1
[править]Тот год, в который Арат младший занимал должность стратега, пришел к концу в пору восхождения Плеяды1: таково было тогда у ахейского народа счисление времени. Поэтому он сложил с себя власть, и во главе управления ахеян стал Эперат. Стратегом этолян был Доримах. В это самое время с наступлением лета Ганнибал, уже открыто вступавший в войну с римлянами, вышел из Нового города, переправился через реку Ибер и начал наступательный поход в Италию. С другой стороны, римляне отправили с войском Тиберия Семпрония в Ливию, а Публия Корнелия в Иберию. Ганнибал* и Птолемей потеряли надежду на мирное разрешение спора из-за Койлесирии с помощью послов и переговоров и начали войну друг против друга. Царь Филипп, нуждаясь в съестных припасах и в деньгах для войска, созвал ахеян в собрание2 через высших должностных лиц. Когда народ согласно законам собрался в Эгий, царь, во-первых, заметил противодействие3 со стороны Арата и друзей его вследствие козней, которые вел против них на последних выборах Апелла; во-вторых, он увидел, что Эперат человек бездарный и не пользуется никаким уважением у ахеян. Тогда царь понял ошибку, какую сделали Апелла и Леонтий, и решил снова приблизить к себе Арата и его сторонников. С этою целью он уговорил должностных лиц перенести собрание в Сикион4, там в задушевной беседе5 со старшим и младшим Аратами всю вину за прошлое сложил с себя на Апеллу и просил их оставаться к нему в таких же отношениях, какие между ними были вначале. Когда Араты охотно согласились на это, Филипп снова явился в собрание ахеян и благодаря содействию Аратов получил все, что требовалось для его предприятия, именно: ахеяне постановили выдать ему тотчас для начала похода пятьдесят талантов, уплатить жалованье войску его за три месяца, а сверх того доставить ему десять тысяч мер хлеба6; на будущее время, пока он будет находиться в Пелопоннесе и вести общую с ними войну, он будет получать ежемесячно от ахеян семнадцать талантов.
2
[править]Постановив такое решение, ахеяне разошлись по городам, а Филипп, когда войска возвратились из зимних стоянок, по совещании с друзьями решил вести войну на море. По его мнению, это было единственное средство быстро со всех сторон нападать на неприятелей, так как вследствие этого последним будет чрезвычайно трудно оказывать помощь друг другу: рассеянные по разным странам, они будут бояться каждый за себя при неожиданности и быстроте неприятельских нападений с моря, а царь вел войну с этолянами, лакедемонянами и еще с элейцами. Раз решение было принято, Филипп собрал корабли ахеян и свои в Лехей7, в постоянных опытах упражнял своих фалангитов и приучал их грести веслами8, причем македоняне ревностно исполняли возложенное на них дело. Бесстрашные в сухопутных открытых битвах9, македоняне, когда того требуют обстоятельства, с не меньшею, готовностью несут службу на море, с величайшим прилежанием копают канавы, возводят окопы, исполняют и все другие тяжелые работы, как говорит Гесиод10 об Эакидах: «Они радуются войне, как пиршеству». Итак, царь и полчище македонян оставались в Коринфе, занятые упражнениями и приготовлениями к морской войне. Между тем Апелла был не в силах ни возвратить себе прежнее значение у Филиппа, ни переносить спокойно свое принижение, а потому составил заговор с Леонтием и Мегалеей: они должны были оставаться при царе, противодействовать ему на месте11 небрежным ведением его дел, а сам он удалится в Халкиду12 и позаботится о том, чтобы царь ниоткуда не получал средств, необходимых для осуществления его планов. Заключив такого рода уговор с Леонтием и Мегалеей, коварный Апелла отправился в Халкиду под каким-то благовидным предлогом, который и представил царю. Во время своего пребывания в Халкиде он твердо соблюдал клятвенный уговор, пользуясь для этого всеобщим повиновением, какое оказывалось ему ввиду его прежнего значения, так что, наконец, царь вынужден был из нужды в деньгах закладывать серебряную утварь и таким образом добывать средства к жизни. Между тем суда были собраны, и македоняне научились обращаться с веслами. Тогда царь, раздав воинам хлеб и жалованье, вышел в море и на следующий день пристал к Патрам. В войске его было шестьдесят тысяч македонян и двенадцать тысяч наемников.
3
[править]Около того же времени стратег этолян Доримах отправил на помощь элейцам Агелая и Скопаса с пятьюстами неокритян13. Элейцы боялись, как бы Филипп не вздумал осадить Киллену, а потому набирали наемных воинов, вооружали своих и старательно укрепляли Киллену. Поэтому Филипп стянул ахейских наемников, часть находившихся у него на службе критян и галатской конницы, кроме того тысячи две человек из набранной в Ахае пехоты, оставил это войско в городе димеян частью для прикрытия себя, частью для охраны города на случай нападения элейцев. Сам он раньше еще написал мессенянам и эпиротам, а также акарнанам и Скердилаиду, чтобы они вооружали свои суда и шли на соединение с ним к Кефаллении14, в условленное время вышел из Патр в море и пристал к Проннам в Кефаллении15. Но он увидел, что городок трудно взять осадою, что местность слишком узка, а потому прошел мимо с флотом и бросил якорь у города палеян16. Область эта, как заметил Филипп, изобиловала хлебом и могла прокормить его войско; поэтому он высадил воинов на сушу и расположил свой стан перед городом, корабли велел притянуть к берегу, оградить рвом и окопами, а македонян отрядил за хлебом. Сам Филипп обошел город кругом с целью исследовать, каким образом можно будет придвинуть к стенам осадные сооружения и машины: ему хотелось дождаться союзников и взять город. Он рассчитывал тем самым отнять, во-первых, у этолян важнейшую опору их, ибо на кефалленских кораблях они переплывали в Пелопоннес, кроме того, опустошали берега эпиротов и акарнанов; во-вторых, он желал приобрести для себя и союзников опорный пункт военных действий против неприятельской страны. Дело в том, что Кефалления лежит против Коринфского залива в направлении к Сицилийскому морю, потому господствует над северными и западными частями Пелопоннеса, главным образом над областью элейцев, а равно над южными и западными частями Эпира, Этолии и Акарнании.
4
[править]Так как по этой причине Кефалления удобно расположена для сбора союзников, для нападения на неприятельскую землю, а равно и для защиты дружественных земель, то Филипп старался поскорее покорить остров своей власти. Но он видел, что город отовсюду окружен или морем, или отвесными скалами, за исключением небольшой ровной полосы в направлении к Закинфу17; отсюда он и задумал придвинуть к городу сооружения и повести все дело осады. Вот что занимало царя, когда от Скердилаида прибыло пятнадцать судов; послать больше помешали ему царившие в среде владык иллирийских городов распри и волнения; прибыли также назначенные вспомогательные отряды от эпиротов, акарнанов, а также от мессенян. По завоевании города фиалян мессеняне беспрекословно уже принимали участие в войне. Когда все было готово для осады, царь расположил на удобных пунктах катапульты и камнеметательницы против защитников стен, затем ободрил македонян, велел придвинуть машины к стенам и при помощи их вести подкопы. Благодаря усердию македонян стена вскоре была подкопана на два плетра; тогда царь приблизился к стене и предлагал осажденным кончить миром. Когда те отказались, он велел зажечь подпорки, и вся подкопанная часть стены рухнула. Вслед за сим Филипп послал вперед пелтастов с Леонтием во главе, разделив их на отряды и отдав приказание силою врываться через пролом. Однако Леонтий, памятуя уговор с Апеллою, три раза подряд удерживал воинов, ворвавшихся через пролом, от окончательного занятия города. Раньше этого он подкупил наиболее выдающихся начальников отдельных частей; сам же со злым умыслом проявлял при каждом нападении крайнюю робость. Наконец македоняне были выбиты из города с большими потерями, хотя и могли бы одолеть врага. При виде робости начальников, того, что большинство македонян ранено, царь приостановил осаду и совещался с друзьями относительно дальнейших действий.
5
[править]Около того же времени Ликург предпринял поход в Мессению, а Доримах с половиною войска вторгся в Фессалию: оба они были убеждены, что вынудят тем Филиппа снять осаду с города палеян. По этому поводу к царю прибыли послы от акарнанов и мессенян. Акарнанские послы просили его вторгнуться в землю этолян, дабы удержать Доримаха от вторжения в Македонию и самому напасть на землю врагов и разорить всю ее беспрепятственно. Послы от мессенян просили у царя военной помощи, причем объясняли, что благодаря начавшимся уже пассатам18 переправа от Кефаллении к Мессении может быть совершена в один день; поэтому, говорил мессенец Горг, на Ликурга может быть сделано нападение внезапное и успешное. Со своей стороны, Леонтий, верный принятому решению, настойчиво поддерживал Горга, соображая, что таким образом для Филиппа потеряно будет все лето, ибо, размышлял он, пройти в Мессению легко, но возвратиться оттуда, пока дуют пассаты, невозможно. Отсюда становилось ясно, что Филипп, запертый с войском в Мессении, вынужден будет оставаться там в бездействии до конца лета, а этоляне тем временем будут бродить по Фессалии и Эпиру, грабить и безнаказанно опустошать всю страну19. Такие и подобные советы давал Леонтий с целью повредить царю; присутствовавший при этом Арат высказал противоположное мнение. Он утверждал, что следует плыть в Этолию и туда перенести войну, ибо выступление в поход Доримаха с этолянами дает прекрасный случай напасть на Этолию и опустошить ее. Царь, относившийся уже к Леонтию с некоторым недоверием за намеренно небрежное исполнение им своих обязанностей во время осады, постигал коварство его и в совете об отплытии в Мессению, а потому решил действовать по предложению Арата. Поэтому он обратился с письменным требованием к Эперату, ахейскому стратегу, набрать из ахеян войско и идти на помощь мессенянам, а сам отплыл от Кефаллении и на другой день прибыл в ночную пору к Левкаде20. Сделав необходимые приспособления на Диорикте и переправив через него корабли, он отплыл в залив, именуемый Амбракийским. Залив этот, тянущийся далеко от Сицилийского моря, углубляется внутрь материка Этолии, как мы сказали выше. Царь прошел в залив и незадолго перед рассветом пристал у так называемой Лимнеи21, воинам своим отдал приказ позавтракать и, оставив на месте большую часть пожитков, готовиться налегке к походу. Сам он созвал проводников и внимательно расспрашивал их о стране и соседних городах.
6
[править]К этому времени явился со всем ополчением акарнанов стратег их Аристофант. В прежние времена они вытерпели много бед от этолян, а потому теперь горели желанием всячески мстить им и вредить всеми способами. Вот почему на сей раз они охотно воспользовались случаем помочь македонянам и явились во всеоружии, не только все те, кои по закону обязаны были идти на войну, но и некоторые из старших возрастов. По таким же причинам не меньшее рвение обнаруживали и эпироты. Однако при обширности своей страны и при внезапности появления Филиппа они опоздали с доставкою войск. Что касается этолян, то, как я сказал выше, половину войска Доримах увел с собою, а другую половину оставил на месте, находя силы эти достаточными для защиты городов и полей на случай неожиданных нападений. Оставив свой обоз под сильным прикрытием, царь к вечеру снялся от Лимнеи, прошел вперед стадий на шестьдесят и расположился лагерем. После ужина и небольшого отдыха он продолжал путь, шел всю ночь непрерывно и к рассвету достиг реки Ахелоя между Конопою и Стратом, рассчитывая напасть внезапно и неожиданно на Фермы22.
7
[править]Леонтий и друзья его понимали, что Филипп по двум причинам может осуществить свой план, а этоляне не в силах будут совладать с появившимся войском: во-первых, появление македонян совершится быстро и неожиданно; во-вторых, нападение на Фермы сделано будет с такой стороны, откуда, по предположению этолян, Филипп не мог отважиться столь легкомысленно на явную опасность, ибо местность защищена была самою природою23, а поэтому этоляне будут застигнуты нападением врасплох, совершенно неподготовленными. Ввиду этого Леонтий и друзья его, верные своим планам, настаивали, что Филиппу следует разбить лагери подле Ахелоя и дать отдохнуть войску после ночного похода: они желали выиграть тем для этолян хоть немного времени, дабы они могли подоспеть на защиту Фермов. Арат, напротив, видел, что дело не терпит отлагательства, что Леонтий несомненно старается помешать предприятию, а потому заклинал Филиппа не терять удобного случая и не медлить. Царь, уже и раньше подозревавший Леонтия в измене, принял совет Арата и безостановочно продолжал путь. После переправы через реку Ахелой он быстро направился к Ферму, а по мере движения вперед разорял и опустошал поля. На пути своем Филипп оставлял с левой стороны Страт, Агриний24, Фестии, а с правой Коноп, Лисимахию, Трихоний, Фитей25. Он прибыл к городу, именуемому Метапою26 и расположенному у самого Трихонидского озера и в теснине, что идет вдоль его, в расстоянии стадий шестидесяти от Ферма, занял этот город, покинутый этолянами, и ввел в него пятьсот воинов с целью прикрыть вход в ущелье и выход из него; ибо вся прилегающая к озеру местность гориста, сурова и закрыта лесом, что делает дорогу узкой и трудной. Вслед засим он поставил впереди всего войска наемников, за ними иллирян, сам с пелтастами и фалангитами двинулся вперед через ущелье. Шествие замыкали27 критяне, а правый фланг его прикрывали от нападения фракийцы и легковооруженные, двигавшиеся в стороне28 полями29; с левой стороны он был защищен озером на протяжении стадий тридцати.
8
[править]Пройдя названные выше места и достигнув деревни, именуемой Памфиею30, Филипп оставил и там для охраны гарнизон и продолжал путь к Ферму; дорога была не только крута и чрезвычайно неровна, но и окаймлена по бокам глубокими рытвинами, так что в некоторых местах становилась слишком опасною и узкою, и весь подъем имел около тридцати стадий. Но македоняне шли бодро, а потому и этот путь пройден был быстро. Филипп достиг Ферма в позднюю пору31. Расположившись здесь лагерем, он послал войска разорять соседние деревни, делать набеги на Фермейскую равнину, а также в самом Ферме грабить дома, вмещавшие в себе в изобилии не только хлеб и другие припасы, но и ценную утварь, снесенную сюда этолянами. Дело в том, что ежегодно в этом месте бывали весьма значительные ярмарки и всенародные празднества; там же обыкновенно происходили и выборы должностных лиц; вот почему каждый сносил туда драгоценнейшие предметы из своего имущества, нужные для приема гостей и для празднества. Но и помимо такого назначения этоляне считали Ферм надежнейшим хранилищем, ибо никогда никакой враг не дерзал проникать в эти места, самою природою обращенные как бы в кремль целой Этолии. Благодаря этому область с давних времен наслаждалась миром, а потому дома вокруг святилища и все окрестности переполнены были всяким добром. Первую ночь македоняне, обремененные разного рода добычею, провели под открытым небом; на следующее утро они выделили для себя наиболее ценную и удобную для передвижения часть добычи, а все прочее нагромоздили перед палатками в кучу и сожгли. Равным образом они выбрали из висевшего в портиках оружия более ценное и унесли с собою, другое обменяли на свое, остальное сложили в кучу и предали пламени. Сожжено было больше пятнадцати тысяч вооружений.
9
[править]До сих пор все шло прекрасно и правильно по законам войны; о дальнейшем я не знаю, что и сказать. Памятуя, что учинили этоляне в Дии и Додоне, македоняне жгли портики, уничтожали и все прочие храмовые здания32, из коих иные были великолепно отделаны, стоили большого труда и издержек. Не только крыши обращали они в пепел, но и самые здания равняли с землею; опрокинули кумиры числом не менее двух тысяч, множество кумиров, не имевших на себе посвящений богам или не изображавших лика божества, было уничтожено; другие они пощадили. На стене македоняне начертали общеизвестный стих, чем тогда уже Сам33, сын Хрисогона и товарищ детства царя, дал свидетельство природного остроумия. Стих гласил так: «Видишь ли ты, куда метнула божественная стрела?»34 Царь и друзья его проникнуты были полнейшею уверенностью в справедливости и законности такого образа действий, ибо они воздавали равною мерою этолянам за нечестие их относительно Дия. Я держусь противоположного мнения, и чтобы решить, прав ли я, достаточно взять несколько примеров из того же царского дома. Так, Антигон, одолев в открытом сражении Клеомена, царя лакедемонян, тем самым овладел и Спартою. Властный поступить с городом и его гражданами по своему усмотрению, он, однако, не только не причинил какого-либо зла находившимся в его власти людям, но возвратил им свободу и их исконное государственное устройство, оказал величайшие благодеяния государству лакедемонян и отдельным гражданам и затем возвратился на родину. За это он не только в то время был признан благодетелем государства, но и после смерти спасителем его, и стяжал себе от всех эллинов, не только от лакедемонян, бессмертные почести и славу.
10
[править]Потом, первый владыка, расширивший пределы царства и положивший начало процветанию дома, Филипп после победы над афинянами в битве при Херонее35 свершил так много не столько оружием, сколько обходительностью и мягкостью. Войною и оружием он только одолел воевавших против него врагов и достиг власти над ними, напротив, снисходительностью и умеренностью покорил себе всех афинян и город их. Не приумножая бед войны озлоблением, он воевал и боролся до тех пор, пока не получил возможности проявить свою милость и великодушие. Так, пленных он отпустил домой без выкупа, оказал последнюю честь павшим афинянам, останки их отправил через Антипатра в Афины, снабдил одеждою большинство возвращавшихся на родину афинян и с небольшими издержками, только своею рассудительностью достиг величайших успехов. Гордость афинян Филипп смирил великодушием и из врагов обратил их в готовых на все соратников. Далее, как действовал Александр?36 Он был разгневан на Фивы до такой степени, что продал в рабство жителей их, самый город срыл до основания и все-таки при взятии города не оскорбил богов кощунством; напротив, с величайшею заботливостью охранял храмы и вообще священные места от всякого даже невольного оскорбления. Потом, после переправы в Азию для отмщения эллинов за кощунство персов он старался в наказании виновных соблюсти соответствующую преступлениям их меру; вместе с тем щадил все посвященные богам предметы, хотя персы бесчинствовали в Элладе наибольше именно в этом отношении37.
Так и Филиппу следовало бы тогда непрестанно помышлять о том, дабы явить себя преемником и наследником не столько власти поименованных выше мужей, сколько настроения их и великодушия. Всю свою жизнь он с особенным старанием выставлял на вид родство свое с Александром, сыном Филиппа, и вовсе не подумал о том, чтобы соревноваться с ними в добродетели. Так как поведение Филиппа было противоположно поведению предшественников его, то и слава, которую с возрастом он стяжал себе у всех людей, была совершенно иная.
11
[править]Одним из примеров такого поведения были и поступки его в Ферме. Увлекаясь раздражением и врачуя одно зло другим, Филипп соревновался с этолянами в кощунстве и был уверен, что не совершает никакого нечестия. Потом, при всяком удобном случае, он укорял Скопаса и Доримаха за наглость и необузданность, разумея кощунство их в Додоне и Дии. Между тем сам поступал подобным же образом, не воображая, что тем самым приобретает себе у слушателей такую же славу, как и те этоляне. Отнимать у неприятеля и уничтожать крепости, гавани, людей, корабли, плоды, вообще все то, потеря чего обессиливает противника, выгодно для борющегося и облегчает ему достижение цели, — к этому обязывают нас законы и правила войны. Но без всякой нужды38 сокрушать храмы, вместе с ними кумиры и все подобные сооружения, уничтожение коих не сулит ни малейшей выгоды одному и нисколько не ослабляет сил другого, по крайности, для той войны, которая ведется в данное время, — не есть ли это поведение неистовствующего безумца? Для людей доблестных задача войны состоит не в гибели и уничтожении провинившихся, но в исправлении их и возмещении ошибок, не в том, чтобы истреблять вместе с виновными ни в чем неповинных, но скорее в том, чтобы спасать и сохранять от гибели вместе с невинными и тех, которые почитаются виновниками неправды. Дело тирана — творить зло, владычествовать с помощью страха над непокорными, быть предметом ненависти для своих подданных и самому ненавидеть их39. Напротив, царю свойственно творить всем добро, стяжать себе любовь добрыми делами и милосердием, руководить и управлять людьми, повинующимися ему по доброй воле.
Для наилучшего уразумения того, в какую ошибку впал тогда Филипп, достаточно представить себе те чувства, какие, по всей вероятности, испытывали бы этоляне, если бы царь поступил противоположно тогдашнему поведению, не уничтожал бы портиков и кумиров, не кощунствовал бы над прочими святынями. Я полагаю, что этоляне испытывали бы прекраснейшее чувство благожелательности. Памятуя собственный образ действий в Дии и Додоне, они ясно видели бы, что Филипп имеет силу поступить с ними по своему усмотрению, не опасаясь прослыть несправедливым даже в случае жесточайшей расправы с ними; однако по своей мягкости и великодушию предпочел не подражать им.
12
[править]Отсюда до очевидности ясно, что этоляне осуждали бы сами себя, а Филиппа восхваляли бы и удивлялись царственному великодушию, какое он проявил в благочестии по отношению к божеству и с каким он умерил свой гнев против них. И в самом деле, превзойти врага благородством и справедливостью не только не менее, скорее более выгодно, чем победить оружием. В одном случае побежденные покоряются из нужды, в другом уступают добровольно; победа оружием ведет к исправлению лишь ценою больших потерь, великодушие умудряет заблуждающихся без жертв. Наконец, и это самое важное, в одном случае наибольшая доля успеха принадлежит подчиненным40, в другом — победа достается всецело начальникам.
Впрочем, быть может, вина за содеянное в то время должна падать не столько на Филиппа, человека молодого, сколько на друзей и пособников, находившихся при нем, в числе коих были Арат и Деметрий из Фара. Даже не присутствуя при этих событиях, можно догадываться, кто из этих двух подал царю такой совет. Не говоря уже о том, что во всей жизни Арата нельзя было бы указать ни одного поступка поспешного или необдуманного, тогда как жизнь Деметрия изобиловала противоположными деяниями, у нас имеется бесспорное свидетельство о поведении обоих людей в подобных обстоятельствах; но мы скажем об этом, что следует, в другом, более удобном месте.
13
[править]Филипп взял с собою из Ферма, — на этом месте мы уклонились в сторону, — все, что можно было унести и увезти, и выступил в обратный путь той самой дорогой, какою пришел. Добыча и тяжелая пехота были посланы вперед; позади всего войска он поместил акарнанов и наемников. Филипп старался как можно скорее оставить за собою теснины в ожидании того, что этоляне, рассчитывая на природную укрепленность местности, нападут на задние ряды его. Так вскоре и случилось. Этоляне собрались в числе тысяч трех человек для отражения врага; но, пока Филипп находился на высотах, они не приближались, оставаясь в скрытых местах под начальством Александра трихонийца; но лишь только арьергард двинулся, они тотчас кинулись к Ферму и стали теснить задние ряды. Когда в арьергарде произошло смятение, этоляне ударили на врагов и рубили их еще с большею яростью, пользуясь выгодами местоположения. Но Филипп предусмотрел будущее, и при спуске с высот поместил иллирян и храбрейших пелтастов за одним из холмов. Эти воины ударили на напиравших и выдвинувшихся вперед этолян, причем сто тридцать человек убили, немного меньше взяли в плен, а остальные этоляне бежали стремглав куда попало. После этой победы задние ряды войск предали пламени Памфий, беспрепятственно прошли теснины и быстро соединились с македонянами; ибо Филипп расположился станом подле Метапы и там поджидал задних воинов. На следующий день он разрушил до основания Метапу, двинулся дальше и разбил свой лагерь у города, именуемого Акрами41. На следующий день, продолжая путь, Филипп опустошил поля, расположился лагерем подле Конопа, где оставался и следующий день. Через день он снова снялся со стоянки и продолжал путь вдоль Ахелоя до Страта. После переправы через реку он поставил войско на возвышенности вне выстрела с целью вызвать на бой находившихся внутри города этолян.
14
[править]Филипп слышал, что в Страте собралось этолийской пехоты около трех тысяч, человек четыреста конницы и до пятисот критян. Так как никто не отваживался выходить из города, то Филипп опять приказал передним рядам выступать в поход по направлению к кораблям, что были у Лимнеи. Как скоро замыкавший войско отряд миновал город, сначала небольшая часть этолийской конницы сделала вылазку и стала тревожить крайних воинов; но потом полчище критян и часть этолийской пехоты вышли из города и соединились со своей конницей; тогда завязался решительный бой, и арьергард вынужден был сделать поворот и выстроиться к битве. Первое время обе стороны сражались с равным успехом; но когда подоспели на помощь наемникам Филиппа иллиряне, этолийская конница и наемники подались назад и бежали врассыпную; большую часть их царские войска преследовали до ворот и стен, а около ста человек положили на месте. После этого дела находившиеся в городе войска держались уже тихо, а арьергард благополучно достиг стоянки и кораблей.
Филипп заблаговременно разбил палатки, принес богам благодарственные жертвы за счастливый исход предприятия и созвал всех начальников на пир. И в самом деле, говорили, что Филипп проник в необычайно опасные места, такие, куда раньше его никто не дерзал приходить с войском; он же не только совершил вторжение во главе войска, но исполнил задуманный план целиком и благополучно возвратился назад. Вот почему на радостях Филипп и готовил пиршество для начальников. Что касается Мегалея и Леонтия, то они были весьма недовольны удачею царя, так как обязались перед Апеллою мешать всем предприятиям Филиппа, и не преуспели в этом: дела приняли оборот противоположный их желаниям...42 однако на обед они явились.
15
[править]У царя и прочих участников пира не замедлило возникнуть подозрение, что Мегалей и Леонтий не разделяют радости остальных по случаю недавних событий. Так как пиршество затянулось, и они вынуждены были участвовать в обильной, неумеренной попойке, то тут же и выдали себя. По окончании пира Мегалей и Леонтий, пьяные и уже не владевшие собою, кидались по сторонам в поисках Арата, и когда повстречались с ним на пути домой, то сначала ругали его, а потом начали швырять в него камнями. Многие спешили на помощь одной или другой стороне, и в лагере поднялись шум и смятение. Царь услышал крики и послал людей разузнать, в чем дело, и прекратить беспорядок. Явившимся людям Арат рассказал случившееся, призвал в свидетели присутствовавших и направился...43 к своей палатке. В суматохе Леонтий ускользнул каким-то непонятным способом, а Мегалея и Кринона царь, узнав, что случилось, призвал к себе и жестоко бранил. Те, однако, не смирились44 и дерзко говорили, что не покинут своих замыслов, пока не выдадут Арату и сторонникам его должной мзды45. Раздраженный этими речами, царь тут же потребовал дать ему ручательство46 в сумме двадцати талантов и велел заключить их под стражу.
16
[править]На следующее утро царь позвал к себе Арата, просил не беспокоиться и обещал произвести строжайшее расследование. Между тем Леонтий, узнав о судьбе Мегалея, явился с несколькими пелтастами к царской палатке в надежде, что запугает юного царя и легко заставит его переменить решение. При встрече с царем Леонтий спросил, кто осмелился оскорбить действием Мегалея и заключить его под стражу. Но когда царь решительно ответил: «Это я приказал», Леонтий смутился и, что-то пробормотав, вышел разгневанный. Царь со всем флотом отошел от берега, переплавился через залив** и быстро пристал к Левкаде; людям, занятым распродажей добычи, он приказал торопиться, а сам собрал друзей47 и вел следствие над Мегалеем и его сообщниками. Арат в своем обвинении перечислил вины Леонтия и друзей его с давнишнего времени, напомнил о совершенном ими кровопролитии48 в Аргосе по удалении Антигона, об его уговоре с Апеллою, а также о его противодействии в деле палеян. Все это он подтверждал явными уликами и показаниями свидетелей, так что Мегалей и его сообщники не в состоянии были возразить что-либо в свое оправдание, а потому были единогласно осуждены друзьями царя. Кринон остался под стражей, а за Мегалея Леонтий дал ручательство.
Таков был конец козней Апеллы с Леонтием и друзьями его, противоположный первоначальным их расчетам. Они надеялись было застращать Арата и потом, когда Филипп останется один, делать все, что найдут для себя выгодным, — а вышло наоборот.
17
[править]К этому времени Ликург, не совершив ничего замечательного, возвратился из Мессении, потом выступил из Лакедемона снова в поход и овладел городом тегеян. Так как население удалилось в Акрополь, то он повел осаду против Акрополя, но безуспешно и опять возвратился в Спарту. Между тем элейцы сделали набег на Димейскую область, вышедшую против них конницу завлекли в засаду и без труда обратили в бегство, при этом положили на месте немало галатов, из воинов граждан взяли в плен Полимеда из Эгия, димеян Агесиполида и Диокла. Что касается Доримаха, то, как я сказал выше, первый поход с этолянами он совершил в той уверенности, что безнаказанно разграбит Фессалию, а Филиппа принудит снять осаду с города палеян. Но в Фессалии он нашел Хрисогона49 и Петрея готовыми к бою, поэтому не отважился спуститься в равнину и долгое время держался на горных склонах. По получении известия о вторжении македонян в Этолию Доримах покинул Фессалию и поспешил на защиту родины. Но Доримах прибыл на место, когда македоняне вышли уже из Этолии, и вообще слишком опоздал. Между тем царь вышел от Левкады в открытое море, на пути опустошил поля оянфян и со всем флотом пристал к Коринфу, поставил корабли свои на якоре при Лехее, высадил войска и разослал по союзным городам Пелопоннеса вестников с письмами, причем назначал день, в который все они с оружием в руках должны были явиться в город тегеян на ночь50.
18
[править]Покончив с этим, царь не оставался больше в Коринфе, отдал приказ македонянам выступать в поход по направлению к Аргосу и на другой день прибыл в Тегею. Здесь он взял с собою собравшихся раньше ахеян и направился через горы, желая вторгнуться в страну лакедемонян неожиданно для них. На четвертый день пути по окольным пустынным дорогам царь достиг возвышающихся против города холмов и, миновав их, причем с правой стороны оставался Менелайон51, дошел до самых Амикл52. Лакедемоняне видели из города, как проходило неприятельское войско и, изумленные зрелищем, пребывали в большом смущении и страхе. Дело в том, что они не успели еще успокоиться от волнения по поводу известий о разрушении Ферма Филиппом и вообще о делах его в Этолии; в среде их шли речи о том, чтобы послать Ликурга на помощь этолянам. Но никто из лакедемонян и не воображал, что опасность может обрушиться на них самих с такою быстротою из страны столь далекой, тем более что и возраст царя не мог внушать им какого-либо страха. Отсюда понятно, что лакедемоняне были вне себя от ужаса, ибо события застигли их врасплох. И в самом деле, отвага и ловкость Филиппа в предприятиях были не по возрасту, и он повергал всех врагов своих в недоумение и ставил их в беспомощное положение. Так, поднявшись из глубины Этолии53, он, как сказано выше, за одну ночь переправился через Амбракийский залив и пристал к Левкаде; прождал там два дня, на третий к утру снялся с якоря и через день бросил якорь у Лехея, по дороге опустошив побережье этолян. После этого, нигде не останавливаясь, на седьмой день пути он достиг господствующих над городом холмов, что подле Менелайона, так что очень многие не верили своим глазам.
19
[править]Итак, лакедемоняне, перепуганные неожиданностью нападения, не знали, что делать, за что взяться, а Филипп в первый же день расположился станом подле Амикл. Поселение, называемое Амиклами, славится во всей Лаконике обилием деревьев, плодородием, и от Лакедемона отстоит оно стадий на двадцать. В нем есть едва ли не знаменитейшее из всех лаконских храмов — святилище Аполлона54. Поселение расположено со стороны города, обращенной к морю. Еще через день Филипп, опустошая поля, спустился к так называемой стоянке Пирра55. В течение двух следующих дней он совершал опустошительные набеги на соседние местности и разбил свой лагерь подле Карния56; отсюда двинулся к Асине57, сделал несколько безуспешных приступов против этого города и снова пошел дальше. Так исходил он, сопровождаемый опустошением, всю страну, обращенную к Критскому морю, до Тенара58; оттуда опять свернул и направился мимо корабельной верфи лакедемонян, именуемой Гифием59, обладающей надежной гаванью, которая отстоит от города60 стадий на тридцать. Оставив Гифий вправо от дороги, Филипп расположился станом подле Гелии61; это самая большая и прекраснейшая часть Лаконской области. Отсюда он высылал фуражиров, опустошал огнем все окрестности, уничтожал произведения почвы, и с фуражирами дошел до Акрий и Левк и даже до полей Боев62.
20
[править]По получении от Филиппа письма касательно похода мессеняне не отставали в усердии от прочих союзников; напротив, со всею поспешностью собрались они в поход и выслали отборнейшее войско в две тысячи человек пехоты и двести конницы. Но путь был длинный, и они опоздали в Тегею, так что не нашли уже там Филиппа. Первое время мессеняне не знали, что делать; но из опасения, как бы вследствие прежних подозрений не было усмотрено в этом злого умысла, мессеняне прошли через Аргивскую землю в Лаконику, чтобы там соединиться с войсками Филиппа. Достигнув поселения Глимп, лежащего на границах Арголиды и Лаконики, они перед ним расположились лагерем неумело и легкомысленно. Так, стоянки своей они не оградили ни рвом, ни окопами, не выбрали для нее удобного места и, рассчитывая на дружественное расположение жителей поселения, беззаботно разбили свои палатки перед самыми стенами. Между тем Ликург, уведомленный о прибытии мессенян, взял с собою наемников и отряд лакедемонян и тотчас выступил в поход. К утру он достиг этой местности и смело ударил на неприятельскую стоянку; с другой стороны, мессеняне, вообще поступившие неблагоразумно и, что было хуже всего, удалившиеся от Тегеи без достаточного количества войска и без опытных вождей, однако в минуту опасности, при самом нападении сделали для своего спасения все, что было только в их власти при тогдашних обстоятельствах, именно: завидев наступление врага, мессеняне немедленно бросили все в лагере и поспешно бежали к поселению. После этого воины Ликурга захватили большую часть лошадей и обоз, но в плен не взяли никого, из всадников убили только восемь человек. Итак, мессеняне после этой неудачи возвратились снова через Аргос на родину, а Ликург, гордый успехом, явился в Лакедемон, занялся военными приготовлениями и держал совет с друзьями, намереваясь не выпустить Филиппа из Лаконики без битвы. Между тем царь вышел из Гелей и, опустошая поля, на четвертый день к полудню прибыл снова в Амиклы со всем войском.
21
[править]Ликург отдал распоряжения начальникам и друзьям относительно предстоящей битвы, а сам по выходе из города занял окрестности Менелайона, имея при себе не меньше двух тысяч всего войска. Остававшимся в городе лакедемонянам он велел зорко следить за тем, чтобы по данному сигналу поспешно выводить войско во многих пунктах одновременно и строить его в боевой порядок перед городом в направлении к Эвроту63, там, где река наиближе подходит к городу. В таком-то положении были дела Ликурга и лакедемонян.
Дабы рассказ наш при незнакомстве читателей с местностью не был сбивчив и темен, необходимо присоединить к нему описание природы и расположения местности64. Впрочем, мы стараемся делать то же самое во всем нашем повествовании, каждый раз соединяя и сближая местности неведомые с общеизвестными и описанными раньше нас. Большинство поражений в сухопутных и морских войнах происходит от незнания особенностей местоположения65; кроме того, всем нам желательнее знать не то, что случилось, но как случилось. Поэтому в изложении каких бы то ни было событий, наипаче военных, нельзя пренебрегать описанием местностей, а для обозначения их следует пользоваться то гаванями, морями и островами, то святилищами, горами, областями со знаменательными наименованиями, наконец различными странами света66, ибо с этими последними все люди хорошо знакомы. Таким только способом и возможно познакомить слушателей с неведомыми предметами, как мы говорили и раньше.
Что касается упоминаемой здесь местности, то природа ее такова:
22
[править]Спарта по общему виду кругообразна и расположена в равнине67, хотя в некоторых частях занимает разнообразные неровности и высоты. Подле города, на восточной стороне его протекает река, именуемая Эвротом и обыкновенно непереходимая вброд благодаря своей величине. Те высоты, на которых находится Менелайон, лежат по ту сторону реки к зимнему востоку*** от города. Суровые, труднодоступные и очень высокие, они господствуют вплотную68 над пространством между городом и рекою. На этом-то промежуточном пространстве, имеющем не более полутора стадий, и течет названная выше река у самой подошвы холма. На обратном пути Филиппу необходимо было переправиться через эту реку, причем влево от него были город и готовые к бою лакедемоняне, а вправо река и выстроившееся на холмах войско Ликурга. Помимо этого, лакедемоняне придумали такого рода хитрость: запрудив реку в верхнем течении, они направили воду ее на упомянутое выше промежуточное пространство между городом и высотами; оно покрылось водою и стало непроходимым как для пехоты, так еще больше для конницы. Таким образом, Филиппу оставалось одно: проводить свое войско по горному склону под самыми высотами, вытянуть его в длинную беззащитную линию, которая на всем пути была открыта для неприятельского нападения.
При виде этого Филипп посоветовался с друзьями и решил, что при таких обстоятельствах настоятельно необходимо выбить прежде всего Ликурга и его войска из окрестностей Менелайона. Взяв с собою наемников и пелтастов, сверх того иллирян, он перешел реку и двинулся на высоты. Ликург понял план Филиппа, выстроил своих воинов в боевой порядок и ободрял их к битве, а остававшимся в городе лакедемонянам подал сигнал. Вслед засим лица, коим это было поручено, вывели согласно приказанию городские войска из города, поставили их перед стеною69, поместив конницу на правом фланге.
23
[править]Между тем Филипп приблизился к войску Ликурга и вначале приказал наступать одним только наемникам. Первое время перевес был на стороне лакедемонян, чему немало благоприятствовало самое вооружение их и место битвы. Но когда Филипп отрядил пелтастов для подкрепления сражающихся, а сам с иллирийцами фланговым движением70 ударил на неприятеля, тогда наемники Филиппа, ободренные подкреплением иллирийцев и пелтастов, повели дело с удвоенным рвением; войско Ликурга, устрашенное нападением тяжеловооруженных, подалось назад и бежало. При этом из лакедемонян убито было около ста человек, немного больше взято в плен; остальные бежали в Спарту; сам Ликург в сопровождении немногих воинов прошел ночью в город непроходимыми тропинками. Теперь Филипп занял холмы иллирийцами, а с легкими войсками и пелтастами возвратился к войску. В это же время Арат вел фалангу из Амикл и уже подходил к городу. Тогда царь для прикрытия его переправился на другой берег реки во главе легковооруженных пелтастов, а также конницы, и наблюдал за неприятелем, пока тяжелая пехота не прошла благополучно через теснины у самых высот. Когда войска из города начали нападение на ту часть конницы, которая служила прикрытием, произошла довольно решительная схватка, причем пелтасты сражались с большим воодушевлением. И на сей раз Филипп одержал решительную победу и прогнал лакедемонскую конницу до городских ворот. После этого он беспрепятственно перешел реку и стал в тылу своих фалангитов.
24
[править]Поздний час заставил собрать войска в одно место, и Филипп, вынужденный тут же расположиться станом, разбил палатки у выхода из ущелья. Место, занятое начальниками под лагерь, случайно оказалось самым удобным на тот раз, если бы македоняне пожелали вторгнуться в Лаконскую область подле самого города, именно: в начале упомянутой теснины, если подходить к Лакедемону от Тегеи и вообще изнутри материка, есть местность стадиях в двух от города, плотно прилегающая к реке. Всю ту сторону его, которая обращена к городу и к реке, обнимает значительный и совершенно недоступный горный откос; подле этих стремнин простирается ровная плоскость с глубоким слоем земли и обильно орошенная, к тому же весьма удобная для введения и выведения войск. Таким образом, если кому-либо удается занять станом эту плоскость и господствующий над нею холм, то положение его при всей близости к городу оказывается безопасным71 и превосходным, ибо местность эта господствует над входом в теснину и выходом из нее. Находясь с лагерем вне опасности. Филипп на следующий же день послал вперед обоз, а войска свои выстроил в боевой порядок в равнине на виду у лакедемонян, находившихся в городе. Немного он подождал еще, затем повернул в сторону и двинулся к Тегее. По достижении тех мест, где происходила битва между Антигоном и Клеоменом, он разбил свой лагерь. На другой день царь осмотрел местность и на обоих холмах, из коих один называется Олимпом, другой Эвою, принес богам жертвы, затем усилил тыл войска и пошел дальше. По прибытии в Тегею он распродал всю добычу, после чего направился через Аргос и прибыл с войском в Коринф. Здесь находились послы от родосцев и хиосцев с предложением посредничества для окончания войны72. Он выслушал их и, скрывая свои намерения, объявил, что теперь, как и прежде, он готов заключить мир с этолянами, затем отпустил послов, поручив им переговорить о замирении и с этолянами. Сам он спустился к Лехею и занялся приготовлениями к отплытию в Фокиду, где рассчитывал сделать некоторые довольно важные приобретения73.
25
[править]Около того же времени Леонтий, Мегалей и Птолемей, не перестававшие питать надежду запугать Филиппа и таким образом загладить свои прежние вины, распространяли молву среди пелтастов и в отряде македонян, именуемом агематом74, будто они подвергались опасности за всех, тогда как терпят всякие обиды и даже не получают установленной обычаем доли добычи. Такими речами воины раздражены были до того, что стали собираться толпами и грабили жилища знатнейших царских друзей, выломали двери в царском дворце и сломали черепичную крышу. Происшествие это повергло весь город в тревогу и смятение. Услыхав об этом, Филипп со всею поспешностью прибыл в город**** из Лехея, собрал македонян в театре и обратился ко всем то с увещаниями, то с угрозами по поводу случившегося. В ответ на это последовали шум и сильные препирательства, ибо одни требовали предания виновных суду и наказания75, другие настаивали на примирении и всепрощении. Тогда царь сделал вид, что уступает настояниям и после милостивого обращения ко всем удалился. Виновники смуты были известны ему хорошо, но обстоятельства вынуждали его притворяться ничего не ведающим76.
26
[править]После этих волнений предприятия в Фокиде, на которые царь вполне рассчитывал, были чем-то замедлены. Между тем Леонтий и его соумышленники потерпели полную неудачу в своих замыслах, теряли всякую надежду на собственные силы и искали убежища у Апеллы. Они посылали к нему вестника за вестником и звали его из Халкиды, указывая на трудное и безвыходное положение, в какое они попали вследствие разлада с царем. Что касается Апеллы, то во время пребывания в Халкиде он проявлял чрезмерный произвол. Царя он выставлял слишком юным, в большинстве случаев следующим его же внушениям и ни в чем не имеющим своей воли, а ведение дел и высшее управление страною присваивал себе. Вот почему правители и высшие должностные лица77 Македонии и Фессалии обращались с донесениями к нему; эллинские города в своих постановлениях почестей и даров лишь кратко упоминали о царе, тогда как Апелла был для них все. Филипп знал это, давно уже питал в себе недовольство и с трудом переносил происходившее тем более, что Арат находился при нем и искусно преследовал свою задачу. Однако царь владел собою, и никто не знал ни намерений его, ни настроения. Не знал их и Апелла, но он был уверен, что стоит только явиться к Филиппу, и все пойдет согласно его желанию, а потому отправился из Халкиды на помощь Леонтию и его товарищам. С появлением его в Коринфе Леонтий, Птолемей и Мегалей, как начальники пелтастов и прочих важнейших родов оружия78, с большим усердием возбуждали молодежь идти навстречу Апелле. Благодаря множеству встречавших его начальников и солдат, въезд Апеллы был торжественный79, и он прямо с дороги явился в царский дворец. Но когда по старой привычке Апелла пожелал войти, один из рабдухов80, согласно приказанию, остановил его и объявил, что царь занят. Удивленный столь неожиданным приемом, Апелла долго не знал, что делать, наконец в смущении удалился; все прочие македоняне тут же на виду у всех разбежались от него, и Апелла вступил в свое жилище один, лишь с собственными слугами. Так, достаточно бывает самого короткого времени для того, чтобы высоко поднять и снова унизить кого бы то ни было из смертных, наипаче в среде царских приближенных. И в самом деле, люди эти походят на камешки счетной доски81: как сии последние по воле счетчика получают значение то медной монеты, то вслед засим таланта, так и придворные по мановению царя становятся то счастливцами, то минуту спустя жалкими созданиями.
Мегалей видел, что надежды их на содействие Апеллы не сбылись, и потому в страхе подумывал о бегстве. Что касается Апеллы, то он был приглашаем ко двору82, сохранял за собою и другие подобные отличия, но не принимал более участия ни в совещаниях, ни в ежедневных царских беседах. Когда в следующие засим дни царь снова отправлялся морем из Лехея в Фокиду ради задуманных приобретений, то взял с собою и Апеллу. Но план Филиппа не удался, и он от Элатеи83 повернул назад.
27
[править]Около того времени Мегалей бежал в Афины, покинув Леонтия поручителем на двадцать талантов, потом, когда афинские стратеги84 не приняли его, он пошел дальше в Фивы. Между тем царь выступил в море из области Кирры85 и с гипаспистами86 прибыл в Сикионскую гавань, оттуда поднялся в город, там отказался от гостеприимства архонтов87 и жил у Арата; с ним Филипп проводил время постоянно, а Апелле велел отплыть в Коринф. По получении известия о Мегалее царь отправил под начальством Тавриона тех пелтастов, коими командовал Леонтий, в Трифилию под предлогом какого-то неотложного дела; а когда они ушли, Филипп приказал отвести Леонтия к властям88 для взыскания с него залога. Через вестника, отправленного к ним Леонтием, пелтасты узнали о случившемся и отправили к царю посольство с такой просьбой: если он велел отвести Леонтия к подлежащему начальству по какому-нибудь другому делу, то не производить следствия по предмету обвинения в их отсутствии; «в противном случае», говорили послы, «все пелтасты сочтут себя тяжко обиженными и оскорбленными»: такою свободою речи пользовались македоняне со своими царями90. «Если же», продолжали послы, «он отведен по делу о поручительстве за Мегалея, то они сами соберут деньги в складчину и уплатят их». Подстрекаемый горячим заступничеством пелтастов, Филипп лишил жизни Леонтия скорее, чем предполагал до того.
28
[править]Послы родосцев и хиосцев возвратились из Этолии. Они заключили тридцатидневное перемирие и заявили, что этоляне готовы кончить войну миром. При этом они назначили определенный день, в который просили Филиппа явиться к Рию, и уверяли, что этоляне пойдут на все уступки, лишь бы добиться мира. Филипп согласился на перемирие и письменно приглашал союзников прислать в Патры представителей для участия в совещаниях и для обсуждения условий мира с этолянами, сам вышел из Лехея и на другой день прибыл морем в Патры. Но в это время ему доставлены были из Фокиды письма Мегалея к этолянам, содержавшие в себе увещание мужаться и упорствовать в войне, ибо недостаток в средствах делает положение Филиппа отчаянным. К этому Мегалей добавлял многие обвинения против царя и злостные клеветы. По прочтении писем Филипп не сомневался, что виновник всех зол есть Апелла, а потому немедленно отправил его под стражей в Коринф, вместе с ним сына его, а также любовника. К Мегалею в Фивы он послал Александра с поручением доставить его властям по делу о поручительстве. Александр исполнил приказание, но Мегалей не стал дожидаться исхода дела и сам наложил на себя руки. Случилось так, что в те же дни кончили жизнь Апелла, сын его и любовник. Таков был конец этих людей, заслуженный больше всего бесчестным поведением их относительно Арата.
29
[править]Между тем этоляне, удручаемые войною, спешили заключить мир, так как расчеты их не оправдывались ходом событий: они надеялись было увидеть в Филиппе незрелого мальчика, слишком юного и неопытного, а на самом деле нашли в нем совершеннолетнего мужа как в замыслах, так и в исполнении их, сами же оказались в отдельных поступках и в общем ведении дел ничтожными детьми. Однако, когда к ним приходили вести о волнении пелтастов, а равно о гибели Апеллы и Леонтия, этоляне ждали серьезной и опасной придворной смуты, поэтому затягивали и откладывали условленный день для переговоров в Рии. С другой стороны, Филипп с радостью воспользовался этим предлогом, ибо твердо был уверен в успехе войны, да и раньше уже он принял решение не доводить дела до заключения мира. Поэтому Филипп обращался теперь с увещанием к явившимся союзникам готовиться не к миру, а к войне, после чего снялся с якоря и снова отплыл к Коринфу. Всех македонян он отослал через Фессалию в Македонию на зимовку, сам снялся от Кенхрей, прошел вдоль Аттики через Эврип91 и пристал к Деметриаде; там в присутствии македонян произвел следствие над Птолемеем, уцелевшим еще из числа сообщников Леонтия, и казнил его.
К этому времени Ганнибал вторгся в Италию и при реке, именуемой Падом, расположился станом против римских войск. Тогда же Антиох по завоевании большей части Койлесирии возвратился снова на зимовку, а царь лакедемонян Ликург из страха перед эфорами бежал в Этолию. Дело в том, что эфоры по получении ложного доноса, будто царь помышляет о перевороте, собрали ночью молодежь и явились к его дому; но Ликург был заранее предупрежден и бежал со своими рабами.
30
[править]С наступлением зимы царь Филипп возвратился в Македонию. Ахейского стратега Эперата пренебрегали собственные войска92 и ни во что не ставили наемники; поэтому никто не исполнял его распоряжений, и ничего не было готово для защиты страны. Это принял во внимание Пиррий, присланный от этолян военачальником к элейцам. Имея с собою около тысячи трехсот этолян и элейских наемников, а также из элейских граждан около тысячи человек пехоты и двухсот конницы, всего тысячи три войска, он беспрестанно опустошал поля не только димеян и фариян, но и патрян. Наконец Пиррия расположился станом на горе, именуемой Панахейскою93 и возвышающейся над городом патрян, и опустошал всю страну по направлению к Рию и Эгию. В виду этого ахейские города, будучи удручаемы войной и не получая помощи, весьма неохотно уплачивали дань, столь же неохотно шли на помощь солдаты, потому что получали жалованье неисправно, позже срока. Так как обе стороны платили равною монетою, то положение дел становилось все хуже, и наконец наемное войско разбрелось. Все это было следствием неспособности человека, стоявшего во главе союза. В таком положении были ахеяне, когда Эперат сложил с себя должность по окончании служебного года, и ахеяне в начале лета выбрали себе в стратеги Арата старшего.
Так было в Европе. И деление времени, и завершение событий дают нам удобный случай перейти к событиям в Азии, совершившимся в ту же олимпиаду, что и рассказанные выше, а потому теперь мы будем говорить о них.
31
[править]Прежде всего, согласно первоначальному плану, мы постараемся изложить войну, возникшую из-за Койлесирии между Антиохом и Птолемеем5*. Мы хорошо знаем, что завершение и конец этой войны подходят очень близко к тому времени94, на котором остановилось наше описание эллинских событий; тем не менее мы избираем такое начало и деление для предстоящего повествования. И в самом деле, чтобы любознательные читатели не ошибались в определении времени отдельных событий, для этого мы даем им, как кажется, достаточное средство, приурочивая начало и конец каждого события к тому или другому времени текущей олимпиады и сближая с единовременными событиями Эллады. Чтобы изложение наше было понятно и ясно, мы считаем нужнее всего не перемешивать между собою событий этой олимпиады, но по мере возможности разделять и различать их, пока не дойдем до следующих олимпиад; тогда будем излагать совпадающие во времени события год за годом. Мы ведь поставили себе задачею описание событий не у некоторых только, но у всех народов, и можем сказать, как мы выражались и раньше, что план нашего повествования гораздо обширнее всех предшествовавших; поэтому нам необходимо приложить особенную заботливость к обработке и упорядочению рассказа, дабы построение нашего труда отличалось ясностью как в отдельных частях, так и в целом. Вот почему и теперь по отношению к царствованию Антиоха и Птолемея мы возвратимся немного назад и постараемся установить неоспоримое, хорошо известное начало нижеследующего рассказа, что всего нужнее.
32
[править]Если в старину говорили, что начало — половина целого95, то этим самым желали показать, что в каждом деле следует больше всего стремиться к тому, чтобы положить хорошее начало. Хотя выражение древних и кажется преувеличенным, однако, по моему мнению, оно все-таки слабее действительности. Смело можно сказать, что начало не половина целого, но простирается до самого конца. Неужели возможно прекрасно начать что бы то ни было, если не обнимаешь мыслью самого конца твоего предприятия, если не знаешь, куда следует направлять задуманное предприятие, к какой цели и ради чего? С другой стороны, каким образом возможно составить себе правильное понятие о целом, если тут же не принимается во внимание начало: откуда, каким путем и какими средствами ты пришел к данным действиям? Таким образом, мы убеждаемся, что начало простирается не до середины, но до самого конца дела, а потому говорим ли мы о целом96, или слушаем, необходимо обращать наибольшее внимание на начало. Это мы и постараемся сделать теперь.
33
[править]Впрочем, мне не безызвестно, что и многие другие историки97 говорят о себе то же самое, что и я, уверяя, что они намерены писать всеобщую историю, и что труд их важнее всех предшествовавших. За исключением Эфора, первого и единственного писателя, давшего опыт всеобщей истории, я не желаю распространяться об этих историках или отличать кого-либо из них по имени от прочих, и упомяну только, что некоторые современные нам историки, на трех-четырех страницах рассказав войну между римлянами и карфагенянами, выдают это за всеобщую историю. Между тем нет человека, столь несведущего, который бы не знал, что тогда же совершались многочисленнейшие и знаменательнейшие события в Иберии и Ливии, а равно в Сицилии и Италии, что самая значительная и продолжительная война, за исключением Сицилийской6*, была Ганнибалова и что все мы в тревоге за исход этой важной войны вынуждены98 были останавливать на ней взоры наши. Есть, однако, историки, ведущие свой рассказ с большею еще краткостью, чем те люди, которые в своих летописях99 записывают события на стенах попросту в летописном порядке, и такие историки утверждают, что они обнимают все деяния Эллады и варварских земель. Происходит это от того, что на словах очень легко браться за самые важные предприятия и очень трудно довести до конца какое-либо серьезное дело. Вот почему первое доступно каждому, можно сказать даже всем, у кого есть только хоть немного смелости; второе, наоборот, слишком редко и удается немногим смертным100. Высказать это заставляет меня хвастливость людей, превозносящих и самих себя, и свои сочинения. Теперь возвращаюсь к началу обещанного рассказа.
34
[править]Птолемей, прозванный Филопатором, немедленно после смерти отца101 погубил брата своего Магаса и его пособников и вступил в управление Египтом. Он полагал, что этой казнью и собственными силами освободил себя от домашних врагов, а от опасностей извне охранила его судьба, ибо по смерти Антигона и Селевка власть наследовали Антиох и Филипп, цари совершенно юные, чуть ли не дети. Вот почему, рассчитывая на прочность тогдашнего положения, Птолемей время царствования проводил в веселье. Беспечный и труднодоступный для придворных и прочих чинов Египта, он был равнодушен и небрежен по отношению к людям, ведавшим внеегипетскими делами. Между тем предшественники его обращали на них не только не меньше, скорее больше внимания, нежели на управление Египтом. Потому-то они угрожали царям Сирии с суши и с моря, ибо владели Койлесирией и Кипром102. Они зорко следили за владыками Азии, а равно за островами, ибо господствовали над важнейшими городами, областями и гаванями на всем морском побережье от Памфилии103 до Геллеспонта и до области Лисимахии104. Они же наблюдали за делами Фракии и Македонии, так как во власти их были Эн, Маронея105 и города далее лежащие. Таким образом, предшественники Птолемея далеко простирали свои руки и издалека ограждали себя этими владениями, поэтому им нечего было страшиться за власть над Египтом. Отсюда понятно, почему они обращали большое внимание на внешние владения. Ко всему этому теперешний царь относился небрежно, отдаваясь непристойной любви, неумеренным и непрерывным попойкам. Как и следовало ожидать, очень скоро нашлось много людей, которые злоумышляли на его жизнь и власть. Первым из них был спартанец Клеомен.
35
[править]При жизни Птолемея, прозванного Эвергетом, с коим он был связан союзом и договором, Клеомен оставался спокойным в постоянном ожидании, что через него получит необходимую поддержку и возвратит себе царское наследие отцов. Но когда Эвергет умер и время уходило, а положение дел в Элладе чуть не по имени призывало туда Клеомена, потому что Антигона не стало, ахеяне заняты были войною, лакедемоняне соединились с этолянами в общей ненависти к ахеянам и македонянам согласно первоначальным замыслам и намерениям Клеомена, тогда сей последний видел себя еще более вынужденным спешить и добиваться отъезда из Александрии. Прежде всего он обратился к царю с просьбою отослать его в Элладу с необходимыми запасами и с войском, а когда царь не внял этому, Клеомен настойчиво просил отпустить его одного с собственными слугами, ибо, говорил он, теперешние отношения дают ему удобный случай возвратить себе отцовскую власть. Однако царь, вовсе не входивший в подобные дела и по объясненным выше причинам беспечный относительно будущего, по простоте и глупости не обращал никакого внимания на все доводы Клеомена. Сосибий, в то время имевший наибольшее влияние на дела, и друзья его устроили совещание и приняли против Клеомена такого рода решение: не посылать его с флотом и запасами, ибо со смертью Антигона они пренебрегали внешними делами и расходы на них почитали напрасными. К тому же они опасались, что Клеомен, у которого со смертью Антигона не оставалось ни одного равносильного соперника, может быстро и без борьбы покорить своей власти Элладу и стать могущественным и грозным врагом египтян, тем более что положение дел в Египте он наблюдал сам вблизи, презирал царя, кроме того, знал, что многие части египетского царства находятся лишь в слабой связи с центром106, весьма удалены от него и содержат в себе большие средства для военных предприятий. Так, у Самоса было немало кораблей, а в окрестностях Эфеса большое число воинов.
36
[править]По этим-то причинам Сосибий и друзья его отвергали предложение Клеомена об отсылке его в Элладу с военными средствами. С другой стороны, пагубным казалось отпустить подобного человека, обиженного ими, явного недруга их и врага. Оставалось одно: удерживать его в Египте насильно. Но и это было отвергнуто тут же всеми без дальнейших рассуждений, так как они, находили небезопасным запирать вместе в одной закуте льва и овец. Больше всех боялся этого Сосибий, и вот по какой причине: в то время, как шла речь об умерщвлении Магаса и Береники107, они опасались, что замысел может не удаться, больше всего благодаря решимости Береники, а потому вынуждены были подкупать всех придворных лестью и обещаниями наград, если дело кончится благополучно. Принимая в соображение, что Клеомен нуждается в помощи царя, что, с другой стороны, он — человек умный и умудренный опытом, Сосибий старался задобрить его щедрыми обещаниями и посвятил его в свои замыслы. Клеомен видел, в какой тревоге пребывает Сосибий и как он больше всего боится иноземцев и наемников, и успокаивал его уверениями, что наемники не будут мешать ему, напротив, помогут еще. Обещание это сильно удивило Сосибия. Тогда Клеомен сказал: «Разве ты не видишь, что тысячи три иноземцев пелопоннесцы и почти тысяча — критяне? Одно мое мановение, и все они готовы к услугам. Раз они будут с тобою, кого тебе бояться?» «Быть может», сказал он, «сириян и каров?» Сосибию приятно было слышать это, и он с удвоенным рвением повел дело против Береники. Впоследствии при виде беспечности царя ему всегда припоминались эти слова, и перед глазами его носились отвага Клеомена и привязанность к нему иноземцев. Вот почему теперь он больше всего внушал царю и наперсникам его, что, пока еще есть время, необходимо схватить Клеомена и заключить в тюрьму. Исполнению этого замысла помогло следующее обстоятельство: был некий мессенец Никагор. По наследству от предков он был проксеном108 лакедемонского царя Архидама109. В прежнее время лица эти сносились друг с другом изредка.
37
[править]Но когда Архидам из страха пред Клеоменом бежал из Спарты и удалился в Мессению, Никагор не только радушно принял его в своем доме и удовлетворял все нужды его, но дальнейшее общение привело их к тесной дружбе и единомыслию. Поэтому впоследствии, когда Клеомен заронил в душе Архидама надежду на возвращение в Лакедемон и примирение, Никагор принял на себя посредничество по заключению договора между ними с обоюдными обязательствами. Когда условия были приняты, Архидам возвратился в Спарту, полагаясь на заключенный при посредстве Никагора договор. Клеомен вышел навстречу ему, самого Архидама убил, но пощадил Никагора и прочих спутников царя. Для посторонних Никагор делал вид, будто за свое спасение чувствует признательность к Клеомену, но в душе он скорбел о случившемся, ибо почитал себя виновником гибели царя. Незадолго до описываемых нами событий Никагор прибыл с лошадьми в Александрию110. При высадке с корабля он повстречался с Клеоменом, Пантеем и вместе с ними с Гиппитом; они гуляли в гавани по дамбе. При виде Никагора Клеомен подошел к нему, ласково приветствовал и расспрашивал, что привело его в Александрию. Тот отвечал, что привез лошадей. Тогда Клеомен сказал: «Как бы хорошо было, если бы вместо лошадей ты привез с собою любовников111 и арфисток112: теперешний царь занят этим всецело». В то время Никагор рассмеялся и замолчал; несколько дней спустя, ближе познакомившись с Сосибием по делу о лошадях, он передал ему только что приведенные слова Клеомена; а когда заметил, что Сосибий слушает его с удовольствием, Никагор рассказал все о давней неприязни своей к Клеомену.
38
[править]Сосибий видел враждебное настроение Никагора против Клеомена и частью предложенными тут же подарками, частью обещаниями склонил его написать письмо с обвинением на Клеомена и, запечатанное, покинуть в Египте, затем, когда Никагор через несколько дней уедет отсюда, раб должен доставить ему, Сосибию, это письмо, как бы присланное самим Никагором. Никагор сделал свое дело; по отплытии его из Александрии раб принес письмо Сосибию; сей последний тотчас вместе со слугою и с письмом в руках предстал пред царем. Слуга рассказал, что письмо оставлено ему Никагором с приказанием вручить его Сосибию, а письмо гласило, что Клеомен намерен поднять восстание против царя, если только не будет отправлен в Элладу с достаточным войском и припасами. Сосибий тут же воспользовался случаем и подстрекнул его принять немедленно меры безопасности и заключить Клеомена под стражу, что и было сделано. Клеомену отвели какой-то очень большой дом, где и содержали его под надзором с тем только отличием от простых узников, что помещением для царя служила более просторная тюрьма. Положение в настоящем и ожидание мрачного будущего побуждали Клеомена испытать последнее средство не столько потому, что он рассчитывал на удачу предприятия, — для этого у него не хватало средств, — сколько для того, чтобы умереть с честью и не претерпеть чего-либо недостойного его прежней отваги. Кроме того, Клеомена, как мне, по крайней мере, кажется, воодушевляла та же мысль и то самое желание, какими обыкновенно руководствуются гордые характеры:
«Но не без дела погибну, в прах я паду не без славы:
Нечто великое сделаю, о нем и потомки услышат!»7*
39
[править]Выждав отъезда царя в Каноб113, Клеомен распустил молву между стражами, будто царь дарует ему вскоре свободу. По этому случаю сам он угощал своих слуг, а стражам послал жертвенного мяса, венков и вина. Ничего не подозревая, стража наслаждалась яствами и вином, а когда опьянела, Клеомен в сопровождении находившихся при нем друзей и собственных слуг вышел в полдень из заключения, не замеченный стражею; все были с кинжалами в руках. Проходя дальше, они повстречались на улице с Птолемеем, оставленным на это время в городе в звании начальника, и неожиданностью появления навели такой ужас на спутников Птолемея, что самого его стащили с колесницы, запряженной четвернею, лишили власти114, а народ призывали к свободе. Но предприятие было совершенно неожиданно, и потому никто не слушал их и не присоединялся к восстанию. Тогда мятежники повернули в сторону и устремились к акрополю с целью сломать ворота и соединиться с заключенными. Однако и этот план не удался, потому что начальники акрополя догадались и укрепили ворота. После того они с мужеством, достойным спартанцев, наложили на себя руки.
Так кончил жизнь Клеомен115, человек искусный в обращении, способный к ведению государственных дел, словом, самою природою предназначенный в вожди и цари.
40
[править]Немного спустя116 отложился от царя Феодот, правитель Койлесирии, по происхождению этолиец. Он презирал царя за его распутство и характер вообще, не доверял его придворным, ибо незадолго до этого он оказал царю важные услуги в разных случаях, особенно при первом нападении Антиоха на Койлесирию, и не только не получил за это никакой благодарности, напротив: вызванный в Александрию, он едва не потерял жизни. По этим причинам Феодот и вознамерился теперь начать переговоры с Антиохом и передать ему все города Койлесирии. Антиох охотно принял предложение, и дело скоро было улажено. Дабы остаться верным себе и в отношении этого дома, мы возвратимся ко вступлению Антиоха на царство и с этой поры сделаем краткий обзор событий до начала войны, которая будет рассказана ниже.
Антиох был младший сын Селевка, прозванного Каллиником. По смерти отца, когда царскую власть по праву старшинства наследовал брат его Селевк, он сначала переселился в верхние области117 и жил там. Потом, когда Селевк с войском перевалил через Тавр и, как мы упоминали выше, был предательски убит, царскую власть принял на себя сам Антиох, управление землями по сю сторону Тавра доверил Ахею, а верхние области царства передал Молону и брату его Александру: Молон был сатрапом Мидии, а брат его — Персии.
41
[править]Оба эти правителя в презрительном отношении к юному царю, в надежде приобщить к своим замыслам Ахея, а больше всего в страхе перед жестоким и коварным Гермием, в то время заправлявшим всеми делами государства, задумали отложиться от царя и отторгнуть от него верхние сатрапии118. Что касается Гермия, то он был родом из Карий, а властного положения достиг в то время, когда Селевк, брат Антиоха, отправляясь в поход к Тавру, доверил ему управление государством. Облеченный такими полномочиями, он завидовал всем, кто занимал выдающееся положение при дворе. Жестокий по природе, Гермий наказывал одних за ошибки, обращаемые им в преступления119, против других измышлял важные обвинения и был беспощадным и суровым судьею. Но главным, над всеми прочими господствующим стремлением его было погубить Эпигена, который привел назад войска, вышедшие в поход с Селевком. Дело в том, что Гермий видел в нем человека, способного говорить и действовать и пользующегося в войсках большим расположением. Задавшись этим, Гермий не переставал выжидать какого-либо случая или предлога для того, чтобы погубить соперника. Когда по поводу восстания Молона собрался совет и царь предоставил каждому высказать открыто свое суждение о мерах против мятежников, Эпиген первый подал совет не медлить и действовать неотложно. По его мнению, важнее всего было, чтобы царь сам отправился в те области и находился на месте действия. В присутствии царя, когда он предстанет перед народом с сильным войском, Молон и соумышленники его, говорил Эпиген, или вовсе не дерзнут продолжать дело возмущения, или же, если и отважатся упорствовать в своих злоумышлениях, скоро будут схвачены народом и доставлены царю.
42
[править]Эпиген еще не кончил, как на него с яростью напал Гермий. «Давно уже», говорил Гермий, «Эпиген был скрытым злоумышленником и предателем царя, а теперь, к счастью, советом своим выдал себя, ибо добивается того, чтобы предать царя с небольшой свитою в руки мятежников». На сей раз Гермий только как бы посеял семена клеветы120 и оставил Эпигена в покое, обнаружив не столько свою ненависть, сколько неуместную запальчивость. Сам он при подаче мнения не советовал ходить на Молона, ибо вследствие неопытности в военном деле страшился войны с ним; напротив, рвался в поход на Птолемея, почитая войну с беспечным царем неопасной. Запугав всех участников совета, Гермий отправил против Молона войско под командою Ксенона и Теодота Гемиолия121; вместе с тем не переставал подстрекать Антиоха к завоеванию Койлесирии. Он рассчитывал остаться безнаказанным за прежние преступления и сохранить за собою приобретенную власть в том только случае, если юный царь, теснимый со всех сторон войною, будет нуждаться в его услугах среди опасностей и непрерывных войн. Вот почему он сочинил наконец письмо, будто бы присланное от Ахея, которое и доставил царю. Письмо гласило, что Птолемей убеждает его, Ахея, добиваться власти и при этом обещает поддержку флотом и деньгами во всех начинаниях, если он возложит на себя диадему и открыто перед всеми заявит свои притязания на власть, на деле принадлежащую ему и теперь, что сам он не желает царского звания и отказывается от венца, дарованного ему судьбою. Царь поверил содержанию письма и горел желанием идти войною в Койлесирию.
43
[править]Царь был в Селевкии122, что подле Зевгмата, когда явился к нему начальник флота Диогнет из Каппадокии у Эвксина123 с Лаодикою, дочерью царя Митридата, девушкою, которая назначалась в супруги царю. Митридат гордился происхождением от одного из семи персов, умертвивших мага, и тем, что владычество над землями у Понта Эвксинского он получил в непрерывном наследовании от предков, коим впервые оно даровано было Дарием8*. Антиох встретил девушку с подобающею торжественностью и немедленно отпраздновал свадьбу с царским великолепием. По совершении брака он спустился в Антиохию124, провозгласил Лаодику царицею и затем отдался приготовлениям к войне.
Тем временем Молон подготовил население своей сатрапии к упорнейшему сопротивлению, частью надеждами на предстоящую добычу, частью страхом, который внушал он вождям при помощи угрожающих подложных писем от царя. Усердного пособника нашел он в брате Александре, а со стороны соседних сатрапий оградил себя подкупленною благосклонностью правителей и с большим войском выступил против царских военачальников. Ксенон и Теодот, устрашенные наступлением неприятеля, укрылись в города. Молон завладел областью Аполлониатиды125 и тем приобрел богатейшие средства к войне. Впрочем, он был грозен и до этого благодаря обширности своих владений.
44
[править]Дело в том, что все царские табуны лошадей находятся в руках мидян126; у них же в чрезвычайном изобилии имеются хлеб и скот. Что касается природной укрепленности и обширности страны, то едва ли возможно изобразить их достойным образом словами. Мидия расположена в середине Азии и по сравнению с другими частями материка отличается величиною и высотою положения. Потом, она господствует над самыми воинственными и многолюднейшими народами. Так, со стороны востока и обращенных к востоку частей простирается пустынная равнина, лежащая между Персией и Парфией127; она возвышается и господствует над Каспийскими воротами128, примыкает к горам тапиров129, находящимся невдалеке от Гирканского моря130. Южными склонами она доходит до Месопотамии и области Аполлониатиды, тянется вдоль Персии, от которой защищена горою Загром131. Гора эта имеет подъем стадий во сто и во многих местах то разрывается на отдельные цепи, то снова смыкается в один кряж. Ее пересекают глубокие впадины, а в некоторых местах долины, населенные коссеями, корбренами, кархами132 и многими другими варварскими племенами, которые почитаются весьма искусными в военном деле. Западными частями Мидия примыкает к так называемым атропатиям133, а эти последние живут недалеко от народов, граничащих с Эвксинским морем. Обращенные к северу134 части Мидии окружены элимеями, аниараками, а также кадусиями и матианами и возвышаются над теми частями Понта, которые граничат с Меотидою. Самая Мидия135 перерезана от востока до запада весьма многими горами, между которыми лежат равнины, густо занятые городами и деревнями.
45
[править]Располагая этой страной, имеющей все принадлежности царства136, Молон, как я сказал выше, давно уже был грозным владыкою благодаря обширности своих владений. Теперь же, когда, казалось, царские военачальники уступают ему поле сражения, и мужество собственных его войск возросло после первых удач, Молон представлялся всем народам Азии не в меру опасным и несокрушимым. Поэтому он вознамерился перейти прежде всего Тигр и осадить Селевкию137. Но переправе его помешал Зевксид, захвативший речные суда. Тогда Молон отступил в лагерь к городу, именуемому Ктесифонтом138, где занялся устроением зимних квартир для войска.
По получении известия о походе Молона и отступлении своих военачальников царь снова готов был идти на Молона, отказавшись от похода против Птолемея, дабы не пропустить удобного времени. Однако Гермий, неизменно преследуя первоначальный план139, отправил против Молона ахейца Ксенойта в звании полновластного военачальника с войском. Он говорил при этом, что с мятежниками должны воевать военачальники, самому царю подобает воевать и вести решительные битвы с царем. Юного царя Гермий держал в своей власти, а потому сам выступил в поход, собрал войска в Апамею140 и, снявшись оттуда, прибыл к Лаодикее141. Из Лаодикеи он двинулся в поход во главе всего войска, прошел пустыню и вторгся в долину, называемую Марсией142; лежит она между склонами Ливана и Антиливана и горами этими суживается в теснину143. Наиболее узкая часть этой местности занята посередине болотами и озерами, на которых срезывается тростник, дающий благовонное масло.
46
[править]С одной стороны над тесниной господствует поселение, именуемое Брохами, с другой — Герры, а между ними остается узкий проход. После нескольких дней пути по названной выше долине и по завоевании прилегающих к этому пути городов Гермий предстал перед Геррами. Там он узнал, что этолиец Теодот успел уже занять Герры и Брохи, ущелье вдоль озера укрепил канавами и окопами и расположил стражу на удобных пунктах, а потому он решил действовать прежде всего силою. Но так как местность была укреплена самою природою и Теодот оставался еще непоколебимо верным Молону, то Гермий сам понес большие потери, чем те, какие причинил неприятелю, и отказался от своего решения. В таком трудном положении находился Гермий в этой местности, когда получена была весть, что Ксенойт разбит наголову, что Молон овладел всеми верхними областями; тогда Гермий приостановил начатый поход и поспешил на защиту собственных владений.
Ксенойт, как я сказал выше, был отправлен в звании полномочного военачальника и получил власть, превзошедшую его ожидания; с друзьями он держал себя слишком высокомерно, а в нападениях на врага проявлял большую неосторожность. По прибытии в Селевкию он призвал к себе наместника Сусианы Диогена и наместника Эритрейского моря144 Пифиада и выступил с войсками в поход; под прикрытием реки Тигра он расположился станом против неприятеля. Очень многие воины переплывали к нему из стоянки Молона и уверяли, что лишь только он переправится на другой берег реки, как все войско Молона перейдет на его сторону, ибо, говорили они, войска ненавидят Молона и вполне преданы царю. Ободренный этим, Ксенойт решился перейти Тигр. Он делал вид, что желает перекинуть мост в том месте, где река образует остров, но при этом не предпринимал ничего, что требовалось; поэтому притворное предприятие ничуть не озабочивало Молона с товарищами. На самом деле Ксенойт с большим старанием собирал и оснащал суда. Потом из всего войска он отобрал храбрейших конных и пеших воинов, начальниками стоянки оставил Зевксида и Пифиада, ночью вдоль реки спустился стадий на восемьдесят ниже лагеря Молона; благополучно переправил на судах свои войска и еще ночью разбил палатки на удобном месте, окруженный почти со всех сторон рекою или защищенный болотами и трясинами.
47
[править]При виде этого Молон отрядил конницу в надежде, что легко задержит врагов, которые еще переправляются145, и уничтожит переправившихся. Конница приблизилась к войскам Ксенойта; при незнакомстве ее с местностью не было даже нужды в руке неприятеля: конные воины сами погружались в воду и вязли в трясинах, вследствие чего все делались неспособными к битве, а многие погибали. Ксенойт был уверен, что с его приближением войска Молона перейдут на его сторону, поэтому поднялся вверх по реке и расположился станом вблизи неприятеля. Но в то же самое время Молон, — была ли это военная хитрость, или он не полагался на свои войска и действительно опасался того, на что рассчитывал Ксенойт, — покинул обоз в лагере ночью и двинулся ускоренным маршем по направлению к Мидии. Ксенойту показалось, что Молон, устрашенный его нападением и не доверяющий собственным войскам, убегает, а потому прежде всего напал на неприятельский лагерь и овладел им; затем приказал переправить к нему его собственную конницу с обозом из стоянки Зевксида. Засим он собрал свои войска, ободрял их, предсказывал благополучный конец борьбы, так как Молон бежал. После этой речи Ксенойт отдал приказ всем воинам подкрепить себя и освежить, ибо намеревался пуститься в погоню за неприятелем неотложно ранним утром.
48
[править]Войско Ксенойта, преисполненное самоуверенности и снабженное всевозможными припасами, предавалось обжорству и пьянству, а затем беспечному отдыху, обыкновенно следующему за подобным возбуждением. Между тем Молон, прошедший уже было значительное расстояние, после ужина вдруг повернул назад и прибыл сюда же. Всех воинов Ксенойта он нашел валяющимися и пьяными и на рассвете ударил на их стоянку. Пораженные неожиданностью происшествия, Ксенойт и товарищи его не могли разбудить пьяных солдат и, безрассудно ринувшись на врагов, были убиты; что касается спавших, то большинство их было перебито в постелях, а остальные бросались в реку и пытались переправиться в лагерь на противоположный берег; но и эти большею частью погибли. Страшная сумятица и беспорядок охватили весь стан, ибо все были встревожены и перепуганы. Кроме того, так как противоположный лагерь находился на виду, в небольшом расстоянии, то воинам не приходили на мысль ни быстрота течения, ни трудности переправы: столь велика была жажда жизни. В испуге, увлекаемые желанием спастись, они бросались в реку, туда же загоняли вьючный скот с ношею, как бы в надежде на то, что сама река позаботится о них и поможет им добраться невредимыми до противолежащей стоянки. Вследствие этого река представляла тягостное необычайное зрелище, ибо вместе с плывущими людьми неслись по ней лошади, вьючный скот, вооружение, трупы и разная рухлядь. Молон между тем овладел лагерем Ксенойта, потом беспрепятственно переправился через реку, так как никто не противодействовал ему: при его наступлении бежал и Зевксид, стоянкою которого Молон также завладел. После этих побед он во главе войска предстал перед Селевкией. Благодаря бегству Зевксида и его войска, а вместе с ними и правителя Селевкии Диомедонта Молон овладел и Селевкией с первого набега, после чего на дальнейшем пути покорял без боя верхние сатрапии. По завоевании Вавилонии и области у Эритрейского моря он явился под Сузами146. И этот город взят был с набега; но Молон не мог ничего сделать с Акрополем, потому что военачальник Диоген успел проникнуть в него заблаговременно. По этой причине Молон отказался от попытки, оставил здесь воинов для осады и, поспешно снявшись, возвратился в Селевкию, что на Тигре. Здесь Молон обнаружил большую заботливость о войске и, обратившись к нему с увещанием, перешел к дальнейшим предприятиям, овладел Парапотамией147 до города Европа148 и Месопотамией до Дур.
По получении известий об этом Антиох, как я упомянул выше, отказался от своих видов на Койлесирию и направил силы в эту сторону.
49
[править]В таких-то обстоятельствах снова собрался совет, и царь предложил высказаться о мерах, какие следовало принять против Молона, и на сей раз первым говорил Эпиген. Относительно тогдашнего положения дел он заметил, что, согласно его прежнему совету, не подобало терять время в ожидании и допустить такое усиление врага, что, по его мнению, и теперь необходимо взяться за дело со всем усердием. В ответ на это раздраженный Гермий снова бессмысленно и с ожесточением начал бранить Эпигена. Превознося себя похвалами, он возводил на Эпигена нелепые вымышленные обвинения и заклинал царя отнестись к делу внимательнее и не покидать надежды на завоевание Койлесирии. Эта речь раздражала всех149, неприятна была самому Антиоху, которому после больших усилий к примирению спорящих едва удалось положить конец перебранке. Но так как советники царя находили мнение Эпигена более отвечающим тогдашним нуждам и более выгодным, то и восторжествовало предложение идти на Молона и заняться прежде всего этим делом. Гермий не преминул показать вид, что присоединяется к этому мнению, отказывается от прежнего, и заявил, что все без всяких отговорок обязаны подчиняться принятому решению. В приготовлениях к этому походу он обнаружил большую ревность.
50
[править]Когда войска были в сборе в Апамее и в среде их начались волнения из-за недополученного жалованья, Гермий воспользовался тем, что наступившие при таких обстоятельствах смуты встревожили и напугали царя, и пообещал уплачивать жалованье всем войскам, если царь уступит ему и Эпиген не пойдет с ними в поход; ибо, говорил он, надлежащее исполнение военного предприятия невозможно при столь сильной вражде между ними и разладе. Царю тяжело было слышать это, и ему хотелось, чтобы Эпиген с его опытностью в военном деле во что бы то ни стало участвовал в походе; однако опутанный, связанный по рукам и ногам коварством Гермия, его шпионами и лестью150, царь не принадлежал более себе и под давлением обстоятельств исполнил просьбу Гермия. Когда Эпиген по приказанию царя возвратился в Апамею151, члены совета боялись волнений152; но настроение войска, когда требования их были удовлетворены, изменилось, и они, за исключением киррестян153, относились благожелательно к Гермию за выдачу им жалованья. Киррестяне подняли восстание, в числе тысяч шести человек отложились от царя и довольно долгое время причиняли ему большие хлопоты. Наконец одним из царских военачальников они были разбиты в сражении, причем большая часть была истреблена, остальные отдались на волю царя. Гермий подчинил себе «друзей» страхом, войска признательностью за услуги, снялся с царем со стоянки и продолжал поход.
Против Эпигена он в сообществе с хранителем апамейского Акрополя Алексидом повел такого рода козни: написал письмо, как бы идущее от Молона к Эпигену, и, подкупив одного из слуг его обещанием большой награды, уговорил отнести письмо в дом Эпигена и вложить в его бумаги. Вслед засим к Эпигену явился Алексид с расспросами, не получал ли он каких писем от Молона. Когда на это последовал отрицательный ответ, Алексид грубо потребовал допустить его к обыску. Войдя в дом, он тотчас нашел письмо и под этим предлогом тут же умертвил Эпигена. После этого происшествия царь был убежден, что смерть постигла Эпигена заслуженно: придворные, хотя подозревали всю правду, но в страхе молчали.
51
[править]По прибытии к Евфрату Антиох дал отдохнуть своему войску и отправился дальше. В Антиохию154, что в Мигдонии, он пришел около зимнего солнцестояния и там остановился с целью переждать наступившую самую суровую пору зимы. Пробыл он здесь дней сорок, затем пришел в Либбу155. На состоявшемся совещании о том, какой дорогой идти на Молона, каким образом и откуда добыть средства для похода, — случилось так, что Молон находился в окрестностях Вавилона156, — Гермий советовал продолжать путь вдоль Тигра, ограждая себя этой рекой, Ликом и Капром157. Зевксид, живо памятуя гибель Эпигена, боялся высказываться. Но так как предложение Гермия было явно ошибочным, то он отважился наконец подать совет, что следует переправиться через Тигр; при этом перечислил трудности похода вдоль реки, указывал главным образом на то, что им предстояло пройти значительное расстояние, совершить шестидневный путь через пустыню и тогда только достигнуть так называемого Царского канала158. Раз, говорил он, неприятель успеет заранее захватить этот канал, переправа через него становится невозможною, а обратное отступление через пустыню будет очень опасно больше всего по неизбежному недостатку в съестных припасах. Напротив, после переправы через Тигр можно рассчитывать на перемену в настроении населения Аполлониатиды и на присоединение ее к царю, тем более что и теперь жители этой области подчиняются Молону не добровольно, но по принуждению и из страха; кроме того, тогда наверное войска будут иметь съестные припасы в изобилии благодаря плодородию почвы. Но важнейший довод Зевксида состоял в том, что в этом случае Молону будут отрезаны и обратный путь в Мидию, и получение оттуда продовольствия, вследствие чего он вынужден будет отважиться на битву, а если не пожелает этого, то войска не замедлят перейти на сторону царя.
52
[править]Когда предложение Зевксида восторжествовало, войска тотчас разделены были на три части и в трех местах началась переправа через реку людей и обоза. После этого войска направились к Дурам, осажденным одним из начальников Молона, с первого набега освободили этот город от осады и не останавливаясь продолжали путь, на восьмой день перевалили через так называемый Орик159 и спустились к Аполлонии.
В это самое время Молон по получении известия о прибытии царя из недоверия к народам Сусианы и Вавилонии, которых он незадолго перед тем и совершенно неожиданно покорил своей власти, наконец из страха, как бы не был отрезан ему обратный путь в Мидию, решил перекинуть мост через Тигр и перевести войска на другой берег. Он стремился к тому, чтобы, если удастся, занять раньше Антиоха гористые части Аполлониатиды, полагаясь на полчище пращников, так называемых киртиев160. Исполнив принятое решение, он подвигался вперед быстро и решительно. Лишь только Молон достиг названной выше местности, а в одно время с ним подошел со всем войском и царь из Аполлонии, легковооруженные обоих противников, посланные вперед, встретились между собою на нескольких перевалах. Первое время противники вступали в схватку и тревожили друг друга; но так как оба войска приближались, то легковооруженные разошлись. Возвратившись к своим стоянкам, войска расположились на расстоянии сорока стадий одно от другого. С наступлением ночи Молон сообразил, насколько опасно и трудно будет мятежникам сражаться с войсками своего царя днем лицом к лицу, а потому решил напасть на Антиоха ночью. Отобрав храбрейших и сильнейших воинов из всего войска, он начал обходить врага в нескольких местах, дабы сделать нападение с возвышенности. Но по дороге Молон узнал, что десять юных воинов разом перебежали к Антиоху, вследствие чего отказался от предприятия, повернул назад и стал поспешно отступать. Раннее появление Молона в собственном стане вызвало во всем войске тревогу и смятение. Дело в том, что находившиеся в лагере воины были разбужены и напуганы приближающимся войском и едва не бросились из лагеря.
53
[править]Насколько можно было, Молон старался рассеять охватившую их тревогу. Между тем царь, готовый к битве, на рассвете двинулся из стоянки со всем войском. На правом крыле первыми поставил он конных копьеносцев под начальством Ардиса, человека испытанного в военных делах. Подле них поставил союзных критян, к коим примыкали галаты ригосаги161; рядом с ними стали иноземцы и наемники из Эллады, вслед за которыми поставлена фаланга. Левое крыло он отвел конным воинам, именуемым гетайрами162; слонов числом десять он поставил в некотором расстоянии один от другого впереди войска. Вспомогательные отряды пешие и конные царь разделил между флангами и приказал им окружать неприятеля кольцом, как только начнется битва. После этого он обходил войска и в немногих отвечающих положению словах ободрял их. Левое крыло он доверил Гермию и Зевксиду, а правым командовал сам. С другой стороны, Молон с трудом вывел войско из лагеря, встревоженное, расстроенное после того смятения, какое было в предшествующую ночь. Тем не менее конницу он разделил между обоими флангами сообразно с построением неприятельской линии; щитоносцев, галатов и вообще тяжеловооруженных поместил в середину между конными воинами; далее, стрелков из лука, пращников и все подобные войска разместил на обоих флангах впереди конницы; снабженные косами колесницы163 поставлены были впереди войска в некотором отдалении. Левое крыло он предоставил брату Неолаю, а правым командовал сам.
54
[править]Когда после этого войска перешли в наступление, правое крыло Молона осталось неизменно верным своему вождю и храбро сражалось с войсками Зевксида; но левое, лишь только при встрече с неприятелем показалось на глаза царю, тотчас перешло на его сторону. Это обстоятельство привело в уныние войска Молона и удвоило мужество в царских войсках. При виде случившегося Молон, уже окруженный со всех сторон, ясно представлял себе грозящие муки в том случае, если живым попадет в плен во власть неприятеля, и сам наложил на себя руки. Подобным образом кончили жизнь и все прочие участники предприятия, разбежавшиеся по домам. Что касается Неолая, то он покинул поле битвы и по прибытии в Персию к брату Молона Александру умертвил мать и детей Молона, а по умерщвлении их лишил жизни и себя, уговорив то же сделать и Александра. Царь предал разграблению неприятельский стан, а труп Молона велел повесить на кресте на самом видном месте Мидии, что немедленно и исполнили палачи: они перевезли труп в Каллонитиду164 и пригвоздили к кресту у самого подъема на Загр. Вслед засим царь обратился с длинной укоризненной речью к войскам, простил их и назначил начальников, которые обязаны были отвести их обратно в Мидию и привести в порядок дела страны. Сам Антиох спустился к Селевкии, занялся восстановлением порядка в окрестных сатрапиях, во всем поступая здраво и снисходительно. Напротив, Гермий, верный своему характеру, выставлял обвинения против жителей Селевкии, наложил на город пеню в тысячу талантов, изгнал так называемых адейганов165, многих селевкиян изувечил, пытал или лишил жизни. С трудом удалось царю положить конец жестокостям частью посредством увещания Гермия, частью собственными мерами. Так восстановил он город, с которого взял только пеню в полтораста талантов в наказание за содеянное преступление. После этих распоряжений царь оставил Диогена начальником Мидии, а Аполлодора — Сусианы; Тихона, первого секретаря в войске166, он послал в звании начальника в область при Эритрейском море9*. Этим подавлены были восстание Молона и вызванные им смуты в верхних сатрапиях и восстановлен порядок.
55
[править]Гордый достигнутыми успехами, царь пожелал пригрозить владыкам варваров, живущих над его собственными сатрапиями и в пограничных с ними, и напугать их, дабы впредь они не дерзали поддерживать мятежников доставкою припасов и войска, а потому решил идти на них войною, прежде всего на Артабазану. Этот последний почитался могущественнейшим и мудрейшим из владык и господствовал над так называемыми атропатиями и пограничными с ними народами. С своей стороны Гермий при тогдашнем положении вещей страшился похода в верхние страны по причине сопряженных с ним опасностей и, согласно первоначальному плану, настаивал на походе против Птолемея. Однако когда пришла весть о рождении сына у царя, Гермий сообразил, что Антиох в верхних странах может погибнуть в борьбе с варварами, или ему самому представится удобный случай лишить жизни царя, а потому изъявил свое согласие на поход в той уверенности, что по умерщвлении Антиоха он в звании опекуна младенца получит верховную власть в свои руки. Когда решение это было принято, войска перевалили через Загр и вторглись в область Артабазаны, которая лежит подле Мидии, отделяясь от нее только промежуточными горами; некоторые части ее, что выше Фасиса167, господствуют над Понтом, и область доходит до Гирканского моря. В пределах ее живет народ воинственный, преимущественно доставляющий конницу и вообще имеющий достаток во всем, что требуется для войны. Царство это сохранилось еще от времен персов, ибо при Александре его проглядели. Артабазана испугался нашествия царя, больше всего вследствие глубокой старости, покорился обстоятельствам и принял договор на предложенных Антиохом условиях.
56
[править]По заключении этого договора врач Аполлофан, нежно любимый царем и замечавший, что Гермий забывает уже всякие пределы в своем властолюбии, начинал бояться за царя и еще больше беспокоился и опасался за себя самого. Поэтому он воспользовался первым удобным случаем, чтобы переговорить с Антиохом и убеждал его быть настороже, не закрывать глаз на козни Гермия и не дожидаться, пока его постигнет такая же судьба, как и брата его. Опасность близка, уверял Аполлофан, а потому необходимо позаботиться и принять меры безопасности относительно себя и друзей своих. В ответ на это царь сознался, что и сам он не любит и боится Гермия, что очень признателен ему за ту заботливость, с какою он решился заговорить с ним по этому предмету. Аполлофан стал смелее, видя, что верно отгадал настроение и образ мыслей царя, а Антиох просил его озаботиться не на словах только, но и на деле спасением его самого и друзей. Когда Аполлофан изъявил готовность на все, они условились между собою относительно дальнейшего. Под тем предлогом, что царь страдает головокружением, они на несколько дней устранили придворных и свиту168, а это давало им возможность переговорить тайком с теми из друзей, которых они желали посвятить в это дело и которые являлись под предлогом проведать больного. Так как при общей ненависти к Гермию все охотно выслушивали их, то Антиох и Аполлофан подготовили за это время способных людей к исполнению замысла и приступили к делу. По совету врачей Антиох гулял ранним утром на свежем воздухе; к определенному времени явился Гермий, а с ним вместе и участвовавшие в заговоре друзья; прочие запоздали, потому что выход царя последовал гораздо раньше обыкновенного. Завлекши Гермия далеко от лагеря в какое-то пустынное место, заговорщики закололи его в то время, как царь отошел немного в сторону как бы за нуждою. Так кончил жизнь Гермий, хотя постигшая его кара не соответствовала его злодеяниям. Тогда царь, свободный от страха и тяжелых пут, пошел обратно домой; по дороге все туземные жители прославляли его подвиги и предприятия, больше всего выражали одобрение за умерщвление169 Гермия. В это же время в Апамее женщины побили камнями жену Гермия, а дети сыновей его.
57
[править]По возвращении домой Антиох отпустил войска на зимние квартиры и послал гонца к Ахею, во-первых, с обвинением в том, что он дерзнул возложить на себя диадему и именоваться царем, во-вторых, с заявлением, что царю не безызвестны сношения его с Птолемеем и вообще его преступные козни. В самом деле, в то время как царь пошел войною на Артабазану, Ахей в надежде, что Антиох погибнет в этом походе или, если и не погибнет, он благодаря дальности расстояния успеет раньше вторгнуться в Сирию и при содействии отложившихся киррестян быстро захватит в свои руки верховную власть, — в этой надежде он со всем войском выступил из Лидии. По прибытии в Лаодикею170, что во Фригии, он возложил на себя диадему и впервые отважился вести себя по-царски и писать к городам; к такому поведению побуждал его больше всего изгнанник Гарсиерис. Не останавливаясь, продолжал он путь и был уже почти в Ликаонии171, когда возмутились войска, с негодованием узнавшие, что они идут войною на того, кого сама природа поставила им царем. Осведомленный об этих смутах в войске, Ахей отказался от своих планов и старался уверить воинов, что он вовсе и не думал идти в Сирию, а потому переменил путь и разорил Писидику172, доставил войску богатую добычу, тем приобрел себе общую любовь и доверие и возвратился на родину.
58
[править]Все это известно было царю в точности, и он, как я сказал выше, не переставал посылать к Ахею гонца за гонцом с угрозами, а рядом с этим всецело был занят приготовлениями к войне с Птолемеем. Так, с началом весны он стянул войска в Апамею и спрашивал совета у друзей, каким образом совершить вторжение в Койлесирию. Много говорилось по этому поводу как о самой стране, так равно о вооружении и об участии флота в войне; все высказанные мнения отвергал упомянутый выше Аполлофан, по происхождению селевкиец. Безрассудно, говорил он, добиваться Койлесирии и идти на нее войною, когда во власти Птолемея остается Селевкия173, столица и как бы очаг их владений. Не говоря уже о позоре, навлекаемом на царство тем, что город занимают своим гарнизоном пребывающие в Египте цари, Селевкия представляет величайшие выгоды для войны; ибо, продолжал Аполлофан, пока Селевкия во власти врага, она будет сильнейшею помехою для них во всех начинаниях. Так, куда бы они ни вздумали пойти войною, каждый раз собственные их земли будут нуждаться в неменьших заботах, в охране и военных средствах против неприятеля, угрожающего со стороны этого города. Напротив, с завоеванием Селевкии не только становится возможным охранить крепко родную землю, но при удобствах своего местоположения город в состоянии будет оказать важные услуги во всех их замыслах и предприятиях на суше и на море. Речь Аполлофана убедила всех, и решено было завоевать прежде всего этот город. Тогда Селевкия все еще занята была гарнизонами египетских царей со времен Птолемея, прозванного Эвергетом; раздраженный печальною судьбою Береники, он повел войско в Сирию и завладел этим городом.
59
[править]По принятии этого решения Антиох приказал начальнику флота Диогнету плыть к Селевкии, а сам во главе войска выступил из Апамеи и на расстоянии стадий пяти от города расположился лагерем на гипподроме. Теодота Гемиолия он отрядил с достаточно сильным войском против Койлесирии с поручением занять узкие проходы и наблюдать за всем, что там делается.
Что касается Селевкии и ее окрестностей, то вот каковы приблизительно положение их и природные свойства. Город лежит при море между Киликией и Финикией у подножья очень высокой горы, именуемой Корифеем174. С запада гору эту омывает кончающееся здесь море, что между Кипром и Финикией, а восточными частями она господствует над областью антиохиян и селевкиян. К югу от горы лежит Селевкия, отделенная от Корифея глубокою непереходимою пропастью. Если к самому морю город и спускается несколькими уступами, зато со всех почти сторон окружен крутыми обрывами и скалами. Со стороны моря к горе прилегает равнина, занятая торжищами и прекрасно укрепленная, с предместьем. Подобно предместью, весь город защищен великолепными стенами, роскошно украшен храмами и жилыми зданиями. Единственный доступ к городу существует со стороны моря, устроенный наподобие лестницы и состоящий из непрерывного ряда изгибов и поворотов. Река, именуемая Оронтом175, изливается в море недалеко от города. Начало свое она берет в области Ливана и Антиливана, протекает по так называемой равнине Амика176, доходит до самой Антиохии и протекает через нее. Благодаря силе течения она уносит с собою все человеческие нечистоты из этого города, наконец недалеко от Селевкии изливается в море, как сказано выше.
60
[править]Антиох начал с того, что через послов обратился к начальникам города с предложением денег и с обещаниями больших наград, если получит Селевкию без боя; но ему не удалось склонить к этому высшее начальство. Тогда Антиох подкупил несколько младших начальников177 и в надежде на них занялся распределением войск таким образом, чтобы с моря открыть нападение морскими силами, а с суши войсками из лагеря. Разделив войско на три части, он обратился к ним с подобающим увещанием, обещал солдатам и начальникам в награду за храбрость щедрые подарки и венки, затем Зевксиду и его отряду поручил местность у ворот, ведущих к Антиохии, Гермогена поставил у Диоскурия, Ардис и Диогнет должны были произвести нападение на корабельные верфи и предместье согласно уговору с находившимися в городе соумышленниками: после того, как взято будет приступом предместье, они передадут ему и город. По данному сигналу все войска разом со всех сторон повели решительный, жестокий приступ. С наибольшею отвагою действовали войска Ардиса и Диогнета: тогда как на остальных пунктах нападение при помощи лестниц было немыслимо, если только люди не прокладывали себе дороги почти ползком на четвереньках, к верфям и предместью можно было подойти с лестницами безопасно, потом приладить их и стать твердою ногою. Предместье быстро перешло в руки Ардиса, потому что флотские воины приставили лестницы к верфям, отряд Ардиса — к предместью, те и другие шли вперед с большим ожесточением; между тем из города, которому угрожала опасность со всех сторон, не могла быть подана помощь в эти части. Лишь только предместье было взято, к старшему начальнику Леонтию явились подкупленные царем младшие начальники с требованием отправить к Антиоху посольство для заключения договора прежде, чем город взят будет приступом. Леонтий ничего не знал об измене начальников, их испуг навел ужас и на него, и он отправил к Антиоху послов для переговоров под условием неприкосновенности всех находившихся в городе.
61
[править]Царь принял посольство и обещал даровать неприкосновенность свободным людям: таких было до шести тысяч человек. По получении города он не только пощадил свободных, но разрешил бежавшим селевкиянам вернуться в город, возвратил им самоуправление и имущество, а в гавани и в кремле поставил гарнизоны.
Пока царь занят был этими делами, от Теодота178 пришло письмо с просьбою явиться поскорее и с обещанием передать ему Койлесирию. Царь был в большом затруднении и не знал, что делать и как поступить ввиду такого предложения. Этолиец по рождению, Теодот оказал большие услуги правлению Птолемея, как я сказал выше, но не получил за них никакой благодарности, мало того: самая жизнь его подвергалась опасности в то время, как Антиох пошел войною на Молона. Презирая Птолемея, не доверяя придворным его, он завладел сам Птолемаидою179, а через Панетола Тиром и теперь спешил призвать Антиоха. Отложив на время планы свои относительно Ахея и все прочие дела, Антиох выступил с войском в поход тем же путем, каким шел и раньше. По прохождении долины, именуемой Марсией, он расположился станом у теснины Герры, подле озера, отделяющего горы от города. Однако узнав, что военачальник Птолемея Николай находится под городом Птолемаидою, где запер Теодота, он оставил позади тяжеловооруженное войско и приказал начальникам его осаждать Брохи, расположенное у озера и прохода поселение, а сам с легковооруженными пошел дальше с целью освободить город от осады. Но Николай раньше еще по получении известия о приближении царя сам отступил, причем критянина Лагора и этолийца Доримена отрядил для занятия теснины подле Берита180 до прибытия врага. Но царь ударил на них с набега, обратил их в бегство и расположился станом у теснины.
62
[править]Царь дождался здесь остального войска и после обращения, приличного грядущим предприятиям, пошел дальше со всем войском, уверенный в себе и ободренный полученными обещаниями. Когда Теодот и Панетол с друзьями вышли навстречу ему, Антиох принял их ласково, получил Тир и Птолемаиду вместе с находившимися в них военными средствами, в том числе и сорок судов. Между ними было двадцать палубных судов прекрасного устройства не менее как в четыре ряда весел; остальные были трех-, двухпалубные суда и ходкие лодки. Суда он передал начальнику флота Диогнету. Когда пришло известие, что Птолемей выступил в Мемфис181, а все войска стянул в Пелузий182, что он открывает каналы183 и засыпает колодцы с годною для питья водою, тогда Антиох отказался от нападения на Пелузий, ходил от одного города к другому и старался обращать их на свою сторону оружием или увещанием. Слабо защищенные города в страхе перед нападением царя сдавались ему, другие держались твердо, полагаясь на свои военные средства и на сильное местоположение. Перед такими городами царь вынужден был останавливаться, осаждать их, на что уходило время.
Между тем Птолемей и наперсники его по недостатку средств вовсе не думали о защите государства, как это подобало бы в такое время, когда совершалось явное предательство. В такой мере небрегли они военное дело вообще.
63
[править]Впрочем, Агафокл и Сосибий с друзьями, в то время стоявшие во главе государства, устроили совещание и избрали единственно возможный тогда путь, именно: они порешили заняться приготовлениями к войне, а тем временем при посредстве посольств задерживать движение Антиоха и делать для виду все возможное, дабы он оставался при прежнем мнении о Птолемее; раньше же Антиох думал, что Птолемей не отважится на войну с ним и будет стараться с помощью переговоров и при посредстве друзей склонить его отказаться от Койлесирии. Когда такое решение было принято, Агафокл и Сосибий с друзьями, обязанные вести это дело, поспешно отправили посольство к Антиоху; в то же время они обратились через послов к родосцам, византийцам и кизикенцам, а сверх того к этолянам и просили их присылать послов для мирного посредничества. Посольства явились и, переходя от одного царя к другому, давали Агафоклу и Сосибию прекрасное средство выиграть время и употребить его на военные приготовления. Утвердившись в Мемфисе, они непрерывно вели переговоры с этими посольствами, равным образом принимали и любезно встречали и послов от Антиоха; тем временем созывали и стягивали в Александрию наемников, содержавшихся на жалованье в иноземных городах; рассылали вербовщиков и заготовляли припасы как для прежних войск, так и для вновь прибывающих. Точно так же заботились они и обо всем остальном, что требовалось для войны, при этом поочередно и непрерывно бывали в Александрии, дабы не упущено было что-либо в приготовлениях к задуманным предприятиям. Заготовление оружия, выбор и распределение людей они поручили фессалийцу Эхекрату и мелитейцу184 Фоксиду с товарищами Эврилохом магнетом185 и беотийцем Сократом; при них находился еще Кнопий из Алларии186. Очень удачно выбраны были эти люди, участвовавшие еще в походах Деметрия и Антигона и имевшие некоторое понятие о серьезной войне и вообще о военной службе. Приняв полчище под свое командование, они, насколько можно было, обучили его военному делу. Так, прежде всего они разделили войска по племенам и возрастам и каждому дали соответствующее вооружение, не соображаясь с тем, как они были вооружены до того; затем военный строй согласовали с нуждами тогдашнего положения, уничтожив старые деления и росписи, которые раньше составлялись в зависимости от уплаты жалованья.
64
[править]Вслед засим они начали упражнять воинов187 и приучать каждый род оружия не только к команде, но и к свойственным ему движениям; устраивали также собрания вооруженных воинов и обращались к ним с речами, причем наибольшую услугу оказали им Андромах из Аспенда188 и Поликрат-аргивянин. Незадолго перед тем люди эти прибыли из Эллады и были прекрасно знакомы с наклонностями и настроением различных племен; к тому же они пользовались известностью благодаря своему происхождению и богатству, особенно Поликрат, принадлежавший к древнему дому; отец его Мнасиад был знаменитым борцом. Они-то с помощью единоличных и общих обращений возбуждали в войсках отвагу и ревность к предстоящей борьбе.
65
[править]Поименованные выше люди получили назначения, отвечавшие особой опытности каждого. Так, Эврилох из Магнесии был начальником тысяч трех воинов так называемого у царей агемата; под начальством беотийца Сократа находились пелтасты; ахеец Фоксид и сын Трасея Птолемей, с ними Андромах из Аспенда обучали вместе фалангу и эллинских наемников. Начальниками фаланги были Андромах и Птолемей, а наемников — Фоксид, причем в фаланге числилось около двадцати тысяч пятисот воинов, а наемников было до восьми тысяч. Придворную конницу в числе человек семисот, а равно конных воинов из Ливии и туземных обучал Поликрат; он же и командовал ими; число их доходило до трех тысяч. Фессалиец Эхекрат прекрасно обучил конных воинов из Эллады и все полчище наемной конницы числом до двух тысяч человек и во время войны оказал величайшие услуги. Но никто не обнаружил столько ревности в занятиях с подчиненными, как Кнопий из Алларии, под начальством коего были все критяне, тысячи три человек; в числе их насчитывалась тысяча неокритян, командование коими он поручил Филону из Кноса. Три тысячи ливян, во главе коих стоял баркиец Аммоний, они снабдили македонским вооружением10*. Войско египтян189 тысяч в двадцать человек подчинено было Сосибию. Далее, был отряд, составленный из фракийцев и галатов, причем колонистов190 и потомков их было до четырех тысяч; ими командовал фракиец Дионисий. Таковы были численность и состав войск, заготовляемых для Птолемея.
66
[править]Между тем Антиох, начавший осаду города, именуемого Дорами191, не мог ничего сделать благодаря сильному местоположению города и подкреплениям, кои посылал Николай. Зима уже приближалась, а потому он принял предложение Птолемеевых послов заключить четырехмесячное перемирие и обещал предъявить самые снисходительные условия при заключении окончательного мира. Но в этом заявлении было мало правды; на самом деле Антиоху нежелательно было долговременное пребывание вдали от родины, и он хотел перезимовать с войском в Селевкии, ибо Ахей открыто злоумышлял на его власть и несомненно находился в сношениях с Птолемеем. Согласившись на перемирие, Антиох тотчас отправил своих послов с поручением уведомить его возможно скорее о намерениях Птолемея, для чего явиться в Селевкию. Покинув достаточно сильные гарнизоны в этих местах под главным начальством Теодота, он отправился домой и по прибытии в Селевкию отпустил войска на зимние квартиры. Впредь он совсем не занимался обучением войск в твердом убеждении, что дело не дойдет больше до битвы, так как некоторые части Койлесирии и Финикии были уже в его власти, а остальные, как он надеялся, можно будет путем переговоров привести к добровольному подчинению, Птолемей же ни за что не отважится на решительную битву. Мнение это разделяли и послы, ибо утвердившийся в Мемфисе Сосибий принимал послов Антиоха очень ласково, тем же, которые посылались к Антиоху, он не давал возможности видеть своими глазами приготовления к войне в Александрии.
67
[править]Так и теперь192, по прибытии послов Сосибий и друзья его изъявляли готовность на все, а Антиох со своей стороны при каждом приеме послов прилагал величайшее старание к тому, чтобы показать превосходство свое над александрийцами как в военном отношении, так и в правовом. Поэтому, когда послы явились в Селевкию и согласно данным от Сосибия указаниям вступили в подробные переговоры о мире, царь в оправдание себя доказывал, что нет ничего преступного ни в том, что он недавно нанес поражение193 Птолемею, ни в явно неправом занятии некоторых местностей Койлесирии. Мало того194: никакой несправедливости не видел Антиох в этом последнем деянии, ибо он присвоил себе то, что ему принадлежало по праву. Первое занятие этих местностей Антигоном Одноглазым195 и владычество над ними Селевка были, утверждал Антиох, законнейшим и справедливейшим делом приобретения, а в силу этого Койлесирия принадлежит им, а не Птолемею, ибо, продолжал он, Птолемей вел войну с Антигоном не в собственных выгодах, но за доставление власти над этими странами Селевку. Больше всего царь опирался на то единодушие, с каким все цари: Кассандр, Лисимах, Селевк после победы над Антигоном приняли на совете решение, что вся Сирия должна отойти к Селевку. Послы Птолемея старались доказывать противное. Они преувеличивали значение наносимой теперь обиды и все совершившееся называли тяжким преступлением, потому что в измене Теодота и в нашествии Антиоха признавали нарушение договоров. Они ссылались также на завоевания, сделанные под предводительством Птолемея, сына Лага, и утверждали, что Птолемей воевал вместе с Селевком ради того, чтобы Селевку доставить господство над всей Азией, а Койлесирию и Финикию завоевать для себя. Эти и подобные речи многократно повторялись посольствами обеих сторон во время переговоров, которые ни к чему решительному не приводили, ибо переговоры велись общими друзьями196 без вмешательства какого-либо посредника, который мог бы сдержать и обуздать притязания противника, признаваемого неправым. Важнейшею помехою для обеих сторон было поведение Ахея; ибо Птолемей старался включить в мирный договор и его, а Антиох, напротив, не хотел и слышать о том, находя делом возмутительным самую решимость Птолемея брать мятежника под свою защиту и заговаривать о чем-либо подобном.
68
[править]Обе стороны утомились уже обмениваться посольствами197, а переговоры не приходили к концу, когда наступила весна. Антиох начал стягивать свои войска с намерением совершить вторжение с суши и с моря и покорить своей власти остальные части Койлесирии. Что касается Птолемея и друзей его, то главное командование они возложили на Николая, доставляли ему обильные запасы в окрестности Газы198, высылали сухопутные и морские войска. По прибытии войск Николай смело начал войну, имея готового на все пособника в начальнике флота Перигене. Этого последнего Птолемей отправил начальником морских сил, причем ему дано было палубных кораблей тридцать и ластовых более четырехсот. Николай, родом этолиец, по опыту и отваге превосходил всех военачальников Птолемея. Часть его войска заблаговременно заняла теснины Платана199, а с остальным он сам взял город Порфиреон и здесь в присутствии стоявшего на якоре флота выжидал нападения Антиоха. Между тем Антиох достиг Марафа200, куда явились к нему с предложением союза послы от арадян201; он не только заключил с ними союз, но и положил конец существовавшим в среде их распрям, ибо примирил между собою арадян островных с материковыми. После этого он вторгся через так называемый Лик Божий202 в неприятельскую землю и, заняв на пути Ботрис203, сжегши Триерес и Калам, явился перед Беритом. Отсюда Антиох послал вперед Никарха и Теодота с приказанием занять до прибытия неприятеля узкий проход у реки, именуемой Ликом204, а сам с войском пошел дальше и расположился лагерем подле реки Дамуры; на всем этом пути сопровождал его начальник флота Диогнет. Здесь он присоединил к своим войскам легкие отряды Теодота и Никарха и двинулся дальше с целью личного осмотра теснины, занятой раньше Николаем. По ознакомлении с местностью он возвратился к своей стоянке, на следующий день оставил в лагере тяжелую пехоту под начальством Никарха, а сам с остальным войском продолжал путь, приготовившись дать битву врагам.
69
[править]Отроги Ливана суживают в этом месте морское побережье в небольшую теснину, которая к тому же пересекается крутым обрывистым кряжем, оставляющим лишь узкий трудный проход у самого моря. Здесь-то и утвердился тогда Николай. Одни места он успел занять главною частью войска, другие укрепил искусственными сооружениями и был уверен, что ему легко будет воспрепятствовать вторжению Антиоха. С другой стороны царь разделил свое войско на три части, одну из них доверил Теодоту и приказал произвести нападение и проложить себе путь у самых склонов Ливана; другую часть предоставил Менедему и неоднократно наказывал ему идти на самую середину кряжа. Третью часть царь отрядил к морю, назначив начальником ее Диокла, правителя Парапотамии. Сам он со свитою поместился в середине, дабы наблюдать за всем происходящим и являться на помощь всюду, где ни потребуется. Вместе с тем Диогнет и Периген приготовлялись к морскому сражению, ради чего придвинулись возможно ближе к суше, желая как бы соединить в одно зрелище сухопутную и морскую битву. Когда все войска по одному сигналу и одному приказу открыли нападение, морская битва шла с обеих сторон с равным успехом, ибо и численность, и вооружение кораблей у обоих противников были одинаковы. Что касается сухопутной битвы, то вначале одерживали верх войска Николая, коим помогала укрепленность местоположения; но вскоре войска Теодота отбросили египтян, стоявших на горном склоне, и ударили на врага с горных высот; тогда воины Николая оборотили тыл и все стремительно бежали. Из числа их во время бегства было убито до двух тысяч человек, не меньше того взято в плен; остальные отступили к Сидону205. Периген рассчитывал было на перевес в морской битве, но при виде поражения сухопутного войска он в смущении отступил беспрепятственно в ту же область.
70
[править]Антиох дал отдохнуть войскам, потом подошел к Сидону и расположился станом. Однако он отказался от надежды взять город приступом, ибо там заранее заготовлены были припасы в изобилии, город имел многолюдное население, а кроме того, сюда бежали солдаты. Поэтому сам он снялся с войском и направился к Филотерии206, а начальнику флота Диогнету отдал приказ отплыть с кораблями к Тиру. Филотерия расположена у самого озера, в которое изливается река, именуемая Иорданом207; отсюда она снова выходит и орошает равнины подле города, называемого Скифополем208. Оба названные выше города сдались ему на капитуляцию, и царь верил в успех дальнейших предприятий, ибо подчиненная этим народам область могла с легкостью снабдить все войско жизненными припасами и доставить в изобилии нужные для войны средства. Для охраны городов он поставил гарнизоны, а сам перевалил через горный хребет и явился перед Атабирием209, расположенным на круглом210 холме; подъем к нему имеет более пятнадцати стадий. Воспользовавшись благоприятным моментом, он устроил засаду и взял город с помощью военной хитрости, именно: жителей города он вызвал на легкую схватку и передние ряды увлек за собою далеко вниз; потом, когда бежавшие повернули назад, а находившиеся в засаде поднялись на врага, он многих положил на месте; наконец, преследуя остальных и распространяя ужас перед собою, он взял с набега и этот город. В это время Керая, один из второстепенных начальников Птолемея, перешел на сторону царя. Царь принял его с почетом и тем зародил колебание во многих начальниках на стороне неприятеля. Так, по крайней мере, фессалиец Гипполох вскоре после этого явился к Антиоху с четырьмястами конных воинов Птолемея. Укрепив гарнизоном и Атабирий, Антиох пошел дальше и приобрел Пеллы, Камун и Гефрун211.
71
[править]При виде таких успехов жители соседней Аравии212 по взаимном соглашении все единодушно присоединились к Антиоху. Ободренный новыми надеждами и приращением средств, он продолжал путь и, вторгшись в Галатиду213, овладел Абилами214 вместе с вошедшим в него гарнизоном, во главе коего был Никия, друг и родственник Меннея. Непокоренными оставались Гадары215, как кажется, наиболее укрепленный город в этой стране. Перед Гадарами Антиох расположился станом, возвел осадные сооружения и навел такой ужас на жителей, что вскоре сдался и этот город. После этого Антиох был уведомлен, что более значительный неприятельский отряд собрался в Раббатаманы216, что в Аравии, и отсюда совершает опустошительные набеги на земли примкнувших к нему арабов. Поэтому Антиох отложил на время все прочие дела, выступил в поход и расположился станом перед высотами, на которых находится город. Обойдя холм кругом и заметив, что он доступен только в двух местах, царь приблизился к ним и тут занялся сооружением машин. Исполнение этих работ он поручил в одном месте Никарху, в другом Теодоту, а сам с одинаковым вниманием следил за всеми работами и наблюдал меру усердия обоих начальников.
Теодот и Никарх действовали с большим старанием и неослабно соревновались между собою в том, кто первый свалит часть стены, находящуюся перед его сооружениями; поэтому в обоих местах стена рухнула скорее, чем можно было ожидать. Тогда войска день и ночь без перерыва нападали на город с величайшим ожесточением. Однако непрерывные приступы кончались ничем, ибо в городе было много войска. Наконец кто-то из пленных открыл им подземный ход, по которому осажденные спускались за водой; ход этот осаждающие разрушили и заложили дровами, щебнем и тому подобным. После этого недостаток воды принудил осажденных сдаться. Овладев таким образом Раббатаманами, Антиох оставил здесь Никарха с сильным гарнизоном. Перешедших к нему от Птолемея Гипполоха и Керею он отрядил с пятью тысячами пехоты в область Самарии217 с приказанием охранять ее и даровать неприкосновенность всем, кто изъявит покорность царю. Затем во главе войска он двинулся в Птолемаиду на зимнюю стоянку.
72
[править]В то же самое лето педнелисяне, осажденные и жестоко теснимые селгеями218, отправили к Ахею послов за помощью. Получив от него благоприятный ответ, педнелисяне в надежде на поддержку стойко выдерживали осаду. Действительно, Ахей выбрал в начальники Гарсиериса и под его командою поспешно отправил на помощь осажденным шесть тысяч пехоты и пятьсот человек конницы. При известии о приближении вспомогательного отряда, селгеи заняли теснины у так называемого Климака219 главною частью своего войска, заняли и проход к Сапордам220, а все прочие дороги и тропинки разрушили. Гарсиерис вторгся в Милиаду221 и расположился станом перед городом, именуемым Критополем. Заметив, что идти дальше невозможно, так как места эти заняты уже неприятелем, он придумал такого рода хитрость: снялся с войском и двинулся в обратный путь, как бы отчаявшись в подаче помощи вследствие занятия прохода неприятелем. Селгеи легко поверили, что Гарсиерис не думает более о том, чтобы подать помощь городу, и потому возвратились частью в город, ибо подоспела уборка хлеба. Но Гарсиерис повернул назад, быстро повел свои войска и явился у горных перевалов, покинутых неприятелем, занял их и обеспечил за собою гарнизонами под главным начальством Фаилла, сам с войском спустился в Пергу222, а оттуда рассылал посольства к остальным жителям Писидии и в Памфилию, напоминал о гнете селгеев и убеждал всех вступить в союз с Ахеем и помочь педнелисянам.
73
[править]В это время селгеи отрядили военачальника с войском в той надежде, что при знакомстве223 с местностью они выбьют Фаилла из укреплений. Но план селгеев не удался; при нападениях они понесли большие потери в людях и потому отказались от дальнейших попыток, зато усерднее прежнего повели дело осады и сооружений. Между тем этенняне224, занимающие горы Писидики, что над Сидою, послали в помощь Гарсиерису восемь тысяч тяжеловооруженных, и аспендяне — половину этого числа. Напротив, сидеты, добиваясь благоволения Антиоха, а еще больше из ненависти к аспендянам, уклонились от подачи помощи. Тогда Гарсиерис, взяв с собою вспомогательные войска и свои собственные, прибыл к пенделисянам в той уверенности, что с первого набега освободит город от осады. Но селгеи не испугались; и он на небольшом расстоянии от Педнелиса расположился лагерем. Педнелисяне терпели нужду, и потому Гарсиерис, желая сделать все, что было в его власти, выбрал две тысячи человек, дал каждому из них по медимну пшеницы и ночью отправил в Педнелис. Но селгеи узнали об этом, вышли навстречу врагам, причем большая часть людей, несших хлеб, была перебита, а вся ноша попала в руки селгеев. Ободренные этим, они решились запереть не только город, но и Гарсиериса с его отрядом: в военном деле225 селгеи всегда проявляют отвагу и любовь к необычайному. Так и на сей раз они оставили в лагере необходимый гарнизон, а с остальным войском расположились в нескольких местах кругом неприятелей и с большою смелостью ударили на их стоянку разом со всех сторон. Нежданно опасность угрожала Гарсиерису отовсюду; окопы в некоторых местах были уже разрушены. Понимая опасность и страшась полного поражения, Гарсиерис отправил из лагеря конницу по той дороге, которая не охранялась неприятелем. Удаление это селгеи объясняли себе испугом неприятеля и его опасениями за будущее, а потому не обращали никакого внимания на уходящих. Между тем конница зашла в тыл неприятелю и стала жестоко теснить его. Тогда и пехота Гарсиериса, уже оборотившая было тыл, воспрянула духом, снова повернула назад и отражала нападающих. Вследствие этого селгеи, будучи окружены со всех сторон, обратились в бегство. В то же время педнелисяне ударили на тех, кои остались в лагере, и выбили их оттуда. Побежденные долго бежали, благодаря чему убитых было не меньше десяти тысяч; что касается остальных, то все союзники бежали в родные места, а селгеи через горы в свой город.
74
[править]Гарсиерис тотчас снялся со стоянки и пустился в погоню за бегущими, желая пройти узкие проходы и приблизиться к городу Селге прежде, чем бегущие остановятся и примут какие-либо меры против неприятельского наступления. Он подошел к городу, а селгеи, вследствие общего поражения потерявшие всякую надежду на союзников, пали духом после понесенной неудачи и пребывали в величайшем страхе за свою жизнь и за родину. Поэтому, сойдясь в собрании, они порешили отправить послом к Гарсиерису одного из граждан, Логбасиса, который долгое время находился в отношениях дружбы и гостеприимства с умершим во Фракии Антиохом226, воспитывал как родную дочь Лаодику, отданную ему на попечение, и со всею нежностью заботился о ней; впоследствии она сделалась супругою Ахея. Вот почему селгеи полагали, что при тогдашних обстоятельствах никто с большею пользою не мог исполнить обязанности посла, и отправили его. Но Логбасис в беседах с Гарсиерисом наедине и не думал об исполнении возложенного на него поручения ко благу родины; напротив, он убеждал его послать поскорее за Ахеем и обещал выдать им город. С радостью ухватился за это Гарсиерис и отправил вестников к Ахею с уведомлением о положении дел и с приглашением явиться. С селгеями он хотя и заключил перемирие, но постоянно227 затягивал окончательные переговоры о мире. Возражая против того или иного условия или подыскивая какие-нибудь предлоги, он поджидал Ахея и старался дать время Логбасису для переговоров и осуществления замысла.
75
[править]Тем временем между противниками установились частые сношения, и у солдат образовалась привычка ходить из лагеря в город за продовольствием. Не раз уже для многих людей такие отношения были источником гибели. По-моему, хотя человека и считают хитрейшим существом, на самом деле он легче всех поддается обману. Сколько лагерей и гарнизонов, сколько больших городов становилось вследствие этого жертвою предательства! Случалось это часто, со многими, на виду у всех и тем не менее, не знаю, почему, мы все же оказываемся неопытными юнцами228 против подобных козней. Происходит это от того, что мы не памятуем несчастий, раньше нас постигавших людей в том или ином положении. С большими усилиями и затратами мы заготовляем в изобилии хлеб, деньги, возводим стены и накопляем оружие в ограждение себя от нежданных случайностей; и в то же время совершенно пренебрегаем тем, что приобретается легче всего и в трудных обстоятельствах бывает всего полезнее, хотя прилежное занятие историей, обогащающее нас такого рода опытом, способно украсить наши досуги и доставить нам развлечение.
Как бы то ни было, Ахей явился к назначенному времени, и селгеи из беседы с ним вынесли уверенность, что с ними обойдутся весьма милостиво. Тем временем Логбасис мало-помалу собрал в своем доме солдат, которые из лагеря приходили в город, советовал гражданам не пропускать удобного момента и делать, что нужно, пользуясь милостивым настроением Ахея, устроить всенародное совещание о положении дел и заключить, наконец, мирный договор. Скоро созвано было народное собрание, и граждане совещались о том, как покончить с предлежащим делом; ради этого они призвали и всех находившихся на страже граждан.
76
[править]Условившись с неприятелем о времени нападения, Логбасис подготовил собранных в его доме воинов, вооружался сам с своими сыновьями и готовился к битве. Что касается неприятеля, то Ахей с половиною войска пошел на самый город, а с другой половиной Гарсиерис направился к так называемому Кесбедию229. Это — святилище Зевса, благодаря выгодному местоположению господствующее над городом: оно занимает место кремля. Случайно какой-то козий пастух заметил, что делается, и принес весть о том в народное собрание. Тогда одни отсюда же поспешили к Кесбедию, другие устремились на сторожевые посты, а масса граждан в ярости бросилась к дому Логбасиса. Измена была очевидна, а потому часть граждан взобралась на крышу, другие ворвались во двор через двери230 и тут же убили Логбасиса, сыновей его и всех прочих домочадцев. Вслед засим селгеи через глашатая объявили свободу рабам, а сами поделились на отряды и устремились на защиту удобных пунктов. Когда Гарсиерис увидел, что Кесбедий занят, он отказался от задуманного плана, но Ахей проник до самых ворот; тогда селгеи сделали вылазку, положили на месте семьсот мисян и отразили нападение остальных. После этой попытки Ахей и Гарсиерис возвратились в свою стоянку, а селгеи, опасаясь внутренних волнений, страшась близости неприятелей, отправили старейших граждан со знаками молящих о пощаде231 и на следующих условиях заключили мир, положивший конец войне: они обязуются уплатить немедленно четыреста талантов и выдать всех пленных педнелисян, по прошествии некоторого времени уплатить еще триста талантов.
Итак, селгеи, благодаря нечестию Логбасиса едва не потерявшие родины, спасли ее своею доблестью и не запятнали позором ни свободы, ни кровного родства с лакедемонянами.
77
[править]Ахей покорил своей власти Милиаду и большую часть Памфилии, затем снялся с войском и по прибытии к Сардам232 вел непрерывную войну с Атталом, угрожал Прусию, стал страшным и опасным врагом для всех народов Азии по сю сторону Тавра.
В то время, как Ахей шел войною на селгеев, Аттал с галатами эгосагами233 обходил города Эолиды и все смежные с ними, раньше того из страха перешедшие на сторону Ахея. Большинство городов добровольно и охотно покорялось Атталу; сила потребовалась против немногих. Первыми городами, покорившимися ему были: Кума, Смирна, Фокея234 ; вслед за ними покорились эгияне и темниты235, устрашенные его приближением; от теосцев и колофонян236 явились послы с предложением взять под свою власть их самих и города их. И этих последних Аттал принял на тех же условиях, как и поименованных выше, получил от них заложников, но наиболее благосклонно обращался с послами от смирнян, потому что они постояннее всех блюли верность ему. Не теряя времени он пошел дальше и после переправы через реку Лик237 пошел на поселения мисян, а оттуда прибыл к городу карсян238, навел страх на них, а равно на гарнизон Дидимы-Тейхе, приобрел и эти поселения, переданные ему Фемистоклом, которого Ахей оставил было здесь начальником. Отсюда Аттал двинулся дальше, разграбил равнину Апии239, перевалил через гору, именуемую Пелекантом240, и расположился станом подле реки Мегиста241.
78
[править]В это время случилось лунное затмение. Галаты давно уже роптали на тягости похода, потому что они шли с женами и детьми, которые следовали за ними в повозках. В затмении они видели дурное предзнаменование и объявили, что дальше не пойдут. Царь Аттал не имел от них никакой пользы; он знал также, что галаты совершают поход отдельно от остального войска, располагаются особым станом, вообще непокорны и заносчивы, тем не менее очутился в большом затруднении, ибо опасался, как бы галаты не перешли на сторону Ахея и вместе с ним не напали на его владения; смущался царь и теми толками, какие распространятся, если он велит своим солдатам окружить всех галатов и перебить их: они ведь, как казалось, переправились в Азию только из доверия лично к нему. Поэтому Аттал воспользовался упомянутым выше предлогом и обещал отвести их теперь назад к месту переправы и дать им удобную для жительства область, а впоследствии исполнить все их требования, поскольку это будет возможно и справедливо. После этого Аттал отвел эгосагов к Геллеспонту, ласково обошелся с лампсакиянами, александрийцами и илионянами242, потому что они оставались верными ему, и возвратился с войском в Пергам.
79
[править]С наступлением весны Антиох и Птолемей, когда вооружения были кончены, готовились решить свою распрю сражением. Итак, Птолемей выступил из Александрии с семьюдесятью тысячами пехоты, пятью тысячами конницы и семьюдесятью тремя слонами. При известии о наступлении Птолемея Антиох стянул свои войска. Это были даи, кармании243, киликияне, вооруженные по способу легких войск, до пяти тысяч человек; попечение о них и командование над ними поручены македонянину Биттаку. Под начальством этолийца Теодота, того самого, который изменил Птолемею, поставлены были отборные воины из всего царства, вооруженные по-македонски, числом десять тысяч; большинство их имели серебряные щиты244. Численность фаланги доходила до двадцати тысяч человек, а во главе ее стояли Никарх и Теодот, по прозванию Гемиолий. Кроме того, были у Птолемея агрианы, персы, стрелки из луков и пращники, две тысячи человек; с ними тысяча фракиян под начальством алабандца245 Менедема. Были также мидяне, киссии246, кадусии, карманы, всего до пяти тысяч человек, командование коими возложено было на мидийца Аспасиана. Арабов и воинов из соседних с ними народов было до десяти тысяч, и находились они под начальством Забдибела. Во главе наемников из Эллады, коих было тысяч пять, стоял фессалиец Гипполох; критян было тысяча пятьсот человек под командою Эврилоха, неокритян тысяча под командою гортинца Зелиса. К ним присоединены были пятьсот метателей дротиков из лидян и тысяча кардаков247 с галатом Лисимахом. Всей конницы насчитывалось до шести тысяч; во главе четырех тысяч поставлен был племянник царя Антипатр248, а остальными командовал Темисон. Всего войска было у Антиоха шестьдесят две тысячи пехоты, шесть тысяч конницы и сто два слона.
80
[править]Птолемей направился к Пелузию и остановился прежде всего в этом городе. Здесь он подождал прибытия отставших войск, распределил между солдатами съестные припасы и двинулся дальше, совершая путь вдоль Касия249 и безводной области, именуемой Баратрами250. В течение пяти дней он прошел предлежавший ему путь и расположился лагерем на расстоянии пятидесяти стадий от Рафии251, первого города Койлесирии со стороны Египта, лежащего за Риноколурами252. К этому времени прибыл с войском и Антиох. По достижении Газы он дал отдохнуть своим войскам и затем медленно пошел вперед. Миновав упомянутый выше город11*, он ночью расположился станом на расстоянии стадий десяти от неприятеля. Таково было расстояние, разделявшее вначале стоянки противников; несколько дней спустя Антиох, желая занять более выгодное положение и в то же время ободрить свои войска, придвинулся к Птолемею, так что теперь стоянки были удалены одна от другой не более как на пять стадий. В это время происходили довольно частые схватки между отрядами, выходившими за водой или за продовольствием; равным образом бывали легкие стычки и на пространстве, разделявшем оба лагеря, то между конными, то между пешими войсками.
81
[править]Около того времени Теодот совершил деяние, достойное, правда, этолийца, во всяком случае мужественное и смелое: благодаря прежнему пребыванию у царя12* он знал по опыту его характер и образ жизни, и потому в сопровождении двух воинов явился перед рассветом в неприятельский стан. По причине темноты его не узнали по лицу; не был он узнан и по одежде и вообще по наружному облику, потому что в египетском лагере носили разное одеяние. В предшествующие дни Теодот заметил место царской палатки, ибо стычки происходили очень близко от нее, и смело направился туда; первые воины пропустили его не заметив. Проникнув в палатку, в которой царь имел обыкновение принимать и обедать, Теодот обыскал все углы, но царя не нашел, потому что Птолемей почивал не в этой великолепной приемной палатке; он ранил двух спавших там людей и умертвил царского врача Андрея, затем беспрепятственно возвратился в свой лагерь и лишь при выходе из неприятельского стана был немного потревожен. Что касается смелости, то он доказал ее вполне; если же замысел его не удался, то потому только, что он не узнал заранее, где обыкновенно почивал Птолемей.
82
[править]Простояв в лагерях друг против друга в течение пяти дней, противники решили кончить дело сражением. Лишь только Птолемей начал выводить свое войско из-за окопов, как Антиох сделал то же самое; тот и другой выстроили свои фаланги лицом к лицу и отборные отряды, вооруженные по-македонски. Что касается флангов, то Птолемей построил их следующим образом. Поликрат с подначальной ему конницей занял левый фланг. Между ним253 и фалангою стояли критяне подле самой конницы; вслед за ними царский агемат, дальше пелтасты с Сократом во главе, примыкавшие к ливиянам в македонском вооружении. На правом фланге находился фессалиец Эхекрат с конницей; подле него с левой стороны стояли галаты и фракийцы; вслед за ними во главе эллинских наемников находился Фоксид, примыкая к египетским фалангитам. Сорок слонов стояли на левом фланге, которыми должен был командовать во время битвы сам Птолемей, тридцать три слона поставлены перед правым флангом вблизи наемной конницы. Антиох поставил шестьдесят слонов под командою товарища детства Филиппа перед правым крылом, на котором сам царь желал вести битву против Птолемеева отряда, за ними поставил две тысячи конницы под начальством Антипатра и присоединил к ним другие две тысячи, выстроенные дугою. В той же линии подле конницы поставлены были критяне, к ним примыкали наемники из Эллады, а между ними находились пять тысяч воинов из числа вооруженных по-македонски под начальством македонянина Биттака. Что касается построения левого фланга, то прежде всего на нем стояло две тысячи конницы под начальством Темисона, подле них поставлены кардаки и лидийские метатели дротиков, вслед за ними легковооруженные под начальством Менедема тысячи три человек, за ними киссии, мидяне и кармании, а подле них, примыкая к фаланге, арабы вместе с соседними народами. Остальных слонов Антиох поместил перед левым флангом под командою некоего Мииска, из числа приближенных к царю отроков254.
83
[править]Когда войска выстроены были таким образом, оба царя подошли к линии своих войск и через начальников и друзей обратились к ним с ободряющими воззваниями. Надежды обоих противников покоились больше всего на фалангитах; к этому роду оружия и обращали цари наиболее внушительные речи, причем кроме Птолемея говорили Андромах, Сосибий и царская сестра Арсиноя, а кроме Антиоха Теодот и Никарх, так как командование фалангитами у обоих противников принадлежало этим лицам. Сходны были воззвания обоих царей и по содержанию. Так, ни один255 из них не мог ссылаться на собственные подвиги, знаменитые и достойные подражания, ибо тот и другой лишь незадолго перед тем вступили в управление государством; но они старались вдохнуть в фалангитов самоуверенность и отвагу напоминанием о славе предков и совершенных ими подвигов; больше всего противники настаивали на предстоящих наградах, упрашивая и убеждая отдельных начальников и вообще всех воинов доказать мужество и храбрость в предстоящей битве. Приблизительно таково было содержание речей, с коими обращались цари частью сами, частью через переводчиков, объезжая каждый свои войска.
84
[править]Когда Птолемей с сестрою достиг левого фланга всей линии, а Антиох с царским отрядом256 правого, они дали сигнал к битве и открыли ее слонами. Некоторые слоны Птолемея бросились на врагов; помещавшиеся на слонах воины доблестно сражались с башен; действуя сарисами на близком расстоянии, они наносили удары друг другу, но еще лучше дрались животные, с ожесточением кидаясь одни на других. Борьба слонов происходит приблизительно таким образом: вонзив друг в друга клыки и сцепившись, они напирают со всею силою, причем каждый желает удержать за собою занимаемое место, пока не одолеет сильнейший и не отведет в сторону хобота противника. Лишь только победителю удается захватить побежденного сбоку, он ранит его клыками подобно тому, как быки рогами. Птолемеевы слоны большею частью страшились битвы, что бывает обыкновенно с ливийскими слонами. Дело в том, что они не выносят запаха и рева индийских слонов, пугаются, как я полагаю, роста их и силы и убегают тотчас еще издалека. Так случилось и теперь. В беспорядке звери стали теснить ряды своих же воинов, и под их напором агемат Птолемея подался назад; тогда на Поликрата и его конницу ударил Антиох, обогнув слонов и приблизившись к неприятелю.
85
[править]В то же время по сю сторону слонов на пелтастов Птолемея ударили примыкавшие к фаланге эллинские наемники и выбили их из позиции, ибо ряды эти были уже расстроены слонами. Так все левое крыло Птолемея, теснимое неприятелем, отступило. Начальник правого крыла Эхекрат первое время наблюдал257 за схваткою упомянутых выше флангов, но когда увидел, что на войска египтян несется пыль, что слоны их не решаются даже приблизиться к противнику, отдал приказ Фоксиду, начальнику эллинских наемников, вступить в бой с выстроившимися против него врагами, а сам отвел в сторону свою конницу и позади слонов стоявших воинов за линию нападения животных; потом с тыла и с фланга напал на неприятельскую конницу и скоро обратил ее в бегство. Подобным же образом поступили Фоксид и все войска его: нападением на арабов и мидян заставили их оборотить тыл и бежать в беспорядке. Итак, правое крыло Антиоха одержало победу, а левое потерпело поражение при описанных выше обстоятельствах. Между тем фаланги, открытые теперь с обоих крыльев, оставались еще нетронутыми посередине равнины, колеблясь между страхом и надеждою за исход битвы. В это время Антиох занят был довершением победы на правом крыле, а Птолемей, отступивший под прикрытием фаланги, вышел теперь на середину боевого поля. Появление его навело страх на неприятельские войска, а своих преисполнило военного духа и мужества. Поэтому отряды Андромаха и Сосибия тотчас взяли сарисы наперевес и пошли на врага. Отборные сирийские воины некоторое время выдерживали натиск, но отряд Никарха быстро подался назад и отступил. Юный и неопытный Антиох воображал было, судя по собственному флангу, что и прочие части его войск также одерживают победу, а потому не переставал преследовать бегущих. Поздно уже один из старших возрастом воинов остановил его и указал на пыль, которая неслась от фаланги по направлению к их лагерю. Тогда Антиох понял случившееся и хотел было в сопровождении царского отряда бежать назад на поле сражения. Но увидев, что все войска его бегут, он отступил к Рафии, довольствуясь сознанием, что победа, насколько это зависело собственно от него, осталась за ним, а если битва проиграна, то лишь по малодушию и трусости прочих вождей.
86
[править]С помощью фаланги Птолемей решил участь битвы, а конница его на правом крыле и наемники в погоне за отступающими положили на месте большое число врагов. После этого он возвратился в свою стоянку и там провел ночь. На следующее утро царь велел подобрать и похоронить своих убитых, снять доспехи с неприятельских трупов и двинулся с войском к Рафии. С другой стороны, Антиох тотчас после бегства решил было расположиться станом вне города, стянув сюда войска, которые бежали в порядке; но так как большинство войска укрылось в городе, то и сам он вынужден был войти в город. К утру он вывел уцелевшие войска и направил к Газе258; расположившись станом, он отправил к неприятелю послов за разрешением похоронить своих убитых и, получив соизволение Птолемея, предал их погребению. Число павших воинов Антиоха было немного меньше десяти тысяч пехоты и больше трехсот конницы; в плен попало более четырех тысяч человек. Из слонов три остались на поле битвы, а два других пали от ран. На стороне Птолемея было убитых около тысячи пятисот человек пехоты и до семисот конницы; слонов пало шестнадцать, а большая часть захвачена неприятелем.
Так кончилась битва царей при Рафии за овладение Койлесирией. После погребения павших воинов Антиох с войском отступил домой, а Птолемей без всякого сопротивления взял Рафию и прочие города, ибо все городские общины спешили одна перед другою покинуть врага и возвратиться под власть Птолемея. Конечно, в такие времена все люди стараются приспособиться как-нибудь к сложившимся обстоятельствам, а тамошние народы больше других обнаруживают природную склонность и охоту уступать требованиям времени. Тогда это происходило тем неизбежнее, что самое расположение влекло их к александрийским царям, ибо население Койлесирии издавна отличалось глубокою привязанностью к этому дому. Вот почему не было тогда недостатка в самом неумеренном выражении лести, и люди воздавали почет Птолемею венками, жертвами, алтарями и всякими иными способами.
87
[править]По прибытии в город, носящий его имя, Антиох из опасения неприятельского нашествия немедленно отправил к Птолемею послов, племянника Антипатра и Теодота Гемиолия для окончания войны и заключения мира. После понесенного поражения он не доверял более населению и опасался, как бы Ахей не воспользовался обстоятельствами для нападения. Но ничего этого Птолемей не принимал в соображение; он радовался победе, которой не ожидал, и вообще нежданному завоеванию Койлесирии; от мира царь не уклонялся, напротив, жаждал его больше, чем подобало, в силу привычки к беспечной и порочной жизни. Поэтому, когда явился Антипатр с товарищем, Птолемей довольствовался легкими угрозами и укоризнами по случаю содеянного Антиохом и затем согласился заключить перемирие на один год. Вместе с послами Антиоха он отправил Сосибия для утверждения договора, а сам, пробыв в Сирии и Финикии три месяца и восстановив прежний порядок в городах, оставил Андромаха из Аспенда начальником всех этих стран и отправился с сестрою и друзьями в Александрию. Такой конец войны был неожиданностью для его подданных, знавших его всегдашний образ жизни. По утверждении договора с Сосибием Антиох, согласно первоначальному плану, стал готовиться к войне с Ахеем.
88
[править]В таком положении были дела Азии. В описанное выше время родосцы воспользовались землетрясением259, которое задолго перед тем посетило их, разрушило мощный колосс260, большую часть стен их и верфей; они воспользовались этим бедствием столь благоразумно и умело, что оно послужило им скорее ко благу, чем во вред. Так велика у людей разница между безрассудством и беспечностью, с одной стороны, заботливостью и рассудительностью — с другой, как в частной жизни, так и в государственной, что одним вредят самые удачи, а для других и несчастия служат источником преуспеяния. Так и родосцы в то время устраивали свои дела: хотя постигшее их бедствие они изображали тяжким и ужасным, однако посольства их в общественных собраниях и в частных беседах держали себя с таким достоинством и внушительностью, что города и особенно цари не только предлагали им великолепные подарки, но даже сами еще благодарили их.
89
[править]Так, например, Гиерон и Гелон261 не только подарили им семьдесят...262 пять талантов серебра на масло, употребляемое в гимназии, часть этих денег тотчас, остальные вскоре, но и пожертвовали серебряные кувшины и подставки к ним и несколько сосудов для воды, кроме того, на жертвы десять талантов и на облегчение нужд граждан другие десять, так что стоимость всего дара доходила до ста талантов. Они же даровали свободу от пошлин для идущих к ним судов родосцев и пятьдесят трехлоктевых катапульт263. Наконец, сделав такие подарки, они как бы в благодарность еще поставили статуи на дигмате264 родосцев: родосский народ, венчаемый народом сиракузян. Птолемей13* также обещал им триста талантов серебра и миллион артаб265 хлеба, строительного леса на десять пятипалубных и на столько же трехпалубных судов, именно сорок тысяч обыкновенных локтей266 четырехгранных сосновых брусьев, тысячу талантов267 медной монеты, три тысячи талантов пакли, три тысячи парусов, на восстановление колосса три тысячи талантов меди, сто мастеров и триста пятьдесят рабочих и на содержание их отпускал ежегодно четырнадцать талантов; сверх того на состязания и жертвы двенадцать тысяч артаб хлеба, а равно двадцать тысяч артаб на содержание десяти трирем. Большую часть этих даров он выдал им немедленно, а денег — третью часть всей суммы. Подобно этому, Антигон14* дал им десять тысяч кольев длиною от восьми до шестнадцати локтей на сваи268, пять тысяч семилоктевых балок, три тысячи талантов железа, тысячу талантов смолы и тысячу метретов смолы в сыром виде, сверх того обещал сто талантов серебра. Супруга его Хирсеида подарила сто тысяч артаб хлеба, три тысячи талантов свинца. Отец Антиоха Селевк15* даровал свободу от пошлин для приходящих в пределы его царства, потом десять оснащенных пятипалубников, двести тысяч метретов хлеба, далее десять тысяч локтей лесу и по тысяче талантов смолы и волоса.
90
[править]Подобное же участие показали Прусий и Митридат, а также тогдашние владыки Азии, я разумею Лисания, Олимпиха и Лимнея269. Что касается городов, помогавших им по мере возможности, то трудно было бы даже перечислить их. Таким образом, если принять во внимание только то время, с которого город родосцев начал застраиваться, то нельзя не подивиться быстроте, с какою умножалось достояние отдельных граждан и целого государства; но перестаешь удивляться, если вспомнишь удобства местоположения этого города и обилие благ, притекавших ему извне; напротив, начинаешь думать даже, что благосостояние его не достигло подобающей высоты.
91
[править]Я рассказал это, во-первых, для того, чтобы показать ревность270 родосцев о своем государстве: в этом отношении они действительно заслуживают похвалы и достойны подражания; во-вторых, для того, чтобы обличить скупость нынешних царей и скудость получений от них со стороны народов и городов. Пускай цари, давая четыре-пять талантов, не воображают, что делают что-либо важное, и пускай не рассчитывают на ту признательность и почет от эллинов, какими пользовались цари прежнего времени. С другой стороны, пускай и города, зная и живо памятуя значительность прежних даров, не расточают величайших и великолепнейших почестей в награду за малоценные, скудные дары; напротив, пускай они стараются воздавать каждому по заслугам, не забывая того, насколько эллины превосходят все прочие народы.
Лето только что наступило, стратегом этолян был Агет, на должности стратега у ахеян был Арат, — в этом месте мы уклонились в сторону от Союзнической войны, — когда спартанец Ликург возвратился домой из Этолии. Дело в том, что эфоры убедились в лживости обвинения, по которому Ликург был изгнан, а потому послали за ним и пригласили вернуться. Ликург условился с этолийцем Пиррием, тогдашним военачальником элейцев, совершить вторжение в Мессению. Между тем Арат нашел, что наемные войска ахеян распущены, что города неисправно делают свои взносы, ибо предшествовавший ему стратег Эперат, как сказано мною выше, вел союзные дела неумело и нерадиво. Как бы то ни было, Арат созвал ахеян, провел свое предложение и усердно занялся приготовлениями к войне. Постановление ахеян было таково: содержать наемников в количестве восьми тысяч пехоты и пятисот конницы, а из ахеян набранных воинов три тысячи пеших и триста конных. В числе их должно быть мегалопольцев с медными щитами пятьсот пеших и пятьдесят конных и столько же аргивян. Решено было также отправить корабли в море: три к Акте271 и Арголидскому заливу, три к Патрам и Диме, именно в тамошнее море.
92
[править]Вот чем занят был Арат, и вот какие меры принимал он. Ликург и Пиррий обменялись посольствами, условились относительно выступления в поход в одни и те же дни и направились к Мессении. Стратег ахеян узнал об их замыслах и с целью помочь мессенянам прибыл в Мегалополь с наемниками и частью воинов ахейского призыва. По выступлении в поход Ликург с помощью измены взял Каламы272, поселение мессенян, а затем поспешил дальше на соединение с этолянами. Пиррий вышел из Элиды с весьма слабым отрядом, во время вторжения в Мессению был задержан кипарисянами273 и возвратился домой. Таким образом, Ликург не имел возможности соединиться с Пиррием, а сам по себе он был недостаточно силен, поэтому после нескольких нападений на Анданию274 возвратился ни с чем в Спарту. Когда замыслы неприятеля не удались. Арат, действуя правильно и предусмотрительно, условился с Таврионом о снаряжении пятидесяти конных воинов и пятисот пеших и с мессенянами об отправке ими такого же числа конных и пеших воинов. Арат рассчитывал с помощью этих отрядов защитить земли мессенян, мегалопольцев, тегеян, а также аргивян: земли эти находятся на границах с Лаконикой, и война лакедемонян угрожала им больше, чем кому бы то ни было иному из пелопоннесцев. С набранными из ахеян воинами и с наемниками он предполагал охранять обращенные к Элее и Этолии части Ахай.
93
[править]Сделав эти распоряжения, Арат, согласно постановлению ахеян, занялся умиротворением мегалопольцев. Незадолго перед тем они потеряли отечество через Клеомена, сами они разорены были, как говорится, до основания, нуждались во многом, а скудость терпели во всем. Мужество мегалопольцев оставалось нерушимым, но они лишены были всяких средств к жизни, как отдельные граждане, так и государство. Вследствие этого все охвачено было недовольством, везде были распри и взаимное озлобление: так бывает всегда в домашних и государственных отношениях, когда не хватает средств на те или другие предприятия. Разлад возник прежде всего из-за обведения города стенами, ибо одни утверждали, что размеры стены необходимо сократить и дать городу такой объем, чтобы начатые стены можно было довести до конца и защитить город в случае опасности, что и теперь город пострадал благодаря своей обширности и малолюдству населения. Они же требовали, чтобы богатые граждане уступили третью часть своих земель для наделения новых поселенцев275. Другие восставали как против уменьшения города, так и против уступки третьей части имущества. Больше всего спорили между собою граждане из-за писаных законов Пританида276, которого дал им в законодатели Антигон и который был одним из знаменитейших представителей перипатетического учения277. Невзирая на такой разлад, Арату удалось, насколько можно было, умиротворить мегалопольцев. Условия, на коих они прекратили междоусобные распри, мегалопольцы начертали на столбе и поставили его подле жертвенника Гестии в Гомарии278.
94
[править]По умиротворении мегалопольцев Арат сам отправился на собрание ахеян, а наемников передал Лику из Фар, так как сей последний был в это время местным стратегом279 в родном округе. Между тем элейцы, недовольные Пиррием, призвали назад от этолян Еврипида в стратеги. Он дождался собрания ахеян и, взяв с собою шестьдесят конных воинов и две тысячи пеших, выступил в поход, прошел Фарскую область, простер свои опустошительные набеги до Эгейской земли, после чего с богатой добычей отступил к Леонтию. По получении об этом сведений Лик поспешил на защиту города. Настигнув врагов и с набега напав на них, войско Лика положило на месте четыреста человек и забрало в плен человек двести. В числе их были и люди значительные: Фиссий, Антанор, Клеарх, Андролох, Эванорид, Аристогитон, Никаситис, Аспасий; все вооружение и обоз попали в его руки. В это самое время начальник ахейского флота вышел к Моликрее280 и увел оттуда немного меньше ста пленных. На обратном пути он направился морем к Халкии281 и, когда жители города вышли против него, захватил два длинных судна с командою, а подле Рия Этолийского взял быстроходную лодку вместе с людьми. К этому времени добыча с суши и с моря собрана была в одно место; доставленная ею выручка и припасы успокоили воинов относительно получения жалованья и внушали надежду городам, что они не будут обременяемы налогами.
95
[править]Скердилаид почитал себя в обиде от царя, так как ему недодано было кое-что из денег, следовавших по заключенному с Филиппом договору, а потому во время описанных выше событий он выслал пятнадцать судов, замышляя добыть себе эти деньги хитростью. Суда пристали к Левкаде, все жители которой принимали их как друзей в силу состоявшегося недавно союза. Сначала иллиряне не причиняли никакого зла населению, да и не могли причинить его; но потом предательски напали на коринфян, Агафина и Кассандра, когда они пришли на четырех кораблях Тавриона и бросили якорь подле судов Скердилаида, почитая их дружественными. Иллиряне захватили суда и отправили их Скердилаиду. После этого они отплыли от Левкады в открытое море по направлению к Малее282, грабили и забирали в плен торговых людей.
Так как время жатвы наступило, а Таврион не думал о защите поименованных выше городов, то Арат с набранным из ахеян войском взял на себя охрану уборки хлеба в Аргивской земле, а Еврипид с этолянами выступил в поход с целью разграбить область тритеян. Узнав о выступлении этолян из Элиды, Лик и Демодок, начальники ахейской конницы, присоединили к своим наемникам димеян, патрян и фарян и вторглись в Элею. По прибытии к так называемому Фиксию283 они отрядили легковооруженных и конницу для разорения страны, а тяжеловооруженное войско скрыли в названном выше месте. Все полчище элейцев кинулось на грабителей и гнало отступающих; тогда из засады поднялся отряд Лика и ударил на ушедших вперед элейцев. Элейцы не ожидали натиска врагов и при виде их тотчас обратились в бегство; из них пало на месте до двухсот человек, взято в плен восемьдесят, а ахеяне беспрепятственно собрали всю добычу, какую награбили в окрестностях, в одно место. В то же время начальник ахейского флота во время многократных высадок на побережья калидонское и навпактское опустошал тамошние поля и дважды разбил наголову выходившие против него войска. Он взял в плен гражданина Навпакта Клеоника, который был проксеном ахеян, поэтому его не продали тут же, а через несколько времени даже отпустили без выкупа.
96
[править]В это самое время стратег этолян Агет, призвав к оружию весь этолийский народ, разграбил область акарнанов и прошел по всему Эпиру, беспрепятственно опустошая его. После этого он возвратился домой и распустил этолян по городам. Со своей стороны акарнаны вторглись в область Страта, но, охваченные паническим страхом, вернулись назад с позором, хотя и без урона, ибо жители Страта не дерзнули преследовать их, полагая, что враг отступает для устроения засады.
В городе фанотеян совершено было двойное предательство такого рода: Александр, поставленный Филиппом в начальники Фокиды, при помощи Язона, назначенного в начальники над городом фанотеян284, устроил козни против этолян. Язон послал сказать стратегу этолян Агету, что он согласен предать ему фанотейский Акрополь, и об этом заключил с ним клятвенный договор. Когда наступил назначенный день, Агет с этолянами явился в ночную пору к фанотеянам, все войско скрыл на некотором расстоянии от города, отобрал только сто храбрейших воинов и послал их к Акрополю. Между тем Язон, державший в городе наготове Александра с воинами, взял с собою юных этолян и, согласно клятвенному уговору, ввел всех их в Акрополь, куда проник и Александр со своим отрядом. Отборные этоляне были захвачены. На рассвете Агет узнал о случившемся и увел войско назад: он сделался жертвою козней, подобных тем, какие сам устраивал часто против других.
97
[править]Тем временем царь Филипп занял Билазоры, важнейший город Пеонии285, весьма удобно расположенный на пути из Дарданики в Македонию, так что благодаря этому подвигу он почти окончательно оградил себя от опасностей со стороны дарданян. Когда проходы через вызванный выше город были в руках Филиппа, нелегко уже стало для дарданян проникать в Македонию. Обеспечив его за собою, Филипп поспешно отправил Хрисогона с поручением привести сюда также верхних македонян, а сам присоединил к себе воинов из Боттии и Амфакситиды и прибыл в Эдессу286.
98
[править]Там он подождал македонян с Хрисогоном и затем со всем войском двинулся в поход, а на шестой день прибыл к Ларисе. Скорым шагом, непрерывно продолжая путь и ночью, он к рассвету достиг Мелитеи и с помощью приставленных к стенам лестниц попытался было взять город. Внезапное и неожиданное его появление навело ужас на мелитеян, так что город мог быть взят легко; но лестницы оказались слишком малыми, и попытка не удалась. За неудачи такого рода следовало бы винить большею частью начальников. И в самом деле, если кто без всяких приготовлений, не измерив стен, обрывов и других подобных преград, через которые намеревается проникнуть в город, без всякого предварительного исследования собирается взять город, то как не порицать такого вождя? Или же если кто и произведет измерения самолично, а потом изготовление лестниц и вообще всех подобных орудий, требующих небольшого труда, но подвергающихся испытанию в решительный момент, поручает без разбора первому встречному, можно ли не винить такого начальника? В подобных предприятиях невозможно упустить что-либо нужное без того, чтобы не нанести тяжелого ущерба287; напротив, бедствие следует за ошибкою в многообразных видах: оно постигает достойнейших людей или в момент самого исполнения предприятия, или еще больше во время отступления, раз неприятель почувствовал презрение к отступающим. Примеров этого множество, ибо в числе начальников, допустивших ошибку в такого рода предприятиях, можно больше указать таких, которые погибли или очутились перед лицом величайшей опасности, нежели таких, которые вышли невредимыми. Да и эти последние уготовляют для себя на будущее время всеобщее недоверие и злобу, каждому напоминая о необходимой осторожности, так как не только потерпевшим, но и проведавшим о том людям дается как бы урок, что обязательно озираться кругом и быть настороже. Вот почему начальникам никогда не следует действовать в подобных предприятиях опрометчиво. Измерение и изготовление подобных орудий легко и удобоисполнимо, если только при этом в точности соблюдаются правила288.
Теперь возвратимся к прерванному рассказу; что же касается этих случаев, то в дальнейшем изложении в свое время и на своем месте мы постараемся показать, каким образом легче всего избежать неудачи в подобных делах.
99
[править]Когда попытка не удалась, Филипп расположился станом подле реки Энипея и велел доставить сюда из Ларисы и прочих городов все осадные орудия, заготовленные в зимнюю пору. Главною целью похода было взять Фивы290, именуемые Фтиотидскими. Город этот лежит недалеко от моря стадиях в трехстах от Ларисы. По занимаемому положению город господствует над Магнесией и Фессалией, в первой главным образом над областью Деметриады, во второй — фарсальцев291 и ферейцев292. В то время, как городом этим владели этоляне и оттуда совершали набег за набегом, деметриадяне и фарсальцы, а также ларисяне терпели от того большие беды, ибо этоляне не раз доходили в своих набегах до так называемой Амирской равнины293. Вот почему и Филипп считал немаловажным для себя делом взять этот город силою и приложил к тому большое старание. Собрав здесь сто пятьдесят катапульт и двадцать пять камнеметательниц, Филипп подошел к Фивам, разделил войско на три части и занял ими окрестности города. Одна часть войска расположилась подле Скопия294, другая подле так называемого Гелиотропия, третья заняла господствующую над городом гору; промежутки между стоянками он оградил рвом и двойным окопом, защитил их деревянными башнями, поставленными на расстоянии плетра одна от другой и снабженными достаточным гарнизоном. Вслед засим собраны были в одно место все орудия осады, и царь приказал придвигать машины к Акрополю.
100
[править]В течение первых трех дней благодаря мужеству и отваге защитников города Филипп не мог придвинуть к нему ни одного из своих сооружений. Потом вследствие непрерывных стычек и обилия метательных снарядов, выпущенных на город, передовые бойцы города были частью перебиты, частью ранены, и наступила небольшая передышка; тогда македоняне начали земляные работы. Невзирая на усиленный труд, они едва на девятый день дошли до стены, так как местность была неудобна для подкопов. После этого македоняне чередовались в работе, так что не прекращали ее ни днем, ни ночью, за три дня подкопали стену на два плетра и поставили подпорки. Но подпорки не выдержали тяжести и упали; тогда обрушилась и стена, прежде чем македоняне бросили туда огонь. Македоняне быстро расчистили место пролома, прокладывали себе путь в город и уже готовы были ворваться в него силою, как устрашенные фиванцы сдали им город. Этим подвигом Филипп оградил от опасностей Магнесию и Фессалию, отнял у этолян богатую добычу и доказал своим войскам, что по заслугам казнил Леонтия, который раньше при осаде города палеян обнаружил злонамеренную трусость. Овладев Фивами, Филипп продал в рабство прежних жителей, на месте их поселил македонян и переименовал город из Фив в Филиппополь.
Фивское дело уже кончилось, когда снова явились для переговоров о мире послы от хиосцев, родосцев, византийцев и от царя Птолемея. Филипп отвечал послам почти то же, что и прежде, сказал, что не прочь заключить мир, и послал их испытать настроение этолян. На самом деле царь вовсе не думал о замирении и жаждал новых подвигов.
101
[править]По получении известия, что суда Скердилаида занимаются грабежом подле Малеи и поступают со всеми торговыми людьми как с неприятелями, что они предательски похитили несколько его собственных судов, стоявших вместе с ними на якоре у Левкады, Филипп оснастил двенадцать палубных кораблей, восемь открытых и тридцать полуторных295, и направился через Эврип с целью настигнуть иллирян: он всецело занят был мыслью о войне с этолянами, потому что ничего не слыхал еще о событиях в Италии.
Между тем в то время, как Филипп осаждал Фивы, римляне потерпели поражение от Ганнибала в Тиррении, но слухи об этом не дошли еще до эллинов.
Филипп не нашел уже судов Скердилаида и стал на якоре подле Кенхрей; крытые корабли он отправил с приказанием обойти Малею и плыть к Эгию и Патрам, остальные суда велел перетащить через перешеек и поставить на якорь у Лехея. Сам Филипп с друзьями поспешно прибыл в Аргос на немейское празднество. Царь смотрел гимнастическое состязание, когда из Македонии явился вестник с письмом о том, что римляне разбиты в большом сражении и поле битвы во власти Ганнибала. Филипп не замедлил показать письмо одному лишь Деметрию из Фара и велел молчать. Воспользовавшись письмом, этот последний стал советовать296 Филиппу кончить возможно скорее войну с этолянами, заняться покорением Иллирии и переправиться в Италию. И теперь уже вся Эллада покорна ему, уверял Деметрий, будет покорна и впредь: ахеяне по доброй воле, из расположения к нему, а этоляне из страха, вследствие неудач, какие претерпели в настоящей войне. Между тем Италия, продолжал он, и переправа к ней будут первым шагом к завоеванию всего мира, каковое приличествует ему больше, чем кому бы то ни было иному. Теперь, когда римляне сокрушены, настал для этого благоприятный момент.
102
[править]Подобными речами Деметрий, как я полагаю, быстро воспламенил Филиппа, царя юного, счастливого в предприятиях и, по общему мнению, отважного; к тому же он происходил из такого дома297, который всегда мечтал о всемирном владычестве.
Как я сказал, Филипп в то время доверил полученное в письме известие одному только Деметрию, потом собрал друзей и совещался с ними о прекращении войны с этолянами. Арат и друзья его также не прочь были кончить войну, рассчитывая на то, что будут заключать мир в положении победителя. Поэтому царь не стал дожидаться послов для ведения мирных переговоров в общем собрании и тотчас отправил послом к этолянам уроженца Навпакта Клеоника, который по освобождении из плена дожидался только собрания ахеян. Сам Филипп с кораблями, что были в Коринфе, и с сухопутным войском направился в Эгий, оттуда прошел дальше, к Ласиону, взял укрепление в Периппиях298 и делал вид, будто желает вторгнуться в Элею, дабы не показалось, что он усиленно добивается прекращения войны. После дву- или троекратного хождения Клеоника к этолянам и обратно царь уступил их просьбе начать мирные переговоры. Приостановив военные действия, он отправил к союзным городам гонцов с письмами, в которых просил присылать своих людей для участия в общих совещаниях о заключении мира, сам с войском переправился на другой берег и расположился станом подле Панорма, гавани Пелопоннеса, что напротив города навпактян299, и здесь ожидал представителей от союзников. Пока они собирались, Филипп отплыл к Закинфу, собственною властью устроил дела острова и возвратился в Панорм300.
103
[править]Так как участники совещания уже собрались, то Филипп отправил к этолянам Арата, Тавриона и вместе с ними несколько человек, прибывших на совет. Те явились в Навпакт, куда собрались этоляне всею массой, немного поговорили с ними и, убедившись в их мирном настроении, возвратились с этим известием к Филиппу. Этоляне торопились кончить войну и вместе с ахейскими послами отправили к Филиппу своих с просьбою явиться к ним с войском, дабы переговоры можно было вести на близком расстоянии и надлежащим образом привести дело к концу. Подстрекаемый301 этим приглашением, Филипп с войском переплыл к так называемым Койлам Навпактии, отстоящим от города стадий на двадцать. Здесь царь расположился лагерем, оградил окопами корабли и стоянку и ждал наступления переговоров. Этоляне явились всею массой безоружные и на расстоянии стадий двух от Филипповой стоянки посылали к нему послов и вели переговоры о мире. Сначала царь выслал всех прибывших от союзников представителей и через них предложил этолянам мир на условии — оставаться каждой стороне при своих владениях. Этоляне охотно приняли это предложение; тогда последовали непрерывные переговоры через послов обеих сторон об отдельных пунктах. Большую часть речей мы опустим, как ничем не замечательных; передадим только воззвание уроженца Навпакта Агелая302, с каким он обратился в первом собеседовании к царю и присутствовавшим союзникам.
104
[править]Он говорил, что для эллинов должно быть всего желаннее никогда не воевать друг с другом, что они должны вознести богам великую благодарность, если, пребывая в полном согласии, крепко взявшись за руки303, как бывает при переправе через реку, они в состоянии будут отражать общими силами нашествие варваров304 и спасать свою жизнь и свои города. Если же вообще это невозможно, то он желал бы, чтобы, по крайней мере, на сей раз они соединились между собою и оберегали друг друга в такое время, когда на западе встали сильные полчища и возгорелась великая война. И теперь уже для всякого ясно, кто хоть немного разумеет в государственных делах, что, восторжествуют ли карфагеняне над римлянами, или римляне над карфагенянами, победитель ни в каком случае не удовольствуется властью над италийцами и сицилийцами, что он будет простирать свои замыслы и поведет свои войска далеко за пределы, в каких подобало бы ему держаться. Поэтому навпактиец Агелай убеждал всех, наипаче Филиппа, принять меры против грозящей опасности. Благоразумие внушает, чтобы он перестал обессиливать эллинов и тем готовить в них легкую добычу для злоумышляющего врага, чтобы он, напротив, берег их как самого себя и вообще заботился о них, как о своем собственном достоянии. Таким способом действий, говорил он, Филипп стяжает себе благоволение эллинов и найдет в них преданных пособников в своих предприятиях; тогда и иноземцы будут меньше посягать на его владычество, устрашаемые верным союзом с ним эллинов. Если царь стремится к приумножению своих владений, то он советует ему обращать взоры на запад и зорко следить за нынешними войнами в Италии, дабы в положении мудрого наблюдателя выждать удобный момент и попытаться добыть себе всемирное владычество. Настоящий момент благоприятствует таким стремлениям. Распри и войны с эллинами он убеждал царя отложить до времен более спокойных и позаботиться больше всего о том, чтобы сохранить за собою возможность заключать с ними мир или воевать по своему желанию. «Если царь допустит только, чтобы поднимающиеся теперь с запада тучи надвинулись на Элладу, то следует сильно опасаться, как бы у всех нас не была отнята свобода мириться и воевать и вообще устраивать для себя взаимные развлечения, — отнята до такой степени, что мы будем вымаливать у богов как милости, чтобы нам вольно было воевать и мириться друг с другом, когда хотим, и вообще решать по-своему наши домашние распри».
105
[править]Такого рода речью Агелай побудил всех союзников к заключению мира, особенно Филиппа, ибо высказанные им доводы отвечали настроению царя, уже ранее подготовленного увещаниями Деметрия. Согласившись между собою по отдельным предметам и утвердив договор, стороны разошлись, причем каждый уходил к себе на родину с миром вместо войны.
Все это совершилось на третьем году сто сороковой олимпиады: сражение римлян в Тиррении и сражение Антиоха за Койлесирию, а равно примирение ахеян и Филиппа с этолянами.
В это время и на этом совещании впервые переплелись между собою судьбы Эллады, Италии и Ливии. Действительно, с этого времени Филипп и руководящие власти эллинов, начинали ли они войну друг с другом, или заключали мир, не только сообразовались с отношениями в Элладе, но с той поры все они обращали свои взоры к италийским соглядатаям305. Вскоре подобное же положение дел наступило для жителей островов и Азии. Так, народы, недовольные Филиппом, или другие, ссорившиеся с Атталом, не обращались более ни к Антиоху, ни к Птолемею, ни на юг, ни на восток, но взирали на запад, причем одни отправляли посольства к карфагенянам, другие к римлянам. С другой стороны, и римляне обращались к эллинам из страха перед отвагою Филиппа и из опасения, как бы он своим участием не приумножил удручавших их бед306.
Как кажется, согласно первоначальному обещанию, мы выяснили, когда, каким образом и по каким причинам дела Эллады переплелись с италийскими и ливийскими. Нам остается довести последовательный рассказ об эллинах до времени поражения римлян при Канне, на чем мы остановились в изложении италийских событий, и затем заключить настоящую книгу, доведя и ее до той же поры.
106
[править]Итак, ахеяне, лишь только покончили с войною и выбрали себе в стратеги Тимоксена, возвратились к исконным учреждениям и занятиям. В одно время с ахеянами и прочие города Пелопоннеса восстановили у себя присущий каждому из них порядок жизни, обрабатывали поля, возобновили унаследованные от предков жертвы, всенародные празднества и прочие способы богопочитания, какие были в обычае в каждом городе. Дело в том, что по причине непрерывных войн прежнего времени все подобные предметы в большинстве городов были почти забыты. Не знаю, почему, случилось так, что пелопоннесцы307, наиболее склонные к спокойному, человеческому308 существованию, издавна наслаждаются им меньше всех: так было, по крайней мере, в более древние времена. Напротив, они, как выражается Еврипид, «всегда зажигали войны309 и никогда не имели покоя от брани». Объясняется это, по-моему, легко. Все люди, властолюбивые и свободолюбивые по природе, пребывают в непрестанной взаимной вражде, ибо никто не желает уступать первенство другому. Афиняне избавились от страха перед македонянами и с того времени воображали, что независимость их прочно обеспечена. Руководимые Эвриклидом и Микионом310, они не принимали участия ни в каких движениях прочих эллинов. Разделяя настроение и желание своих руководителей, они простирались в прах311 перед всеми царями, наипаче перед Птолемеем, допускали всякого рода постановления и общественные восхваления312 и по легкомыслию своих вождей мало заботились о соблюдении достоинства.
107
[править]Вслед за описанными выше событиями у Птолемея началась война с египтянами. Дело в том, что, вооружив египтян для войны с Антиохом, царь прекрасно распорядился относительно настоящего, но ошибся в будущем. Египтяне возгордились победою при Рафии и вовсе не желали повиноваться властям. Почитая себя достаточно сильными для борьбы, они искали только годного в вожди человека и немного времени спустя нашли такового. Между тем Антиох провел зиму в больших приготовлениях к войне, а затем с наступлением лета перевалил через Тавр и, заключив союз с царем Атталом, начал войну против Ахея.
Этоляне первое время радовались миру с ахеянами, ибо война приняла было оборот, противоположный их ожиданиям; поэтому и в стратеги они выбрали уроженца Навпакта Агелая, так как его почитали главным виновником замирения. Однако очень скоро радость их сменилась недовольством, и они стали укорять Агелая за то, что он отрезал им все пути к добыче на стороне и отнял у них всякую надежду на будущее, ибо мир заключен был не с некоторыми только эллинами, но со всеми. Агелай терпеливо переносил безумные укоры этолян и сдерживал их порывы, так что этоляне наперекор своей природе вынуждены были оставаться в покое.
108
[править]Царь Филипп по заключении мира возвратился морем в Македонию и нашел, что Скердилаид под предлогом недополучения денег, — на этом же основании он предательски захватил и суда у Левкады, — разграбил теперь городок Пелагонии по имени Писсей313, обещаниями обратил на свою сторону города Дассаретиды, Фиботиды: Антипатрию, Хрисондион, Гертунт314, а равно опустошил набегами значительную часть смежной с ними Македонии. Поэтому Филипп тотчас с войском устремился против отложившихся городов с целью покорить их снова и вообще решился идти войною на Скердилаида. Как для прочих своих предприятий, так в особенности для переправы в Италию он находил настоятельно необходимым покончить с делами Иллирии. Деметрий непрерывно подогревал в царе эти желания и замыслы, так что Филипп мечтал о завоеваниях даже во сне, и всецело занят был этими планами. Деметрий действовал таким образом не столько ради Филиппа, — ему отводилось при этом едва третье место, — сколько из ненависти к римлянам, больше всего ради себя самого и собственных выгод: только таким способом рассчитывал он возвратить себе владычество на Фаре. Как бы то ни было, Филипп отвоевал поименованные выше города, кроме того, взял в Дассаретиде Креоний и Герунт315, а в окрестностях Лихнидского озера Энхеланы, Керак, Сатион, Бои, в земле калойкинов Бантию и в области так называемых писантинов Оргисс316. По завершении этих дел он распустил войска на зимние квартиры. Это была та самая зима, в которую Ганнибал по опустошении превосходнейших стран Италии собирался проводить зиму подле давлийского города Геруния. Римляне в то время выбрали в консулы Гайя Теренция и Луция Эмилия.
109
[править]Во время зимовки Филипп соображал, что для осуществления его замыслов нужны суда и команда не столько, впрочем, для морской битвы, так как для этого он не чувствовал себя достаточно сильным, сколько для переправы войска, для скорейшего размещения его на выбранных пунктах и для устрашения врага неожиданным появлением. В том убеждении, что для этой цели всего пригоднее будут суда иллирийского устройства, он чуть не первый из царей Македонии принялся за сооружение сотни таких судов. Когда суда были оснащены, Филипп в начале лета стянул свои войска и после кратковременного упражнения македонян в гребле веслами вышел в море. В то время, как Антиох перевалил через Тавр, Филипп прошел через Эврип, обогнул Малею и прибыл в воды Кефаллении и Левкады, там бросил якорь и ждал вестей о римском флоте. Узнав, что он стоит на якоре подле Лилибея, Филипп смело пустился в море и направился к Аполлонии.
110
[править]Царь подходил уже к устьям реки Аоя317, которая протекает мимо города аполлониатов, когда флотом его овладел панический страх318, как бывает с войсками на суше. Случилось так, что несколько задних лодок, бросивших якорь подле острова, именуемого Сасоном319 и лежащего у входа в Ионийский пролив320, подошли поздним вечером к Филиппу и сообщили, что подле них стали какие-то лодки, идущие от пролива321, что плывущие на них люди уверяли, будто оставили за собою у Регия римские пятипалубники на пути к Аполлонии и к Скердилаиду. Филипп вообразил себе, что чуть не весь римский флот уже идет на него, испугался и приказал сниматься поскорее с якоря и плыть назад. Снятие со стоянки и отступление совершались в беспорядке; царь шел непрерывно день и ночь и на другой день пристал к Кефаллении. Там Филипп немного пришел в себя и остановился, объясняя, что завернул сюда ради устроения некоторых дел в Пелопоннесе. Страх его оказался совершенно напрасным. Дело происходило так: по получении зимою известия, что Филипп сооружает большое число лодок, Скердилаид в ожидании появления его на море через послов уведомил о том римлян и звал их на помощь. Римляне отрядили из того флота, что стоял у Лилибея, эскадру в десять кораблей; их-то и видели у Регия. Если бы Филипп в напрасной тревоге не бежал, то в это время скорее, чем когда-либо, он достиг бы своей цели в Иллирии, ибо все помыслы и вооружения римлян обращены были тогда на Ганнибала и битву при Канне, и суда их наверное попали бы в его руки. Напротив, теперь перепуганный известием, он возвратился в Македонию хотя и без потерь, но не без посрамления.
111
[править]Около того же времени совершил кое-что достопримечательное и Прусий. Так, галаты, которых царь Аттал, побуждаемый молвою об их храбрости, вызвал было из Европы для войны с Ахеем и которые были отпущены этим царем вследствие недоверия, о коем уже322 сказано нами, разоряли города на Геллеспонте с чрезмерною наглостью и ожесточением, наконец задумали осадить Илион. Но при этом славное дело совершено было жителями Александрии, что в Троаде, именно: они отрядили четыре тысячи человек с Фемистом во главе и не только освободили город илионян от осады, но и выгнали галатов из целой Троады, потому что отрезали им доставку припасов и расстроили планы их. Тогда галаты заняли в области абидян город, называемый Арисбою323, злоумышляли и ходили войною и на окрестные города. Против них-то и выступил в поход Прусий с войском, дал им правильное сражение, причем мужчины истреблены были в самой схватке, чуть не всех детей их и женщин он велел перебить в лагере, а имущество их отдал на расхищение своим воинам. Этим подвигом Прусий избавил геллеспонтские города от сильного страха и опасности и в то же время дал прекрасный урок потомству, дабы европейские варвары не переходили легкомысленно в Азию.
Таково было положение дел в Элладе и Азии. Что касается Италии, то после сражения при Канне большая часть ее перешла на сторону карфагенян, о чем говорено нами раньше. На этом месте, по изложении событий Азии и Эллады, обнимаемых сто сороковой олимпиадой, мы желаем приостановить наше повествование. В следующей засим книге, согласно первоначальному обещанию, мы в немногих словах напомним введение324 и перейдем к изображению государственного устройства римлян.