Сочиненія И. С. Аксакова.
Общественные вопросы по церковнымъ дѣламъ. Свобода слова. Судебный вопросъ. Общественное воспитаніе. 1860—1886
Томъ четвертый.
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова (бывшая М. Н. Лаврова и Ко.) 1886
Государственные законы, полицейскій надзоръ и уголовныя кары по дѣламъ религіознымъ[править]
Въ послѣдній разъ, говоря о свободѣ совѣта у насъ въ Россіи, мы пришли къ заключенію, что для русской совѣсти еще не наступила свобода. На стражѣ русскаго православія стоитъ государственная власть, съ обнаженнымъ, подъятымъ мечемъ, — «хранительница догматовъ господствующей вѣры и блюстительница всякаго въ святой церкви благочинія», — готовая покарать малѣйшее отступленіе отъ того церковнаго, ею оберегаемаго «правовѣрія», которое установлено не только изволеніемъ Святаго Духа, вселенскими и помѣстными соборами, святыми отцами и всею жизнью церкви, — но, для большей крѣпости и съ значительными добавленіями, также и Сводомъ Законовъ Россійской имперіи. Приведенныя нами выше подлинныя выраженія заимствованы изъ этого Свода. Возложивъ на себя высокое призваніе ограждать душеспасеніе и руководить у самую совѣсть, государственная власть въ Россіи возвела правила соборовъ и святыхъ отецъ на степень гражданскихъ узаконеній и полицейскихъ правилъ, а грѣховныя уклоненія води отъ послушанія требованіямъ церковнымъ — на степень уголовныхъ преступленій и проступковъ, предупрежденіе которыхъ и предоставлено ею полиціи во всѣхъ ея видахъ… Болѣе тысячи статей находимъ мы въ Сводѣ Законовъ, опредѣляющихъ покровительство государства церкви и отношеніе полиціи къ вѣрѣ и вѣрующимъ. Онѣ по преимуществу сосредоточены въ XIV томѣ, Сводѣ Уставовъ Полицейскихъ, и именно въ Уставѣ «о предупрежденіи и пресѣченіи преступленій» — этой полицейской Книгѣ Завѣта. Нельзя не дивиться, читая эту книгу, до какой степени всякое мельчайшее религіозное проявленіе духа уловлено, предусмотрѣно, формулировано въ полицейское правило, росписано по статьямъ, пунктамъ и параграфамъ! Духъ захватываетъ при одной мысли о томъ, до какой тонкости правовѣрія имѣетъ простираться забота полиціи, — до такой степени и до такой тонкости, что многое, по необходимости, ускользаетъ отъ ея бдительности, — чего на сей разъ мы ей, конечно, въ упрекъ не поставимъ… Что бы это было, еслибы все исполнялось!…
Государственная попечительность о правовѣріи воспринимаетъ Русскаго почти отъ рожденія, не покидаетъ его въ теченіи всей жизни и сопровождаетъ до самой могилы. Полицейскій Уставъ, требуя вообще наблюденія за крещеніемъ дѣтей, постановляетъ относительно новокрещенныхъ изъ нехристіанъ особыя подробныя правила, повелѣвая: «внушать имъ, чтобы ходили въ церковь нелѣностно, а особливо въ воскресные и торжественные, церковные и гражданскіе дни», и проч. (т. XIV, Уст. о пред. и пресѣч. прест., ст. 55). Едва достигнувъ семи лѣтъ, ребенокъ вновь становится предметомъ правовѣрной заботливости государственной власти. XIV томъ Свода Законовъ обязываетъ родителей: «дѣтей обоего пола приводить на исповѣдь, начиная съ семилѣтняго ихъ возраста, ежегодно», — подъ страхомъ наказанія по закону и возлагая наблюденіе за исполненіемъ «сего священнаго долга» родителями на ихъ гражданскія и военныя начальства (Уложеніе о наказаніяхъ уголовныхъ и исправительныхъ, ст. 232, и Уст. о пред. и пресѣч. прест. т. XIV, ст. 24 и 25). Затѣмъ XIV томъ въ томъ же уставѣ распространяетъ то же правило и на взрослыхъ. "Всякій православный, — гласитъ онъ, — долженъ хотя однажды въ годъ исповѣдаться и пріобщаться Святыхъ Таинъ, по обряду христіанскому, въ постъ, или, — прибавляетъ снисходительно полицейскій уставъ, въ иное время «. Гражданскимъ и военнымъ начальствамъ также вмѣнено въ обязанность наблюдать за исполненіемъ священнаго долга лицами, имъ подчиненными. Если же кто окажется два или три года добывшимъ на исповѣди и у св. причастія, несмотря на напоминанія начальства и священника, то на сей случай гражданскій законъ опредѣляетъ разныя степени увѣщанія и вразумленія, которымъ имѣетъ подлежатъ виновный со стороны священника и епархіальнаго архіерея. Не справляясь о томъ, дозволяетъ или нѣтъ уклоняющемуся его совѣсть приступить къ совершенію святаго обряда, государственная власть неумолимо настаиваетъ на исполненіи „священнаго долга“. „Кто, — грозитъ она, — не вразумится увѣщаніями, не придетъ въ раскаяніе и не исполнятъ долга христіанскаго, о томъ сообщается гражданскому начальству на его усмотрѣніе“ (т. XIV, Уст. о пр. и пресѣч. прест., ст. 23 и 27, и Улои. о наказаніяхъ ст. 231). Такимъ образомъ и дома и на службѣ совѣсть русскаго человѣка постоянно ограждается правительственнымъ попеченіемъ» о его правовѣріи. Конечно, государственная власть вовсе не требуетъ, чтобъ исполненіе «священнаго долга» было совершено съ надлежащею искренностью: искренно или неискренно, — для нея важно то, чтобъ въ господствующей или государственной церкви соблюдалась такая же внѣшняя дисциплина, какъ и въ сферѣ жизни гражданской. Правда, въ этой послѣдней сферѣ соблюденіемъ внѣшней дисциплины исчерпывается вся задача государственнаго благоустройства, — тогда какъ въ области церкви задача совершенно противоположная, и вся сосредоточена на внутреннемъ содержаніи, а не на внѣшнемъ благоустройствѣ церковной жизни: въ церкви животворитъ только духъ, а буква или внѣшность мертвитъ, — но у насъ обѣ задачи, какъ видно, перемѣшались. Замѣтимъ только, что случаевъ объ отсылкѣ лицъ, открыто отказывающихся отъ лицемѣрнаго пріобщенія Св. Таинъ, къ гражданскому начальству или къ суду, почти не встрѣчается.
Но не одно это великое дѣло христіанина — причащеніе — нашло себѣ мѣсто въ полицейскомъ уставѣ и въ Уложеніи о наказаніяхъ. Сводъ Законовъ формулируетъ правила и для религіознаго настроенія людей въ домѣ молитвы. «Всѣ должны, — повелѣваетъ онъ, — въ церкви Божіей быть почтительными и входить въ храмъ Божій съ благоговѣніемъ, безъ усилія» (Уст. о пр. и прес. прест., т. XIV, ст. 3); «предъ иконами стоять такъ, какъ благопристойность и святость мѣста требуетъ» (тамъ же ст. 6); «во время совершенія службы никакихъ разговоровъ ни чинить, съ мѣста на мѣсто не переходить, и вообще не отвращать вниманія православныхъ отъ службы ни словомъ, ни дѣяніемъ или движеніемъ, но пребывать со страхомъ, въ молчаніи, тишинѣ и всякомъ почтеніи» (ст. 7); и далѣе: «во время совершенія божественной службы запрещается прикладываться къ чудотворнымъ мѣстамъ и иконамъ, но исполнять сіе предъ начатіемъ или по окончаніи службы» (ст. 8). Наблюденіе за симъ, какъ и вообще за «миромъ и тишиной въ церкви», полицейскій уставъ возлагаетъ на мѣстную полицію, — однако же, не ограничиваясь симъ, и вѣроятно не считая этого одного достаточнымъ, тутъ же постановляетъ, что «священнослужители съ своей стороны также внушаютъ приличное христіанамъ къ службѣ Божіей благоговѣніе и, сохраняя всю благопристойность, наблюдаютъ, чтобы тишина и порядокъ не были нарушаемы приходящими въ храмъ Божій» (ст. 11). Такимъ образомъ видно, что полицейскій уставъ излагаетъ правила не для одной полиціи и мірянъ, но также и для служителей алтаря, — и такимъ образомъ составляетъ нѣкій кодексъ православной нравственности и благочинія, способный замѣнить, во многихъ случаяхъ, и для церковной іерархіи особые законы церкви.
Это отчасти доказывается и слѣдующими статьями XIV тома Свода Законовъ, которыя выражаютъ заботу и о православномъ характерѣ церковнаго благолѣпія. Воспрещаются (сказано въ статьѣ 128) «въ церквахъ православныхъ украшенія излишнія и несвойственныя святости мѣста, нарушающія достодолжное къ дому Господню уваженіе и пристойнѣйшее для онаго благолѣпіе». Равномѣрно воспрещено гражданскимъ закономъ: «изображать на иконахъ одни символическіе (образовательные) знаки, какъ напримѣръ, агнца вмѣсто Христа Спасителя, символическихъ животныхъ вмѣсто Евангелистовъ, а также употреблять въ церквахъ иконы рѣзныя и отливныя, кромѣ Распятія искусной рѣзьбы и нѣкоторыхъ другихъ лѣпныхъ изображеній, на высокихъ мѣстахъ поставленныхъ» (Уст. о пред. и прес. прест. ст. 126). Но этого мало: въ радѣніи своемъ о вѣрности не только православію, нб даже православному обычаю, государственная власть постановляетъ даже слѣдующій запретъ:
«Въ домахъ, кромѣ малыхъ крестовъ и панагій искусной рѣзьбы, также отнюдь никакихъ рѣзныхъ и отливныхъ иконъ не держать» (тамъ же, ст. 124).
Какимъ образомъ полагаетъ власть наблюдать за православностью домашняго быта, и на кого возлагаетъ обязанность опредѣлять степень искусства или неискусства рѣзьбы, — Сводъ Законовъ не объясняетъ: если на полицію, то нельзя въ такомъ случаѣ не упомянуть съ признательностью объ ея небрежности въ соблюденіи этихъ правилъ устава, въ противномъ случаѣ «миру и тишинѣ» частныхъ жилищъ грозила бы серьезная опасность. Впрочемъ, ст. 130-я обращается прямо къ священникамъ и вмѣняетъ имъ въ долгъ: «въ селеніяхъ и деревняхъ» наблюдать, чтобы "въ домахъ прихожанъ "святыя иконы были содержимы во всякой чистотѣ ".
Тотъ же томъ Свода Законовъ опредѣляетъ порядокъ перенесенія иконъ: «Святыя иконы дозволяется, по желанію, приносить изъ церквей въ домы, но не иначе, какъ на рукахъ или въ каретахъ» (ст. 22).
Опуская, по необходимости, множество статей, касающихся внѣшняго православнаго благоприличія, замѣтимъ опять, что не всегда неисполняющіе подвергаются полицейскимъ преслѣдованіямъ. Тѣмъ не менѣе возможность преслѣдованія существуетъ и зависитъ лишь отъ произвола полиціи. Впрочемъ, дѣло не въ исполненіи статей, а въ самихъ статьяхъ, выражающихъ, безспорно, покровительство государства православію, но въ то же время едвали не стѣсняющихъ живую жизнь обычаевъ церкви и народа…
Отъ церковнаго благочинія перейдемъ къ «свободѣ совѣсти» и прослѣдимъ дальнѣйшее развитіе этого начала по нашимъ государственнымъ законамъ.
«Какъ рожденнымъ въ православной вѣрѣ», гласитъ 47 статья XIV тома Устава о пред. и прес. прест., «такъ и обратившимся къ ней изъ другихъ вѣръ — запрещается отступать отъ нея и принять иную вѣру, хотя бы то и христіанскую»… «Кто уклонится въ иную вѣру (хотя бы и христіанскую), того отсылать къ суду», говоритъ далѣе статья 49-я. «Обнаруженіе совратившихся отъ православія дѣлается на основаніи общихъ уголовныхъ законовъ объ открытіи преступленій» (ст. 52-я). «За совращеніе изъ православнаго въ иное христіанское вѣроисповѣданіе виновный приговаривается» (даже если при этомъ не было ни «принужденія, ни насилія») къ лишенію всѣхъ особенныхъ правъ и къ ссылкѣ на житье въ Сибирь, или же къ отдачѣ въ арестантскія роты гражданскаго вѣдомства до двухъ лѣтъ.
Скорбь, скорбь великая для всякаго православнаго христіанина и для всей церкви — отпаденіе отъ нея одного изъ братьевъ. Ибо это отпаденіе есть въ то же время истинное нравственное паденіе человѣка. Разрывая свое общеніе съ нею, онъ лишаетъ самъ себя ея благодати. Его грѣхъ тутъ же и наказуется. Но не желая смерти грѣшника, церковь, какъ и Христосъ къ грѣшникамъ, приходитъ (по крайней мѣрѣ обязана придти) на помощь къ отпадающему — но не съ грозою гражданской казни, а какъ Христосъ, съ милосердіемъ и любовью. Обличая съ кротостью его заблужденіе, разъясняя ему правду вѣры, церковь не перестаетъ молиться о немъ, да не оскудѣетъ надъ грѣшникомъ долготерпѣніе благости Божіей, въ которой, по словамъ Евангелія, грѣшникъ нуждается еще болѣе чѣмъ праведный, — да озаритъ его снова единый истинный свѣтъ, свѣтъ православія… Но отпаденіе отъ единства церкви есть ли только грѣхъ, или же и гражданское преступленіе? При всей боли, причиняемой намъ вѣроотступничествомъ, гражданскаго преступленія мы здѣсь не усматриваемъ. Какъ ни скорбно отпаденіе отъ церкви, но не менѣе, если не болѣе, прискорбно, когда внутри самой церкви разрывается у сыновъ ея духовное общеніе съ нею, — а между тѣмъ разрывъ этотъ скрывается, страха ради меча государственнаго. Грѣхъ гнѣздится въ самой оградѣ церковной, но не вызываетъ даже и врачеванія, а заслоняясь личиной внѣшняго благочестія и преданности вѣрѣ, вноситъ обманъ и ложь въ область правды, и «мерзость запустѣнія на мѣстѣ святѣ». Что лучше для церкви? Малое, но вѣрное стадо, или же стадо многочисленное, исполненное «волковъ въ одеждѣ овчей»? Но не умалилосъ бы и стадо, — а пріумножалось бы непрерывно, — еслибъ связь общенія церковнаго зиждилась на живомъ и живительномъ началѣ любви, а не ограждалась страхомъ и содѣйствіемъ внѣшней силы: ибо гдѣ страхъ, тамъ нѣтъ любви, а гдѣ нѣтъ любви, тамъ нѣтъ и духа Господня. Можно сказать положительно, что въ настоящее время каждый день совершаетъ церковь множество самыхъ прискорбныхъ, ей неизвѣстныхъ утратъ благодаря именно своей грозной земной опорѣ, — ей неизвѣстныхъ, говоримъ мы, ибо измѣнившіе ей продолжаютъ лицемѣрно принадлежатъ къ сонму вѣрныхъ, — лицемѣріе это плодится не чѣмъ инымъ, какъ боязнью государственной кары. Такимъ образомъ законъ гражданскій невольно, вмѣсто охраненія церкви, только растлѣваетъ ея духовную цѣлость. Если церковь вѣруетъ въ свою внутреннюю духовную силу, то не нуждается она въ содѣйствіи эемной силы. А если нуждается, то не свидѣтельствуется ли симъ недостатокъ дерзновенія вѣры?… А если проявляется недовольное дерзновеніе вѣры со стороны оффиціальныхъ охранителей вѣры, то какъ же остановить и въ обществѣ тотъ духъ невѣрія, которымъ обуреваются совѣсти — оскорбленныя въ своемъ святомъ правѣ свободы?…
Мы могли бы, для болѣе полной характеристики отношенія государства къ православной господствующей вѣрѣ, привести и еще нѣсколько статей изъ того же Свода полицейскихъ уставовъ, но отлагаемъ это до другаго раза.