Глава XVIII. Всемогущество государства; древние не знали индивидуальной свободы
Гражданская община была основана на религии, ее построение было подобно церковной организации. Отсюда проистекала ее сила, отсюда проистекали также и ее всемогущество и неограниченное господство над своими членами. В обществе, основанном на подобном принципе, личная, индивидуальная свобода существовать не может. Гражданин был подчинен во всем и безо всякого исключения гражданской общине — государству; он принадлежал ему всецело. Религия породила государство, и государство поддерживало религию; они опирались взаимно друг на друга, составляя одно целое. Эти две силы, соединенные и слитые вместе, образовали почти сверхчеловеческую мощь, которой были в равной степени подчинены и душа, и тело человека.
В человеке не было ничего независимого. Его тело принадлежало государству и было посвящено его защите; в Риме гражданин был обязан нести военную службу до сорока шести лет, в Афинах и Спарте — всю жизнь. Имущество граждан было всегда в полном распоряжении государства; если гражданская община нуждалась в деньгах, то она могла приказать женщинам отдать ей свои драгоценности, кредиторам — уступить ей получение по домовым обязательствам; владельцам оливковых садов — отдать ей даром все выработанное ими масло. Частная жизнь также не ускользала от этого всевластного государства. Многие из греческих гражданских общин запрещали человеку оставаться неженатым. Спарта наказывала не только тех, кто не женился совсем, но и тех, кто женился поздно. В Афинах государство имело право предписать труд, а в Спарте — праздность. Тирания государства простиралась до самых мелких вещей: в Локрах закон запрещал мужчинам пить чистое, не смешанное с водою вино; в Риме, Милете и в Марсели он запрещал это женщинам. Обыкновенно одежда устанавливалась неизменно законами каждой гражданской общины: законодательство Спарты определяло, как должны убирать голову женщины; законодательство Афин запрещало им брать с собою в дорогу более трех одежд. В Родосе закон запрещал брить бороду; в Византии он наказывал штрафом того, кто имел у себя бритву; в Спарте, наоборот, закон требовал, чтобы граждане брили усы.
Государство имело право не терпеть в своей среде уродливых или безобразных граждан. Вследствие этого оно повелевало отцу, у которого родится уродливый ребенок, убить его. Этот закон находился в древних законодательных сборниках Спарты и Рима. Мы не знаем, существовал ли он также и в Афинах; нам известно только, что Аристотель и Платон вписали его в свое идеальное законодательство.
В истории Спарты есть одна черта, которая весьма восхищала собою и Плутарха, и Руссо. Спарта только что потерпела поражение при Левктрах, где погибло очень много ее граждан. При этом известии родственники убитых должны были появляться публично с радостными, веселыми лицами. Мать, знавшая, что ее сын избежал гибели и что она его вскоре увидит, выказывала печаль и плакала; наоборот, та мать, которая знала, что ее сын погиб и что она не увидит его более, выказывала радость и обходила храмы, благодаря богов. Каково было могущество государства, которое предписывало извращение естественных чувств и находило в ответ повиновение!
Государство не допускало, чтобы человек мог оставаться равнодушным к его интересам; ни философ, ни человек науки не имели права устраняться от государственной жизни. Для каждого являлось обязательным подавать свой голос в народных собраниях и отправлять известные государственные должности, когда до него доходила очередь. В те времена, когда так обычны были раздоры партий, афинский закон не позволял гражданину оставаться безучастным, нейтральным; он должен был бороться за ту или иную партию; относительно же тех, кто желал оставаться в стороне от всякой деятельности и пребывать в спокойствии, закон объявлял тяжелое наказание, а именно — он лишал их права гражданства.
Воспитание также было далеко не свободно у греков. Можно сказать, напротив, что не было области, где бы государство оберегало усиленнее свое владычество. В Спарте отец не имел никакого права на воспитание своего ребенка. В Афинах закон был, кажется, менее строгим, но гражданская община установила общее воспитание под руководством своих избранных наставников. Аристофан в весьма красноречивом изображении представляет нам афинских детей, отправляющихся в школу: в полном порядке, распределенные по кварталам, идут они сомкнутыми рядами в дождь и в снег и при блеске солнца; эти дети как будто уже сознают, что они выполняют гражданский долг. Государство желало само руководить всецело воспитанием, и Платон указывает на мотивы подобного требования: «Родители не должны иметь свободного выбора в вопросе, посылать ли своих детей к учителям, которых избрало государство, или не посылать, потому что дети принадлежат более гражданской общине, чем своим родителям». Государство смотрело на тело и душу каждого гражданина как на свою собственность, поэтому оно и желало образовать и тело, и душу таким образом, чтобы извлечь для себя возможно больше пользы. Оно обучало граждан гимнастике, потому что тело человеческое служило оружием для гражданской общины, и оружие это должно было сделаться настолько сильным и настолько ловким, насколько только это было возможно. Оно обучало граждан также пению религиозных гимнов, священному песнопению, потому что эти знания были необходимы для правильного совершения жертвоприношений и правильного исполнения празднеств гражданской общины.
За государством признавалось право не допускать свободного преподавания наряду с преподаванием государственным. В Афинах был издан однажды закон, запрещавший обучать молодых людей без разрешения правительства, и другой, запрещавший особо преподавание философии.
Человек не мог свободно избирать свои верования. Он должен был верить и подчиняться религии гражданской общины. Можно было ненавидеть или презирать богов соседней общины; что касается богов общего, так сказать, мирового характера, как Юпитер Небесный или Кибела или Юнона, то тут предоставлялась свобода верить в них или нет; но не следовало и осмеливаться сомневаться в Афине Полиаде, Эрехтее или в Кекропсе. Это было бы страшное нечестие, это было бы одновременное покушение и на религию, и на государство, и за такой проступок государство наказало бы строго. Сократ за преступление подобного рода был осужден на смерть. Свобода мнения о религии гражданской общины была совершенно неизвестна древним. Обязательно было приноравливаться ко всем правилам культа, появляться во всех процессиях, принимать участие в священной трапезе. Афинское законодательство налагало наказание на тех, кто уклонялся от празднования национальных праздников.
Итак, древние не знали ни свободы частной жизни, ни свободы воспитания, ни свободы религиозной. Человеческая личность значила чрезвычайно мало по сравнению с той священной, почти божественной властью, которая называлась отечеством или государством. Государству принадлежало не только право суда, как в наших современных государствах, по отношению своих граждан; государство имело право подвергать наказанию и совершенно невинного человека по той единственной причине, что тут могли быть затронуты интересы государства. Аристид не совершил безусловно никакого преступления, и никто его в этом даже и не подозревал, но гражданская община имела право изгнать его из пределов своей области в силу того единственного мотива, что своими высокими качествами он приобрел слишком сильное влияние и мог бы стать опасным, если бы того захотел. Это называлось остракизмом; институт этот существовал не только в Афинах, мы находим его и в Аргосе, в Мегаре, в Сиракузах, а по словам Аристотеля, он существовал во всех гражданских общинах Греции, где господствовал демократический образ правления. Остракизм, таким образом, не был наказанием; это была предосторожность, которую принимала гражданская община против своего члена, если она подозревала, что он мог стать в один прекрасный день неудобным для нее. В Афинах можно было обвинить и осудить человека за негражданский образ мыслей, т. е. за недостаток любви к государству. Жизнь человека не была ничем ограждена с того момента, как только вопрос касался интересов гражданской общины. В Риме издан был закон, разрешающий убить всякого человека, который возымел бы намерение стать царем. Известное правило, что благо государства — есть высший закон, было формулировано древними. Считалось, что право, справедливость, нравственность — все решительно должно уступать перед интересами отечества.
Среди всех человеческих заблуждений одним из самых больших является та идея, будто бы в древних гражданских общинах человек пользовался свободой. Он не имел о ней даже и понятия. Он не думал, что может существовать с полным правом наравне с гражданской общиной и ее богами. Вскоре мы увидим, что хотя образ правления изменял несколько раз свою форму, но природа государства оставалась почти одна и та же, и его абсолютная власть почти нисколько не уменьшалась. Форма правления называлась по очереди монархией, аристократией, демократией, но ни один из этих переворотов не дал человеку истинной свободы, свободы личной, индивидуальной. Обладать политическими правами, голосовать в народных собраниях, назначать должностных лиц, иметь право стать архонтом — вот это называлось свободой; но человек был от того не менее порабощен государством. Древние и особенно греки чрезвычайно преувеличивали значение и права общества: это происходило, без сомнения, от того священного и религиозного характера, каким были облечены общества при своем возникновении.