1879.[править]
ВЪ ЯЛИКѢ.[править]
Мосты на Невѣ разведены. Ждутъ ледянаго «сала». Койгдѣ показалось уже. Давно пора — конецъ ноября на дворѣ. Перевозы есть.
Утро. На перевозный плотъ у Спасителя то и дѣло спускается народъ. Чиновники Петербургской стороны ѣдутъ въ должность. Парохода ждать приходится — ѣдутъ на яликахъ.
— Не опасно? Не затретъ? — спрашиваетъ перевознаго старосту купецъ въ сибиркѣ, подбитой лисьимъ мѣхомъ.
— Гдѣ затереть! Только еще показалось, — отвѣчаетъ тотъ. — Смѣло садитесь. За генеральскую душу отвѣчаемъ, а не токмо что…-- добавляетъ онъ.
— Всякому, другъ любезный, своя душа дорога.
Купецъ крестится и садится въ общій яликъ. Поджидать недолго приходится: въ яликъ вскакиваетъ чиновникъ въ фуражкѣ съ кокардой и съ засаленнымъ портфелемъ въ рукахъ, женщина въ кацавейкѣ и платкѣ, молоденькая дѣвушка въ клеенчатой шляпѣ, въ очкахъ и съ связкой книгъ. Подошелъ мастеровой въ синемъ кафтанѣ и съ пилой, занесъ было въ яликъ ногу и покачнулся.
— Пьянъ, пьянъ! — крикнулъ на него перевозный староста. — Садись на пароходъ! Утонешь, такъ съ насъ спросится, а не съ тебя.
— Ей Богу, ни въ одномъ глазѣ! — откликается мастеровой. — Господи! Хочешь по одной половицѣ пройду?
— Сажай его. Что тутъ разговаривать! — кричатъ изъ ялика. — Пора отчаливать. Смирно сидѣть будешь? — спрашиваютъ его.
— Какъ колода! Что-жъ мнѣ изъ-за своей-то собственной души?..
Перевозный староста, осмотрѣвъ мастерового, даетъ разрѣшеніе. Тотъ садится. Яликъ отчаливаетъ отъ плота.
— Не опасно сало-то? — спрашиваетъ купецъ перевозчика.
— Сало опаснѣе весенняго льда. Сало рѣжетъ, ну а тѣмъ только напираетъ, — разсказываетъ перевозчикъ. — Да нешто это сало? Такія-ли салы бываютъ!
— То-то, ты полегче.
— Робѣешь, господинъ купецъ? — бормочетъ мастеровой. — Во я какъ сижу! Хочешь, сейчасъ подъ Плевну пойду? Будь козыремъ, ходи съ заломомъ и куражъ въ затылкѣ имѣй. Наблюдай меня.
— Что мнѣ тебя наблюдать? Ты мнѣ не указъ. Ты потонешь, у тебя можетъ всего и живота-то что одна пила, а у я меня домъ на каменномъ фундаментѣ, да сироты останутся.
— И у меня одна беззаконная сиротка на каменномъ фундаментѣ есть. Мамулька зовется.
— Та, братъ, плакать не будетъ. Сейчасъ себѣ солдата найдетъ. А у меня можетъ при себѣ векселей тысячевъ на пять. Утону съ векселями, кто сиротамъ заплатитъ? Нонѣ деньги-то безъ росписокъ не любятъ платить.
— Охъ, не любятъ! — откликается женщина въ кацавейкѣ и платкѣ. — Сама вотъ человѣка ѣду ловить на ту сторону. Скубентъ у меня съ квартиры сбѣжалъ. Жилъ, жилъ два мѣсяца, а какъ стала деньги просить за квартиру, захватилъ клеенчатую подушку, да и сбѣжалъ. Думала такъ, куда въ гости ушелъ, анъ онъ совсѣмъ, недѣлю ужъ какъ не показывается. Спрашиваю у товарищевъ, а тѣ: «онъ переѣхалъ».
— Росписка есть? — спрашиваетъ купецъ.
— Ни Боже мой! Я не грамотная. Давали ужъ мнѣ росписки то, а тамъ вмѣсто долга-то пѣсни написаны.
— Ну, коли росписки нѣтъ — жалуйся Богу. Можетъ качества какія послѣ себя оставилъ?
— Качествъ у него никакихъ окромя клеенчатой подушки. И ту унесъ. Всей и требухи-то было связка книгъ да подушка.
— Значитъ у васъ теперь свободная комната? — спрашиваетъ дѣвушка въ клеенчатой шляпѣ.
— Какъ есть свободная. Мы на Малой Дворянской… Другой, скубентъ въ сочинители нанялся и тоже на ту сторону переѣхалъ. Этотъ ничего, — за долгъ самоваръ и одѣяло оставилъ.
— Я ищу себѣ комнату на Петербургской, — начинаетъ дѣвушка. — Ежели недорого возьмете…
— Съ дѣвушками-то-бы не хотѣлось возиться, — перебиваетъ ее женщина. — Теперича кофеи пойдутъ, подтопки подъ таганъ… Смотрите, у насъ ходъ черезъ хозяйку и мы съ мужемъ…
— Ежели не дорого, мнѣ все равно.
— А мужчиновъ водить будете? Съ мужчинами цѣна — безъ мужчиновъ другая. Вы вѣрно съ телеграпа?
Дѣвушка краснѣетъ и молчитъ.
— Можетъ повитуха? — допрашиваетъ ее женщина. — Что-жъ вы не отвѣчаете?
— Я послѣ вашихъ дерзостей и отвѣчать не хочу…
— Вы на счетъ мужчиновъ-то? Которыя ежели по телеграпу или скубенки завсегда къ себѣ пѣсни пѣть водятъ, а то такъ возьметъ да и наѣстся сѣрныхъ спичекъ. Возись потомъ. У меня у кумы жила одна скубенка — кислоту самоварную выпила. Свезли въ больницу, а за квартиру ни копѣйки…
Вдали показывается на водѣ пятно ледянаго сала.
— Смотри, смотри! На ледъ ѣдешь! — кричитъ купецъ перевозчику.
— Ничего, этотъ ледъ можно съ хлѣбомъ ѣсть, — откликается перевозчикъ и ѣдетъ прямо на пятно.
— Ты ѣшь, а я ѣсть не стану. Ахъ, ты, Господи! Вотъ сунуло-то на яликъ! Подрядъ, вѣдь, братцы, брать ѣду. Утону и подряда не взять. Залоги везу. Пронеси Богородица!
— Мы и сами за подрядомъ ѣдемъ, — снова вставляетъ слово мастеровой — Какіе твои подряды, купоросная твоя душа! — огрызается купецъ. — Перевозчикъ! Что-жъ ты на льдину-то?.. Ворочайся назадъ! Я не позволю! — кричитъ онъ.
— Я позволю! перебиваетъ его мастеровой. — Бери, землякъ, Плевну! Наши на землѣ ее взяли, а мы на водѣ! Ура!
— Ахъ, ты дубина, дубина! Перевозчикъ — назадъ! Господа, братцы! Вѣдь у меня тысяча рублевъ наличными въ карманѣ! И сиротамъ не достанутся.
Ледяное пятно проѣхали. Въ яликѣ смѣются.
— Вы только хуже своимъ крикомъ и размахиваніемъ дѣлаете, — замѣчаетъ купцу чиновникъ. — Какъ можно въ яликѣ вскакивать? Долго-ли до грѣха! И чево вы боитесь? Хуже мы васъ, что-ли? Отчего-же я сижу безъ робости?
— Эхъ, ваше благородіе! — протягиваетъ купецъ. — Вы чиновинки, вашего брата много въ департаментѣ; утонете — за васъ ваше дѣло другой справитъ, возьметъ перо и справитъ, а я одинъ во всемъ своемъ составѣ. Кто, окромя меня, подрядъ возьметъ!
— Чортъ знаетъ, что вы городите, почтенный коммерсантъ!
— Нѣтъ, я дѣло… Какое такое ваше чиновничье упованіе къ празднику? Пятьдесятъ цѣлковыхъ награды и, окромя того, кошкѣ на говядину не очистится даже, а я отъ своего подряда можетъ каменный домъ у себя на пустопорожнемъ мѣстѣ вытянуть могу. Вотъ вы и учтите, кому жизнь краше.
— Эхъ, толстопузый, толстопузый! Всякому своя слеза солона! — упрекаетъ купца женщина.
— Молчи, долгогривая! Правда, ваше благородіе, я на счетъ упованія-то? — пристаетъ онъ съ вопросомъ къ чиновнику и трогаетъ его за колѣнку.
— На такія рѣчи и отвѣчать нельзя, а можно только посовѣтывать вамъ послѣ взятія подряда отправиться въ сумасшедшій домъ и сѣсть тамъ, — произноситъ чиновникъ и отворачивается.
— Ничего, сядемъ! Съ выгоднымъ дровянымъ подрядомъ и въ сумасшедшемъ домѣ хорошо! — радостно восклицаетъ купецъ, видя что яликъ приближается къ плоту. — Зима-то нонѣ гдѣ? Много-ли ее осталось? Ну, а дровъ-то у насъ позапасено! На, получай свои двѣ копѣйки! — швыряетъ онъ перевозчику деньги.
Яликъ причаливаетъ къ плоту.