В. В. и H. В. Мысли Пушкина. СПБ. 1912[править]
Въ стихахъ, прозѣ и перепискѣ Пушкина, въ воспоминаніяхъ его современниковъ заключается множество мыслей великаго писателя de rebus variis et aliis quibusdam, «ума холодныхъ наблюденій и сердца горестныхъ замѣтъ», остроумныхъ и глубокихъ. Антологія мыслей и замѣчаній Пушкина, при условіи ея полноты, при осторожной и точной выработкѣ пріемовъ собиранія, можетъ дать тонкій невыдыхающійся букетъ геніальнаго ума, источникъ неисчерпаемыхъ наслажденій для всякаго мыслящаго человѣка, и полезную справочную книгу для тѣхъ, кто изучаетъ Пушкина. У насъ уже существуетъ подобный сборникъ, изданный четверть вѣка назадъ А. Н. Сальниковымъ («Пушкинъ въ его изреченіяхъ и характеристикахъ»), задуманный довольно хорошо, судя по программѣ, но сдѣланный спустя рукава. Не лучше составленъ сборникъ г.г. В. В. и Н. В. Планъ широкъ: тутъ не только черты основного міровоззрѣнія, но и частные выводы и примѣненія общихъ мыслей, я «житейская мудрость», и «отзывы о писателяхъ». Выборъ матеріаловъ произведенъ неумѣло и неполно; особенно плохо использованы письма. Составители не умѣютъ даже цитировать. Что, напримѣръ, можно вывести изъ этихъ словъ: «всѣ (?) чувствуютъ необходимость разговора общаго, но гдѣ его взять, и кто захочетъ выступить первый на сцену?» — Ровно ничего. А между тѣмъ въ связи съ общей концепціей, изъ которой вырвана эта выдержка, она отражаетъ взглядъ Пушкина на современную ему русскую общественную жизнь, съ ея косностью, условностью и умственнымъ застоемъ. Или: «остроуміе давно въ опалѣ, какъ признакъ легкомыслія»; здѣсь цитата преувеличиваетъ значеніе этихъ словъ, относящихся къ опредѣленнымъ соціальнымъ условіямъ. Иногда приводятся цѣлыя стихотворенія, напримѣръ, «Телѣга жизни»; конечно, все у Пушкина пропитано мыслью, но въ подобныхъ случаяхъ на первомъ планѣ не мысль, а поэтическій образъ, — иначе пришлось бы включить въ сборникъ чуть не все написанное Пушкинымъ. Непонятно, что это за «мысли Пушкина» — отвѣтъ плѣнника изъ «Годунова» задорному поляку: «нашъ братъ-русакъ безъ сабли обойдется», — или: «какъ жарко поцѣлуй пылаетъ на морозѣ, какъ дѣва русская свѣжа въ пыли снѣговъ!» Не понимаютъ составители разницы между шуткой и серьезной мыслью и съ тупой добросовѣстностью приводятъ шутливый отзывъ о разводѣ изъ веселаго посланія къ Родзянкѣ, или мнѣніе, что чины въ Россіи необходимы потому, что безъ нихъ не добьешься лошадей на почтовыхъ станціяхъ. Для антологіи нужны мысли прочныя, а не утратившія свое значеніе. Замѣчаніе Пушкина о ненадобности шестилѣтняго изученія французскаго языка въ учебныхъ заведеніяхъ, «когда навыкъ свѣта и безъ того слишкомъ уже достаточенъ», имѣло raison d'être только въ его кругу и въ его время. Не умѣютъ составители отличать мысли Пушкина отъ того, что думаютъ его герои. Напр.: «нельзя надѣяться на женскую вѣрность; счастливъ, кто смотритъ на это равнодушно»; или: «развѣ можно вѣрить любви? развѣ существуетъ она въ женскомъ легкомысленномъ сердцѣ?» Однако, Пушкинъ ли это сказалъ? Первая фраза принадлежитъ Корсакову («Арапъ Петра Великаго»), вторая — арапу. Такъ же не относится къ мыслямъ Пушкина передаваемое имъ мнѣніе Карамзина о самодержавіи. Совершенно нелѣпо изъ трехъ статей объ «Исторіи» Полевого извлечено самое неудачное и бранчивое мѣсто (стр. 21). Вообще, литературныя мнѣнія Пушкина обслѣдованы слабо. Множество существенныхъ пропусковъ, а мелочей, а ни къ селу, ни къ городу нейдущихъ выдержекъ еще больше. Очевидно, составители взялись, за кодексъ мыслей Пушкина только съ ножницами, но безъ малѣйшаго представленія о необходимости предварительно выяснить себѣ міровоззрѣніе великаго человѣка и основные пріемы затѣянной работы.