Дж. Г. Байронъ[править]
Геній въ пренебреженіи, поэма Айрланда.
(Neglected Genius, by W. H. Ireland).
Изъ «Monthly Review» 1813 г.[править]
Переводъ на рус. яз. Евг. Аничкова
Байронъ. Библіотека великихъ писателей подъ ред. С. А. Венгерова. Т. III, 1905.
Этотъ томикъ, на достаточно длинномъ заглавномъ листѣ обѣщающій «изобразить безвременную и несчастную судьбу многихъ британскихъ поэтовъ», могъ бы смѣло включить въ ихъ число и самого автора, потому что, если его «подражанія ихъ различнымъ стилямъ» очень похожи на оригиналы, его повѣсть о томъ, какъ "многіе британскіе поэты мрутъ съ голоду, можетъ вызвать скорѣе состраданіе, чѣмъ удивленіе. Книга открывается посвященіемъ нынѣшнему герцогу Девонширскому и посмертной похвалой прежнему (вѣроятно, также и тутъ мы имѣемъ дѣло съ однимъ изъ забытыхъ бардовъ, изслѣдованныхъ авторомъ). Въ этомъ произведеніи трудно сказать, «просвѣщенное ли пониманіе» живого или «интеллектъ» мертваго удачнѣе схвачены и болѣе блестяще восхвалены. Для того, чтобы похвальное слово покойному читатель не принялъ за нѣчто совсѣмъ другое, хотя ошибки тутъ не могло быть, страница окружена черной каймой, какъ надгробная рѣчь или американская газета послѣ пораженія. Вотъ примѣръ изъ поэмы. Поэтъ обращается къ герцогинѣ:
Chaste widow’d Mourner, stоll with tears bedew
That sacred Urn, which can imbue
Thy worldly thonghts, thus kindling mem’ry’s glow:
Each retrospective virtue, fadeless beam,
Embalms thy Truth in heavenly dream,
То soothe the bosom’s agonizing woe.
Yet soft — more poignantly to wake the soul,
And ev’ry pensive thought controul,
Truth shall with energy his worth proclalm;
Here I’ll record his philantropic mind
Eager to bless ail human kind,
Yet modest shrinking from the voice of Fame
As Pаtriot view him shun the courtly crew,
And dauntless ever keep in view
That bright palladium, England’s dear renown.
The people’s Freedom and the Monarch’s good,
Purchas’d with Patriotik blood,
The surest safeguard of the state and crown.
Or now behold his glowing soul ex tend,
То shine the pollsh’d social frіend;
His country’s matchless Prince his worth rever’d;
Gigantic Fox, true Freedom’s darling child,
By kindred excellence beguil’d,
To lasting а mity the temple rear’d
As Critic chaste, his judgement could explore
The beauties of poetic lore, —
Or classic strains mellifluent infuse;
Yet glowing genius and expanded sense
Were crown’d with innate diffidence,
The sure attendant of genuine muse.
На девятой страницѣ мы находимъ дѣйствительно великолѣпное подражаніе Мильтону:
To thee, gigantic genius. next I’ll sound;
The Clarion string, and fill fame’s vasty round;
Tis Milton beams upon the wond’ring sight,
Rob’d in the splandour of Apollo’s light;
As when from ocean bursting on the view,
His orb dispenses ev’ry brilliant hue,
Crowns with resplendent goldth' horizon wide,
And cloathes with countless gems the buoyant tide;
While through the boundless realms of aether blaze,
On spotless azure, streamy saffron rays: —
So o’er the world of genious Milton shone,
Profound in science — as the bard — alone.
Мы не должны также обойти молчаніемъ отрывокъ изъ Нахума Тэта, потому что здѣсь авторъ наиболѣе приближается къ стилю своего оригинала:
Friend of great Dryden, though of humble fame;
The Laureat Tate, shall here record his name;
Whose sorrowing numbers breath’d а nation’s pain,
When death from mortal to immortal reign
Translated royal Anne, our island’s boast,
Victorlous sov’reign, dread of Gallia’s host;
Whose arms by land and sea with fame were crown’d,
Whose statesmen grave for wisdom were renown’d,
Whose reign with science dignifies the page;
Bright noon of genious — great Augustan age.
Such was thy Queen, and such th’illustrious time
That nurs’d thy muse, and tun’d thy soul to rhyme;
Yet wast thou fated sorrow’s shaft to bear,
Augmenting still this catalogue of care;
The gripe of penury thy bosom knew,
А gloomy jail obscur’d bright freedom’s view;
So life’s gay visions faded te thy sight,
Thy brilliant hopes enscarfd in sorrow’s night.
Гдѣ выучился г-нъ Айрландъ этимъ риѳмамъ: hold fast и ballast, stir и hunger, please и kidneys, plane и captane, expose и Windows, forgot и pilot, sail on и Deucalon! (Лампьеръ спасъ бы его отъ школьной провинности, сообщивши, что въ этомъ послѣднемъ словѣ не достаетъ і). Можетъ быть онъ считаетъ ихъ Гудибрастическими риѳмами? Этотъ подражательный господинъ, нашъ авторъ, очень любитъ Чаттертона, и когда рѣчь заходитъ о Бристолѣ, гдѣ къ поэту относились не съ большимъ почтеніемъ, чѣмъ того заслуживаетъ г. Айрландъ, послѣдній поноситъ этотъ городъ весьма плохими стихами. Въ данномъ случаѣ г. Айрландъ, повидимому, стихъ пѣсеньки Банмистера: «Все ради любви и кое-что ради бутылки», передѣлываетъ на — «все ради Чаттертона и кое-что ради меня».
Въ пояснительныхъ примѣчаніяхъ, среди разныхъ другихъ удивительныхъ свѣдѣній, Горацій Вальполь превращенъ въ «сэра Горація». Изученіе жизни несчастнаго Чаттертона, казалось-бы, должно было спасти г. Айрландъ отъ этой грубой ошибки, дважды повторенной на одной и той-же страницѣ. И надо удивляться злорадству наборщика, который не исправилъ ошибки — вѣдь онъ-то навѣрное ее замѣтилъ. Мы должны извиниться, что не даемъ болѣе пространнаго разбора книги г. Айрланда. Надѣемся, что не услышимъ больше его жалобныхъ стиховъ; къ нимъ едва ли обратится кто нибудь, кромѣ рецензента, — развѣ тѣ бѣдные люди съ положеніемъ, которыхъ онъ изберетъ для посвященій. Хотя его посвященія способны убить живого, его посмертныя оплакиванія таковы, что, въ свою очередь, должны прибавить страха смерти у всякаго изъ его покровителей, кто не лишенъ здраваго смысла и страдаетъ какой либо хронической болѣзнью.