Вотъ моя точка зрѣнія въ жизни, въ политикѣ, въ наукѣ.
Вирховъ.
Въ 1839 году восемнадцатилѣтній Вирховъ явился въ экзаменамъ на аттестатъ зрѣлости въ гимназію небольшого прусскаго городка Кесслина. Въ представленной имъ краткой своей біографіи мы не находимъ никакихъ указаній на блестящія дарованія великаго ученаго, сдѣлавшія его впослѣдствіи «учителемъ цѣлаго міра». Въ теченіе гимназическаго курса Вирховъ не обращалъ на себя ничьего вниманія; онъ былъ скроменъ и молчаливъ, въ своихъ успѣхахъ не поднимался выше средняго. Никто не думалъ, что тщедушному мальчику, едва вступающему въ жизнь, придется впослѣдствіи сыграть ту, поистинѣ, великую роль, какая выпала на его долю. Но сочиненіе, написанное Вирховымъ на соисканіе аттестата, — этотъ первый самостоятельный трудъ, выполненный имъ, заключаетъ уже въ себѣ, по нашему мнѣнію, сѣмена величія, попавшія на плодородную почву и давшія столь пышные ростки. Выборъ темы, характеръ изложенія, энергичный тонъ, мѣстами звучащій настоящей поэзіей, мѣстами возвышающійся до проникновенной проповѣди, — уже указываютъ на то, какая сила таится въ юнцѣ, только что начинающемъ самостоятельно мыслить. Вирховъ въ своемъ первомъ сочиненіи воспѣлъ трудъ, считая его источникомъ радости и блаженства. «Ein Leben voll Arbeit und Muhe ist keine Last sondern eine Wohlthat», — восклицаетъ Вирховъ. Жизнь представляется ему ареной великой борьбы, и надо напрягать всѣ усилія къ тому, чтобы одержать побѣду надъ стихійными силами, надъ всѣмъ тѣмъ, что мѣшаетъ истинному прогрессу. «Человѣкъ долженъ смѣло итти въ эту борьбу, — и благо ему, если онъ выйдетъ изъ нея побѣдителемъ», --такъ заканчиваетъ свое сочиненіе Вирховъ[1].
Маленькій Вирховъ какъ бы предсказалъ свою судьбу въ своемъ гимназическомъ произведеніи. Трудъ былъ единственнымъ кумиромъ, которому поклонялся Вирховъ. Въ теченіе всей своей жизни великій ученый не переставалъ работать, лихорадочно спѣшилъ всегда туда, гдѣ онъ могъ оказаться полезнымъ своими знаніями и духовными силами. Глубокій старецъ, съ зачатками тяжелаго недуга, Вирховъ не пропускалъ ня одного интереснаго засѣданія, ни одного конгресса. Всюду и вездѣ блисталъ онъ своимъ геніальнымъ умомъ, всюду будилъ человѣческую мечту.
Вирховъ оставался вѣренъ тѣмъ принципамъ, которые были изложены имъ въ цитированномъ выше сочиненіи. Съ самаго начала своей дѣятельности ринулся онъ въ борьбу со всѣми темными силами, заставляющими людей уклониться отъ естественнаго пути, и вышелъ побѣдителемъ. И не удивительно. Вирховъ — исполинъ, гигантъ мысли, истинный властитель думъ, освѣтившій яркимъ заревомъ тьму повседневной дѣйствительности, разгадавшій тайны природы и сообщившій научному мышленію толчекъ, отъ котораго оно пришло въ непрерывное движеніе. Наука въ томъ смыслѣ, какъ она существуетъ теперь, пошла по пути прогресса только съ того времени, какъ началась плодотворная работа Вирхова. Сѣмена знанія, заложенныя имъ, дали могучее дерево, покрывшее своими вѣтвями весь міръ.
Когда говорятъ о Вирховѣ, — трудно согласиться, что то былъ одинъ человѣкъ, воплотившій въ себѣ столько драгоцѣнныхъ свойствъ. Трудно думать, что весь колоссальный трудъ, творцомъ котораго считается великій ученый, выполненъ однимъ лицомъ. Такъ и кажется, что подъ именемъ Вирхова понимаютъ какую-то собирательную единицу, цѣлую группу людей, работавшихъ надъ рѣшеніемъ многихъ задачъ, но стремившихся къ одной цѣли. Въ самомъ дѣлѣ, въ нашъ вѣкъ спеціализаціи, возведенной въ принципъ, когда на каждомъ шагу только и приходится слышать проповѣдь узости и отрицательные отзывы о людяхъ «разбрасывающихся», — вырастаетъ мощный гигантъ, основная черта котораго заключается въ разносторонности, въ стремленіи больше познать, глубже проникнутъ въ тайны природы. Вѣдь, во всѣхъ отрасляхъ знанія Вирховъ сумѣлъ сказать вѣское слово, всюду внесъ онъ нѣчто оригинальное, до него невѣдомое. Онъ былъ столь же великъ въ патологіи, какъ въ антропологіи, такъ же усердно работалъ онъ надъ разрѣшеніемъ проклятыхъ научныхъ вопросовъ, какъ и обыкновенныхъ житейскихъ, съ которыми приходится сталкиваться человѣку въ ежедневномъ обиходѣ. Всюду проявлялъ Вирховъ свою страстную жажду знанія, всюду велъ онъ ожесточенную борьбу противъ поборниковъ тьмы, старающихся всѣми силами скрывать отъ взоровъ любопытныхъ истину.
Меньше всего Вирховъ склоненъ былъ итти на уступки, падать ницъ предъ авторитетами и принимать на вѣру ихъ заявленія. Стремленіе впередъ заставляло его не останавливаться ни предъ разрушеніемъ старыхъ теорій, ни передъ низверженіемъ кумировъ. Онъ рубилъ все то, что мѣшало прогрессу знанія, и сумѣлъ вывести науку изъ темныхъ закоулковъ, которыми она шла, на широкій путь, озаряемый свѣтомъ его великаго генія, ого неувядшаго до самыхъ послѣднихъ минутъ жизни титаническаго духа. За все время своей плодотворной научной работы Вирховъ написалъ около 2000 трудовъ, и даже на* простое перечисленіе однихъ только названій его сочиненій потребовалось бы гораздо больше мѣста, чѣмъ то, которое имѣется въ нашемъ распоряженіи. Мы, поэтому, беремъ на себя болѣе скромную задачу. Мы укажемъ на основныя черты дѣятельности Вирхова; мы постараемся охарактеризовать то «новое слово», которое сказалъ этотъ великій человѣкъ въ области науки, и мы увидимъ, что одна и та же идея легла въ основу научной и общественной дѣятельности Вирхова; всюду она была съ нимъ, и всюду она, точно маякъ, отбрасывала на далекія разстоянія отъ себя широкіе снопы свѣта… Но намъ придется оглянуться нѣсколько назадъ, посмотрѣть, какой хаосъ царилъ въ наукѣ до Вирхова, — предъ нами тогда во всемъ величіи предстанетъ гигантская фигура генія, оказавшаго столько неоцѣнимыхъ услугъ человѣчеству.
Въ началѣ девятнадцатаго столѣтія въ Германіи надъ умами безконтрольно царила натурфилософія. Безжизненныя формулы, не имѣвшія подъ собой никакой твердой почвы, имѣли наибольшій успѣхъ и нераздѣльно господствовали въ передовомъ обществѣ. Натурфилософія стала маніей, — справедливо жалуется Вирховъ. Люди никакъ не могли попасть на вѣрный путь опыта и наблюденія и укрывались за спекулятивными изысканіями о сущности явленій. Дѣлая искусственная спеціальная терминологія скрывала за собой крайнюю пустоту мыслей. Шла непрерывная критика понятій, факты дѣйствительности приносились въ жертву безпочвенной логической работѣ, совершенно не основанной на реальныхъ данныхъ.
Метафизика имѣла успѣхъ. Она соотвѣтствовала стремленію людей найти сразу отвѣты на всѣ мучащіе ихъ вопросы. Жизнь есть проявленіе жизненной силы, — это положеніе манило своей простотой и законченностью. Кропотливый трудъ при такого рода, опредѣленіяхъ становится лишнимъ. Пріятно отдаться во власть мистическихъ представленій и не безпокоить себя дальнѣйшими сомнѣніями. Какъ правильно замѣтилъ Вирховъ[2], стремленіе къ мистицизму такъ глубоко вкоренилось въ человѣческой природѣ, что едва ли существуютъ періоды, когда онъ не являлся бы своевременнымъ и не привлекалъ къ себѣ массу сторонниковъ.
Если только что приведенныя слова примѣнимы ко всякой эпохѣ" то они особенно подходятъ къ тому времени, о которомъ мы говоримъ. Метафизика торжествовала побѣду на всѣхъ пунктахъ, и только небольшая горсть лучшихъ людей понимала, что философія, въ сущности, безплодна, и что апріорныя основоположенія нисколько не помогаютъ выясненію истины. И, въ самомъ дѣлѣ, что можно было сдѣлать при тѣхъ умозрительныхъ выводахъ, какіе господствовали въ наукѣ, при фантастическихъ данныхъ, мало освѣщавшихъ явленія дѣйствительности? Теоріи смѣнялись теоріями, хитроумныя сплетенія громоздились безъ устали одни надъ другими, а истина только страдала отъ творческой фантазіи людей. Никто не могъ сказать, что онъ видѣлъ то, что описывалъ. Всякій рисовалъ себѣ только возможную картину, накладывая много красокъ тамъ, гдѣ ихъ недоставало, и представляя болѣе блѣдный ландшафтъ, гдѣ это ближе подходило къ замыслу автора. Исчезало съ горизонта одно апріорное сужденіе, — мѣсто его занимало другое, но сущность вещей отъ этого мало измѣнилась. Жизненные процессы не наблюдались непосредственно, они создавались воображеніемъ, а потому теоріи и отличались крайней сбивчивостью. Теорія безъ фактовъ, это — зданіе безъ фундамента. Гипотезы, основанныя исключительно на умозаключеніяхъ, какъ бы глубоки онѣ ни были, только игра ума, нисколько не освѣщающая жизненнаго пути. «Наши теоріи, — говоритъ Клодъ Бернаръ[3], — далеко не представляютъ собой непоколебимыхъ истинъ: строя какую бы то ни было изъ нихъ, мы съ полной и совершенной достовѣрностью можемъ знать только одно, — именно, что всѣ эти теоріи, абсолютно говоря, ложны. Онѣ представляютъ лишь частныя и временныя истины, необходимыя для насъ, какъ системы для роздыха на пути изслѣдованія; онѣ выражаютъ только современное состояніе нашихъ знаній». Такъ сурово отнесся Клодъ Бернаръ въ современнымъ теоріямъ, основаннымъ всецѣло на провѣренныхъ фактахъ, подтвержденныхъ прямыми опытами. Что же можно было сказать о теоріяхъ натурфилософовъ, не имѣвшихъ, подъ собой никакой реальной почвы, висѣвшихъ, точно въ воздухѣ, не имѣя нигдѣ точки опоры?
А эти теоріи свили себѣ прочное гнѣздо въ сердцахъ людей, считались непреложными истинами, противъ нихъ борьба признавалась столь же дерзкой, сколь и безплодной. И въ это то время на научное поприще выступаетъ Рудольфъ Вирховъ.
II.
[править]Мы видимъ, какъ тяжела и многосложна была работа Вирхова. Нужно было разрушить до основанія старое зданіе, построенное на зыбкой почвѣ нелѣпыхъ игмышленій. Пришлось объявить рѣшительную борьбу всѣмъ старымъ теоріямъ, успѣвшимъ завладѣть умами и пріобрѣвшимъ значеніе общепризнанныхъ истинъ. Но, кромѣ того, необходимо было на обломкахъ стараго возвести на прочномъ фундаментѣ новое грандіозное зданіе, въ которомъ не было бы ничего взятаго на вѣру. И Вирховъ не отступилъ предъ трудностью задачи, обратившись на первыхъ порахъ къ выработкѣ метода научныхъ изслѣдованій. «Итакъ, прежде всего нуженъ методъ», — говоритъ Вирховъ, и въ этихъ словахъ отчасти вылилась цѣнность огромныхъ заслугъ, оказанныхъ великимъ ученымъ научной мысли. Путь логическихъ ухищреній оказался слишкомъ невѣрнымъ и шаткимъ, — онъ обманулъ всѣ ожиданія, оказался банкротомъ въ полномъ смыслѣ этого слова, — и Вирховъ строго придерживался въ своей дѣятельности другого метода, ставшаго съ тѣхъ поръ господствующимъ въ наукѣ.
Могучими орудіями изслѣдованія, единственно полезными для рѣшенія сложныхъ вопросовъ жизни, Вирховъ считалъ опытъ и наблюденіе. Никакія апріорныя сужденія не могутъ имѣть цѣны, — и только то, что мы видимъ, что мы въ состояніи повторить, имѣетъ для насъ опредѣленное значеніе. «Опытъ, — говоритъ Вирховъ, — остается навсегда вѣрнымъ контролемъ для выводовъ, сдѣланныхъ на основаніи наблюденій; и рѣдко пользованіе имъ проходитъ безъ гого, чтобы передъ нами не открылись новые драгоцѣнные источники знанія». «Ученіе о болѣзняхъ, — говоритъ въ другомъ мѣстѣ Вирховъ, — не дѣло спекуляціи, гипотезъ, произвола или предвзятаго убѣжденія, не дисциплина, находящаяся въ полной зависимости отъ данныхъ патологической анатоміи, а великая самостоятельная и самодержавная наука фактовъ и экспериментовъ. Гипотеза имѣетъ въ ней лишь преходящую цѣнность: она — мать эксперимента».
Само собой разумѣется, Вирховъ не стоитъ одиноко въ наукѣ безъ всякой связи съ предшествующими теоріями и научными изысканіями. Лучшіе люди эпохи, предшествовавшей Вирхову, отлично поняли, что настала пора покончить съ фантазіей вѣры и высшихъ откровеній, что нужно обратиться на новый болѣе плодотворный путь. Еще до Вирхова Іоганнъ Мюллеръ возставалъ противъ догматическихъ истинъ, необоснованныхъ и непровѣренныхъ. Іоганнъ Мюллеръ ратовалъ уже за положительный методъ. Точно такъ же еще до Вирхова Джонъ Гунтеръ явился творцомъ эксперимента, показавъ его цѣнность для полученія важнѣйшихъ научныхъ выводовъ. Но заслуги Вирхова, именно, въ томъ и заключаются, что онъ отстоялъ опытъ и наблюденіе отъ всѣхъ обрушившихся на нихъ нападокъ, сумѣлъ доказать ихъ исключительное право на существованіе, какъ методовъ изслѣдованія, и навсегда изгналъ, по крайней мѣрѣ, изъ области естествознанія и медицины всѣ нелѣпыя росказни, имѣющія въ своей основѣ лишь предположенія и догадки. Со времени Вирхова микроскопъ сталъ драгоцѣннымъ орудіемъ для рѣшенія вопроса о сущности заболѣванія, — и блестящіе успѣхи медицины служатъ лучшимъ доказательствомъ того, что принесъ съ собой человѣчеству положительный методъ, знамя котораго окончательно водрузилъ на землѣ Вирховъ.
Если бы Вирховъ ничего больше не сдѣлалъ, если бы даже онъ не оставилъ послѣ себя богатаго наслѣдія, въ которомъ еще не совсѣмъ разобрались, а далъ только методъ, — то и въ такомъ случаѣ онъ былъ бы великъ. Достаточно было дать людямъ въ руки орудіе для борьбы противъ господствовавшаго догматизма, для ниспроверженія ходячихъ метафизическихъ истинъ, чтобы создать себѣ вѣчный нерукотворный памятникъ. Вирховъ самъ отлично понималъ, — какъ мы уже говорили выше, — всю роль и значеніе метода. "Не существуетъ, — говорилъ Вирховъ, — школы Мюллера въ смыслѣ догматовъ, такъ какъ онъ не преподавалъ ихъ, но лишь въ смыслѣ метода. Естественно-научная школа, которую онъ образовалъ, не знаетъ общности извѣстнаго ученія, а лишь общность твердо установленныхъ фактовъ, и еще того болѣе общность метода*. И эту то общность установилъ Вирховъ путемъ кропотливаго труда, безконечной и непрерывной научной работы.
Въ 1858 году въ новомъ патологическомъ институтѣ раздалось вѣщее слово. Вирховъ развивалъ предъ многочисленной аудиторіей клѣточную теорію. Еще Шлейдѳнъ и Шваннъ говорили о клѣткѣ, какъ объ элементарной составной части организма. Когда же пришлось установить источникъ происхожденія клѣтки, различныя стадіи ея развитія, — на сцену опять выступили догадки и предположенія, отнюдь не подвинувшія вопроса впередъ. Шваннъ училъ, что клѣтки образуются изъ какой — то безформенной субстанціи — жидкой или полутвердой консистенціи, и что изъ этой массы выкристаллизовываются, точно изъ маточнаго раствора, таинственныя клѣтки. Напрасно, однако, стали бы справляться у Шванна, видалъ ли онъ описываемый имъ процессъ кристаллизаціи. Непосредственное наблюденіе фактовъ казалось празднымъ дѣломъ, надъ которымъ не стоило трудиться для подтвержденія той или другой теоріи. Вирховъ поступилъ иначе: онъ установилъ, что элементомъ тканей является клѣтка, что только она является носительницей жизненныхъ процессовъ и виновницей заболѣваній. 'Клѣтка живетъ: она способна къ своеобразнымъ движеніямъ, она нуждается въ питаніи, она размножается и создаетъ себѣ подобныя. Есть только одинъ путь образованія клѣточныхъ элементовъ — размноженіе уже предсуществовавшихъ клѣтокъ. Всѣ эти процессы Вирховъ наблюдалъ подъ микроскопомъ, доказавъ, что организмъ животнаго — дивная соціальная организація, созданная изъ отдѣльныхъ единицъ, вполнѣ самостоятельныхъ по характеру своей дѣятельности, но воодушевленныхъ сознаніемъ общаго блага. Omnis cellula e cellula[4] — такова лаконическая фраза, впервые произнесенная Вирховымъ и ставшая затѣмъ лозунгомъ для всѣхъ служителей науки.
Теорія свободнаго образованія клѣтокъ не безъ боя уступила свою позицію. Мысль Вирхова, которая кажется намъ столь простой теперь, въ свое время вызывала рѣзкую полемику, какъ неслыханная ересь. Одержала, однако, верхъ истина, провозглашенная геніальнымъ ученымъ. «Вѣдь никто не видѣлъ, — говорилъ въ 1860 году Кей (Key), — свободнаго образованія клѣтокъ. Все ученье основывалось только на несовершенствѣ наблюденія, на догадкахъ, которыми старались заполнить пробѣлы знанія. Несмотря на это, многіе отстаиваютъ старую теорію, и, въ сожалѣнію, въ числѣ ея сторонниковъ оказываются такіе люди, которымъ лучше было бы положить оружіе, чѣмъ бороться неравными силами. Удивительно, какъ можно вступать въ горячій споръ, имѣя подъ рукой лишь поверхностныя сужденія, не опирающіяся на факты».
Но правильность заключеній, къ которымъ пришелъ Вирховъ, была очевидна, — и истина, возвѣщенная имъ, вскорѣ окончательно упрочилась въ наукѣ и сдѣлалась исходнымъ пунктомъ для всѣхъ изслѣдованій.
И какіе пышные плоды успѣла уже дать великая мысль Рудольфа Вирхова. «Какъ только утвердилась целлюлярная (клѣточная) патологія, — говоритъ Геденіусъ[5], — тотчасъ же съ удивительной быстротой стали слѣдовать одно за другимъ геніальныя открытія и замѣчательныя наблюденія, прежде ускользавшія отъ пытливыхъ взоровъ людей. Новая теорія выросла, точно высокое мощное дерево. Его густыя вѣтви спустились далеко во всѣ области знанія, — и подъ ихъ сѣнью стали развиваться науки, крѣпла человѣческая мысль въ познаніи чудесъ природы».
Клѣтка, встрѣченная вначалѣ не совсѣмъ дружелюбно, пріобрѣла себѣ уже въ настоящее время всѣ права гражданства. Клѣтка все болѣе и болѣе отождествляется съ самостоятельнымъ существомъ, — и эта аналогія, не воображаемая только, но и дѣйствительная, привела уже въ замѣчательнымъ даннымъ, всецѣло явившимся результатомъ великой идеи, возвѣщенной міру Вирховымъ.
Клѣтка — микрокосмъ, въ которомъ совершаются дивные процессы, свидѣтельствующіе о богатомъ запасѣ жизненной энергіи. Клѣтка для поддержанія своего существованія нуждается прежде всего въ пищѣ. Она выпускаетъ свои длинные щупальцы, захватываетъ ими различныя питательныя частицы и перерабатываетъ ихъ, согласно со своими потребностями. Въ ней, точно въ химической лабораторіи, подвергаются всевозможнымъ превращеніямъ заимствованныя изъ окружающей среды вещества, — и изъ продуктовъ разложенія приготовляются необходимые продукты. Клѣтка способна на самыя разнообразныя химическія манипуляціи. Она окисляетъ и раскисляетъ вещества, присоединяя и отнимая у нихъ кислородъ, она разлагаетъ сложныя тѣла на простыя и, наоборотъ, игъ двухъ или нѣсколькихъ простыхъ веществъ можетъ составить одно болѣе сложное. Часть воспринятаго питательнаго матеріала клѣтка употребляетъ для своихъ нуждъ, а все лишнее, отработанное, выдѣляется обратно. Словомъ, получается поразительная аналогія между клѣткой и живымъ организмомъ. Эта аналогія идетъ еще дальше и распространяется на такія тонкія черты, которыя и могутъ характеризовать собой высшія организованныя существа. Клѣтка отнюдь не подбираетъ всего того, что ей предлагается. Напротивъ, у нея на этотъ счетъ имѣются свои вкусы, специфическая способность выбирать изъ массы предлагаемаго матеріала только самое '[необходимое для жизни и роста. Тутъ дѣйствуетъ нѣчто въ родѣ инстинкта, еще болѣе приближающаго клѣтки къ живымъ существамъ. Вспомнимъ только, что всѣ клѣтки извлекаютъ для себя питательный матеріалъ изъ одной и той же среды, — изъ крови. Изъ этой послѣдней черпаютъ необходимый для себя матеріалъ и нервныя, и мышечныя, и жировыя, и хрящевыя клѣтки. Но всякая беретъ строго «по чину», беретъ только то, что ей необходимо и что ей приходится по вкусу. Она питается нормально до тѣхъ поръ, пока какая-либо сила не вызоветъ въ ней нарушенія внутренней гармоніи силъ. Но вотъ клѣтка заболѣла, — и мы видимъ, какъ недугъ прежде всего отражается на ея питаніи. Въ ней начинаютъ отлагаться вещества ненужныя, вредныя и мѣшающія ея нормальному развитію. Такъ, въ мягкихъ тканяхъ вдругъ начинаютъ появляться островки извести, въ мышцу сердца попадаетъ жиръ, сильно затрудняющій дѣятельность важнѣйшихъ для жизни организма клѣтокъ. Дальнѣйшія изслѣдованія показали, что въ самомъ строеніи клѣтки даны условія для ея разнообразныхъ функцій. Въ структурѣ клѣточнаго элемента замѣчается строгая и послѣдовательная дифференціація ея отдѣльныхъ составныхъ частей. Протоплазма и ядро — эти двѣ главныя составныя части клѣтки, — распадаются на массу мелкихъ частицъ, играющихъ -опредѣленную роль въ обмѣнѣ веществъ всего организма.
А когда наступаетъ удобный моментъ, когда для того даны благопріятныя условія, — клѣтки начинаютъ дѣлиться, создавая массу элементовъ себѣ подобныхъ. Дѣленіе клѣтокъ наступаетъ лишь въ силу необходимости. Принципъ цѣлесообразности проявляется здѣсь во-вою, способствуя поддержанію нормальнаго состоянія тканей. Когда происходитъ разрушеніе клѣтокъ, сами погибшіе элементы раздражаютъ уцѣлѣвшіе, и они начинаютъ энергично размножаться. Ohne Reiz kein Leben (безъ раздраженія нѣтъ жизни), — такова непреложная истина, данная Вирховымъ.
Вотъ, что представляетъ собой клѣтка, — этотъ элементарный -организмъ, полный чудесныхъ неразгаданныхъ свойствъ. И лишь только Вирховъ сдѣлалъ свое великое открытіе, какъ тотчасъ стали подвергаться радикальнымъ измѣненіямъ всѣ прежнія воззрѣнія. Подъ яркимъ свѣтомъ великой идеи маститаго ученаго пали установившіеся старые предразсудки, и предъ главами всего человѣчества блеснула ничѣмъ не затуманенная истина.
Что же теперь? Быть можетъ, многое ивъ того, что писалъ Вирховъ, устарѣло, потерявъ въ наше время свое значеніе. Но истины, положенныя Вирховымъ въ основу своихъ работъ, никогда не утратятъ своей цѣнности. Принципъ, по которому наиболѣе вѣрнымъ методомъ познавать вещи служитъ ихъ кропотливое наблюденіе, выслѣживаніе всѣхъ даже самыхъ мелкихъ ихъ свойствъ, создалъ всю богатую сокровищницу знаній — гордость человѣчества. Незыблемой также осталась истина о клѣткѣ, о ея свойствахъ и происхожденіи, — и жизненные процессы вышли изъ окутывавшей ихъ до того кромѣшной тьмы, изъ узкихъ рамокъ догмъ, въ которыхъ не могъ оставаться великій умъ.
Около полустолѣтія прошло со времени провозглашенія Вирховымъ своей незыблемой истины, и какъ далеко ушли мы впередъ за этотъ періодъ. Научныя открытія слѣдовали одно 8а другимъ съ лихорадочной поспѣшностью, въ лабораторіяхъ и тиши кабинетовъ кипѣла работа по изслѣдованію и разгадкѣ тайнъ природы, а геній Вирхова всюду виталъ, всюду напоминалъ о себѣ. Народилась цѣлая отрасль знанія — ученіе о бактеріяхъ, этихъ невидимыхъ существахъ, виновникахъ многихъ тяжкихъ заболѣваній. Возникли новыя теоріи, новыя грандіозныя гипотезы; но всѣ онѣ не представляютъ никакихъ уклоненій отъ завѣтовъ, данныхъ намъ великимъ учителемъ. Вся современная бактеріологія, всѣ ея блестящіе выводы только и основаны на ученіи о борьбѣ между клѣтками и бациллами. Микроорганизмы, попадая въ тѣло животнаго, встрѣчаются съ цѣлымъ легіономъ клѣтокъ. Завязывается борьба не на жизнь, а на смерть. Толпы клѣтокъ обступаютъ со всѣхъ сторонъ дерзкихъ пришельцевъ, стараясь поглотить ихъ и переварить въ своихъ сокахъ. Эта то борьба организма ва свое существованіе при помощи цѣлаго ряда славныхъ воиновъ — клѣтокъ — и легла въ основу ученія о невоспріимчивости человѣка и животныхъ къ заразѣ или иммунитетѣ. Творцомъ этого ученія является нашъ соотечественникъ И. И. Мечниковъ.
Но однимъ этимъ далеко не исчерпываются всѣ заслуги провозглашенной Вирховымъ идеи о клѣткѣ и о ея свойствахъ. Мечниковъ, развивая дальше зерно истины, заложенное въ почву великимъ ученымъ, пришелъ къ такому заключенію, что клѣтки играютъ нерѣдко разрушительную роль по отношенію въ своимъ же собратіямъ. Когда ткани ослабѣваютъ на старости, и клѣтки ихъ лишаются своей нормальной сопротивляемости, — на нихъ набрасываются другого рода прожорливые элементы и уничтожаютъ слабыхъ членовъ общины. И ученіе о старости, едва только вступающее на путь развитія, обязано своимъ возникновеніемъ все той же клѣткѣ, открытой Вирховымъ. Но это еще не все. На сцену выступаетъ цѣлая отрасль знаній о клѣточныхъ ядахъ. Нѣтъ въ настоящее время ни одной лабораторіи, гдѣ не производились бы работы, посвященныя этому интересному вопросу. Ежедневно открываемыя здѣсь детали позволяютъ строить широкіе планы относительно будущаго. Измѣнятся всѣ наши взгляды на лѣченіе болѣзней, борьба съ недугами будетъ болѣе вѣрной и болѣе успѣшной, страданій на землѣ будетъ меньше, страхъ смерти навсегда исчезнетъ.
И весь этотъ прогрессъ, всѣ эти надежды и упованія стали только возможны, благодаря великому наслѣдію, оставленному Вирховымъ, благодаря тому перевороту, который онъ произвелъ въ области научныхъ изслѣдованій. Великій умъ, выше всего ставившій истину, ради нея бросившійся въ самую отчаянную и рискованную борьбу, Вирховъ вывелъ насъ изъ мистицизма и вѣры къ наблюденію и критикѣ. Онъ открылъ передъ человѣчествомъ совершенно иной міръ, онъ придалъ всѣмъ явленіямъ совершенно другую окраску, онъ заставилъ забыть о метафизическихъ легендахъ и обратиться къ положительному методу, какъ единственно вѣрному при изученіи тайнъ природы.
III.
[править]Та же любовь къ истинѣ, та же страсть къ наблюденіямъ сказались въ Вирховѣ — общественномъ дѣятелѣ. Великій ученый совмѣщалъ одновременно разнообразныя свойства. Учитель всего міра, потратившій массу труда на борьбу съ господствовавшими въ его время лжеученіями, Вирховъ въ то же время находилъ нужнымъ бороться за свои общественные идеалы, — и здѣсь онъ вносилъ ту же горячность, то же стремленіе къ детальному изученію различныхъ вопросовъ, что н въ область чистой науки. И здѣсь Вирхову посчастливилось: идеи, которыя онъ проповѣдывалъ въ сферѣ общественныхъ отношеній, сдѣлались достояніемъ всѣхъ культурныхъ странъ; методъ, приложенный имъ для изученія массовыхъ явленій, сталъ преобладающимъ въ соціальной наукѣ.
Какъ часто приходится слышать, что человѣкъ науки не можетъ или даже не долженъ заниматься земными дѣлами. Его роль — устанавливать законы, которыми управляется міръ и общество, а обязанность практическихъ дѣятелей сдѣлать ивъ научныхъ открытій наиболѣе удобное и полезное примѣненіе. Вся жизнь Вирхова представляетъ собой горячій протестъ противъ такого узкаго пониманія человѣкомъ своихъ правъ и обязанностей. Еще въ сороковыхъ годахъ прошедшаго столѣтія Вирховъ защищалъ тѣ самыя истины, которыя теперь только робко высказываются отдѣльными авторами. Врачъ долженъ заниматься не однимъ только лѣченіемъ а и принимать мѣры для предупрежденія недуговъ. «Уже одно слово: — общественное здравоохраненіе, — писалъ Вирховъ, — говоритъ тому, кто умѣетъ сознательно мыслить, о полномъ и коренномъ измѣненіи въ нашемъ воззрѣніи на отношеніе государства къ медицинѣ; это одно слово показываетъ тѣмъ, которые полагали и еще полагаютъ, что медицина не имѣетъ ничего общаго съ политикой, всю величину ихъ заблужденія». Вирховъ предвидѣлъ рознь между врачами и обществомъ, если первые будутъ постоянно оставаться въ узкой сферѣ одного лѣченія. Онъ указывалъ имъ другое, болѣе широкое поле дѣятельности, манилъ ихъ туда, гдѣ горе слышится.
Всю жизнь свою Вирховъ отдалъ на служеніе тѣмъ идеямъ, которыя онъ горячо проповѣдывалъ. Онъ постоянно спѣшилъ на помощь обездоленнымъ, писалъ доклады, взывалъ къ людямъ, власть имущимъ, и достигъ, какъ увидимъ ниже, столь блестящихъ результатовъ, о какихъ не могъ мечтать ни одинъ дѣятель. Вирховъ не уставалъ твердить, что врачи должны заниматься рѣшеніемъ важнѣйшихъ общественныхъ проблемъ, и даже въ послѣдней написанной имъ статьѣ, въ его лебединой пѣснѣ, нашла себѣ выраженіе эта плодотворная мысль. «Съ той поры, — говоритъ Вирховъ[6], — какъ общественная гигіена стала интегральной частью государственнаго благоустройства, упреки врачамъ за ихъ занятія общественными вопросами потеряли всякое значеніе».
Свою необыкновенную способность разбираться въ общественныхъ явленіяхъ Вирховъ впервые проявилъ въ 1848 году, когда онъ получилъ порученіе объѣздить мѣста Верхней Силезіи, пораженныя тифомъ, и представить докладъ о причинахъ разразившейся тамъ страшной эпидеміи. Вирховъ взялся за новое порученное ему дѣло со страстностью истиннаго общественнаго дѣятеля и съ прозорливостью и наблюдательностью настоящаго ученаго. Онъ прежде всего хладнокровно анатомировалъ явленіе, подлежавшее его обсужденію, познакомился со всѣми его деталями, въ точности изучилъ причины, породившія его. А ватѣмъ уже, когда истина предстала предъ Вирховымъ во всей своей наготѣ, онъ сталъ горячо рекомендовать необходимыя мѣропріятія, настаивая на возможно скоромъ ихъ проведеніи въ жизнь. Вирховъ здѣсь примѣнилъ тотъ же положительный методъ, который давалъ уже такіе обильные плоды въ наукѣ. Онъ не полагался на ходячія формулы и истины, часто не имѣвшія подъ собой фактической основы. Онъ стремился проникнуть въ тайны наблюдаемыхъ явленій, старался изучить ихъ съ той подробностью, какая была необходима, по его мнѣнію, для того, чтобы дать обстоятельный отвѣтъ на поставленный вопросъ.
Познакомившись въ Верхней Силезіи съ положеніемъ дѣлъ, Вирховъ представилъ докладъ[7], обнимавшій свыше 180 страницъ. Этотъ докладъ представляетъ собой замѣчательное произведеніе, въ которомъ щедрой рукой разсыпано такъ много любви къ людямъ, жажды помочь несчастнымъ въ бѣдѣ и столько же знанія, такое удивительное знакомство съ обстоятельствами, которыя было поручено ему изучить.
«Эпидеміи, — говоритъ въ этомъ докладѣ Вирховъ, — представляютъ, какъ бы предостерегающія скрижали, въ которыхъ истинный государственный дѣятель можетъ прочесть, что въ ходѣ развитія его народа наступило рѣзкое нарушеніе, проглядѣть которое не должна даже беззаботная политика». И съ этой точки зрѣнія исходитъ въ своихъ разсужденіяхъ Рудольфъ Вирховъ, яркими красками рисуя бытъ верхнесилезцевъ, ихъ невѣжество, экономическій гнетъ, приведшіе къ полному обнищанію массъ. Въ этихъ факторахъ онъ видитъ главную причину обрушившихся на Силезію бѣдствій.
Но Вирховъ нѳ ограничился однимъ изображеніемъ мрачныхъ картинъ. Онъ представилъ также очеркъ тѣхъ мѣропріятій, какія необходимо было предпринять въ цѣляхъ оздоровленія мѣстностей, охваченныхъ страшной эпидеміей. Онъ глубоко проникъ въ самую сущность предложеннаго его вниманію соціальнаго бѣдствія и сумѣлъ пойти дальше шаблонныхъ мѣропріятій, направленнныхъ къ лѣченію уже заболѣвшимъ. Его рецептъ содержитъ въ себѣ широкую программу общественныхъ реформъ, начиная отъ поднятія экономическаго благосостоянія трудящихся и кончая расширеніемъ ихъ умственнаго горизонта, пріобщеніемъ ихъ къ успѣхамъ культуры.
Горячая проповѣдь Вирхова не пропала даромъ. Его голосъ звучалъ слишкомъ громко и убѣдительно, факты, приведенные имъ, были слишкомъ краснорѣчивы, выводы, сдѣланные имъ на основаніи непосредственныхъ наблюденій окружающей дѣйствительности, имѣли гораздо больше силы, чѣмъ множество логическихъ доводовъ и горячихъ призывовъ къ милосердію. Когда черезъ нѣсколько лѣтъ разыгралась грозная эпидемія въ Спессартѣ, общественная молва уже указала на Вирхова, какъ на человѣка, который сумѣетъ точно опредѣлить причины бѣдствія. Вирховъ и здѣсь не измѣнилъ своему обычному методу, и здѣсь онъ основательно изучилъ вопросъ, прежде чѣмъ высказать свое вѣское мнѣніе.
Когда въ 1859 году въ нѣкоторыхъ провинціяхъ Норвегіи стала свирѣпствовать проказа, норвежское правительство обратилось къ Вирхову съ порученіемъ изучить эту болѣзнь. Вирховъ и здѣсь строго слѣдовалъ своему принципу, оставаясь все время естествоиспытателемъ. Онъ не полагался на поверхностныя сужденія своихъ предшественниковъ, примѣнивъ къ рѣшенію заданной ему задачи тотъ самый естественно-историческій методъ, который оказался столь плодотворнымъ во многихъ отрасляхъ знанія. Вирховъ тотчасъ же занялся изысканіями по исторіи ужаснаго страданія, нарисовалъ мрачную картину распространенія этого недуга въ печальные годы средневѣковья и сдѣлалъ рядъ поучительныхъ выводовъ, не потерявшихъ еще своего значенія и до настоящаго времени.
Проходитъ еще нѣкоторое время, — и мы видимъ уже Вирхова за лихорадочной работой во время франко-прусской кампаніи. Его вниманіе обратила па себя ужасающая обстановка поѣздовъ, служившихъ для транспортированія раненыхъ. И Вирховъ самъ, по собственной иниціативѣ, организуетъ большой военно-санитарный поѣздъ, самъ отправляется во главѣ санитарнаго отряда на поле военныхъ операцій, принимаетъ тамъ дѣятельное участіе въ борьбѣ съ разравившимися эпидеміями, внося всюду свою пытливость, свое поразительное знакомство съ дѣломъ, свое горячее стремленіе притти на помощь ближнимъ. Силъ не жалѣлъ Вирховъ, труда потратилъ массу, но добился-таки облегченія участи раненыхъ, до того подвергавшихся всевозможнымъ лишнимъ мученіямъ.
Мы видимъ, что въ дѣятельности великаго ученаго не было мертвыхъ моментовъ. Все время разбивалъ онъ рутинныя догматическія формулы то въ области науки, то въ сферѣ общественныхъ отношеній. Онъ не переставалъ проповѣдывать необходимости наблюденія и широкаго знакомства съ фактами для того, чтобы строить извѣстныя научныя гипотезы, или же рѣшать тѣ или иныя соціальныя проблемы. Онъ не переставалъ учиться, для него самого дороже всего была истина, — и онъ вѣрно служилъ ей въ теченіе всей своей плодотворной жизни.
IV.
[править]Мы уже говорили, что если Вирховъ считается творцомъ метода въ медицинѣ, то та же роль выпала на его долю и въ области общественной дѣятельности. Это лучше всего сказалось въ способахъ изученія распространенія болѣзней, которые рекомендовалъ Вирховъ и которыя послѣ него стали преобладающими въ общественной санитаріи.
Въ самомъ началѣ своей ученой дѣятельности, занимая еще каѳедру въ Вюрцбургѣ, Вирховъ завелъ регистрацію чахоточныхъ больныхъ, и тѣмъ положилъ начало статистическому методу въ медицинѣ. Съ тѣхъ поръ статистика, т.-е. массовыя наблюденія явленій, оказала неисчислимыя услуги дѣлу борьбы съ недугами. Возможно стало изучать ходъ заболѣваній, подмѣтить, гдѣ выше цифры смертности, и направить свои усилія на тѣ мѣста, гдѣ человѣкъ больше всего рискуетъ подвергаться тяжкимъ заболѣваніямъ. Статистика дала возможность опредѣлить соціальные факторы многихъ болѣзней, показала, насколько физическая организація страдаетъ отъ той или другой профессіи. Результатъ подобныхъ изслѣдованій открылъ широкое поприще для общественныхъ реформъ, показалъ, куда должно быть направлено вниманіе для уменьшенія человѣческихъ страданій.
Тотъ же статистическій методъ оказалъ Вирхову незамѣнимыя услуги во время предпринятаго имъ оздоровленія столицы Пруссіи. Планъ санитарныхъ мѣропріятій былъ проведенъ Вирховымъ съ поразительной послѣдовательностью. Статистическія данныя показали ему, что смертность въ столицѣ слишкомъ велика, а увѣренность въ справедливости -научныхъ выводовъ говорила, что въ правильно организованной борьбѣ съ недугомъ кроется залогъ блестящаго успѣха. Но Вирховъ понималъ, что однимъ лѣченіемъ уже заболѣвшихъ — никакихъ результатовъ достигнуть нельзя. Нужно измѣнить самую почву, сдѣлать ее такой, чтобы заболѣваемость стала менѣе возможной и менѣе частой.
Вирховъ обращается къ жилищамъ бѣдняковъ, изучаетъ ихъ въ мельчайшихъ деталяхъ и приходитъ въ заключенію, что для Берлина квартирный вопросъ является наболѣвшимъ, давно ожидающимъ своего рѣшенія. Онъ начинаетъ дѣятельную агитацію въ обществѣ и печати въ пользу постройки дешевыхъ и здоровыхъ жилищъ для трудящихся массъ. Энергія, съ которой Вирховъ защищалъ свои проекты, увѣренность ученаго, которая сквозила въ каждомъ его словѣ, сдѣлали свое дѣло, — и Берлинъ вскорѣ обзавелся роскошными домами съ массой дешевыхъ квартиръ. Самъ муниципальный совѣтъ Берлина занялся домостроительствомъ; частная иниціатива поощрялась всѣми возможными способами — государство отпускало на это дѣло спеціальные кредиты. «То была, — пишетъ Вирховъ, — смѣсь медицины и соціальной политики, толкнувшая меня на тотъ путь, на которомъ мнѣ счастливо удалось измѣнить до основанія жилищныя условія Берлина».
Покончивъ съ однимъ вопросомъ, Вирховъ принялся за другіе. Избранный въ муниципальный совѣтъ Берлина, великій ученый занималъ этотъ постъ въ теченіе пятидесяти лѣтъ, съ рѣдкой добросовѣстностью слѣдилъ за. всѣми городскими дѣлами и содѣйствовалъ въ значительной степени росту и украшенію столицы Пруссіи. Драгоцѣнными памятниками дѣятельности Вирхова въ области городского самоуправленія служатъ водопроводъ и канализація Берлина. Эти сооруженія — гордость столицы — являются образцомъ для городовъ всего міра. Берлинскія поля орошенія вызываютъ удивленіе въ иностранныхъ] спеціалистахъ, — и все это создано великимъ умомъ ученаго, не преминувшаго потратить колоссальный трудъ на осуществленіе своего плана, принесшаго столько благъ родному городу.
Результаты дѣятельности Вирхова въ области общественной санитаріи сказались очень скоро. Смертность отъ тифа и другихъ инфекціонныхъ болѣзней стала падать съ поразительной быстротой, — и въ настоящее время Берлинъ по цифрамъ заболѣваемости и смертности занимаетъ послѣднее мѣсто въ ряду всѣхъ городовъ Европы. «Этотъ успѣхъ, — писалъ восьмидесятилѣтній Вирховъ, — обошелся въ сотни милліоновъ; но мои сограждане приняли на себя это бремя въ полной увѣренности, что всякая денежная сумма будетъ возвращена сторицей, благодаря улучшенію физической природы населенія и увеличенію продолжительности жизни. Такимъ образомъ, Берлинъ сталъ самымъ чистымъ и красивымъ городомъ міра, но въ тоже время и наиболѣе здоровымъ. Если я еще и въ настоящее время, несмотря на массу работы, сохранилъ за собой надзоръ за санитарными сооруженіями столицы, то сдѣлалъ я это не изъ честолюбія, а изъ-за глубокаго сознанія долга и изъ-за настойчивости въ достиженіи намѣченной цѣли». Наградой Вирхову за всѣ его труды и заботы послужило сохраненіе тысячъ жизней. Это — высшая награда, какой когда-либо человѣкъ удостоивался на землѣ.
Въ государственной дѣятельности Вирховъ ни на іоту не измѣнялъ принципамъ, которые онъ проповѣдывалъ. Онъ старался разбираться въ каждомъ отдѣльномъ вопросѣ, въ каждой мелочи, всегда стоялъ за истину, за прогрессъ и свободу. Если Вирховъ иногда ошибался, — онъ не скрывалъ своихъ заблужденій и публично каялся въ нихъ.
Много лѣтъ Вирховъ стоялъ во главѣ особой комиссіи по контролю государственнаго бюджета. И здѣсь это былъ все тотъ же ученый, разбиравшійся кропотливо въ безчисленномъ множествѣ финансовыхъ проектовъ, просматривавшій массу книгъ, протоколовъ, отчетовъ. И въ то же время онъ выступалъ горячимъ апологетомъ правды, противникомъ всякихъ непроизводительныхъ расходовъ. Лучше всего охарактеризовалъ Вирхова Евгеній Рихтеръ. «Для Вирхова, — говоритъ онъ, — было своего рода наслажденіемъ разсматривать при помощи счетнаго микроскопа клѣточную ткань общественнаго хозяйства, чтобы такимъ образомъ изучить патологію нашихъ бюджетныхъ законоположеній. При видѣ той груды матеріала, которую Вирховъ скрѣпилъ собственноручной подписью, я невольно подумалъ: нельзя ли было бы устроить въ обширномъ помѣщеніи новаго рейхстага какой-нибудь флигель — еще одинъ патологическій музей, гдѣ помѣщались бы всѣ открытыя Вирховымъ уродливости, болѣзненныя уклоненія — паразиты нашего хозяйства, хорошо заномерованные и занесенные въ каталогъ, чтобы будущимъ министрамъ и депутатамъ было легче ихъ усвоить».
Море научныхъ знаній бушуетъ и шумитъ. Волна за волной прибываетъ къ человѣческому берегу; теоріи, одна смѣлѣе другой, создаются чуть ли не ежедневно. Кипитъ работа въ кабинетахъ ученыхъ, лихорадочно ведется она въ лабораторіяхъ, гдѣ труженики съ согбенными надъ микроскопомъ спинами пытаются приподнять завѣсу съ сокрытыхъ отъ насъ тайнъ природы. И мы уже не боимся увлеченій; намъ нечего опасаться возвращенія на старый путь фантазіи и догадокъ. Великій завѣтъ Вирхова стоитъ у руля и управляетъ движеніями корабля науки. Онъ указываетъ вамъ на глубокую разницу между прежнимъ умозрительнымъ методомъ и теперешнимъ, когда выводы основаны на всеобъемлющемъ наблюденіи и опытѣ. Минутныя заблужденія, возникающія въ головахъ нѣкоторыхъ энтузіастовъ, разсѣиваются, точно дымъ при свѣтѣ настоящей науки.
- ↑ Der Kleine Virchow. Berlin 1901.
- ↑ R. Virchow. Hundret Jahre allgemeiner Pathologie. Berlin 1895.
- ↑ Claude Bernard. Introduction a l’etude de la medecine.
- ↑ Клѣтка происходить только отъ клѣтки.
- ↑ Berl. Klin. Wocheschrift,, № 41, 1901.
- ↑ R. Virchov. Zur Erinnerung. Blätter des Dankes für meine Freunde. Archiv für pathologische Anatomie und Physiologie und für klinische Medicin. Bd. 167. 1902.
- ↑ R. Virehov. Mittheilungen über die in Oberschlesien herrschende Typhus-Epidemie.