Бурный поток (Мамин-Сибиряк)/Часть 4/III/ДО
Поступокъ Юленьки совсѣмъ обезкуражилъ Калерію Ипполитовну. Всѣ предшествовавшія неудачи носили временный характеръ, и зло было поправимо, но настоящее горе являлось безысходнымъ. Какъ это могло случиться? Конечно, Юленька была немножко эксцентричная дѣвушка, это — правда, но, вмѣстѣ съ тѣмъ, это такая холодная и расчетливая натура, вылитая grande mère Анна Григорьевна. И вдругъ… Калеріи Ипполитовнѣ начинало казаться, что ея собственныя дѣла совсѣмъ-было поправились и Симону Денисычу уже обѣщали отличное мѣсто на уральскихъ заводахъ, какъ случай съ Юленькой разрушилъ все. Да, теперь ей никуда носа нельзя было показать. Замѣтимъ кстати, что никакого мѣста Симону Денисычу не "выходило", какъ говорила Улитушка, а все это являлось только плодомъ разстроеннаго воображенія, той idée fixe, которой жили всѣ "короли въ изгнаніи", ждавшіе непремѣнно "мѣста". Дальше, такъ какъ по логикѣ Калеріи Ипполитовны, а съ ней вмѣстѣ извѣстнаго большинства, въ каждомъ дѣлѣ непремѣнно долженъ быть личный виновникъ, то она, прежде всего, и принялась разрабатывать эту благодарную тему. Юленька была молода и неопытна, слѣдовательно должна быть та рука, которая толкнула ее въ пропасть. Сначала Калерія Ипполитовна обвиняла во всемъ Бэтси, которая могла имѣть дурное вліяніе на Юленьку уже своею личной безпорядочною жизнью, потомъ эта несчастная встрѣча съ Сусанной и, наконецъ, этотъ примѣръ съ вертушкой Инной, —всѣ виноватые были на-лицо. Калерія Ипполитовна горько плакала, представляя себѣ дочь жертвой, да, именно несчастною жертвой, выкупившей своимъ позоромъ преступленія другихъ.
Всякіе хлопоты по личнымъ дѣламъ были оставлены, потому что теперь не для кого было хлопотать. Калерія Ипполитовна окончательно заперлась въ своихъ номерахъ и свободное время проводила въ обществѣ Зинаиды Тихоновны, которая теперь въ номерѣ Мостовыхъ сдѣлалась своимъ человѣкомъ. Дамы коротали свое время обыкновенно за кофе съ патентованнымъ средствомъ отъ мигрени и разставались съ румянцемъ на щекахъ.
"Короли въ изгнаніи" знали давно, что Калерія Ипполитовна и Зинаида Тихоновна попиваютъ, и удивлялись, какъ Симонъ Денисычъ не прекратитъ подобнаго безобразія. Швейцаръ Артемій буквально торжествовалъ и нарочно стучалъ ногами, когда проходилъ мимо дверей московскаго номера. Знали объ этомъ дворники дома, почтальонъ, лавочникъ, прачка, городовой, стоявшій на углу, швейцаръ Григорій изъ номеровъ Баранцева и т. д.
А героини этой молвы, по свойственной всѣмъ героинямъ разныхъ происшествій близорукости, совсѣмъ не желали ничего ни видѣть ни слышать и продолжали "упражняться въ коньячкахъ", какъ говорилъ штыкъ-юнкеръ Падалко. Калерія Ипполитовна отводила душу съ Зинаидой Тихоновной и откровенно разсказывала ей исторію своихъ злоключеній. Зинаида Тихоновна слушала съ замиравшимъ сердцемъ, умилялась, качала головой и даже вытирала глаза платкомъ.
— Зачтется это вамъ, Калерія Ипполитовна… все зачтется! — говорила кронштадтская мѣщанская дѣвица и сейчасъ же приводила массу самыхъ неопровержимыхъ фактовъ подобнаго зачета. — Терпи часъ, а царствуй годъ. Настоящая вы мученица, Калерія Ипполитовна, ежели поглядѣть въ источности… А что касается Юліи Симоновны, такъ оно, конечно, материнское сердце, вчужѣ жаль, а тутъ своя кровь… да… И то сказать, бываютъ нехорошіе случаи въ мѣщанскомъ званіи, гдѣ дѣвчонки вертятся безъ призора, а тутъ такія воспитанныя барышни… Нѣтъ, ума не приложу я, Калерія Ипполитовна!..
Въ сущности, изъ нѣкоторыхъ дипломатическихъ соображеній Зинаида Тихоновна не договаривала всего, что думала, потому что хотя, конечно, Калерія Ипполитовна совсѣмъ утихомирилась, а все-таки, неровенъ часъ, скажи ей, а она взбѣленится. Бѣсъ болтливости, однако, такъ и подмывалъ мѣщанскую дѣвицу, и роковое словечко много разъ висѣло у нея на самомъ кончикѣ языка, пока однажды она какъ-то нечаянно выболтала, наконецъ, все на чистоту.
— Гляжу я на васъ, Калерія Ипполитовна, какъ это вы мучаетесь, — брякнула Зинаида Тихоновна "въ откровенность", — и жаль мнѣ васъ, потому какъ совсѣмъ вы напрасно эту самую муку принимаете на себя… Это я относительно Юліи Симоновны…
— Что вы хотите этимъ сказать, Зинаида Тихоновна?
Разговоръ происходилъ за кофе, и обѣ дамы были уже въ настоящемъ градусѣ. Калерія Ипполитовна сидѣла на диванѣ въ довольно небрежной позѣ съ разстегнутымъ воротомъ домашняго платья. Зинаида Тихоновна помѣщалась въ креслѣ и потягивала кофе съ коньякомъ, заложивъ ногу за ногу.
— Ужъ вы меня извините за мою простоту, — тянула Зинаида Тихоновна, придвигаясь вмѣстѣ съ кресломъ къ самому лицу своей собесѣдницы. — Давно я хотѣла сказать вамъ, да все какъ-то не смѣла… Только единственно отъ сожалѣнія къ вамъ говорю, потому не могу видѣть, какъ вы тоскуете да маетесь ежечасно. Конечно, я не ученый человѣкъ, Калерія Ипполитовна, а людей всякихъ, слава Богу, наглядѣлась-таки… да. Даже, можно сказать, черезъ плепорцію наглядѣлась, тоже немало горя да стыда на свою голову приняла, ну, чужое-то горе и понимаешь по своей нотѣ. Теперь взять васъ: конечно, убиваетесь вы, потому какъ единственная дочь и всякое прочее. Не то думали, какъ растили ее-то. Да… А только я вамъ, Калерія Ипполитовна, такъ скажу, что Юлія Симоновна весьма даже оправдать себя могутъ, потому какъ ужъ такое, значитъ, нынче время пришло, что все перемѣшалось, у кого какая честь. Только отъ своей глупой доброты говорю, Калерія Ипполитовна. Ну, а Юлія Симоновна умныя барышни, надо честь отдать, и сообразили по своему: что-де я дурой-то буду въ дѣвкахъ сидѣть да жениха ждать, возьму свою часть, и конецъ тому дѣлу. Какіе женихи по нынѣшнему времю, Калерія Ипполитовна? Знаемъ мы ихъ: ежели богатый, такъ до зла-горя измотается съ французинками, ну, а потомъ и женится на воспитанной да богатой дѣвицѣ, бѣдный, тотъ околачивается больше около чужихъ женъ да около богатыхъ вдовъ и тоже женится на богатой. Вотъ дѣло-то какое, а хорошія-то дѣвушки сиди да посиди… Это какъ?.. Нашу княжну Инну взять, да мало ли ихъ? Воспитанныя, красивыя, молодыя, а такъ, на мѣщанскій манеръ ушли… Ну, Юлія Симоновна и сообразили: возьму свою часть съ Теплоуховымъ, а потомъ все мое будетъ. Какъ Теплоуховъ умретъ, за любого князя можетъ выйти, да еще честь честью выйдетъ-то, а потомъ черкнетъ за границу или на Кавказъ, и поминай какъ звали. Притомъ, Юлія Симоновна весьма ловкую механику подвели подъ эту самую Сусанну Антоновну… ей-Богу! Попрыгаетъ-попрыгаетъ Юрій-то Петровичъ, а безъ Теплоухова недалеко ускачетъ… да-съ. Вы теперь и подумайте, Калерія Ипполитовна: можетъ, Юлія-то Симоновна поумнѣе насъ съ вами дѣльце сдѣлали, а что она не въ законѣ, такъ это самое пустячное и нестоящее дѣло.
Эти соображенія произвели на Калерію Ипполитовну громадное впечатлѣніе. Сначала она обидѣлась, потомъ заплакала и кончила тѣмъ, что какъ-то вся опустилась. Мѣщанская логика проникла въ глубину сердца и подняла тамъ цѣлый ворохъ дремавшихъ житейскихъ соображеній. Въ самомъ дѣлѣ, жизнь идетъ на выворотъ, и мораль давно потеряла всякое значеніе на базарѣ житейской суеты. Она, Калерія Ипполитовна, знаетъ вѣдь давно по своему личному опыту все это и обвиняетъ дочь. Если все въ жизни идетъ на выворотъ, что же дѣлать и кого обвинять? Можетъ-быть, дѣйствительно: Зинаида Тихоновна права, какъ ни тяжело съ этимъ согласиться. Съ другой стороны, являлась подкупающая мысль: Юленька отмстила и Сусаннѣ и Доганскому. Это тоже вѣрно. Теперь оставалось только ждать, какъ эти ненавистные люди пройдутъ обязательныя ступени своего паденія и кончатъ позоромъ. Да, они должны этимъ кончить, въ этомъ не можетъ быть сомнѣнія.
Чѣмъ дальше думала Калерія Ипполитовна въ этомъ направленіи, тѣмъ больше соглашалась съ Зинаидой Тихоновной относительно "своей части". Ее смущало теперь только то, какъ посмотритъ Симонъ Денисычъ на эти соображенія, а бѣдный старикъ сильно горевалъ, и Калеріи Ипполитовнѣ было его жаль. Ей хотѣлось его утѣшить, ободрить, поднять духомъ. Сознаніе, что, въ довершеніе всего, Симонъ Денисычъ мучится за чужую дочь, которую считаетъ своей, создавало для Калеріи Ипполитовны цѣлый рядъ тайныхъ мукъ, и она даже начинала думать о смерти. Нѣтъ такой тайны, которая рано или поздно не открылась бы, а тутъ всѣ шансы для этого: Доганскій продолжаетъ преслѣдовать Юленьку своими нѣжностями, Юленька уже давно знаетъ все, maman, Улитушка… Не разъ въ головѣ Калеріи Ипполитовны являлась дикая мысль разсказать все мужу и этимъ снять съ своей души тяжелый камень, но къ чему это могло повести? Мало ли темныхъ дѣлъ сходитъ на нѣтъ только благодаря времени?
Симонъ Денисычъ скоро замѣтилъ на себѣ послѣдствія такого душевнаго состоянія жены. Она сдѣлалась къ нему необыкновенно внимательна, предупреждала всѣ его желанія и вообще совсѣмъ перемѣнилась въ обращеніи, такъ что Симону Денисычу дѣлалось даже совѣстно: сама Леренька и вдругъ ухаживаетъ за нимъ.
Раньше Калерія Ипполитовна дѣлала все по-своему и никогда не совѣтовалась съ мужемъ, а теперь вступала въ длинные переговоры съ нимъ о каждой мелочи. — "Какъ ты думаешь, Simon?.. По-твоему, не лучше ли такъ сдѣлать?" Ободренный такимъ вниманіемъ, Симонъ Денисычъ совѣтовался съ женой относительно разныхъ сомнительныхъ случаевъ. Вообще начиналась совсѣмъ другая жизнь, удивлявшая обоихъ.
Въ это время и Сусанна переживала самое тревожное время, потому что ея отношенія къ Чарльзу готовы были каждую минуту кончиться кризисомъ, и она въ какомъ-то ужасѣ хваталась за всѣ средства, чтобы удержать молодого человѣка хоть одинъ лишній день. Но стоило имъ остаться однимъ, какъ сейчасъ же вспыхивала самая горячая сцена: Сусанна осыпала своего любимца градомъ упрековъ, а Чарльзъ или упорно отмалчивался, или начиналъ говорить дерзости. За послѣдніе два года изъ юноши Зостъ превратился въ солиднаго молодого человѣка; вытянутое бѣлое лицо было опушено золотистыми баками, небольшіе усы сдѣлали незамѣтнымъ главный недостатокъ — прикрыли короткую верхнюю губу, открывавшую великолѣпные, чисто-англійскіе зубы, которыми Бэтси всегда такъ восхищалась. Зостъ теперь уже серьезно помогалъ отцу въ его занятіяхъ, хотя между ними существовало глухое и сдержанное недовольство, причиной котораго служили отношенія Чарльза къ Сусаннѣ: упрямый старикъ всего одинъ разъ имѣлъ серьезный разговоръ съ сыномъ по этому поводу, не имѣвшій успѣха; поэтому отецъ и сынъ, работая вмѣстѣ, упорно отмалчивались.
— Эта женщина тебя погубитъ! — говорилъ старикъ Зостъ. — Но я тебѣ не дамъ ни гроша, и тогда посмотримъ, какъ она тебя выпроводитъ въ шею… Этого разбора женщины вездѣ одинаковы.
Но ожиданія старика Зоста не сбылись: Чарльзъ никогда не требовалъ лишнихъ денегъ, кромѣ жалованья, и работалъ основательно, хотя не оставлялъ своихъ визитовъ на Сергіевскую улицу.
А между тѣмъ человѣкъ, которому отдавалась Сусанна съ такою беззавѣтностью, давно не любилъ ее, и эта связь продолжалась только въ силу привычки.
— Я сдѣлала ошибку съ первой нашей встрѣчи, — часто повторяла Сусанна ему въ глаза. — Нужно было скрывать свое чувство, нужно было обманывать на каждомъ шагу, унижать и тянуть душу, а я своими руками разбивала собственное счастье… Однимъ словомъ, я должна была поступать съ тобой такъ же, какъ я держу себя со всѣми другими.
Все это Сусанна повторяла Чарльзу въ глаза, хотя молодой человѣкъ съ вполнѣ организованнымъ характеромъ и оставался такимъ же равнодушнымъ, точно разговоръ шелъ о комъ-то постороннемъ.
— А!.. я понимаю васъ! — горячилась Сусанна. — Вы жаждете разнообразія, какъ всѣ другіе… вамъ скучно со мной, потому что есть другія женщины, да? И вы ни одну изъ нихъ не полюбите, потому что… потому что вы — животное! Я ненавижу васъ, Чарльзъ.
— Къ чему волноваться? — отвѣчалъ въ такихъ случаяхъ выдержанный молодой человѣкъ. — Необходимо всегда сохранять свѣтлую голову, а въ критическихъ случаяхъ въ особенности.
— Ты просто глупъ, милый мой!
Когда Чарльзъ вставалъ, чтобы уйти, Сусанна принималась осыпать его самыми безумными ласками, чтобы удержать около себя хоть одинъ лишній часъ.