К черту![править]
АНДРЕЙ Степанович бежал вниз по лестнице, едва успел застегнуть нижнюю пуговку пальто, застегнул криво, и пальто стояло на груди кривым пузырем. В ушах еще стоял и настегивал голос Анны Григорьевны: «Да скорей, скорей, ради Бога!»
Тиктин оглянулся вправо, влево, но уже замела все уличная суета: спины, шапки, воротники. Андрей Степанович взял вправо и уж в уме досадливым голосом отвечал жене: а то никуда, что ли? Это на случай, если не догонит.
Тиктин широко зашагал, круто отворачивал вбок палку. Он шел, глядя вперед; расталкивая взглядом прохожих впереди, целясь в далекие лазейки, вон чья-то знакомая спина вихляется — высокая, как пальто на щетке.
Андрей Степанович наддал ходу, он не замечал, что задыхался. Нагонял.
— А черт вас, как вас там, — Андрей Степанович стукнул палкой по плечу.
Прохожий обернулся.
— Ну все равно, Башкин, что ли! — Андрей Степанович сделал нетерпеливую мину. — Не попадалась вам тут Надежда наша?
— А что, потеряли Надежду? — хихикнул Башкин и сейчас же сделал услужливую обеспокоенную физиономию. — А что, она сейчас вышла? Вы ищете? Нет. Во всяком случае она могла только туда, — Башкин мазанул рукой вперед, — только туда пройти, а то я ее встретил бы. А что, ее вернуть?
— Да, да! — Андрей Степанович шел вперед, не глядя на Башкина. — Встретите, скажите, чтоб сейчас же вернулась, с матерью…
— А, нехорошо? Понимаю, понимаю, догоню. Найду, — говорил уж Башкин на ходу. Он зашагал вперед, болтаясь на ходу.
Андрей Степанович видел с минуту еще его голову над толпой. На втором перекрестке Тиктин остановился, одышка забивала дыхание.
«Ну куда? — озирался Тиктин. — Бессмыслица. Почти никакого вероятия!» — Тиктин топнул палкой.
— Э, черт! — сказал Андрей Степанович и зашагал тише.
«Извозчика, что ли, взять? Болвана этого для чего-то остановил», — злился Андрей Степанович на Башкина.
Андрей Степанович сел на первого извозчика, не рядясь.
— Прямо поезжай! — Андрей Степанович перевел дух. Заметил, что пальто горбом. Перестегнул. Поставил палку между ног, положил обе руки.
Глядел на тротуары, далеко вперед. Моросило. Андрей Степанович насупил поля шляпы.
— А этот идиот, — шептал Андрей Степанович про сына, — как жилец, квартирант какой-то, — и до слез обидно было, чего сын не выскочил и не побежал — «я в одну, он в другую сторону». А эта с ума сходит.
— Направо! — зло заорал Андрей Степанович на извозчика. Кое-кто с тротуара оглянулся. Тиктин насупил брови. Глянул на часы. Половина пятого. В шесть у генерала Миллера, у генерал-губернатора и командующего войсками округа.
«Значит, в половине шестого надо быть в Думе. Даже раньше. Я этот вопрос поставил, — крепко выговаривал в уме Тиктин и в такт словам поматывал головой, — и пускай ерунда, но мы обязаны исчерпать все законные возможности. И тогда — руки развязаны».
Андрей Степанович тряхнул головой и смело глянул в верха домов.
— Стой! Куда! Объезжай!
Извозчик осадил. Смолкла трескотня колес, стал слышен мутный гомон. Не пропускали мимо Соборной площади. Андрей Степанович приподнялся. В сером свете, через туман, он видел — в сером вся площадь.
— Куда прикажете? — обернулся извозчик и тихим голосом добавил: — Кавалерия стоит на площади.
— Объезжай по Садовой.
«Куда я еду?» — Андрей Степанович отдернулся назад и сдвинул брови и вдруг крикнул извозчику:
— На Дворянскую!
«У ней только, у Танечки этой, спросить. А то ведь бессмыслица…» — и Андрей Степанович поднял плечи. С поднятыми плечами он вошел в парадную. «Только разве здесь, если вообще есть смысл».
«Даже комично» — он почти улыбался, когда звонил к Танечке в дверь.
— Простите, Бога ради! Здравствуйте, — Андрей Степанович улыбался в передней. — Я, понимаете…
Танечка не пускала руки Андрея Степановича, отстранилась назад и пристальным взглядом секунду рассматривала лицо Тиктина. Андрей Степанович осекся и растерянно глядел, что это она? И вдруг сильно потянула его к себе, обхватила свободной рукой за шею и крепко поцеловала в щеку над ухом. Пустила руку. Андрей Степанович подымал и опускал брови.
— Ну, раздевайтесь! — сердито сказала Таня. Потом улыбнулась вниз и ушла в двери.
Андрей Степанович остался один. Он секунду стоял с палкой на отлете.
— Сюда идите, сюда! — звала Таня из гостиной.
Андрей Степанович встрепенулся, заторопился.
Таня сидела в углу дивана, поджав ноги.
— Сюда! — она похлопала по сиденью рядом, как звала собачку. — Сюда!
А глаза были серьезные, строгие. Таня поежилась плечами. Тиктин сел.
— Вы простите, — Тиктин полез в карман. Таня следила строгими глазами за рукой. — Вот какой случай, — Тиктин достал свежий платок. — Надя приходила…
— Ну? Успокоилась старуха? То есть Анна Григорьевна, я говорю, — и Таня уставилась на Тиктина.
— Да дело в том, — Тиктин обтер бороду, пожал плечами, — через полчаса удрала.
Таня кивнула головой.
— И Анна Григорьевна там с ума сходит — ведь не ночевала она.
Таня опять серьезно кивнула головой.
— Ну… и вообще… — Тиктин посмотрел в колени. — Да хоть наврала бы чего-нибудь, нельзя же так! Анне Григорьевне не пятнадцать лет… — Тиктин попробовал нахмуриться и с напором глянуть на Таню. Но Таня все так же пристально глядела в зрачки Тиктину, чуть сдвинув брови.
— Ну?
— Так вот послала меня искать. Я вот к вам.
Таня все глядела.
— А у меня вот, черт возьми, — через час надо быть у генерал-губернатора. По поводу избиения.
Тиктин увидал, как дернулась вверх губа у Тани, и все красней, красней делалось лицо.
— Мы, то есть Дума, — Тиктин заговорил солидно, твердо, глядел в угол, — предложим объяснить нам…
Андрей Степанович почувствовал взгляд ярый, накаленный и глянул.
— И камнем, камнем, — Таня заносила кулак, зажатый в комок, — камнем, — шепотом выворачивали губы слова, — кирпичом каким-нибудь в темя… в лысину самую, — и дрогнул кулак, — раз!
Андрей Степанович откинулся назад, глядел, как поднялась губа, как сдавились белые зубы, и чувствовал — сверху надвигается взгляд — и силился не попятиться. На миг почудилось, что опустела голова и больше не придут слова. Он с испугом ловил последние, простые же какие-нибудь, еще здесь!
— Это… — сказал Андрей Степанович и обрадовался, — это, — тверже повторил Тиктин, — не дело… — он нахмурился в пол, — депутации.
— А если б сыну вашему выхлестали глаза, — Таня крепко скрестила руки на груди, — или голову бы размозжили…
— Вопрос тут не о моем сыне… — начал хмуро Тиктин.
— Да, да! Обо всех! — крикнула Таня. — Что просто топчут конями, — Таня вскочила, — и бьют, — Таня резанула рукой в воздухе, — нагайками со свинцом, да! Безоружных людей!
— Да кто же это защищает? — Тиктин поднялся.
— Ваших детей! — крикнула в лицо Таня.
— Опять вы…
— Да! А не китайцев! — кричала Таня. — Сто китайцев месяц еще назад! На кол посадили! Что? Не знали? Я читала. Простите. — Таня вышла.
Тиктин смотрел в дверь.
— Не вижу логики, — громко сказал он в пустой гостиной. — Эх, черт! Что я делаю! — Тиктин с досадливой гримасой вытянул часы.
Старуха спешно прошлепала на звонок в переднюю.
Дорогой заглядывала в двери на Тиктина злыми глазами.
— Я! Я! Пустите, — слышал Тиктин из-за дверей женский голос. Он весь подался вперед.
Надя быстро вскочила в дверь.
— Ну вот, — говорила Надя из передней и раздраженно рванула вниз руку. — Правда, значит, ты сказал этому болвану, чтоб искал? Да? — говорила Надя с порога. — Еле отвязалась! Идиотство какое!
Надя отвернулась, стала снимать калоши, рвала нога об ногу.
— Идиотизм форменный! — И Надя, не взглянув на отца, быстро прошла мимо старухи в комнаты.
Старуха ставила калоши под вешалку. Пошла за Надей, на ходу она снова глянула на Андрея Степановича и губами в себя дернула.
— Тьфу! — и Андрей Степанович решительными шагами пошел в прихожую. Он все еще держал в руке вынутые часы.
Тиктин тычками вправлял руки в пальто. Он боялся хлопнуть дверью, осторожно повернулся, запирая.
Таня смотрела на него с порога комнаты.
— Не смейте злиться! — крикнула Таня и топнула ножкой. Андрей Степанович заметил слезы в глазах. Он успел кивнуть головой и захлопнул дверь.
Андрей Степанович все еще видел Танино лицо, пока спускался по тихой лестнице. И все казалось, что еще и еще говорит ему, и блестят глаза от слез — выговаривает ему и держит со всей силы слезы. С площадки лестницы Андрей Степанович глянул на Танины двери, остановился на минутку. Что-то шаркнуло внизу. Андрей Степанович взглянул через перила — запрокинутое вверх лицо глянуло на него снизу в узком пролете лестницы. Внимательно прищурены глаза. Андрей Степанович секунду не узнавал Башкина. — Да, он! — отвернулся, нахмурился Андрей Степанович. Лицо было как раз под ним. Андрею Степановичу хотелось плюнуть сверху, метко, как дети. Но он громко, выразительно кашлянул в гулкой лестнице и стал спускаться, торопливо, деловито. Внизу никого не было. Андрей Степанович вышел и сердито глянул в одну сторону — раз! и в другую — два! Но в обе стороны — пусто.
Мелкий дождь сеял вслепую, без надежды.
— Извозчик! — крепким голосом крикнул Тиктин прямо в улицу. И вдали лениво стукнули колеса. Андрей Степанович твердым шагом перешел тротуар и стал на обочине. Улица щурилась в мелком дожде. Мокрую клячу подстегивал извозчик.
— В Думу! Полтинник.
Извозчик задергал вожжами, зачмокал. Лошадь не брала. Извозчик стегал, лошадь лениво дрыгала на месте, будто представляла, что едет.
— Да гони! — крикнул Тиктин и вдруг глянул на окна, — может быть, смотрит она — это уже смешно прямо!
Андрей Степанович встал с пролетки и размашистым шагом пошел вверх по улице.
«Опоздаю! Скандал!»
Андрей Степанович надбавлял шагу. Он слышал, как сзади трещала пролетка — извозчик вскачь догонял.
— К черту! — крикнул Андрей Степанович и злыми ногами топал по мокрой панели. — К черту! — и размашистей разворачивал вбок палку. Андрей Степанович никогда в глаза не видал этого генерал-губернатора. Генерал какой-нибудь. — И к черту, что генерал! Вообще, черт знает что такое! Кирпичом, действительно! Скажу. — И Андрей Степанович полной грудью набрал воздуху, и воздух камнем встал в груди, и в нем все слова — вот это и скажу. И Андрей Степанович вот тут в груди чувствовал все слова сразу.