Перейти к содержанию

Видение мурзы (Державин)

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Портрет Екатерины II работы Д. Г. Левицкого.
Видение мурзы

На темно-голубом эфире
Златая плавала луна;
В серебряной своей порфире
4Блистаючи с высот, она
Сквозь окна дом мой освещала
И палевым своим лучом
Златые стекла рисовала
8На лаковом полу моем.
Сон томною своей рукою
Мечты различны рассыпал,
Кропя забвения росою,
12Моих домашних усыплял;
Вокруг вся область почивала,
Петрополь с башнями дремал,
Нева из урны чуть мелькала,
16Чуть Бельт в брегах своих сверкал;
Природа, в тишину глубоку
И в крепком погруженна сне,
Мертва казалась слуху, оку
20На высоте и в глубине;
Лишь веяли одни зефиры,
Прохладу чувствам принося.
Я не спал, — и, со звоном лиры
24Мой тихий голос соглася,
Блажен, воспел я, кто доволен
В сем свете жребием своим,
Обилен, здрав, покоен, волен
28И счастлив лишь собой самим;
Кто сердце чисто, совесть праву
И твердый нрав хранит в свой век
И всю свою в том ставит славу,
32Что он лишь добрый человек;
Что карлой он и великаном
И дивом света не рожден,
И что не создан истуканом
36И оных чтить не принужден;
Что все сего блаженствы мира
Находит он в семье своей;
Что нежная его Пленира
40И верных несколько друзей
С ним могут в час уединенный
Делить и скуку и труды!
Блажен и тот, кому царевны
44Какой бы ни было орды
Из теремов своих янтарных
И сребро-розовых светлиц,[1]
Как будто из улусов дальных,
48Украдкой от придворных лиц,[2]
За россказни, за растабары,
За вирши иль за что-нибудь
Исподтишка драгие дары
52И в досканцах[3] червонцы шлют;
Блажен! — Но с речью сей незапно
Мое всё зданье потряслось,
Раздвиглись стены, и стократно
56Ярчее молний пролилось
Сиянье вкруг меня небесно;
Сокрылась, побледнев, луна.
Виденье я узрел чудесно:
60Сошла со облаков жена, —
Сошла — и жрицей очутилась[4]
Или богиней предо мной.
Одежда белая струилась
64На ней серебряной волной;
Градская на главе корона,[5]
Сиял при персях пояс злат;
Из черно-огненна виссона,
68Подобный радуге, наряд
С плеча десного полосою
Висел на левую бедру;[6]
Простертой на алтарь рукою
72На жертвенном она жару
Сжигая маки благовонны,
Служила вышню Божеству.
Орел полунощный, огромный,
76Сопутник молний торжеству,
Геройской провозвестник славы,
Сидя пред ней на груде книг,
Священны блюл ее уставы;
80Потухший гром в кохтях своих
И лавр с оливными ветвями
Держал, как будто бы уснув.
Сафиро-светлыми очами,
84Как в гневе иль в жару, блеснув,
Богиня на меня воззрела. —
Пребудет образ ввек во мне,
Она который впечатлела! —
88«Мурза! — она вещала мне, —
Ты быть себя счастливым чаешь,
Когда по дням и по ночам
На лире ты своей играешь
92И песни лишь поешь царям.
Вострепещи, мурза несчастный!
И страшны истины внемли,
Которым стихотворцы страстны
96Едва ли верят на земли;
Одно к тебе лишь доброхотство
Мне их открыть велит. Когда
Поэзия не сумасбродство,
100Но вышний дар богов, — тогда
Сей дар богов лишь к чести[7]
И к поученью их путей
Быть должен обращен, не к лести
104И тленной похвале людей.
Владыки света люди те же,
В них страсти, хоть на них венцы;
Яд лести их вредит не реже,
108А где поэты не льстецы?
И ты Сирен поющих грому
В вред добродетели не строй;
Благотворителю прямому
112В хвале нет нужды никакой.
Хранящий муж честные нравы,
Творяй свой долг, свои дела,
Царю приносит больше славы,
116Чем всех пиитов похвала.
Оставь нектаром наполненну
Опасну чашу, где скрыт яд».
Кого я зрю столь дерзновенну,
120И чьи уста меня разят?
Кто ты? Богиня или жрица? —
Мечту стоящу я спросил.
Она рекла мне: «Я Фелица»;
124Рекла — и светлый облак скрыл
От глаз моих ненасыщенных
Божественны ее черты;
Курение мастик бесценных
128Мой дом и место то цветы
Покрыли, где она явилась.
Мой бог! мой ангел во плоти!..
Душа моя за ней стремилась;
132Но я за ней не мог идти,
Подобно громом оглушенный,
Бесчувствен я, безгласен был.
Но, током слезным орошенный,
136Пришел в себя и возгласил:
Возможно ль, кроткая царевна!
И ты к мурзе чтоб своему
Была сурова столь и гневна,
140И стрелы к сердцу моему
И ты, и ты чтобы бросала,
И пламени души моей
К себе и ты не одобряла?
144Довольно без тебя людей,
Довольно без тебя поэту,
За кажду мысль, за каждый стих,
Ответствовать лихому свету
148И от сатир щититься злых!
Довольно золотых кумиров,
Без чувств мои что песни чли;
Довольно Кадиев, Факиров,
152Которы в зависти сочли
Тебе их неприличной лестью;
Довольно нажил я врагов!
Иной отнес себе к бесчестью,
156Что не дерут его усов;
Иному показалось больно,
Что он наседкой не сидит;
Иному — очень своевольно
160С тобой мурза твой говорит;
Иной вменял мне в преступленье,
Что я посланницей с небес
Тебя быть мыслил в восхищенье
164И лил в восторге токи слез.
И словом: тот хотел арбуза,
А тот соленых огурцов.[8]
Но пусть им здесь докажет Муза,
168Что я не из числа льстецов;
Что сердца моего товаров
За деньги я не продаю,
И что не из чужих анбаров
172Тебе наряды я крою.
Но, венценосна добродетель!
Не лесть я пел и не мечты,
А то, чему весь мир свидетель:
176Твои дела суть красоты.
Я пел, пою и петь их буду,
И в шутках правду возвещу;
Татарски песни из-под спуду,
180Как луч, потомству сообщу;
Как солнце, как луну поставлю
Твой образ будущим векам;
Превознесу тебя, прославлю;
184Тобой бессмертен буду сам.

1783—1784(?)


Примечания

Впервые — «Московский журнал», 1791, № 1, стр. 8. В том же году появился немецкий перевод стихотворения, сделанный Коцебу. (1761 —1819), а в 1792 г. вышло отдельное издание «Видения мурзы», в котором к русскому тексту был приложен перевод Коцебу. Печ. по Изд. 1808г., т. 1, стр. 60. «Фелица» поставила Державина в центр общественного внимания и литературной жизни. Подарок, сделанный ему Екатериной, вызвал обвинения в лести, новизна формы стихотворения вызвала нападки литературные. В свою защиту от тех и других и задумал поэт «Видение мурзы». По Об. Д. (604) стихотворение «соч. в Пб. 1783 мая 9 дня». Та же дата указана в примечании к заглавию в «Московском журнале».

В «Записках» же поэт вспоминает, что окончил «Видение мурзы» в феврале — марте 1784 г., будучи в Нарве (Грот, 6, 559). А в «Записках» И. И. Дмитриева указано, что стихотворение не было готово еще и в 1790 г. (Соч. И. И. Дмитриева, ред. и прим. А. А Флоридова, т. 2, СПб., 1893, стр. 36).

  1. Из теремов своих янтарных И сребро-розовых светлиц. «В Царском селе была одна комната убрана вся янтарем, а другая розовая фольговая с серебряною резьбою» (Об. Д., 604).
  2. Украдкой от придворных лиц. «Императрица притворялась, что будто не к ней относится вышеупомянутое сочинение «Фелица», и для того подарок к автору был послан без огласки» (Об. Д., 604).
  3. Досканец — коробочка, ящичек. Державин употребил это старинное слово потому, что в древние времена «в России табаку не нюхали и потому табакерок не знали» (Об. Д., 604).
  4. Сошла — и жрицей очутилась... Держал, как будто бы уснув. «Вся сия картина... — подлинный список с портрета покойной императрицы, писанного г. Левицким, — изобретения г. Львова» (т. е. выполненного по замыслу Н. А. Львова) (Об. Д., 604). Д. Г. Левицкий (1735—1822) — крупнейший русский художник-портретист. Данный портрет сейчас хранится в Государственном Русском музее в Ленинграде.
  5. Градская на главе корона. «Вместо обыкновенной императорской короны увенчана она лавровым венцом, украшающим гражданскую корону» (Объяснение Д. Г. Левицкого, см. «Собеседник», ч. 6, стр. 18).
  6. Из черно-огненна виссона... Висел на левую бедру. Имеется в виду орден св. Владимира. Виссон — драгоценная белая или пурпурная ткань, употреблявшаяся в древнем Египте, Греции и Риме.
  7. Сей дар богов лишь к чести. В этом стихе не хватает одной стопы по сравнению с другими стихами. В прежних изданиях было:

    Сей дар богов, кроме лишь к чести
    И к поученью их путей,
    Не должен обращен быть к лести
    И тленной похвале людей.

    Запутанность синтаксиса не удовлетворила поэта, и в Изд. 1808 г. он дал другую редакцию первого и третьего стихов, причем не остановился перед изменением метрики.

  8. И словом: тот хотел арбуза, А тот соленых огурцов. Намек на кн. Потемкина, который для удовлетворения своих прихотей посылал специальных курьеров за арбузами и т. д. в другие города (Об. Д., 605).