Перейти к содержанию

В краю феодальных баронов (Флеровский)/ДО

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
В краю феодальных баронов
авторъ Иван Петрович Флеровский
Опубл.: 1915. Источникъ: az.lib.ru

Въ краю феодальныхъ бароновъ.

[править]

Въ 1710 г. прибалтійское дворянство изъявило покорность русскому правительству, передавъ ключи г. Риги въ руки Петра Великаго. Въ видѣ компенсаціи за свою уступчивость оно получило въ изобильномъ количествѣ привиллегіи — какъ экономическія, такъ и административныя: балтійскимъ баронамъ было дано почти безусловное господство въ краѣ со всѣми феодальными прерогативами надъ остальнымъ, латышскимъ и эстонскимъ, населеніемъ. Съ тѣхъ поръ Балтика находится на протяженіи всей дальнѣйшей исторіи на лучшемъ счету у правительства, какъ областная единица, хотя и съ особымъ національно-этнографическимъ характеромъ, но вполнѣ лояльная, не возбуждающая ни малѣйшихъ сомнѣній въ вѣрности «исконнымъ началамъ». И если въ дальнѣйшемъ вопросъ объ устроеніи Прибалтійскаго края и выплывалъ въ поле зрѣнія, то отнюдь не какъ окраинный вопросъ, т. е. не въ смыслѣ опредѣленія формъ отношенія Балтики къ государству, а какъ вопросъ о внутреннемъ устроеніи края. Дѣло сводилось къ урегулированію взаимоотношеній соціальныхъ группъ края;

Въ настоящее время, въ связи съ русско-германской войной, прибалтійскій вопросъ вновь ставится на очередь; и, судя по тому отношенію, какое оказало русское правительство вновь выраженнымъ притязаніямъ балтійскихъ бароновъ, ихъ дѣйствіямъ и ходатайствамъ, а также по отрицательному тону консервативной русской прессы, принятому ею въ отношеніи этихъ бароновъ, — можно разсчитывать на болѣе благопріятное разрѣшеніе нуждъ прибалтійскаго крестьянства.

Въ какой мѣрѣ произойдетъ это — покажетъ будущее, а пока, намъ думается, русскому обществу слѣдуетъ имѣть ясное представленіе о положеніи и историческихъ судьбахъ почти 3-хъ милліоннаго населенія края, такъ какъ отъ рѣшенія вопроса въ ту или иную сторону зависитъ будущее области, способной сыграть по своему географическому положенію и матеріальнымъ богатствамъ немаловажную роль въ экономическомъ прогрессѣ государства.


Современная колонизаціонная-политика капиталистическихъ государствъ идетъ по-преимуществу подъ знакомъ борьбы за новые рынки. Колонизаторы-же эпохи только что пробуждавшагося капитализма въ его начальной формѣ — господства торговаго капитала — стремились не столько къ отысканію рынковъ, которые въ еще непочатомъ видѣ лежали у нихъ подъ бокомъ, сколько гнались за новыми предметами потребленія, могущими быть ходкимъ и доходнымъ товаромъ на ихъ родинѣ. Такими предметами были прежде всего при родныя богатства колонизуемыхъ странъ.

Лѣсныя дебри юго-восточнаго побережья Балтійскаго моря, изобиловавшія всякаго рода пушниной и рѣдко-заселенныя полу-дикими охотниками — земледѣльцами, еще въ ХІ-мъ вѣкѣ привлекли къ себѣ вниманіе нѣмецкихъ купцовъ. Полагаютъ, что ихъ знакомство съ этимъ краемъ началось еще раньше, съ того времени, какъ развивалась ихъ торговля съ Великимъ Новгородомъ, но ихъ первыя поселенія исторически зарегистрированы лишь въ концѣ ХІ-го вѣка. Не рѣшаясь вдаваться въ глубь страны, они основываютъ свои первые замки вблизи береговой полосы, завязываютъ оживленный обмѣнъ съ туземцами и, постепенно завоевывая себѣ экономическое вліяніе, въ то же время укрѣпляютъ и замки. Въ первой половинѣ XII-го вѣка, обезпокоенные укрѣпленіями пришельцевъ, туземцы пытаются изгнать ихъ изъ своей страны, но это оказывается для нихъ уже не по силамъ. Тѣмъ болѣе, что къ концу этого вѣка на закрѣпленіе торговой колонизаціи идетъ военная мощь въ лицѣ авантюристовъ средневѣковья — забронированныхъ и хорошо вооруженныхъ рыцарей.

Первый отрядъ крестоносцевъ высадился на берегъ Балтики въ 1198 г. Черезъ три года здѣсь появился новый отрядъ во главѣ съ Альбертомъ фонъ Буксгевденомъ, вооруженнымъ «апостоломъ ливовъ». Миссіонерство и милитаризмъ въ ту эпоху еще не дифференцировались, и великолѣпный вождь рыцарей вступилъ на языческую территорію, держа въ одной рукѣ крестъ а въ другой мечъ. Началось кровавое крещеніе туземцевъ, сопровождавшееся благословеніемъ римскаго папы и полнымъ захватомъ языческихъ земель, причемъ, одновременно съ крестомъ христіанскимъ, латыши и эсты получили отъ «меченосцевъ» и крестъ личнаго рабства. Въ этомъ же 1201 году рыцари основываютъ г. Ригу, съ неприступною, по тому времени, крѣпостью, явившейся резиденціей главы ордена — епископа. Ему принадлежали 2/3 захваченныхъ земель, остальная ⅓ оставалась на содержаніе ордена, т. е. раздавалась рыцарямъ на правахъ ленныхъ держателей. Послѣдніе, въ свою очередь, отдавали излишки земель новымъ ленникамъ-выходцамъ изъ Германіи, которые по проложенному рыцарями пути текли во вновь завоеванный край непрерывной волной. Къ этому времени относится начало образованія помѣщичьяго землевладѣнія Балтики.

По прекрасному изслѣдованію проф. Лучицкаго[1], раздача ленъ являлась необходимостью, ибо такимъ образомъ рыцарство обезпечивалось притокомъ и усиленіемъ своей военной силы. Необходимость эта, очевидно, была столь насущна, что въ раздачѣ ленъ совершенно не стѣснялись происхожденіемъ ленниковъ.

Въ 1237 г. къ ордену меченосцевъ присоединяется тевтонскій орденъ, для котораго, съ экономическимъ развитіемъ средней и западной Европы, съ усиленіемъ буржуазіи и королевско-императорской власти, значительно сокращается поле «рыцарской» дѣятельности. Появленіе тевтонскихъ рыцарей въ Балтикѣ ускоряетъ тотъ политико-экономическій процессъ, который начался здѣсь еще до ихъ прихода — процессъ обращенія ленъ въ землевладѣніе на правахъ собственности. Ленное право сильно стѣсняло держателей земельныхъ участковъ, ибо оно было связано съ инвеститурой (разрѣшеніемъ) ордена или епископа (что почти одно и тоже, такъ какъ епископская власть въ орденѣ достигала размѣровъ почти абсолютистскихъ) какъ на передачу земель въ другія руки, такъ и по наслѣдству. Борьба ленниковъ за право собственности на «языческую» землю шла въ формѣ борьбы между свѣтской и духовной (епископской) властью. Приходъ тевтонскихъ рыцарей далъ ленникамъ сразу значительный перевѣсъ надъ епископомъ, — власть послѣдняго ослабляется, земля постепенно закрѣпляется за ея держателями, и уже въ концѣ XV в. ленное право ликвидируется совершенно, и ленники становятся полновластными феодалами — собственниками огромныхъ земельныхъ площадей. Параллельно съ экономическимъ ослабленіемъ епископата идетъ и его политическое ослабленіе. Къ этому же времени въ рукахъ феодально-дворянскихъ ландтаговъ сосредоточивается и законодательная власть.

А туземцы? Каково стало ихъ положеніе? «Побѣжденные, говоритъ извѣстный изслѣдователь исторіи экономическаго положенія прибалтійскихъ крестьянъ А. Рихтеръ[2], — утративъ свою политическую самостоятельность, вмѣстѣ съ введеніемъ у нихъ христіанской вѣры, не были, однако, лишены своихъ имуществъ и личныхъ правъ». Однако, дальнѣйшіе объективные факты, приводимые имъ нѣсколькими строками ниже, утверждаютъ какъ разъ противоположное. Такъ, въ 1237 г. папа Григорій XI грозилъ отлученіемъ отъ церкви тому изъ «христіанскихъ просвѣтителей», кто лишаетъ туземцевъ свободы и имущества[3]. И дальше А. Рихтеръ приводитъ свидѣтельство извѣстнаго лѣтописца Рюссова, который повѣствуетъ, что «хотя сельскіе старшины и чинили расираву попрежнему, однако, рыцари и вассалы часто обижали крестьянъ, силою отнимали ихъ наслѣдственную собственность, безпощадно наказывали за маловажные проступки, продавали и мѣняли ихъ на собакъ»[4]. Это свидѣтельство относится къ тому же времени, что и угроза папы и стоить въ тѣсной связи съ извѣстіями о частыхъ попыткахъ туземцевъ путемъ возстанія улучшить свое положеніе. Такія попытки зарегистрированы въ 1241 и 1251 гг. Послѣднее же, наиболѣе значительное возстаніе относится къ 1313 г., когда крестьяне Эстляндіи обратились за помощью къ Швеціи и къ Русскимъ. Русскими, заинтересованными въ присоединеніи Ливонскихъ земель, которыя отрѣзали имъ выходъ къ морю, эта помощь была оказана, но ихъ войска были разбиты рыцарями, и возстаніе туземцевъ, подавленное безпощадными мѣрами, потерпѣло полный крахъ.

Податное обложеніе туземцевъ началось немедленно съ утвержденія ордена въ Ливоніи. На содержаніе духовенства былъ установленъ десятинный сборъ, который въ 1211 г. замѣненъ неизмѣннымъ сборомъ по одной мѣрѣ хлѣба въ 18 куб. дюйм. съ каждой лошади. Въ дальнѣйшемъ эти поборы все возрастали, и 20 % подать, положенная епископомъ Альбертомъ лишь на жатву, рыцарями была распространена на всѣ отрасли хозяйства туземцевъ. Это произошло въ XIV в., когда къ рыцарямъ, съ ликвидаціей леннаго права, перешло и право опредѣлятъ повинности крестьянъ. Какъ они воспользовались этимъ правомъ, свидѣтельствуетъ жалоба Земельскаго сейма (1482 г.), который обратился къ милосердію рыцарей, такъ какъ повинности крестьянъ въ пользу послѣднихъ были столь велики, что они уже были не въ состояніи выполнять повинности страны. Кромѣ имущественныхъ податей, на туземцахъ лежала обременительная повинность трудовая — ихъ руками воздвигались и укрѣплялись рыцарскіе замки и, главнымъ образомъ, эта повинность всегда служила толчкомъ къ возстанію.

Юридическое закрѣпощеніе туземцевъ относится ко второй половинѣ XV в., т. е. совпадаетъ приблизительно съ окончательнымъ утвержденіемъ права собственности рыцарей на землю. Съ этихъ поръ туземцы получаютъ названіе «наслѣдныхъ людей» (Erbleute а вассалы — дворянъ (Nobilis)[5]. Свобода передвиженія крестьянъ) прекращается совершенно — въ этомъ прекращеніи дворяне проявили трогательную солидарность, выразившуюся въ повсемѣстныхъ соглашеніяхъ ихъ между собою о выдачѣ бѣглыхъ крестьянъ.

Обращаясь къ распредѣленію земель, создавшемуся въ результатѣ захвата края рыцарями и послѣдующими за ними выходцами изъ Германіи, мы уже въ XIII вѣкѣ находимъ слѣдующее положеніе: юридически вся земля принадлежала дворянству, но непосредственно для дворянъ обрабатывались лишь земли, лежащія около замковъ и получившія названіе мызныхъ; земли же, расположенныя вокругъ крестьянскихъ дворовъ[6], были предоставлены въ обработку крестьянамъ за соотвѣтствующія натуральныя или (позднѣе) денежныя повинности. Соотвѣтственно этому положенію въ XV вѣкѣ появилась и дворянская теорія землевладѣнія, по которой «крестьянинъ не имѣетъ права собственности на землю, а пользуется ею лишь по милости господина»[7]. Въ XV же вѣкѣ мызная земля была освобождена отъ всѣхъ повинностей и поборовъ, кромѣ чрезвычайныхъ, устанавливаемыхъ ландтагами, и кромѣ военной службы дворянъ.

На почвѣ отношеній къ помѣщику создалось и дѣленіе крестьянъ, которое трудно назвать классовымъ, ибо общее матеріальное и правовое положеніе ихъ было фактически тождественнымъ, и которое скорѣе заслуживаетъ названіе разряднаго, тѣмъ болѣе, что переходъ изъ одного разряда въ другой былъ чрезвычайно легокъ. Такими разрядами были: во 1) «дворохозяева», т. е. крестьяне, ведущіе «свое» хозяйство, затѣмъ 2) батраки хозяйскіе, или лостейзеры — полухозяева, работающіе въ качествѣ повинностей на дворянъ, 3) господскіе дворовые люди и 4) рабы — дреллы. Экономическая необезпеченность и юридическое безправіе сближали эти группы и сливали ихъ въ единую массу обездоленныхъ и озлобленныхъ людей, будущее которыхъ могло улучшиться лишь въ случаѣ сильной помощи извнѣ, ибо ихъ лѣсныя дубинки были дѣтской игрушкой передъ зубчатыми стѣнами ими же воздвигнутыхъ замковъ и передъ бронированнымъ кулакомъ рыцаря.

До второй половины XVI-го вѣка Ливонія, управляемая орденомъ во главѣ съ епископомъ и дворянскими ландтагами, является совершенно самостоятельной политической единицей, связанной тѣсными узами происхожденія съ германскими землями, а воинствующимъ вѣроисповѣданіемъ — съ католичествомъ Западной Европы. Но естественно, что такое положеніе ордена могло продолжаться лишь до тѣхъ поръ, пока сосѣднія государства, тѣснымъ кольцомъ охватывавшія Балтику, находились еще въ періодѣ слабости, въ начальной стадіи своего государственнаго строительства. Вопросъ захвата Балтики однимъ изъ нихъ былъ лишь вопросомъ времени. И признаки этого грядущаго захвата обнаруживаются уже въ началѣ XV вѣка, когда Прусскій рыцарскій орденъ, дотолѣ безпрерывно угрожавшій самостоятельности Польши, былъ сломленъ польскимъ ополченіемъ въ битвѣ 1410 года. Съ этого момента, съ потерей своего естественнаго и ближайшаго союзника, Ливонскій орденъ попадаетъ въ критическое положеніе: польское вліяніе на дѣла ордена возрастаетъ и завершается въ 1516 г. присоединеніемъ къ Польшѣ Курляндскихъ и Лифляндскихъ, т. е. большей части орденскихъ земель.

Однако, первая потеря орденской самостоятельности лишь въ слабой степени отразилась на внутри классовыхъ отношеніяхъ Балтики и въ частности, на экономическомъ положеніи крестьянства. Дворянская Польша не обнаруживала рѣшительныхъ попытокъ къ уничтоженію Прибалтійскаго крѣпостного права, ибо такія попытки не вязались съ ея собственнымъ состояніемъ. Лишь монархическая польская власть могла предпринять нѣкоторые шаги въ этомъ направленіи, чтобы изъ освобожденныхъ и благодарныхъ крестьянъ создать себѣ крѣпкій политическій оплотъ противъ вольнолюбивой шляхты и гордаго рыцарства. Но характерно, что противъ такой попытки, проявленной Стефаномъ Баторіемъ, высказались сами прибалтійскіе крестьяне въ лицѣ депутаціи, посланной королю: они опасались, въ результатѣ освобожденія, полнаго обезземеленія, ибо на конфискацію орденской земли (а земля, вѣдь, вся была орденской) не могла рѣшиться даже и королевская власть.

Не затрагивая, такимъ образомъ, сущности земельныхъ отношеній въ Ливоніи, польскіе сеймы, однако, не могли не обратить вниманія на совешенно безвыходное, рабское положеніе крестьянъ. Мы уже отмѣтили обращеніе Земельскаго сейма къ «милосердію» рыцарей; въ 1598 г. другой польскій сеймъ обязалъ прибалтійское дворянство не препятствовать крестьянамъ отправляться въ города для продажи продуктовъ, которые оставались у нихъ за уплатой податей и долговъ[8]. Но столь незначительными мѣрами и ограничилась польская власть въ облегченіи участи прибалтійскаго крестьянства. — Несравненно большую энергію въ этомъ дѣлѣ проявило Шведское правительство, къ которому въ 1625 г. отошла Лифляндія.

Періодъ шведскаго правленія въ Лифляндіи ознаменовался рѣшительнымъ переустройствомъ страны, направленнымъ въ сторону освобожденія крестьянъ отъ крѣпостной зависимости. Постановленіе польскаго сейма 1598 г. было вновь въ болѣе обязательной формѣ подтверждено шведскимъ правительствомъ: для крестьянъ были учреждены принудительные базарные дни, куда они должны были представлять свои продукты даже противъ воли помѣщиковъ. Юридическое раскрѣпощеніе крестьянъ началось съ изъятія судебнаго дѣла крестьянъ изъ рукъ дворянства съ передачей его въ особо учрежденный правительственный крестьянскій судъ. Много было сдѣлано и въ области просвѣщенія латышей — для нихъ были открыты двери всѣхъ школъ края и облегченъ доступъ въ единственное тогда высшее учебное заведеніе Лифляндіи — Юрьевскій университетъ.

Но это были лишь подготовительныя мѣры для другихъ, болѣе радикальныхъ.

Въ 1681 г. на Рижскомъ ландтагѣ представитель шведскаго правительства короля Карла XI, генер.-губерн. Лейтунъ, отъ лица короля предложилъ лифляндскому дворянству уничтожить въ странѣ крѣпостное право. Это предложеніе для дворянъ явилось ударомъ грома среди яснаго неба. Растерявшись въ началѣ, потомъ они самымъ настойчивымъ образомъ отклонили это предложеніе, заявивъ, что отъ столь внезапнаго переворота Лифляндія опустѣетъ. Доводъ, конечно, былъ несущественный, ибо шведское правительство проявило явное намѣреніе къ единовременному съ освобожденіемъ закрѣпленію за крестьянами земли, бывшей въ ихъ пользованіи, но оппозиція дворянъ была столь единодушна и рѣшительна, что правительство вынуждено было отложить реформу до болѣе удобнаго времени. Тѣмъ не менѣе оно продолжало подготовительныя мѣры. Вскорѣ послѣ этого ландтага дворянство было лишено большей части своихъ владѣній, которыя правительствомъ были присоединены къ казеннымъ имуществамъ. Затѣмъ правительство приступило къ опредѣленію и урегулированію крестьянскихъ повинностей. Въ основу этого урегулированія былъ положенъ принципъ соразмѣрности повинностей съ цѣнностью участковъ, находящихся въ пользованіи крестьянъ.

Съ этой цѣлью въ 1683—87 г.г. было произведено обмежеваніе всѣхъ лифляндскихъ земель. Несмотря на то, что это обмежеваніе, произведенное на спѣхъ и при явномъ и тайномъ противодѣйствіи ему со стороны дворянъ, страдало многими недостатками, оно все же явилось по тому времени огромнымъ шагомъ впередъ въ смыслѣ улучшенія крестьянской податной системы Лифляндіи. Обмежеваннымъ участкамъ и повинностямъ, лежащимъ на ихъ владѣльцахъ, была составлена подробная опись, занесенная въ особыя книги, т. н. вакенбухи. Эти вакенбухи и послужили основаніемъ податной раскладки, узаконенной «положеніемъ» 1688 г., соотвѣтственно чистому доходу съ участковъ. Въ 1694 г. Карлъ XI подтвердилъ это положеніе новымъ закономъ, воспрещавшимъ подъ угрозой штрафомъ увеличеніе крестьянскихъ повинностей свыше нормъ, установленныхъ вакенбухами.

Дальнѣйшее улучшеніе быта крестьянъ не прекращалось. По закону 1696 г. выселеніе крестьянъ съ участковъ допускалось не иначе, какъ съ разрѣшенія особой правительственной власти, въ слѣдующемъ году этотъ законъ, изданный вначалѣ лишь для казенныхъ имуществъ, «былъ распространенъ и на частное землевладѣніе.

Такимъ образомъ, заря экономической и политической свободы латышей разгоралась непрерывно растущимъ пламенемъ, но… исторія еще разъ повернула колесо ихъ развитія въ обратную сторону, пламя погасло, и тьма разгула дворянской власти вновь захватила край въ свои объятья. Этотъ поворотъ явился результатомъ Великой Сѣверной войны, послѣ которой шведы утеряли большую часть восточнаго побережья Балтійскаго моря.


Война со шведами, разгромившими при Густавѣ Адольфѣ армію Валленштейна, одного изъ величайшихъ полководцевъ своего времени, наводнившими затѣмъ потокомъ своихъ рейтаровъ Польшу, была не легка для Петра, только что организовавшаго молодую, мало опытную армію. Немудрено, что будущій побѣдитель и императоръ (искалъ всюду себѣ союзниковъ, не считаясь съ условіями ихъ пріобрѣтенья.

И при осадѣ Риги Петръ, не колеблясь, подписалъ всѣ условія сдачи и покорности, какія ему были предложены осажденнымъ дворянствомъ. Въ числѣ этихъ условій на первомъ планѣ стояло возвращеніе дворянству всѣхъ феодальныхъ прерогативъ надъ жизнью и имуществомъ крестьянъ, какими оно пользовалось до шведскаго правленія. Они требовали также возврата въ ихъ собственность тѣхъ земель, которыя были отобраны въ казну шведскимъ правительствомъ. На все это Петръ изъявилъ полное согласіе, и все шведское строительство по улучшенію быта прибалтійскихъ крестьянъ, въ томъ числѣ и неудобные для дворянъ вакенбухи, — было предано забвенію. Гордое „Мы — балты!“ вновь прозвучало побѣднымъ кликомъ по ливонскимъ лѣсамъ и топямъ, водворяя средневѣковый страхъ въ латышскихъ и эстонскихъ поселкахъ передъ боевымъ рогомъ тевтонскаго рыцаря.

Это прибалтійское средневѣковье безъ мало мальски существенныхъ измѣненіи тянулось почти цѣлое столѣтіе, вплоть до эпохи Александра I, когда впервые было обращено на положеніе балтійскихъ крестьянъ серьезное вниманіе. И по истинѣ, апологетъ балтійскаго дворянства, А. Рихтеръ доказывается большимъ оптимистомъ, когда рѣшается писать, что — „Благородное (прибалтійское И. Ф.) дворянство, внемля призывамъ монарховъ, почти безпрерывно заботилось объ улучшеніи быта крестьянъ“[9]. Прежде всего прибалтійское дворянство озаботилось огражденіемъ своей баронско-національной чистоты и своихъ привеллегій на будущее время. Дѣло въ томъ, что ему грозила опасность со стороны „табельныхъ“ дворянъ, въ большомъ числѣ образовывавшихся въ Петровскія времена. Чтобы оградиться отъ ихъ вторженія, балтійскіе дворяне составили такъ называемый дворянскій „матрикулъ“, куда внесены были лица не по заслугамъ рода или славнымъ дѣяніямъ предковъ, а исключительно по размѣрамъ земельныхъ владѣній, причемъ цензъ былъ установленъ довольно высокій. Мѣра эта была санкціонирована властью, а при Елизаветѣ всѣ обширныя права по самоуправленію были предоставлены исключительно дворянамъ, занесеннымъ въ „матрикулъ“.

Что же касается крестьянъ, то ихъ рѣзко ухудшившееся положеніе такъ и пребывало неизмѣннымъ вплоть до 1804 г., если не считать повелѣніе ими. Елизаветы не чинить препятствій вступленію крестьянъ въ бракъ. Это повелѣніе, какъ нельзя ярче, освѣщаетъ положеніе балтійскихъ крестьянъ. Екатерина II, посѣтившая край, была подавлена крестьянскимъ разореніемъ, тамъ царящимъ, и подъ впечатлѣніемъ видѣнной ею картины, съ одной стороны, а также съ цѣлью создать изъ латышей оплотъ русской политики въ краѣ — съ другой, — въ 1765 г. издала рескриптъ объ облегченіи положенія балтійскихъ крестьянъ. Но ея реформаторскія намѣренія встрѣтили рѣзкій отпоръ въ мѣстной дворянской средѣ, и ландратами, которымъ было поручено провести ихъ въ жизнь, были окончательно похоронены. Къ тому же въ 1770 г. начались среди латышей волненія, напугавшія императрицу, пережившую ужасы Пугачевскаго бунта. На помощь баронамъ были посланы русскіе войска, и волненія были подавлены, а съ ними вмѣстѣ подавлены были и благія намѣренія императрицы.

„Положеніе 1804 г.“ внесло значительное улучшеніе въ экономическую жизнь латышей. Комитетъ, которому было поручено составленіе этого положенія, по словамъ А. Рихтера, — „главнымъ правиломъ постановилъ: не оставить въ отношеніи крестьянъ къ помѣщикамъ ничего неопредѣлительнаго и для сего признать ихъ политическое существованіе, утвердить за ними благопріобрѣтенную ихъ собственность и опредѣлить ихъ повинность“[10]. Комитетъ однако, выполнилъ только вторую часть своего „постановленія“. Крестьяне получили нѣкоторый суррогатъ собственности на земельные участки: за ними было признано наслѣдственное право на землю» и удаленіе крестьянина съ участка могло послѣдовать лишь по его винѣ и не иначе, какъ въ порядкѣ судебнаго рѣшенія. Кромѣ того, имъ было предоставлено право покупки земли въ собственность, продажи ея и наслѣдованія. Что же касается «политическаго существованія» ихъ, то его разрѣшеніе совсѣмъ не подвинулось, и Ю. Самаринъ вполнѣ правъ, когда иронизируетъ надъ "положеніемъ, комитета, какъ надъ историческимъ nonsens-омъ — «Право собственности, — говоритъ онъ — было утверждено за крестьянами въ то время, когда личность ихъ ничѣмъ еще ограждена не была, когда сами они безусловно принадлежали помѣщику, какъ вещь… собственность была признана раньше собственника»[11].

Въ отношеніи крестьянскихъ повинностей комитетъ возобновилъ шведскій порядокъ 1688 года, и вакенбухи были вновь возстановлены.

Прибалтійское дворянство, однако, не удовлетворилось «положеніемъ» 1804 г. Сразу возросшій въ огромныхъ размѣрахъ послѣ наполеоновской континентальной блокады вывозъ хлѣба за границу и въ особенности — въ Англію, дѣлалъ возможнымъ и выгоднымъ расширеніе дворянской запашки. Крестьянскія земли понадобились. И благородные потомки рыцарей прилагаютъ всѣ усилія къ тому, чтобы вернуть ихъ въ свое безконтрольное распоряженіе. Нельзя отказать имъ въ ловкости при проведеніи въ жизнь своихъ земельныхъ вождѣлѣній. За имущество крестьянъ они предложили ихъ «свободу». И это заманчиво-либеральное рѣшеніе прибалтійскаго крестьянскаго вопроса было принято правительствомъ Александра I въ 1819 г. «Въ основѣ законоположенія 1819 г., — говоритъ тотъ же Ю. Самаринъ, — приняты два начала: личная свобода крестьянина и неограниченное право собственности помѣщика на землю…»[12]. Изъ нихъ, добавляетъ онъ, самой собой вытекало третье — свободный договоръ. Надо ли говорить, къ чему привелъ обезземеленныхъ крестьянъ этотъ «свободный» договоръ? Фактическое крѣпостничество было возстановлено въ полномъ объемѣ, тѣмъ болѣе, что законоположеніемъ не допускался не только переходъ крестьянъ въ города, но даже и перемѣщеніе въ другую волость затруднялось до степени невозможности. На почвѣ такихъ «свободныхъ» отношеній въ 40-хъ годахъ вспыхнули вновь аграрные безпорядки, снова подавленные военной силой. Но въ результатѣ этихъ безпорядковъ «положеніе» 1819 г. было все-же пересмотрѣно и замѣнено закономъ 1849 г., обязавшимъ помѣщиковъ пользоваться землей, за которую крестьяне несли повинности, не иначе, какъ посредствомъ отдачи ея въ оброчное содержаніе или путемъ продажи ея членамъ крестьянскихъ волостныхъ обществъ. Доступъ въ эти общества былъ открытъ, помимо воли крестьянъ, и лицамъ другихъ сословій: горожанамъ, литератамъ[13] и т. д., что повело не къ усиленію крестьянской земельной собственности, а къ возникновенію буржуазнаго землевладѣнія. И правъ В. Земцевъ, когда говоритъ, что въ результатѣ закона 1849 г., «вмѣсто того, чтобы стать собственниками, (крестьяне) только мѣняли своихъ господъ[14].

Отдавая крестьянамъ въ пользованіе часть повинностной земли» «положеніе» 1849 г. лишило ихъ другой части, которую предоставило помѣщикамъ, присоединивъ ее къ мызной — эта часть, получившая названіе квотной земли или квоты, представляетъ собою своеобразный типъ знаменитыхъ россійскихъ «отрѣзковъ», созданныхъ реформой — 61 года. Квота, по мысли авторовъ «положенія», предназначалась для батраковъ-домохозяевъ, отбывающихъ повинностную барщину или наемныхъ. Но, какъ это ни странно, названная цѣль не была упомянута въ «положеніи», и фактически помѣщики распоряжались квотой по своему усмотрѣнію — post factum это «усмотрѣніе» было узаконено за ними «положеніемъ» 1860 г., завершившимъ эру россійскаго земельнаго законодательства въ Прибалтійскомъ краѣ. Новое «положеніе» явилось лишь утвержденіемъ закона 49 г. и существенныхъ измѣненій въ него не внесло.

*  *  *

Такова, вкратцѣ, многовѣковая исторія края, гдѣ экономическіе контрасты совпадаютъ съ національными гранями, и гдѣ вопросы голаго существованія одной національности, вѣками остававшейся на положеніи экономически угнетенной, настолько превалировали надъ всѣмъ остальнымъ, что вопросы культурно-національнаго порядка стушевывались предъ ними, и столкновенія классовъ націй носили по премуществу характеръ экономически-классовый.

Намъ остается лишь докончить нѣсколькими штрихами картину историческаго развитія Прибалтійскаго края, дабы придать ей характеръ современности и сдѣлать надлежащіе выводы. Начнемъ съ того же наиважнѣйшаго вопроса — распредѣленія земель. Это тѣмъ болѣе важно, что со времени изданія послѣдняго закона прошло уже 50 лѣтъ, и его дѣйствіе успѣло опредѣлиться въ достаточной степени[15].

Земли материковой части Лифляндской губ. раздѣляются въ двухъ направленіяхъ: 1) по роду владѣнія, т. е. по юридическимъ владѣльцамъ имѣній, и 2) по исторически сложившемуся, традиціонному разграниченію имѣній на части, въ основѣ котораго лежитъ фактическое пользованіе землею (раньше) и распредѣленіе податнаго бремени между дворянствомъ и крестьянами. Послѣдній признакъ также является лишь традиціоннымъ, ибо податное обложеніе земель, разграничивающее ранѣе ихъ на неподатныя (мызныя) и податныя, уже претерпѣло значительныя измѣненія.

Но тѣмъ не менѣе послѣднее разграниченіе земель отнюдь не утеряло свой смыслъ, такъ-какъ оно и въ настоящее время остается нѣкоторымъ регуляторомъ распредѣленія, сдерживая размахъ притязаній однихъ и поддерживая законныя требованія другихъ.

Въ первомъ отношеніи земли Лифляндской губ. дѣлятся на: дворянскія вотчины, казенныя и государственныя имущества, такъ наз. «патримоніальныя» имѣнія (городскія) и пастораты. Во второмъ — какъ мы уже видѣли раньше: — мызныя, квота и крестьянскія. Нижеслѣдующія таблицы[16] показываютъ размѣры земельныхъ площадей по ихъ категоріямъ.

1) Земли по роду владѣнія (вся земля).
Количество десятинъ.
Число.
Удобной земли.
Неудобной земли.
Всего.
Дворянскія вотчины 729 2.673.581
480.396
3.153.977
Казенныя имущества 95 436.118
100.342
536.460

Патримоніальныя имѣнія

и участки

14 }
41 }
33.255
20.896
54.151
Пастораты 106 44.888
4.777
49.665
II) Земли по традиціонно-историческому распредѣленію (удобная земля).
Количество десятинъ.
Мызной.
Квотной.
Крестьянской
Дворянскія вотчины 1.316.137
235.183
1.122.261
Казенныя имущества 1) 23.697
--
252.375
Патримоніальныя имѣнія. 22.363
2.776
2.714
Пастораты 20.853
2.832
20.477
Всего. 1.383.050
240.791
1.397.827

1) Казенныя имущества не включаютъ квотныхъ земель, но кромѣ означенныхъ въ таблицѣ, въ ихъ составъ входятъ — земли б. лѣсного вѣдомства (142.831 д.), обществ. земли, въ пользов. православ. духовен., православныхъ школъ и др. (ок. 20 тыс. дес.).

III) Земля, находящаяся въ распоряженіи членовъ крестьянскихъ сельскихъ обществъ, (по закону 1847—60 г.г.): проданная и оброчная (вся земля).
Десятинъ.
Не проданная кр. земля.
Число усадебъ.
Десятинъ.
Проданная кр. земля.
Число усадебъ.
Дворянскія вотчины 1) . 126.041
3.184
996,220
22.272
Пастораты . 20.477 623 --
--
Государственныя имущ. . 5.496
1.349
246.879
9.586

1) Кромѣ крестьянской, продано: мызной земли 56.459 дес. — 1.955 усад., квотной — 65.790 дес. — 1.628 усад.

Всего проданной земли и непроданной крестьянской 1.517.362 дес., падающихъ на 40.594 усадьбы.

Приведенныя цифры, конечно, далеко не даютъ рельефа экономическихъ отношеній Лифляндской губ., но грубые контуры его обрисовываютъ достаточно ясно. Преобладаніе дворянскаго землевладѣнія (мызныя земли) бросается въ глаза: 729 вотчинъ владѣютъ 1.316.137 дес. — это первое. Второе же — результаты дѣйствія законовъ 1849—60 г.г.: дворянами продано всего 1.118.469 десят. цифра довольно внушительная, но обращаясь къ числу усадебъ, ставшихъ владѣльцами этой земли — 25.815 -мы видимъ, что на каждую усадьбу проданной земли падаетъ — 43,3 дес. — цифра тоже очень высокая, и учитывая, во-первыхъ, высокую покупную цѣну земли, равнявшуюся, напр., за періодъ 1897—1901 г., по вычисленію В. Земцева[17], спекулятивной цѣнѣ на землю во внутреннихъ губ. (81 р. средняя), во-вторыхъ — бѣдность прибалтійскихъ крестьянъ, оставленную имъ всей исторіей края, — приходится сдѣлать выводъ, что покупателями земли явилгісь, главнымъ образомъ, посторонніе деревнѣ элементы. Болѣе низкую, но все же довольно высокую цифру размѣра проданныхъ участковъ даютъ «государственныя имущества», именно, 25,6 дес. на усадьбу. Къ сожалѣнію, точныхъ данныхъ о покупателяхъ земли лифляндская земельная статистика не приводитъ, однако и приведенныхъ косвенныхъ данныхъ достаточно, чтобы судить объ общемъ характерѣ прибалтійскаго землевладѣнія — если до законовъ 49—60 годовъ мы имѣли дѣло здѣсь лишь съ феодальными латифундіями, то теперь, кромѣ нихъ, народилось среднее буржуазное землевладѣніе, подавляющая же масса крестьянства остается въ прежнемъ угнетенномъ и зависимомъ положеніи: или въ качествѣ арендаторовъ (незначительное меньшинство) или въ видѣ наемныхъ рабочихъ батраковъ. И приходится только руками развести передъ смѣлостью прибалтійскихъ дворянъ, съ которой они заявляютъ, что — «основныя хозяйственныя условія землевладѣльческаго крестьянскаго сословія (въ Лифляндской губ.) должны быть признаны отличными»[18].

Всѣхъ усадебъ, сдаваемыхъ въ аренду, по переписи 1897 года, числилось на крестьянской и квотной землѣ 8.427 съ 167.695 дес. Если послушать прибалтійскихъ дворянъ, то можно подумать, что ихъ арендаторы находятся, по-истинѣ, въ райскихъ условіяхъ существованія, ибо — «въ Лифляндской губ. уже исчезнула земельная рента, и, слѣдовательно, этотъ край находится въ томъ положеніи, въ какомъ его желаютъ видѣть соціальные мечтатели»[19]. Однако на самомъ дѣлѣ объективные факты совсѣмъ не подтверждаютъ добродушно-розовыхъ дворянскихъ заявленій. По вычисленію В. Земцева, арендная плата въ Лифляндской губ. равняется 10 р. 38 коп. за десятину, доходя иногда до 15 и 18 руб., т. е. выше, чѣмъ въ черноземныхъ губерніяхъ — Харьковской (8,65), Полтавской (8,16), Орловской (10,7), и совершенно не соотвѣтствуетъ доходности земли. «Очевидно, заключаетъ В. Земцевъ, — что помѣщики получаютъ въ свою пользу не только чистый доходъ, приравниваемый къ земельной рентѣ, но и значительную часть валового дохода (%% съ капитала и заработная плата); вмѣсто нормальнаго дохода съ земли въ 5—6 % они получаютъ отъ 8,1 до 9,7 %»[20]. Въ 1906 г. на съѣздѣ землевладѣльцевъ латышской части Лифл. губ. въ г. Ригѣ было выяснено совершенно необезпеченное и вполнѣ зависимое отъ помѣщика положеніе арендатора. Благодаря краткосрочности аренды (1 годъ), помѣщикъ ежегодно учитываетъ улучшенія участка, произведенныя тѣмъ-же арендаторомъ, и повышаетъ арендную плату. Были приведены примѣры сплошныхъ разореній арендаторовъ, примѣры арендной кабалы и т. д., которые, къ сожалѣнію, мы не можемъ привести за недостаткомъ мѣста. Ревизіей сенатора Манассеина было установлено, что за 1880—81 и 82 г.г. до истеченія срока контрактовъ было выселено 280 хозяевъ, а но истеченіи срока, по разнымъ причинамъ, еще — 235.

Положеніе сельско-хозяйственныхъ рабочихъ Прибалтійскаго края, составляющихъ здѣсь главную массу сельскаго населенія (до ¾) заслуживаетъ самостоятельной статьи. Здѣсь же мы ограничимся лишь нѣсколькими замѣчаніями, тѣмъ болѣе, что до сихъ поръ еще не существуетъ бюджетнаго обслѣдованія быта сельско-хоз. рабочихъ, безъ котораго полное и точное освѣщеніе ихъ жизни крайне затруднительно. Существуетъ двѣ основныхъ категоріи сельско-хоз. рабочихъ — во 1-хъ) «въ соціально политическомъ отношеніи совсѣмъ нежелательный типъ землевладѣтельнаго (!) пролетаріата»[21], во-вторыхь, арендаторы — рабочіе, типъ, по мнѣнію дворянъ, достойный насажденія. (24 ст. «Записка»…). Главную массу составляютъ первые, вторыхъ же въ 90-хъ годахъ числилось болѣе 7.000 человѣкъ. Положеніе первыхъ, по преимуществу, зависитъ отъ степени организованной сопротивляемости и такъ наз. соотношенія силъ, почему мы и видимъ, что поденная плата этихъ рабочихъ за періодъ 1904—1910 г. поднялась (въ денежномъ выраженіи) на 31 %, т. е. — въ 1904 г. составляла 75,0 коп., а въ 1910 г. — 98,3 коп.[22]. Что же касается вторыхъ, то ихъ положеніе видимыхъ собственниковъ инвентаря и арендаторовъ на самомъ дѣлѣ крайне незавидное. Связанный «своимъ» участкомъ, и опутанный по «доброй волѣ» аренднымъ контрактомъ, онъ вынужденъ выбиваться изъ силъ, работая и на «своемъ» участкѣ и въ имѣніи помѣщика, получая въ послѣднемъ плату низшую, чѣмъ обычный рабочій и оставляя ее у помѣщика въ качествѣ арендной платы.

Въ послѣдніе годы лифляндское дворянство было обезпокоено все возраставшей миграціей сельско-хоз. рабочихъ въ городъ и на востокъ. За промежутокъ между переписями 1831 и 1897 г.г. въ деревняхъ Лифлянд. губ. оказалось не прибавленіе, а убыль населенія на 7.013 душъ, что при учетѣ Естественнаго прироста составитъ болѣе солидную цифру — 146.085 душъ; т. е. около 17 %. Въ послѣдующіе годы эмиграція продолжалась. Вотъ почему дворянская «записка» 1906 г. прямо заявляетъ о необходимости насажденія арендаторовъ — рабочихъ, т. е. парцеллярныхъ при дворянскихъ латифундіяхъ хозяйствъ, чѣмъ было бы «оказано противодѣйствіе выходящему изъ нормальныхъ границъ уходу Лифляндскаго сельскаго населенія на востокъ и въ городъ»[23]. Однако, до сихъ поръ о такихъ мѣропріятіяхъ въ крупномъ масштабѣ не слышно.

Чтобы наложить послѣдній штрихъ* на безотрадную картину сельско-хозяйственной жизни Балтики, намъ остается лишь упомянуть о привиллегіяхъ дворянства и о повинностяхъ крестьянъ. Именно такъ, ибо въ то время, какъ крестьяне исключительно несутъ повинности, дворяне пользуются, по преимуществу, привилегіями.

Поистинѣ, восхитительна та скромность, которую проявляетъ г. А. Тобинъ, одинъ изъ идеологовъ прибалтійскаго дворянства, при перечисленіи дворянскихъ привилегій. Прежде, говоритъ онъ, — «собственники дворянскихъ общинъ пользовались значительными привилегіями, въ настоящее время всѣ ихъ преимущества заключаются въ слѣдующихъ правахъ: 1) Право собираться въ ландтагъ и въ уѣздныя собранія, 2) право винокуренія и пивоваренія, равно какъ и продажи пива, 3) право учрежденія и содержанія корчемъ и питейныхъ заведеній согласно существующимъ предписаніямъ, 4) право учреждать въ предѣлахъ вотчины мѣстечки и открывать, установленнымъ для сего порядкомъ, рынки и ярмарки»[24].

Право рыбной ловли и право охоты, бывшія прежде привилегіями дворянства, распространены положеніемъ 1849—1860 г.г. на всѣхъ земельныхъ собственниковъ, — послѣднее, впрочемъ, исключается для владѣльцевъ крестьянскихъ земель. Съ учрежденіемъ винной монополіи, 1 іюня 1900 г. дворянство также лишено права продажи собственной хлѣбной водки, и, наконецъ, положеніемъ 1880 г. мызная земля, бывшая дотолѣ неподатной, подверглась государственному обложенію.

Въ перечисленныхъ привиллегіяхъ дворянства г. А. Тобинъ забылъ упомянуть право «пастората», не упустивъ въ то же время изъ виду церковныя повинности дворянъ, которыя, по его словамъ, «обременяютъ мызныя земли отнюдь не менѣе податныхъ». Это «отнюдь не менѣе» также является «перломъ» разсужденій г. А. Тобина, ибо въ данномъ случаѣ дворянское обремененіе податью связано съ соотвѣтствующимъ пріятнымъ «обремененіемъ» полнаго хозяйничанья въ прибалтійской церкви: отъ нихъ зависитъ назначеніе пасторовъ, что влечетъ за собою духовное подчиненіе крестьянской паствы дворянству, какъ бы завершая собою ея экономическое угнетеніе.

Во всѣхъ означенныхъ привиллегіяхъ мы видимъ столь обширные остатки баронскаго феодализма, что трудно найти имъ подобные гдѣ-либо въ иномъ мѣстѣ — въ этомъ отношеніи дворяне Балтики — несомнѣнный уникумъ въ Европѣ. Въ ихъ рукахъ юридически остается организація сельской торговли, они же взамѣнъ хозяйственныхъ благъ несли крестьянамъ спаиваніе водкой, изготовленной на ихъ заводахъ и продаваемой въ ими учрежденныхъ корчмахъ. Казенный ярлыкъ на водочной посудѣ, въ сущности, мало измѣнилъ дѣло.

Изъ земельныхъ повинностей крестьянъ особаго вниманія заслуживаетъ натуральная дорого-строительная повинность. До 1898 г. она лежала исключительно на крестьянахъ. Лифляндскій ландтагъ 98 г. рѣшилъ уравнять ее привлеченіемъ къ ея несенію и мызной земли — въ результатѣ «равненія» — въ настоящее время крестьяне тратятъ на дороги 14 руб. 65 коп. съ десятины, а дворяне…. 7,8 коп.!

Не касаясь ряда обременительныхъ податей, какъ приходскихъ, такъ и государственныхъ, лежащихъ почти исключительно на крестьянахъ, мы обратимся прямо къ самой крупной подати — земельному государственному обложенію. Казалось бы, что здѣсь трудно разсчитывать дворянству на особыя льготы. На самомъ же дѣлѣ, и государственное обложеніе построено на началахъ, явно облегчающихъ дворянскую землю, что, между прочимъ, установлено ревизіей сенатора Манассеина[25]. Прежде всего, земельные сборы взимаются на основаніи талерной оцѣнки земли, между тѣмъ, какъ талеръ — величина крайне неопредѣленная, колеблющаяся между 2/3 и 7½ десятинами, что указываетъ на его неравноцѣнность и тѣмъ болѣе, при сравненіи мызной и крестьянской земли, такъ какъ первая обычно представляетъ собою болѣе цѣнную и доходную. Разница въ цѣнности талеровъ еще болѣе зависитъ отъ способа, примѣненнаго при оцѣнкѣ бушланда (земли, поросшей кустарникомъ) на мызной и крестьянской землѣ.

Въ то время, какъ крестьянскій бушландъ цѣликомъ вошелъ въ талерную оцѣнку, у дворянъ на талеры были расцѣнены, кромѣ пашни и покосовъ, только обработанная часть бушланда, остальной же бушландъ былъ отнесенъ или къ лѣснымъ площадямъ, облагаемымъ незначительно, или къ неудобнымъ землямъ, совсѣмъ необлагаемымъ. Эта податная неравномѣрность еще болѣе усиливается по свидѣтельству Манассеина, злоупотребленіями помѣщиковъ и землемѣровъ при таксаціи земель, предшествовавшей талерной оцѣнкѣ.


Рамки журнальной статьи не позволяютъ намъ подробнѣе остановиться на правовой, не говоря уже о культурно-національной, сторонѣ жизни прибалтійскаго крестьянства. Но и приведенная картина хозяйственно-податного состоянія крестьянской массы достаточно свидѣтельствуетъ о томъ, что заглавіе нашей статьи отнюдь не преувеличиваетъ сущности земельно-классовыхъ отношеній въ Прибалтійскомъ краѣ. Такое состояніе края — съ точки зрѣнія развитія его производительныхъ силъ, т. е., говоря иначе, съ точки зрѣнія государственной, ибо иной, нормально, послѣдняя быть не можетъ, — въ дальнѣйшемъ, несомнѣнно, должно повести къ еще болѣе сильному его хозяйственно-культурному упадку. Это положеніе въ русскомъ обществѣ какъ будто не вызываетъ даже и споровъ. Офиціальное благополучіе Балтики отстаивается лишь прибалтійскимъ дворянствомъ и его идеологами.

Но въ разрѣшеніи прибалтійскаго вопроса въ русской печати мы пока не находимъ установленныхъ точекъ зрѣнія. Шумъ поднятъ пока лишь консервативной прессой, и въ основѣ этого шума лежитъ не упомянутая, государственная, точка зрѣнія, а націоналистическій шовинизмъ, взбаламученный русско-нѣмецкой войной. Какъ результатъ этого шовинизма возникло и «общество 1914 г.»; поставившее во главу угла своей дѣятельности избавленіе Прибалтійскаго края отъ «нѣмецкаго засилья». Здѣсь, какъ и въ статьяхъ корреспондента «Новаго Времени», г. Ренникова, необходимость рѣшенія прибалтійскаго вопроса связывается съ тѣмъ, что, вотъ, де, юнкеръ Шмидтъ залѣзъ на дерево, чтобы съ цѣлью военнаго шпіонажа наблюдать эволюціи русской эскадры, а герръ Шульцъ передавалъ сигналами депеши германскому цеппелину, т. е. совершали дѣянія явно измѣнническія. Но рѣшеніе о наказаніи этихъ дѣяній отнюдь не лежитъ въ области устроенія экономической жизни края и подлежитъ законамъ военнаго времени, и если г. Репниковъ, «Новое время» и основатели «об-за 1914 г.» думаютъ по другому, то это лишь свидѣтельствуетъ о ихъ націоналистическомъ — ненормально вздутомъ чувствѣ и о слабости политико-экономической мысли.

Не такъ думали и недемагогическое рѣшеніе вопроса предлагали консерваторы стараго добраго времени, уступавшіе нынѣшнимъ, можетъ быть, въ темпераментѣ, но, несомнѣнно, превосходившіе ихъ политическимъ умомъ.

Вотъ что писалъ Юрій Самаринъ въ своемъ «Заключеніи къ историческому обозрѣнію уничтоженія крѣпостного права въ Лифляндіи»: — «Положеніе 1804 г. признавало нераздѣльность крестьянина съ землею, но въ формѣ крѣпости землѣ, т. е. зависимости лица отъ земли. Положеніе 1819 г. признало лицо свободнымъ, но уничтожило связь его съ землею. Остается возстановить эту связь, признавъ зависимость земли отъ лица, т. е. право крестьянина на землю»[26].

Если къ этому пожеланію прибавить еще необходимость устраненія особыхъ феодально-дворянскихъ привиллегій Балтики, то можно смѣло разсчитывать на богатый расцвѣтъ производительныхъ силъ края и на повышеніе хозяйственнаго уровня его крестьянско-батрацкой массы.

И. Флеровскій.
"Современникъ", № 1, 1915



  1. См. его статьи въ «Сѣв. Вѣстн.» за 1891 г. кн. 7, 8 и 10.
  2. „Очеркъ исторіи кр-го сословія въ присоединенныхъ къ Россіи Прибалтійскихъ губ.“ изд. 1858 г., стр. 7.
  3. Ibid, стр. 8.
  4. Ibid, стр. 8.
  5. Введ. ко II ч. мѣстн. узак., с. 5.
  6. Кстати сказать, латыши и эсты не знали иной формы сельскаго хозяйства, кромѣ подворной или хуторской. (А. Рихтеръ. Ibid).
  7. H. Н. Бордонасъ. «Основы земельн. отношеній въ Лифляндской губ.».
  8. А. Рихтеръ. Ibid, 11 с.
  9. А. Рихтеръ. Ibid., вступленіе, стр. 1.
  10. А. Рихтеръ. „Истор. крест. сосл. и т. д.“. 1860 г.
  11. Ю. Самаринъ. Собр. соч. I т. Заключеніе къ истор. обозр. уничтоженія крѣпост. права въ Лифляндіи, стр. 435.
  12. Ю. Самаринъ. Ibid, стр. 436.
  13. Лица свободныхъ профессій.
  14. В. Земцевъ. Къ аграрному вопросу въ Лифляндіи, стр. 15.
  15. Въ дальнѣйшемъ изложеніи и иллюстрированіи цифровыми данными мы ограничиваемся материковой частью Лифляндіи, ибо по ней данныя наиболѣе полны и опредѣленны, а также и наиболѣе типичны для всего Прибалтійскаго края, гдѣ «характерной особенностью, по правильному замѣчанію В. Земцева, — является то, что большая часть крестьянскаго сельскаго населенія землею не владѣетъ».
  16. Таблица I) — взята изъ брошюры А. Тобина — "Аграрн. строй матер. ч. Лифлянд. г., стр. 3, таблица II—III) — составлены по даннымъ того же А. Тобина.
  17. Ibid — стр. 35—36.
  18. Записка Имп. Лифл. Об--ва «къ аграрн. вопросу», 2 стр. 1906 г.
  19. Та же «Записка», — стр. 8.
  20. Ibid, — стр. 44.
  21. «Записка» дворянъ, стр. 27.
  22. I. Дроздовъ. Заработная плата землед. рабоч. въ Россіи въ связи съ. аграрнымъ двии. 1905—06 г.г. стр. 17.
  23. «Записка» 24 с.
  24. А. Тобинъ. Аграрный строй материковой части Лифл. губ. стр. 5—6.
  25. См. статью «Крестьянское дѣло въ Лифлянд. губ.» въ Вѣстникѣ Европы, XII, 1906 г.
  26. Ю. Самаринъ. Сочиненія, т. I, стр. 457.