконечные, глубокоребристые огурцы, выходятъ изъ основаній старыхъ вѣтвей и самаго ствола густолиственнаго дерева, нерѣдко почти у самаго корня послѣдняго. Деревья, доставляющія гвоздику — Caryophyllus aromaticus L., росной ладанъ — Styrax Benzoin Dryander, перувіанскій и толутанскій бальзамы — Toluifera Pereirae et Toluifera Balsamum Baillon, смолу дагмаръ — Dammara vel Agathis robusta Hooker filius, равно какъ и ваниль — Vanilla planifolia Andrjw, хорошо произростаютъ въ Пераденіи, вмѣстѣ съ различными деревьями, доставляющими каучукъ и гутта-перчу.
Находящіяся здѣсь хинныя деревья, Cinchoua Sucdrubra Рамои, замѣчательны тѣмъ, что между ними есть дерево, вырощенное, въ 1863 году, изъ сѣмянъ, собранныхъ Cross’омъ и Spruce на Чимборазо. Кофе обыкновенный, Coffea Arabica L., и кофе либерійскій, Coffea Liberica Bull., съ ихъ изящными, чудно ароматичными, бѣлыми цвѣтками, блестящими листьями и пурпуровыми у перваго, красно-бурыми у второго вида плодами, равно какъ и крупнолистная ассамская разновидность чайнаго дерева — Thea Chinensis, varietas Assamica Simson, конечно не могутъ отсутствовать на Цейлонѣ, этомъ центрѣ сначала коричныхъ, затѣмъ кофейныхъ, хинныхъ и, наконецъ, нынѣ чайныхъ плантацій. Культура кофе на Цейлонѣ въ настоящее время падаетъ все болѣе и болѣе, вслѣдствіе неудержимаго распространенія по острову, не уступающей никакимъ мѣрамъ, такъ-называемой «кофейной чумы», Hemileia vastatrix Berkley et Broome, паразитнаго грибка изъ семейства ржавченниковыхъ, Uredineae, поражающаго листья въ видѣ круглыхъ, сначала красновато-желтыхъ, затѣмъ чернѣющихъ, окруженныхъ желтымъ кольцомъ, пятенъ. Микроскопъ обнаруживаетъ въ ткани такого листа присутствіе нѣжныхъ нитей грибницы (Mycelium), оканчивающихся оранжевыми, почковидными спорами.
Coffea Liberica Bull., обладающая несравненно болѣе крупными размѣрами стволовъ и листьевъ, лучше противостоитъ этому страшному врагу; поэтому теперь на Цейлонѣ, въ особенности же на Сингапурѣ, очень заняты введеніемъ культуры «Либерія-кофе», предпочтительно предъ обыкновеннымъ. Эпифитъ-папоротникъ, знакомый намъ Drymoglossum numularifolium Mettenius селится также на кофейныхъ деревьяхъ, пораженныхъ «чумою», и несправедливо обвиняется туземцами, какъ виновникъ гибели кофейныхъ плантацій.
Saecharum officinarum L. — сахарный тростникъ, превосходно ростущій въ знойномъ и очень влажномъ климатѣ окрестностей Коломбо, въ Перадэніи нѣсколько страдаетъ уже отъ ощутительной ему здѣсь сухости воздуха.
Классическіе плоды экватора и прилежащаго ему пояса — мангустинъ, Garcinia Mangostana L. (Clusiaceae), и рамбутанъ, Nepheliam Lappaceum L. (Sapindaceae) — въ тотъ періодъ года, когда я былъ на Цейлонѣ (февраль и мартъ), еще не были зрѣлы, тогда какъ другой, лучшій представитель тропическихъ плодовъ — манга или мангу, Mangifera indica L. (Anacardiaceae) — только-что начинала поспѣвать.
Не безъинтереснымъ представляется для насъ и такъ-называемый сингалезами «Cadju», Anacardium occidentale L., уроженецъ тропической Америки и Антильскихъ острововъ, всюду разводимый и одичавшій на Цейлонѣ. Плоды его содержатъ острое ядовитое начало «кардолъ», дѣйствующее подобно шпанской мушкѣ, тогда какъ богатыя жирнымъ масломъ сѣмена вкусомъ напоминающимъ сладкій миндаль, свѣжія или поджаренныя въ соленой водѣ — представляютъ собою весьма любимое и распространенное на островѣ лакомство.
Важнымъ экономическимъ и отчасти врачебнымъ продуктомъ, собственнымъ флорѣ Индіи и Цейлона, является кардамонъ настоящій, «Cardamnngn» — Elettaria Cardamonium Maton et Witte, и цейлонская разновидность его, «Ensal» — С. longum Sm. (Zingiberaceae), но они отсутствуютъ въ саду Перадэніи, вѣроятно на снованіи нашей народной поговорки: «сапожникъ всегда безъ сапогъ».
Когда я пытался разъяснить себѣ такой соблазнъ соотвѣтственными разспросами, то получилъ въ отвѣтъ, что въ Перадэніи для этихъ растеній слишкомъ жарко. Впослѣдствіи, въ ботаническихъ садахъ несравненно болѣе жаркихъ — на Сингапурѣ, Явѣ и въ Сайгонѣ — я убѣдился личнымъ наблюденіемъ, что даже и тамъ кардамонъ рости можетъ и ростетъ.
Перейдемъ теперь къ ученымъ учрежденіямъ сада. Лабораторія его болѣе чѣмъ скромна: это очень небольшой домикъ въ центрѣ сада; предъ нимъ ростетъ особый видъ смоковницы: прекрасный экземпляръ Ficus Trimeni King — вида, названнаго по имени директора сада Треймана, Henry Trimen.
Въ домикѣ помѣщается гербарій, затѣмъ небольшое собраніе отрубковъ и распиловъ различныхъ деревьевъ Цейлона (по образцамъ сада Kew, близь Лондона) и рабочая комната директора; рядомъ — очень маленькое помѣщеніе, безъ всякихъ приспособленій для научныхъ занятій, которое могло бы служить по нуждѣ болѣе чѣмъ скромнымъ пріютомъ для желающаго работать посторонняго ботаника, что, впрочемъ, едва ли даже возможно, помимо условій исключительно благопріятныхъ, такъ какъ въ Перадэніи не только жить, но даже и остановиться негдѣ, и единственный, наиболѣе удобный способъ посѣщенія ея — коляска, нанятая туда и назадъ изъ Канди.
Кстати о немъ. Англичане говорятъ всегда: «Кэнди», но что это «олъ-райдъ» (allright) — могутъ думать лишь англичане, коверкающіе все на свѣтѣ по-своему. «Канду» по-сингалезски значитъ небольшой утесъ, тогда какъ Gala — большая скала.
Одинъ изъ знатоковъ и старожиловъ Цейлона, чайный и хинный плантаторъ, m-r Eergusson, сообщилъ мнѣ слѣдующее интересное мѣстное преданіе относительно происхожденія названія Kandy — города: извѣстно, что столица цейлонскихъ царей называлась Maha-nura — большой городъ. Когда, послѣ покоренія острова, англичане овладѣли, наконецъ, и столицею его, была назначена съемка послѣдней съ окрестностями. Инженеръ спросилъ туземца, указывая на городъ, какъ называется эта столица? Послѣдній, думая, что рѣчь идетъ о ближайшемъ небольшомъ утесѣ, отвѣтилъ: «Kandy». Инженеръ принялъ слово это за названіе столицы и тотчасъ же, исковеркавъ по-своему туземное произношеніе слова, согласно обычаю, записалъ его въ качествѣ имени столицы острова.
Въ свое время и мнѣ пришлось заплатить дань этой дурной національной привычкѣ англичанъ. При первомъ посѣщеніи сада, добрѣйшій Трейманъ любезно самъ водилъ меня всюду. Заинтересованный тѣмъ или другимъ растеніемъ, съ которымъ у меня еще недоставало личнаго знакомства, я, конечно, спрашивалъ директора его названіе и часто слышалъ, хотя и не вполнѣ чуждыя, но странно звучащія слова. Принявъ въ соображеніе обычай англичанъ все произносить по-своему, чтобы убѣдиться въ справедливости своего предположенія, я сдѣлалъ маленькій опытъ и, указывая на близь стоящее дерево, спросилъ: — Не правда ли, это должна быть Michelia Champaca? — Трейманъ, взглянувъ по указанному направленію, тотчасъ же сочувственно-одобрительно воскликнулъ: — О! yes! Мичелія Чемпекъ — all right, Мичелія Чемпекъ!
Такъ разрѣшилось мое сомнѣніе относительно растеній, названія которыхъ казались мнѣ сначала очень странными въ устахъ достойнѣйшаго директора сада Перадэніи.
Перейдемъ теперь къ Сингапуру. Ботаническій садъ его расположенъ, почти на окраинѣ города, вообще очень разбросаннаго, прерываемаго болотистыми лужами и пустырями, скрашенными, впрочемъ, роскошнѣйшею экваторіальною растительностью. Какъ извѣстно, Сингапуръ лежитъ только во 2-мъ (1½) градусѣ сѣверной широты. Первое, что поражаетъ путешественника въ самомъ городѣ, это странное, сплошное предпочтеніе, оказываемое домовладѣльцами, по преимуществу купцами, темно-голубому, или точнѣе свѣтло-синему цвѣту, который, конечно, очень скоро теряетъ свою яркость подъ жгучими лучами сингапурскаго солнца. Какъ бы то ни было, на половину, и даже болѣе чѣмъ на половину, полинявшій городъ Сингапуръ (что значитъ: львиный городъ), важнѣйшій портъ дальняго востока, является сплошь синимъ. Какъ и чѣмъ объяснить такое пристрастіе, нигдѣ, отъ Коломбо до Іокогамы включительно, мнѣ болѣе не встрѣчавшееся? Отыскивая аналогіи, я могъ припомнить, правда, единичные, но нерѣдкіе примѣры окраски въ такой именно цвѣтъ иныхъ церквей и купеческихъ домовъ у насъ въ Москвѣ; но при этомъ обнаруживалось обыкновенно, что домовладѣлецъ, онъ же и церковный староста, выкрасивъ въ излюбленный имъ свѣтло-синій цвѣтъ ввѣренный его попеченію храмъ, поступилъ также кстати и со своимъ собственнымъ домомъ — не болѣе; что же въ сущности общаго между любителями синей окраски, всѣми домовладѣльцами Сингапура — и нѣкоторыми Москвы? Вопросъ остается открытымъ!
Итакъ, по превосходному шоссе, во многихъ мѣстахъ усаженному священными смоковницами, Ficus religiosa L., рѣзко отличающимися отъ прочихъ видовъ рода Ficus длинными заостреніями своихъ внезапно съуживающихся у верхушки широко-сердцевидныхъ листьевъ, отправимся въ ботаническій садъ, въ коляскѣ, запряженной некрасивыми и мелкими пони, управляемыми обыкновенно чернымъ тамиломъ, съ длинными распущенными по плечамъ или связанными на затылкѣ въ большой узелъ волосами. Остановимся, однакоже, сначала нѣсколько на Ficus religiosa, этой нетьемлемой принадлежности каждаго буддійскаго храма, гдѣ непремѣнно рядомъ съ послѣднимъ стоитъ и такъ-называемая «Dagoba» — сооруженіе безъ дверей и оконъ различной величины, но всегда имѣющее приблизительную форму стоящаго на землѣ колокола.
Подъ дагобою хранятся, недоступныя взору даже и правовѣрныхъ буддистовъ, какія-либо реликвіи самого Будды, — часть его одежды или что-либо подобное, а рядомъ съ дагобою всегда должна роста и Ficus religiosa — «Bo-gaha»; по-санскритски это значитъ: «святое дерево», такъ какъ подъ Bo-gaha именно пребывалъ долгое время въ постѣ и бдѣніи великій Будда-Сакіамуни. Здѣсь побѣдилъ онъ силою воли и молитвы всѣ немощи человѣка, препятствующія его сліянію съ божествомъ на лонѣ всезабвенія — нирваны. Это были: голодъ, жажда, сонъ и чувственныя наслажденія.
Подъ сѣнью Bo-gaha потерпѣли полное и постыдное пораженіе тщетно соблазнявшія Будду — подъ предводительствомъ самого верховнаго бога зла, «Ката» — «ашпаръ», обольстительныя, дивныя красавицы, дѣвы-демоны; и вотъ, когда всѣ онѣ, побѣжденныя, наконецъ, святостью Будды, смущенныя и робкія склонились безпомощно предъ нимъ, — свершилось просвѣтленіе великаго учителя: онъ вкусилъ блаженство нирваны и, ставъ съ той поры выше человѣческихъ желаній и страстей, слился всецѣло съ божествомъ, ставъ превыше всего земного и тлѣннаго!
Таково религіозно-поэтическое значеніе Bo-gaha; практически же она замѣчательна лишь какъ дерево, доставляющее (путемъ укола насѣкомаго Coccus Іассае) особую смолу, идущую на приготовленіе лака и сургуча. Дерево это даетъ также и каучукъ, плохого качества впрочемъ.
Дорога въ ботаническій садъ Сингапура идетъ между тѣнистыми садами. Она наполнена, кромѣ обыкновенныхъ, запряженныхъ лошадьми экипажей, еще и двуколесными колясочками; ихъ везутъ обнаженные до пояса люди, бурые тамилы или желтые малайцы. Колясочки эти японскія: джинъ-рикъ-ша (китайское, весьма популярное на крайнемъ востокѣ, слово, обозначающее: человѣкъ — сила — коляска, тогда какъ по-японски собственно колясочка эта зовется: курума). Итакъ, здѣсь извозчиъ-лошадь уже не коричневый сингалезъ, какъ въ Коломбо, но чернобурый тамилъ или, чаще всего, желтый, съ толстыми губами, малаецъ, въ пестрой короткой юбкѣ (саронгъ) и широкополой соломенной шляпѣ. Тяжести перевозятся въ Сингапурѣ, какъ и на Цейлонѣ, въ большихъ двуколесныхъ фурахъ, запряженныхъ крупными и сильными, обыкновенно сѣрыми или бѣлыми, горбатыми быками — зэбу; но здѣсь эта терпѣливые длиннорогіе труженики уже не исчерчены безжалостно выведенными каленымъ желѣзомъ по всему тѣлу фигурами и письменами, какъ на Цейлонѣ. Они только украшены ошейниками съ колокольчиками, а на рогахъ ихъ красуются мѣдныя кольца и такіе же шарики на концахъ послѣднихъ. Своеобразныя украшенія эти придаютъ быкамъ особо-характерный, нѣсколько фантастическій видъ, такъ хорошо гармонирующій съ наружными затѣйливыми орнаментами браманскихъ и буддійскихъ храмовъ; да и вообще со всею остальною индійскою обстановкою Сингапура.
Сады частныхъ собственниковъ, окаймляющіе улицы, правильнѣе — просто дорогу въ садъ ботаническій, отдѣлены отъ шоссе вязкою живою изгородью изъ стриженнаго «подъ-гребенку», т.-е. ровною стѣнкою, особаго вида низкорослаго и мелколистнаго бамбука. Сады эти состоятъ изъ характерныхъ для Малаки и совершенно чуждыхъ для насъ плодовыхъ деревьевъ и другихъ украшающихъ растеній.
Къ первымъ принадлежатъ: мангустанъ — Garcinia Mangosоana L. (Clusiaceae), съ его свѣтло-сѣрымъ, иногда почти бѣловатымъ стволомъ, округло-пирамидальною массою блестящей темно-зеленой жесткой и крупной листвы и коричневыми, кожистыми снаружи, сочными и бѣлыми внутри плодами, снабженными остающеюся свѣтло-зеленою чашечкою. Мангустанъ — это всѣми признаваемый перлъ между экваторіальными плодами; и дѣйствительно, охлажденная на льду бѣлая, едва розоватая, почти полужидкая масса этого роскошнаго плода (сохраняющаяся даже и при такихъ условіяхъ лишь очень недолго), которую ѣдятъ ложечкою, обладаетъ весьма нѣжнымъ, сладкимъ и въ то же время едва кисловатымъ, напоминающимъ хорошее плодовое мороженое, вкусомъ. Масса эта заключаетъ, впрочемъ, большое и горькое сѣмя, которое нельзя безнаказанно раскусить, а кожистая оболочка, ядовитая у плодовъ незрѣлыхъ (мангустанъ — родной братъ вида, дающаго ядовитый гумми-гутъ (Garcinia Morella Desrousseanx, лекарство и краску), у плода созрѣвшаго хотя и безвредна уже, но обладаетъ непріятно-вяжущимъ вкусомъ.
Весьма своеобразнымъ является также рамбутанъ — Nepheliam Lappaseum L. (Sapindaceae). Краснобурые, сильно мохнатые, величиною въ мелкое яблоко, яйцевидно удлиненные плоды его, заключающіе въ себѣ сочную бѣловатую, съѣдомую, облекающую твердое сѣмя массу, нерѣдко пригибаютъ, несмотря на свою небольшую величину, къ землѣ вѣтви несущаго ихъ дерева: такъ велика тяжесть, обусловливаемая ихъ сильнымъ урожаемъ.
«Рамбутъ» по-малайски значитъ: волосъ, «анъ» — покрытый, названіе весьма удачное и характерное. Рамбутанъ — дитя экватора; область его распространенія ограничивается почти исключительно Большими Зондскими островами, Сингапуромъ и Малакою; поэтому даже и за роскошнымъ столомъ превосходныхъ французскихъ пароходовъ индо-китайско-японской линіи общества «Messageries-Maritimes» рамбутаны появляются не часто и «на краткій мигъ» только. — Извѣстно, что никто не странствуетъ такъ часто по бѣлу свѣту, одного безсмысленнаго шатанія ради, какъ англичане. Такой «globe-trotter» очень типиченъ: наивно вѣруя, что все на свѣтѣ существуетъ лишь для его «британскихъ интересовъ» и даже для него лично только, не допуская обыкновенно иной мысли и въ другихъ, такой «благополучный» сынъ Альбіона способенъ прослѣдовать отъ Марселя до Іокогамы, конечно, если можно, на французскомъ пароходѣ (потому что его собственные и хуже, и дороже), закрывшись отъ всего окружающаго безконечнымъ листомъ англійской газеты, которую онъ оставляетъ лишь для «whiski-soda» или «brandy-soda», если не для обѣихъ вмѣстѣ, для виста или для игры въ «palet»; увы! его родной «крикетъ» (не смѣшивайте съ «крокетомъ») не имѣетъ права гражданства на французскихъ пароходахъ. Все остальное для него не заслуживаетъ никакого вниманія!
Вотъ почему всякое новое явленіе окружающей природы или иныхъ общественныхъ и этнографическихъ отношеній и условій, если Англіи нельзя при этомъ поживиться чѣмъ-нибудь, — имъ игнорируется. Все это ему совершенно чуждо и незанимательно. Зато тутъ нерѣдко и случается, на пути между Сингапуромъ и Сайгономъ, великій соблазнъ именно съ рамбутаномъ, даже если такой «globe-trotter» совершаетъ путь по Китайскому морю и не въ первый разъ. Рамбутанъ вообще, какъ уже сказано, очень рѣдкій гость изобильнаго table d’hôte парохода, и вотъ вдругъ попадаются иногда за дессертомъ эти невиданные и, конечно, неслыханные плоды съ ихъ кожистою красно-бурою, мягко-лохматою, но очевидно несъѣдомою оболочкою. Какъ быть? Ѣсть надо непремѣнно все: вѣдь деньги за все заплачены, не пропадать же имъ, — а какъ приняться за ѣду невѣдомаго плода, не только не отступая отъ малѣйшихъ условій «джентльменской ѣды» (вѣдь, какъ и обѣденный туалетъ, это едва-ли не главная жизненная задача globe-trotter’а), но даже и совсѣмъ не зная, откуда и какъ взяться за невѣдомый плодъ, не нарушивъ приличій? Все это «shoking» для нашего чаще лишь quasi-«perfect gentleman», «very shoking* для его очень длинной и почти всегда очень сухой и плоской, длинношеей и длиннозубой соотечественницы, усердно охотящейся за нимъ, въ предѣлахъ, дозволяемыхъ лицемѣріемъ англійскихъ приличій, въ тщетной и, увы, сильно запоздалой уже надеждѣ, огибая земной шаръ, причалить, наконецъ, если не на твердой почвѣ, такъ хотя бы на бортѣ парохода, къ постоянно ускользающей пристани Гименея[2]!
Вотъ какія затрудненія способенъ подчасъ причинить невинной и вкусный рамбутанъ на большой дорогѣ всего свѣта! Справиться же съ нимъ очень просто: наружная кожистая оболочка плода легко лопается подъ давленіемъ двухъ пальцевъ и еще легче, при томъ же и совершенно опрятно и гладко, вылущается цѣликомъ вкусная мясистая бѣлая масса плода съ твердымъ, несъѣдомымъ сѣменемъ внутри; послѣднее, конечно, бросаютъ.
За мангустаномъ, по его достоинствамъ, слѣдуетъ плодъ „манго“. Дерево манго, Mangifera Indica (Anacardiaceae), обладаетъ великолѣпною, развѣсистою, густолиственною вершиною; по концахъ вѣтвей оно увѣшено крупными золотисто-желтыми плодами, величиною въ гусиное яйцо и даже болѣе. Длинныя ножки плодовъ манго нерѣдко собраны цѣлыми кистями; а вотъ рядомъ съ этими деревьями, какъ бы протягивая къ вамъ, черезъ живую изгородь стриженнаго бамбука, длинныя руки своихъ пальчатыхъ сели лопастныхъ листьевъ, красуется такъ-называемое дынное дерево, Carica Papaya L. (Рарауасеае), и выдвигается впередъ глубоко-вырѣзная, лакированная, темно-зеленая листва уже знаковаго намъ дерева хлѣбнаго (Atrocarpns incisa L.), вмѣстѣ съ цѣлыми рядами пизанговъ, Musa Sapientum L. (иначе бананъ), вершина стебля которыхъ склоняется иногда чуть не до земли водъ тяжестью громадной верхушечной кисти ихъ конечнаго соплодія, на которомъ мутовчатыми кольцами расположены постепенно созрѣвающіе отъ основанія въ верхушкѣ плоды банановъ, этой главной пищи мѣстнаго населенія.
О кокосовой (Cocos nucifera L.) и арэка (Areca Catechn L.) пальмахъ нечего и говорить: онѣ неизбѣжны здѣсь вездѣ и всюду.
Любимыми украшающими садовыми растеніями являются здѣсь столь характерная по своему виду, уже знакомая намъ Rayenala Uadagascariensis и округленныя купы очень свѣтлыхъ, желтовато-зеленыхъ, у вершины и по концамъ вѣтвей почти бѣлыхъ деревьевъ, которыя мѣстные англичане, по цвѣту ихъ листьевъ, зовутъ латуковымъ деревомъ», Lettuce tree. По цвѣту листьевъ деревья эти дѣйствительно сходны съ бѣловатою зеленью салата-латука (Lactuca Sativa L.).
Дерево это, Pisonоa Morindifolia Br. (Fam. Nyctagmaceae), впрочемъ, кромѣ цвѣта листьевъ, съ названнымъ растеніемъ ничего общаго не имѣетъ.
Часто деревья украшены очень своеобразно — поселившимися на нихъ причудливыми папоротниками-эпифитами, Platicerium grande J. Sm. и Asplenium Nidus L. Оба они — эпифиты, то-есть растенія, поселяющіяся на деревьяхъ, правда, но питающіяся не соками послѣднихъ, какъ настоящіе паразиты, а только прикрѣпляющіяся къ своимъ хозяевамъ и пріуроченныя къ питанію воздушному, почерпаемому изъ воздушной, насыщенной водяными парами, здѣсь всегда влажной атмосферы.
Platicerium grande J. Sm. поражаетъ своею оригинальностью. Плотные и кожистые, мелкозубчатые по краямъ и дихотомически дѣлящіеся листья его, превышающіе своею длиною размѣры человѣческаго роста, поднимаются почти вертикально вверхъ, параллельно со стволомъ дерева, на которомъ поселился эпифитъ, тогда какъ листья, несущіе споры (плодоносные) и дихотонирующіе еще болѣе рѣзко, на подобіе оленьихъ роговъ (длиною въ два и болѣе метровъ), висятъ внизъ. Нерѣдко они касаются почвы и даже лежатъ частью прямо на землѣ.
Таковъ, напримѣръ, великолѣпный Platicerium grande Sm., ростущій на одномъ изъ деревьевъ прекраснаго сада нашего гостепріимнѣйшаго и радушнаго консула въ Сингапурѣ, А. М. Выгодцева. Не менѣе интересенъ, конечно, также свойственный Сингапуру и Явѣ Aspidium Nidus L. Укороченный до степени неглубокаго, полаго диска стебель его, окаймленный рядомъ громадныхъ, превышающихъ ростъ человѣка, простыхъ (не дѣлящіяся), мелко- и рѣдко-зубчатыхъ по краямъ листьевъ этого папоротника дѣйствительно напоминаетъ собою гигантское птичье гнѣздо. Эпифитъ этотъ равно оригиналенъ, является ли онъ приросшимъ къ самому стволу, или раскидывается привольно на горизонтальной вѣтви какого-нибудь гиганта дерева.
Самъ ботаническій садъ Сингапура представляется со своего казового конца лишь роскошнымъ городскимъ паркомъ, гдѣ красивыми группами, но безъ всякой системы расположены различнѣйшіе представители флоры тропиковъ обоихъ полушарій. Превосходныя широкія шоссированныя дороги, окаймленныя обыкновенно сплошными зарослями очень крупнаго папоротника, Gleiclеnia dichotoma, служатъ любимымъ мѣстомъ вечерней прогулки представителей европейской колоніи Сингапура въ экипажахъ и верхомъ. Не мало содѣйствуетъ также красотѣ сада и прудъ, гдѣ привольно ростетъ и красуется южно-американская красавица: Victoria regia Lindley (Nymphaeaceae) вмѣстѣ со священнымъ цвѣткомъ Брамы и Будды, лотосомъ Индіи и Цейлона: Nelumbium speciosum Wildenow. Очень крупные розовые и бѣлые цвѣтки послѣдняго всегда лежатъ вмѣстѣ съ цвѣточными метелками пальмы Areca Catechn, въ видѣ жертвоприношенія предъ изображеніями и статуями Будды и въ храмахъ поклонниковъ Вишну.
Согласно воззрѣніямъ священныхъ преданій браманитовъ, міръ произошелъ такъ: на поверхности «Океана Вѣчности» появился цвѣтокъ священнаго лотоса. Творецъ боговъ и людей, великій Брама, заключилъ себя въ яйцо, покоившееся на днѣ этого цвѣтка и пребывалъ внутри яйца, доколѣ явившееся въ божественной груди «Желаніе», впослѣдствіи само ставшее богомъ любви, вождѣленій и страстей, «Кама», не возбудило потребности освобожденія изъ яйца. Силою божественной воли послѣднее раскололось на двѣ равныя половины: нижняя, окруженная океаномъ, стала землею, верхняя — сводомъ небесъ. Затѣмъ создалъ Брама и двухъ главныхъ боговъ: Вишну — охранителя и зиждителя, и Сиву (иначе Maha Dowa) — разрушителя, но въ то же время и создателя — представителя оплодотворяющей и вызывающей жизнь силы. Такъ возникла вселенная и управляющая ею тройственная божественная ста: Брама, Вишну и Сива въ образѣ Тримурти, олицетворяющей въ себѣ слитыми во-едино всѣ три главныя божества браманскаго культа.
Во время моего послѣдняго посѣщенія Сингапура, въ концѣ іюня 1891-го года, невольное вниманіе приковывало къ себѣ также великолѣпное и очень ядовитое, пышно цвѣтущее дерево: Fagraea infernalis Miquel (Loganiaceae). Громадные, въ видѣ изящной воронки, сначала чисто бѣлые, затѣмъ желтоватые цвѣтки его, до 25 центиметровъ длиною, при 20 центиметрахъ наибольшаго поперечника, обладаютъ очень пріятнымъ, но наркотическимъ я одуряющимъ по своей силѣ запахомъ. Fagraea imperialis ближайшая родственница дерева, доставляющаго такъ-называемые рвотные орѣхи, Strychnos Nux vomica L., изъ которыхъ добывается стрихнинъ.
Въ сторонѣ отъ посѣщаемой публикою части сада расположены питомники техническихъ и врачебныхъ растеній жаркой полосы всего земного шара. Между ними первое мѣсто по своей <…>лости занимаютъ нѣкогда столь обильныя на Сингапурѣ и Востокѣ, а теперь совершенно истребленныя деревья: Dichopsis Galaquium Gutta Bentley et Trimen (Sapotaceae), доставляющія настоящую гутта-перчу. Вообще систематическое разведеніе различныхъ врачебныхъ и техническихъ растеній ведется теперь здѣсь очень энергично и съ большимъ знаніемъ дѣла чрезвычайно симпатичнымъ и обладающимъ глубокими познаніями, недавно лишь назначеннымъ директоромъ сада — докторомъ Ridiey, любезности котораго я обязанъ очень многимъ при изученіи сада Сингапура.
Въ концѣ іюня 1891 года докторъ Ridley отправился въ продолжительную экспедицію на Малаку, въ Джогоръ и далѣе. Внѣ всякаго сомнѣнія, онъ возвратится (теперь, конечно, возвратился уже) оттуда съ новыми богатыми научными сокровищами, которыя не ускользнутъ отъ его компетентнаго вниманія и горячей любви къ наукѣ.
Ботаническій садъ города Сайгона, главнаго порта (километрахъ въ 50 отъ моря) принадлежащей въ настоящее время Франціи Камбоджи (прежде — часть Аннама), расположенъ на текущей въ болотистыхъ берегахъ рѣкѣ Don-naï, настолько глубокой во время прилива, что громадные океанскіе пароходы свободно доходятъ до Сайгона во время прилива. Это красивый, чистенькій городокъ, заселенный безобразными желтыми аннамитами, по своему антропологическому типу очень близкими къ китайцамъ, въ торговомъ и промышленномъ дѣлѣ (несмотря на родство) ихъ безпощадно подавляющими. Независимо отъ такого сходства, аннамиты обнаруживаютъ въ то же время своимъ внѣшнимъ видомъ принадлежность и къ типу малайскому. Свайныя жилища ихъ сохраняютъ также вполнѣ еще характеръ надводныхъ малайскихъ хижинъ Сингапура, Малаки и Зондскихъ острововъ.
Неизбѣжными спутниками всякаго человѣческаго жилища Сайгона, какъ и вообще этихъ широтъ, являются дынныя деревья (Carica Papaya L.), кокосы (Cocos nucifera L.) и арэка (Areca Catechu L.). Городскія улицы Сайгона усажены изящными тамариндами, Tamarindus Indica L., съ ихъ мелкимъ кружевомъ ярко-зеленыхъ листьевъ, и обремененными золотыми плодами, тѣнистыми мангами: Mangifera Indica L. Часто попадается здѣсь также и Ficus religiosa L. Послѣдняя, какъ и въ Сингапурѣ, нерѣдко и внѣ ограды буддійскихъ храмовъ.
Сайгонъ характеризуется еще самыми мелкими и безобразными лошадками-пони, какихъ я встрѣчалъ гдѣ-либо на крайнемъ Востокѣ, и въ особенности безпощадными москитами, климатъ очень нездоровъ; благодаря удушливымъ жарамъ, солнечные удары, дизентеріи и злокачественныя лихорадки очень тяжело отзываются здѣсь на здоровьѣ жителей — европейцевъ въ особенности. Срокъ строевой службы присылаемыхъ изъ Франціи солдатъ — трехъ-лѣтній, но большая часть изъ нихъ уже на второмъ году пребыванія въ Камбоджѣ должна быть, по болѣзни, возвращаема обратно.
Садъ города — одновременно зоологическій и ботаническій — не представляетъ ничего замѣчательнаго въ научномъ отношеніи. Однакоже большинство растеній, при полномъ отсутствіи систематическаго распредѣленія ихъ, снабжены правильными опредѣленіями; животныя хорошо содержимы и помѣщены, но зато уже совсѣмъ безъ названій. Очень богато представлена здѣсь группа водяныхъ и голенастыхъ птицъ.
Весьма хороши далѣе: черный леопардъ, вѣерные голуби, аргусы и роскошные экземпляры крокодила: Crocodiles porosus, равно какъ гигантской ящерицы-монитора: Varanus bivittatus. Интересна также очень и «канхиль», карликовая кабарга — Тгаdus pygmaeos, помѣщенная между куликами и бекасами, которые обыкновенно и побѣждаютъ ее въ борьбѣ за брошенный бананъ, если только индійскій журавль, Grus Vizgo, не успѣетъ вовремя помирить обѣ стороны безапелляціоннымъ присвоеніемъ спорной добычи.
Третьимъ и послѣднимъ изъ видѣнныхъ мною англійскихъ ботаническихъ садовъ тропиковъ является садъ Гонгъ-Конга, этого <…>поля крайняго востока по амфитеатру его бухты, Гибралтара — по стратегическому да вдобавокъ еще и торговому значенію.
Весьма живописнымъ представляется самъ городъ, улицы котораго такъ круто поднимаются въ гору, что одни дома оказываются стоящими надъ другими. Между ними залегла на полугорѣ огромная масса зелени ботаническаго сада, ограниченная справа <…>ьшою, остроконечною башенкою колокольни городской церкви. Высоко надъ городомъ поднимается почти отвѣсный пикъ, имѣющій около 800 футовъ надъ уровнемъ моря.
Вершину этой горы вѣнчаетъ оптическій телеграфъ; лѣвѣе расположенъ красивый «Terminus-Hotel», какъ бы царящій надъ городомъ и моремъ. Канатная желѣзная дорога, двигательная мачта которой находится близь Terminus-Hotel, въ пять минутъ довезетъ васъ изъ города наверхъ или сверху внизъ при помощи вагоновъ, движущихся по металлическому канату въ противоположномъ направленіи и постоянно встрѣчающихся на полъ-пути, причемъ вы летите почти вертикально вверхъ или внизъ.
Гонгъ-Конгъ, построенный, какъ извѣстно, на островѣ, уже настоящій представитель «Небесной Имперіи», выхваченный у Китая Англіею, здѣсь очень плотно запустившею въ него (да и въ него ли только?) свои крѣпкія лапы. Въ садъ можно попасть или пѣшкомъ, что очень утомитъ васъ, или въ легкихъ носилкахъ, на плечахъ двухъ китайцевъ.
Садъ Гонгъ-Конга, красиво разбросанный по склонамъ холмовъ, съ цвѣтниками, въ которыхъ особенное вниманіе обращаютъ на себя виды крупныхъ, уже не эпифитныхъ, а ростущихъ въ землѣ орхидей: туземнаго Prajus grandifolias Lindley и индійскаго Ph. albus Lindley и проч. Тщетно стали бы мы отыскивать здѣсь кокосъ; близость границы тропика (22° с. ш.) не допускаетъ его уже въ эту широту; зато во всемъ блескѣ громадныхъ размѣровъ красуется и привольно цвѣтетъ здѣсь свойственная южному Китаю Levistonia Chinensis Вг., столь обычная у насъ въ теплицахъ и комнатахъ подъ другимъ своимъ именемъ — латаніи (Latanіа borbonica Martins).
На болѣе холодную зиму указываютъ здѣсь также и роскошныя, гигантскія, темно-зеленыя, изящныя араукаріи Австраліи (Araucaria Bidwillii Hooker, А. Cunnmghamii Ait) и Новой Каледоніи (A. Cookii Br.), вмѣстѣ съ длинно-игольчатою китайскою сосною, Pinus Sinensis Lamb.
Причудливые эпифитные папоротники, уже гораздо болѣе скромныхъ размѣровъ, чѣмъ родственные гиганты Сингапура, имѣютъ здѣсь еще своего представителя; таковъ: Platycerimn biforme Hooker, свѣшивающійся съ иныхъ деревьевъ сада.
Изъ всѣхъ англійскихъ ботаническихъ садовъ тропиковъ садъ Гонгъ-Конга наименѣе удовлетворяетъ даже и самымъ скромнымъ научнымъ требованіямъ. Директоромъ его состоитъ Ford, — человѣкъ, какъ передавали мнѣ, даже не имѣющій академическаго образовательнаго ценза, дающаго ему право на занятіе должности директора сада.
Тѣмъ не менѣе, садъ Гонгъ-Конга содержитъ въ себѣ одно растеніе, ни въ какомъ саду всего міра не встрѣчающееся болѣе: это — единственный экземпляръ дерева, доставляющаго бадьянъ или такъ-называемый звѣздчатый анисъ, Illicium verum Hooker. Несмотря на то, что звѣздчатый анисъ и добываемое изъ него эѳирное масло, по своему составу, запаху и вкусу не отличающееся отъ масла аниса обыкновеннаго (Pimpinella Anisum L.), вывозится съ незапамятныхъ временъ въ значительномъ количествѣ изъ южнаго Китая, Тонкина и Аннама, само производящее растеніе было только въ 1882 году доставлено въ садъ Гонгъ-Конга изъ Пакоя (самой южной гавани Китая въ Тонкинскомъ заливѣ. Это было нѣсколько экземпляровъ молодыхъ растеній, присланныхъ сюда черезъ англійскаго консула изъ Пакоя. Часть ихъ отослали въ лондонскій ботаническій садъ Кью (Kew). Одно изъ послѣднихъ зацвѣло тамъ въ 1887 году, причемъ и оказалось новымъ, еще не описаннымъ нигдѣ видомъ, который Hooker назвалъ Illicium verum, замѣнивъ этимъ реальнымъ именемъ фантастическій видъ — Illicium Anisatum, описанный Loureiro наугадъ (онъ, какъ и никто, до 1887 года не видалъ самого растенія) въ его кохинхинской флорѣ. Въ настоящее время въ Гонгъ-Конгѣ осталось только единственное во всѣхъ ботаническихъ cадахъ дерево бадьяна, такъ какъ экземпляры Кью (Kew) пропали прошлою зимою. Мнѣ сообщилъ это лично директоръ сада Кью: Shiselton-Dyer, во время моего возвращенія въ Европу черезъ Лондонъ, въ августѣ прошедшаго года. Интересно, что собранные мною молодые плоды (къ сожалѣнію, растеніе отцвѣло всего лишь за нѣсколько дней до моего прибытія въ Гонгъ-Конгъ, въ мартѣ текущаго года), листья и вѣтви, въ теченіе цѣлыхъ мѣсяцевъ, сохранили упорно свой характерный запахъ и сладкій вкусъ, тождественные со вкусомъ и запахомъ аниса обыкновеннаго.
Перейдемъ теперь къ Явѣ. Когда на 7-й или 8-й день плаванія отъ Адана къ Цейлону, на горизонтѣ покажется, наконецъ, сначала едва замѣтная полоса земли, обнаружатся на ней высокіе, тонкіе, изящные и постоянно искривленные кокосы[3], какъ бы рвущіеся на встрѣчу къ ласкающему ихъ морскому прибою, блеснетъ на ярко синемъ небѣ обливаемый жгучимъ солнечнымъ свѣтъ, ослѣпительно бѣлый маякъ Коломбо и за гигантскимъ моломъ его богатаго судами рейда раскинется передъ взорами утомленнаго моремъ путника самый городъ, торговый центръ всего острова, — тогда путникъ этотъ, забывъ неблагодарно прекрасную обстановку своего плавучаго дома — превосходнаго во всѣхъ отношеніяхъ французскаго парохода общества «Messageries Maritimes», позабывъ дивныя ночи Индійскаго океана, сопровождаемыя великолѣпнымъ, какъ нигдѣ, фосфорическимъ свѣченіемъ моря, стада летучихъ рыбъ (Exocoetus evalans), развлекавшихъ его днемъ, — неблагодарно забывъ все это, устремится прежде всего ступить какъ можно скорѣе на твердую землю, покинутую имъ въ Адэнѣ уже недѣлю тому назадъ.
Въ этомъ стремленіи скажется явно прежде всего, конечно, то глубокое, такъ сказать безсознательное, предпочтеніе человѣкомъ суши морю, которое свойственно ему даже и при самыхъ лучшихъ и пріятныхъ условіяхъ плаванія — свойственно всѣмъ, не исключая и старыхъ, заслуженныхъ ветерановъ коварной водяной стихіи, равно легко чарующей, какъ и губящей.
Нигдѣ, думается мнѣ, контрастъ инстинктивнаго предпочтенія земли водѣ не выступаетъ такъ рѣзко и ярко, какъ здѣсь, въ особенности для жителя сѣвера, силою пара, въ какой-нибудь мѣсяцъ всего, перенесеннаго среди зимы изъ царства снѣжныхъ мятежей и морозовъ своей далекой родины на дивный островъ Цейлонъ, буквально подавляющій путника фантастическою мощью его растительности, одинаково поражающей вполнѣ чуждыми и непривычными глазу гиперборейца формами, какъ при ослѣпительномъ блескѣ южнаго солнца, такъ и въ ночной тиши. Тогда, залитые яркимъ синеватымъ луннымъ свѣтомъ кокосы, своими рѣзкими, почти угольно-черными, тѣнями повторяются еще разъ на снѣжно-бѣломъ пескѣ побережья океана, могучій прибой котораго, въ самую тихую погоду даже, съ громкимъ и постояннымъ ритмическимъ шумомъ разбивается серебристо-жемчужною пѣною у подножія ихъ стволовъ, также отливающихъ при лунномъ освѣщеніи серебромъ; а въ темно-синемъ небѣ, при неумолкаемомъ и необычно громкомъ (сравнительно съ Крымомъ или Италіею) и звучномъ, могучемъ хорѣ цикадъ, рѣютъ живыми алмазными дугами, подобно крошечнымъ ракетамъ волшебнаго фейерверка природы, миріады свѣтящихся жучковъ и несутся высоко вверхъ какъ бы на встрѣчу не по-нашему яркимъ созвѣздіямъ, между которыми привѣтствуетъ васъ видимый здѣсь уже хорошо, хотя и стоящій еще невысоко надъ горизонтомъ, Южный Крестъ другого полушарія.
Объятый восторгомъ путникъ думаетъ: — Да, дѣйствительно, нѣтъ ничего лучше, богаче и живописнѣе Цейлона! — Ближайшее знакомство съ безчисленными растительными формами острова, сокровища Перадэніи и красота ландшафтовъ горнаго центра его, еще болѣе укрѣпляютъ такое рѣшеніе. Затѣмъ привычка, однообразіе закругленныхъ тупыми конусами горныхъ цѣпей, повсемѣстное обнаженіе ихъ отъ дѣвственныхъ лѣсовъ, частью замѣненныхъ уже и все болѣе и болѣе замѣняемыхъ утомляющими глазъ чайными плантаціями, отсутствіе вулкановъ — все это постепенно и непримѣтно ослабляетъ силу перваго впечатлѣнія, но до поры до времени совершенно незамѣтно, — до тѣхъ поръ, пока судьба не поставитъ васъ лицомъ въ лицу съ дивной и дѣйствительно, думаю, ни съ чѣмъ несравнимой красавицей — Явой.
Здѣсь, уже по другую сторону экватора, въ тѣхъ же почти соотвѣтственныхъ широтахъ южнаго полушарія, предстанетъ она предъ вами во всей силѣ и блескѣ своей не уступающей, а въ нѣкоторыхъ частностяхъ и превосходящей Цейлонъ растительности, — предстанетъ во всемъ величіи красы своихъ горныхъ цѣпей и многочисленныхъ вулкановъ, очерченныхъ столь же разнообразно, какъ и прихотливо, насколько однообразны горы и холмы Цейлона. Среди нетронутыхъ еще, дѣвственныхъ лѣсовъ, украшенныхъ роскошными древовидными папоротниками (Alsophila contaminans Wall.), дикими пизангами (Musa frondosa Hr. Bog.), роскошными цвѣтущими эпифитами-ятрышниками (Orchidaceae), изящными ароматическими блѣдно-желтыми кистями нѣкоторыхъ имбирныхъ (Zingiberaceae) растеній (Hedychium coronarium Koen.), ярко-розовыми, съ малиновымъ зѣвомъ и длиннымъ, нитевиднымъ, штопорцемъ бальзаминами (Impatiens platypetala Lindley), причудливыми нэпэнтами (Nepenthes phylamphora Wild), листья которыхъ оканчиваются какъ бы настоящими, дѣйствительно снабженными произвольно закрывающимися и открывающимися крышкою кувшинчиками, выдѣляющими внутрь водянистую жидкость, — подъ тѣнью такихъ внушительныхъ лѣсныхъ гигантовъ, какими являются: «Puspa», Gordonia Wallichii D. C. (Ternstroemiaceae) и «Ki-hudian», Engelgardia spicata Lesch (Juglandaceae), верхомъ на маленькомъ, но живомъ и крѣпкомъ, огненномъ яванскомъ «пони» «Kuda» (Kuda — по-явански лошадь), или въ креслѣ-носилкахъ, груженные кроткими и привѣтливыми яванцами въ ихъ юбкахъ (sarong) и бѣлыхъ коническихъ, почти плоскихъ какъ тарелка шляпахъ, подниметесь вы, между рощами-деревьями Weringin, Ficus Benjaminea L., на вершину вулкановъ Tankubanprau (что значить: опрокинутая ладья — по сходству профиля вершины съ опрокинутою лодкою) и Papandaya и даже спуститесь очень удобно верхомъ въ самый кратеръ послѣдняго.
Тогда, стоя на тропинкѣ въ одинъ шагъ шириною только, среди зыблющейся почвы, боязливо и почтительно удерживаемые за плечо начальникомъ проводниковъ (Mandur), опасающимся, чтобы вы какъ-нибудь не вздумали шагнуть въ сторону и при этомъ провалиться совсѣмъ или по крайней мѣрѣ заживо изжариться; среди паровъ горящей сѣры, въ тяжеломъ бѣломъ туманѣ возникающаго при этомъ сѣрнистато ангидрида, между причудливо очерченными туфами, покрытыми ярко-желтымъ слоемъ возгоняющейся предъ вами въ этой лабораторіи природы сѣры, имѣя высоко надъ собою съ трехъ сторонъ частью обнаженныя, частью покрытыя бѣдною растительностью, стѣны кратера Papandaya, а съ четвертой — дивную по красотѣ очертаній горную цѣпь, замыкающую горизонтъ, — невольно сдѣлаете вы сравненіе между Цейлономъ и Явою и скажете: — Нѣтъ, поспѣшилъ я тогда рѣшить, что трудно отыскать на землѣ другой такой островъ, какъ сказочная Ланка (санскритское названіе острова). Хорошъ онъ, конечно, но еще лучше, что туда пришлось попасть прежде, чѣмъ сюда! — И вы будете правы.
Чуденъ сказочный Цейлонъ; но какъ сравнить его съ дивною Явою, всю прелесть и чарующую силу которой, конечно, сохранитъ навсегда въ своей памяти каждый, на долю кого выпалъ счастливый жребій познакомиться съ этимъ благословеннымъ уголкомъ земного шара! Но какъ немного найдется между такими счастливцами людей, которые, при всемъ стараніи, даже лишь въ бѣдномъ очеркѣ только съумѣютъ передать читателю, хотя бы приблизительно лишь, всю глубину и силу захватывающаго ихъ чувства величайшаго наслажденія красотами природы и всею поразительною роскошью разнообразнѣйшей растительности Явы, одновременно съ неменѣе страстною жаждою — хотя бы еще разъ въ жизни снова ступить ногою на почву этого дѣйствительнаго земного рая для естествоиспытателя!
Перейдемъ теперь къ важнѣйшему ботаническому саду острова — Бейтэнзоргу. Кому изъ современныхъ ботаниковъ чуждо это слово? Кто изъ нихъ не представлялъ себѣ этотъ дивный уголокъ земли, какъ цѣль завѣтныхъ и для огромнаго большинства изъ нихъ, увы, неосуществимыхъ мечтаній? Однакоже и тотъ счастливецъ, на долю котораго выпадетъ такая завидная участь, будетъ все-таки очень пораженъ. Дѣйствительность далеко превзойдетъ его ожиданія, и притомъ не въ отрицательную, а въ положительную сторону. Какъ часто мы разочаровываемся, если что-либо очень хвалятъ предварительно. Здѣсь наоборотъ: только тотъ, кто лично увидитъ роскошнѣйшую природу Явы, и при томъ въ Бейтэнзоргѣ, при содѣйствіи всѣхъ средствъ и пособій европейской науки, въ лучшемъ, полнѣйшемъ и благороднѣйшемъ смыслѣ этого слова, — только тотъ постигнетъ вполнѣ: что могутъ дать въ своей совокупности ботаническій садъ, лабораторіи, музей, богатѣйшій гербарій тропиковъ обоихъ полушарій и библіотека, полнотѣ и богатству которой приходится завидовать многимъ ботаническимъ институтамъ западной Европы. Все это увидитъ онъ во-очію въ Бейтанзоргѣ. Самый садъ находится въ городѣ того же имени (голландское слово: Buitenzorg, произносимое какъ Бейтэнзорг], соотвѣтствуетъ нѣмецкому выраженію: ohne Sorge: безъ заботъ). Городъ является административнымъ центромъ резидентства Preang и мѣстомъ постояннаго пребыванія генералъ-губернатора голландской Индіи, дворецъ котораго находится въ непосредственномъ сосѣдствѣ съ садомъ. Послѣдній основанъ въ 1817 году Rheinwardt’омъ. Незначительный городъ (30—40 тысячъ жителей) Бейтэнзорнъ находится отъ Батавіи, столицы Явы, въ двухъ часахъ ѣзды по желѣзной дорогѣ, и лежитъ на высотѣ 800 футовъ надъ уровнемъ моря. Онъ пріютился между двумя вулканами: Салакъ (Salak) и Гедэ (Gedeh). Послѣдній всегда курится; первый, у подножія котораго расположенъ городъ, бездѣйствуетъ съ 1699 года. Протяженіе земли подъ садомъ, до 1890 года равнявшееся 36 гектарамъ, увеличилось въ настоящее время до 50, благодаря пріобрѣтенію, покупкою у частнаго лица, участка земли по другую сторону небольшой рѣки Tjiliwong, служившей прежде живымъ урочищемъ сада съ востока. Съ юга и запада границею сада является большая центральная почтовая дорога (шоссе) всего острова, тогда какъ на сѣверъ садъ граничитъ непосредственно со звѣринцемъ (Оленій паркъ) и дворцомъ генералъ-губернатора.
Со стороны почтовой дороги садъ отдѣленъ оградою, состоящею изъ низкихъ, въ половину вышины роста человѣка, усѣченныхъ столбовъ-конусовъ, покоящихся на широкихъ основаніяхъ. Столбы соединены между собою свободно висящею чугунною цѣпью и окрашены въ бѣлый, а основанія ихъ въ черный цвѣтъ. Такова вообще окраска всѣхъ оградъ, воротъ и мостовъ (очень часто крытыхъ для защиты отъ солнца), правительственныхъ сооруженій Явы,
Главный въѣздъ въ садъ — тяжелыя, массивныя бѣлыя ворота, позади которыхъ, недалеко въ глубь, расположены: превосходное и обширное жилище директора и уютные дома товарища его, равно какъ и другихъ, принадлежащихъ къ администраціи сада лицъ. Противъ главныхъ воротъ, со стороны улицы, двѣ могучія пальмы: одна вѣерная — Borassus flabelliformis L., «Lontar» туземцевъ, громадный, темносѣрый стволъ которой увѣнчанъ вершиною опахаловидныхъ листьевъ; другая перистая — хорошо уже знакомый намъ кокосъ, Cocus nucifera, «Kelapa» яванцевъ. Превосходная аллея изъ деревьевъ «кэнари», Canarium commune L. (Burseraceae), роскошно разрослась здѣсь на родной почвѣ и тянется черезъ садъ по направленію ко дворцу генералъ-губернатора.
Далеко вверхъ уходятъ гигантскіе, 60-ти-лѣтніе (посажены бывшимъ директоромъ Teissmann’омъ), свѣтлосѣрые стволы этихъ могучихъ деревьевъ, вышиною до 30 метровъ, нерѣдко снабженныхъ у основанія расходящимися въ стороны откосами, съ плоскими, далеко выдающимися въ стороны ребрами. Послѣднія образуютъ естественные контрфорсы, имѣющіе видъ какъ бы искусственно придѣланныхъ въ стволу дерева досокъ. Эпифиты — изъ семейства аронниковыхъ (Araceae); роды — Pothos, Scindapsus, и между ними преимущественно хорошо знакомое намъ комнатное растеніе, южно-американская Monstera pertusa De Мriese (Phylodendron pertusum нашихъ садовниковъ), взбирается по этимъ стволамъ вверхъ до высоты 10 метровъ приблизительно. Плотная темно-зеленая листва вершинъ деревьевъ «кэнари» даетъ роскошную густую тѣнь, столь желанную и далеко не частую у древесныхъ формъ этихъ широтъ. Во время моего пребыванія на Явѣ (въ іюнѣ) деревья были покрыты плодами: особаго рода орѣхами, сѣмена которыхъ съѣдобны; они замѣняютъ здѣсь миндаль, который напоминаютъ и вкусомъ. Аллея ведетъ черезъ садъ мимо большого пруда ко дворцу генералъ-губернатора. Владѣнія послѣдняго граничатъ непосредственно съ землями сада. Здѣсь, уже внѣ послѣдняго, обращаетъ на себя невольно вниманіе другая достопримѣчательность Бейтэнзорга — аллея верингій (Weringm), Urostigma Benjaminum Miquel — Ficus Benjaminea L., замѣняющая собою на Явѣ баніанъ (Ficus Bengaliusis L.) Индіи и Цейлона. Отношеніе вторичныхъ, дочернихъ стволовъ къ материнскому, дающее въ результатѣ цѣлую дерево-рощу, здѣсь часто даже еще причудливѣе, въ смыслѣ образованія какъ бы воротъ, арокъ или отсѣтей, сросшихся между собою гигантскими петлями вторичныхъ стволовъ, внутри которыхъ заключенъ первоначальный стволъ материнскій. Повислыя, сѣро-бѣловатыя вѣтви мелкой относительно листвы также составляютъ характерную особенность этого рода смоковницы, отличающую ее отъ другихъ близкихъ видовъ. Аллея кэнари раздѣляетъ весь садъ на двѣ неравныхъ части: большую — восточную, и меньшую — западную. Здѣсь, въ строжайшемъ научно-систематическомъ порядкѣ, при крайней щепетильности и полнотѣ діагнозовъ (въ смыслѣ ихъ синониміи), расположены безчисленныя растительныя сокровища экватора и обоихъ тропиковъ до ихъ предѣльныхъ (по отношенію къ полюсамъ) границъ включительно. Точности, полнотѣ и осторожности опредленій Бейтэнзорга могутъ, по справедливости, позавидовать выдающіеся ботаническіе сады Европы. Растенія (такъ-называемыя квартиры естественныхъ семействъ) расположены здѣсь въ строгой системѣ по соотвѣтственнымъ семействамъ, полусемействамъ, родамъ и видамъ. Стоитъ сказать, напримѣръ, малайцу «садовнику-собирателю»: — Сходи въ квартиру Malvaceae, кварталъ Hibiscae, и принеси мнѣ оттуда Thespesia Populnea! — чтобы черезъ ¼ или ½ часа получить желаемое. Туземецъ этотъ прекрасно знаетъ латинскія названія растеній сада. Благодаря превосходно подобранному персоналу служителей, помощь ихъ ботанику-гостю этимъ не ограничивается. При громадной обыкновенной высотѣ деревьевъ получить съ нихъ цвѣтки или плоды — дѣло не легкое. Для этого есть спеціалистъ малаецъ-лазильщикъ, взбирающійся легко и скоро на высочайшія деревья сада, не выключая и лишенныхъ вѣтвей стволовъ пальмъ. Замѣчательнѣйшимъ, въ своемъ родѣ единственнымъ типомъ туземцевъ-служителей сада является однакоже стоящій во главѣ ихъ старшій помощникъ садовника, слишкомъ 70-ти-лѣтній Oetam, настоящій титулъ котораго «Mantri-Ksar», что значитъ: старшина (въ буквальномъ переводѣ — первый министръ). Старикъ этотъ обладаетъ необычайнымъ практическимъ знаніемъ какъ яванскихъ растеній вообще, такъ и растеній сада Бейтэнзорга въ частности, и нерѣдко является рѣшающимъ авторитетомъ въ такого рода справкахъ, гдѣ однихъ ботаническихъ свѣденій недостаточно: дадутъ ему, напримѣръ, обрывокъ листа какого-либо подлежащаго опредѣленію растенія — обрывокъ, который ничего не можетъ сказать самъ по себѣ «ни уму, ни сердцу» ботика. Вотъ въ такихъ-то случаяхъ, и притомъ почти всегда вполнѣ удачно, старый Mantri-Oetam оказывается на высотѣ своего призванія. Понюхавъ и пожевавъ листъ, онъ всего чаще прямо говорятъ его туземное, а затѣмъ и научное латинское названіе; но онъ очень остороженъ въ своихъ заключеніяхъ и не любитъ рисковать заслуженно-прочнымъ авторитетомъ. Въ случаѣ малѣйшаго сомнѣнія Oetam скажетъ: — Думаю, что растеніе должно принадлежать къ такому-то семейству и вѣроятно къ такому-то роду (называя ихъ правильно на латинскомъ языкѣ); быть можетъ это такой-то видъ именно, или близкій къ нему. Пойду въ такую-то квартиру и такой-то кварталъ, посмотрю! — И чаще всего, благодаря богатству сада, старый Mantri возвращается съ подтвержденіемъ своихъ предположеній, для того чтобы столько же справеливо, какъ и заслуженно, пожать привычные лавры общихъ похвалъ и восклицаній изумленнаго ботаника-гостя.
Большая, восточная часть сада имѣла до настоящаго года своимъ живымъ урочищемъ незначительную рѣчку Tjiliwong, по направленію къ которой садъ спускается довольно круто внизъ. Теперь, какъ уже упомянуто выше, владѣнія сада перешли и за нее. Многочисленныя искусственно проложенныя канавы, проведенныя изъ ручья Tjibalok, орошающаго меньшую, западную часть сада, тянутся черезъ всю восточную часть его и открываются въ рѣку Tjiliwong. Каналы эти необходимы для быстраго отвода громадныхъ массъ воды, сбѣгающей при каждомъ дождѣ (а дождь въ Бейтэнзоргѣ, при обычномъ порядкѣ вещей, идетъ почти обязательно ежедневно, между 4—9 часами по-полудни) съ подошвы вулкана Salak. Несмотря на присутствіе этихъ каналовъ, при сильныхъ ливняхъ или при задержкѣ стоковъ гдѣ-либо въ канавахъ, громадныя деревья вырываются съ корнями и уносятся бурными дождевыми потоками. Вотъ почему и дорожки сада Бейтэнзорга, да и города вообще, усыпаны не пескомъ, а густымъ слоемъ очень крупнаго гравія, замѣняющаго неизбѣжно смываемый каждымъ дождемъ песокъ. Борьба съ дождевою водою изо дня въ день требуетъ наибольшей затраты рабочей силы сада; но горе ему, если, какъ это иногда, хоть и не часто случается, дождь лишь на нѣсколько дней только прекратится: у сада нѣтъ достаточно обильныхъ источниковъ воды для поливки — онъ довольствуется по необходимости естественнымъ дождевымъ орошеніемъ. Тогда, несмотря на всю влажность атмосферы, растительность сада начинаетъ сильно страдать и возникаютъ обыкновенно тяжелыя, иногда невознаградимыя для сада, потери.
Меньшая, западная часть сада представляетъ собою ровную плоскость, но которой протекаетъ уже упомянутый ручей Tjibalok. Въ ней помѣщается главная ботаническая лабораторія, тогда какъ музей, гербарій, библіотека, фармакологическая и фитопатологическая лабораторія находятся внѣ сада, противъ него, по другую сторону улицы.
Учрежденія эти извѣстны подъ общимъ туземнымъ именемъ «Kantor batu», что значитъ: каменная (batu) контора (Kantor), такъ какъ прежде здѣсь находился помѣщавшійся въ каменномъ зданіи, теперь упраздненный, минералогическій музей. Ко всѣмъ этимъ прекраснымъ научнымъ учрежденіямъ мы еще возвратимся позже.
Я взялъ бы на себя неблагодарную и невыполнимую задачу, если бы вздумалъ подробно останавливаться на частномъ описаніи растительныхъ сокровищъ сада Бейтэнзорга. Ограничусь лишь указаніемъ на самыя выдающіяся формы, которыми онъ столь богатъ.
Такъ въ западной части сада приковываетъ невольно взоръ длинная аллея высочайшихъ пальмъ-левистоній — Livistonia olivaeI formis Martins, «Sadang» яванцевъ, своими размѣрами превышающихъ самые старые кокосы. Тонкіе стволы этихъ левистоній высоко обвиты крупноцвѣтными ипомеями, Ypomaea Bona-nox L., взбѣгающими по нимъ далеко вверхъ. Вообще собраніе пальмъ бейтэнзоргскаго сада, — не исключая и ростущей по болотамъ, почти въ водѣ или даже непосредственно въ ней, низкорослой Nipa fruticans Wurmb., перистые листья которой напоминаютъ молодой кокосъ, — принадлежитъ къ числу богатѣйшихъ во всемъ мірѣ. Кіра fruticans Wurmb. — характерный обитатель морскихъ побережій, отъ Малайскаго архипелага и Малаки до Филиппинъ включительно. Здѣсь покрываетъ она сплошными зарослями и на огромныхъ протяженіяхъ низменные морскіе берега, иногда слѣдуя въ глубь страны по болотистымъ берегамъ рѣкъ. Таковъ, какъ мы видѣли, Don-nal въ Камбоджѣ, на берегахъ котораго расположенъ Сайгонъ. Французскіе колонисты называютъ эту пальму «Palmier aquatique», — и въ самомъ дѣлѣ нерѣдко можно видѣть лишь вершины вертикально возвышающихся изъ воды перистыхъ листьевъ ея.
Весьма богато представлены также въ Бейтэнзоргѣ и панданы — различные виды рода Pandanus. Кто не знаетъ ихъ у насъ, — и въ то же время до чего мало похожи наши комнатные карлики-панданы на своихъ соотечественниковъ береговъ острововъ Индійскаго океана и Полинезіи! Могучіе стволы ихъ, стоящіе какъ бы на распоркахъ изъ многочисленныхъ воздушныхъ корней, несутъ гигантскіе букеты жесткихъ, темно-зеленыхъ, колючихъ по краямъ листьевъ, причемъ деревья женскія часто украшены крупными, чешуйчатыми, красными или желтоватыми, почти сферическими соплодіями сростающихся между собою отдѣльныхъ плодниковъ женскихъ цвѣтовъ пандановъ.
Пруды сада украшены, кромѣ упомянутой уже, привольно цвѣтущей здѣсь, викторіи (Victoria regia Lindley), также изящными розовыми и бѣлыми лотосами: египетскимъ Nymphaea Lotus L. и индійскимъ Nelumbium Speciosum Wildn. Листья перваго плаваютъ на водѣ; у второго они поднимаются на длинныхъ черешкахъ довольно высоко изъ нея. Богата здѣсь, несомнѣнно, и коллекція имбирныхъ растеній (Zingiberaceae), зарослей различныхъ бамбуковъ и въ особенности такъ-называемыхъ ліанъ, вьющихся растеній изъ различнѣйшихъ семействъ: мотыльковыхъ (Papilinaceae), тыквенныхъ (Cucurbitaceae), виноградныхъ (Ampelidaceae, виды рода Vitis, Cissus.), аннонъ (Annonaceae) и проч., въ особенности же пальмъ-ротанговъ (виды рода Calamus), изъ которыхъ нѣкоторые (Plectocomia elongata Blume-Calamus maximus L., напримѣръ) достигаютъ — о чемъ уже упоминалось выше — до 100 метровъ длины. Какъ гигантскія змѣи, расползаются по землѣ, далеко въ разныя стороны, прихотливыми петлями и изгибами, могучіе, въ руку и болѣе толщины, стволы ротанговъ, пока не достигнутъ, наконецъ, дерева, по которому взбѣгаютъ до самой его вершины, цѣпляясь за стволъ о вѣтви страшными для путника крючьями своихъ стеблей и ластовыхъ черешковъ, для того, чтобы свѣситься затѣмъ внизъ ихъ тонкою какъ хлыстъ вершиною или перекинуться на сосѣднее дерево.
Особенное отдѣленіе, такъ-называемое по-голландски «Boschtuin», существуетъ и для эпифитовъ — растеній, хотя и живущихъ на деревьяхъ, но нуждающихся въ нихъ только какъ въ мѣстахъ своего прикрѣпленія, — не болѣе. Это такъ-называемые ложные паразиты. Между ними первое мѣсто занимаютъ орхидеи (Orchidaceae), съ ихъ ярко-причудливыми цвѣточными кистями, аройниковыя (Araceae) и папоротники, то грубые и массивные (виды рода Platyceriam, Asplenium Nidas L.), то одаренные нѣжно-перистыми, какъ бы кружевными, прихотливо вырѣзанными листьями.
Богато представлены въ саду и саговники (Cycadaceаe), равно какъ и часто столь причудливые по своимъ формамъ молочаи (Euphorbiaceae), гигантскіе Dipterocarpaceae, миртовыя (Myrtaceae) и лавровыя деревья (Lauraceae), да всего, конечно, и не перечесть! Интересны деревья тиковыя (Tectona grandis L., «Djati» яванцевъ), во время цвѣтенія украшенныя громадными метелками бѣловатыхъ цвѣтковъ. Деревья эти нерѣдко сильно страдаютъ отъ паразитовъ изъ рода Loranthus, родственныхъ нашей омелѣ (Viscum album L.). Тикъ принадлежитъ къ тропическимъ, теряющимъ листья формамъ. Весьма своеобразенъ видъ такого лѣса голыхъ деревьевъ среди роскошной растительности Явы, какъ это можно наблюдать среди правительственныхъ лѣсовъ тщательно разводимыхъ и охраняемыхъ на Явѣ, ради незамѣнимаго для корабельнаго дѣла дерева-тикъ, называемаго желѣзнымъ, по его прочности и противодѣйствію разрушительной силѣ иныхъ морскихъ моллюсковъ-точильщиковъ (Tredo navalis), быстро унчтожающихъ цѣлыя суда. Тикъ интересенъ для насъ и какъ древовидный представитель того семейства (Verbenaceae), члены котораго у насъ — скромныя травы: назову лишь всѣмъ извѣстную вербэну (Verbena hybrida) нашихъ цвѣтниковъ. На Явѣ встрѣчаемъ мы въ этомъ отношеніи (какъ и на Цейлонѣ) и другой, столь же рѣзкій, примѣръ въ семействѣ кисличныхъ растеній (Oxalidaceae). Нѣтъ человѣка, хотя бы немного знакомаго съ нашею флорою, кому не была бы извѣстна маленькая кислица, Oxalis acetosella L., — эта изящная вѣстница ранней весны, съ ея ярко-зелеными тройными листочками, бѣлыми цвѣтками и кислымъ вкусомъ; и вотъ здѣсь встрѣчаемъ мы ея родственницу — высокое, изящное дерево съ длинными, непарно-перистыми листьями, Аverrhoa Bilimbi L., «Bilimbing» туземцевъ, вмѣстѣ съ другимъ видомъ (A. Carambola L.) являющихся представительницами травянистаго семейства кисличныхъ. Averrhoa Bilimbi обладаетъ еще и другою интересною особенностью, свойственною инымъ тропическимъ деревьямъ (хлѣбное дерево, т.-е. виды рода Atrocarpus, шоколадникъ, Theobroma Cacao L., дуріанъ, Durio Zibelhinus L.), состоящею въ томъ, что темнокрасные цвѣтки и свѣтлозеленые, призматически удлиненные плоды Averrhoa Bilimbi выходятъ непосредственно изъ коры самаго ствола дерева и основаній старыхъ вѣтвей его. Плоды эти, длиною въ мизинецъ взрослаго человѣка (и вдвое или даже болѣе толстые), характеризуются, вслѣдствіе богатства содержанія въ нихъ свободной щавелевой кислоты, чрезвычайно рѣзко-кислымъ вкусомъ, что не мѣшаетъ, однакоже, жителямъ Цейлона, Сингапура, Явы и Сайгона употреблять ихъ какъ острую приправу питья и пищи.
На Явѣ, какъ и въ Коломбо, плоды эти употребляются также наемною прислугою для вывода чернильныхъ пятенъ и чистки желтыхъ кожаныхъ башмаковъ ихъ принципаловъ — колоніальныхъ англичанъ и голландцевъ, тогда какъ заботливыя матери моютъ головы своихъ дѣтей сокомъ этихъ плодовъ, для устраненія безпокоящихъ ихъ паразитовъ.
Между разнообразными представителями «квартиры кактусовъ» сада невольно приковываетъ къ себѣ взоры единственная снабженная листьями форма ихъ: Piereskia grandiflora Hort. Воgoriensis (діагнозъ сада) — огромное дерево, въ 7—8 метровъ вышиною, густо покрытое массами эпифитнаго папоротника, Drymoglossum numularifolium Mettenius, толстые и сочные, округлые или удлиненные листочки котораго такъ подходятъ къ мясистымъ овальнымъ листьямъ самого хозяина. Очень богато представлены между различными Araliaceae формы какъ съ пальчатыми, такъ и съ перистыми листьями. Между послѣдними особенно выдается изящнѣйшая Trevesia Burckii — новое, существующее пока лишь въ саду Бейтэнзорга, деревянистое растеніе. Его привезъ изъ Суматры, два года тому назадъ, товарищъ директора сада, Dr. Burck. Глубоко разсѣченный, состоящій изъ 7—9 какъ бы отдѣльныхъ листочковъ, листъ этой Trevesia соединенъ у основанія расходящихся изъ черешка нервовъ особеннымъ общимъ сегментомъ. Форма, напоминающая на первый лишь взглядъ, конечно, листья иныхъ видовъ рода Amorphopliallus изъ семейства аройниковыхъ (Araceae). Въ свою очередь араліи (Araliaceae), съ перистыми листьями, стоящія рядомъ съ названными растеніями, напоминаютъ невольно своимъ общимъ видомъ перистой вершины иныя Meliaceae: Cedrela serrulata Miquel, напримѣръ, или даже похожій издали на перистую пальму стройный Schizolobium ехcelsum Yog. изъ семейства цезальпиніевыхъ (Caesalpiniaceae).
Изъ ядовитыхъ растеній замѣчательны «Upas-Antiar», знаменитый анчаръ, Antiaris toxicaria Leschenault, и рвотный орѣхъ, Strychnos Nux vomica L., съ его желто-зелеными (не бѣлыми, какъ описываютъ и изображаютъ обыкновенно), мелкими, скученными цвѣтками и желтыми, напоминающими небольшое яблоко, плодами, содержащими по 1—5 похожихъ на плоскія пуговицы, сѣрыхъ, богатыхъ стрихниномъ сѣмянъ, а также великолѣпный экземпляръ высоко вьющейся Anamitra paniculata Cobebr., съ ея красивыми сердцевидными листьями и развѣсистыми, очень длинными метелками, почти шаровидныхъ, богатыхъ пикротоксиномъ, плодовъ, представляющихъ собою въ сухомъ видѣ продажный «кукольванъ» или рыбьи ягоды, употребляемый у насъ для недозволеннаго закономъ отравленія рыбы; но, повторяю, всего, даже и особо замѣчательнаго, въ Бейтэнзоргѣ и не перечесть!
Познакомимся теперь съ лабораторіями его, начавъ съ важнѣйшей изъ нихъ, такъ-называемой Главной Ботанической Лабораторіи, съ принадлежащими въ ней гербаріемъ и библіотекою. Противъ главнаго зданія этой лабораторіи красуются, какъ гиганты-часовые, двѣ великолѣпныя даммары, Dammara alba Rumphius — Dorientalis Lаm. (Goniferae), въ видѣ мощныхъ сплошныхъ, темно-зеленыхъ, какъ бы вылитыхъ изъ бронзы, пирамидъ, или скорѣе конусовъ, начинающихся довольно низко отъ основанія одиночнаго могучаго ствола. Дерево это, родина котораго Ява, Суматра и другіе острова Малайскаго архипелага, даетъ столь важную въ техникѣ и употребляемую въ медицинѣ безцвѣтную смолу — даммаръ.
Широко-яйцевидные, плотные и кожистые листья дерева напоминаютъ всего менѣе иглы нашихъ елей и сосенъ, тѣмъ не менѣе его ближайшихъ родственниковъ.
Обширная, очень свѣтлая (и произвольно затѣняемая растеніями) лабораторія представляетъ собою большую, продолговатую залу, въ которой широко разставлены пять столовъ для микроскопическихъ занятій. Каждый изъ нихъ снабженъ всѣми необходимыми приспособленіями новѣйшей микроскопической техники. Сами столы, при этомъ, настолько велики, что за каждымъ изъ нихъ могутъ работать, нисколько не стѣсняя другъ друга, по два человѣка за-разъ: слѣдовательно, лабораторія, разсчитанная на 5 человѣкъ, можетъ въ сущности служить единовременно для 10-ти лицъ. Вдоль стѣнъ залы расположены шкафы съ необходимыми микроскопическими реактивами, всевозможными красящими веществами, употребляемыми при гистологическихъ изслѣдованіяхъ, запасами скальпелей, иголъ, ножницъ, пинцетовъ и пр. Нѣтъ недостатка и въ микротомахъ, бритвахъ и микроскопахъ. Всякій желающій работать здѣсь получаетъ, безъ различія національности, безвозмездно: столъ, реактивы и нужные инструменты. Простого заявленія, что собственный микроскопъ пострадалъ въ пути, достаточно для полученія послѣдняго изъ лабораторіи на все время занятій ботаника-гостя. Микроскопы прекрасны, но апохроматовъ нѣтъ: горькій опытъ показалъ, что въ Бейтэнзоргѣ системы (объективы) не выдерживаютъ влажности воздуха и въ нѣсколько мѣсяцевъ даже становятся уже вполнѣ негодными къ употребленію. Лабораторія, несмотря на близость библіотеки, снабжена необходимѣйшими сочиненіями для справокъ по гистологіи, морфологіи и систематикѣ растеній. Средній простѣнокъ между окнами украшенъ большою черною таблицею, на которой прекрасно изображенъ мѣломъ анализъ цвѣтка «Djatu», тика: Tectona grandis L. — работа одного изъ служащихъ при лабораторіи туземцевъ — художника въ «кабайѣ» (бѣлая кофточка) и пестромъ «саронгѣ» (саронгъ — короткая ситцевая юбка, замѣняющая нижнее платье), съ босыми ногами, обыкновенно постоянно занятаго срисовываніемъ тѣхъ или другихъ замѣчательныхъ растеній или ихъ частей.
Ботаническая библіотека Бейтэнзорга — верхъ совершенства по ея порядку и полнотѣ, равно какъ и гербарій, заключающій въ себѣ, кромѣ представителей флоры Явы въ частности и всего Малайскаго архипелага вообще, также и все то, что только можно было собрать по флорѣ тропиковъ обоихъ полушарій. Такая полнота гербарія вполнѣ соотвѣтствуетъ задачѣ директора сада Treub’а: собрать въ Бейтэнзоргѣ по тропической и предтропической флорѣ все, чего недостаетъ въ этомъ отношеніи лучшимъ гербаріямъ Европы, и тѣмъ облегчить посѣтителямъ-ботаникамъ не только изученіе растительности Явы, но и тѣхъ отдаленныхъ отъ нея странъ, флора которыхъ нашла себѣ пріютъ въ саду и гербаріѣ этого рая ботаниковъ — дивнаго Бейтэнзорга. Съ глубокою благодарностью вспоминаю и я, какую службу сослужилъ мнѣ этотъ превосходный гербарій при провѣркѣ опредѣленія растеній, собранныхъ мною передъ этимъ въ Китаѣ, по верховьямъ рѣкъ, впадающихъ въ низовья Янтци (Янъ Це-Кіангъ географіи), въ провинціи Дзянъ-Си, областяхъ: Жуй-Чанъ, У-Нинъ и въ Линджау, иначе И-нинъ-Чжоу, въ мѣстностяхъ, куда европейцы проникать вообще не дерзаютъ, гдѣ мнѣ пришлось, слѣдовательно, быть въ качествѣ перваго ботаника среди флоры еще неизвѣстной.
Всякій естествоиспытатель пойметъ, какъ дорога и отрадна возможность выясненія еще на пути флорическихъ вопросовъ, рѣшеніе которыхъ предполагалось отложить по необходимости до возвращенія въ Европу уже по окончаніи кругосвѣтнаго плаваній. Нечего и говорить, что гербарій сберегается въ строжайшемъ порядкѣ, несмотря на всѣ затрудненія, съ какими приходятся здѣсь бороться его консерватору. Для защиты отъ плесени и муравьевъ, этого страшнаго и неусыпнаго врага тропиковъ, необходимо прибѣгать къ особымъ мѣрамъ. Пачки бумаги, въ которыя заключены сухія растенія, помѣщаются вертикально, густо пересыпанныя нафталиномъ и зашитыя нитками, въ открытыхъ сверху, деревянныхъ, пропитанныхъ также нафталаномъ ящикахъ. Въ послѣднихъ помѣщены также, слабо заткнутые ватою, стеклянные цилиндры, налитые сѣроуглеродомъ; въ ящикахъ густымъ слоемъ насыпанъ тотъ же нафталинъ. При этихъ условіяхъ только, равно какъ и при самомъ строгомъ, частомъ періодическомъ пересмотрѣ зашитыхъ на-глухо пачекъ сухихъ растеній, удается сохранять сокровища гербарія сада Бейтэнзорга.
Лабораторія фармакологическая и химико-растительная помѣщается противъ музея (главной лабораторіи) фитопатологіи и бактеріологіи внѣ сада, по другую сторону улицы.
Первою изъ нихъ завѣдуетъ талантливый и энергично работающій (какъ, впрочемъ, и всѣ въ Бейтэнзоргѣ) молодой ученый Dr. Gresshoff. Цѣль лабораторіи — химическое и физіологическое изученіе, и притомъ въ строгомъ порядкѣ естественной системы какъ растеній" S’Lands Plantentuin[4] вообще, такъ въ особенности растеній, составляющихъ достояніе яванской народной медицины, употребляющей очень много сильно-дѣйствующихъ растительныхъ препаратовъ, европейской наукѣ еще неизвѣстныхъ. Докторъ Gresshoff произвелъ уже въ этомъ направленіи много интересныхъ открытій: такъ, въ цѣломъ рядѣ растеній, принадлежащихъ къ различнымъ семействамъ, найденъ имъ, какъ составное начало ихъ, свободный ціанистый водородъ, такъ-называемая синильная кислота (Addum hydrocyanicum); въ листьяхъ дыннаго дерева (Carica Papaya L.) — новый алкалоидъ карпаинъ (Carpahmm) и проч.
Лабораторіею фитопатологіи и бактеріологіи завѣдуетъ Dr. Jause. Ему обязана Ява началомъ успѣшнаго разъясненія жгучаго вопроса о сущности гибельной болѣзни сахарнаго тростника (Saceharum officinarum L), называемой туземцами «Sereh». Пораженные болѣзнью стебли перестаютъ рости въ вышину и развиваютъ массу тонкихъ боковыхъ вѣтвей, причемъ все растеніе представляется хилымъ, и почти совсѣмъ не даетъ при обработкѣ его сладкаго сока. Между тѣмъ сахарное производство, вмѣстѣ съ вывозомъ кофе, представляетъ собою главную статью международной торговли Явы.
Изслѣдованія Dr. Janse, какъ я самъ могъ въ томъ убѣдиться несомнѣнно на его превосходныхъ микроскопическихъ препаратахъ, показали, что болѣзнь обусловливается здѣсь особаго рода бактеріями: Bacillns Sacchari Janse N. spec., колоніи которыхъ(Zoogloeа) закупориваютъ сосуды и проводящія ткани (флоэму) сосудистаго пучка пораженныхъ растеній, препятствуя такимъ образомъ обмѣну газовъ и жидкостей. Интересно, что интензивность болѣзни состоитъ въ прямомъ отношеніи съ количествомъ выпадающаго дождя. Бейтэнзоргъ — одно изъ самыхъ дождливыхъ мѣстъ Явы, и вотъ, какъ я самъ видѣлъ это на опытномъ полѣ, сильно пораженныя растенія, привезенныя изъ сухихъ мѣстностей острова и посаженныя здѣсь въ землю, поправляются; короткія междуузлія ихъ стеблей замѣняются болѣе длинными, стволъ толстѣетъ, превращается ненормальное развитіе боковыхъ вѣтвей его и увеличивается содержаніе сахара въ самомъ растеніи, какъ показываетъ это контрольный химическій анализъ.
Интересно, что подобное же (Bacillns Glagae Janse) заболѣваніе Dr. Janse открылъ и въ систематически близкихъ дикоростущихъ здѣсь формахъ, у такъ-называемой «Glaga», Saceharum spontane um L., которая вмѣстѣ съ «Alang-Alang», Imperata (Saccharum) Koenigi Blume (этими бичами Явы и Сингапура) совершенно препятствуетъ возникновенію лѣса на плодоносной землѣ, воздѣлывавшейся прежде и затѣмъ оставленной по какимъ-либо причинамъ. Лабораторія удовлетворяетъ вполнѣ всѣмъ требованіямъ современной бактеріологіи. Работать здѣсь — истинное наслажденіе, какъ я могъ въ томъ убѣдиться, оканчивая въ ней на живомъ матеріалѣ прерванное на Цейлонѣ изслѣдованіе паразитнаго грибка Hemileia vastatrix Berkley et Broome, также называемой «кофейной чумы».
Самостоятельное отдѣленіе главнаго сада Бейтэнзорга, такъ-называемый «Culturtuin», находящійся на одну милю разстоянія отъ перваго, въ мѣстности, носящей названіе Tjikeumeu, служитъ для акклиматизаціи исключительно врачебныхъ, техническихъ и экономическихъ растеній. Здѣсь же помѣщается и лабораторія агрономической химіи. На обширномъ участкѣ земли (свыше 70 гектаровъ), окруженномъ низкою стѣною живой изгороди стриженнаго мелкорослаго бамбука, расположены гряды и насажденія почти всѣхъ врачебныхъ и техническихъ растеній тропическаго и частью предтропическаго пояса обоихъ полушарій, за исключеніемъ хинныхъ деревьевъ, которымъ здѣсь еще слишкомъ жарко: ихъ мѣсто на спеціальныхъ государственныхъ плантаціяхъ, не подчиненныхъ дирекціи сада (Lembang и Nagrak), напримѣръ въ резидентствѣ Preanger.
Впрочемъ, образцы различныхъ цинхонъ встрѣтимъ мы въ горномъ саду «Tjibodas», составляющемъ, какъ и Tjikeumeu, часть «S’Lands Plantentuin» Бейтэнзорга и носящаго, какъ уже упомянуто, оффиціальное названіе «Bergtnin».
Нѣтъ возможности перечислить всѣ живыя сокровища, съ которыми встрѣчается фармакогностъ въ Tjikeumeu. Укажу лишь на важнѣйшее въ этомъ отношеніи. Прежде всего встрѣчаемъ мы здѣсь роскошные и многочисленные экземпляры деревьевъ, дающихъ толутанскій (Tolnifera Balsamum Baillon) и перу канскій (Т. Pereirae Baill.) бальзамы, далѣе два вида шоколадница: Theobroma, Cacao L. и T. bicolor Humb-Bnp., приносящіе превосходные плоды. Здѣсь же ростутъ прекрасно также высокія и тѣнистыя деревья гвоздики (Caryophyllus aromaticus L.) и мускатнаго орѣха (Myristica fragrans Hott.). Далѣе встрѣтимъ мы здѣсь деревья цейлонской (Cinnamoninm Zeylanicnm Breyne) и китайской (С. Cаssia Blume) корицы, кустарникъ Erythroxylion Соса L.), листья котораго доставляютъ кокаинъ, и знаменитое камфорное дерево — Dryobalanops Camphora Gärtner, дающее драгоцѣнную на востокѣ борнэо-камфору (борнеолъ). Послѣдній не должно смѣшивать съ обыкновенною или китайскою камфорою, получаемою отъ Campbora officinarum С. G. Nees (Laurus Camphora L.). Интересны затѣмъ многочисленные древесные представители различнѣйшихъ семействъ, доставляющіе каучукъ и гуга-перчу, кофе обыкновенный и «либерія-кофе», о которыхъ была уже рѣчь, да и многое-многое другое, голый перечень чего былъ бы утомителенъ, а подробное перечисленіе завело бы далеко за предѣлы программы настоящаго очерка, — встрѣтитъ ботаникъ въ обширныхъ питомникахъ образцовой агрономической станція Tjikeumeu.
Лабораторіею, превосходно обставленною, обширною, прохладною и очень удобною, завѣдуетъ Dr. van Romburg, уже получившій своими трудами хорошую репутацію между голландскими химиками. Весьма интересны его послѣднія изысканія сравнительнаго состава эѳирнаго масла, сѣмянъ и листьевъ мускатнаго ореха, равно какъ и практически важные результаты добыванія виннаго спирта изъ плодовъ Coffea Liberica Bull, представлявшихъ собою до настоящаго времени совершенно неутилизируемий отбросъ при выдѣлкѣ этого сорта кофе. Вообще, либерія-кофе имѣетъ большую будущность; въ продажѣ онъ идетъ превосходно (и дѣйствительно вкусъ его прекрасенъ); Hemileiaa vastatrix, истребившая и истребляющая на Цейлонѣ безпощадно кофейныя плантаціи, для него не страшна: онъ противостоитъ кофейной чумѣ несравненно лучше не только на Явѣ, гдѣ и Coffea Arabica страдаетъ отъ паразита гораздо меньше, чѣмъ на Цейлонѣ, но даже и на послѣднемъ, гдѣ гибель цѣлыхъ плантацій Coffea Arabica отъ этого бича теперь обычное и повсемѣстное прискорбное явленіе.
Горный садъ Tjibodas, «Bergtuin», расположенъ у подошвы вулкана Gedeh, въ 5½ часахъ ѣзды отъ Бейтэнзорга, частью въ этажѣ, частью верхомъ. Въ походъ выступаете вы въ маленькой двуколесной, запряженной тройкою яванскихъ пони, колясочкѣ. Это сходство запряжки съ нашимъ отечествомъ умѣряется, впрочемъ, какъ и слѣдовало ожидать, отсутствіемъ дуги и только тремя возжами. По мѣрѣ подъема въ горы, къ тройкѣ приставляется еще пара выносныхъ лошадокъ, съ которыми бѣжитъ рядомъ ведущій ихъ въ поводу яванецъ. Такъ доѣзжаютъ до санитарной горной станціи «Sindanglaya», лечебницы отеля, содержимой на частныя средства при помощи правительственной субсидіи. За нею, уже верхомъ, все круче и круче въ гору, поднимаетесь вы въ Tjibodas. Дорога изъ Бейтэнзорга пролегаетъ чрезъ китайскій кварталъ его и затѣмъ выводитъ за городъ по очень хорошему шоссе, между кофейными плантаціями. Деревья «Katu», Eryodendron antructuosum D. С., съ его характерными, и чаще безлистными, горизонтально отклоненными вѣтвями, и «Dadap», Erythrina Indica L., окаймляютъ шоссе, служа въ то же время живыми телеграфными столбами, въ которые ввинчены очень безцеремонно изоляторы-проволоки. По мѣрѣ того какъ мѣстность становится выше, кокосъ, пизангъ (Musa Sapieutum L.) и папая (Carica Papaya L.) начинаютъ уступать сахарной пальмѣ, Arenga Sacharifer Lab. («Areng» яванцевъ), съ ея сырымъ, покрытымъ остатками листовыхъ черешковъ, окутанныхъ темно-бурыми волокнами стволомъ и темною, почти чернозеленою вершиною громадныхъ, перистыхъ, очень мало расходящихся въ стороны листьевъ. Эта особенность кроны, вмѣстѣ съ гигантскими, висящими внизъ кистями соцвѣтій, даетъ возможность издали еще отличить арэнгу какъ отъ развѣсистаго, густолиственнаго, ярко-свѣтлозеленаго кокоса, такъ и отъ короткаго, малолистнаго, болѣе темнаго, чѣмъ у кокоса, и болѣе свѣтлаго, чѣмъ у арэнги, 5—6-ти-листнаго султана, вѣнчающаго высокій и тонкій, покрытый бѣловатыми кольцами стволъ арэки (Areca Catechu L.) — трехъ культурныхъ пальмъ, безъ которыхъ немыслимо человѣческое поселеніе на Явѣ, какъ и на Цейлонѣ, гдѣ, впрочемъ, арэнгу замѣняетъ «Kitul», уже знакомая намъ Caryota urens L., служащая, какъ и первая, для добыванія сладкаго сока, изъ котораго путемъ броженія получается тамъ «toddy», пальмовое вино, или (выпариваніемъ) — буроватый сахаръ, идущій впрочемъ исключительно для мѣстнаго употребленія.
Могучія, темно-зеленыя, какъ бы вылитыя изъ бронзы пирамиды даммары (Dammara alba Rumphius), развѣсистыя громадныя верингіи (Ficus Benjaminea L.), «Weringin» яванцевъ, съ ихъ причудливо сростающимися и переплетающимися бѣловато-сѣрыми стволами, яркія бѣлыя пятна (бѣлые чашелистки оранжевыхъ цвѣтковъ) на темно-зеленомъ фонѣ листвы мусенды, Hussa coda frondosa L. (Rubiaceae), украшаютъ прелестный горный ландшафтъ, придавая ему крайне своеобразный характеръ, еще болѣе возвышаемый могучими древовидными папоротниками. Alsophila contaminans Wall., и гигантскими деревьями «Rassamala», Altiogia excelsa Blume (Liquidambar Altingiana L.); первые сучья ихъ начинаются на высотѣ вершинъ нашихъ высочайшихъ дубовъ и елей, такъ что даже и между очень высокими представителями тропическаго лѣса эти гиганты поднимаются почти на половину выше всѣхъ остальныхъ деревьевъ, обнаруживая высоко надъ ними свои свѣтло-сѣрые стволы, увѣнчанные сплошными и округлыми массами ихъ темно-зеленыхъ вершинъ.
Въ Sindanglaya заслуживаетъ также вниманія небольшая плантація превосходныхъ хинныхъ деревьевъ (Cinchona Succirubга Pavon), а въ самомъ отелѣ — любимецъ всѣхъ посѣтителей, дѣтей въ особенности, ручной Kalong (Pteropus edulis L.) «Jacob» — очень крупная летучая мышь, питающаяся исключительно плодами. Благодаря перебитому крылу, Jacob, совершенно оправившійся теперь, до извѣстной степени измѣнилъ въ плѣну свои привычки. Подобно его дикимъ собратьямъ, онъ, правда, весь день спитъ, висz неподвижно внизъ головой на ближайшемъ въ верандѣ отеля сучкѣ дерева, — спитъ какъ слѣдуетъ, закрывъ глаза; но даже и въ то время, когда дождь заставляетъ его совершенно окутаться крыльями (Jacobs Regentoilette, какъ говорятъ обязательно изучающія нѣмецкій языкъ дѣти голландцевъ Явы), онъ непремѣнно просыпается во время завтрака или обѣда, ожидая обычной полячки, банановъ или сладкихъ бисквитъ, и даже перебирается на веранду, если его не скоро вспомнятъ. Летать Jacob, увы, не можетъ; пять лѣтъ уже пользуется онъ гостепріимствомъ отеля, вслѣдствіе перебитаго выстрѣломъ изъ ружья крыла (калонговъ, называемыхъ «летучими собаками», на Явѣ ѣдятъ), составляя нѣкоторымъ образомъ одну изъ достопримѣчательностей отеля Sindanglaya и пользуясь всеобщею симпатіею и вниманіемъ не только дѣтей, но и взрослыхъ. Да и на самомъ дѣлѣ это премилое по своей кротости и оригинальности животное.
Дивная картина открывается путешественнику яснымъ утромъ съ высоты плоскогорья Sindanglaya: впереди — Gedeh, «курящій свою трубочку», какъ говорятъ здѣсь; позади — окаменѣвшій въ своемъ 200-лѣтнемъ покоѣ могучій Salak, оба вплоть до вершины покрытые дѣвственнымъ лѣсомъ. Дорога въ Tjibodas ведетъ черезъ деревню, носящую грозное названіе «Tji-matjan» — рѣка тигровъ, но о тиграхъ въ этой части Явы сохранились лишь давнія воспоминанія. Великолѣпная аллея громадныхъ араукарій (Araucaria Bidwillii Hooker) ведетъ къ саду, въ которомъ, благодаря значительной высотѣ его надъ уровнемъ моря (4.500 футовъ), привольно ростутъ и цвѣтутъ представители новоголландской и японской флоры: громадные эукалипты, различныя настоящія акаціи (Сем. Mimosaceae), съ ихъ мелко-кружевными, подгорно-перистыми листьями и какъ бы шолковыми кисточками шаровидныхъ соцвѣтій, обыкновенно желтыхъ или розовыхъ неікихъ цвѣтковъ; затѣмъ — Thuja, араукаріи, кипарисы, Cryptomeria Japonica Don., такъ-называемая «Sugi» японцевъ, разные можжевельники и другія хвойныя (Coniferae). Здѣсь же встрѣчаемъ мы и образцы различныхъ видовъ хинныхъ деревьевъ: Cínchona officinales Hooker, C. lancifolia Mutis, C. Ledgeriana Mo<…>s и C. Succirubra Pavon. Первые два вида характеризуются яркими темно-алыми цвѣтками, у С. Ledgeriаua они бѣло-желтоваты, а у С. Succirubra бѣлы, со срединными розовыми полосками на внутренней сторонѣ вѣнчика. До весны текущаго года ботаническая станція сада Tjibodas (въ 20 гектаровъ протяженія), расположенная на самомъ краю дѣвственнаго лѣса, простирающагося до вершины вулкана Gedeh, представлялась весьма скромною по своимъ размѣрамъ. Эти былъ маленькій домикъ садовника, гдѣ въ небольшомъ свободномъ помѣщеніи могъ найти мѣсто и ботаникъ, желающій ни мѣстѣ изучать флору дѣвственнаго лѣса. Не то уже пришлось видѣть мнѣ въ іюнѣ 1891 года. Теперь станція — въ Tjibodas, и передъ ней красуются два колоссальные экземпляра (Xanthorrhoea hastilis Rob Br.) Это новоголландское растеніе, доставляющее цѣнную желтую, идущую на приготовленіе лаковъ, смолу и принадлежащее къ семейству древовидныхъ лилейныхъ (Liliaceae Asphodeleae); она характеризуется короткимъ и относительно очень толстымъ, чешуйчатымъ стволомъ, въ видѣ какъ бы небольшого обрубка, раздѣленнаго правильными ромбическими фигурами (слѣды отмершихъ листьевъ) и заканчивающагося лучисто-расходящимся круговымъ вѣнцомъ очень узкихъ, линейно-ланцетовидныхъ, жесткихъ, ломкихъ и потому кажущихся обыкновенно очень короткими, листьевъ. Ботаническая станція Tjibodas представляетъ собою въ настоящее время прекрасный, вновь построенный домъ, центръ котораго занятъ большою залою, служащею лабораторіею. Здѣсь — столъ для микроскопическихъ занятій; въ шкафахъ вдоль стѣнъ — полный гербарій горно-лѣсной флоры Явы и всѣ необходимые для мѣстныхъ ботанико-систематическихъ занятій литературные источники, не исключая даже и столь цѣннаго пособія, какимъ являются извѣстные «Genera Plantarnm Bentham-Hooker’а». Ботаники поймутъ и оцѣнятъ этотъ фактъ по достоинству. Рядомъ съ лабораторіею помѣщается прекрасная и большая столовая (она же и салонъ). Вдоль бокового корридора расположены четыре нумера — спальни, съ полною обстановкою, бѣльемъ, блистающимъ голландскою чистотою, прекрасными кроватями и пр. Надъ кроватями, правда, нѣтъ мустикеровъ — но здѣсь они и ненужны: докучливые москиты отсутствуют на этой высотѣ. И все это предоставляется совершенно даромъ (исключая умѣренную плату за столъ) каждому ботанику, желающему здѣсь работать, — и этимъ, какъ и всѣмъ хорошимъ, наука обязана директору «S’Lands Plantentnin», Dr. Treub’у, счастливо соединяющему въ себѣ выдающагося ученаго дѣятеля, замѣчательнаго администратора и гостепріимнѣйшаго хозяина, живущаго въ лучшихъ отношеніяхъ съ администраціею Явы и обществомъ, что и дало ему возможность въ послѣднее время пріобрѣсти, съ помощью правительства, въ собственность сада Tjibodas громадный участокъ дѣвственнаго лѣса въ 1.600 гектаровъ, начинающагося непосредственно отъ сада и тянущагося вплоть до кратера Gedeh, притомъ лѣса вполнѣ дѣвственнаго, т.-е. не эксплуатировавшагося и не выжигавшагося, — однимъ словомъ, вполнѣ сохраненнаго.
Весь громадный дѣвственный лѣсъ Gedeh, ставшій теперь собственностью сада Tjibodas, разбитъ просѣками на правильные и многочисленные участки, при полной неприкосновенности послѣднихъ. Такимъ образомъ ботаникъ, работающій въ лабораторіи, можетъ, съ планомъ въ рукахъ, отправляться въ настоящій дѣвственный лѣсъ, прямо изъ своей спальни, подвергаясь при этомъ опасности лишь со стороны колючихъ зарослей ротанга и другихъ ліанъ, на каждомъ шагу преграждающихъ ему путь. Иныхъ опасностей онъ здѣсь не встрѣтитъ: тигръ, еще столь страшный мѣстами на островѣ, въ этой части Явы отошелъ уже въ область историческихъ преданій, а ядовитыя змѣи (напримѣръ Naja spumatrix, Trigonocephalus rodostoma, укушеніе которыхъ безусловно смертельно) здѣсь такъ робки и осторожны сами, что увидѣть ихъ — рѣдкость, а единичные случаи укушеній считаются чуть-ли не десятками лѣтъ — прямая противоположность передней Индіи, Цейлону и Сингапуру, гдѣ люди изъ года въ годъ гибнутъ массами, преимущественно отъ «кобры», иначе змѣи очковой (Naja tripudians).
Изъ краткаго перечня научныхъ учрежденій и дѣятельности лабораторіи Бейтэнэорга становится очевиднымъ, насколько велика разница между послѣднимъ и — не говорю уже другими тропическими, но и многими первоклассными ботаническими садами Европы. Бейтэнзоргъ, съ его отдѣленіями Tjikenmen и Tjibodas, являются вамъ не только образцовымъ ботаническимъ садомъ, — это ботаническая станція и даже больше — отдѣльная ботанико-химическая академія, и гдѣ же? — подъ созвѣздіемъ Южнаго Креста, въ близкомъ сосѣдствѣ экватора! Всѣмъ этимъ наука, настоящая международная, обязана Голландіи и нынѣшнему директору сада, доктору Treub’у, на благо и честь своего отечества отказавшагося, немного лѣтъ тому назадъ, ради Бейтэнзорга, отъ болѣе чѣмъ лестнаго предложенія быть въ Страсбургѣ преемникомъ и замѣстителемъ великаго De Bary!
Заключу сравнительною оцѣнкою изученныхъ мною садовъ тропиковъ:
Peradenyia — настолько поражаетъ при первомъ знакомствѣ съ нею невообразимою для жителя сѣвера мощью, богатствомъ и гигантскими размѣрами своей растительности, что очарованный взоръ путника, подкупленный еще рѣдкимъ искусствомъ и красотою разбивки дивнаго сада-парка, невольно передаетъ уму лишь представленіе объ одномъ идеальномъ совершенствѣ этого уголка сказочной Ланки (санскритское названіе Цейлона); критической оцѣнкѣ пока нѣтъ еще мѣста, и невольно самъ собою постановляется приговоръ: «Перадэнія — первый въ мірѣ ботаническій садъ», — такъ одинаково думаютъ сначала ботаникъ и не-ботаникъ. Послѣдній останется, конечно, при своемъ первоначальномъ мнѣніи и навсегда, даже послѣ знакомства своего съ Бейтэнзоргою, но не таковъ будетъ окончательный приговоръ ботаника. Какъ только, при второмъ уже посѣщеніи, страстно субъективный элементъ впервые пережитыхъ и властно захватывающихъ каждаго, ощущеній уступитъ мѣсто холодно-объективному разсудку, неподкупный умъ невольно остановится на томъ, что въ ботаническомъ саду Перадэніи все принесено въ жeртву парку. Обширные газоны, эта гордость англичанъ, блистающихъ здѣсь, несмотря на особенную трудность содержанія ихъ въ замѣчательномъ порядкѣ, такою же ровною и гладкою изумрудною зеленью, какъ и въ Old England. На лужайкахъ этихъ, единично или красивыми группами, стоять тѣ или другія замѣчательныя деревья; но сколько пропадаетъ черезъ это непроизводительно мѣста! Систематическая разбивка извѣстной части сада по естественнымъ семействамъ, это необходимѣйшее научное условіе, отсутствуетъ здѣсь вполнѣ, принесенное цѣликомъ въ жертву стремленіямъ къ цѣлямъ декоративнымъ, то-есть не-научнымъ. Полнота и точность опредѣленій растеній, расположенныхъ въ саду, вслѣдствіе выше приведенной причины, безъ всякаго порядка, — что, конечно очень затрудняетъ удобство ими пользоваться, оставляетъ желать лучшаго. Невозможность поселиться въ Перадэніи еще болѣе умаляетъ значеніе Перадэніи какъ ботанической станціи, хотя при иныхъ условіяхъ она могла бы принадлежать къ числу первыхъ. Въ этомъ отношеніи садъ Сингапура стоитъ уже выше. Правда главная часть его, излюбленное мѣсто вечернихъ катаній и въ экипажѣ и верхомъ великосвѣтской публики города, есть также не болѣе какъ роскошный и красивый паркъ съ научными описаніями разводимыхъ въ немъ деревьевъ и другихъ растеній, но зато далѣе, въ глуби сада, въ глухомъ, заросшемъ и мало посѣщаемомъ публикою, но зато обитаемомъ очень опасными ядовитыми змѣями и даже цѣлымъ стадомъ обезьянъ (Macacus Sinicus) участкѣ его, благодаря энергіи и прекрасному научному образованію недавно назначеннаго директора сада, симпатичнаго и обязательнаго въ высшей степени доктора Ridley, научный характеръ этого учрежденія поднимается быстро и непрерывно. Производится вообще строгая провѣрка всѣхъ прежнихъ опредѣленій, насаждены многочисленныя плантаціи важныхъ въ научномъ, врачебномъ и техническомъ отношеніяхъ растеній — вообще, дѣло идетъ впередъ столь же быстро, какъ и хорошо.
Сады Сайгона и Гонгъ Конга — городскіе парки съ опредѣленіями разводимыхъ въ нихъ растеній, — не болѣе. Научное значеніе ихъ очень невелико, и только случайное присутствіе дерева, дающаго бадьянъ (Illicium verum Hooker) въ послѣднемъ дѣлаетъ его замѣчательнымъ, какъ единственный въ мірѣ ботаническій садъ, гдѣ существуетъ единственный также экземпляръ этого столь интереснаго для фармакогноста растенія.
Бейтэнзоргъ съ его отдѣленіями (Tjikeumeu и Tjibodas) говоритъ самъ за себя, какъ своею полнотою и строго научнымъ характеромъ, такъ и неслыханнымъ въ тропикахъ богатствомъ сосредоточенныхъ здѣсь научныхъ учрежденій и пособій.
Первыми ботаническими садами тропиковъ являются, безспорно, Бейтэнзоргь и Перадэнія, но могутъ ли они считаться равными? Безспорно — нѣтъ; и конечно всякій ботаникъ, по причинамъ, которые теперь, надѣюсь, понятны читателю, съ такимъ же правомъ отдастъ пальму первенства Бейтэнзоргу, съ какимъ не-ботаникъ присудитъ ее Перадэніи. И оба будутъ правы: Бейтэнзоргъ — все для науки, и лишь кое-что — превосходное, правда, только въ частностяхъ (пальмы, саговники (Cycadaceae), панданы, вьющіяся растенія, ліаны и эпифиты) — для цѣлей декоративныхъ; Перадэнія вся, цѣликомъ — дивная, сказочная декорація при которомъ, въ качествѣ скромнаго, лишь очень скромного придатка, состоитъ наука, эта существенная цѣль сада ботаническаго. Таково впечатлѣніе, которое произвели на меня и произведугь, несомнѣнно, на любого естествоиспытателя безъ исключеній, эти выдающіеся представители ботаническихъ садовъ тропиковъ обоихъ полушарій.
- ↑ Не должно смѣшивать это названіе съ бананомъ или пизангомъ (Musa), какъ это, къ сожалѣнію, часто случается.
- ↑ На большой дорогѣ всего свѣта — между Суэцомъ, Іокогамою, Санъ-Франциско, (или Ванкуверомъ), Нью-Іоркомъ и Лондономъ — едва-ли не на каждомъ большомъ пароходѣ можно встрѣтить, иногда по нѣскольку за-разъ, такихъ охотящихся за женихами дочерей Альбіона.
- ↑ Двѣ пальмы наибольшей культурной важности: уже знакомая намъ арэка и кокосъ, при одинаковыхъ условіяхъ тонкости и высоты ствола ихъ, являютъ, въ отношеніи прямизны послѣдняго, полную противоположность: взрослый кокосъ всегда настолько же обязательно искривленъ, насколько пряма арэка. «Вѣрить женщинѣ такъ же трудно, какъ найти прямой кокосъ», гласитъ пословица сингалезовъ. Затѣмъ <…> считая обезьянъ животными священными, могущими, конечно, быть убиваемыми нечестивыми бѣлыми пришельцами, но естественною смертью не умирающими, и зная, насколько тщательно скрываетъ мѣстный бичъ рисовыхъ полей, «пожиратель риса», свое гнѣздо, сингалезы говорятъ еще: «кто увидитъ когда-либо прямой кокосъ, найдетъ гнѣздо рисовой птицы или трупъ умершей естественнымъ путемъ обезьяны, тотъ можетъ разсчитывать на безсмертіе».
- ↑ Таково оффиціальное названіе правительственныхъ ботаническихъ садовъ и агрономическихъ станцій Явы, управляемыхъ докторомъ Treub. Во главѣ этихъ учрежденій стоитъ садъ Бейнтэнзорга: «Plantentuin»: горный ботаническій садъ, Tjibodas, зовется оффиціально «Bergtuin», тогда какъ находящаяся вблизи Бейтэнзорга, (около 1 мили разстоянія) агрономическая станція — Tjikeuraeu, — зовется «Culturtuin».