ГЕНРИХЪ ГИТКОТЪ ИЗЪ ГЕНГУАЛЯ.[править]
1875[править]
Глава I. Генгуаль
II. Ночная поѣздка
III. Заводъ Медликота
IV. Просьба Генриха Гиткота
V. Боскобель
VI. Браунбаи изъ Булабонга
VII. Я хотѣлъ бы пользоваться вашимъ расположеніемъ
VIII. Я желала бы, чтобъ онъ пришелъ
IX. Пожаръ
X. Побѣдоносное возвращеніе Генриха
XI. Сержантъ Форрестъ
XII. Заключеніе
ГЛАВА I.
Гэнгуаль.[править]
Въ 1871 году, какъ разъ за двѣ недѣли до Рождества, молодой человѣкъ двадцати четырехъ лѣтъ, возвратился часовъ въ восемь домой къ обѣду. Онъ былъ женатъ и вмѣстѣ съ нимъ и съ его женой жила сестра послѣдней, такъ что въ этотъ поздній часъ онъ находился въ обществѣ трехъ женщинъ, третьей была мистрисъ Граулеръ, накрывавшая въ эту минуту столъ. У двухъ женщинъ было по ребенку на рукахъ, одному было полтора года, а другому только три мѣсяца. Жена воскликнула обнимая его:
— Ахъ, Генрихъ, я думаю, ты очень голоденъ.
"Я немного перекусилъ въ хижинѣ нѣмца, " отвѣчалъ онъ, цѣлуя ее; «но страшно хочу пить, жаръ стоитъ нестерпимый. Ольдъ Бэтцъ говоритъ, что если листья гумми трещатъ какъ, теперь, передъ Рождествомъ то въ концѣ февраля они превратятся въ травинки.»
«Я ненавижу Ольдъ Бэтца», возразила жена «онъ всегда предсказываетъ худое, и вѣчно всѣмъ не доволенъ».
"Относительно овецъ онъ свѣдущъ болѣе, чѣмъ кто либо въ этой мѣстности, " отвѣчалъ супругъ.
Теперь читатель вѣроятно понимаетъ, что у насъ идетъ рѣчь не о Рождествѣ, которое является въ сопровожденіи снѣга, мороза, слякоти, но о Рождествѣ по ту сторону экватора, въ Австраліи, въ счастливой странѣ, гдѣ рождественскія свѣчи зажигаются сами, когда въ нихъ и не нуждаются.
Молодой человѣкъ, возвратившійся домой былъ одѣтъ въ фланелевую рубашку, въ парусинные панталоны и въ старую съ широкими полями соломенную шляпу. На кожаномъ поясѣ висѣла сумка, а позади ее ножъ и также небольшая трубка. Когда онъ снялъ шляпу и бросился на стулъ, конечно онъ выглядѣлъ грубымъ, мужиковатымъ, но всякій, кто понималъ австралійскую жизнь, могъ видѣть въ немъ джентельмена. Онъ былъ молодой переселенецъ, всѣмъ извѣстный на западѣ рѣки Мэри въ Квинсландѣ. Генри Гиткотъ изъ Генгуаля обладалъ тридцатью тысячами овецъ и занималъ видное мѣсто въ этой странѣ. Онъ былъ грубъ и любезенъ, смотря по тому, какъ это требовалось. Съ нѣкоторыми изъ его сосѣдей нельзя было иначе обходиться, какъ грубо. Многіе говорили про него, что онъ былъ слишкомъ честолюбивъ и властолюбивъ и всегда хотѣлъ, чтобы все дѣлалось по его желанію. Несмотря на свою молодость онъ былъ полный господинъ не только надъ самимъ собою, но и надъ всѣмъ, что окружало его. Въ своей жизни онъ почти никогда не совѣтовался съ тѣми, которые зависили отъ него. Съ непреклонною волею и трудолюбіемъ онъ съумѣлъ составить себѣ состояніе и облечься патріархальною властію посреди своихъ подданныхъ.
На четырнадцатомъ году Генрихъ Гиткотъ остался сиротою съ весьма ограниченными средствами къ жизни. Два года онъ оставался спокойно въ школѣ, но на шестнадцатомъ году рѣшился оставить родину. Сперва опекунъ противился его желанію, но наконецъ былъ радъ отъ него избавиться, при чемъ предсказывалъ, что черезъ годъ онъ возвратится домой. Мальчикъ не вернулся и составилось убѣжденіе, что онъ нажилъ себѣ богатство въ покой землѣ, куда онъ отправился.
Онъ былъ большаго роста, имѣлъ прекрасные волоса; враги говорили, что у него въ чертахъ лица видно было глупое упрямство, а тѣ, которые любили его, говорили, что оно дышало энергіей. Дѣйствительно онъ былъ упрямъ и никогда не обращалъ вниманія ни на чьи слова, онъ предпочиталъ вѣрить болѣе своимъ свѣдѣніямъ, чѣмъ опытности другихъ. Иногда случалось, что онъ жестоко платился за свое упрямство. Но съ другой стороны эти уроки бывали ему очень полезны. Онъ велъ большую торговлю шерстью. Его домъ стоялъ на рѣкѣ Мэри, но и позади ее тянулись его владѣнія; онъ могъ сдѣлать по десяти миль по всѣмъ направленіямъ, не оставляя своихъ границъ. Онъ былъ полновластный обладатель ста двадцати тысячъ акровъ земли — почти цѣлаго англійскаго графства и чѣмъ рѣже онъ вступалъ на чужую территорію, тѣмъ болѣе онъ этимъ гордился. Онъ посылалъ свою шерсть ежегодно въ Брисбанъ и получалъ оттуда одинъ или два раза въ годъ чай, сахаръ, вино, водку, сапоги, платье, табакъ и другія вещи, необходимыя въ домашнемъ хозяйствѣ. Но торговля не требовала его личнаго присутствія въ городѣ. Изрѣдка только онъ оставлялъ свои владѣнія, для покупки овецъ какой нибудь рѣдкой породы. По окончаніи дня онъ ложился съ трубкою во рту на коверъ на террасѣ, а жена между тѣмъ читала ему Шекспира или послѣдній, полученный изъ Англіи, романъ.
Онъ женился на прекрасной дѣвушкѣ, сиротѣ, дочери обѣднявшаго переселенца, съ которой онъ встрѣтился въ Сиднеѣ. Жена обожала его. И ея сестра Кетти Дели очень любила его, да и онъ къ ней былъ также хорошъ, какъ родной братъ; впрочемъ иногда она его боялась. Про нее говорили что она была даже красивѣе своей старшей сестры. Мистрисъ Гиткотъ была выше ея и черты ея были мужественнѣе, такъ что она вполнѣ годилась для роли хозяйки въ Генгуалѣ.
Умывъ руки и выпивъ стаканъ водки, смѣшанной съ водой, который ему приготовила жена, онъ взялъ на руки старшаго сына и сказалъ; «Любезный другъ, ты не будешь поселенцемъ.»
"Отчего нѣтъ, Генрихъ, " спросила жена.
«Оттого что я не хочу, чтобы каждый день въ жизни обагрялъ бы кровью его сердце.»
«А развѣ ты испытываешь это, я думаю, что твое сердцѣ достаточно зачерствѣло.»
«Когда человѣкъ говоритъ о сердце, то ты и Кетти подразумѣваешь подъ этимъ любовь.»
"Я вовсе и не думала о любви, " возразила Кетти. «Я думала, что такъ, какъ сегодня должно быть страшно жарко, то и не мудрено, Генрихъ, что вы измучены».
«Что же дѣлать, жаръ намъ посылаетъ небо или Провидѣніе и мы не должны на него роптать, даже еслибъ кто либо изъ насъ получилъ солнечный ударъ. Солнцѣ имѣетъ право быть здѣсь, оно не контрабандистъ, какъ свободный выбиратель.[1] Я не могу понять для чего созданы на свѣтъ свободные выбиратели и москиты.»
«Я думаю, что надо гдѣ нибудь жить и имъ» вмѣшалась въ разговоръ мистрисъ Граулеръ, подавая на столъ баранину. «А теперь мистеръ Генрихъ, если вы голодны, то здѣсь найдется что нибудь для васъ, на зло свободнымъ выбирателямъ.»
"Мистрисъ Граулеръ, " возразилъ хозаинъ, «позвольте вамъ замѣтить, что вы выводите слишкомъ быстрыя заключенія.»
"Мое заключеніе хорошо сдѣлано, " возразила старая женщина.
«Ни въ какомъ случаѣ. Я нахожу, что старые люди слишкомъ быстры въ заключеніяхъ. Вы какъ будто замѣтили, что я хочу притѣснять бѣдныхъ, но позвольте вамъ сказать, что свободные выбиратели бываютъ и даже очень часто богатыми людьми. Тотъ, про кого я думаю, вовсе не бѣднякъ, хотя не знаю каково будетъ его состояніе черезъ годъ.»
«Я знаю, мистеръ Генрихъ, про кого вы думаете. Про мистера Медликота. Онъ прекрасный джентельменъ, а его матушка прекрасная лэди. И они дѣлаютъ много хорошаго.»
Обѣдъ состоялъ изъ баранины, ростбифа, картофеля и лука. Послѣ обѣда пили чай. Дамы пріодѣлись къ обѣду и выглядѣли очень хорошенькими. Генрихъ же сѣлъ за столъ въ томъ костюмѣ, въ которомъ пришелъ.
"Я вижу по твоему костюму, что ты до смерти усталъ, " сказала ему жена.
«Я вовсе не оттого не передѣлся, Мэри, что очень усталъ, а я долженъ черезъ часъ опять отправиться.»
«Ночью уѣхать!»
«Да.»
«На лошади?»
«Какъ же иначе! Бэтсъ и Михей и теперь еще сидятъ на лошадяхъ. Я опасаюсь поджоговъ. Какая ужасная вещь имѣть постояно въ головѣ мысль, что довольно одной только искры огня, чтобъ уничтожить меня, и въ то же время знать, что у всякаго мимопроходящаго человѣка, у каждаго мошенника лежатъ въ карманѣ спички. Одна закуренная трубка въ Генгуалѣ можетъ сдѣлать насъ нищими. Вотъ почему я не хочу встрѣтить въ своемъ сынѣ здѣшняго поселенца.»
"Я думаю, что никто въ свѣтѣ не имѣетъ больше переселенца заботъ и хлопотъ, " замѣтила Кетти.
"Но и у свободныхъ выбирателей есть много своихъ заботъ, " возразилъ онъ.
Надо объяснить, что Гиткотъ потерпѣлъ обиду отъ нѣкотораго Медликота, который недавно поселился вблизи отъ него, а такъ какъ лэди благосклонно относились къ сосѣду, то Генрихъ и позволилъ сдѣлать это замѣчаніе, но не знаю, почему онъ вздумалъ уколоть Кетти. Мнѣніе обоихъ сестеръ объ сосѣдѣ были одинаковы.
"Заботы Медликота, " отвѣчала Кетти, «ни въ какомъ случаѣ не волнуютъ меня, Генрихъ.»
«Надѣюсь, что нѣтъ, Кетти, также какъ и мои.»
"Напротивъ, " возразила Мэри, «твои слишкомъ волнуютъ и меня и ее.»
"Мужчина все долженъ выносить на своихъ плечахъ, " возразилъ Генрихъ. «Я стыжусь самого себя, когда я ворчу; впрочемъ даже еслибъ я и не говорилъ, то всегда можно нѣсколько понять, о чемъ я думаю.»
«Я надѣюсь, что ты будешь всегда мнѣ говорить, о чемъ ты думаешь, мой дорогой.»
«Хорошо, я буду съ тобой вполнѣ откровененъ, пока не подростетъ этотъ молодецъ, который будетъ раздѣлять со мной тяжесть моихъ заботъ.»
"Къ этому времени, Генрихъ, вы разбогатѣете и возвратитесь въ Англію. Неправда-ли?
"Не знаю насколько мы будемъ богаты, но навѣрное скажу, что къ этому времени мы будемъ генгуальскіе свободно-выбиратели. Теперь мистрисъ Граулеръ мы пообѣдали, такъ позвольте трубку. Въ кухнѣ-ли Джонъ? Пришлите его ко мнѣ на террасу.
Генгуаль былъ рѣшительно въ лѣсу; согласно австралійскому выраженію всѣ овчарни находились въ лѣсахъ, еслибъ даже на этомъ мѣстѣ не было ни однаго дерева, ни однаго кустарника. Тѣ которые живутъ вдали отъ городовъ — живутъ лѣсною жизнью. Маленькіе города называютъ лѣсными городами. Вся страна вообще называлась лѣсомъ. Но семейство Гиткотовъ дѣйствительно жило въ лѣсу, потому что Генгуаль былъ окруженъ лѣсомъ, во многихъ мѣстахъ почти непроходимымъ, но также въ немъ находились пространныя степи, представляющія послѣ дождя роскошный видъ; въ жары же солнце опаляло траву. Чужестранецъ не понималъ гдѣ въ это время, которое надо замѣтить занимаетъ большую часть года, овцы находятъ себѣ пищу. За домомъ, находившееся пространство земли въ сто акровъ было разсчищепо, оставалось только нѣсколько деревьевъ для тѣни и украшенія. Дальше въ полѣ изъ находящихся тамъ деревьевъ гнали сокъ и онѣ, обнаженныя отъ коры, казались безобразными скелетами, пока совершенно не сгнивали. Здѣсь постоянно работалъ человѣкъ по имени Боскобель, котораго единственное занятіе было истреблять этимъ путемъ лѣсъ для того, чтобъ воздухъ могъ проходить въ траву и чтобъ освобождать почву отъ питанія деревьевъ. На милю отъ дома нѣсколько дорогъ пересѣкали мѣстность, и онѣ были такъ длинны, что путешественникъ могъ идти цѣлый день, не находя выхода. Было пять или шесть дорогъ, каждая изъ нихъ обнимала десять тысячь акровъ; такъ какъ лѣсъ встрѣчался повсюду, то одна дорога совершенно напоминала собою другую. Видъ былъ довольно живописный, огромныя деревья, скалы, дикіе овраги, но вездѣ однообразный. Путешественнику казалось страннымъ какимъ образомъ, разъ оставивъ домъ, посреди различныхъ дорогъ и тропинокъ можно было сново вернуться въ него. Иногда новые пути были проложены тяжелыми телѣгами, наполненными шерстью или повозками съ съѣстными припасами, другой же разъ въ сырую погоду проѣздъ по старымъ дорогамъ вслѣдствіе безчисленныхъ ручьевъ былъ невозможенъ.
Селеніе само по себѣ имѣло пріятную наружность. Оно состояло изъ ряда одно-этажныхъ домовъ. Такая роскошь, какъ лѣстницы, была неизвѣстна въ Генгуалѣ. Оно находилось въ полъ-мили отъ рѣки Мэри, у бухты, въ которую она впадала. Главное зданіе, въ которомъ жило само семейство Гиткотъ состояло изъ двухъ комнатъ, третьей была галлерея, идущая отъ однаго конца дома къ другому. Она имѣла двѣнадцать футовъ ширины. Здѣсь размѣщались стулья, кушетка, рабочій столъ, иногда сюда выносили и дѣтскія люльки. Здѣсь стояла сѣятельная машина мистера Гиткота, здѣсь же онъ и отдыхалъ въ то время, когда жена или Кетти читали ему что нибудь. Въ галлереѣ они постоянно жили, комнаты только посѣщались для ѣды или для сна. Позади главнаго зданія стояли отдѣльно разнобразныя строенія, образующія не правильный четвероугольникъ. Ближе всѣхъ находилась кухня съ маленькою комнаткою, гдѣ спалъ китаецъ поваръ, по прозванію Чингъ-Чингъ; въ сосѣднемъ домикѣ, состоящимъ изъ трехъ комнатъ и галлереи, жилъ помощникъ Генриха, обыкновенно извѣстный подъ именемъ Ольдъ Бэтса; послѣдній прежде владѣлъ самъ землею, но обѣднѣлъ и въ настоящее время работалъ за небольшое жалованье. Въ этомъ домѣ двѣ комнаты были предназначены для гостей, такъ какъ каждый знакомый или не-знакомый, проходя мимо, могъ завернуть къ нимъ. Позади же четвероугольника находилась запасная кладовая, одно изъ самыхъ важныхъ строеній. Она походила на лавку и ее открывали дважды въ недѣлю, хотя иногда требованія селенія не соглашались съ этою правильностью, но по нѣкоторому обычаю лавочка поддерживалась. Здѣсь продавался чай, сахаръ, табакъ, овощи, варенье, гвозди, сапоги, шляпы, фланелевыя рубашки, парусинные панталоны и многія другія вещи. Всякій проходящій могъ зайти и купить въ лавочкѣ, во послѣдняя имѣла собственно цѣль снабжать необходимыми вещами селеніе, потому что иначе приходилось бы посылать за каждыми бездѣлками, потребными въ хозяйствѣ за тридцать миль. Въ особенности былъ великъ спросъ на овощи, табакъ и варенье; предметы эти были въ большомъ употребленіи между людьми, служащими у Гиткота, ихъ стоимость вычитали изъ жалованья. Чай, сахаръ, мука и мясо выдавалась въ извѣстномъ количествѣ еженедѣльно. Представитель патріархальной власти считалъ долгомъ снабжать своихъ помощниковъ всѣмъ необходимымъ. Четвертую сторону четвероугольника составляли экипажный сарай и конюшни. Въ сараѣ стояли двѣ телѣжки, одна для двухъ, а другая для четырехъ человѣкъ. Житель Лондона нашелъ бы, что онѣ никуда непригодны, но Генрихъ совершалъ на нихъ отдаленныя путешествія, исправляя порчи веревками. Конюшни вовсе не были необходимы, такъ какъ лошади, которыхъ въ Генгуалѣ было достаточное количество, паслись почти постоянно на отведенномъ имъ лугу въ триста или четыреста акровъ земли. Одна только находилась постоянно около дома, потому что необходимо было имѣть одну подъ руками, чтобъ на ней ловить другихъ. Генрихъ гордился своими лошадьми, у него ихъ было тридцать, изъ которыхъ многіе были способны дѣлать по восьмидесяти миль. Но онъ весьма мало заботился объ нихъ, они сами доставали себѣ пищу.
Генгуаль былъ очень хорошъ. Галлерея для предохраненія отъ сильнаго дождя, жара или нападенія москитовъ была закрыта со всѣхъ сторонъ рѣшеткою и усажена вокругъ вьющимися растеніями. За домомъ находился садъ бѣдный по растеніямъ, но очень дорогой для Генриха, который былъ совершенно равнодушенъ къ гороху и къ томатамъ[2]. Генрихъ гордился всѣми этими строеніями, потому что все было дѣло рукъ его; но въ особенности онъ гордился сараемъ, въ которомъ находился складъ шерсти и который мы скоро надѣемся посѣтить. Надо замѣтить, что обширная территорія, гдѣ паслись овцы Генриха вовсе не составляла его собственности, онъ арендовалъ ее отъ казны, а только пріобрѣлъ мѣсто, на которомъ стоялъ его домъ, во избѣжаніе, чтобъ неявились на него другіе покупатели, отравляющіе его существованіе и сокрушающіе его сердце.
Въ то время, какъ Генрихъ говорилъ, въ галлерею вошелъ грубый парень лѣтъ шестнадцати, съ дикимъ выраженіемъ лица, которое такъ часто встрѣчается посреди австралійскихъ кочевниковъ. Онъ былъ одѣтъ почти также, какъ его хозяинъ, только костюмъ его и самъ онъ былъ менѣе чистъ. Это былъ по прозванію Джако, никто незналъ его другаго имени; его взялъ себѣ въ услуженіе Генрихъ шесть мѣсяцевъ тому назадъ и онъ сдѣлался его любимцемъ.
«Мистрисъ Граулеръ сказала, что вы хотѣли меня видѣть», сказалъ Джако.
«Будьте готовы къ ночи, Джако».
Джако подошелъ къ концу галлереи и взглянувъ на небо, сказалъ: «Долженъ быть небольшой шквалъ».
«Какъ бы я желалъ дождя», замѣтилъ хозяинъ.
«Вамъ нужно лошадей?» спросилъ Джако.
«Да, конечно и ты поѣдешь со мной. Тамъ осѣдланы двѣ лошади. Я поѣду на Гамлетѣ».
ГЛАВА II.
Ночная поѣздка.[править]
Генрихъ всталъ, поцѣловалъ жену и пожелалъ ей счастливо оставаться. Обѣ женщины пошли его проводить до сада. «Какъ темно», сказала Кетти.
«Это потому что вы вышли только что изъ свѣтлой комнаты».
«Нѣтъ все-таки чрезвычайно темно, ты пожалуйста не запаздывай», сказала жена.
«Я не могу скоро вернуться; теперь десять, къ часамъ двѣнадцати я вернусь домой». Нонъ, ударивъ лошадь, скрылся въ темнотѣ.
«Зачѣмъ онъ теперь уѣхалъ»? сказала Кетти своей сестрѣ.
«Онъ боится пожаровъ».
«Но онъ не можетъ предотвратить пожаровъ ночными поѣздками. Я думаю что пожары проистекаютъ отъ жары».
«Онъ же думаетъ, что это дѣло враговъ и онъ слышалъ кое что въ подтвержденіе своихъ мыслей. Одинъ злополучный человѣкъ все можетъ превратить въ пепелъ при такой засухѣ. Хоть Богъ послалъ бы дождя».
Ночь была дѣйствительно очень темная. Дѣло было въ срединѣ лѣта; въ это время обыкновенно у насъ бываютъ самые длинные дни, такъ что наступленіе новаго дня, незамѣтно смѣняетъ собой захожденіе стараго. Но Генгуаль находился недалеко отъ тропиковъ, гдѣ не было длинныхъ лѣтнихъ ночей. Жаръ былъ ужасный, лишь небольшой вѣтерокъ слегка производилъ легкій стонъ. Проѣхавъ нѣсколько верстъ они очутились въ открытомъ мѣстѣ; Генрихъ сдѣлалъ своротъ съ дороги. Джако подскакивалъ на лошади.
«Отчего ты не сидишь на лошади, болванъ!».
«Не сижу на сѣдлѣ! А зачѣмъ моя лошадь такъ скачетъ. Хорошо вамъ. Я еще не зналъ, что я болванъ».
Гиткотъ повернулъ на лѣво и поѣхалъ лѣсомъ, гдѣ не видно было ни одной тропинки. Для обыкновеннаго глаза не было никакой возможности проѣхать; но австралійскій переселенецъ имѣетъ необыкновеннаго устройства глаза, кромѣ того къ нему съ годами прививаются топографическіе инстинкты, неизвѣстные городскимъ жителямъ. Генрихъ смѣло пробирался черезъ лѣсную чащу, за нимъ слѣдовалъ Джако. Черезъ полчаса они достигли новой ограды. Генрихъ увидѣлъ только ее тогда, когда былъ отъ ней въ двухъ шагахъ и онъ отдернулъ лошадь.
«Отчего вы не ѣдете впередъ?» спросилъ Джако. «Кто теперь изъ насъ болванъ?»
«Молчи, если не хочешь, чтобъ я тебя подхлыстнулъ. Сойди съ лошади, да оттолкни лежащее бревно, лошадь не знаетъ куда ступить.» Джако сдѣлалъ, что ему было приказано, но не могъ все еще забыть, что его назвали болваномъ. Лошадь провели, бревно снова заложили и продолжали путь дальше. «Мы ѣдемъ въ шерстяной складъ?» спросилъ Джако.
«Мы уже оставили его за восемь верстъ позади насъ.»
Теперь Генрихъ приближался уже къ границамъ своего владѣнія, хотя Генгуаль тянулся и гораздо далѣе, но только въ другомъ направленіи. Здѣсь они оба сошли съ лошадей и пѣшкомъ прошли чрезъ ограду. "Подержи лошадей до моего возвращенія, " сказалъ Генрихъ. Оставшись одинъ Джако сѣлъ на бревно, вынулъ изъ кармана спички и, закуривъ трубку, бросилъ спичку на землю, сухая трава мгновенно вспыхнула, тогда онъ затопталъ ногами пламя. "Какъ легко теперь продѣлать дорогу, " сказалъ онъ самъ себѣ.
Генрихъ, сдѣлавъ влѣво полмили, снова очутился передъ изгородью и хотя было очень темно, онъ достигъ разчищеннаго мѣста, гдѣ воздѣлывался сахарный тростникъ. Онъ стоялъ въ полмилѣ отъ рѣки и поля тянулись по ея берегамъ. Онѣ теперь принадлежали Эгидію Медликоту, два года же тому назадъ они составляли продолженіе его владѣній, но правительство присудило уступить ихъ безъ всякаго вознагражденія. И ему еще тяжелѣе было лишиться ихъ, оттого, что новый владѣтель становился между имъ и рѣкою. Но онъ пришелъ сюда вовсе не затѣмъ, чтобъ увеличить свою ненависть, вглядываясь въ темнотѣ на враждебную ниву. Онъ смочилъ во рту палецъ и поднявъ его старался узнать, откуда дуетъ вѣтеръ. Было совершенно спокойно, ни одинъ листъ не двигался, по лѣсу проносился только тихій стонъ. Черезъ минуту ему показалось, что онъ слышитъ шумъ; приложивъ ухо къ землѣ, онъ услышалъ шаги и быстро отправился къ тому мѣсту, откуда они раздавались.
«Кто здѣсь?» спросилъ онъ, увидѣвъ фигуру, стоящую противъ него съ трубкою во рту.
«Кто вы?» раздалось ему въ отвѣтъ.
«Мое имя Медликотъ.»
«Ахъ это вы, мистеръ Медликотъ.»
«А это вы, мистеръ Гиткотъ. Добрый вечеръ мистеръ Гиткотъ. Что это вы выѣхали въ такой поздній часъ».
«Я выѣзжаю рано и поздно. Впрочемъ я во всякомъ случаѣ выѣхалъ сегодня не позднѣе васъ».
«Но я почти дома», возразилъ Медликотъ.
«А я на моей собственной землѣ.»
«Вы хотите сказать, что я нарушилъ чужіе предѣлы.»
«Я вовсе это не къ тому сказалъ, мистеръ Медликотъ; всякій вступающій на мою землю днемъ или ночью благопріятный для меня гость, конечно если только онъ хорошо себя ведетъ.»
«Надѣюсь, что я включенъ въ этотъ списокъ».
«Конечно. Постоянно имѣя въ головѣ мысль о вредѣ, причиняемомъ пожарами я очень желалъ чтобъ народъ, по возможности, осторожнѣе курилъ».
«Мои тростники, мистеръ Гиткотъ, также быстро воспламеняются, какъ и ваши травы».
«Я безпокоюсь не только на счетъ травъ, по у меня тамъ запасный магазинъ шерсти, не говоря уже про домъ и другія селенія.»
«Вы не пострадаете отъ моей небрежности, мистеръ Гиткотъ.»
«У васъ есть люди, которые могутъ быть не такъ осторожны. Вѣтеръ дуетъ какъ разъ съ вашей стороны. Если теперь было бы довольно свѣтло, то я могъ показать вамъ обгорѣлое бревно, лежащее въ полмилѣ отъ васъ. Оно вѣроятно было зажжено однимъ изъ вашихъ людей?»
«Съ этихъ поръ прошло двѣ недѣли, мои люди варили тамъ рисъ, я говорилъ имъ ужь объ этомъ.»
«Чтобъ сжечь такое бревно, нужно жечь его болѣе недѣли, мистеръ Медликотъ. Откровенно говоря я былъ испуганъ, увидавъ его. Кромѣ того я знаю, что есть человѣкъ, который готовъ меня поджечь, я выгналъ его изъ дома и онъ вѣроятно захочетъ мнѣ отомстить».
«Вы говорите про Нокса. На сколько я знаю онъ кажется очень порядочный человѣкъ. Не могу же я его отпустить потому только, что вы ему отказали».
«Конечно нѣтъ, я вовсе не думалъ совѣтовать это вамъ.»
«Надѣюсь, что нѣтъ, мистеръ Гиткотъ. Не думаю чтобъ Ноксъ не былъ такимъ же честнымъ человѣкомъ, какъ вы или я.»
«Если такъ, то мы всѣ одинаково безчестны, мистеръ Медликотъ. До свиданія. Не худо было бы и для меня и для васъ еслибъ вы побольше присматривали за трубками». Говоря такимъ образомъ, онъ повернулся и отправился къ оставленнымъ лошадямъ.
Медликотъ, просидѣвшій все свиданіе на бревнѣ, оставался на прежнемъ мѣстѣ, размышляя о человѣкѣ, только что оставившемъ его, и нашелъ его невѣждою, исполненнымъ предразсудковъ. "Я полагаю, что онъ даже думаетъ въ глубинѣ своего сердца, что способенъ поджечь его, " произнесъ онъ почти громко. «Занимаясь, овцеводствомъ онъ считаетъ себя выше всѣхъ въ колоніи. Онъ занимаетъ тысячу акровъ земли и употребляетъ себѣ въ дѣло трехъ или четырехъ людей. У меня только двѣсти акровъ, а я даю пищу тридцати семействамъ. Но онъ такой свинья, что окончательно не можетъ этого понять. Или онъ думаетъ, что я буду унижаться передъ нимъ изъ за того, что купилъ землю на свои деньги, собственно никогда не принадлежащую ему, но которой онъ теперь не можетъ пользоваться». Такого рода разговоры велъ съ собою мистеръ Медликотъ, сидя съ трубкою во рту на перекладинѣ, отдѣлявшей его плантаціи отъ земель мистеръ Гиткота.
Генрихъ также бесѣдовалъ съ собой: «Я не могу даже поклясться, чтобъ онъ и самъ не сдѣлалъ бы этого же.» Очевидно что Генрихъ готовъ былъ въ самомъ Медликотѣ видѣть поджигателя. По его образу мысли всякій, кто воспользуясь закономъ покупалъ землю, занимаемую другимъ, т. е. становился свободно-выбирателемъ, становился его врагомъ и онъ считалъ его способнымъ на всякую низость. Жена и свояченица находили Медликота приличнымъ и вполнѣ джентельменомъ, но вѣдь женщины готовы произнести благопріятный приговоръ по одной только наружности. Самъ же Генрихъ зналъ, что лишь только поселился Медликотъ, какъ пропало у него нѣсколько овецъ, головы которыхъ нашли зарытыми на плантаціи, что Медликотъ всегда принималъ услуги того работника, которому онъ отказывалъ; эти поступки сосѣда казались ему вовсе не джентельменскими.
Его предостерегали быть на караулѣ на счетъ пожаровъ; Ольдъ Бэтсъ, которому онъ вполнѣ вѣрилъ и который былъ человѣкъ неразговорчивый, посовѣтовалъ ему быть на сторожѣ. Нѣмецъ, въ хижинѣ котораго онъ былъ сегодня утромъ, Карлъ Бендеръ, также подтвердилъ слова Бэтса. «Кому дѣло разрушить мое благосостояніе, развѣ я сдѣлалъ кому зло?» спрашивалъ Генрихъ. Нѣмецъ хорошо понялъ характеръ своего господина, оцѣнилъ его достоинства и сдѣлался ему вѣрнымъ. "Вы любите надъ всѣмъ господствовать, " сказалъ онъ ему въ своей хижинѣ, кипятя на очагѣ воду, чтобъ сдѣлать чай Генриху. "Кто нибудь долженъ быть господиномъ, иначе будетъ Богъ знаетъ что, " отвѣчалъ послѣдній. "Такъ то-такъ, только люди этого не хотятъ признать, замѣтилъ нѣмецъ. Но никто изъ нихъ не сказалъ на кого падаетъ подозрѣніе. Генрихъ зналъ, что прежде украденныя овцы были похищены работниками Медликота, но тогда дѣло было слишкомъ ничтожно, чтобъ изъ за него подымать шумъ и возбуждать противъ себя народъ.
Когда Гиткотъ вернулся, Джако еще курилъ свою трубку. «Мартышка, ты употреблялъ спички?» спросилъ Генрихъ его.
«Отчего же нѣтъ?» спокойно отвѣчалъ Джако. «Развѣ трава теперь не достаточно приготовлена для пожара.» И Джако засвѣтилъ новую спичку, чтобъ показать своему хозяину выжженное мѣсто.
«Какъ это случилось?» спросилъ съ волненіемъ Генрихъ. «Ты нечаянно уронилъ спичку?»
«Нисколько, я сдѣлалъ это нарочно, чтобъ видѣть до какой степени суха трава, и она вспыхнула какъ порохъ.»
Генрихъ не говоря ни слова вскочилъ на лошадь и поѣхалъ чрезъ лѣсъ держась другаго направленія, а не того, по которому онъ пріѣхалъ сюда и мальчикъ слѣдовалъ за нимъ. Генрихъ не могъ быть совершенно увѣренъ что Джако не измѣнитъ ему. Вслѣдствіе своихъ постоянныхъ опасеній онъ одинаково недовѣрчиво относился ко всѣмъ, хотя и старался быть къ каждому человѣку справедливымъ.
Пока они ѣхали жаръ все усиливался, не было ни малѣйшаго вѣтерка. Они уже приближались къ складочному сараю, какъ вдругъ упала одна, потомъ другая тяжелыя капли дождя. Генрихъ остановился и посмотрѣлъ на небо, освѣщенное молніей; окружающій лѣсъ казался весь объятымъ огнемъ. Раздался страшный громовой раскатъ надъ самыми ихъ головами, дождь лилъ какъ изъ ведра. "Всемогущій Богъ положилъ теперь конецъ пожарамъ, " сказалъ Джако.
Генрихъ немного промолчалъ; дождь проникалъ ему до костей, потому что у него ничего не было одѣто сверхъ рубашки. «Да», сказалъ онъ, «теперь мы можемъ на цѣлую недѣлю лечь въ постель, трава будетъ расти, заливъ разольется и земля будетъ сыра. Полчаса такаго потока достаточно, чтобъ не было нигдѣ сухаго мѣстечка». Лошади ихъ шли по колѣно въ водѣ. Казалось что на землѣ начинался потопъ и земля подъ ихъ ногами превратилась въ озера.
Когда они достигли сарая то дождь уже прекратился, но и двадцати минутъ такаго ливня было довольно, чтобъ повсюду въ лѣсу зашумѣли потоки и чтобъ все напоминало собой начало потопа. Достигнувъ сарая, они сошли съ лошадей и взошли въ него. Генрихъ зажегъ восковую спичку и при ея слабомъ свѣтѣ осматривалъ стѣны. Это замѣчательное зданіе, выстроенное въ видѣ буквы Т, открытое по сторонамъ, съ деревянною, высмоленною крышею, покрытою войлокомъ, не доходящимъ только на четыре фута до земли. Оно могло вмѣстить четыреста овецъ и было раздѣлено на нѣсколько отдѣленій, различной величины. Генрихъ Гиткотъ, какъ мы говорили, очень гордился этимъ зданіемъ, считая его лучшимъ во всемъ округѣ.
«Что это такое!» воскликнулъ Джако. «Вы ничего не слышите», продолжалъ онъ, указывая пальцемъ на средину сарая. Генрихъ сталъ зажигать другую спичку, она хотя зажглась, но немедленно же потухла. Тѣмъ не менѣе онъ видѣлъ или предполагалъ что видѣлъ, фигуру, убѣгающую черезъ другой открытой конецъ сарая. Въ немъ было очень темно, но позади сарая не было деревьевъ и тамъ было немного свѣтлѣе, такъ что видна была ускользнувшая фигура, кромѣ того раздавались ее шаги. Генрихъ окликнулъ, отвѣта не послѣдовало; бѣжать за нимъ было поздно, да и въ темнотѣ онъ могъ вездѣ укрыться. «Здѣсь кто то былъ чужой», сказалъ онъ, «никому изъ вашихъ людей не зачѣмъ было-бы такъ бѣжать». Джако покачалъ головой, но опять ничего не сказалъ. «Онъ здѣсь укрылся отъ дождя, но онъ приходилъ не за добрымъ дѣломъ». Джако опять покачалъ головой. «Кто бы онъ былъ?» Джако тихо ему отвѣчалъ на ухо: «Биль Ноксъ».
«Ты не могъ этого видѣть».
«Посмотрите вотъ слѣды его ногъ». Вѣдь всѣмъ извѣстно, что у Нокса повреждена одна нога и что онъ волочитъ ее…
«При такомъ освѣщеніи трудно это разглядѣть».
«Я такъ совершенно увѣренъ, что это онъ», сказалъ мальчикъ.
Генрихъ молча сѣлъ на лошадь и поскакалъ домой. Было очень поздно, но женщины ожидали его и изъявили свое соболѣзнованіе, что онъ такъ промокъ. «Промокъ!» воскликнулъ Генрихъ. "Знаете-ли Вы, что я предпочитаю въ тысячу разъ промокнуть до костей, чѣмъ быть въ настоящее время сухимъ. Но дайте Джако поужинать, я долженъ беречь его. Послѣднему былъ принесенъ ломоть хлѣба, горшокъ варенья и чайникъ холоднаго чая, при видѣ такого ужина Джако пересталъ ворчать, что онъ промокъ до костей. Поужинавъ также, Генрихъ легъ спать.
ГЛАВА III.
Заводъ Медликота.[править]
Слова Генриха, что теперь они могли отдохнуть нѣсколько дней, были совершенно справедливы. Дождь былъ очень кстати въ настоящее время для прекращенія пожаровъ. Теперь можно было на время ослабить всѣ предосторожности и не быть постоянно на сторожѣ. Обыкновенно въ Генгуалѣ работы располагались такъ, въ Апрѣлѣ и Маѣ овцы ягнились, въ Сентябрѣ, Октябрѣ и Ноябрѣ ихъ стригли и мыли; въ слѣдующіе мѣсяца обыкновенно принимались всѣ мѣры предосторожности противъ пожаровъ. Декабрь и Январь оставались на поправку плотинъ, починку изгородей, закупку припасовъ и заботами о пищѣ для стадъ. Никто не работалъ усиленнѣе молодаго переселенца, но теперь случайно наступили дни отдыха, — отдыха отъ работы, которая сама по себѣ не была работа производительная, но предохранительная.
"Впрочемъ скоро очевидно было, что отдыхъ не можетъ продолжасься болѣе двухъ дней. На слѣдующій день жаждующая земля повидимому проглотила весь потокъ дождя. Вода въ бухтѣ поднялась на два фута, плотины были запружены; травы съ быстротою роста, свойственнаго тропическому климату, значительно поднялись. Теперь они были не опасны для пожара еще на двое сутокъ. Огонь можетъ только успѣшно распространяться, когда земля совершенно суха и когда стволы листьевъ лишены почти сока.
На слѣдующій день, послѣ ночной поѣздки мистера Гиткота, жена и Кетти объявили ему, что онѣ намѣрены ѣхать сегодня на заводъ Медликота, чтобъ посѣтить мистрисъ Медликотъ. «Это не похристіански», прибавила жена, «живя въ лѣсу, ссориться съ сосѣдями, только потому что они наши сосѣди».
«Сосѣди!» воскликнулъ Генрихъ. «Я незнаю другаго слова, въ которомъ было столько хвастовства. Самаритянинъ былъ бы лучшимъ сосѣдомъ, во всякомъ случаѣ онъ не былъ свободно выбирателемъ».
«Генрихъ, это глупо».
«Все, что я не говорю слишкомъ пропитано злостью. Но впрочемъ вы можете ѣхать, если вамъ угодно. Я не хочу ссориться ни съ кѣмъ».
"Ссориться — невыгодно, " сказала жена.
«Это дѣло вкуса. Есть люди, съ которыми очень удобно ссориться. Впрочемъ я, напримѣръ, не хотѣлъ бы ссориться съ Браунбайями, но это рѣшительно невозможно. Тоже вѣроятно будетъ и съ Медликотомъ».
«Браунбаи живутъ воровствомъ овецъ и лошадей.»
«А Медликоты готовы пользоваться услугами подобныхъ людей. Вы можете идти, но я предпочитаю остаться дома. Надо вамъ приготовить кабріолетъ?» Лэди сказали, что онѣ поѣдутъ верхомъ. Воздухъ свѣжъ и онѣ рады были прогуляться; ихъ сопровождалъ Джако; онѣ обѣщались быть домой къ обѣду, т. е. къ семи часамъ вечера. До завода имъ надлежало сдѣлать девять миль.
Мистеръ Эгидій Медликотъ жилъ уже почти два года на той землѣ, которую онъ пріобрѣлъ немедленно по прибытіи въ колонію. Онъ прибылъ изъ Англіи съ цѣлью разведенія сахарныхъ плантацій и наживанія денегъ; плантаціи его процвѣтали и ему удалось воздвигнуть мельницу для выдавленія сахарнаго сока. Сперва Медликотъ самъ жилъ въ ней, и только три мѣсяца тому назадъ онъ построилъ маленькую хижину и поселился въ ней со своею матерью. Онъ не пользовался популярностью. Онъ былъ ни рыба, ни мясо. Поселенцы смотрѣли на него, какъ на вкравшагося безъ права въ ихъ мѣста и какъ на человѣка, которому чужды были ихъ интересы. Большинство же незначительныхъ свободныхъ выбирателей промышляли воровствомъ. Но Медликотъ упорно продолжалъ идти по избранному имъ пути и не ропталъ на трудности, представляющіяся ему на пути. Онъ не нашелъ ожидаемаго рая въ Австраліи, но онъ нашелъ что обработывать сахарный тростникъ выгодно и помирился со многими непріятностями.
Гиткотъ былъ его ближайшимъ сосѣдомъ и человѣкомъ во всемъ равнымъ ему. Онъ хотѣлъ видѣть въ немъ друга. При первой встрѣчѣ съ Гиткотомъ онъ выразилъ увѣренность, что между ними будетъ существовать самая тѣснѣйшая дружба, но его слова были приняты чрезвычайно холодно. Тогда онъ внутренно обозвалъ Гиткота осломъ и сталъ относиться къ нему враждебно. Началъ тѣмъ, что взялъ къ себѣ Нокса, который былъ ему извѣстенъ не совсѣмъ съ хорошей стороны. Въ настоящее время онъ перевезъ къ себѣ свою мать. Она и генгуальскія лэди встрѣчались на нейтральной землѣ и очевидно было, что онѣ должны были бы сдѣлаться или друзьями или окончательными врагами. Мистрисъ Гиткотъ объявила, что всякая вражда для нея ужасна. "А я думаю, " сказалъ Генрихъ, «что иногда дружба еще ужаснѣе. Я слишкомъ теперь привыкъ къ лѣсной жизни и я вовсе не нуждаюсь въ обществѣ другихъ людей, за исключеніемъ моихъ родныхъ и домашнихъ.» Такъ говорилъ юный патріархъ двадцати четырехъ лѣтъ, ученикъ англійской школы.
Хижина Медликота находилась въ полтораста ярдахъ отъ мельницы на обрывистыхъ берегахъ Мэри. Это мѣсто было избрано Медликотомъ оттого, что по рѣкѣ удобно было сплавлять боченки съ сахарнымъ сиропомъ. Здѣсь мистрисъ Гиткотъ и Кетти нашли сидящую за работой въ галлереѣ старую лэди. Она была красивая старая женщина съ сѣдыми волосами, лицо ее было покрыто морщинами, во рту не было зубовъ, но большіе темные глаза придавали пріятность ея лицу. «Чрезвычайно любезно съ вашей стороны сдѣлать такое длинное путешествіе, чтобъ видѣть меня, старуху», сказала она имъ. Мистрисъ Гиткотъ объявила, что ей надоѣли жары и что воздухъ послѣ дождя прекрасенъ. «Я прошу извиненія что я до сихъ поръ не посѣтила васъ, вы молоды, здоровы, а я стара и не рѣшалась предпринять пѣшкомъ такое отдаленное путешествіе, сынъ сказалъ, что до васъ невозможно доѣхать на телѣжкѣ, а верхомъ на лошади я не могу». Мистрисъ Гиткотъ объяснила, что до нихъ дорога очень хорошая и вообще разсыпала хвалы сельской жизни. Подали чай; старая лэди была очарована своими гостями. По своемъ прибытіи на мельницу это были первыя еще женщины, которыя посѣтили ее. "Видали вы когда нибудь такой дождь, какой былъ вчера, " сказала она, складывая руки, «я думала, что Господь глыбами ниспослалъ намъ облака.» Затѣмъ она разсказала, что, по словамъ нѣкоторыхъ людей, еслибъ такой дождь продлился, то въ два часа рѣка разлилась бы и унесла ихъ хижину. Эгидій однако не обращалъ на это вниманіе, такъ какъ хижина отстояла на двадцать футовъ отъ обыкновеннаго теченія рѣки.
Онѣ хотѣли уже ѣхать домой, когда Эгидій Медликотъ вернулся съ мельницы. Онъ былъ мужчина большаго роста, красивой наружности съ крупными чертами лица, широкимъ лбомъ, большими глазами. Онъ одѣвался какъ одѣвается джентельменъ лѣтомъ у себя въ деревнѣ. Гиткотъ называлъ его франтомъ, потому что онъ самъ рѣдко покидалъ костюмъ, въ которомъ мы его вамъ описали. Генрихъ былъ аристократъ, но ненавидѣлъ различныя новвоведенія въ лѣсахъ, какъ то пиджакъ, сюртукъ и тому подобное.
Все утро Медликотъ былъ озлобленъ противъ своего сосѣда. Онъ слышалъ оскорбленіе въ его тонѣ, при этомъ онъ припомнилъ, что мать его здѣсь уже нѣсколько мѣсяцевъ и со стороны Гиткотовъ ей не было оказано никакой любезности. Очевидно, что Гиткоты считали себя выше его. И потому онъ былъ чрезвычайно удивленъ, встрѣтивъ сосѣдокъ съ своею матерью, въ особенности послѣ вчерашняго свиданія. "Лэди изъ Генгуаля былъ такъ любезны, что навѣстили меня, Эгидій, " сказала ему его мать. Медликотъ пожавъ имъ руки, выразилъ имъ благодарность и высказалъ имъ свое желаніе проводить ихъ.
"Мистеръ Гиткотъ промокъ я думаю до костей прошедшею ночь, " сказалъ онъ, когда онѣ сидѣли уже на лошадяхъ, обращаясь скорѣе къ Кетти, нежели къ ея сестрѣ.
«Да, дѣйствительно онъ очень промокъ. А вы тогда не промокли?»
«Я видѣлъ его въ одинадцать часовъ, ровно передъ началомъ дождя. Я былъ у самаго дома и во время спасся. Часто-ли онъ дѣлаетъ подобныя почныя прогулки».
«Только теперь, когда онъ сильно опасается пожаровъ», сказала Кетти.
"Какъ должны быть велики его опасенія? Я недумаю, чтобъ въ какомъ нибудь человѣкѣ было бы столько злости, что онъ рѣшился бы на поджогъ. Тогда лэди принялись объяснять, что пожаръ можетъ произойти отъ неосторожности, отъ сильныхъ жаровъ или отъ враговъ.
«Скорѣе отъ враговъ», замѣтилъ Джако, до сихъ поръ ѣхавшій молча позади. Медликотъ обернулся и, взглянувъ на мальчика, сказалъ:
«Кто же враги?»
«Свободные выбиратели», отвѣчалъ Джако;
«Я самъ свободный выбиратель.»
«Не вы одни», продолжалъ Джако.
«Джако не лучше-ли тебѣ придержать твой языкъ»; перебила мистрисъ Гиткотъ.
«Если вы приказываете мнѣ замолчать, я пожалуй замолчу», отвѣчалъ онъ.
Медликотъ хотѣлъ проводить дамъ только до складочнаго сарая. Онъ былъ очень доволенъ своею поѣздкою. Кетти была очень мила, а поѣздка по лѣсу съ веселенькою дѣвущкою способна только не расшевелить нервы человѣку, погрузившемуся въ летаргію, а Эгидій вовсе не былъ такимъ; при этомъ надо еще прибавить, что поселенецъ иногда по цѣлымъ мѣсяцамъ не видитъ ни одной женщины, если у него нѣтъ ни жены, ни матери, ни сестры. Онъ разсуждалъ, что хотя Гиткотъ — оселъ, то женщины нисколько невиноваты въ этомъ. "Вы не найдете дороги назадъ, « сказала ему Кетти, когда они подъѣхали къ сараю. „Вы никогда не были здѣсь прежде“.
„Нѣтъ, никогда, но я надѣюсь, что съумѣю найти дорогу домой“. Его приглашали обѣдать въ Генгуаль и обѣщали дать потомъ въ провожатые Джако, но онъ не согласился» Гиткота онъ считалъ осломъ, готовымъ видѣть въ немъ почти поджигателя, за то только, что онъ купилъ землю. Джако же его слуга, не постыдился прямо обозвать Медликота — врагомъ. Какъ ни пріятно ему было провести время съ Кетти, но ему крайне не хотѣлось видѣть Генриха. «Я вовсе не такой плохой житель лѣсовъ, чтобъ не могъ найти дороги къ дому; я доберусь какъ нибудь до рѣки», сказалъ онъ.
«Чего еще проще», замѣтилъ Джако, радуясь, что онъ избавляется отъ необходимости провожать Медликота, что было противно его чувству независимости.
Пока они разговаривали такимъ образомъ, вдругъ изъ сарая вышелъ Генрихъ. Онъ довольно любезно подалъ руку Медликоту и сталъ распрашивать жену, какъ удачно онѣ совершили свое путешествіе. «Отлично», отвѣчала она, «хотя и было жарко, но все таки не такъ ужасно, какъ передъ дождемъ. Такъ какъ мистеръ Медликотъ далеко провожалъ насъ, то мы попросили бы его остаться съ нами пообѣдать».
«Пожалуйста, мистеръ Медликотъ», сказалъ Генрихъ, но въ его голосѣ дрожала не совсѣмъ чистосердечная нота.
«Очень вамъ благодаренъ, но позвольте отклонить ваше приглашеніе. Добрый вечеръ, мистеръ Гиткотъ, добрый вечеръ, мисъ Дэлли», и обѣ женщины замѣтили, что тонъ его голоса пересталъ быть искреннимъ.
«Я очень радъ, что онъ отправился», сказалъ Гиткотъ.
«Отчего такъ, Генрихъ, неужели вы хотите нарушить правила гостепріимства и лишить меня и Кетти удовольствія хотя изрѣдка видѣть лицо посторонняго человѣка».
«Я скажу вамъ потомъ отчего. Джако поѣзжайте немедленно домой и скажите, что мы сейчасъ будемъ».
Джако повиновался, хотя и неохотно, приказанію.
Генрихъ помогъ женщинамъ сойти съ сѣделъ и они всѣ взошли въ сарай, въ одномъ углѣ котораго находилась огромная куча сухихъ листьевъ и хвороста, образовавшая собою правильную линію. «Тотъ кто сдѣлалъ это — оселъ», сказалъ Генрихъ, «величайшій оселъ, потому что стоило ему только поджечь траву извнѣ и сарай сгорѣлъ бы безъ всякихъ этихъ приготовленій. Но по нимъ ясно видно, что онъ замышлялъ».
«Пожаръ?» спросила Кетти.
«Конечно. Онъ не хотѣлъ удовольствоваться травою, а хотѣлъ сжечь все до тла. Онъ пришелъ бы къ намъ и сжегъ бы насъ самихъ, во время нашего сна, еслибъ подобные люди не были бы трусами».
«Но, Генрихъ, отчего же, все приготовивъ, онъ не привелъ въ исполненіе свое намѣреніе», сказала жена.
«Оттого что Всемогущій Богъ въ эту самую минуту ниспослалъ намъ дождь. Само провидѣніе помѣшало ему».
«Но бросить спичку было дѣло одного мгновенія».
«Не одинъ дождь помѣшалъ ему привести въ исполненіе свой гнусный планъ. Я самъ во-время взошелъ въ сарай. Я и Джако. Это было прошлую ночь, когда шелъ дождь. Я слышалъ человѣческіе шаги и хотя было темно видѣлъ убѣгающую фигуру».
«И вы не узнали ее?» спросила Кетти.
«Нѣтъ, но мальчикъ у котораго кошачьи глаза, призналъ ее».
«Джако?»
«Джако узналъ кто былъ, по походкѣ. Я самъ догадывался, но боялся быть несправедливымъ».
«Кто же это былъ»?
«Факторъ и любимецъ нашего друга Медликота — мистеръ Уильямъ Ноксъ. Мистеръ Уильямъ Ноксъ — джентельменъ — имѣющій намѣреніе сжечь насъ до тла, а мистеръ Медликотъ — джентельменъ, находящій удовольствіе держать мистера Нокса въ сосѣдствѣ».
Сначала двѣ женщины, чрезвычайно озадачились, но чувство справедливости заставило жену произнести: «Все что вы говорите относительно Нокса очень можетъ быть совершенная правда, но неужели вы предполагаете, что все это извѣстно мистеру Медликоту».
«Это немыслимо», сказала Кетти.
«Я не обвиняю его», отвѣчалъ Генрихъ; «но онъ зналъ, что я отказалъ этому человѣку, а онъ взялъ его къ себѣ; во всякомъ случаѣ онъ подлежитъ отвѣтственности».
ГЛАВА IV.
Просьба Генриха Гиткота.[править]
Всѣ ѣхали домой молча, угрожающая опасность была такъ велика, что тяжело было объ ней толковать. Нерасположеніе Генриха къ Медликоту было вещью почти постороннею. Очевидно было, что если разъ попытка поджечь неудалась вслѣдствіе дождя, то не преминутъ ее снова произвести. Пожаръ въ степи ужасное дѣло. Человѣкъ ложится богатымъ, а просыпается совершенно нищимъ: все его достояніе поглощено ненасытнымъ огнемъ, трава обращена въ пепелъ, отъ деревьевъ остались однѣ только пни, овцы испугались и разбѣжались въ разныя стороны, иныя погибали отъ огня, а тѣ, которыя оставались отъ голода. Генрихъ могъ усмотрѣть за строеніями, но не было никакой возможности усмотрѣть за тысячью акрами земли. Чтобъ поджечь траву не нужно было никакихъ приготовленій, достаточно одной только искры.
«Не лучше-ли намъ разрушить его приготовленія», прервала наконецъ молчаніе мистрисъ Гиткотъ.
«Я оставлю все по прежнему», сказалъ Генрихъ, не объясняя причины такого рѣшенія. У него было слишкомъ много думъ, и безпокойствъ, чтобъ пуститься въ длинныя разсужденія. «Однако поторопимся домой, вы еще не обѣдали, а уже становится темно». Онѣ молча сошли съ лошадей и весь вечеръ не было произнесено ни слова. Генрихъ прогуливался взадъ и впередъ по галлереѣ, куря трубку, обѣ сестры съ безпокойствомъ смотрѣли на него, не смѣя прервать его молчанія.
Генрихъ чувствовалъ, что вся тяжесть обваливалась на его плечи. Онъ трудился много и былъ уже на пути къ богатству. Онъ не столько думалъ объ деньгахъ, сколько объ успѣхѣ. По природѣ онъ былъ безпокойный, пылкій, энергичный. Онъ зналъ, что нѣкоторые разорившіеся люди перенесли свое разореніе и довольствуются тѣмъ немногимъ, что у нихъ осталось. Онъ видѣлъ живой примѣръ въ своемъ управляющемъ Ольдъ Бэтсѣ. Но онъ зналъ себя и зналъ что подобный ударъ убьетъ его. Быть слугою вмѣсто того, чтобъ быть господиномъ надъ всѣмъ — одна мысль объ этомъ наводила на него ужасъ. Брисбанскіе купцы, покупавшіе у него шерсть, снабдили его деньгами на покупку мѣста подъ строенія и теперь онъ имъ оставался долженъ тысячу фунтовъ. Узнавъ объ его разореніи, купцы немедленно приступили бы съ требованіями возвратить имъ долгъ.
«Скажи мнѣ, что ты думаешь дѣлать?» произнесла жена съ умоляющимъ взглядомъ, когда они остались одни.
«Моя дорогая, что я думаю дѣлать? Я долженъ быть на сторожѣ. Но теперь земля еще очень сыра, такъ что пока нечего безпокоиться».
«Можетъ быть будетъ опять дождь».
"Едва-ли. Во всякомъ случаѣ у меня есть еще средства принять новыя мѣры предосторожности; попытаюсь. Теперь спи, моя дорогая, и постарайся ни о чемъ не думать.
На слѣдующее утро Генрихъ рано, позавтракавъ, вскочилъ на лошадь, никому ничего не сказавъ о цѣли своего путешествія. Такъ какъ это входило въ его привычки, то и не возбудило ни одного замѣчанія, но женщины замѣтили, что онъ былъ слишкомъ задумчивъ и почти ничего не сказалъ на прощаньѣ своей женѣ.
Онъ поѣхалъ прямо на Медликотскую мельницу, не заѣзжая даже въ складочный сарай. Онъ сдѣлалъ девять миль въ часъ и взошелъ въ зданіе, гдѣ выдавливали сокъ изъ тростника. Прежде всѣхъ онъ встрѣтилъ Нокса, присматривающаго за рабочими изъ Полинезіи, которые молчаливо пробирались между чанами и машинами. «Здравствуйте, Ноксъ», сказалъ Генрихъ. «Какъ вы поживаете? дома мистеръ Медликотъ?»
Ноксъ былъ здоровый дѣтина, никогда неспособный смотрѣть вамъ прямо въ глаза. Генрихъ нанялъ его размежевывать у себя землю, но за небрежность и за нерадѣніе въ хозяйскую пользу онъ выгналъ его; тогда послѣдній предложилъ свои услуги Медликоту въ качествѣ надсмотрщика надъ рабочими. Съ того времени какъ Ноксъ былъ прогнанъ Гиткотомъ, послѣдній въ первый разъ встрѣтился съ нимъ.
«Благодарю васъ, мистеръ Гиткотъ, я славу Богу здоровъ, надѣюсь, что вы и лэди также здоровы. Хозяинъ здѣсь, Пикки сходи за хозяиномъ». Пикки былъ одинъ изъ полинезіанскихъ рабочихъ.
«Не бывали-ли вы въ Генгуалѣ съ тѣхъ поръ какъ вы оставили его»? спросилъ Генрихъ, смотря ему прямо въ глаза.
«Нѣтъ, мистеръ Гиткотъ, я никогда не посѣщаю тѣхъ мѣстъ, гдѣ мнѣ отказали. Да и правду сказать сахаръ лучше овецъ. Я здѣсь устроился хорошо, а вашей работы я никогда не любилъ».
«Вы не были въ складочномъ сараѣ?»
«Зачѣмъ, въ складочномъ сараѣ? Что я тамъ оставилъ? Отсюда до него десять миль. Охота идти».
«Семь, Ноксъ».
«Хоть и семь. Семь миль пройти порядочно устанешь. Прежде я былъ хорошъ на ходьбу, а теперь не тутъ то было».
«Такъ вы не были въ Генгуалѣ»?
«Я не былъ тамъ», отвѣчалъ грубо Ноксъ. «Какая радость бродить мнѣ въ сараѣ въ ночное время».
«Я ничего не говорилъ про ночное время».
«А днемъ я здѣсь постоянно нахожусь, за что вы клевещете на меня».
Гиткотъ теперь былъ увѣренъ, что Джако правъ. Онъ почти не сомнѣвался, что человѣкъ, съ которымъ онъ разговаривалъ ежеминутно готовъ его раззорить. Единственное средство предотвратить опасность оставалось удалить Нокса при содѣйствіи Медликота изъ сосѣдства. Онъ думалъ объ этомъ всю ночь и возъимѣлъ надежду уладить дѣло.
«Вотъ хозяинъ», сказалъ Ноксъ, «вы желали съ нимъ поговорить».
Съ тѣхъ поръ какъ земля была продана Медликоту, Генрихъ ни разу не вступалъ на нее, ему казалось, что этимъ онъ унизилъ бы себя. Иногда онъ смотрѣлъ на сосѣднія плантаціи, только стоя на своей землѣ. Теперь же онъ былъ въ самой мельницѣ и съ любопытствомъ разсматривалъ ее. «Какъ у васъ много машинъ».
«Со временемъ придется еще многое прикупить, нѣкоторое же измѣнить».
«Могу я съ вами переговорить».
«Конечно. Неугодно-ли вамъ въ контору или можетъ быть у васъ есть время зайти ко мнѣ на домъ?» Генрихъ изъявилъ желаніе переговорить въ конторѣ и они взошли въ маленькую коморку, гдѣ стояла конторка и два стула. «Чѣмъ я могу быть вамъ полезенъ, мистеръ Гиткотъ»?
Генрихъ началъ свой разсказъ; онъ пытался объяснить Медликоту всѣ опасности, какія приходится терпѣть поселенцу отъ своихъ собственныхъ слугъ. Онъ говорилъ много и говорилъ съ тактомъ. Онъ разсказалъ о своей ссорѣ съ Ноксомъ. Очевидно было, Генрихъ предполагалъ, что слуга, прогнанный однимъ хозяиномъ, не долженъ быть нанятъ другимъ, по крайней мѣрѣ въ одномъ и томъ же округѣ. Человѣкъ, недавно покинувшій старый свѣтъ, не симпатизировалъ этой идеѣ.
«Вы желаете, чтобъ я отказалъ ему», спросилъ насмѣшливо Медликотъ.
«Вы не совсѣмъ поняли меня». Затѣмъ Генрихъ сталъ опять толковать о пожарахъ, которые такъ часты въ жаркое время, о ихъ ужасныхъ послѣдствіяхъ, объ удобномъ способѣ мщенія со стороны безсовѣстныхъ людей и объ своихъ опасеніяхъ въ настоящую минуту.
«Охотно вѣрю всему этому», отвѣчалъ Медликотъ, «и душевно сожалѣю, что это такъ бываетъ. Но я нахожу несправедливымъ наказывать человѣка только по подозрѣнію. Вы приписываете ему преступленіе, которое вы сами называете возмездіемъ за вашъ съ нимъ поступокъ».
Генрихъ приготовился не горячиться и потому продолжалъ: «Я пріѣхалъ къ вамъ разсказать, что случилось ночью послѣ нашего свиданія». Затѣмъ онъ описалъ, какъ онъ съ Джако взошелъ въ сарай, какъ оба увидѣли человѣческую фигуру и услышали шаги, какъ мальчикъ объявилъ, что человѣкъ этотъ былъ Ноксъ, какъ на слѣдующій день въ сараѣ была найдена куча листьевъ и хвороста, и что вѣроятно Ноксъ до дождя намѣревался поджечь сарай и, наконецъ, какъ разговоръ съ Ноксомъ еще болѣе подтвердилъ его подозрѣнія.
«Имя мальчика вашего слуги — Джако?»
«Да, его всѣ такъ зовутъ».
«Вы не знаете его настоящаго имени?»
«Я никогда не слыхалъ его другаго имени».
«И ничего не знаете объ немъ». Генрихъ отвѣчалъ, что «четыре мѣсяца тому назадъ Джако пришелъ въ Генгуаль, не знаю откуда. Заставивъ его въ видѣ испытанія проработать недѣлю, мы ему позволили остаться, не заключивъ опредѣленнаго условія».
«Это довольно темная исторія», продолжалъ Медликотъ, «согласитесь сами». Хладнокровіе начинало покидать Генриха и онъ почти гнѣвно произнесъ: «Я говорю вамъ, что видѣлъ самъ».
«Но вы видѣли только человѣческую фигуру и не можете удостовѣрить, что это былъ Ноксъ».
Генрихъ былъ слишкомъ честенъ, чтобъ произнести ложь и потому онъ сказалъ: «Конечно нѣтъ, я видѣлъ только промелькнувшую фигуру и до сихъ поръ сомнѣвался въ словахъ мальчика, теперь же, послѣ разговора съ Ноксомъ, я вижу, что Джако былъ правъ».
«Въ самомъ дѣлѣ, мистеръ Гиткотъ? я съ вами не могу согласиться. Вы обвиняете человѣка, вполнѣ довѣряясь словамъ перваго встрѣчнаго мальчика, которому очень можетъ быть выгодно вооружать васъ противъ Нокса. Наконецъ вы говорите, что сначала сами не вѣрили ему, пока не поговорили съ Ноксомъ; мнѣ кажется вы слишкомъ полагаетесь на свое умѣніе читать на лицѣ поступки каждаго человѣка».
«Вовсе нѣтъ», сказалъ Генрихъ, которому опротивѣли методическіе доводы своего сосѣда.
«Во всякомъ случаѣ я не могу согласиться вырвать у человѣка изо-рту хлѣбъ, основываясь только на томъ, что какой нибудь Джако предполагаетъ, что онъ видѣлъ его въ темнотѣ или что….»
«Я вовсе непрошу васъ выгнать его».
«Что же наконецъ вы желаете отъ меня?»
«Я желаю чтобъ вы наблюдали за нимъ, тогда онъ пойметъ, что за нимъ слѣдятъ и что въ случаѣ моего раззоренія будутъ на лицо улики въ его виновности».
«Кто же будетъ наблюдать за нимъ?»
«Онъ состоитъ у васъ на службѣ»?
«Онъ живетъ въ хижинѣ около воротъ; что-же мнѣ приставить къ нему караулъ?»
«Я заплачу за это».
«Нѣтъ, мистеръ Гиткотъ, хотя я не изъявляю претензіи на знаніе этой страны, но никогда не рѣшусь устроить у себя подобное шпіонство. Во всякомъ случаѣ это не по-англійски. Положимъ онъ худо велъ себя, состоя у васъ на службѣ. Вы говорите, что онъ пьяница, но у меня онъ ни разу не былъ пьянъ. Приставить къ человѣку шпіона за то, что какой-то мальчишка обноситъ его! Мнѣ жаль, что вы такъ встревожены, но помочь вамъ я ни въ чемъ не могу».
Гнѣвъ Генриха былъ слишкомъ великъ и рѣшеніе оставаться хладнокровнымъ покидало его. Медликотъ насказалъ ему много оскорбительныхъ вещей. Одинъ тонъ его показался Генриху слишкомъ высокомѣрнымъ. Онъ считалъ себя несравненно выше и вдругъ какой нибудь Медликотъ говоритъ, что онъ поступаетъ не по англійски и наговорилъ ему множество громкихъ фразъ. Хорошо ему, не зная обычаевъ страны, разсуждать, что это не по англійски. Въ Англіи есть полиція, чтобъ наблюдать за собственностью людей. Здѣсь же въ лѣсахъ Австраліи человѣкъ или самъ долженъ заботиться о своей собственности или потерять ее. Медликотъ не желалъ спасти отъ раззоренія цѣлаго семейства, имѣя къ этому средства подъ руками, а начинаетъ проповѣдывать филантропическое ученіе, когда ему предложили наблюдать за негодяемъ. «Прощайте», крикнулъ Генрихъ быстро оставляя контору. Медликотъ проводилъ его, но Генрихъ шелъ такъ скоро, что между ними не было произнесено ни одного слова. Мысль, что сосѣдъ въ лѣсу отказалъ въ требуемой помощи казалась ему столь же ужасною, какъ для насъ та, что одинъ корабль не подалъ на морѣ никакой помощи другому, находящемуся въ бѣдственномъ положеніи. Онъ быстро поскакалъ домой, такъ что усталое животное едва могло везти его.
Медликотъ оставался еще нѣсколько времени на мельницѣ и вглядывался въ Нокса. Послѣдній стоялъ около огромнаго котла наблюдая за кипящимъ сокомъ, тутъ-же отдавая нѣкоторыя приказанія рабочимъ; Медликотъ хотѣлъ быть постоянно справедливымъ, нѣкоторое подозрѣніе промелькнуло въ его головѣ и тогда ему показалось, что онъ не пососѣдски поступилъ съ Гиткотомъ. Черезъ минуту онъ обратился къ Ноксу съ вопросомъ, глядя ему въ лицо: «Много ли терпятъ переселенцы отъ пожаровъ»?
«Гиткотъ говорилъ съ вами объ этомъ», отвѣчалъ тотъ.
«Вы должны сказать мистеръ Гиткотъ про джентельмена, чей хлѣбъ вы ѣли»?
«НІу мистеръ Гиткотъ, если это вамъ такъ нравится. Онъ говорилъ вамъ о пожарахъ. Неправда-ли»?
«Хорошо, говорилъ; дальше что».
«И еще предполагаю говорилъ обо мнѣ».
«Вы отлучались куда нибудь?»
«Мое пребываніе гдѣ бы ни было кажется вовсе не должно тяготить Гиткота, я не понимаю, отчего онъ меня преслѣдуетъ. У него есть болѣе опасные враги».
«Кто такіе?»
«Почти всѣ живущіе по сосѣдству: онъ слишкомъ заносчивъ и потому будетъ постоянно окруженъ врагами».
«Назови кого нибудь изъ ихъ числа»?
«Напримѣръ Браунбаи».
«Браунбаи! Пренепріятная вещь нажить себѣ враговъ». И оставивъ заводъ Медликотъ отправился домой.
ГЛАВА V.
Боскобель.[править]
Наступила снова засуха, а съ нею опасеніе Генриха на счетъ пожаровъ. Опять провелъ онъ цѣлую ночь на сѣдлѣ, наблюдая, размышляя и тщетно придумывая какое-нибудь средство для предотвращенія угрожавшей опасности. Такимъ образомъ прошла цѣлая недѣля, до Рождества оставалось только четыре дня. Онъ приходилъ измученный завтракать въ семь часовъ и потомъ засыпалъ въ креслѣ часа на два, а тамъ снова разъѣзжалъ по полямъ. Во всю недѣлю онъ не видалъ Медликота и ни разу не произнесъ его имени. Однажды жена сказала, что въ его отсутствіе пріѣзжалъ Медликотъ. «Зачѣмъ его приносило сюда», грубо спросилъ Генрихъ. Мистрисъ Гиткотъ объяснила, что онъ пріѣзжалъ съ дружескими намѣреніями и сказалъ, что въ случаѣ опасности онъ всегда готовъ имъ оказать помощь. Генрихъ былъ внѣ себя отъ гнѣва и громко воскликнулъ: «Какое гнусное лицемѣрство». «Я не думаю, чтобъ онъ былъ лицемѣръ», сказала жена. «Я увѣрена, что нѣтъ», сказала Кетти. Генрихъ скоро уѣхалъ изъ дому, такъ что разговоръ на этомъ и кончился. Двѣ женщины, испуганныя его гнѣвомъ, не провожали его по обыкновенію до воротъ. Онѣ въ первый разъ вдвоемъ составили опозицію противъ него.
Чувство, что жена не соглашалась съ нимъ еще больше прибавляло Гиткоту безпокойства и горечи. Онъ чувствовалъ себя одинокимъ въ своей печали; хотя онъ заставлялъ себя думать, что онъ настолько самостоятеленъ, что не нуждается ни въ чьей помощи, ни въ чьей симпатіи. Онъ никогда не выдавалъ своихъ страданій, никогда ничего не просилъ и теперь стыдился своей просьбы къ Медликоту. Онъ никогда не признавался, что испытаніе было свыше его силъ; но на единѣ онъ чувствовалъ всю свою слабость и приходилъ въ отчаяніе. Не было ни одного человѣка съ кѣмъ онъ могъ бы откровенно поговорить за исключеніемъ жены и свояченицы, а теперь и онѣ вслѣдствіе симпатіи къ Медликоту отдѣлились отъ него. Онъ рѣшилъ управлять всѣмъ одинъ безъ совѣтовъ и противорѣчій, но подобно и всѣмъ властолюбивымъ господамъ, онъ нашелъ что преимущества диктаторства налагаютъ въ трудные времена неудобоносимое бремя.
Ольдъ Бэтсъ былъ прекрасный человѣкъ и Генрихъ вполнѣ ему довѣрялъ. Никто не умѣлъ такъ беречь овецъ, какъ Ольдъ Бэтсъ. Онъ былъ имъ второю матерью; когда наступало время ихъ стричь, то онъ, какъ Аргусъ, слѣдилъ чтобъ тѣ, которые стригли не ранили бы ихъ или не оставили бы клочьевъ шерсти; но теперь Генрихъ не могъ ждать полезнаго совѣта отъ Ольдъ Бэтса. Пастуховъ, могшихъ бы въ этомъ случаѣ оказать пользу, находясь постоянно на сторожѣ, Генрихъ не держалъ, считая это невыгоднымъ. У него было двое разъѣздныхъ, одинъ ирландецъ, а другой нѣмецъ; въ честности послѣднихъ онъ не сомнѣвался. Они присматривали за стадами, но онъ не могъ объяснить имъ тяготившія его мысли, онъ не могъ снизойти до того, чтобы начать объяснять нѣмцу Карлу Бендеру, какъ въ случаѣ пожара падетъ его кредитъ и какъ онъ будетъ близокъ къ раззоренію. Или не могъ онъ объяснить Михею Одауту — ирландцу, что спокойствіе его души нарушено страхомъ къ одному человѣку. Онъ долженъ все это переносить одинъ. И въ особенности его тяготило чувство, что все лежитъ на его отвѣтственности и зависитъ отъ его бдительности. Послѣ безполезно проведенной ночи на сѣдлѣ, онъ думалъ, что съ не меньшимъ успѣхомъ провелъ бы онъ эту ночь въ постелѣ. Но на слѣдующую ночь онъ снова былъ на дежурствѣ.
Оставивъ домъ вечеромъ того дня, въ который женщины огорчили его своимъ заступничествомъ за Медликота, онъ встрѣтилъ Бэтся, возвращающагося съ своихъ поденныхъ работъ. Девятый часъ былъ въ исходѣ и старикъ устало сидѣлъ на лошади съ поникшею головой, едва держа ее за узду.
«Что вы такъ поздно», сказалъ ему Генрихъ. «Вы не должны слишкомъ себя утомлять въ такое жаркое время».
«Я подвигаюсь медленно, оттого только, что состарился, да и лошадь подъ-мною не лучше меня». И старый Бэтсъ сталъ жаловаться на свою лошадь, тогда Генрихъ сказалъ ему:
«Если она вамъ не нравится, отчего вы не выберете другую».
«Между ними всѣми не большая разница, мистеръ Гиткотъ, а я къ ней уже попривыкъ. Лучше зло, которое знаешь, чѣмъ то, котораго не знаешь. Какое теперь выбрано не удобное мѣсто для барановъ».
«Тамъ въ сѣверной части лѣса много травы».
«Но они нейдутъ туда, трава тамъ горькая и кислая, при томъ же они любятъ жить около воды; они предпочитаютъ умереть подлѣ воды, чѣмъ удалиться отъ нея и отыскивать себѣ кормъ. Сегодня страшно жаркій день, а ночи кажутся еще болѣе жарки. Вы отправляетесь произвести осмотръ, мистеръ Гиткотъ».
«Да».
«Что пользы въ этомъ, мистеръ Гиткотъ. Что вы можете одинъ сдѣлать, вамъ невозможно быть вездѣ въ одно время».
«Огонь можетъ только распространиться по направленію вѣтра, мистеръ Бэтсъ».
«А такъ, какъ нѣтъ вѣтра, то не будетъ и пожара. Я не понимаю какъ можно такъ утомлять себя. Вѣдь вы ничего не можете измѣнить, мистеръ Гиткотъ».
«Но то, что возможно для человѣка, я могу сдѣлать. Напримѣръ если бросятъ вблизи около меня горящую спичку, то я могу остановить пламя, наступивъ на него. Когда вы увидите упавшую на спину овцу, то вы вѣдь подымете ее и поставите на ноги».
«Конечно».
«Для чего же человѣкъ живетъ, какъ не для измѣненія хода вещей? Посылая шерсть на рынокъ я уже произвожу нѣкоторую перемѣну».
«Вы извините меня, мистеръ Гиткотъ. Я старый человѣкъ, позвольте мнѣ быть полезнымъ вамъ своею опытностію».
«Я премного обязанъ вамъ, хотя ваши совѣты иногда неудобоисполнимы. Прощайте. Зайдите ко мнѣ домой и передайте женѣ, что вы видѣли меня и что я съ вами посылаю ей привѣтъ».
«Очень хорошо», мистеръ Гиткотъ.
Генрихъ все время думалъ о своей женѣ и объ ея безпокойствѣ. Онъ старался только для своего семейства, а вовсе не для себя. Будь онъ одинъ, онъ такъ не сокрушался бы ежеминутно. Онъ уѣхалъ сегодня изъ дому, не простившись съ женой, но конечно она утѣшится словами Ольдъ Бэтса.
Вдругъ Генрихъ остановилъ лошадь до его привычнаго уха доходили звуки отдаленныхъ ударовъ топора; онъ сталъ прислушиваться и направился къ тому мѣсту, откуда слышались удары, послѣдніе становились все слышнѣе и слышнѣе, наконецъ придержавъ лошадь, онъ различилъ фигуру лѣсничаго, стучавшаго по дереву. Эту работу онъ исполнялъ, получая извѣстное число акровъ за уничтоженіе деревьевъ. Была лунная ночь совершенно противоположная той, въ которую шелъ дождь и Генрихъ могъ видѣть, что этотъ человѣкъ былъ Боскобель. «Босъ», сказалъ онъ, по обыкновенію сокращая его имя: «я думалъ, что вы караулите на браунбайской границѣ»? Боскобель опустилъ топоръ и минуту молчалъ, пока Генрихъ не сказалъ: «я обѣщалъ вамъ три шилинга за ночь, когда вы будете караулить, не такъ-ли?»
«Конечно такъ и я долженъ ихъ получить!»
«Такъ отчего же вы не караулите?»
«Я знаю что теперь нечего караулить».
«За что же я вамъ буду тогда платить. За уничтоженіе лѣса я вамъ плачу отдѣльно».
«Конечно, мистеръ Гиткотъ».
«Значитъ вы хотите извлечь двойную пользу изъ вашего времени. Не прикидывайтесь пожалуйста дуракомъ, вы я думаю понимаете, что поступаете нечестно».
«Никто меня еще до сихъ поръ не обзывалъ подлецомъ».
«А я васъ такъ называю; вы заставляете меня вдвойнѣ платить вамъ и вмѣстѣ съ тѣмъ не дѣлаете того, за что я вамъ плачу».
«Караулить вовсе нѣтъ надобности, когда такая тихая погода, да и мальчугана того нѣтъ».
«Какого мальчугана?»
«О я знаю, я всегда бываю правъ. Что за нужда караулить въ такую тихую, лунную ночь».
«Это не оправданіе; разъ взявшись за дѣло надо его и исполнять. Нечего вамъ почесывать голову, вы я думаю это отлично понимаете, не хуже меня».
«Меня никогда не называли плутомъ и я не хочу сносить вашихъ ругательствъ. Прощайте; сами возитесь съ деревьями, сами караульте свое мѣсто, я вамъ не слуга», говоря такъ Боскобель, положивъ топоръ на плечо, удалился отъ Генриха.
Новый врагъ былъ пріобрѣтенъ. Генрихъ никогда не былъ увѣренъ въ этомъ человѣкѣ; впрочемъ онъ былъ доволенъ его работой; въ теченіи послѣднихъ десяти дней онъ предложилъ ему дежурить по ночамъ за извѣстную плату. Была двоякая цѣль въ этомъ дежурствѣ: во-первыхъ, одно присутствіе караульныхъ держало бы въ страхѣ поджигателей, а во-вторыхъ, первые въ началѣ могли бы затушить огонь. Теперь Боскобель, работая въ шести миляхъ отъ границы, конечно не могъ удовлетворить этимъ цѣлямъ. Все это было ясно для Генриха и онъ, открывъ обманъ, не захотѣлъ его скрывать. Сознайся Боскобель въ своей винѣ и хозяинъ простилъ бы его, но онъ вздумалъ еще отбраниваться, тогда хозяину конечно не хотѣлось показать, что онъ боится его, терпѣть обманъ онъ не былъ въ состояніи, хотя ему угрожало бы еще большая опасность.
Но теперь онъ сдѣлалъ себѣ новаго врага, врага изъ человѣка, который объявилъ, что онъ зналъ кое-что о планахъ «мальчугана», вѣроятно Нокса. Какъ гадко устроенъ свѣтъ, кажется все приготовлено смущать его. Онъ повернулъ лошадь назадъ. Когда онъ проѣзжалъ чрезъ лѣсъ, паходя себѣ дорогу при помощи звѣздъ, онъ размышлялъ, что ему лучше дѣлать лечь-ли спать или остаться караулить и ожидать всего худшаго, что только эти люди могли бы ему сдѣлать. Эта мысль такъ волновала его, что онъ пріостанавливалъ лошадь, чтобъ только привести въ порядокъ свою голову. Всѣ — друзья, враги, Бетсъ, жена, Медликотъ и этотъ Боскобель говорили ему — чему быть тому не миновать и что если будетъ поджогъ, то онъ никакимъ дежурствомъ, никакою заботливостью не предотвратитъ или не остановитъ его. Это было мнѣніе всѣхъ, отчего же онъ воображалъ себя умнѣе другихъ. Если пришло время раззоренія, что же дѣлать? Ольдъ Бетсъ разорился, но онъ одѣтъ, обутъ, сытъ и работаетъ на половину меньше своего хозяина. Генрихъ думалъ, что найди онъ человѣка, съ которымъ можно было бы подѣлиться своими мыслями и ему было бы спокойнѣе. Умственное одиночество было для него теперь нестерпимо.
Посреди этихъ нравственныхъ страданій, ему вспомнились слова, которыя онъ слышалъ во время своего пребыванія въ школѣ: «Никогда не дѣлай шага назадъ». Мысль о мужественномъ постоянствѣ въ стремленіи къ цѣли промелькнула въ его головѣ и онъ устыдился своего малодушія.
Съ наступленіемъ утренней зари онъ въѣхалъ въ хижину нѣмца, которую нашелъ какъ и ожидалъ пустою, онъ вынулъ рожокъ и затрубилъ, къ нему черезъ нѣсколько минутъ явился Бендеръ.
«Здѣсь никого не было», спросилъ онъ.
«Никого», отвѣчалъ нѣмецъ.
«Вы были около браунбайскихъ владѣній».
«Да, мистеръ Гиткотъ. Они оба находились у изгороди противъ вашего дома».
«Какъ это такъ, Карлъ. Вѣдь отъ нихъ до Генгуаля съ четверть версты. Но мы не совсѣмъ точно обозначили, соорудивъ изгородь, границу».
"Ихъ скотъ постоянно пасется тамъ и часто переходитъ за изгородь, мистеръ Гиткотъ. Браунбаи мошенники и скотъ у нихъ такой же.
«Чтобъ этого не было больше, Карлъ. Когда жары пройдутъ надо будетъ устроить съ той стороны получше изгородь. Вы знаете Боскобеля?»
«Да, Босса я знаю.»
«Что это за человѣкъ?» и затѣмъ Генрихъ разсказалъ нѣмцу что произошло ночью.
«Онъ въ дружбѣ съ молодыми Браунбаями».
"Они мошенники, но не думаю, чтобъ они рѣшились на это, « замѣтилъ Генрихъ», мысли котораго были поглощены пожарами.
«Они любятъ барановъ, мистеръ Гиткотъ.»
«Я думаю, что они ограничиваютъ свою дѣятельность кражею то тамъ, то здѣсь одной или двухъ овецъ.
„Для нихъ все годно“.
„А вы ничего не думаете о Боскобелѣ?“ Карлъ покачалъ головой. „Съ нимъ всегда здѣсь хорошо обходились“, продолжалъ Генрихъ, „и платили большее жалованье, нужно было быть ему дуракомъ, чтобъ поссориться со мной“. Карлъ опять покачалъ головой. Оставивъ Карла, Генрихъ отправился домой, по на пути встрѣтилъ своего помощника Одаута и отдалъ ему нѣкоторыя приказанія. Генрихъ въѣхалъ въ селеніе съ солнечнымъ восходомъ и встрѣтивъ жену сказалъ ей: „Бетсъ передавалъ тебѣ, что онъ видѣлъ меня?“
„Да, Генрихъ, поцѣлуй меня, я такъ рада была, что ты прислалъ его ко мнѣ. Обѣщай, Генрихъ, впередъ никогда не думать, что я могла бы быть въ чемъ нибудь не согласна съ тобой“.
ГЛАВА VII.
Браунбаи изъ Булабонга.[править]
Старый Браунбаи, какъ его обыкновенно называли, былъ также поселенецъ, только особеннаго рода. Онъ началъ жизнь маленькимъ въ колоніи, онъ былъ изгнанъ изъ родины за нарушеніе какой то статьи закона. По колоніальному выраженію онъ былъ „возвратившійся ссыльный“, но это было много лѣтъ тому назадъ, когда онъ былъ молодъ, теперь онъ былъ свободный человѣкъ, получившій уже свободу тридцать лѣтъ тому назадъ. Къ чести его сказать онъ работалъ много, пытаясь подняться и небезуспѣшно. Но въ немъ еще оставалось нѣкоторое пристрастіе къ прежней жизни. Всѣ знали, что онъ бывшій колодникъ и теперь, когда онъ занималъ, какъ землевладѣлецъ, возвышенное положеніе, его кололи былымъ. Онъ былъ мясникомъ, погонщикомъ быковъ, наконецъ ему удалось пріобрѣсти себѣ скотъ и землю. У него было четыре или пять сыновей, невоспитанныхъ пьяницъ, которыя имѣли всѣ отцовскіе недостатки, но не имѣли его энергіи; нѣкоторые изъ нихъ побывали въ тюрьмѣ, а всѣ считались заразою колоніи. Ихъ мѣсто называлось Булабонгъ и имѣло весьма непривлекательную наружность; на него смотрѣли, какъ на притонъ краденаго скота. Тѣ штуки, которыя Браунбаи разъигривали со скотомъ были извѣстны во всемъ Новомъ южномъ Валисѣ и извѣстный классъ общества ими очень восхищался. Они, гоня обыкновенно нѣсколько головъ скота, пятьдесятъ или шестьдесятъ, проходя чрезъ пастбища, приманивали чужой скотъ и это имъ проходило совершенно безнаказанно, потому что они гнали свой собственный скотъ и были неотвѣтственны въ стремленіяхъ къ кочующей жизни другихъ животныхъ. Въ случаѣ успѣха они или продавали выгодно украденный скотъ или проводили его въ Булабонгъ. Конечно имъ представлялись и опасности, иногда они подвергались наказаніямъ. У нихъ не было овецъ, но они очень любили баранину и она имъ обходилась очень дешево. Можно себѣ представить, какъ подобное семейство тяготило своихъ сосѣдей, людей порядочныхъ. Нѣкоторые же изъ старыхъ хитрецовъ, знавшіе Морстонъ-Бэй, когда онъ еще не былъ колоніей въ старыя времена, когда каторжники были здѣсь явленіемъ не рѣдкимъ, находили это вполнѣ въ порядкѣ вещей и были нерасположены преслѣдовать ихъ. „Люди должны жить, а что намъ значатъ нѣсколько овецъ“ говорили они. Но надо замѣтить, что послѣдніе, хотя и не могли соперничать съ Браунбаями въ ихъ мошенническихъ продѣлкахъ, но не отличались особенною честностью и часто пользовались услугами своихъ ловкихъ на разныя штуки сосѣдей. Но такому человѣку какъ Гиткоту Браунбаи были въ высшей степени противны. Онъ во всемъ стоялъ за законъ и за справедливость и обвинялъ колоніальное правительство за то, что оно не преслѣдуетъ подобныхъ личностей. Нечестный слуга былъ большое зло, но нечестный хозяинъ представлялъ собой воплощеніе зла. Браунбаи были мошенники и Генрихъ рѣшился ихъ уничтожить, не обращая вниманія на трудности подобнаго предпріятія.
Браунбаи хорошо понимали, какое чувство къ нимъ питалъ сосѣдъ и потому естественно не чувствовали и къ нему расположенія. Они были такіе же поселенцы, какъ и онъ, а между тѣмъ они не могли надѣяться быть принятыми въ его домѣ. Генрихъ смотрѣлъ на нихъ, какъ на паріевъ. Браунбаи, когда у нихъ водились деньги, посѣщали биліардныя комнаты, конскіе бѣга и другія публичныя мѣста, находящіяся въ ближайшемъ городѣ, въ полтораста миляхъ отъ Булабонга. Въ этихъ мѣстахъ никогда не было видно Генриха. Скорѣе можно было бы обольстить епископа брисбанскаго, чѣмъ Генриха. Онъ никогда не выпилъ бы рюмки ни съ однимъ изъ Браунбаевъ. По ихъ же мнѣнію онъ былъ гордый, неприступный, необщественный щенокъ, котораго обокрасть доставило бы имъ удовольствіе, а раззорить наслажденіе. Отецъ Браунбаи не игралъ никакой роли, его собственность была слишкомъ ничтожна, но онъ держалъ землю отъ правительства и потому сыновья не могли выгнать его изъ дому. Скотъ, когда онъ былъ, принадлежалъ имъ. Они не обращали вниманія на его приказанія и его жизнь была бы несносна, еслибъ они не ссорились между собою; тогда онъ приставалъ, то къ одной то къ другой партіи. Самъ домъ представлялъ ужасное мѣсто съ разбитыми окнами, выломанными дверями, съ провалившемся поломъ. Въ немъ не было ни одного женскаго существа, — служанка не могла бы ужиться и двухъ минутъ. Иногда впрочемъ здѣсь появлялась какая нибудь старуха. Въ домѣ жили шесть сыновей, одинъ изъ нихъ неизвѣстно куда пропалъ, такъ что объ немъ ничего не было слышно. Одинъ изъ нихъ, Джорджъ, изгнанный братьями, велъ бродяжничью жизнь, иногда появляясь въ Булабонгѣ за пищею. Старшій сынъ въ это время находился въ въ брисбанской тюрьмѣ за кражу скота. Три меньшіе Джерри, Джакъ и Джое были дома. Томъ, находящійся въ тюрьмѣ, былъ единственный болѣе постоянный другъ отца и потому послѣднему приходилось теперь очень плохо.
Рождество должно было быть въ четвергъ, а въ понедѣльникъ Джерри Браунбаи сидя на сломаномъ стулѣ въ обвалившейся галлереѣ курилъ трубку, отецъ сидѣлъ на изношенной штофной кушеткѣ объ трехъ ногахъ и не сводилъ глазъ со своего дома. Старый Браунбаи былъ гигантскаго роста, обладалъ большою физическою силою и энергіей, но теперь онъ состарѣлся и никуда не выходилъ дальше дверей своего дома. Галлерея примыкала къ обширной комнатѣ, тянувшейся вдоль всего дома и имѣвшей много назначеній. Здѣсь же находилась внутренняя кухня, въ которой происходили извѣстнаго рода процессы, какъ то соленіе украденаго барана, или вареніе въ крайнихъ случаяхъ громадныхъ кусковъ мяса. Здѣсь также спали два или три сына на скамьяхъ около стѣны. Они никогда не разбирали кому принадлежала постель, наслаждаясь въ этомъ случаѣ братскимъ коммунизмомъ. У старика была своя комната. Булабонгъ безъ сомнѣнія отвратительное мѣсто, но тѣмъ не менѣе онъ часто посѣщался многими гостями. Бродяжничество, развитое въ колоніяхъ, взошло въ поговорку. И Булабонгъ былъ для бродягъ настоящимъ раемъ здѣсь можно было имъ найти мясо, муку, табакъ и другіе предметы роскоши. Браунбаи хорошо понимали, что при ихъ ремеслѣ необходимо имѣть много друзей въ странѣ.
И такъ отецъ Браунбаи съ сыномъ Джерри сидѣлъ въ полдень въ галлереѣ, а Джакъ и Джое спали.
Жаръ былъ ужасный, дулъ небольшой вѣтеръ, но этотъ вѣтеръ сухой, дующій отъ экватора извѣстенъ у туземцевъ подъ именемъ жгучаго вѣтра, онъ не уменьшалъ, а увеличивалъ жаръ. Старикъ былъ одѣтъ въ какіе то грязные лохмотья, оставшіеся отъ верхняго платья, а сынъ просто въ ночной рубашкѣ и штанахъ. Еслибъ не москиты, то вѣроятно онъ освободился бы и отъ этой одежды. Онъ былъ въ ссорѣ съ отцемъ изъ за проданной лошади, за которую отецъ требовалъ себѣ извѣстную часть. Джерри объявилъ, что онъ самъ укралъ лошадь двѣнадцать мѣсяцевъ тому назадъ у Дарнлея Даунса и что деньги всѣ сполна принадлежатъ ему. Отецъ же возразилъ съ воодушевленіемъ, что если онъ ему неотдастъ половины всей суммы, т. е. десяти стерлинговъ какъ вознагражденія за то, что онъ содержалъ лошадь, то онъ донесетъ о похищеніи ея Дарнлею Даунсу. Другіе сыновья, лежа на скамьяхъ, кричали, что онъ имъ не даетъ покоя и называли его безпокойнѣйшимъ и надоѣдливѣйшимъ старикомъ. Ихъ распря была прервана появленіемъ въ галлереѣ чужаго человѣка. „Здравствуйте, мистеръ Джерри, какъ вы поживаете?“ спросилъ вошедшій.
„Это вы, Босъ! Зачѣмъ вы явились сюда, вѣдь вы работаете у молодаго короткохвостаго Гиткота въ Генгуалѣ. Я еще поговорю съ нимъ; онъ имѣлъ безстыдство присылать сюда человѣка посмотрѣть овечьи шкуры“.
„Да, онъ не очень то смиренъ. Я бросилъ у него работу. Здоровы-ли, мистеръ Браунбаи“, обратился онъ къ старику. „Какой ужасный жаръ.“ Старикъ что то проворчалъ ему въ отвѣтъ и спросилъ что ему нужно. „Я брожу безъ дѣла и пришелъ попросить у васъ немного пищи, зная что вы никогда не отказываете бѣдному человѣку“. Старикъ опять что то пробормоталъ и это было принято за изъявленіе согласія. „Нѣтъ, мистеръ Джерри“, продолжалъ Боскобель, „я покончилъ съ этимъ человѣкомъ“.
„Также какъ и Ноксъ?“
„Ноксъ работаетъ у Медликота, но его занятія не подходящи для меня“.
„Топоръ у васъ въ рукахъ, съ нимъ вы не пропадете“.
„У меня много дѣла на рукахъ. Не поподчуетели вы меня, мистеръ Джерри, виномъ, я вамъ за него заплачу“. Джерри подошелъ къ шкапу и наполнилъ стаканъ напиткомъ, называемымъ у нихъ иппутелью, а по нашему просто водкою. Боскобель проглотилъ ее въ одинъ глотокъ и ополоскалъ стаканъ водою.
„Давай-ко, Джерри, выпьемъ всѣ“, проговорилъ старикъ». Два спавшіе брата, услышавъ запахъ водки, явились также на галлерею и началась круговая попойка.
«Что, Гиткотъ, по прежнему боится пожаровъ», спросилъ Джерри. Боскобель, курившій уже трубку, покачалъ головой. «Я хотѣлъ бы, чтобъ онъ сгорѣлъ до тла», продолжалъ Джерри. Боскобель снова покачалъ головой и затянулся трубкою. «Еслибъ онъ поступилъ со мной, какъ съ вами, господа, то давно бы у него не было ни щепки, ни травинки, ни овцы, ни ягненка, ни свиньи. Я ненавижу тѣхъ, которые не умѣютъ отомщать за себя, а только шляются да судачатъ. Посылать сюда смотрѣть овечьи шкуры — что за безстыдство. Я хорошо таки провелъ его поганаго нѣмца».
«Карла Бендера».
«Да, кажется».
«У нихъ лей перелей съ молодымъ переселенцемъ», сказалъ Боскобель, этотъ мерзавецъ Джако его закадычный пріятель. Они готовы сквозь огонь и воду для него. Да еще Михей, онъ также принадлежитъ къ его друзьямъ. Я самъ не могу идти по ихъ дорогѣ".
«Слишкомъ много униженія, неправда ли, Босъ».
«Совершенно справедливо, Джерри. Они не имѣютъ моего понятія о свободной странѣ. Я могу столько же работать, сколько другой, но я не потерплю, чтобъ меня назвали свиньей за то только, что я съ большою пользою употреблялъ для себя свое время».
«Нокса онъ вытолкнулъ въ шею?» спросилъ Джерри. Боскобель кивнулъ головой. «Недумаю, чтобъ Ноксъ былъ въ состояніи переварить это».
«Конечно нѣтъ», сказалъ Боскобель.
«Гиткотъ храбрый человѣкъ, замѣтилъ Джое».
«Охота тебѣ принимать сторону негодяя», сказалъ Джерри.
"Я только называю его храбрымъ, а вовсе не стою за него. Ноксъ несравненно сильнѣе его и могъ бы его поколотить, неправда ли вы поступили бы такъ, Босъ. Что касается до меня, то я непремѣнно поступилъ бы такъ. «Его голова почувствовала бы всю тяжесть моего топора», отвѣчалъ Босъ.
«Знаемъ мы тебя, Джое, сказалъ Джерри.
„Кажется я не мало дѣлаю для васъ. Можно хоть сейчасъ испытать мою силу“.
„Опять драться, вы живете, какъ собака съ кошкой“, проворчалъ старикъ.
Ссора была прервана появленіемъ на террасѣ новаго лица, это и былъ Ноксъ, о которомъ они говорили. На нѣсколько минутъ послѣдовало молчаніе, Ноксъ, какъ будто пристыженный стоялъ, опустивши голову. Они привѣтствовали его ничуть не лучше Боскобеля, никто не сказалъ ему, что очень рады его видѣть, впрочемъ по прежнему пошло угощеніе водкою. Ноксъ разсказалъ, что сегодня по случаю праздничнаго дня онъ свободенъ отъ работъ на заводѣ и потому пошелъ въ Генгуаль съ намѣреніемъ взять оттуда свои вещи, хранившіяся у Бендера, и зайдя такъ далеко онъ рѣшился отобѣдать въ Булабонгѣ. При этомъ имя Генриха было нѣсколько разъ упомянуто. Въ нѣсколькихъ словахъ Ноксъ далъ понять, что онъ намѣренъ подрѣзать крылья Генриху. Все это было высказано съ бранью и такимъ дурнымъ языкомъ, что мы не рѣшаемся его передавать. Джерри, Боскобель и Ноксъ хвастались другъ передъ другомъ, что они такъ поколотятъ его, что въ немъ не останется ни одной цѣлой кости. „Ни одинъ изъ васъ не съумѣетъ, какъ слѣдуетъ обойтись съ нимъ“, проговорилъ Джое, считавшійся лучшимъ кулачнымъ бойцомъ изъ семейства Браунбаевъ.
„А ты что съѣшь что-ли его?“ спросилъ Джерри.
„Онъ не стоитъ мнѣ на дорогѣ, а то я далъ бы ему себя почувствовать“.
Этотъ разговоръ былъ непріятенъ гостямъ, которые чувствовали, что какъ будто имъ дѣлается выговоръ. Боскобель, стараясь быть хладнокровнымъ, выслушивалъ его съ добродушною веселостью, а Ноксъ зашелъ въ уголъ и дулся. Скоро впрочемъ всѣ заснули сохраняя свои прежнія положенія и въ просонкахъ проклиная москитъ. Въ часа четыре пополудни первый проснулся Боскобель. Вскорѣ послѣдовалъ обѣдъ, состоящій изъ мучнаго и мяснаго блюда, гости были помѣщены въ секретной кухнѣ, каждый изъ братьевъ обѣдалъ въ разномъ углу тѣмъ, что удалось ему схватить. Джое съумѣлъ захватить кушанья и для отца. Одинъ изъ нихъ стянулъ баранью ногу и ни съ кѣмъ ею не подѣлился. Приготовленъ былъ на этотъ разъ общій для всѣхъ громадный чайникъ чаю. Въ то время, когда его опустошали, въ дверь просунулась голова Боскобеля, объявившаго, что онъ и товарищъ его хотятъ пить. Джерри не говоря ни слова указалъ на чайникъ и Боскобелю было позволено наполнить двѣ кружки и взять два хлѣбца. Таковъ былъ пріемъ, оказываемый посѣтителямъ въ Булабонгѣ.
Послѣ обѣда всѣ высыпали курить, хвастаться и ворчать въ галлерею. Старикъ намекалъ, что недурно было бы прохладиться виномъ, но его намеки были тщетны. Вино составляло собственность, Джерри и онъ чувствовалъ, что онъ ею распорядился очень щедро. Впрочемъ онъ имѣлъ одинъ предметъ въ виду. Онъ былъ увѣренъ, что Боскобель и Ноксъ не случайно явились вмѣстѣ, вѣрно они имѣютъ что нибудь на умѣ и очень можетъ быть сдѣлаютъ его своимъ повѣреннымъ и соучастникомъ. Боскобель намѣревался ночевать въ Булабонгѣ, а Ноксъ объявилъ, что онъ долженъ вернуться на заводъ. Совѣщаніе между ними, которое былъ приглашенъ и Джерри, какъ онъ и ожидалъ, произошло часовъ въ семь, когда солнце уже было на закатѣ. Первый покинулъ галлерею Ноксъ, за нимъ въ скоромъ времени послѣдовалъ Босъ, а тамъ и Джерри. Собравшись на дворѣ въ сараѣ, представлявшемъ собой бойню и вмѣстѣ мясную лавку, они держали совѣтъ.
„Тамъ что-то затѣвается“, сказалъ старикъ по уходѣ Джерри.
„Конечно эти господа не даромъ явились сюда“, замѣтилъ Джое.
„Вѣрно на счетъ молодаго Гиткота“, продолжалъ старикъ.
„Хоть бы и такъ“, сказалъ Джакъ, „Вамъ что за дѣло“.
„Они хотятъ быть повѣшенными вотъ и все“.
„Это дудки“, сказалъ Джакъ. „Не лучше-ли вамъ держать языкъ за зубами. Если вы не знаете ничего, никто не повредитъ вамъ, потому нечего безпокоиться“.
„Я также не знаю ничего“, сказалъ. Джое „Еслибъ я захотѣлъ расквитаться съ такимъ господиномъ, какъ Генрихъ Гиткотъ, то я не нуждался бы ни въ Боскобелѣ, ни въ Ноксѣ. Но теперь это не мое дѣло“. Затѣмъ до возвращенія Джерри впродолженіи цѣлаго часа не было сказало ни слова. Ни отецъ, ни братья не стали его распрашивать, а самъ онъ не поспѣшилъ имъ сообщить своихъ плановъ.
Булаботъ находился въ четырнадцати миляхъ отъ завода. Ноксъ совершалъ свое путешествіе, всячески стараясь удалятся отъ Генгуаля, хотя вслѣдствіе этого ему приходилось дѣлать кругъ. Въ два часа ночи онъ достигъ своей хижины, но не могъ пройти незамѣченнымъ, — собаки завидя его, подняли страшный лай, такъ что Медликотъ вышелъ изъ своего дома и окликнулъ: „Это вы, Ноксъ, что вы дѣлаете такъ поздно?“ Ноксъ что то буркнулъ въ отвѣтъ, стараясь избѣгнуть дальнѣйшихъ объясненій. Но хозяинъ подошелъ къ дверямъ его хижины и спросилъ гдѣ онъ былъ?»
«Ходилъ по своимъ дѣламъ».
«Такъ поздно».
«Для меня нисколько не позже, чѣмъ для васъ, мистеръ Медликотъ».
«Правда я самъ только что пріѣхалъ изъ Генгуаля».
«Изъ Генгуаля? Я не зналъ, что вы тамъ радушно приняты, мистеръ Медликотъ».
«А вы гдѣ были?»
«Во всякомъ случаѣ не въ Генгуалѣ. Доброй ночи, мистеръ Медликотъ», и Ноксъ, шмыгнувъ въ хижину, спасся отъ дальнѣйшихъ объясненій.
ГЛАВА VIII.
Я хотѣлъ бы пользоваться вашимъ расположеніемъ.[править]
Ночь съ субботы на воскресенье Гиткотъ всю провелъ на лошади и возвратился домой только поутру. Полуденныя молитвы были прочитаны въ галлереѣ въ присутствіи мистрисъ Гиткотъ, ея сестры, мистрисъ Граулеръ и Джако. Сначала Генрихъ возставалъ противъ этой церемоніи, говоря, что мистрисъ Граулеръ могла бы и про себя читать молитвы, а что Джако и онъ можетъ быть уволенъ отъ этого обряда, но жена воспротивилась этому и онъ уступилъ. Чтеніе продолжалось недолго, но окончаніи его онъ сѣлъ на кресло и скоро заснулъ. Онъ провелъ на сѣдлѣ шестьнадцать часовъ сряду и былъ ужасно утомленъ. Жена сидѣла около него, отгоняя отъ него мухъ, а Кетти, читая библію, по временамъ посматривала на Генриха. Его безпокойство и усиленный трудъ учили ихъ видѣть въ немъ героя. "Какъ онъ спокойно спитъ, " проговорила Кетти. «Прошедшая недѣля была для него очень трудна».
"Онъ совсѣмъ измучился, " сказала жена.
"Я вовсе не измучился, " произнесъ Генрихъ, вскакивая съ кресла.
«Отчего мнѣ измучиться? Я развѣ заснулъ?»
«Да, немного, мой дорогой?»
"А! хорошо, теперь все равно, дѣлать нечего. Слишкомъ жарко, чтобъ выдти. Отчего Ольдъ Бэтцъ не пришелъ слушать молитвы.
"Не думаю, чтобъ онъ много заботился о молитвахъ, " сказала мистрисъ Гиткотъ.
«Говорилъ-ли я вамъ, что вчера были пожары въ Кулеру.»
«И причинили какой нибудь вредъ?»
«Сгорѣло много травы и Джаксонамъ придется гнать дальше овецъ. Я не знаю, о чемъ я больше безпокоюсь о травѣ, лѣсѣ или объ овцахъ. Что касается строеній, то не думаю, чтобъ они сдѣлали вторичную попытку ихъ поджечь.»
«Отчего нѣтъ, Генрихъ.»
«Рискъ быть замѣченнымъ очень великъ. Я едва понимаю, чтобъ такой человѣкъ какъ Ноксъ поступилъ бы такъ глупо».
«Ты по прежнему думаешь, что это дѣло Нокса».
«Безъ сомнѣнія. Во первыхъ, Джако всегда говоритъ правду, конечно, я не могу положиться на мальчика, какъ бы онъ хорошъ не былъ, по мои личныя наблюденія подтверждаютъ справедливость его словъ. Во вторыхъ, видя его манеры отвѣчать, можно придти къ подобному же заключенію: я удивляюсь какъ только подобный человѣкъ какъ Медликотъ терпитъ его. Я схожу съ ума, размышляя объ этомъ. Тысячи и тысячи фунтовъ зависятъ отъ этого. Все только что человѣкъ имѣетъ въ этомъ свѣтѣ въ рукахъ мошенника Нокса. А человѣкъ, называющій себя джентельменомъ еще говоритъ, что недостойно англичанина наблюдать за нимъ».
"Но если онъ достаточно извиниться передъ вами, вы должны его извинить, " сказала Кетти съ свойственною женскому уму логикою.
"Онъ хорошъ собой, джентельменъ и потому онъ правъ, " воскликнулъ Генрихъ, "вотъ ваши понятія о справедливости. Онъ во всякомъ случаѣ долженъ былъ бы понимать, что люди, прожившіе здѣсь больше времени, лучше его знаютъ страну.
"Теперь наступитъ Рождество нашего Спасителя, " замѣтила жена, «и ты, Генрихъ, долженъ постараться простить своего сосѣда».
«Каково проведемъ мы Рождество, когда весь Генгуаль будетъ въ пламени и мы не будемъ знать, гдѣ найти себѣ пристанище. Здѣсь мистеръ Бэтцъ? Здраствуйте, мистеръ Бэтцъ. Какова погода?»
«Невыносимый жаръ, сэръ!»
«Вы не слыхали куда дѣлся пріятель то нашъ — Боскобель?»
«Нѣтъ не слыхалъ, но онъ вѣрно у Браунбаевъ. Тамъ мѣсто пребываніе всѣхъ подобныхъ ему изгнанниковъ».
Затѣмъ молодой хозяинъ и старый управляющій оставили галлерею и направились къ бухтѣ, гдѣ усѣвшись на берегу въ тѣни, покуривая трубки, разсуждали объ овцахъ, баранахъ, о пожарахъ, о средствахъ къ ихъ тушенію часовъ до шести и Генрихъ пригласилъ Ольдъ Бэтца обѣдать къ себѣ; послѣдній изъ явилъ согласіе. Такъ какъ это приглашеніе повторялось каждое воскресенье круглый годъ, то въ этомъ не было ничего необыкновеннаго. Взойдя во дворъ, Бэтцъ замѣтилъ Генриху: «Это телѣжка Медликота, я слышалъ давно стукъ лошадиныхъ копытъ». Генрихъ, посмотрѣвъ на телѣжку, быстро взошелъ въ домъ.
Въ галлереѣ онъ засталъ кромѣ своего семейства Медликота съ матерью. Мистрисъ Гиткотъ съ безпокойствомъ смотрѣла на своего супруга, она по походкѣ видѣла, что онъ взволнованъ. Въ своемъ домѣ онъ конечно будетъ любезенъ, но это будетъ натянутая любезность и слишкомъ тяжелая для него, думала она. Но Генрихъ, нося деревенское платье, сохранилъ самыя утонченныя манеры чисто-кровнаго джентельмена въ обращеніи съ женщинами и онъ учтиво привѣтствовалъ митрисъ Медликотъ, потомъ подалъ руку ея сыну, говоря: «Весьма радъ видѣть васъ у себя. Къ несчастію меня не было дома, когда вы въ первый разъ посѣтили Генгуаль. Боюсь, что поѣздка по такому жару не слишкомъ утомила бы мистрисъ Медликотъ». Его жена читала на лицѣ своего мужа гордость вмѣстѣ съ презрѣніемъ въ то время, когда онъ любезничалъ со своимъ непріятелемъ. Все это обрисовывалось на его лицѣ такъ ясно, что Медликотъ могъ на немъ прочесть то же самое, что и мистрисъ Гиткотъ.
«Я просила мистрисъ Медликотъ, остаться у насъ обѣдать», сказала она, «чтобъ имъ было похолоднѣе возвращаться».
«Я боюсь ѣхать ночью по лѣсу», сказала старая лэди.
"Сегодня взойдетъ луна, будетъ свѣтло какъ днемъ, " замѣтилъ Генрихъ. Медликотъ рѣшилъ остаться. Гиткоту казалось страннымъ, какъ человѣкъ, съ которымъ они разстались почти враждебно, принялъ приглашеніе отобѣдать подъ его кровлею, но конечно это было дѣло Медликота, а вовсе не его.
Они обѣдали въ семь часовъ и послѣ обѣда отправились къ заливу. Бэтцъ скоро отъ нихъ отсталъ; сегодняшній день былъ для него днемъ отдыха и потому онъ направился въ свою хижину. Медликотъ остались съ Генрихомъ одни впереди, дамы слѣдовали за ними. «Мнѣ кажется, что я въ прошлый разъ обошелся съ вами немного жестоко», началъ Медликотъ.
«А я думаю, что мы худо понимаемъ другъ-друга», сказалъ раздраженнымъ голосомъ Генрихъ. Онъ могъ бы простить обиду, еслибъ извинились въ нанесеніи ея, по извиненія не было сдѣлано и по правдѣ сказать онъ боялся, чтобъ Медликотъ не сталъ бы приводить различныхъ доводовъ, въ приведеніи которыхъ Генрихъ былъ не силенъ. Наконецъ въ словѣ «жестоко» Медликотъ ясно заявилъ свое притязаніе на превосходство. Когда человѣкъ говоритъ, что онъ жестоко поступилъ съ вами, то онъ этимъ хвастается, какъ бы говоря, что съ вами онъ можетъ поступать какъ ему угодно.
"Совершенно вѣрно, " сказалъ Медликотъ; «мы почти не понимали другъ-друга».
«Мы должны только вѣрить одинъ въ другаго и тогда пониманіе придетъ само-собой».
«Но я вамъ не это хочу сказать».
«Ну, такъ, что такое?»
«Вы можетъ быть правы на счетъ Нокса».
«Конечно, я знаю, что я правъ. Когда я его спросилъ не былъ ли онъ въ моемъ сараѣ, то онъ сказалъ, что ему незачѣмъ тамъ быть въ ночное время. Я ничего ему не сказалъ про ночное время. Но онъ тамъ былъ ночью, иначе онъ не сдѣлалъ бы этого замѣчанія».
«Но поэтому еще нельзя придти къ очевидному заключенію».
«Въ Англіи нельзя, а у насъ можно. А отчего онъ скрываетъ, что знаетъ разстояніе отъ васъ до Генгуаля. Отчего онъ не можетъ смотрѣть прямо въ лицо. За чѣмъ мальчикъ назвалъ бы его, еслибъ это былъ не онъ. Впрочемъ, если вы объ немъ хорошаго мнѣнія, то конечно вы совершенно правы, оставляя его у себя. Но возьмите себѣ за правило, что разъ выгнанный вами человѣкъ, находясь по сосѣдству съ вами, не оставитъ васъ въ покоѣ. Это не то что въ Англіи, гдѣ полиція охраняетъ нашу собственность. Я принужденъ былъ его отпустить и онъ сдѣлался моимъ врагомъ».
«Человѣкъ можетъ быть вашимъ врагомъ, не будучи преступникомъ.»
«Конечно. Я самъ его врагъ, но я не вырву не справедливо ни одного волоса изъ его головы. Но когда я увидѣлъ попытку къ поджогу, то я понялъ, что это дѣло моего врага».
«Нѣтъ ли у васъ еще кого нибудь, кто былъ бы озлобленъ на васъ».
Генрихъ нѣсколько минутъ молчалъ. Какое право имѣлъ этотъ человѣкъ допрашивать его о врагахъ, человѣкъ, который занимаетъ положеніе враждебное ему, который, какъ онъ даже подозрѣвалъ, за то только пріютилъ Нокса, что послѣдній былъ выгнанъ изъ Генгуаля. Впрочемъ это подозрѣніе исчезло. Что то было въ голосѣ Медликота такое, что дѣлало невозможнымъ приписывать ему подобныя побужденія. Тѣмъ не менѣе Медликотъ былъ свободно-выбиратель и пріобрѣлъ себѣ по убѣжденію Генриха образомъ противнымъ нравственности, политикѣ и общественной жизни, земли, составлявшія часть Генгуаля. Имѣй Медликотъ какой угодно характеръ, но онъ все-таки былъ свободный выбиратель — недругъ переселенца и подалъ поводъ къ открытію непріязненныхъ отношеній принятіемъ въ свой домъ слуги, выгнаннаго послѣднимъ. «Трудно сказать», возразилъ онъ наконецъ, "кто и противъ кого и за что питаетъ зло. Положимъ что я имѣлъ противъ васъ зло; вѣдь я не сжегъ бы вашего дома.
«Я увѣренъ, что вы этого не сдѣлали бы».
«Или не сталъ бы за спиной говорить про васъ дурное, а сказалъ бы прямо въ лицо».
«Надѣюсь, что вы не имѣете причины говорить худо обо мнѣ ни однимъ, ни другимъ образомъ. Вернемся къ прежнему разговору. И такъ я не думаю, чтобъ улики были такъ ясны, что мой отказъ ему былъ бы вполнѣ оправданъ. Но я по возможности постараюсь наблюдать за нимъ. Кажется онъ утромъ куда то ушелъ, но сегодня воскресенье и потому люди могутъ вполнѣ располагать своимъ временемъ».
Разговоръ затѣмъ прекратился и, нѣсколько минутъ спустя, Генрихъ извинился въ томъ, что онъ долженъ ихъ оставить однихъ, потому что Михей и Карлъ ожидаютъ выдачи имъ припасовъ.
«Это значитъ выдать Михею водки», сказала Кетти, «потому что для этихъ людей водка составляетъ все».
«Такъ точно поступали бы и вы, еслибы жили однѣ въ хижинѣ», сказалъ Генрихъ, «не имѣя ничего двѣ недѣли для питья, кромѣ одного чая и то безъ молока».
Старая лэди и мистрисъ Гиткотъ сѣли на траву, а Кетти продолжала прогуливаться съ Медликотомъ. Кетти была прекрасная, скромная дѣвушка, застѣнчивая, непривычная къ обществу. Что былъ стаканъ водки для Михея Одаута послѣ двух-недѣльнаго поста, чѣмъ былъ для бѣдной Кетти Дели молодой человѣкъ въ ея уединеніи.
Шуринъ былъ къ ней очень добръ, но онъ все-таки, былъ не болѣе какъ чай безъ молока. Безъ сомнѣнія впродолженіи двухъ недѣль Михей часто подумывалъ объ водкѣ, такъ и Кетти часто представляла себѣ будущаго жениха, одареннаго ея воображеніемъ всевозможными качествами.
«Какъ не хорошо, что онъ проводитъ цѣлыя ночи на лошади», сказала Кетти, которой Генрихъ Гиткотъ представлялся стоящимъ выше всѣхъ другихъ человѣческихъ существъ.
«Я думаю ему это нравится».
«О нѣтъ мистеръ Медликотъ, какъ это можетъ нравится. Чего стоитъ одинъ постоянный страхъ, опасенія за будущее».
«Возбужденіе поддерживаетъ его бодрость».
«Въ лѣсахъ невозможно ни въ какое время впасть въ апатію, круглый годъ дѣла по горло».
«Даже женщинамъ».
«О! Женщинамъ совсѣмъ не столько дѣла. Генрихъ вполнѣ заботиться о насъ. Онъ не сталъ бы такъ безпокоиться для одного себя».
«Такъ вы думаете что ему лучше было бы оставаться холостымъ?»
Минуту Кетти колебалась отвѣтить, по потомъ произнесла: «Нѣтъ, я думаю ему было бы очень скучно безъ Мэри; онъ былъ бы совершенно одинокъ».
«И некому было бы приготовить ему чай».
«Или присмотрѣть за его вещами», произнесла серьозно Кетти. "Я знаю ему было очень тяжело безъ насъ, онъ самъ говорилъ; никто объ немъ не заботился, онъ возвращался съ поля голодный и не зналъ чѣмъ утолить свой голодъ и свою жажду.
«Это не совсѣмъ удобно».
"Ужасно; нѣтъ я думаю, ему лучше было жениться. Съ вами живетъ мать, мистеръ Медликотъ.
«Да».
"Ну это совсѣмъ другое дѣло.
«Конечно она заботиться о моемъ обѣдѣ, о моемъ бѣлье».
«Я думаю, что мужчинамъ почти необходимо имѣть женщину въ домѣ».
«И вы также помогаете, вашей сестрѣ въ заботахъ о домѣ и мужѣ?»
«Да, я стараюсь всегда помогать, но иногда мнѣ все-таки становится стыдно, что я такъ мало дѣлаю. Во всякомъ случаѣ я вовсе не необходима».
«Такъ значитъ вы свободны идти куда вамъ угодно».
«Я не думала объ этомъ, мистеръ Медликотъ, только я знаю, что я не приношу большой пользы здѣсь».
«Но еслибъ у васъ былъ свой собственный домъ?» "Генгуаль также точно мой домъ, какъ и Мэринъ, и иногда мнѣ кажется, что Генрихъ столь же добръ для меня, сколько для Мэри.
«Ваша сестра никогда не покинетъ Генгуаль?»
«Конечно нѣтъ, если Генрихъ не переберется въ другое мѣсто».
«Но вамъ вѣроятно придется его оставить». Кетти наклонила голову и надула губы, какъ бы показывая, что его слова не заслуживаютъ отвѣта.
«Вы выйдете за мужъ конечно за переселенца, мисъ Дэли».
«Я еще не предполагала, чтобъ я могла за кого нибудь выйти».
«Вы выйдете не за кого другаго иначе, какъ за переселенца, потому что они здѣсь все равно что лорды».
«Я не могу себѣ представить, какой образъ жизни ведутъ люди у насъ». Оба, Медликотъ и Кетти, подъ словами у насъ подразумѣвали Англію.
"Особенной большой разницы нѣтъ; также общество раздѣляется на классы высшіе и низшіе; послѣдніе зависятъ отъ первыхъ; но только тамъ развита больше общительность. Къ концу разговора Кетти высказала, что она выйдетъ за того только замужъ, къ кому почувствуетъ расположеніе.
«Я хотѣлъ бы пріобрѣсти его», проговорилъ Медликотъ.
«Это нелѣпо», пробормотала Кетти и поспѣшила присоединиться къ дамамъ. Она могла только, какъ Михей Одаудъ размышляетъ о водкѣ, размышлять о любовномъ напиткѣ, но когда ей подносили стаканъ она бѣжала отъ него. Въ этомъ отношеніи Михей былъ благоразумнѣе ея, онъ преспокойно выпивалъ стаканъ водки. Больше ничего не было сказано между ними въ этотъ вечеръ, но Кетти продумала всю ночь о словахъ Медликота, но никому не сказала объ этомъ ни слова.
Передъ отъѣздомъ старая лэди пригласила Гиткотовъ и мисъ Дэли обѣдать у нихъ въ Рождество. Мистрисъ Гиткотъ, заботясь можетъ быть о своей сестрѣ, безпокойно взглянула Генриху въ лицо. Согласись онъ принять приглашеніе и между двумя домами завязалась бы непремѣнно дружба. «Объ этомъ не можетъ быть и рѣчи», отвѣчалъ Генрихъ, по въ его голосѣ не звучала суровость; "я долженъ быть дома, чтобъ люди знали, гдѣ найти меня. За тѣмъ послѣ нѣкотораго молчанія онъ прибавилъ: «Если мы не можемъ придти къ вамъ, такъ отчего же вы сами не можете отобѣдать въ Рождество у насъ».
Это предложеніе къ удивленію Генриха и къ восхищенію его супруги было принято.
Медликотъ провелъ благополучно свою мать до дому, около котораго встрѣтилъ возвращающагося изъ Булабонга Нокса, что мы уже разсказали въ предъидущей главѣ.
ГЛАВА VIII.
Я желалъ, чтобъ онъ пришелъ.[править]
Только въ понедѣльникъ поутру Генрихъ возвратился домой, продежуривъ всю ночь и по обыкновенію послѣ завтрака легъ спать.
«Меня не такъ безпокоилъ бы жаръ», сказалъ онъ ложась женѣ, «еслибъ не было вѣтра».
«А развѣ вѣтеръ силенъ?»
«Да, и онъ дуетъ съ злополучной стороны съ сѣверо-запада. Было до полдюжины пожаровъ».
«Сегодня ночью?»
«Нѣтъ, вчера. Отчего они произошли, не всѣ же вслѣдствіе поджоговъ».
«Можетъ быть отъ неосторожности».
«Пожалуй, да. Кто-нибудь уронитъ спичку, а солнце зажжетъ ее, тогда всѣ пожары должны-бы происходить въ полдень, когда солнце жжетъ больше всего, а между тѣмъ большинство изъ нихъ бываетъ ночью, когда на землю падаетъ роса. Этого я не могу понять. Пожалуйста не давай мнѣ долго спать, разбуди поскорѣе».
Вопреки этому приказанію мистрисъ Гиткотъ рѣшила его не будить, пока онъ самъ не проснется, такъ какъ на солнечномъ закатѣ онъ намѣревался снова оставить домъ. Но вскорѣ явился Джако и сказалъ, что ему необходимо видѣть хозяина. Бѣдная женщина не посмѣла въ такое опасное время пренебречь словами Джако и она съ сожалѣніемъ пошла будить спящаго. Черезъ нѣсколько минутъ Джако стоялъ передъ хозяиномъ, который сидя на креслѣ выслушивалъ его.
"Джоржъ Браунбай въ Булабонгѣ. Сообщилъ первую свою важную новость Джако.
«Я знаю это уже».
На Джоржа Браунбая смотрѣли какъ на самаго дьявола и Джако предполагалъ, что ему дадутъ хлѣба съ ветчиной или даже водки за принесеніе подобнаго извѣстія.
«И это все?» спросилъ Генрихъ.
«И Босъ въ Булабонгѣ и Ноксъ тамъ былъ въ воскресенье, они совѣщались съ Джерри и Джорджемъ».
«Старикъ ничего не сдѣлаетъ такого», сказалъ Генрихъ.
«Да они ему ничего и не скажутъ о своемъ намѣреніи».
«А Томъ?»
«Томъ сидитъ въ тюрьмѣ, всегда посадятъ хорошаго, посадили бы лучше этихъ мерзавцевъ — Джерри и Джорджа».
«Вы думаете, что они что-то затѣваютъ?»
«Конечно».
«Отчего Боскобелю не быть и такъ, просто въ Булабонгѣ. Вѣдь онъ отправился туда послѣ того, какъ ушелъ изъ Генгуаля. Такъ?»
«А, Биль Ноксъ зачѣмъ тамъ?»
«Да, Ноксу не зачѣмъ было туда идти, въ жаръ и такъ далеко. Не было-ли гдѣ пожаровъ эту ночь по той дорогѣ, гдѣ вы дежурили?» Джако покачалъ головой. «Иди теперь въ кухню, спроси себѣ что-нибудь поѣсть и подожди меня. Я сейчасъ буду готовъ». Хотя повидимому Гиткотъ небрежно относился къ собранію негодяевъ въ Булабонгѣ, которое Джако считалъ очень важнымъ, тѣмъ не менѣе онъ и не думалъ считать недостойными вниманія эти новости. Въ подлости Нокса онъ былъ увѣренъ. Изъ Боскобеля онъ неосторожно сдѣлалъ себѣ новаго врага въ такое опасное время. Джорджъ былъ уже давно его злѣйшимъ врагомъ, но такъ какъ Джорджъ постоянно былъ въ войнѣ съ братьями, то Генрихъ прежде и не опасался этого злодѣя, но если злодѣй въ Булабонгѣ и тамъ затѣялъ заговоръ противъ Гиткота, то можно навѣрно сказать, что Джорджъ въ числѣ заговорщиковъ.
Послѣ полудня Генрихъ и Джако были на лошадяхъ; жаръ былъ еще несноснѣе и мистрисъ Гиткотъ обвязала вокругъ шляпы бѣлый шарфъ, называемый «puggeree» и просила его взять съ собою большой коленкоровый зонтикъ, на что онъ едва согласился, не бывъ въ состояніи примириться съ такими хлопотами. «Жаръ несносливъ», сказалъ онъ, «но пока я на ногахъ, я могу его переносить. Я вернусь къ обѣду, по не могу сказать какъ поздно». Джако повязалъ голову какой-то тряпкой.
Онъ направился къ хижинѣ Карла, лежащей на сѣверо-западѣ его владѣній; эта часть прилегала къ рѣкѣ. За западной оградой находилось свободное мѣсто въ милю ширины, принадлежавшее Генгуалю, но черезъ которое Браунбаи прогоняли свой скотъ на томъ основаніи, что ограда составляетъ границу Генгуаля. Гиткотъ противъ этого сильно возставалъ, выгонялъ скотъ и прибѣгалъ къ различнымъ мѣрамъ. За этой полосой находился Булабонгъ; домъ лежалъ въ трехъ миляхъ отъ ограды и въ четырехъ отъ хижины нѣмца. Такъ что Браунбаи были болѣе близкіе сосѣди Карла, чѣмъ Гиткота. Но между нѣмцомъ и Браунбаями свирѣпствовалъ сильнѣйшій раздоръ. Безъ сомнѣнія Генрихъ любилъ очень Карла; но ему надлежало какъ хозяину и судьѣ не вполнѣ довѣрять донесеніямъ нѣмца о Браунбаяхъ. Теперь же Джако дѣйствовалъ по внушенію Карла и скоро пришелъ къ заключенію, что хорошо было бы всѣхъ Браунбаевъ бросить въ брисбанскую тюрьму. Онъ вѣроятно отвлеченно не имѣлъ понятія о законѣ справедливости, но высоко цѣнилъ законъ, когда онъ каралъ тѣхъ, кого онъ ненавидѣлъ. Западная ограда, о которой идетъ рѣчь, примыкала къ рѣкѣ Мэри вплоть до владѣній Медликота, такъ что Генгуаль достаточно омывался водой. Какъ было уже сказано, Булабонгъ находился въ четырнадцати миляхъ отъ Генгуаля и отъ плантацій Медликота.
Удушливость въ воздухѣ не столько происходила отъ солнца, сколько отъ вѣтра. Вѣтеръ дулъ изъ безводныхъ внутреннихъ степей; онъ страшно безпокоилъ Генриха въ томъ отношеніи, что дулъ съ западной стороны, именно со стороны Булабонга, гдѣ собравшись были его враги. Зажги они свою пограничную траву, огонь пойдетъ ему прямо на встрѣчу и не будетъ никакой возможности затушить его. Браунбаи, онъ зналъ не пожалѣютъ клочка своей травы. Вѣтромъ огонь прямо перекинетъ на землю Гиткота, такъ что онъ не нанесетъ имъ никакого вреда. Въ такомъ случаѣ онъ долженъ немедленно гнать овецъ прочь отъ огня. Можетъ случиться, что многія изъ нихъ погибнутъ въ пламени. Легко можетъ быть, что и сарай и все селеніе будетъ поглощено огнемъ. Думая о многихъ пожарахъ, о которыхъ онъ слышалъ, онъ вспоминалъ, что ни одинъ изъ нихъ не былъ такъ ужасенъ.
Онъ засталъ Карла Бендера спящимъ въ хижинѣ. Послѣдній скоро вскочилъ, извинился въ своей сонливости и приготовляя чай своему господину, сказалъ: «Здѣсь Рождество не похоже на то Рождество, которое мы справляемъ дома, не правда-ли мистеръ Гиткотъ. Краснорожіе дьяволы готовы приготовить намъ къ Рождеству жаркое». Затѣмъ онъ разсказалъ, какъ онъ сегодня утромъ осторожно побывалъ въ Булабонгѣ и какъ тамъ своими глазами видѣлъ Джорджа и Боскобеля. На вопросъ Генриха, что они сказали ему, Карлъ отвѣчалъ, «что онъ, завидѣвъ ихъ, скорѣе вернулся во свояси».
«Я самъ отправлюсь въ Булабонгъ».
«Они сломаютъ вамъ голову!» воскликнулъ Джако.
Карлъ также нашелъ, что такого рода визитъ не безопасенъ. Но Гиткотъ объяснилъ, что подобные люди неспособны открыто дѣйствовать. Въ особенности непріятно было положеніе Генриха въ томъ отношеніи, что хотя огонь можетъ начаться подъ ногами людей враждебныхъ ему и извѣстныхъ негодяевъ, тѣмъ не менѣе не будетъ противъ нихъ ясныхъ уликъ. Всѣмъ было извѣстно, что въ періодъ жаровъ пожары явленіе весьма обыкновенное. Ежедневно пламя вспыхивало то тамъ, то здѣсь. Всякій можетъ подозрѣвать кого нибудь, можетъ назвать даже имя виновнаго, а все таки судиться безъ доказательствъ не пойдешь. Бдительность была наилучшее средство для безопасности. Бдительность днемъ и ночью до начала дождя; и Гиткотъ разсчиталъ, что будетъ лучше для него, если его враги узнаютъ, что онъ за ними наблюдаетъ. Онъ взялъ съ собой Джако и Карла, но оставилъ ихъ въ милѣ отъ Булабонга на границѣ спорной земли. Они знали его свистокъ и могли явиться на первый же его зовъ.
Онъ оставилъ домъ почти въ полдень и обѣщался вернуться къ обѣду, который не имѣлъ опредѣленнаго времени и иногда откладывался къ очень позднему часу. Но сегодня женщины ожидали его раньше, такъ какъ его намѣреніе было въ сумеркахъ снова уѣхать. Мистрисъ Граулеръ попросили приготовить обѣдъ къ шести часамъ. Впродолженіи цѣлаго дня мистрисъ Гиткотъ часто заходила въ кухню. Тамъ что то случилось, но она не могла понять что такое. Чингъ-Чингъ былъ необыкновенно проворенъ, вѣрная же мистрисъ Граулеръ, служившая еще у покойнаго мистера Дели, казалась печальною. Въ шесть часовъ она пришла въ зало съ кучею новостей. Чингъ-Чингъ ушелъ куда то за полчаса, оставивъ на огнѣ баранину. Скоро всѣмъ стало ясно, что онъ скрылся.
Въ семь часовъ солнце зашло, но тропическіе сумерки еще не пали на землю. Двѣ лэди вышли изъ галлереи и стали прислушиваться не ѣдетъ-ли Генрихъ. Тихій непрерывный стонъ вѣтра почти не нарушалъ могильной тишины. Хотя дорога, по которой Гиткотъ возвращался домой, тянулась на довольно далекое разстояніе, тѣмъ не менѣе всегда еще издали до дому доносился стукъ копытъ его лошади. Они простояли, тщетно, прислушиваясь около часа, не говоря ни слова другъ другу. Взглянувъ на западъ имъ показалось, что на небѣ зарево, но это онѣ приписали своему воображенію. Вечеръ становился темнѣе и темнѣе. Время отъ времени мистрисъ Граулеръ выходила къ нимъ, сообщала имъ свои опасенія и просила ихъ отправиться куда нибудь изъ дому.
«Отправиться, мистрисъ Граулеръ, какъ это нелѣпо. Куда мы уйдемъ изъ дому».
«Заводъ отъ насъ ближе всего, и тамъ мы можемъ быть въ безопасности. Я увѣрена, что мистрисъ Медликотъ съ удовольствіемъ приметъ насъ».
"Отчего же мы здѣсь не въ безопасности, " спросила Кетти.
«Чингъ-Чингъ ушелъ и бросилъ насъ однѣхъ, а мы всѣ женщины; Браунбаи могутъ напасть на насъ. Отчего это господинъ не возвращается? Онъ долженъ вернуться, не правда-ли сударыня? Онъ и не думаетъ, что оставилъ однѣхъ женщинъ».
Мистрисъ Гиткотъ приняла сторону мужа и сдѣлала мистрисъ Граулеръ выговоръ, по мужество уже начинало покидать ее, тѣмъ не менѣе она сказала: «Мы обязаны остаться и если что случиться мы должны перенести несчастіе, какъ другіе переносили его до насъ». Мистрисъ Граулеръ мрачная возвратилась и тамъ заплакала. "О, Кетти, " сказала старшая сестра, «какъ бы я желала, чтобъ онъ пришелъ».
«Ты боишься?»
«Все имѣетъ такой пустынный видъ, онъ такъ далеко, и мы не можемъ призвать его къ себѣ на помощь, если что нибудь случиться». Онѣ снова замолчали, посматривали другъ на друга, отъ времени до времени заходили въ кухню, но впродолженіи получаса не произнесли ни одного слова. Ночная тишина, громадность разстоянія и предчувствіе несчастія все это мучило ихъ. Наконецъ раздался отдаленный лошадиный топотъ — «Я слышу его», воскликнула мистрисъ Гиткотъ, выбѣгая въ сопровожденіи сестры за ворота. Слухъ ея былъ вѣренъ, по вмѣсто ожидаемаго супруга она увидѣла только ирландца Михея Одауту.
У него было много для нихъ новостей и вотъ въ чемъ состоялъ его длинный разсказъ: Генрихъ былъ въ Булабонгѣ, но не засталъ никого за исключеніемъ старика. Возвращаясь въ Генгуаль, Генрихъ увидѣлъ у себя на границѣ огромную полосу травы въ пламени. По мнѣнію Михея она была подожжена за нѣсколько минутъ до пріѣзда сюда Гиткота. Надо было приняться его гасить, тогда онъ — т. е. Михей позвалъ двоихъ людей и они открыли напротивъ второй огонь, за которымъ строго наблюдали, сжигая траву вторымъ огнемъ, они прекращали распространеніе перваго. Скоро къ нимъ еще присоединились Карлъ и Джако.
Способъ уничтоженія непріятельскаго огня — огнемъ уже хорошо извѣстенъ въ лѣсахъ и сестры были столько наслышавши объ этомъ, что разсказъ Михея имъ былъ вполнѣ понятенъ.
Затѣмъ Михей объявилъ имъ, чтобъ они не дожидали хозяина къ ужину, что онъ поѣстъ что нибудь въ хижинѣ у нѣмца, такъ какъ считаетъ необходимымъ свое присутствіе тамъ ночью и что ему Михею поручено спросить у мистрисъ Гиткотъ фляшку съ водкою, которая необходима Генриху, потому что онъ съ нѣмцомъ, съ Джако и съ Михеемъ буду-іъ цѣлую ночь на караулѣ. Хотя мистрисъ Гиткотъ очень хотѣлось бы для своей безопасности удержать его въ селеніи, но она не смѣла ослушаться приказаніямъ своего супруга. Накормивъ и снабдивъ его фляшкою водки и новостью о побѣгѣ злополучнаго повара Чингъ Чинга, его отправили обратно.
«Я просижу здѣсь цѣлую ночь», сказала мистрисъ Гиткотъ своей сестрѣ. «Положеніе вещей не позволяетъ мнѣ спать. Кетти объявила, что она будетъ сидѣть съ нею, къ нимъ присоединилась еще мистрисъ Граулеръ. Онѣ сидѣли около часа, какъ Кетти замѣтила на небѣ зарево. Двѣ молодыя женщины выбѣжали за ворота и увидѣли весь западный горизонтъ, освѣщенный темно-краснымъ заревомъ.»
ГЛАВА IX.
Пожаръ.[править]
Горящій факелъ былъ брошенъ на землю такъ что цѣлая линія травы вспыхнула мгновенно. Къ счастію Генрихъ былъ вблизи отъ этаго мѣста и замѣтилъ немедленно огонь, онъ почти удивлялся, какъ онъ не видѣлъ человѣка подбросившаго факелъ и не слышалъ его шаговъ. О преслѣдованіи не могло быть и вопроса; первымъ дѣломъ Генриху подлежало погасить огонь. Злодѣй вѣроятно понималъ это и зналъ что онъ можетъ тайкомъ убѣжать, не производя шума быстрымъ отступленіемъ.
Когда работа была окончена, огонь загашенъ, онъ нѣсколько минутъ стоялъ въ отчаяніи. Его положеніе казалось ему безвыходнымъ. Что онъ могъ сдѣлать одинъ противъ такой шайки его враговъ, конечно онъ имѣлъ нѣсколько вѣрныхъ слугъ, но одного мерзавца совершенно достаточно, чтобъ раззорить его. Ему, Джако и Бендеру было очень жарко послѣ недавней работы. Одаутъ присоединился къ нимъ, когда они уже кончали ее. Они гасили свой огонь, наваливая на него вѣтви камедь — дерева, пламя подъ ними разсѣевается и изсчезаетъ. Но подобная работа чрезвычайно тяжела! Вѣтви тяжелы, воздухъ удушливъ и наполняется смрадомъ.
Работа была окончена, но ее можетъ быть снова придется начинать тамъ или здѣсь. Безъ сомнѣнія попытка къ поджогу будетъ слово повторена гдѣ нибудь на границѣ между Генгуалемъ и Булабонгомъ. Съ нимъ было трое людей, которымъ онъ вполнѣ довѣрялъ. Они отирали руками потъ съ лица, запыхавшись отъ работы.
Онъ прежде всего рѣшилъ отослать Михея Одаута домой. Разстояніе было очень велико, а человѣческая помощь могла быть ему необходима. Но онъ не могъ оставить жену въ полномъ невѣдѣніи о всемъ. Затѣмъ поразмысливъ хорошенько, онъ самъ отправился южнѣе къ рѣкѣ. Тѣ, которые рѣшали принести ему несчастіе, думалъ онъ, повторятъ свою попытку въ этомъ направленіи. Для своего ночнаго бивуака онъ выбралъ себѣ мѣсто около ограды. «Не совсѣмъ-то здѣсь будетъ весело, Карлъ», сказалъ онъ нѣмцу; но мы должны такимъ образомъ провести ночь, пока они насъ не разбудятъ. Нѣмецъ сдѣлалъ рукой движеніе, показывающее, что ему всѣ мѣста одинаковы; Джако испустилъ свое обычное восклицаніе, привязалъ лошадь къ забору и растянулся на травѣ.
Безъ сомнѣнія они спали, но спали такъ чутко, какъ только спять караульные. Первый увидѣлъ огонь, замѣчанный женщинами — Генрихъ. «Карлъ!» воскликнулъ онъ, вскакивая, «они тамъ опять». Меньше чѣмъ въ полъ-минуты всѣ не говоря ни слова были на лошадяхъ и отправились къ тому мѣсту, откуда виденъ былъ огонь. Онъ былъ со стороны Булабонга, ближе къ рѣкѣ, гдѣ полоса спорной земли была уже, чѣмъ во всѣхъ другихъ мѣстахъ. Когда они приблизились и увидѣли огонь въ Булабонгѣ, то Генрихъ не поѣхалъ туда, понимая что потеря какихъ нибудь пяти минутъ повлечетъ за собой его погибель. Онъ едва сказалъ своимъ товарищамъ одно слово, зная что они и безъ его указаній понимаютъ, что дѣлать, какъ приступилъ немедленно къ работѣ. «Наблюдай за нимъ, но пусть онъ распространяется», сказалъ онъ, зажигая спичкой сухую траву и образуя второй огонь. Это средство было весьма опасное и требовало строгаго надзора. Почти четверть мили было сожженно травы и такимъ образомъ была уничтожена пища для подвигающагося постоянно изъ Булабонга пламени. Нѣмецъ и Джако работали героически вслѣдствіе сильнаго возбужденія и скоро увидѣли посреди пламени четвертую фигуру, возвратившагося Михея. «Вы видѣли ихъ?» спросилъ Генрихъ, задыхаясь отъ усиленной работы. «Все обстоитъ благополучно, только противный китаецъ сбѣжалъ», отвѣчалъ Михей. «Чингъ Чингъ! Онъ въ Булабонгѣ», воскликнулъ Джако. Нѣмецъ, весь поглощенный въ работу, ничего не сказалъ.
Генрихъ то тамъ, то здѣсь увеличивалъ второй огонь, подвигая его къ Генгуалю, люди его еще находились на территоріи Браунбаевъ. Онъ зналъ, что уничтоживъ, сорокъ или пятьдесятъ ярдовъ своей травы, онъ этимъ погаситъ непріятельское пламя. Деревья и кусты, находящіеся въ значительномъ разстояніи, не могли ему служить хорошими проводниками. Но если работающіе позволили бы себѣ пріостановиться въ своихъ дѣйствіяхъ хотя на нѣсколько минутъ, то всѣ ихъ труды были бы напрасны. Работа была такъ тяжела, такъ невыносима, и почти ненадежна, что несчастный Генрихъ хотѣлъ нѣсколько разъ приказать своимъ людямъ прекратить ее и возвратиться по домамъ, гдѣ пламя не застигнетъ ихъ, въ чемъ онъ могъ почти поручиться. И затѣмъ когда онъ отталкивалъ эту мысль, какъ недостойную его, онъ начиналъ думать, что лучше теперь взять съ собой этихъ людей и попытаться дальше утать овецъ отъ опастности. Раздумывая объ этомъ, онъ продолжалъ работать. Вдругъ ему показалось, что открытъ еще третій огонь. Чрезъ деревья по направленію къ рѣкѣ онъ видѣлъ пламя и посреди его блуждающія человѣческія фигуры. Но скоро стало яснымъ, что эти люди работаютъ въ его пользу, они также, какъ и онъ выжигали траву для прекращенія распространенія непріятельскаго огня. Онъ не могъ удѣлить ни минуты, чтобъ узнать, кто былъ его другъ, по такъ какъ они все приближались одинъ къ другому, то онъ скоро узналъ человѣка. Это былъ владѣтель сахарныхъ плантацій, и съ нимъ его управляющій. "Мы дѣлали все, что зависѣло отъ насъ, " сказалъ Медликотъ, «но ужасно боялись, чтобъ огонь не перекинуло въ другую сторону».
"Я боялся того же, " сказалъ Генрихъ, слишкомъ возбужденный, чтобъ спросить Медликота, зачѣмъ онъ въ такой поздній часъ находился на этомъ мѣстѣ.
"Но какъ жарко отъ огня, " продолжалъ Медликотъ.
«Ужасно», сказалъ Генрихъ. "Это убійственная работа и притомъ непроизводительная. Подумать становится страшно, что люди, — эти созданія называющія себя людьми обязаны выполнять ее. Онъ замолчалъ, присланиваясь къ огромному суку, который держалъ, но потомъ снова взялся за работу. «Вы побудьте здѣсь, мистеръ Медликотъ съ людьми, а я пойду въ ту сторону, откуда вы начали, если я найду огонь усилившимся по тому направленію я выстрѣлю и вы придете ко мнѣ на помощь.» Такъ говоря, онъ убѣжалъ съ зажженнымъ факеломъ въ рукѣ.
Вдругъ онъ натолкнулся на всадника, въ которомъ онъ узналъ сейчасъ Джорджа Браунбая. Онъ забылъ на минуту, гдѣ онъ былъ и сталъ допрашивать негодяя, зачѣмъ онъ находится на этомъ мѣстѣ. "Это похоже на ваше безстыдство, " сказалъ Джорджъ, и вы не только перешли свои границы, но разрушаете нашу собственность, да еще спрашиваете, какое намъ до этого дѣло. Генрихъ вспомнилъ, что онъ въ самомъ дѣлѣ въ Булабонгѣ и потому не сразу отвѣтилъ. "Убирайтесь вонъ и нежгите нашей травы, « продолжалъ Джорджъ, а иначе вы будете отвѣчать. Какое право вы имѣете жечь нашу траву?»
«Кто поджегъ сперва?»
«Она загорѣлась сама, это вовсе не основаніе что еще вы должны ее жечь. Уберетесь-ли вы вонъ, а то я вамъ сверну голову».
Слуги Генриха и Медликотъ приблизились къ нему, отряхивая отъ себя горячую золу, Джорджъ, увидѣвъ, что ему не справиться одному противъ четырехъ или пяти человѣкъ поскакалъ къ дому. «Видѣлили вы подобное безстыдство?» сказалъ Генрихъ. «Вѣроятно этотъ человѣкъ подбросилъ спичку, и отдѣлывается отъ меня своимъ безстыдствомъ».
«Не думаю, что онъ бросилъ спичку, „ сказалъ спокойно Медликотъ. Это дѣло другаго“.
„Кого же?“
„Моего слуги — Нокса, я видѣлъ его съ факеломъ въ рукѣ.“
„О, Боже мой!“.
„Да, мистеръ Гиткотъ, я видѣлъ, какъ онъ бросилъ его. Вы были совершенно правы, а я кругомъ около виноватъ“.
Генриху оставалось только сказать, что онъ полюбилъ его за откровенную исповѣдь. Но минута была неудобна для изъясненія въ чувствахъ, потому что огонь усиливался позади; въ то время, когда они работали, они замѣтили Нокса; какъ тема не была обильна для разговора, тѣмъ не менѣе всѣ оставались по прежнему молча некогда было толковать. Генрихъ желалъ сдѣлать нѣкоторые вопросы: можетъ-ли Медликотъ клятвенно утверждать, что Ноксъ, бросилъ факелъ. Знаетъ-ли Ноксъ, что его видѣли. Если онъ зналъ, что за нимъ наблюдали, то онъ скоро будетъ далеко отъ Медликотскихъ владѣній и отъ Генгуаля. Генрихъ чувствовалъ, что ему очень полезно задержать этого человѣка, и предать его суду. Даже при такой суматохѣ онъ былъ способенъ размышлять объ этомъ и помнилъ, что поджогъ считался самымъ важнымъ преступленіемъ по законамъ колоніи Квингланда. Онъ старался быть добрымъ къ людямъ, находящимся у него въ услуженіи; не экономничалъ въ доставленіи имъ пищи, не задерживалъ ихъ жалованье и не изнурялъ ихъ тяжелою работою. И вотъ теперь онъ къ чему пришелъ. Мысль о превосходствѣ абсолютнаго господства и власти промелькнула въ его головѣ — такой власти, которую безъ сомнѣнія вмѣщалъ себѣ Авраамъ. Во времена Авраама народъ былъ покоренъ и міръ былъ счастливъ. По крайней мѣрѣ Гиткотъ никогда не слыхалъ, что онъ былъ несчастливъ. Размышляя такимъ образомъ, онъ продолжалъ работать, гася здѣсь пламя и образуя его въ другомъ мѣстѣ. Конечно Аврааму не приходилось выполнять такую работу.
Гиткотъ съ Джако былъ ближе къ рѣкѣ, Медликотъ съ управляющимъ подальше отъ нея. Нѣмецъ и Одаутъ были посреди ихъ. Если Генрихъ могъ сердиться и досадовать на Нокса и Боскобеля, то онъ долженъ былъ гордиться своими остальными тѣлохранителями. Люди работали съ такимъ усердіемъ, какъ будто каждый клочокъ земли составлялъ ихъ собственность. Конечно, можетъ быть, Ноксъ и Боскобель дѣлали то-же самое, еслибъ пожаръ произошелъ до ихъ ссоры съ хозяиномъ. Маленькій и узенькій мостикъ поворачиваетъ быстрый поѣздъ на право или на лѣво, такъ и стремительный человѣкъ переходитъ на противную сторону вслѣдствіе самаго ничтожнаго обстоятельства.
„Ей Богу“, воскликнулъ вдругъ Джако, „это они всѣ на лошадяхъ“. Пока онъ говорилъ, къ нимъ приблизилось шесть всадниковъ. „А здѣсь и самъ Босъ“, сказалъ Джако. Предводителями были Джерри и Джое, которые на эту ночь прекратили свои вѣчныя ссоры и дѣйствовали сообща; съ ними рядомъ ѣхалъ Боскобель, а позади Джако, Джорджъ и Ноксъ, но трехъ послѣднихъ трудно было различить въ ночной темнотѣ. Сперва Генрихъ не могъ разобрать изъ сколькихъ человѣкъ состояла шайка; казалось, что это была толпа всадниковъ, имѣвшая намѣреніе заставить ихъ прекратить работу и дать пламени распространиться. Очевидно было они думали, что могутъ поступать такъ, не подвергаясь впослѣдствіи законному наказанію. Насколько Генрихъ могъ думать, онъ видѣлъ, что Браунбаи въ этомъ отношеніи были правы. Онъ не имѣлъ никакого права жечь траву въ Булабонгѣ. Онъ даже не долженъ былъ быть здѣсь. Конечно онъ могъ сказать въ свое оправданіе, что онъ останавливалъ огонь, который они нарочно возбудили, но въ ихъ рукахъ есть противъ него доказательства; а у него ихъ нѣтъ.
Весь лѣсъ, былъ уже не краснымъ а малиновымъ, воздухъ наполненъ смрадомъ; всадники были также одѣты, какъ Генрихъ въ штанахъ, курткахъ и старыхъ шляпахъ, у каждаго въ рукѣ была дубина. По необходимости Генрихъ пріостановилъ работу, чтобъ приготовиться къ ихъ нападенію, но Джако принялся за дѣло еще усерднѣе, какъ-бы показывая, что такая шайка негодяевъ ничто для него.
Джерри первый началъ говорить:
„Что вы здѣсь дѣлаете, мистеръ Гиткотъ? Зажигаете нашу траву. Это поджогъ. И вы за это будете отвѣчать“.
„Это моя выгода“, сказалъ Генрихъ снова принимаясь за работу.
„Отлично, поѣзжайте прямо на него, Босъ, пока я остановлю его товарищей“. Браунбаи знали, что съ нимъ находится Михей и Карлъ, но не были еще увѣдомлены о прибытіи Медликота съ управляющимъ. Ноксъ зналъ, что кто-то былъ подлѣ него на лошади въ то время, когда онъ поджигалъ траву, но думалъ, что это былъ кто-нибудь изъ Генгуаля. Подъѣхавъ къ нѣмцу, Джерри увидѣлъ тамъ Медликота и спросилъ: „Что вы за чортъ такой?“
„А вы чѣмъ занимались?“ былъ отвѣтъ.
„Вамъ нѣтъ дѣла! Вы поджигаете мою траву. Я вамъ хорошенько покажу свои занятія“.
„Это Медликотъ, владѣлецъ сахарнаго завода, у котораго служитъ Ноксъ“, тихо сказалъ Джое.
„Я думалъ, что вы лошадь другаго цвѣта“, продолжалъ Джерри, предполагавшій, что Медликотъ былъ врагъ Гиткоту. „Во всякомъ случаѣ я не дамъ жечь моей травы. Вы новый знакомый и не понимаете, что вы дѣлаете, бросьте вашу работу, если Всемогущему Богу угодно ниспослать на насъ огонь, этому мы не можемъ воспротивиться, по поджигателей не потерпимъ.“
Такъ какъ Медликотъ продолжалъ работать, то Джерри попытался наѣхать на него, но Медликотъ схватилъ лошадь за узду и оттолкнулъ ее въ груду горячей золы. Лошадь поднялась на дыбы, и снова погрузилась въ золу вмѣстѣ со своимъ всадникомъ. Между тѣмъ Джое видя это подъѣхавъ позади Медликота, хватилъ послѣдняго дубиной по плечу. Онъ упалъ на землю, но скоро пришелъ въ чувство. Онъ зналъ, что у него переломлена одна изъ костей съ лѣвой стороны, но онъ еще могъ сражаться правой рукой и онъ боролся.
Боскобель съ Джорджемъ хотѣли наѣхать вдвоемъ на Генриха и это имъ удалось бы, еслибъ Джако не подложилъ подъ лошадь Боскобеля зажженную вѣтвь — камедь-дерева. Животное немедленно подскакнуло, взвилось на дыбы и чрезъ голову сбросило своего всадника. Тогда Джорджъ набросился на Джако, по онъ былъ слишкомъ гибокъ, чтобъ его изловить надо было много ловкости и онъ ускользнулъ межъ деревьевъ.
Нѣсколько минутъ продолжалось общее сраженіе; пѣхота отличалась, несмотря на причиненное Медликоту пораженіе. Джерри получилъ много обжоговъ вслѣдствіе своего паденія въ груду пепла и послѣ этого не находилъ большаго удовольствія въ своей работѣ. Ноксъ все время не показывался и въ оправданіе свое ссылался впослѣдствіи на присутствіе своего хозяина — Медликота. „Я буду блаженствовать, если васъ за вашу трусость повѣсятъ“, сказалъ ему Джое на возвратномъ пути. „Вы вѣрно думали, что мы выходимъ сражаться противъ непріятеля, который подобно вамъ не имѣетъ храбрости выдвинуться впередъ“. У меня столько же храбрости, сколько и у васъ», отвѣчалъ Ноксъ. «Я готовъ съ вами бороться. Я знаю, когда надо выдвинуться и когда нѣтъ. Повѣсить меня! Нѣтъ, нѣкоторые люди изъ Булабонга ближе меня къ висилицѣ». Можно себѣ представить, что послѣ послѣднихъ событій ночь не совсѣмъ весело провели обитатели Булабонга.
Много было произнесено проклятій и угрозъ прежде чѣмъ компанія изъ Булабонга удалилась. Они кричали, что Гиткотъ нарочно жжетъ траву и потому онъ поджигатель. Они отрицали, что первый огонь былъ предумышленнымъ; но наконецъ они ушли оставивъ Генриха Гиткота и все общество на полѣ сраженія. Больше всѣхъ потерпѣлъ Джерри, такъ какъ онъ былъ предводителемъ своей шайки; не мало досталось и Боскобелю. Но дорогѣ къ Булабонгу они всѣ напали на Нокса и на Чингъ-Чинга, бѣдный сдѣлалъ крупную ошибку, присоединившись къ сторонѣ, потерпѣвшей пораженіе.
Но Генрихъ, выигравшій побѣду, и не думалъ торжествовать. Вскорѣ онъ нашелъ, что у Медликота сломана ключица и что необходимо довести раненаго до селенія. Огонь же во время борьбы направился къ югу, но къ счастію онъ былъ не очень великъ да и притомъ ночная роса пала на землю.
Медликотъ согласился вмѣсто завода быть отвезеннымъ въ Генгуаль. Можетъ онъ думалъ, что Кетти лучше его матери съумѣетъ за нимъ ухаживать или что спокойствіе въ Генгуалѣ для него лучше шума мельничныхъ колесъ. Была полночь, а имъ надлежало сдѣлать четырнадцать миль, что было довольно далеко для раненаго человѣка. Да и всѣ порядочно устали; работа, которую они только что исполняли была одна изъ самыхъ тяжелыхъ и нѣсколько часовъ при томъ они оставались безъ пищи. Передъ отъѣздомъ Михей показалъ имъ фляжку и водка была раздѣлена поровну между всѣми.
Медликотъ въ это время объяснилъ, что онъ давно началъ подумывать, что Гиткотъ правъ и потому рѣшился самъ строго наблюдать за Ноксомъ. Въ понедѣльникъ онъ раньше обыкновеннаго покончилъ работу и сказалъ, что такъ какъ завтра Рождество, то онъ не придетъ на заводъ. Съ этихъ поръ Медликотъ съ своимъ управляющимъ смотрѣли въ оба за нимъ.
«Да», сказалъ Медликотъ въ отвѣтъ на вопросъ Гиткоту, «я могу присягнуть, что видѣлъ Нокса съ зажженымъ факеломъ и что онъ бросилъ его въ траву. Съ нимъ еще было двое изъ Булабонга».
ГЛАВА X.
Генрихъ Гиткотъ побѣдоносно возвращается домой.[править]
Когда огонь былъ погашенъ, то всѣ стали собираться домой, Медликотъ нѣсколько минутъ казался весьма слабымъ, и былъ погруженъ въ легкій обморокъ, но онъ скоро пришелъ въ себя и объявилъ, что онъ можетъ сидѣть на лошади. «Это первое Рождество, которое я провожу въ Австраліи», сказалъ онъ съ трудомъ садясь на сѣдло, «прошедшій годъ въ это время я ѣздилъ въ Англію за матерью».
«Немного общаго между англійскимъ Рождествомъ и австралійскимъ», замѣтилъ Генрихъ.
«И также между Гановерскимъ», сказалъ нѣмецъ.
«Если вы желаете видѣть старинныя рождественскія празднества, вы должны ѣхать въ Коркъ и Галвэй», сказалъ Михей.
«Мнѣ кажется, что оно очень весело справляется у насъ въ Кумберландѣ», замѣтилъ Медликотъ. "Есть вещи, которыхъ невозможно перенести въ другое мѣсто. Можно имѣть ростбифъ и другіе рождественскіе атрибуты; но не будетъ той холодной погоды, которая даетъ вамъ чувствовать, что сегодня въ самомъ дѣлѣ Рождество.
"Дѣйствительно, " замѣтилъ Генрихъ, «разъ въ Рождество подали горячій плумъ-пуддингъ, тогда какъ на дворѣ было такъ жарко, что тяжело было носить рубашку на плечахъ. Но все таки воспоминаніе о празднествѣ, которое совершается у васъ на родинѣ, уже есть само по себѣ удовольствіе. Но какъ вы чувствуете себя, удобно-ли вамъ на вашей лошади, не хотите ли помѣняться со мной, моя идетъ превосходно.» Медликотъ сказалъ, что боль не причиняетъ ему жестокихъ страданій. "Они не переѣхали чрезъ меня только изъ за васъ, " продолжалъ Генрихъ.
"Нѣтъ, они все равно не переѣхали-бы, " возразилъ Джако, гордись своимъ участіемъ въ сраженіи. «Я сказалъ мистеру Медликоту вы не видите Боса на лошади въ сторонѣ отъ непріятельской шайки. Развѣ онъ не летѣлъ подобно птицѣ по лѣсу. Я былъ долженъ Босу и теперь я ему отплатилъ.»
"Я видѣлъ это, « сказалъ Генрихъ. Онъ съ быстротою молніи ѣхалъ прямо на меня. Я не понимаю Боскобела; пускай, Нокса я никогда не любилъ, онъ былъ хитрецъ и дрянный человѣкъ, но къ Босу я былъ постоянно добръ, и когда онъ обманулъ меня, я даже не угрожалъ ему задержкою жалованья.»
«Вы слишкомъ прямо сказали ему объ его обманѣ,» проговорилъ нѣмецъ.
"Это значитъ, что если человѣкъ мой слуга — обкрадываетъ меня, то я даже не смѣю сказать ему объ этомъ. Чтобы, тогда подумали обо мнѣ, Карлъ, когда я опасался бы сдѣлать выговоръ своему слугѣ изъ боязни быть сожженымъ. Я хочу чтобъ всѣ въ Генгуалѣ знали, что я все всегда скажу, что найду справедливымъ. Я кажется ни съ кѣмъ еще не былъ жестокъ, по крайнѣй мѣрѣ я старался не быть.
«Совершенно вѣрно, мистеръ Генрихъ», сказалъ Михей.
«Я не стану выбирать слова, потому только, что какой нибудь Ноксъ и Боскобель имѣютъ возможность мнѣ нанести вредъ. Я не покорюсь мошенникамъ изъ опасенія къ нимъ. Лучше пусть меня сожгутъ, я пойду работать на верфи въ Брисбанѣ, чѣмъ унижусь предъ подлецами».
«Конечно» сказалъ Джако, «я поступилъ бы также».
«Если діаволъ возторжествуетъ, пусть его торжествуетъ, но я не поставлю ему свѣчки. Вы можете это сказать всѣмъ. Пока я хозяинъ въ Генгуалѣ до тѣхъ поръ я буду въ немъ господиномъ. Если я увижу, что человѣкъ поступаетъ подло, я всегда скажу, что онъ подлецъ».
"Всѣ поняли его хорошо, и хотя чувствовали, что Гиткотъ властолюбивъ, но они уважали его и вполнѣ вѣрили ему. "Господинъ и долженъ быть господиномъ, " сказалъ Ирландецъ.
"Человѣкъ, одаренный волею не продаетъ своего тѣла и души, " проговорилъ медленно нѣмецъ.
«Развѣ я добиваюсь господства надъ вашею душею», съ энергіей перебилъ его Генрихъ. «Вы кажется это знаете, также я не добиваюсь и надъ тѣломъ, вы продаете мнѣ только свои услуги. Это нисколько не унижаетъ вашего человѣческаго достоинства и намъ нѣтъ причины ссориться. Но оставимъ этотъ разговоръ, онъ не совсѣмъ пріятенъ для раненаго человѣка».
«Мнѣ пріятно слушать васъ», сказалъ Медликотъ, "я всегда хорошій слушатель, когда люди хотятъ что нибудь дѣйствительно сказать
«Хорошо, мнѣ нужно кое-что сказать», воскликнулъ Генрихъ. «Никто еще входящій въ мою хижину не былъ для меня такимъ благопріятнымъ гостемъ, какъ вы».
«Благодарю васъ, сэръ».
«Эти искреннѣе сказано, чѣмъ я могъ это сказать вчера».
«То есть, чѣмъ вы сказали.»
«Правда. Но вы разбили меня теперь. Когда я понадоблюсь вамъ, пришлите за мной и я готовъ вамъ ворочать мельничные жернова или обработывать мотыкою тростникъ».
«Я къ вамъ обращусь за помощью, когда она будетъ мнѣ необходима».
Они уже достигли Генгуальской границы и направились къ дому. Генрихъ еще безпокоился на счетъ огня и еслибъ не раненый Медликотъ, онъ снова вернулся бы на мѣсто пожара и оттуда направился бы къ югу; только положеніе Медликота не позволяло ему предпринять новое путешествіе. Но онъ рѣшилъ поручить своимъ людямъ отвезти Медликота къ женѣ, а самъ сдѣлать милю или двѣ къ границѣ и посмотрѣть, что тамъ дѣлается; если пламя подвигается, то ему нѣтъ возможности остановить его; какъ онъ не былъ уставши, онъ не рѣшился вернуться домой, не собравъ окончательныхъ свѣдѣній. Генрихъ предложилъ Медликоту отправиться въ сопровожденіи своихъ слугъ къ нему въ домъ, а самъ изъявилъ желаніе ѣхать одинъ, хотя каждый изъ его людей предлагало ему свои услуги сопровождать его. «Тамъ вамъ нечего дѣлать», сказалъ онъ, «если пожаръ продолжается, то нѣтъ уже возможности его потушить». Итакъ онъ отправился одинъ.
Слова, сказанныя имъ его людямъ не совсѣмъ легко были выговорены. Онъ начиналъ замѣчать, что жизнь его при настоящемъ положеніи, будетъ для него слишкомъ тяжела и почти невозможна, если онъ со всѣми окружающими будетъ находиться во враждебныхъ отношеніяхъ. Старые переселенцы, которыхъ онъ считалъ людьми почтенными и которые жили въ колоніи, когда его еще на свѣтѣ не было, совѣтовали ему жить въ ладахъ съ Браунбаями. «Вамъ не нужно приглашать ихъ къ себѣ въ домъ или посѣщать ихъ, но иногда польстить имъ при встрѣчѣ», сказалъ ему одинъ старый джентельменъ. Онъ конечно не принялъ этого совѣта, думая, что «льстить» такому негодяю, какъ Джерри Браунбаю все равно, что поставить свѣчку дьяволу. Но его собственный планъ дѣйствій жестоко былъ отплаченъ. Теперь конечно ему было поздно мириться съ Браунбаями. Прибывъ къ изгороди, онъ увидѣлъ, что пламя тихо подвигалось впередъ; несмотря на сухость лѣса, оно не двигалось противъ вѣтра. Въ сторонѣ къ югу онъ разобралъ изгородь и тѣмъ остановилъ разрушительное дѣйствіе огня. Объ травѣ онъ не очень заботился, онъ видѣлъ въ темнотѣ, что огонь слабѣетъ и зналъ, что ночная роса будетъ ему хранителемъ. Вредъ, нанесенный былъ самъ по себѣ очень ничтоженъ, еслибъ только онъ могъ быть спокоенъ, что не будетъ нанесено новаго. Онъ сдѣлалъ чрезъ чащу лѣса семь или восемь миль. Лошадь почти отказывалась ему служить, до того она была измучена. Самъ онъ привыкъ къ подобнымъ случаямъ и былъ въ состояніи ихъ вынести, но мысль, что онъ находится посреди враговъ, преслѣдовала его. Вдругъ ему пришло въ голову, что Медликотъ можетъ жениться на его свояченицѣ и сдѣлаться его преданнымъ другомъ. Еслибъ онъ имѣлъ бы одного вѣрнаго друга, то онъ легко могъ перенести вражду Браунбаевъ и другихъ подобныхъ имъ личностей. До сихъ поръ онъ былъ совершенно одинокъ въ своемъ безпокойствѣ. Часа въ три онъ достигнулъ Генгуаля и нашелъ, что общество всадниковъ только что передъ нимъ въѣхала во дворъ. Медликотъ былъ такъ слабъ, что едва могъ сойти съ лошади.
Двѣ женщины несмотря на позднюю пору сидѣли въ галлареѣ, когда кавалькада прибыла. У Генриха была привычка подъѣзжать къ маленькимъ воротамъ, находящимся около галлереи и тамъ вѣсить свою узду, пока кто нибудь не уводилъ лошади, но сегодня всѣ въѣхали прямо во дворъ. Мистрисъ Гиткотъ съ сестрой выбѣжали къ нимъ на встрѣчу и скоро узнали о случившемся. Мистеръ Медликотъ вернулся раненый и ихъ обязанность была заботиться о немъ до пріѣзда доктора изъ Маріенбурга, до котораго было тридцать верстъ. Необходимо было немедленно послать кого нибудь туда. Джако вызывался, но на подобную услугу онъ едва-ли былъ способенъ. Онъ могъ заснуть на лошади и свалиться на землю. Михей и нѣмецъ также предложили себя, по они были такъ измучены, что Гиткотъ не рѣшался воспользоваться ихъ предложеніемъ. «Знаешь что, Мэри», сказалъ онъ женѣ, «я самъ отправлюсь за Джаксономъ», Джаксонъ былъ докторъ. «А также побываю въ полиціи».
«Нѣтъ ты не поѣдешь, Генрихъ. Ты такъ уже усталъ, что едва можешь стоять».
«Дай только мнѣ крѣпкаго кофе. Ты не знаешь, какую услугу оказалъ намъ этотъ человѣкъ. Я разскажу тебѣ объ этомъ потомъ. Я велю осѣдлать Йорка». Йоркъ была его любимая лошадь, «А пока ты готовишь кофе, я поведу съ собой Колонеля.» Колонель была другая любимая лошадь въ Генгуалѣ. «Джаксонъ скоро прибудетъ къ намъ на ней». Генрихъ выпилъ кофе, позавтракалъ и отправился въ путь несмотря на просьбы и опасенія жены.
Природа слишкомъ къ намъ добра, такъ что иногда мы готовы думать, что намъ нѣтъ надобности прибѣгать къ искуству. Въ степяхъ, гдѣ нельзя достать доктора, переломленныя кости сростаются сами собой, а если докторъ прибудетъ, но прибудетъ не скоро, то онѣ терпѣливо ждутъ его пріѣзда; Медликотъ былъ, принесенъ въ домъ и положенъ на кровать. Пусть читатель не удивляется, что Кетти уступила ему свою комнату, какъ болѣе удобную для больнаго; двѣ женщины по перемѣнно дежурили у него; первая дежурила Мэри, она просидѣла у его кровати до разсвѣта. Ее смѣнила Кетти. Медликотъ спалъ и потому Кетти сѣла на галлерею, часто заглядывая въ комнату больнаго, чтобъ узнать не нужно-ли ему чего нибудь. Наконецъ онъ проснулся и, увидѣвъ ее, сказалъ: «Мнѣ совѣстно, мисъ Делли, что я вамъ надѣлалъ столько хлопотъ».
«Ни слова объ этомъ. Въ степи каждый обязанъ сдѣлать все возможное для другаго». Произнесши эти слова, она спохватилась, что она сказала не такъ любезно, какъ она желала бы это сдѣлать. «Мы надѣялись васъ видѣть сегодня, но не думали увидѣть васъ раненымъ».
«Не знаю отчего я не отправился домой вмѣсто того, чтобъ ѣхать сюда безпокоить васъ».
«Докторъ скорѣе прибудетъ въ Генгуаль, чѣмъ къ вамъ. Какъ только люди отдохнутъ мы пошлемъ за мистрисъ Медликотъ. Генрихъ разсказывалъ что мы обязаны вамъ своимъ спасеніемъ, не приди вы и все сгорѣло бы»,
«Вовсе нѣтъ».
«Онъ такъ передавалъ. Но онъ такъ скоро опять уѣхалъ, что мы не успѣли ничего разузнать. Былъ ужасный пожаръ. Вы были посреди пламени, неправдами?» Кетти видѣла въ Медликотѣ героя.
«Прибавьте къ этому, что мы отразили непріятельское нападеніе».
«Мы будемъ очень несчастны, если булабонгскіе господа причинили вамъ большой вредъ».
«Они только переломили мнѣ ключицу».
«Это ужасно».
Она еще думала объ одномъ словѣ, которое онъ ей сказалъ, когда былъ здоровъ. Помнитъ-ли онъ его. Можетъ быть онъ не придавалъ ему никакого значенія. Кетти знала что иногда слова мужчинъ бываютъ однѣ лишь пустыя фразы. Для нее, жившей въ уединеніи въ Генгуалѣ, одно слово значило много. Въ ея сердце просвѣчивала уже расположеніе къ человѣку, какъ онъ вдругъ больной быль принесенъ къ нимъ въ домъ. Когда ее смѣнила Мэри, то она ушла въ отдаленную комнату, сказавши сестрѣ, что желаетъ отдохнуть, а на самомъ дѣлѣ, чтобъ подумать о любимомъ человѣкѣ и о возможности еще болѣе сблизиться съ нимъ. Когда ей снова пришлось занять мѣсто у больнаго, то она заняла его съ безпокойствомъ единственно по долгу и надѣясь, что больной человѣкъ не станетъ говорить съ ней о своихъ чувствахъ.
«Вы въ этомъ году проведете печально Рождество», сказалъ онъ.
«Мы объ этомъ не думаемъ; да, и намъ никогда не было очень весело здѣсь».
«Но вы счастливы?»
«О! да, почти счастливы, исключая только тогда, когда Генрихъ чѣмъ нибудь разстроенъ. Не думаю, чтобъ кто-нибудь имѣлъ болѣе переселенца безпокойствъ. Иногда кажется, что весь свѣтъ бываетъ противъ его».
«Теперь мы будемъ во всемъ союзниками».
«Надѣюсь», сказала съ энергіей Кетти, по потомъ сама испугалась звука своего голоса, когда вспомнила, что Медликотъ какъ будто намекнулъ на нее, и прибавила: «конечно вы и Генрихъ».
«Почему же не я и другіе, кромѣ Генриха?»
"Ему такъ необходимо имѣть вѣрнаго друга. Всѣ заботы лежатъ на немъ, а на нашу долю остается только заботится о немъ, — для этого не требуется чужой помощи.
«Я думаю, что вы очень бережете Генриха».
«Не говорите этого Мэри, она слишкомъ возгордится».
«Будетъ-ли у меня когда нибудь жена, которая будетъ заботиться обо мнѣ?» Кетти оставила его вопросъ безъ отвѣта, но подумала про себя: «это его вина, что онъ до сихъ поръ не женился». «Онъ очень счастливъ въ своемъ выборѣ».
«Я думаю что да, мистеръ Медликотъ; но вы ворочаетесь, а вы должны лежать спокойно. Я слышу лошадиный топотъ, это докторъ». «Надѣюсь, что онъ не найдетъ ничего опаснаго». Она вскочила со стула, стоявшаго около самой кровати, и ея рука прикоснулась къ его. Это движеніе было невольное съ ея стороны и скорѣе инстинктивное и она хотѣла немедленно отдернуть ее, но онъ схватилъ ее и не пускалъ. «Мистеръ Медликотъ, не дѣлайте этого, вы двигаетесь и вредите себѣ». И она убѣжала и не показывалась въ эту комнату до отъѣзда доктора.
Въ переломѣ ключицы не было ничего опаснаго, тѣмъ не менѣе докторъ не позволилъ ему отправиться домой, такъ какъ всякое движеніе для него было вредно. Онъ долженъ былъ провести всѣ рождественскіе праздники въ Генгуалѣ. «У васъ дома обойдутся и безъ васъ», сказалъ ему Генрихъ, «я самъ побываю у васъ, посмотрю за людьми и привезу вашу мать». На это мистрисъ Гиткотъ замѣтила: «Ты убьешь себя, Генрихъ, если ты такъ будешь уставать». Бендеръ былъ посланъ за старой лэди и наконецъ Генрихъ согласился лечь въ постель. «Теперь я думаю засну на цѣлую недѣлю», сказалъ онъ поворачиваясь. Но онъ еще не засыпалъ. «Я очень радъ, что побывалъ въ Маріенбургѣ», сказалъ онъ подымая съ подушки голову. «Я подалъ заявленіе на счетъ Нокса и двухъ Браунбаевъ и полиція завтра явится за ними. Они не поймаютъ Нокса и не могутъ изобличить другихъ товарищей, но по крайнѣй мѣрѣ эти господа будутъ знать, что они находятся подъ надзоромъ полиціи и не посмѣютъ ни на что подобное рѣшиться».
«Спи, мой дорогой», сказала она.
«Хорошо, засну; но если сюда явится полиція непремѣнно разбуди меня. А знаешь что, Мэри, я нисколько не удивляюсь, что Медликоту нравится Кетти.» Мистрисъ Гиткотъ поразилась быстрымъ заключеніемъ своего супруга и вспомнила, что эта самая мысль уже давно приходила ей въ голову. Она вполнѣ довѣряла во всемъ своему супругу, по никогда не думала, чтобъ онъ былъ такъ проницателенъ въ подобныхъ дѣлахъ. Когда она впервые увидала Медликота, она уже порадовалась за сестру; для нея же самой кромѣ Генриха всѣ люди были равны; она была вполнъ довольна своей судьбой и заботилась только о счастіи Кетти. И вдругъ Генрихъ ссорится съ этимъ человѣкомъ изъ за того только, что послѣдній свободно-выбиратель; тогда въ первый разъ она раздѣлилась во мнѣніяхъ о немъ со своимъ супругомъ и вмѣстѣ съ сестрой находила его достойнымъ человѣкомъ, но теперь Генрихъ благосклонно относится къ Медликоту и даже какъ будто радуется расположенію къ нему Кетти. "Я никогда не думала объ этомъ прежде, " солгала она, краснѣя.
«Я самъ не думалъ, но это дѣло Кетти и неужели мы будемъ этому противиться».
«Кетти кажется онъ нравится», сказала мистрисъ Гиткотъ: «Теперь спи, мой дорогой, послѣ поговоримъ».
Однако его сонъ не былъ продолжителенъ. Два полицейскіе чиновника изъ Маріенбурга по дорогѣ въ Булабонгъ заѣхали въ Генгуаль съ намѣреніемъ взять показанія съ Медликота. Полицейскіе агенты нашли, что противъ Браунбаевъ не было ясныхъ уликъ: они просто хотѣли помѣшать жечь траву въ ихъ участкѣ, гдѣ же здѣсь преступленіе? Если Медликотъ видѣлъ Нокса съ зажженнымъ факеломъ, то это другое дѣло. Съ Медликота сняли клятвенное показаніе. Джако также поклялся, что видѣлъ и слышалъ ночью человѣка въ складочномъ сараѣ и готовъ былъ покляться, что это былъ Ноксъ. Полицейскіе чиновники стали ему говорить, что въ ночной темнотѣ онъ легко могъ ошибиться, по Джако воскликнулъ: «Пусть не сойдетъ съ мѣста моя нога, если это былъ не Ноксъ.»
Снабженные показаніями чиновники отправились въ Булабонгъ только за Ноксомъ къ большой печали Генриха, который объявилъ, что полиція никогда дѣйствительно не старается помочь переселенцамъ. «Нокса же, конечно, теперь здѣсь нѣтъ и имъ его не найти».
ГЛАВА XI.
Сержантъ Форрестъ.[править]
Браунбаи послѣ своего ночнаго пораженія, возвратились домой въ большемъ безпорядкѣ. Ихъ предводитель Джерри получилъ большіе обжоги и лицо его было значительно обезображено. Джое не принадлежалъ къ тѣмъ характерамъ, которые готовы сражаться до конца, хотя онъ постоянно и кричалъ объ этомъ. Боскобель былъ также смущенъ своимъ паденіемъ. На Нокса, не имѣвшаго склонности къ дракѣ, сыпались упреки, что какъ будто онъ своею трусостію принудилъ ихъ къ отступленію. Убѣжавшій поваръ Чингъ-Чингъ, который хорошо понималъ, что онъ нарушилъ свои условія въ Генгуалѣ, принужденъ былъ перечислять въ своемъ языческомъ умѣ, тѣ дурныя послѣдствія, которымъ онъ подвергнулся, присоединившись къ сторонѣ, проигравшей свое дѣло. «Слушай, ты болванъ Босъ», говорилъ онъ нѣсколько разъ Боскобелю, склонившему его убѣжать изъ Генгуаля — «я тебѣ надаю въ голову, если ты будешь ѣхать не въ рядъ», но Боскобель предупредилъ его и отколотилъ Китайца.
«Вамъ не за чѣмъ входить сюда, сказалъ Джерри Ноксу, когда они достигли дома.»
«Очень нуженъ мнѣ вашъ домъ, но я надѣюсь, что вы не отпустите товарища голоднымъ послѣ такой ночной работы».
«Дай ему, Джакъ, хлѣба съ мясомъ, да пусть онъ убирается вонъ; юный поросенокъ, т. е. Гиткотъ, я думаю успѣлъ нафискалить и какъ разъ сюда нагрянетъ полиція, тогда привяжутся ко всему, достанется и за этого молодца; нѣтъ Джорджъ, лучше пусть онъ убирается на всѣ четыре стороны, а тебѣ Джорджъ, также не мѣшаетъ убраться, припомнятъ всѣ твои дѣла, такъ худо тебѣ будетъ». Джорджъ проворчалъ что-то, но нашелъ этотъ совѣтъ полезнымъ. Такимъ образомъ Ноксъ и Джорджъ исчезли. Была еще темная ночь и потому остальное общество улеглось спать.
На слѣдующія день послѣ полудня, когда нѣкоторые спали, другіе лежа курили трубки, два полицейскихъ чиновника, которыхъ мы уже видѣли въ Генгуалѣ, въѣхали во дворъ. Они были въ плоскихъ шляпахъ, въ короткихъ синихъ курткахъ, въ черныхъ штанахъ и въ охотничьихъ длинныхъ сапогахъ; костюмъ ихъ, какъ видите, не походилъ на костюмъ полицейскихъ служителей стараго свѣта, но былъ гораздо живописнѣе. Они привязали своихъ лошадей и, какъ будто имъ было это мѣсто хорошо знакомо, прямо взошли въ галлерею. "Здравствуйте, мистеръ Браунбай, какъ вы поживаете, сказалъ сержантъ старику. Глава семейства вѣжливо поблагодарилъ, назвалъ сержанта по имени и предложилъ имъ чего нибудь закусить. Джое также былъ любезенъ и немного времени спустя, спросилъ ключъ у брата и принесъ кувшинъ съ виномъ, считавшій лучшимъ угощеніемъ въ степяхъ. Полицейскіе не торопились приступать къ дѣлу и согласились отвѣдать приготовленной закуски. Первый началъ говорить о цѣли ихъ посѣщенія Джое; онъ сказалъ: «Вы я думаю слышали, что произошло ночью здѣсь». Сержантъ, проглатывая говядину, сказалъ, что онъ дѣйствительно кое что слышалъ. «И это привело васъ сюда?» продолжалъ Джое.
"Въ этомъ нѣтъ ничего худаго, " сказалъ старый Браунбаи.
«Надѣюсь, что нѣтъ», сказалъ сержантъ. «Во всякомъ случаѣ мы не имѣемъ ничего противъ васъ». Сержантъ получилъ ученую степень въ Оксфортѣ, былъ сынъ англійскаго священника и думалъ найти несмѣтное богатство въ колоніи, но потерпѣлъ многія неудачи и тридцати пяти лѣтъ спокойно наслаждался жизнью въ качествѣ сержанта колоніальной полиціи.
«Я полагаю, что вы не имѣете ничего противъ всѣхъ здѣшнихъ жителей».
«Зачинщиковъ и бунтовщиковъ», прервалъ Джакъ, «вы должны искать въ Генгуалѣ».
«Придержи свой языкъ за зубами», перебилъ его братъ, «Сержантъ самъ лучше знаетъ что ему дѣлать». Затѣмъ сержантъ распросилъ о характерѣ сраженія, кто былъ побитъ, какой нанесенъ ему былъ вредъ. Отвѣты были довольно близки къ истинѣ, только сержанту не объявлено было обстоятельства происхожденія огня. Боскобель и Джое, оба видѣли положенный факелъ, но они обходили молчаніемъ всѣ подробности. Они при этомъ не упоминали ни имени своего брата Джоржа, ни Нокса.
«Но кто тамъ былъ около того времени?» спросилъ сержантъ.
«Молодой Гиткотъ, его мальчишка, двое его наѣздниковъ, Медликотъ изъ завода и его управляющій, котораго я раньше никогда не видалъ. Вѣрно они всѣ чего нибудь ожидали, иначе не сталъ бы созывать Гиткотъ на ночь такую орду».
«А изъ вашихъ кто былъ?»
«Насъ четверо, потому что Джорджъ былъ здѣсь, да Боскобель — пятый. Джорджъ никогда не остается дома долго, гдѣ его встрѣчаетъ нерадушный пріемъ, но тогда онъ къ счастію былъ дома, а теперь уже опять уѣхалъ»."И больше никого между вами не было?"
Они знали, что сержанту извѣстно о присутствіи съ ними Нокса.
«Нѣтъ еще съ ними былъ», сказалъ старикъ — «Биль Ноксъ, которому Гиткотъ давно отказалъ. И потомъ еще Китаецъ — поваръ, которому также какъ и Боскобелю было отказано».
«Никто не можетъ долго прожить въ Генгуалѣ, это уже всѣмъ извѣстно», сказалъ Джакъ. «Онъ желаетъ быть всемогущимъ владыкою надъ всемъ. Но онъ не можетъ господствовать въ Булабонгѣ».
"И онъ сжигалъ нашу траву, " проговорилъ Джое. «Хватило у него совѣсти придти и начать жечь чужую траву. Онъ называетъ себя магистратомъ, да намъ что до этого; что онъ магистратъ, то онъ и можетъ все дѣлать. Я могу вамъ поклясться, что онъ поджегъ нашу траву».
«А гдѣ Ноксъ?» спросилъ сержантъ не обращая ни малѣйшаго вниманія на слова мистера Браунбаи, который клялся для огражденія себя.
«Нокса нѣтъ въ Булабонгѣ,» сказалъ Джое.
«Онъ отправился съ вашимъ братомъ, Джорджемъ?»
«А хоть бы и такъ», сказалъ Джое.
«Вы знаете, что поджогъ серьозная вещь», сказалъ сержантъ. «За него можно и по висѣлицѣ прогуляться».
"Отчего же молодому Гиткоту и не побывать на ней, " спросилъ Джакъ.
«Когда бы Гиткотъ не зажегъ втораго огня, куда бы направился первый огонь, — въ его владѣнія, а не въ ваши. Онъ долженъ былъ остановить. Предупреждаю васъ, чѣмъ меньше вы будете говорить про Гиткота, тѣмъ лучше. И такъ Ноксъ улизнулъ?»
«Ему здѣсь нечего дѣлать», отвѣчалъ Джое. «И онъ ночью же удалился».
«Теперь позвольте мнѣ видѣть мѣсто, гдѣ происходило побоище». Такимъ образомъ два чиновника и два молодыхъ Браунбая выѣхали изъ дома, оставивъ въ немъ старика и Боскобеля.
"Имъ все извѣстно, " сказалъ старый Браунбаи.
"А хоть бы и знаетъ что за важность, " отвѣчалъ Боскобель.
«Бѣды никакой нѣтъ», возразилъ Джерри, выходя изъ своей засады. «Я думаю человѣкъ воленъ дѣлать у себя, что ему угодно»
«Онъ не можетъ поджигать своей травы для распространенія пламени», сказалъ старикъ.
«А кто можетъ это доказать. Будь я на мѣстѣ Нокса, я бы остался здѣсь, никакой Гиткотъ со всей полиціей не могли бы меня выгнать.»
Сержантъ между тѣмъ разсматривалъ мѣсто, гдѣ свирѣпствовалъ огонь и гдѣ произошла стычка двухъ партій. Онъ увидѣлъ откуда начался огонь, видѣлъ какія были предприняты мѣры для погашенія его, но все таки весьма сомнѣвался, чтобы въ случаѣ поимки Нокса судья могъ по этимъ даннымъ обвинить его. Показаніе Джако не имѣло никакой силы, а мистеръ Медликотъ могъ легко ошибиться въ ночной темнотѣ и на такомъ большомъ разстояніи.
Все это случилось въ Рождество. Въ девять часовъ вечера того же дня чиновники снова явились въ Генгуаль и просили тамъ провести ночь. Въ галлереѣ было цѣлое собраніе — пріѣхала мистрисъ Медликотъ и заняла мѣсто около своего сына, которому позволено было выдти въ галлерею; домъ былъ полонъ, но все таки сержанту было оказано гостепріимство.
«Мы страннымъ образомъ справляемъ Рождество, мистеръ Гиткотъ», сказалъ сержантъ, когда мистрисъ Граулеръ поставила передъ ними настоящій англійскій плумъ-пуддингъ.
«Здѣсь немного потеплѣе, чѣмъ у насъ дома».
«Я думаю вамъ было очень жарко прошедшую ночь, сэръ?»
«Очень жарко, сержантъ. На нашу долю выпала тяжелая работа».
«Не совсѣмъ веселый сочельникъ».
«Вы думаете, что ничего нельзя сдѣлать?» прервалъ ихъ Генрихъ; обращаясь къ дѣлу.
«Я думаю невозможно будетъ ихъ поймать. У одного мерзавца — у Джорджа своя отличная лошадь и онъ ускакалъ на ней. Теперь онъ внѣ преслѣдованія полиціи и вы освобождены отъ него».
«Но еще остались другіе такіе же мерзавцы какъ и онъ,, я подразумѣваю Браунбаевъ и Боскобела».
«Ихъ вамъ нечего опасаться, сэръ, разъ подобная попытка не удастся и они не захотятъ ее повторить. Они теперь усмирены своею неудачею».
Затѣмъ чиновники скромно попросили отвести себѣ для ночлега заднюю избу, потому что при настоящемъ положеніи вещей въ Генгуалѣ въ домѣ рѣшительно не было мѣста, но степныя правила гостепріимства требовали принять, угостить и доставить ночлегъ пришельцамъ.
Про Нокса мы должны сказать, что его слѣдъ пропалъ въ Генгуалѣ и что никто не зналъ объ его судьбѣ. Люди подобные ему странствуютъ изъ колоніи въ колонію, спятъ на голой землѣ, дичаютъ, уподобляются дикимъ звѣрямъ и умираютъ, забираясь куда нибудь въ уголокъ.
ГЛАВА XII.
Заключеніе.[править]
Послѣ отъѣзда полицейскихъ изъ Генгуаля въ Булабонгъ, въ пятомъ часу утра, Генрихъ легъ снова въ постель. Онъ лежалъ безъ движенія, положивъ руки на голову и безъ сомнѣнія видя во снѣ счастливую страну, гдѣ нѣтъ ни свободныхъ выбирателей, ни пожаровъ, ни бунтовщиковъ — слугъ, ни засухи, ни дикихъ собакъ, пожирающихъ ягнятъ, гдѣ шерсть стоитъ два шиллинга и шесть пенсовъ за фунтъ. Отъ времени до времени входила въ его комнату жена, отгоняла отъ него мухъ, занавѣшивала окна. Но сонъ его былъ такого рода, что ни свѣтъ, ни мухи не могли прервать его. Разъ или два она цѣловала его въ лобъ, но онъ оставался не чувствителенъ къ ея ласкамъ.
Въ это время прибыла старая мистрисъ Медликотъ; ея хотя и шумный пріѣздъ не разбудилъ спящаго. Старая женщина заплакала, обнимая сына и вмѣстѣ съ тѣмъ благодарила его, что онъ такъ во время подоспѣлъ на помощь; въ ея словахъ была видна полная увѣренность, что одинъ ее Эгидій спасъ весь Генгуаль и всѣхъ овецъ. Затѣмъ пошли необходимыя распоряженія на ночь, каждому пришлось уступить свою постель, а самому спать гдѣ нибудь въ другомъ мѣстѣ. Одному только Генриху была дарована привилегія оставаться въ своей комнатѣ и занимать свою постель.
Кетти во все это время находилась въ большомъ смущеніи. Читатель вѣроятно помнитъ, покрайней мѣрѣ Кетти помнила отлично, что передъ пріѣздомъ доктора Медликотъ взялъ ее за руку. Конечно онъ выбралъ странное время для объясненія съ ней, когда еще его сломаная кость не была вправлена. Но тѣмъ не менѣе эта минута была очень важна для нея. Англійская дѣвушка, живущая въ городѣ можетъ быть разборчива; людей около нее вертиться много: если одинъ ненравиться, поправится другой и скоро дѣвушка оставляетъ свою классную комнату и становится лэди. Но въ степяхъ само небо иногда вмѣшивается въ судьбу дѣвушки и какимъ нибудь чудомъ посылаетъ ей жениха. Тѣмъ, около которыхъ увиваются десятки искателей ихъ руки, кажется страннымъ, что недостатокъ ихъ можетъ такъ тревожить голову дѣвушки. Дѣйствительно иногда Кетти задумывалась о своей участи и теперь когда ей представлялся такой достойный во многихъ отношеніяхъ человѣкъ, то естествено что всѣ ея мысли были поглощены имъ. Она была счастлива съ Генрихомъ, онъ былъ добрѣйшій къ ней братъ, но только братъ. Кетти начинала подумывать, что хорошо было бы имѣть свой домъ, мужа. Но конечно раненый человѣкъ не могъ же сдѣлать ей предложенія.
Послѣ отъѣзда доктора, когда Медликотъ сидѣлъ на креслѣ въ галлереѣ со своею матерью, а Генрихъ спалъ мертвымъ сномъ, Кетти рѣшилась высказаться сестрѣ. Понятно что обѣ женщины не оставались безъ дѣла, домъ былъ полонъ гостей, а противный китаецъ убѣжалъ, оставалась одна мистрисъ Граулеръ, но она была слишкомъ медленна. Мэри была очень занята, но Кетти улучила минутку поговорить съ ней въ кухнѣ.
«Что ты думаешь о немъ, Мэри?» Замужней сестрѣ слово «о немъ», конечно значило о твоемъ мужѣ, но она достаточно знала человѣческую природу, чтобъ понять, что слово «о немъ», въ настоящую минуту не относилось къ Генриху. «Я думаю», отвѣчала она, «что онъ сломалъ себѣ руку въ борьбѣ за Генриха и потому мы обязаны сдѣлать все возможное для него».
«О, да конечно, я думаю, Генрихъ чувствуетъ это. Сначала онъ его не долюбливалъ за то только, что Медликотъ свободно-выбиратель».
«Теперь все перемѣнилось, они не поняли другъ-друга при первой встрѣчѣ. Я не буду удивляться, если теперь они сдѣлаются самыми искренними друзьями».
«Это будетъ отлично. Какъ хорошо имѣть другомъ сосѣда, неправда-ли?»
«Смотря потому какого сосѣда, напримѣръ Браунбаевъ…»
«Ну — это совсѣмъ другое дѣло, Мэри».
«Мнѣ правится Медликотъ».
«Онъ совершенно джентельменъ».
«Да безъ сомнѣнія и я охотно, Кетти, согласилась бы имѣть его своимъ своякомъ».
«Я не думала объ этомъ, Мэри»
«Не думала, можешь подумать, если тебѣ угодно.
Онъ ничего тебѣ не говорилъ, моя дорогая?»
«Нѣтъ.»
«Ни слова».
«Я не знаю что ты подразумеваешь. Ни слова въ этомъ родѣ.»
«Я думала можетъ быть»
«Должно быть онъ думалъ объ этомъ — сегодня утромъ».
«Навѣрно онъ думалъ и если думалъ сегодня утромъ, то не забудетъ подумать и завтра».
«Ему нѣтъ основанія думать объ этомъ.»
«Неужели нѣтъ никакого, Кетти?»
«Ты смѣешься надо мной, Мэри, я никогда не смѣялась надъ тобой, когда къ тебѣ ходилъ Генрихъ. Я была очень рада и дѣлала все зависящее отъ меня.»
«Да, ты ушла и оставила нарочно насъ однихъ въ Ботаническомъ саду, но здѣсь нѣтъ Ботаническаго сада, да и Медликотъ не могъ бы идти туда, еслибъ даже онъ и былъ.»
«Я хотѣла бы знать, что сказалъ Генрихъ, еслибъ это дѣйствительно было такъ.»
«Онъ порадовался бы твоему счастію».
«Но онъ такъ презираетъ свободно-выбирателей. И притомъ онъ прежде равнялъ мистера Медликота съ Браунбаями. Я не хочу выйти за того, кого вы будете презирать».
«Что было — то прошло», — сказала Мэри, чувствуя, что она должна извиняться за своего супруга. «Медликотъ поступалъ послѣднее время по дружески и я увѣрена, что Генрихъ никогда не будетъ его больше презирать».
«Онъ не могъ сдѣлать большаго и для роднаго брата; онъ изъ-за него переломилъ себѣ руку».
«Но помни, Кетти, какъ не хорошъ Медликотъ не отдавайся ему, пока не узнаешь навѣрно, что его сердце занято тобой».
«О, нѣтъ», поспѣшила отвѣтить Кетти, хотя ея увѣреніе было уже слишкомъ поздно. Въ кухню взошла мистрисъ Граулеръ и сестры замолкли.
«Полонъ домъ гостей», ворчала она, "сколько человѣкъ сядетъ за столъ, гдѣ здѣсь одной управиться; мистеръ Генрихъ никогда объ этомъ не подумаетъ. Никто не обращалъ вниманія на ее ворчаніе, зная, что она лишь ворчала для своего удовольствія.
У другаго человѣка цѣлый полкъ слугъ, въ столовой на столахъ груды хрусталя и лѣса цвѣтовъ, но тѣмъ не менѣе гости будутъ считать себя худо принятыми и плохо накормлеными, если чего-нибудь на обѣдѣ недоставало. Неловкость прислуги, паденіе блюда или нехорошее качество вина ужь есть преступленіе; но тѣ же гости останутся довольны бараниной и рюмкою вина съ водою, когда хозяинъ не имѣлъ никакой претензіи сдѣлать банкетъ, а только желалъ накормить своихъ гостей. Несмотря на предвѣщаніе мистрисъ Граулеръ и на отсутствіе повара, рождественскимъ обѣдомъ въ Генгуалѣ всѣ остались весьма довольны.
Генрихъ торжествовалъ, онъ остановилъ огонь, приготовленный для его раззоренія, разбилъ непріятелей въ ихъ собственныхъ владѣніяхъ и наконецъ освободился отъ мрачныхъ мыслей, постоянно волновавшихъ его. За пуддингомъ онъ предложилъ мистрисъ Медликотъ тостъ «за нашихъ англійскихъ друзей», на что старая лэди со слезами отвѣчала: «Вы молоды, еще и вамъ придется вернуться домой и повидаться съ своими друзьями, а мнѣ не видать больше друзей, кромѣ тѣхъ, которые теперь окружаютъ меня».
Вскорѣ послѣ обѣда Гиткотъ по своему обыкновенію пошелъ бродить по полямъ со своимъ первымъ министромъ Бэтсомъ и совѣщаться насчетъ опасностей, какія еще могутъ угрожать ихъ королевству, а мистрисъ Гиткотъ, съ ребенкомъ на рукахъ, разговаривала съ мистрисъ Медликотъ въ залѣ. Это вовсе не входило въ ея привычку оставаться въ комнатахъ въ такую прекрасную погоду, но въ галлереѣ сидѣли Медликотъ и Кетти, она хотѣла уже идти къ нимъ, какъ вспомнила слова сестры: «Я дѣлала для тебя все, что могла». Въ эти счастливыя дни, Кетти была очень добра, и конечно заслуживала воздаянія за свои услуги. И поэтому мистрисъ Гиткотъ со своею гостьей оставалась въ комнатѣ и утверждала даже, что въ комнатѣ въ сильный жаръ гораздо лучше. Бѣдная мистрисъ Медликотъ недавно поселилась въ колоніи и попалась легко въ западню, а Кетти такимъ образомъ осталась наединѣ съ своимъ раненымъ героемъ.
Когда больному надлежало принять лекарство, то Кетти считая себя виновною какъ бы въ важномъ преступленіи, хотѣла призвать на помощь сестру, но это было бы слишкомъ неделикатно. Въ ея взволнованной головѣ гнѣздилось, что онъ можетъ подумать, что теперь, пользуясь его болѣзнью, хотятъ его завлечь; эта мысль страшила ее, она съ поспѣшностью поставила около него лекарство, а сама хотѣла удалиться. «Останьтесь на минуту со мной» сказалъ онъ ей. «Мы здѣсь одни?»
«Мэри съ вашей матушкой въ комнатахъ. Генрихъ съ Ольдъ Бэтсомъ куда-то отправились на лошадяхъ.»
«Я чувствую, что и я могу идти гулять».
«Вамъ еще рано, мистеръ Медликотъ, думать объ этомъ, я еще удивляюсь, какъ вы оставили постель такъ рано».
«О я былъ бы радъ, что я сломалъ себѣ руку, еслибъ только….»
«Что еслибъ?» спросила краснѣя Кетти.
«Кетти, могу я васъ звать Кетти?»
«Не знаю».
«Я люблю тебя, развѣ ты этого не знаешь. Ты должна это знать. Дорогая Кетти полюби меня и будь моей женой?» и онъ протянулъ ей свою правую руку, которая не была повреждена. Кетти оставалась въ нерѣшимости, что ей дѣлать. Она не знала — сказать ли ему, что она любитъ его больше всѣхъ на свѣтѣ. «Дайте мнѣ вашу руку, Кетти», сказалъ онъ ей, и она подала ему. «Могу я ее теперь сохранить навсегда.» Она что-то прошептала, неслышное даже ему. Въ эту минуту въ галлерею взошелъ Генрихъ въ сопровожденіи двухъ полицейскихъ, вернувшихся изъ Булабонга, потому она въ величайшемъ смущеніи удалилась, но вскорѣ на столько оправилась, что пошла помогать мистрисъ Граулеръ въ приготовленіи закуски для полицейскихъ; послѣдніе, какъ мы уже говорили, послѣ ужина немедленно удалились въ отведенное имъ для ночлега помѣщеніе, и Генрихъ хотѣлъ снова предоставить молодежи полную свободу, но теперь это оказалось невозможнымъ, мистрисъ Медликотъ усѣлась около сына, Кетти ушла въ комнаты, а Генрихъ полулежалъ на коврѣ. Тогда Медликотъ, недовольный настоящимъ положеніемъ вещей, обратился къ Мэри со словами:
«Мистрисъ Гиткотъ, я прошу руки вашей сестры».
Выглянувшая въ дверь въ это время, Кетти поспѣшно удалилась. Генрихъ посмотрѣлъ на свою жену, какъ бы глазами говоря: «Посмотри, вѣдь я угадалъ».
«Что же она вамъ отвѣтила на это?» спросила мистрисъ Гиткотъ.
«Она ничего еще не отвѣтила, но пока я желалъ бы знать ваше и вашего мужа мнѣніе».
«Отвѣтъ Кетти гораздо важнѣе», сказала скромно сестра.
«Что касается меня, то я вполнѣ радуюсь ея счастію. Я сперва, откровенно говоря, не любилъ васъ сначала за то, что вы купили часть моей земли около рѣки, потомъ за то, что вы приняли мошенника Нокса».
«За Нокса я уже поплатился своими костями», сказалъ Медликотъ. «А относительно земли вы меня простите, когда на ней будетъ жить Кетти».
"Отлично, я самъ думалъ тоже. Кетти, что же ты прячешься. Выйди, милая, ты должна дать отвѣтъ Медликоту. И говоря такимъ образомъ онъ вывелъ ее изъ комнаты. «Хотите Кетти отправляться на заводъ и приготовлять тамъ сахаръ. Я съ вашей сестрой часто думалъ, какъ будетъ намъ грустно, когда вы уѣдете далеко отъ насъ. Но теперь ты будешь наша близкая сосѣдка».
«Что же ты молчишь, Кетти, скажи ему, что ты согласна», сказала мистрисъ Гиткотъ, обпимая сестру.
«Да, да она согласна», замѣтила мистрисъ Медликотъ.
«Правда, Кетти, скажи же, моя дорогая», упрашивалъ женихъ.
Кетти подошла къ нему, и на ухо что-то шепнула ему, но всѣмъ былъ извѣстенъ ея отвѣтъ.
«Вотъ что я называю счастливымъ Рождествомъ», сказалъ Генрихъ, когда всѣ разошлись да ночь по своимъ комнатамъ.